О чем шепчут кипарисы Корпорон Иветта

Глава 11

Манхэттен

Январь 1998

Выходя со станции метро «Эйт-стрит» недалеко от Нью-Йоркского университета, Дафна обернула вокруг шеи коричневый, связанный бабушкой шарф и, готовясь к встрече с пронизывающим ветром на Бродвее, как можно глубже спрятала в него лицо. Очередной ледяной порыв ветра, и по ее щеке скатилась слеза.

Она еще глубже упрятала лицо в колючий шарф, только вчера полученный ею из Греции. Вот черт! И на нем уже запах закусочной! Никак ей не удается избавиться от него!

Черт, черт, черт!

Несмотря на несколько слоев одежды, в которую ее укутала мать, прежде чем выпустить на улицу в такой холод, она мерзла и дрожала всем телом. Эта дрожь напомнила ей о массаже за двадцать пять центов на нелепых кроватях, к которому пристрастился Baba во время семейной поездки на Ниагарский водопад несколько лет назад.

Когда-то он узнал, что этот водопад наравне с Парфеноном входит в список семи чудес света, и с тех пор мечтал побывать там. Дафна знала об этом, но все равно очень удивилась, когда родители решились оставить закусочную на Theo Спиро – Baba никогда раньше так не поступал, – сложили вещи в «Бьюик» и отправились в двухдневную поездку на север.

Конечно, необузданная красота водопада поразила Baba, но, казалось, еще большее впечатление произвели на него вибрирующие кровати в «Говард Джонсон». Дафна бросала в узкую прорезь монеты одну за другой, отец счастливо улыбался, а его огромный живот раскачивался и трясся, словно кремовый пудинг из тапиоки, который мама готовила по воскресеньям. Она понимала, что это нехитрое удовольствие является для отца символом успеха и роскошной жизни. Он привык проводить по шестнадцать часов в день на ногах, поджаривая бургеры на раскаленном гриле, поэтому массажная кровать в номере мотеля стоимостью шестьдесят девять долларов девяносто девять центов за ночь со стенами горчично-желтого цвета, как вывеска закусочной «Натана»[32], стала для него воплощением американской мечты.

Дафна вошла в лекционный зал за полчаса до начала занятий. Она терпеть не могла приходить сюда так рано, но поезд из Йонкерса на Манхэттен ходил только дважды в час, так что ей частенько приходилось сидеть в одиночестве в лекционных залах в ожидании начала занятий. Другие студенты из пригорода обычно собирались вместе в кафе напротив, чтобы выпить по чашечке кофе и выкурить сигарету, но Дафна не выносила их пустой болтовни, сплетен и грубого флирта и предпочитала ждать в одиночестве.

Радуясь тому, что она наконец-то в тепле, Дафна принялась раздеваться, снимая один слой одежды за другим: сначала громоздкий черный пуховик, затем желтый кардиган, коричневый хлопковый джемпер и, наконец, шарф, пропитанный запахом закусочной. Уместить все это на спинке маленького стула было невозможно, так что Дафне пришлось сложить одежду на полу в проходе. Неприятно, конечно, но выбора у нее не оставалось. Студенты из пригорода выделялись тем, что носили с собой целый ворох зимней одежды и рюкзаки, набитые учебными материалами на весь предстоящий день.

Дафна знала, что не похожа на тех студентов, которые живут в университетском городке и в постоянном наркотическом угаре кочуют с одной вечеринки на другую и без стеснения занимаются сексуальными экспериментами. И все же иногда, сидя в одиночестве в лекционном зале, она представляла себя одной из них. А почему бы и нет? Может быть, она, как ее однокурсницы с растрепанными волосами, только что выскочила из постели бойфренда в общежитии и бегом прибежала сюда, чтобы не опоздать на занятия? Дафне нравилось думать, что она такая же, как другие студенты. Но ее взгляд неизбежно натыкался на кучу одежды и книг в проходе, снова и снова напоминающих ей, что вместо пьянящих ароматов ладана, пачули и утреннего секса ее характерный запах – прогорклое растительное масло из забегаловки.

Тот день перед лекцией по истории театра она никогда не забудет. И причина этому не ледяной холод на улице, а он… Алекс.

Дафна несколько раз видела Алекса в кампусе, но почти не обращала на него внимания, разве что отмечала про себя, насколько он по-американски хорош. Но в тот день, когда он вышел с докладом перед всей аудиторией, она поняла, что внешность может быть очень обманчивой. Алекс оказался не поверхностным красавчиком из привилегированной семьи, которому «нужно от симпатичной греческой девушки, как ты, только одно», как постоянно предупреждала ее мама. В тот момент, когда он заговорил, Дафна поняла, что у этого парня с васильковыми глазами – в голове не только футбол, пивные вечеринки и последний конкурс красоты женского студенческого клуба.

Алекс был в поношенной мятой рубашке и плохо отглаженных брюках-хаки. Когда он начал читать доклад, его голос дрожал и руки тряслись.

– Я считаю, что одни из самых великих, если не самые великие, строки в истории театра написал Кристофер Марло в пьесе «Доктор Фауст», – произнес Алекс. Он сделал небольшую паузу, оглядел всех присутствующих, а затем поднес лист к глазам и снова заговорил.

Дафна заметила, что, как только Алекс начал цитировать пьесу, его руки перестали трястись, а голос стал спокойным и ровным.

Закончив чтение, Алекс с легкой кривоватой улыбкой снова огляделся в надежде уловить одобрение или хотя бы какую-нибудь реакцию однокурсников, но на него смотрели лишь покрасневшие пустые глаза. И тут он заметил девушку, рядом с которой в проходе лежал ворох одежды и стопка книг.

Встретившись с Алексом глазами, Дафна робко, но понимающе улыбнулась ему.

– Отличный выбор, молодой человек! – заметил профессор. – А теперь расскажите нам, что значат для вас эти строки.

– Я считаю, что это настоящее искусство, – заговорил Алекс, снова уставившись в свои бумаги, которые сжимал обеими руками. – Мне кажется, истинное искусство пробуждает чувства: любовь, ненависть, радость, страсть, сострадание, грусть. Искусство в любом его проявлении заставляет нас переживать эти чувства и помогает понять, что мы живые люди.

Алекс замолчал, чтобы перевести дыхание, оторвал глаза от доклада и снова посмотрел на Дафну. Она немного поерзала на месте и почувствовала, что у нее засосало под ложечкой.

– Эти строки заставляют меня думать о силе отношений, которые связывают мужчину и женщину, – продолжал Алекс, – и о том, как они на нас влияют. Я думаю о том, каково это любить женщину так сильно и с такой самоотдачей, что быть готовым пойти ради нее на войну и рискнуть жизнью своих друзей, как это сделал Парис ради Елены. И если искусство рождает эмоции, то этот отрывок не дает мне покоя. Меня преследует мысль, что от самого обычного поцелуя начинают петь ангелы и человек становится бессмертным… что поцелуй открывает врата рая.

На первый взгляд его выступление было бессмысленным. Ведь это всего лишь доклад, домашняя работа и не более. И все же, наблюдая за Алексом все время его пятиминутного доклада, Дафна забыла, что основное правило в среде иммигрантов – «держись своих», и чувствовала, что ее жизнь уже не будет прежней.

– Спасибо, Алекс! Молодец! – Профессор кивком головы отпустил его.

Взяв бумаги, Алекс пошел на свое место, к пустым стульям на верхних рядах зала. Усилием воли Дафна заставила себя отвести взгляд и принялась рассматривать узор на ковровом покрытии. Ей было слишком тяжело смотреть на него, зная, что такие парни, как он, не предназначены для таких девушек, как она. Но внезапно ее грустные размышления прервал шепот откуда-то сверху:

– Извини, тут не занято?

Не поднимая глаз, она почувствовала, что это он. А он не стал дожидаться ответа, они оба знали, что это необязательно. Алекс перешагнул через вещи Дафны – у него были длинные мускулистые ноги и потертые отвороты на брюках – и сел рядом с ней. Так он появился в ее жизни.

– Привет, я Алекс, – представился он и протянул ей руку. Его длинные ресницы трепетали, когда их глаза, черные у нее и голубые у него, снова встретились.

После лекции они отправились пить кофе, решив – что им было совершенно несвойственно – не ходить на оставшиеся занятия. Всю вторую половину дня они гуляли, разговаривали и пили кофе, держась за руки под столом: сначала едва касались пальцами, а к тому моменту, как солнце начало садиться, ее ладонь уже лежала в его ладони. Пришел момент, когда Дафна поняла, что пора возвращаться домой, иначе, если она задержится, родители будут волноваться. Алекс просил ее остаться, звал к себе в комнату в общежитии. Она тоже всей душой желала этого: положить голову к нему на грудь, вдыхать его запах и слышать, как бьются рядом их сердца. Но ответила «нет».

Держась за руки, они дошли до метро, не жалуясь на пронизывающий холод и, похоже, даже не замечая его. И там, у входа на станцию «Эйт-стрит», он впервые поцеловал Дафну, двумя пальцами подняв ее подбородок.

Когда Дафна открыла глаза, она увидела, что Алекс изучающе разглядывает ее. С того мгновения Дафна очень любила смотреть в его васильковые глаза.

И сейчас очень скучала по ним.

Глава 12

Эви быстро уснула, и Дафна, прихватив белый кардиган на случай прохлады, вышла во двор. Ночь была свежей, ярко светила луна. Она обхватила себя руками за плечи, перебирая пальцами мягкую ткань.

– Ella, Дафна mou, katse etho! Садись рядом! – позвала ее Yia-yia, похлопав по стулу рядом с собой. Отблески огня падали ей на руку, высвечивая пигментные пятна и выступающие вены.

Дафна села, они любили подолгу рядом глядеть на огонь. Сначала они молчали, наблюдая, как пламя пляшет по поленьям и белые искры выскакивают из печи и кружатся в ночном ветерке, будто цирковые акробаты, на представление которых Дафна постоянно обещала отвести Эви, но никак не могла выделить время.

– Ты не замерзла, Дафна mou? – заботливо спросила Yia-yia и, взяв свой черный платок с бахромой, который висел у нее на спинке стула, накинула его на свои сгорбленные плечи.

– Нет, все хорошо.

– Может быть, съешь что-нибудь, Дафна mou?

– Нет, Yia-yia, я не голодна.

– Ты мало ела за ужином! Я же говорила, что тебе нужно набрать вес. Ты ведь не хочешь выглядеть в свадебном платье как скелет, согласись? – бабушка явно ее дразнила.

Но Дафна не могла заставить себя улыбнуться. Она смотрела на огонь, зачарованная тлеющими угольками, и чувствовала себя какой-то опустошенной.

В часы, прошедшие после ее перепалки с Янни, она столько раз прокручивала в голове случившееся, что у нее начала пульсировать кровь в висках. В итоге она пришла к странному и совершенно неожиданному для себя выводу. Сначала это было смутное ощущение, но, едва зародившись, оно уже не отпускало ее. Какими бы жесткими ни были сыпавшиеся на нее оскорбления Янни, она чувствовала, что за ними стояла искренняя забота о бабушке. Да, все его обвинения были ложными, но породила их веская причина. Можно не сомневаться: этот рыбак, судя по всему, глубоко переживает за бабушку. Дафну раздирали противоречивые чувства. С одной стороны, она готова была презирать его, ненавидеть и заставить страдать за тот хаос, в который он вверг ее жизнь за короткое время их знакомства. А с другой – разве может она плохо относиться к человеку, который так любит Евангелию и заботится о ней?

Дафна обернулась и посмотрела на Yia-yia. Мягкое мерцание огня сглаживало морщины и пигментные пятна у нее на лице. Взяв бабушкину руку, Дафна поднесла ее к губам, поцеловала все набухшие суставы и прижалась к ней щекой.

«Неужели она действительно считает, что я ее бросила? И меня нет рядом, когда она нуждается во мне?» Дафна снова почувствовала, что у нее в глазах защипало. Слезы готовы были хлынуть в любой момент, и она крепко зажмурилась. Почувствовав, что Дафна держит ее руку с огромной нежностью, Yia-yia вгляделась в ее лицо. Они хотели многое сказать друг другу, но продолжали сидеть молча.

Наконец Дафна заговорила:

– Yia-yia?

– Ne, Дафна mou?

– Yia-yia, тебе здесь одиноко? – внезапно спросила она.

– Дафна, о чем ты?

– Ты одинока здесь? Я ведь так давно не приезжала к тебе, и Mama, и Baba уже…

Yia-yia поправила платок, развязала, потом снова завязала узел под подбородком.

– Мне нужно это знать, – умоляюще произнесла Дафна. – Я понимаю, что очень много времени прошло с тех пор, как я была здесь в последний раз. Но я так старалась обо всем позаботиться! Быть уверенной, что у всех нас: у тебя, у меня и у Эви все будет в порядке.

– С нами все хорошо, koukla mou. И всегда так будет.

– Мне очень больно думать, что ты тоскуешь здесь в одиночестве, пока мы наслаждаемся жизнью в Нью-Йорке.

– Я не одинока, Дафна, я никогда не бываю здесь одна. Я у себя дома, в окружении моря, со мной ветер и деревья. Я среди тех, кто меня любит.

– Но, Yia-yia, ты ведь одна! Мы все разъехались! Да и родители покинули этот остров в поисках лучшей жизни. И сделали это не зря! В результате мы все имеем то, к чему они так стремились. И я могу дать тебе и Эви все, чего была лишена сама и о чем Mama и Baba могли только мечтать.

– Дафна, как ты думаешь, что нужно Эви? Она совсем еще малышка, а таким девочкам достаточно уметь фантазировать и быть рядом с мамой. Ей нужно твое время, она хочет шептать тебе на ухо свои секреты, и чтобы ты рассказывала ей сказки и целовала на ночь.

Услышав эти слова, Дафна нахмурилась. Она не могла вспомнить, когда в последний раз в Нью-Йорке вернулась домой рано и уложила Эви в кровать. Может быть, несколько недель назад или даже месяцев?

Yia-yia на мгновение отвернулась, а когда снова посмотрела на Дафну, в ее глазах плясали отблески огня.

– Дафна, ничто не может заменить ребенку любовь матери и ее время. Твоя Mama помнила об этом всегда, даже когда работала не покладая рук, чтобы у тебя была возможность жить другой жизнью! – Yia-yia видела, что ее внучка вжалась в стул, но все равно решила закончить мысль. – Ты обратила внимание, как она сидела сегодня у тебя на коленях, свернувшись калачиком и урча от удовольствия, как котенок? Это потому, что ты не отталкивала ее.

– Я никогда не отталкиваю дочь, – запротестовала Дафна, стараясь не сорваться на крик.

– Сегодня, когда Эви сидела у тебя на коленях, ты никуда не спешила, тебя не ждали более важные дела. Ты была совершенно спокойна и оставалась рядом с дочкой достаточно долго, так что ей удалось забраться к тебе на руки и обнять тебя, а ты обнимала ее. В это чудесное мгновение Эви почувствовала себя самым важным человеком в твоей жизни, и это сделало ее счастливой.

Дафна снова готова была расплакаться. Да что же это такое! Они не общались долгие годы, но все осталось по-прежнему: Yia-yia, как и раньше, видела ее насквозь.

– Дафна mou, я понимаю, что ты выбиваешься из сил, но в тебе больше нет жизни. Она исчезла, как и твой прежний нос. Новый – красивый и модный, да, но где же твой характер: то, что отличает тебя от других и делает особенной, живой? Ты забыла, как жить и, более того, для чего жить!

Дафна продолжала смотреть на огонь.

– Yia-yia, – произнесла она, обращаясь как будто к пламени, – тебе никогда не хотелось, чтобы твоя жизнь сложилась по-другому? Если бы ты могла изменить в ней что-нибудь, и тогда все пошло бы иначе… – Ее голос становился все тише. – Намного лучше…

– Дафна mou, – ответила бабушка, – это моя жизнь. И не важно, кто со мной рядом, кого у меня отняли, а кто уехал в поисках лучшей доли, – это моя жизнь, и другой у меня нет. Она была предсказана мне на кофейной гуще из множества чашек, предопределена небесами еще до моего рождения, и, когда моя мать рожала меня, ее крики соединялись с шепотом кипарисов, который доносил сюда морской бриз. Человек не может изменить то, что ему предначертано, Дафна. Изменить судьбу невозможно. У меня своя судьба, а у тебя своя.

У Дафны больше не было слов. Она сидела рядом с бабушкой и смотрела, как в печи догорают остатки дров.

Глава 13

В пять часов утра Дафна поняла, что больше этого не вынесет. Она лежала, разглядывая трещины в потолке, и снова и снова прокручивала в голове вечерний разговор с бабушкой. Как это возможно, что женщина без образования, совершенно безграмотная, никогда не выезжавшая за пределы Греции и редко покидающая свой дом, смогла определить, что происходит с Дафной, глубже и точнее, чем дорогой психотерапевт из Нью-Йорка, которого она посещала раз в неделю?

Ей казалось, что она сумела возродиться: владелица собственного успешного бизнеса, невеста богатого банкира. Она желала новой жизни и надеялась, что будет счастлива. В теории – такой жизни, как у нее, завидуют и стремятся к ней. Но одного бабушкиного замечания оказалось достаточно, чтобы в тщательно выстроенном фундаменте будущего Дафны начали появляться трещины.

Осторожно, чтобы не скрипнуть пружинами неудобного матраса и не разбудить дочь, Дафна спустила ноги с кровати.

Накинув кардиган поверх длинной белой ночной сорочки, она тихонько подошла к комоду и взяла мобильный телефон, который мигал красным, сообщая, что у нее есть непрослушанные голосовые сообщения.

Дафна распахнула дверь на улицу, и на нее обрушилась предрассветная симфония, которую исполнял остров: звонкая серенада сверчков, шелест листьев и ритмичный звук накатывающих на берег волн, призывающих рыбаков выйти в море, – все эти звуки подействовали на нее успокаивающе. Закрыв за собой дверь, Дафна на мгновение зажмурилась и прислушалась. Она знала, что очень скоро первый крик петуха оповестит о приходе нового дня.

На улице оказалось холоднее, чем она ожидала, поэтому Дафна взяла черный шерстяной платок, который бабушка, уходя вчера вечером спать, оставила на стуле. Осторожно пройдя босиком через двор по растрескавшейся, местами острой, плитке, она набрала номер Стивена. В Нью-Йорке было одиннадцать часов вечера, и Дафна почти не сомневалась, что ее жених уже спит. Он часто ложился рано и вставал до рассвета, чтобы быть в курсе происходящего на внешних рынках. И все же ей нужно было поговорить с ним, услышать его голос.

– Алло, – ответил он после пяти длинных гудков.

– Привет! Я тебя разбудила? – спросила она, заранее зная ответ.

– Дафна? Нет, дорогая, все в порядке. Я рад тебя слышать! – Стивен громко зевнул в трубку. – Я пытался дозвониться тебе сегодня и даже оставил сообщение. Нужно что-то делать со связью на острове. Телефонные линии не работали целый день, а твой мобильный не всегда был в сети. Ты не могла бы вызвать представителей телефонной компании и попросить их проверить, в чем дело? Может быть, нужно заменить старые провода или еще что-нибудь сделать? Мне не нравится, что я не могу связаться с тобой, особенно теперь, когда я знаю, что на вашем острове нет полиции! Меня это очень волнует, понимаешь?

– С нами все в порядке. На острове никогда не было полицейского участка, потому что он здесь не нужен. Хорошо, что у нас наконец-то появился врач! Это большой прогресс! – рассмеялась она, понимая, насколько провинциальным все это кажется Стивену.

– Очень смешно, Дафна! Я всего лишь прошу тебя разобраться со связью! Пожалуйста, ради меня!

– О, Стивен! – Дафна изо всех сил старалась сдержать смех. – Здесь все не так легко, понимаешь? Сотрудника телефонной компании придется ждать несколько недель или даже месяцев. – Подвернув вдвое подол ночной сорочки, она уселась на каменное ограждение двора. Очень скоро, как только из-за горизонта появится солнце, отсюда откроется чудесный вид на берег и порт.

Дафна понимала, что Стивена не устроит ее ответ, потому что он привык действовать и добиваться результата, но жизнь на Эрикусе подчинялась своим правилам и имела другой ритм – не такой, как на острове Манхэттен. Здесь на любое дело уходило гораздо больше времени: их остров отстал от всего мира на несколько десятилетий, и даже Корфу, находящийся всего в каких-то семи милях, уже ушел на несколько лет вперед. И все же Дафна и в этом видела прелесть Эрикусы.

– В любом случае, выясни, что ты сможешь сделать.

– Хорошо, конечно! – Дафна отлично знала, что для Стивена «решить проблему» означало найти нужного человека и заплатить ему.

– Да, обязательно! Кстати, Стивен, что было в твоем сообщении?

– Мне удалось завершить работу раньше, и я перебронировал билет: прилетаю на Корфу в два часа во вторник. Жду не дождусь, когда увижу тебя! Я очень скучаю!

– Отличные новости! – воскликнула Дафна, совершенно позабыв, что еще нет шести утра и почти весь остров спит, и спрыгнула со стены. – Я тоже скучаю!

– Планы моей семьи остались прежними, они прилетят на следующей неделе, а мне хотелось оказаться рядом с тобой как можно скорее. Я не могу так долго находиться вдали от тебя и очень хочу помочь тебе с приготовлениями. Я должен быть уверен, что все пройдет именно так, как ты об этом мечтала. Я хочу, чтобы ты была счастлива.

– Так и будет, я уверена! – Она глубоко вздохнула, набрав полные легкие влажного утреннего воздуха. – Увидимся в аэропорту. Я тебя люблю! – сказала Дафна. Нажав на кнопку, она положила телефон на ограждение и посмотрела вниз, на пляж.

Стивен приезжает во вторник, и они собираются пожениться. Все это происходит в реальности. Еще очень многое предстоит уладить, но Дафна почему-то совсем не беспокоилась из-за длинного списка дел, хотя дома он наверняка вызвал бы у нее нешуточный стресс. Трудно сказать, что повлияло на ее отношение к необходимому: чистый морской воздух, близость Yia-yia или то, что на этом острове, в отличие от Нью-Йорка, нет нужды делать все безукоризненно. Люди здесь не стремились к идеалу и даже приветствовали некоторое несовершенство. Дафне очень хотелось, чтобы свадьба прошла как положено, без накладок и шероховатостей, но сейчас она была готова к компромиссам. «Нужно зайти к Thea Нитце сегодня днем, чтобы окончательно обсудить все детали», – подумала Дафна, сделав глубокий вдох, и вытянула руки над головой. Неожиданно для себя она сладко зевнула и почувствовала, что после бессонной ночи ее веки наливаются тяжестью.

Глядя в ту сторону, где море сливается с небом, она снова потянулась и заметила небольшой проблеск в темноте, отразившийся на поверхности моря широкими серебристыми бликами. Дафна стояла под самой большой оливой в их дворе, отсюда открывался самый лучший вид на просыпающийся порт и пляж внизу. В этом была особенность скромного бабушкиного жилища. Многие другие дома на острове были более просторными и современными, с новой техникой, фасадами, выкрашенными яркой краской, и красивыми крышами из терракотовой черепицы, но ни один из них не мог похвастаться таким чудесным видом на порт, как тот, который открывался с веранды бабушкиного дома. Yia-yia часто шутила, что она – бедная женщин, владеющая бесценным видом. Стоя под оливой и наблюдая за тем, как предрассветная темнота постепенно рассеивается и из нее проступает яркое, залитое солнцем море, она поняла, что бабушка права.

Когда первые лучи солнца прорезали тьму, Дафна вспомнила голливудские фильмы о зомби. Внизу, на каждой мощенной камнем дороге или тропинке, которые вели в порт, из темноты, как в кино, вдруг появлялись силуэты рыбаков, спешащих по утренним делам. Некоторые из них были в возрасте, сгорбившиеся под весом прожитых лет и сетей, которые им приходилось таскать на себе дважды в день. Другие, еще молодые, сильные и стройные, в буквальном смысле бегом бежали к воде. Некоторые из них несли на плечах сети. Наверняка они чинили их почти весь прошлый вечер, согнувшись у огня, выкуривая одну сигарету за другой и отхлебывая пахнущее анисом узо, пока их жены готовили ужин. Молодые и старые, усталые и энергичные – все они в этот предрассветный час спешили в порт, собираясь выйти в море на своих лодках и гадая, какой улов ждет их нынешним утром.

Дафна была так поглощена наблюдением за рыбаками, что не услышала, как отворилась дверь и из дома, торопясь приступить к своим ежедневным обязанностям, вышла бабушка.

– Ella, Дафна mou, – крикнула она с противоположного конца веранды. – Koukla mou, я не ожидала, что ты так рано встанешь.

– Я тоже, Yia-yia, но мне не спалось! – Дафна подошла к бабушке, которая уже оделась и, наклонившись над печкой, разжигала огонь.

– Ага, нервничаешь перед свадьбой! – усмехнулась Yia-yia, подкладывая несколько тонких щепок под большое полено. Потянувшись к стопке старых пожелтевших газет, лежавших в корзине за печкой, она сунула парочку в топку, чиркнула большой деревянной спичкой о затертую черную полоску на коробке и разожгла огонь.

– Да, думаю, это нервы, – Дафна улыбнулась бабушке и, сняв платок, положила его ей на плечи. Морщинистое лицо женщины осветилось широкой благодарной улыбкой.

– Yia-yia…

Бабушка взяла маленькую медную briki[34], сахар, кофе и бутылку с водой.

– Ne, Дафна mou… – Она зачерпнула полную ложку темного молотого кофе и размешала ее в маленькой блестящей турке.

– Yia-yia, откуда ты знаешь Янни? Почему я совсем его не помню? Я ведь знакома со всеми на этом острове.

– Ne, koukla, нас уже не так много осталось, так что, конечно, ты знаешь всех. Но Янни… Ах, Янни… – вздохнула бабушка, уставившись на огонь. – Нет, Дафна, ты не знаешь его семью. А я была знакома с его бабушкой и мамой. – Она добавила немного сахара в briki и, размешав, поставила кофе на металлическую решетку над открытым огнем.

– Но почему я никогда его не встречала? – спросила Дафна, садясь и подтягивая колени к груди. Из-под ее тонкой ночной сорочки теперь выглядывали лишь пальцы ног с ярким лаком на ногтях.

– Ах, Дафна mou, семья Янни уехала отсюда много лет назад. Он вырос в Афинах, а не здесь, поэтому ты его не помнишь! – Yia-yia сняла турку с огня как раз в тот момент, когда пена поднялась и готова была перелиться через край.

– Янни впервые появился здесь всего несколько лет назад. В отличие от тебя, в детстве он не приезжал на остров, но любит его не меньше, чем ты или любой из нас! – Бабушка разлила крепкий кофе в две маленькие чашки и протянула одну Дафне.

– Он образованный человек, а не рыбак с рождения, как все остальные мужчины на острове. Он посещал лучшие школы, потом колледж… как и ты. Но остров позвал его.

Дафна поднесла чашку к губам, глядя на бабушку, которая держала свой кофе в ладонях, согревая пораженные артритом суставы.

– Он нашел меня в первый же день. Пришел сюда, как только прибыл на остров. Его yia-yia рассказывала ему обо мне и о нашей давней дружбе. Он вошел в эту калитку, я сделала ему kafe, мы сели за стол и разговаривали, как мы с тобой сейчас. Когда он допил кофе, я взяла его чашку и, посмотрев на осадок, увидела, что на сердце у него лежит тяжкий горестный груз. А потом я перевернула ее и увидела его сердце, чистое и светлое, совсем не похожее на сердца тех мужчин, которым мне доводилось гадать. И в тот день я увидела еще кое-что, чего никак не ожидала, – продолжала она рассказывать. – Очень отчетливо, словно днем, я увидела его чувства и мысли. И эти линии, прямые и четкие, пересекались в одном месте, здесь, на Эрикусе. Заглянув в его чашку, я сказала ему, что на этом острове он найдет то, что искал все это время. Именно здесь линии сердца и ума сливаются в одну.

– Ты часто его видишь? Я о Янни… – спросила Дафна, помешивая кофе в чашке. – Вчера за обедом он сказал мне, что навещает тебя и остается здесь надолго. И еще, что он приносит тебе рыбу. Это правда?

– Да, Дафна, правда. Он приходит почти каждый день и спрашивает, чем помочь и не нужно ли мне чего-нибудь. И каждый день я отвечаю ему, как и тебе, что я ни в чем не нуждаюсь. Так что он садится рядом, и мы разговариваем. Вспоминаем старые времена, его бабушку, он рассказывает о жизни в Афинах и о разных интересных вещах, которые изучал в университете. И очень часто мы говорим о тебе.

Дафна заерзала на стуле. Мысль, что Янни сидел по вечерам на этом месте и слушал бабушкины рассказы о ней, была ей неприятна.

– Что ты говорила ему обо мне? – не удержалась она.

– О, я рассказывала ему о твоих невероятных успехах в Нью-Йорке, – сказала бабушка, сияя от гордости. – Показывала фотографии, говорила о ресторане и о том, как я горжусь тем, что тебе удалось превратить наши самые простые рецепты и традиции в серьезный бизнес.

Дафна снова заерзала.

– Мы говорим о вещах, которые другие не поймут, – продолжала бабушка. – О том, чего люди не желают знать или во что не могут поверить, а Янни верит. Он понимает, Дафна, и верит. Я рассказала ему про шепот кипарисов и о том, как остров разговаривает со мной и делится своими секретами.

– И что он сказал?

– Даже если он сам не слышит их, он понимает меня. Моя дорогая, он знает, что Эрикуса – волшебный остров. И тоже чувствует свою связь с ним. Наш остров никогда не забывает тех, кто его любит.

Дафна почувствовала, что начинает раздражаться. Обычно она с удовольствием слушала бабушкины истории о волшебстве острова, но на этот раз ей нужны были факты, а не фантазии.

– И все же я не понимаю: если он такой замечательный, то почему так грубо вел себя со мной?

Бабушка едва заметно усмехнулась, и во рту у нее блеснула железная коронка – постоянное напоминание об одной из давних поездок на континент, к дантисту.

– Я знаю, koukla! Да, возможно, он слегка погорячился, – согласилась Yia-yia, пытаясь сдержать смешок, но безуспешно. Воздух вырвался из ее рта в утреннюю дымку, словно маленький мыльный пузырь.

– Слегка? Ты же слышала, что он сказал!

– Дафна, я знаю, но ты должна понять: Янни иногда может видеть что-то по-своему. Он опекает меня и видит, как сильно я скучаю. Так что его злость связана с тем, что ты не приехала раньше.

– Да, Yia-yia, но это ведь наши с тобой дела! Зачем вмешивать в них незнакомца! И ты же знаешь, что он не прав, совершенно не прав… – Дафне едва удалось усидеть на месте.

– Дафна, я все знаю, – заверила ее бабушка. – У меня нет ни телефона, ни компьютера, но даже без них я всегда в курсе происходящего. И понимаю больше, чем ты думаешь. – Она посмотрела за спину Дафны на серебристые оливы и кипарисы, которые росли по всему острову.

– Перед отъездом из Афин он пообещал своей бабушке, что найдет меня здесь, на острове, который спас нас обеих, когда мы были на краю гибели. Дафна, мы с его yia-yia помогли друг другу во время войны, когда жизнь здесь была невыносимой. Гораздо хуже, чем ты можешь себе представить. По людским законам никто из нас не должен был выжить. Но мы с ней сидели здесь каждый вечер, задавая друг другу один и тот же вопрос: почему судьба уберегла нас? – Глаза бабушки покраснели и увлажнились, но, сняв кофе с огня, она тут же взяла себя в руки. – Иногда, Дафна mou, людские законы не работают, и тогда жизнь подчиняется другим, более могущественным силам и правилам. Янни поклялся, что приедет сюда, чтобы выполнить последнюю волю своей бабушки, и таким образом почтит ее память. Но он и представить себе не мог, что эта поездка так сильно изменит его жизнь. Когда это произошло, он осознал, в каком необычном месте нам всем посчастливилось жить и как остров меняет нас. И он может вести себя грубо только потому, что не понимает, как ты могла предпочесть жизнь в другом месте. Но я-то тебя понимаю! – Она протянула руку и похлопала Дафну по колену. – Entaksi, koukla mou, поговори с ним, и ты сама все поймешь. Вы не такие уж и разные, у вас двоих много общего, – закончив говорить, бабушка подняла глаза к солнцу. По его положению над холмом, возвышавшимся рядом с портом, она поняла, что уже больше семи часов утра. В ее представлении день был в самом разгаре.

– Уже поздно! Ты наверняка проголодалась! – Yia-yia несколько раз хлопнула в ладоши, давая понять, что их откровенный разговор окончен. – Садись, я приготовлю поесть! – Она быстро вскочила на ноги и поспешила на кухню.

Дафна спустила ноги со стула на холодную плитку двора. Потянувшись через стол, она взяла briki, но кофе там уже не было, она выпила все, до последней капли.

– Ну вот, так-то лучше. Разве можно работать, не подкрепившись? – Yia-yia вышла из кухни с большим подносом, на котором лежало все необходимое для завтрака, и поставила его на стол.

Дафна наклонилась, чтобы как следует разглядеть, что она принесла. Там было все, что она любила: оливки, сыр, хлеб с толстой коркой, салями, рассыпчатая кунжутная халва с миндалем. В отличие от других народов, которые предпочитают на завтрак сладкий хлеб с джемом, греки любят простой завтрак с большим количеством соли в блюдах.

– Yia-yia, в Нью-Йорке невозможно найти такие сочные оливки, – сказала Дафна, выбрав самую красивую и забросив ее в рот. Она вонзилась зубами в кожицу, защищавшую сочную мякоть, и ощутила взрыв вкуса: сок, уксус и соль, как будто лучи средиземноморского солнца ворвались в ее рот. Закрыв глаза, Дафна проглотила оливку. Как жаль, что вкусовых рецепторов нет ни в пищеводе, ни в желудке, и наслаждение многогранным вкусом этих замечательных оливок получается таким коротким.

– Ne, я знаю. Некоторые вещи невозможно купить, koukla mou. А вот наше старое дерево и бочка отлично нам служат! – Yia-yia махнула рукой в сторону оливковых деревьев, огромные ветви которых нависли над участком. Она ежегодно собирала с них оливки и солила их в огромной бочке на кухне.

С удовольствием жуя оливки, Дафна наблюдала за бабушкой, которая порезала сыр kasseri[35] на тонкие, почти прозрачные куски и положила их в маленькую неглубокую сковороду. Поставив ее прямо на горячие угли, она быстрыми шагами отошла в противоположный угол веранды и сорвала с дерева круглый лимон. Дафна не могла оторвать глаз от сыра, твердые края которого постепенно начинали плавиться и растекаться по сковороде, превращаясь в золотистую массу.

Бабушка вернулась к печке и, положив лимон на стол рядом с собой, наблюдала за сыром – восхитительной растопленной массой с тонкой золотисто-коричневой хрустящей корочкой. Взявшись за подол фартука вместо прихватки, бабушка сняла сковороду с углей. Острым ножом она разрезала огромный лимон и обеими руками выдавила из него сок прямо на пузырящуюся сырную массу.

– М-м-м, – застонала Дафна, оторвав большой кусок хлеба и обмакнув его в расплавленный kasseri. – Я так давно не ела saganaki[36], что едва не забыла, как сильно его люблю!

– Как это? Если ты любишь saganaki, то почему не ешь? – удивилась бабушка.

– Yia-yia, а цвет… это же белый сыр. Ну, или почти белый. Я ведь рассказывала тебе о своей диете.

– Ne, какая глупость эти диеты! В еде главное вкус, Дафна, а не цвет! – проворчала бабушка.

– О, Yia-yia, чуть не забыла! Я ведь говорила со Стивеном сегодня утром.

– Я знаю, koukla mou, он приезжает, и я наконец-то смогу познакомиться с ним!

– Но откуда ты знаешь? – Дафна обмакнула в сыр еще один кусок хлеба. – Я только что звонила ему.

– Я же говорила тебе, дорогая, что остров обо всем рассказывает мне.

Дафна покачала головой. С бабушкой всегда так: она откуда-то узнает о приближающихся событиях. В юности Дафна даже задумывалась, нет ли в этой женщине силы большей, чем интуиция и умение гадать на кофейной гуще.

– Я поеду на Корфу, чтобы встретить его в аэропорту. Всего на один день, так что Эви, наверное, останется с тобой – здесь ей будет лучше.

– Entaksi, как скажешь.

– В какое время приходит Большой Ал? Сегодня или завтра утром? – поинтересовалась Дафна и, поставив тарелку на стол, посмотрела в сторону моря.

– До среды парома не будет. Он ведь приходил вчера вечером.

Дафна вытерла рот тыльной стороной ладони:

– Значит, я поплыву на kaiki.

– Стамати уехал в Афины на свадьбу племянницы. Так что kaiki тоже не будет.

Дафна посмотрела на море, как будто надеялась, что на горизонте неожиданно появится паром, потом обернулась к бабушке:

– И что же мне делать?

– Янни…