Кафе лунатиков Гамильтон Лорел

34

Райна схватила меня за руку прежде, чем я коснулась звонка. И очень быстро. У меня даже не было времени отреагировать. Ногти у нее были длинные, покрытые лаком под цвет загоревшей на солнце тыквы, и эти темно-оранжевые ногти впились мне в запястье ровно настолько, что бы чуть примять кожу. Она давала мне почувствовать силу этой тоненькой ручки. Она не делала больно, но улыбка на ее лице говорила, что это вполне в ее власти.

Я улыбнулась ей в ответ. Да, она сильна, но она не вампир. Я бы выхватила пистолет раньше, чем она сломала бы мне руку.

Она не стала ломать мне руку, а выпустила.

– Быть может, нам с Габриэлем стоит пройти через задний вход? Вы же сказали, что хотите, чтобы мы находились на заднем плане, мисс Блейк?

Она улыбалась и выглядела чертовски рассудительной. Вмятины от ногтей у меня на коже еще не разгладились.

– Я хочу сказать: посмотрите на нас, мисс Блейк. Даже если мы ничего не скажем, он наше присутствие игнорировать не сможет.

Она была права.

– А как вы войдете в заднюю дверь, если она будет заперта?

Райна посмотрела на меня взглядом, достойным Эдуарда, будто я задала ну очень глупый вопрос. Что ли я одна в этом породе не знаю, как отмыкать замки?

– Ладно, давайте.

Райна улыбнулась и пошла прочь прямо по снегу, и ее осеннего цвета волосы блестели на фоне лисьего меха. От острых каблуков коричневых туфель на снегу оставалась цепочка колотых ран. Габриэль последовал за ней, позвякивая на ходу цепями кожаной куртки. Ковбойские сапоги с металлическими заклепками затирали точки следов Райны, будто нарочно.

– Их вряд ли кто-нибудь примет за коммивояжеров, – заметила Ронни.

Я посмотрела на наши джинсы, мои кроссовки, ее сапоги, на свой кожаный жакет и ее замшевое пальто.

– Нас тоже, – ответила я.

– Точно подмечено.

Я позвонила в дверь.

Мы стояли на узком крылечке, слушая капель. Была одна из тех неожиданных оттепелей, которыми славится штат Миссури. Снег размягчался и исчезал, как снеговик на солнце. Но это ненадолго. Вообще так много снега в декабре – вещь необычная. Как правило, настоящий снег у нас ложится в январе или феврале.

Мистер Смитц не открывал долго. Наконец я услышала шаги. Что-то достаточно тяжелое направлялось к двери. Джордж Смитц открыл нам дверь в заляпанном кровью переднике, надетом на футболку.

На плече у него тоже было кровавое пятно, будто он поднимал кусок говяжьей туши, и она на него протекла. Он все время вытирал ладони о передник, будто никак не мог очистить. Наверное, он не привык ходить окровавленным или просто у него потели ладони.

Я улыбнулась и протянула ему руку. Он ее принял. Ладони у него были потными. Нервничает? Отлично.

– Как поживаете, мистер Смитц?

Он пожал руку Ронни и пригласил нас войти. Мы оказались в тесной прихожей. С одной стороны там был стенной шкаф, с другой – зеркало с низеньким подзеркальником. На нем – ваза с желтыми искусственными цветами. Бледно-желтые стены вполне с ними гармонировали.

– Позвольте принять ваши пальто?

Если он убийца, то самый вежливый из всех, с кем мне приходилось иметь дело.

– Нет, спасибо, мы не будем раздеваться.

– Пегги всегда мне выговаривала, если я не предлагал гостям снять пальто. “Джордж, ты не в сарае воспитывался. Гостям надо предложить раздеться”. – Имитация голоса звучала точно.

Мы вошли в гостиную. Здесь тоже были бледно-желтые обои с коричневыми цветочками. Диван, широкое кресло, качалка – все это было бледно-бледно желтым, почти белым. И еще искусственные цветы. Тоже желтые.

Картины на стенах, безделушки на полках, даже ковер на полу – все было желтым. Как будто сидишь в капле лимонного сока.

То ли это выразилось у меня на лице, то ли Джордж уже привык.

– У Пегги желтый – это был любимый цвет.

– Был?

– То есть есть. О Боже мой! – Он свалился на бледно-лимонный диван, закрыв лицо своими крупными руками. Только он в этой комнате выпадал из желтой гаммы. – Неизвестность – это так ужасно!

Он поднял на нас глаза, и в них блеснули слезы. Калибра этак на Оскара.

– Мисс Симз мне сказала, что у вас есть новости о Пегги. Вы ее нашли? Что с ней?

Столько искренности было в его глазах, что трудно было в них смотреть. Я все еще не могла бы сказать, что он лжет. И если бы не видела его фотографий с другой женщиной, я бы не поверила. Конечно, адюльтер – это еще не убийство. Он может быть виновен в первом и невиновен во втором. Вполне.

Ронни села на диван подальше от Смитца, но вполне дружелюбно. Ближе, чем я бы хотела быть к этому сукину сыну. Если я когда-нибудь выйду замуж и мой муж мне изменит, тогда не меня будут искать.

– Садитесь, прошу вас, мисс Блейк. Извините, я не очень хороший хозяин.

Я устроилась на краешке желтой качалки.

– Я думала, вы работаете на стройке, мистер Смитц. Зачем этот передник?

– Отец Пегги не справляется в лавке один. Он передал дело ей уже много лет назад. Может, мне придется оставить стройку, но, понимаете, он же – моя семья. Я не могу его бросить в трудном положении. Почти всю работу делала Пегги – папе уже девяносто два почти. Он один не справляется.

– И вы эту мясную лавку унаследуете? – спросила я. Мы с Ронни автоматически перешли к схеме добрый коп – злой коп. Угадайте, какая роль досталась мне.

Он моргнул:

– Наверное, да. Так я полагаю.

На этот раз он не спросил, что с Пегги. Только смотрел на меня своим душевным взглядом.

– Вы любите свою жену?

– Да, конечно. Что за вопрос?

Он уже был не столько печален, сколько рассержен.

– Ронни! – сказала я.

Она достала из сумочки фотографии и протянула ему. На первой Джордж Смитц обнимал черноволосую женщину. Пегги Смитц была блондинкой.

Лицо Смитца залила краска. Не красная, скорее багровая. Он не глядя бросил пачку фотографий на кофейный стол. Они рассыпались, показывая его самого и эту женщину на разных стадиях раздевания. Поцелуи, объятия, чуть ли не это самое в стоячем положении.

Лицо его окончательно побагровело, глаза полезли из орбит. Он вскочил, дыша резко и тяжело.

– Какого черта это значит?

– Мне кажется, снимки говорят сами за себя, – ответила я.

– Я вас нанял искать мою жену, а не шпионить за мной! – Он повернулся к Ронни, возвышаясь над ней, как башня. Здоровенные руки сжались в еще более здоровенные кулаки. Мышцы на руках надулись, вены заходили по ним червяками.

Ронни тоже выпрямилась – во все свои пять футов девять дюймов. И была очень спокойна. Если ее и беспокоило противостояние с человеком тяжелее ее на сто фунтов, этого не было видно.

– Где Пегги, Джордж?

Он поглядел на меня, на Ронни и занес руку, будто собираясь ее ударить.

– Где ты спрятал тело?

Он резко обернулся ко мне. Я спокойно сидела, глядя на него. Чтобы добраться до меня, ему надо было обогнуть кофейный столик, а за это время я наверняка могла отодвинуться. Или достать пистолет. Или вышвырнуть этого типа в окно – последнее мне нравилось все больше и больше.

– Вон из моего дома!

Ронни шагнула назад. Он стоял, как багроволицая гора, поворачиваясь то ко мне, то к Ронни.

– Вон из моего дома!

– Не выйдет, Джордж. Мы знаем, что ты ее убил. – Наверное, “знаем” – слишком сильное слово, но “мы почти уверены, что ты ее убил” прозвучало бы не так убедительно. – Если ты не собираешься драться всерьез, Джорджи, то лучше сядь.

– Да, Джордж, в самом деле лучше сядь.

Я не стала оборачиваться, чтобы посмотреть, где там Райна. Вряд ли Джордж на меня нападет, но поворачиваться спиной к разъяренному бугаю весом за двести фунтов – не очень удачная мысль.

Он глядел на Райну, ничего не понимая.

– Это что еще?

– Боже мой! – ахнула Ронни, глядя мне за спину. У нее отвалилась челюсть.

Что-то происходило за моей спиной, но что? Я встала, не сводя глаз с Джорджа, но он уже не смотрел на меня. Я отступила от него – просто для страховки. Когда дистанция стала достаточной, мне уже была видна дверь.

Райна была одета в прозрачную шелковую комбинацию и туфли на высоких каблуках – а больше ни во что. Меховое манто было распахнуто, и кроваво-красное белье театрально очерчивало контуры ее тела.

– Ты ведь обещала держаться в тени, пока я тебя не позову.

Она сбросила мех, и он лег на пол пушистой кучкой. Райна двинулась в комнату, покачивая всем, что могло шевелиться.

Мы с Ронни переглянулись. Она губами произнесла: “Что происходит?” Я пожала плечами. Сама понятия не имела.

Райна перегнулась через шелковые цветы на кофейном столике, давая Джорджу Смитцу тщательно рассмотреть свою стройную заднюю часть.

У него краска отлила от лица, руки медленно разжались, и вид сделался недоуменным. За компанию со мной и с Ронни.

Райна глянула на него и улыбнулась. Потом очень медленно встала, давая Джорджу рассмотреть высокие тугие груди. Его глаза просто приклеились к ее декольте. Она провела руками вниз по комбинации, закончив проход в районе паха. Джордж проглотил слюну – с некоторым трудом.

Райна медленно подошла к нему почти вплотную. Глядя снизу вверх, она шепнула чувственными губами:

– Где Джейсон?

– Какой Джейсон? – нахмурился он.

Райна лакированными ногтями погладила его по щеке. Ногти полезли из пальцев, становясь все длиннее, пока не превратились в огромные крючковатые когти. А кончики их сохранили цвет обгоревшей тыквы.

И этими когтями она взяла его под подбородок, чуть прижав, так, чтобы не проткнуть кожу.

– Я чуть нажму, и ты будешь раз в месяц с удовольствием выть.

Это была ложь. Она сохраняла человеческий вид и не была контагиозна. Но у Смитца краска отхлынула от лица, и оно стало цвета выбеленной бумаги.

– Где тело вашей жены, мистер Смитц? – спросила я.

– Не понимаю... Не знаю, о чем вы говорите.

– Не лги мне, Джорджи, я этого не люблю! – Райна подняла вторую руку на уровень его глаз, и когти скользнули наружу, как ножи из ножен.

Он захныкал.

– Где Пегги, Джордж? – Она говорила шепотом, все еще голосом, полным соблазна. Таким голосом надо шептать не угрозы, а “я люблю тебя”.

Держа когтями его под челюсть, она медленно опустила вторую руку. Он следил за этой рукой глазами, попытался опустить голову, но его остановили когти Райны. Он судорожно вздохнул.

Райна прорезала когтями окровавленный передник. Два быстрых резких разреза. Одежда под фартуком осталась целой. Талант.

– Я... я убил ее. Я убил Пегги, о Господи! Я ее застрелил.

– Где тело?

Это спросила я. Райна слишком увлеклась процессом, чтобы помнить о деталях.

– В сарае. Там земляной пол.

– Где Джейсон? – спросила Райна. Кончики когтей коснулись его джинсов над пахом.

– О Боже правый, я не знаю никакого Джейсона! Не знаю. Не знаю!

Он говорил судорожными выдохами.

В комнату вошел Габриэль. Где-то он оставил свой кожаный пиджак и был теперь одет в тугую черную футболку, кожаные штаны и сапоги.

– У того, кто убрал Джейсона и остальных, есть яйца, а у этого мозгляка их нет.

– Это правда, Джордж? У тебя яиц нет?

Райна прижалась к нему грудью, все еще держа когти у него под челюстью и в паху. Нижние когти прижались к джинсовой ткани, не разрывая ее до конца.

– Пожалуйста, не надо, не надо!

Райна придвинулась лицом почти вплотную к нему. Нажим когтей заставил его встать на цыпочки – или подбородок оказался бы разрезанным.

– Жалкий ты тип!

Она вспорола когтями его джинсы.

Джордж потерял сознание. Райне пришлось убрать руки, чтобы его не взрезать. В когтях остался почти правильный круг джинсовой ткани. Из дыры в штанах выглядывали короткие белые отростки.

Габриэль присел возле тела, балансируя на цыпочках.

– Этот человек Джейсона не трогал.

– Жаль, – ответила Райна.

Действительно, жаль. Кто-то убил восемь – нет, семь оборотней. Восьмой была Пегги Смитц. Ее убийца лежал здесь на ковре с вырванной ширинкой. А тех кто убил и почему? Зачем кому-то могут понадобиться семь ликантропов? Тут у меня что-то щелкнуло. Нага был ободран живьем. Будь он не нагой, а ликантропом, любая ведьма могла бы с помощью его шкуры перекинуться змеей. Есть такой способ быть оборотнем со всеми преимуществами и без недостатков этого состояния. Тогда ты не подчиняешься луне.

– В чем дело, Анита? – спросила Ронни.

– Мне надо поехать в больницу, кое с кем там поговорить.

– Зачем? – Одного моего взгляда хватило, чтобы Ронни сказала: – Ладно, я только вызову полицию. Но поведу я.

– А, черт! – Я подняла глаза и увидела мелькнувший на улице автомобиль. Зеленая “мазда”. Знакомая машина. – Меня подвезут.

Я открыла дверь и выскочила на тротуар, маша рукой. Машина притормозила и остановилась рядом с машиной Ронни.

Окно опустилось по нажатию кнопки, за рулем сидел Эдуард в темных очках.

– Я уже несколько дней слежу за Райной. Как ты меня засекла?

– Глупое везение.

– Не такое уж глупое, – ухмыльнулся он.

– Меня надо подвезти.

– А как быть с Райной и ее кожаным приятелем?

Мне хотелось рассказать ему, что Габриэль – это и есть второй ликантроп в порнухе с убийством, но если сделать это сейчас, Эдуард пойдет и его убьет. Уж во всяком случае, не подвезет меня в больницу. Расставим приоритеты правильно.

– Можем забросить их по домам или пусть берут такси.

– Такси, – предложил Эдуард.

– И я того же мнения.

Эдуард объехал вокруг квартала, чтобы подождать там меня. Райну и Габриэля легко убедили взять такси рядом с каким-нибудь другим домом, они не хотели разговора с полицией – можете себе представить? Джордж Смитц пришел в себя, и Ронни убедила его сознаться во всем полиции, когда та приедет. Я извинилась перед Ронни, что бросаю ее, и пошла на ту сторону квартала, где ждал меня Эдуард. Мы ехали в больницу поговорить с нагой – в надежде, что он уже в сознании.

35

Перед входом в палату наги имел место полицейский пост. Эдуард остался в машине – что ни говори, а полиция его разыскивала. Одно из неудобств работы с Эдуардом и с полицией – с ними невозможно работать одновременно.

У палаты дежурила маленькая женщина с хвостом светлых волос. Около двери был стул, но женщина стояла, положив руку на рукоять пистолета. Светлые глаза оглядели меня с подозрительным прищуром.

– Анита Блейк – это вы?

– Да.

– Есть у вас удостоверение личности?

Говорила она круто, по-деловому – новичок, наверное. Только у новичков такое усердие. Старый коп тоже попросил бы удостоверение, но нормальным голосом.

Я показала ей свою пластиковую нагрудную карточку – ту, что цепляю к рубашке, когда приходится проходить сквозь полицейские заграждения. Не полицейская карточка, но лучшее, что у меня есть.

Она взяла ее и стала долго рассматривать. Я подавила желание спросить, не учит ли она ее наизусть. Полицейских злить не стоит, особенно по мелочам.

Наконец она отдала мне табличку, и глаза ее были синими и холодными, как зимнее небо. Очень суровыми. Наверное, она каждое утро репетирует этот взгляд перед зеркалом.

– Этого больного никто не должен допрашивать без присутствия полиции. Когда вы позвонили и попросили разрешения с ним говорить, я связалась с сержантом Сторром. Он едет сюда.

– Сколько мне придется ждать?

– Мне неизвестно.

– Послушайте, там пропал человек, и промедление может стоить ему жизни.

Тут она обратила на меня внимание.

– Сержант Сторр не упоминал о пропавшем человеке.

Черт, я и забыла, что полиция не знает о пропавших оборотнях!

– Я не думаю, что вы нарочно затягиваете время, но ведь на карту поставлены человеческие жизни.

Выражение глаз сменилось с непреклонного на скучающее.

– Сержант Сторр говорил очень определенно. Он хочет присутствовать при вашем допросе этого человека.

– Вы уверены, что говорили с сержантом Сторром, а не с детективом Зебровски?

Вполне в духе Зебровски специально мне сделать мелкую пакость – просто чтобы позлить.

– Я знаю, с кем я говорила, мисс Блейк.

– Я не хотела сказать, что вы не знаете, просто Зебровски мог не знать, насколько мне разрешено общение с этим... э-э... свидетелем.

– Я говорила с сержантом и ясно поняла, что он сказал. Вы не войдете, пока он не приедет – такой у меня приказ.

Я начала говорить что-то резкое – и остановилась. Полицейская Кирлин была права. У нее приказ, и она не собиралась от него отступать.

Имя я прочла у нее на нагрудной табличке.

– Хорошо, сотрудник Кирлин. Я тогда подожду за углом в приемной для пациентов.

И я вышла от греха подальше, пока не сказала что-нибудь менее приятное. Мне хотелось пробиться в палату, упирая на свой ранг – но ранга-то у меня и не было никакого. Один из тех случаев, когда обстоятельства грубо напоминали мне, что я – штатская. Я таких напоминаний не люблю.

В приемной я уселась на цветастый диван, обращенный спинкой к искусственному газону с комнатными растениями. Растения эти, ростом до груди, заменяли стены, разделяя приемную на несколько вроде-бы-комнат. Иллюзия уединения, если она тебе нужна. На одной стене повыше был установлен телевизор, и никто пока не побеспокоился его включить. Тишина стояла больничная. Шумел только обогреватель, щелкая счетчиками.

Ждать было нестерпимо. Джейсон пропал. Он погиб? Если жив, сколько ему еще осталось жить? И сколько еще Дольф заставит меня ждать?

Дольф вышел из-за угла. Благослови его Господь, он заставил меня ждать очень недолго.