Кафе лунатиков Гамильтон Лорел
– Хороший прощальный поцелуй, ma... Анита. Если вы всерьез намереваетесь встречаться со мной, он будет не последним.
Я злобно на него глянула. Мне хотелось попросить его убраться к чертям, но что-то было такое в том, как он стоял...
– Если я скажу “никаких поцелуев”, что тогда?
– Сегодня я уйду. – Он шагнул ко мне чуть ближе, почти соприкасаясь. Ткань его рубашки зашуршала по моей футболке. – Но если вы дарите поцелуи Ричарду, а я такой привилегией не пользуюсь, наше соглашение отменяется. Если я не могу вас касаться, а он может, это трудно назвать честной игрой.
Я согласилась с ним встречаться, потому что тогда это казалось удачной мыслью, но сегодня... Я не до конца продумала все последствия. Встречаться, целоваться, разбираться в своих чувствах. Ой-ой-ой!
– Я не целуюсь после первого свидания.
– Но вы уже целовали меня, Анита.
– Не по своей воле.
– Только не говорите, что вам не понравилось, ma petite.
Я бы с удовольствием соврала, но ни один бы из них не поверил.
– Вы наглый подонок!
– Не настолько наглый, насколько мне хотелось бы.
– Ты не должна делать того, чего делать не хочешь, – сказал Ричард. Он стоял на коленях на диване, вцепившись руками в спинку.
Я покачала головой. Вряд ли я могла бы это выразить словами, но если мы собираемся так жить, то Жан-Клод прав. Я не могу подыгрывать Ричарду и не подыгрывать ему. Хотя это давало мне отличный стимул не дойти с Ричардом до конца. Зуб за зуб и так далее.
– После нашего первого свидания вы получите мой поцелуй по доброй воле, но не раньше, – сказала я. Придется мне сделать над собой настоящее усилие.
Он покачал головой.
– Нет, Анита. Вы сами мне сказали, что Ричарда вы не только любите, но он вам импонирует. Что вы видите возможность прожить жизнь с ним, но не со мной. Ричард куда более симпатичен, в этом я с ним состязаться не могу.
– Кончайте вашу проповедь, – сказала я.
Он поглядел на меня синими-синими глазами. Без вампирского волшебства, но была в них какая-то тяжесть. Без волшебства, но с не меньшей опасностью.
– Но есть одна область, в которой я могу состязаться с ним. – Я ощутила его взгляд всем телом, как прикосновение. Тяжесть взгляда заставила меня задрожать.
– Перестаньте!
– Нет. – Одно слово, мягкое, нежное. Голос Жан-Клода был одним из его лучших приемов. – Один поцелуй, Анита, или мы на этом закончим, сегодня же. Я не отдам вас без борьбы.
– Вы сегодня будете драться с Ричардом только потому, что я не подарила вам поцелуй?
– Дело не в поцелуе, ma petite. Дело в том, что я увидел, когда вы встретили его у двери. Я видел, как вы становитесь парой у меня на глазах. Я должен вмешаться немедленно, или все пропало.
– Ты голосом заманиваешь ее в ловушку, – сказал Ричард.
– Я обещаю, сегодня – никаких приемов.
Если он сказал “никаких приемов”, значит, так и будет. Давая слово, он его держит. Это также значило, что он будет драться с Ричардом за этот поцелуй. Оба пистолета я оставила в спальне – думала, сегодня нам ничего не грозит. Да, наверное, я здорово устала, если так сделала.
– Ладно, – сказала я.
– Анита, ты не должна делать ничего, чего не хочешь делать, – сказал Ричард.
– Если мы влетим в кровавую кашу, пусть это будет из-за чего-то более важного, чем поцелуй.
– Ты этого хочешь. Хочешь его поцеловать.
Судя по голосу, Ричард не был особо рад.
Что мне было сказать?
– Чего я на самом деле хочу – это пойти лечь, и одной. Спать я хочу.
По крайней мере это была правда. Пусть не вся правда, но достаточно, чтобы заработать недоуменный взгляд Ричарда и преувеличенный вздох Жан-Клода.
– Тогда, если это такой неприятный долг, давайте исполним его быстро, – предложил Жан-Клод.
Мы стояли так близко, что ему даже не пришлось делать полный шаг. Наши тела прижались друг к другу. Я попыталась поднять руки, разделить их, но руки скользнули по голой коже его живота. Я отдернулась, сжав кулаки. Ощущение этой кожи не уходило с рук.
– В чем дело, ma petite?
– Оставь ее в покое! – сказал Ричард. Он стоял возле дивана, полусжав руки. Сила снова пробежала у меня по коже мурашками. Она исходила от него, как медленный ветер. Волосы упали на половину его лица, и он смотрел, как из-под вуали. Лицо его оказалось в тени. Свет блестел на его обнаженной коже, отбрасывая тени – серые, золотые, черные. Какой-то он стал первобытный. По комнате пронеслось низкое рычание, отдавшееся у меня в позвоночнике.
– Ричард, прекрати!
– Он действует на тебя своими силами. – Голос Ричарда был неузнаваем. Низкий, басовый рык, в котором было мало человеческого. Я была рада, что на лице его лежит тень и я не вижу, что с ним творится.
Я так боялась, что Жан-Клод начнет схватку с Ричардом, что даже не подумала, как бы Ричард сам первый не начал.
– Он не действует на меня силой. Просто я коснулась его кожи, вот и все.
Он шагнул под свет, и лицо его было нормальным. Что же произошло за этим гладким горлом, за этими любимыми губами, что голос его стал таким чудовищным?
– Одевайся и уходи.
– Что?
Губы его шевелились, но слышался все тот же рычащий голос. Как в плохо дублированном кино.
– Если Жан-Клоду нельзя на тебя нападать, то тебе тем более нельзя нападать на Жан-Клода. Я думала, что он – единственный монстр, с которым мне приходится иметь дело. Если ты не можешь вести себя как человек, Ричард, тогда убирайся.
– А как же мой поцелуй, ma petite?
– Вы оба меня уже сегодня достали до предела, – сказала я. – Все вон отсюда.
Смех Жан-Клода заполнил полумрак комнаты.
– Как хотите, Анита Блейк. Почему-то вдруг мне стало спокойнее за вас и месье Зеемана.
– Пока вы не начали себя поздравлять, Жан-Клод, – сказала я, – я отзываю свое приглашение.
Раздался звук, похожий на звук лопнувшего пузыря. Комнату наполнил рев. Дверь распахнулась, ударившись о стену. Как невидимая река, налетел ветер, дергая нас за одежду, разметывая волосы по лицу.
– Вы не должны этого делать, – сказал Жан-Клод.
– Должна.
Будто невидимая рука вытолкнула его в дверь. И та же рука с треском ее захлопнула.
– Прости меня, – сказал Ричард. Рычание исчезло, голос был почти нормальным. – Я сильно разозлился, а сейчас почти полнолуние.
– Не хочу этого слышать, – сказала я. – Уходи.
– Анита, прости меня. Обычно я не теряю самообладание до такой степени. Даже так близко к полнолунию.
– А что сегодня особенного?
– Я никогда не был влюблен. Это мешает держать себя в руках.
– Это не любовь, это ревность, – сказала я.
– Скажи мне, что у меня нет причин ревновать, Анита. Заставь меня в это поверить.
Я вздохнула:
– Ричард, уходи. Мне еще чистить пистолеты и нож до того, как лечь спать.
Он улыбнулся и покачал головой.
– Кажется, сегодня я не очень тебя убедил, насколько я человек.
Он обошел диван, подобрав на ходу свитер с пола – он там лежал, аккуратно сложенный.
Свитер он натянул через голову, вытащил из кармана заколку и стянул волосы хвостом на затылке. Даже сквозь свитер были видны шевелящиеся мышцы рук. Он надел туфли, наклонился их завязать.
Пальто у него было длинное, до щиколоток, и в полумраке казалось пелериной.
– Боюсь, я тоже поцелуя не получу.
– Спокойной ночи, Ричард, – сказала я.
Он глубоко вдохнул и медленно выдохнул.
– Спокойной ночи, Анита.
И он ушел. Я заперла дверь, почистила оружие и пошла спать. После спектакля, который устроили Ричард и Жан-Клод, единственный спутник, которого я хотела взять с собой в кровать, – браунинг. Ладно, браунинг и игрушечный пингвин.
32
Телефон звонил. Казалось, что он звонит уже давно. Я лежала в кровати и слушала звонки, думая, когда же этот чертов автоответчик наконец возьмет трубку. Потом перекатилась и потянулась к телефону. Его не было. Звон шел из другой комнаты. А, черт, я ж забыла поставить его на место.
Пришлось выползти из-под теплого одеяла и плестись в гостиную. Наверное, он раз пятнадцать позвонил, пока я взяла трубку и опустилась на пол, прижимая к щеке наушник.
– Кто это?
– Анита?
– Ронни?
– У тебя ужасный голос.
– Вид еще ужаснее.
– Что случилось?
– Потом. Ты почему звонишь... – я посмотрела на часы, – в семь часов утра? Если по пустякам, Ронни, я тебе не завидую.
– Никаких пустяков. Я думаю, нам надо застать Джорджа Смитца, пока он не ушел на работу.
– Зачем?
У меня саднило лицо. Я легла на ковер, прижимая трубку к уху. Ковер был мягкий-мягкий.
– Анита, Анита, ты меня слышишь?
Я мигнула и поняла, что заснула снова. Тогда я села и прислонилась к стене.
– Слышу, но пропустила все, что ты сказала, кроме того, что нам нужно поговорить со Смитцем до работы.
– Я знаю, Анита, что ты не жаворонок, но раньше ты на моих словах не засыпала. Сколько ты этой ночью спала?
– Около часа.
– Господи, извини меня, Анита. Но я знала, что ты захочешь знать. Я нашла, можно сказать, дымящийся пистолет.
– Ронни, ради Бога, о чем это ты?
– У меня есть фотографии Смитца с другой женщиной. – Она дала мне пару секунд, чтобы это переварить. – Анита, ты еще здесь?
– Здесь. Я думаю. – Это было труднее, чем мне бы хотелось. Я с утра всегда не в форме. После всего часа отсыпа я от этой формы была еще дальше. – Так почему это дымящийся пистолет?
– Очень часто человек сообщает о пропавшем супруге, чтобы отвести от себя подозрения.
– Ты думаешь, что Смит ухлопал свою жену?
– Ты поэтично выражаешься, но мысль верна.
– Зачем? Многие мужчины обманывают жен, но по большей части они их не убивают.
– Есть решающая зацепка. Получив эти фотографии, я поговорила с владельцами оружейных магазинов в округе. Он покупал серебряные пули в магазине возле своей мясной лавки.
– Не очень умно.
– Убийцы, как правило, дураки.
Я кивнула, сообразила, что она этого не видит, но не важно.
– Да, похоже, что мистер Смитц не такой безутешный вдовец, каким притворяется. И что ты собираешься делать?
– Застать его дома врасплох.
– Почему не сказать копам?
– Продавец не до конца уверен, что это был Смитц.
Я закрыла глаза.
– Великолепно. И ты думаешь, что он перед нами расколется?
– Может быть. Он делил с ней кров пятнадцать лет. Она мать его детей. У него должно быть огромное чувство вины.
После часа сна я не слишком хорошо соображаю.
– Копы. Во всяком случае, надо, чтобы копы ждали на лестнице.
– Анита, он мой клиент. Я не отдаю клиентов копам без крайней необходимости. Если он сознается, я их приведу. Если нет, передам то, что у меня есть. Но я должна сделать это по-своему.
– Хорошо, ты ему позвонишь и скажешь, что мы едем, или мне это сделать?
– Я позвоню. Я только думала, что ты захочешь присутствовать.
– Ага, только скажи мне, когда.
– Он еще не ушел на работу. Я позвоню ему и заеду за тобой.
Я хотела сказать “Не надо, я пойду досыпать”, но что, если он ее убил? Если он убил и остальных? Джордж не показался мне настолько опасным, чтобы он мог убивать оборотней, но я его приняла за искренне убитого горем человека. Безутешного вдовца. Что я вообще о нем знаю?
– Я буду готова, – сказала я и повесила трубку, не попрощавшись. Становлюсь хуже Дольфа. Надо будет извиниться, когда Ронни заедет.
Не успела я встать, как телефон снова зазвонил.
– Ронни, что еще?
– Анита, это Ричард.
– Извини, Ричард. Что случилось?
– У тебя ужасный голос.
– А у тебя нет. Ты спал ненамного больше меня. Почему же тебе настолько лучше? Ты что, жаворонок?
Он рассмеялся:
– Грешен, каюсь.
Мохнатость я могла бы простить. Но жаворонок? Нет, тут надо подумать.
– Ричард, не пойми меня неправильно, но что тебе нужно?
– Пропал Джейсон.
– Кто такой Джейсон?
– Молодой самец, блондин, который полз на тебя в “Кафе лунатиков”.
– Да, помню. Значит, это он пропал.
– Да. Джейсон один из новеньких. Сегодня полнолуние. Он бы не рискнул именно сегодня бродить один. Его куратор к нему зашел, а его не было.
– Куратор – это как у “Анонимных алкоголиков”?
– Вроде того.
– Следов борьбы нет?
– Нет.
Я встала, подтянув к себе телефон и пытаясь думать сквозь броню свинцовой усталости. Как это Ричард смеет говорить таким жизнерадостным голосом?
– Муж Пегги Смитц – Ронни его поймала с другой женщиной. Возможно, что он покупал серебряные пули – продавец его узнал, но не уверен.
На том конце провода наступило молчание. Слышалось тихое дыхание, но и все. Чуть слишком частое дыхание.
– Ричард, говори!
– Если он убил Пегги, мы этим займемся.
– Тебе не пришло в голову, что он может стоять за всеми исчезновениями?
– Не вижу как.
– Почему нет? Серебряной пули достаточно для любого оборотня. Особого искусства не нужно. Нужно только, чтобы этот оборотень тебе доверял.
Еще пауза.
– Ладно, так что ты хочешь сделать?
– Мы с Ронни хотим прижать его к стенке сегодня утром. Теперь, когда пропал Джейсон, нет времени ходить вокруг да около. Ты можешь дать мне пару оборотней, чтобы нагнать страху на Смитца? Может быть, немножко грубой силы откроет нам правду быстрее.
– Я сегодня работаю, и я не могу позволить себе раскрываться перед ним.
– Я не просила тебя прийти. Просто кого-нибудь из вас. Но таких, чтобы выглядели устрашающе. Ирвинг, может, и вервольф, но с виду он не очень страшный.
– Я кого-нибудь пришлю. К тебе домой?
– Да.
– Когда?
– Как можно быстрее. Да, Ричард...
– Что?
– Не говори никому, что мы подозреваем Джорджа Смитца. Я не хочу застать от него лохмотья, когда мы приедем.
– Я этого не стану делать.
– Ты не станешь, но Маркус вполне может, а Райна точно сделает.
– Я им скажу, что у тебя есть подозреваемый и ты просишь подкрепления. Кто он, я им не скажу.
– Отлично, спасибо.
– Если ты найдешь Джейсона раньше, чем его убьют, “спасибо” будет за мной.
– Я возьму с тебя натурой, – сказала я и тут же пожалела. Это было правдой, но после этой ночи – не совсем.
– Договорились, – засмеялся он. – Мне пора на работу. Я тебя люблю.
Я колебалась только секунду.
– Я тебя тоже. Учи сегодня деток как следует.
Он мгновение молчал. Мое колебание он услышал.
– Обязательно. Пока.
– Пока.
Повесив трубку, я стояла еще минуту. Если кто-то бродит по городу и отстреливает оборотней, то Джейсона уже нет в живых. Единственное, что я смогу тогда сделать, – найти тело. Это лучше, чем ничего, но не намного.
33
Чуть позже девяти утра мы подъехали к дому Джорджа Смитца. Машину вела Ронни, я сидела рядом, а на заднем сиденье – Райна и Габриэль. Кабы меня спросили, я бы выбрала в подкрепление кого-нибудь другого. И уж точно не бывшую любовницу моего кавалера. О чем Ричард думал? А может быть, она не оставила ему выбора. Это я о том, что она сегодня здесь, а не о сексе. О том – я даже точно не могу сказать, что чувствую. Ладно, ладно, могу. Я злюсь. Ну, я тоже когда-то с кем-то спала. Кто живет в стеклянном доме... и так далее. Как бы там ни было, а Ричард дал мне именно то, что я просила: страшных и пугающих оборотней. В следующий раз надо просить конкретнее.
Габриэль опять был облачен в черную кожу. Может быть, это даже был тот самый наряд, в котором я его видела впервые, вплоть до перчатки с металлическими заклепками. Может быть, весь его гардероб – один большой фестиваль кожи. Колец в ушах не было.
А Райна оделась в достаточной степени обычно. В своем роде. У нее было меховое манто до щиколоток – из лисы. Одно дело каннибализм, но носить шкуры своих мертвецов? Это слишком даже для такой психованной адской стервы. Да, конечно, она волк, а не лиса, но я-то не ношу мехов по моральным соображениям, а ей плевать.
Она перегнулась ко мне через спинку сиденья.
– Зачем мы стоим перед домом Пегги?
Пора было выкладывать все начистоту. И почему мне этого не хотелось? Отстегнув ремень сиденья, я повернулась. Она смотрела на меня с вполне доброжелательным лицом. Из своей ликантропской лицевой структуры она состроила высокие скулы и сочный рот. Может быть, планировала сегодня что-нибудь гнусное.
Габриэль перегнулся через спинку, и перчатка с заклепками скользнула по руке Ронни. Даже через замшевое пальто это прикосновение вызвало дрожь.
– Тронь меня еще раз, и я тебе твою собственную руку скормлю! – Она отодвинулась, насколько позволил руль, то есть не очень далеко. Габриэль уже несколько раз за поездку к ней прикасался. Дразнил, не приставал, но все равно это было неприятно.
– Руки слишком костлявые. Я люблю более нежное мясо. Предпочитаю груди или бедра, – сказал Габриэль.
У него глаза блестели даже при солнце, может быть, еще сильнее, чем ночью. Такой у них был светло-серый цвет, что они почти светились. Я уже видела такие глаза, но где – не могла припомнить.
– Габриэль, я знаю, что ты зануда. И я знаю, что тебе до чертиков нравится дразнить Ронни, но если ты немедленно не перестанешь, нам предстоит проверить, какие у твоего тела восстановительные способности.
Он сдвинулся по сиденью ко мне поближе. Не лучшее изменение ситуации.
– Я твой, как только ты меня захочешь.
– Такое приближение к смерти – это и есть твое понятие о сексе?
Ронни поглядела на нас вытаращенными глазами:
– Ты мне обязательно должна рассказать, как провела вечер.
– Лучше тебе не знать.
– Зачем мы здесь? – снова спросила Райна. Она не дала себя отвлечь на Кожаного Красавца. Молодец. Но мне это было не на руку. Она смотрела на меня пристально, будто ничего важнее моего лица в мире не было. Не это ли покорило Маркуса? Многим мужчинам непреодолимо льстит такое нераздельное внимание. Да и всем нам – тоже, не так ли?
– Ронни?
Ронни достала из сумочки фотографии. Это были изображения, не требующие пояснений. Джордж проявил беспечность и не опустил шторы.
Габриэль снова опустился на сиденье, пролистал фотографии, широко ухмыляясь. На каком-то из снимков он громко захохотал.
– Вот это да!
Райна реагировала совсем по-другому. Она не позабавилась, а рассердилась.
– Вы нас сюда привезли, чтобы наказать его за то, что он изменял Пегги?
– Не совсем так, – ответила я. – Мы считаем, что он виноват в ее исчезновении. Если он виноват в одном, он может быть виноват и в других.
Райна посмотрела на меня. Все с той же полной сосредоточенностью, но на этот раз мне пришлось подавить желание съежиться. Гнев ее был ясен и прост. Джордж обидел члена стаи и должен за это расплатиться. Никакой неуверенности не было в этом взгляде – одна неподдельная ярость.