Сонька. Продолжение легенды Мережко Виктор
Они направились к выходу, на пороге комнаты Анастасия предусмотрительно задула лампу, заперла дверь.
Когда они сделали по коридору всего лишь пару шагов, впереди вдруг что-то блеснуло. Они метнулись к стенке, но тщетно…
На их пути с лампой в руке стоял князь. За его спиной маячил Никанор.
Какие-то секунды они молча смотрели друг на друга, затем Брянский хриплым голосом приказал:
— Бриллиант сюда!
Никто не двинулся.
— Анастасия! — повторил Александр. — Немедленно подай бриллиант!
Мгновение поколебавшись, девочка взяла сундучок из рук Соньки, двинулась к отцу.
Она не спеша, словно зачарованная, протянула ему бриллиант, князь уже готов был принять его, и в этот момент девочка бросила сундучок за спину и повисла на отцовской руке.
— Бегите! — закричала. — Я не отпущу его!
Сонька поймала сундучок, схватила Михелину за руку, и они ринулись мимо князя.
Тот попытался перехватить воровок, но Анастасия повисла на нем, прижала к стене, вцепилась в него изо всех детских сил, царапала, кусала, не отпускала. Он отбивался от дочки, пытался освободиться, рвал ее волосы, бил по лицу, а девочка все еще держалась из последних сил, желая одного — чтобы Михелина и ее мать успели скрыться. Никанор вмешался в их борьбу, пытался защитить девочку от ударов отца, также удерживал князя, как бы способствуя воровкам.
Те уже протиснулись наверх, можно было бежать дальше, и в этот момент князь успел схватить Соньку. Рванул на себя, сундучок выпал из ее рук, покатился по ступенькам.
Никто, кроме Соньки, в толчее не заметил этого.
Воровка вскрикнула, ринулась было за ним, однако дочка схватила мать за руку, отчаянно потащила наверх.
Брянский вырвался из рук ребенка, отбросил на ступеньки Никанора и, как безумный, пустился в погоню за воровками.
— Бриллиант!.. Мой бриллиант! Они украли его!
Анастасия бежала следом, плача и взывая:
— Папа!.. Папочка!.. Остановись!
Дворецкий остался один, он сидел на ступеньках, приходя в себя, и вдруг увидел рядом золотой сундучок. Потянулся за ним, приоткрыл, увидел черный бриллиант и быстро сунул находку в карман.
Сонька и Михелина тем временем неслись по лестницам к потайной комнате. Дом быстро оживал голосами и наполнялся светом, во дворе и в соседних домах всполошились собаки.
Князь был совершенно невменяем. Он пытался понять, куда скрылись злоумышленницы, метался из коридора в коридор, из комнаты в комнату, с этажа на этаж, взывая:
— Задержать злоумышленников!.. Свет!.. Свет во все комнаты!.. Их двое!.. Задержите их!.. Никанор, ты где, сволочь! Звони в полицию!
В потайной комнате — со стула на стеклянную крышу — первой вскарабкалась Михелина, помогла забраться матери, и когда та, наклонившись, уже закрывала за собой раму, вдруг увидела лицо Брянского.
Он стоял на стуле и упирался руками в стекло, стараясь открыть окно.
Воровка распласталась на раме всем телом, однако Брянский напирал снизу с такой силой, что удержаться, не скатившись, шансов почти не было.
Сонька увидела руки Брянского, тянущиеся к ее лицу, резко приподняла раму и тут же опустила ее на его кисть.
Александр завопил от боли и рухнул вниз.
Воровка бросилась к лестнице и стала быстро спускаться вниз.
Внизу ее нетерпеливо ждала Михелина.
В доме полыхал свет, кричали сторожа и слуги, лаяли собаки, пронзительно резал ночную тишину полицейский свисток.
Мать и дочка бросились к забору.
Михелина пронырнула под ним сразу. Сонька подняла голову и увидела князя, неумело, торопливо спускающегося по лестнице.
Она распласталась на земле, подползла к выемке под забором и, к удивлению, легко и просто вынырнула на другой стороне. Дочка схватила ее за руку, и они понеслись к повозкам, где их ждали воры.
Князь спрыгнул с лестницы, больно подвернул ногу, хромая побежал к забору и даже сделал попытку подлезть под ним. Понял бессмысленность затеи, бросился вокруг дома, размахивая руками и крича.
Воры запрыгнули в повозки, извозчики ударили по застоявшимся лошадям, и они помчали по узкой булыжной улочке.
Во дворе, перекрывая собачий лай, на полную силу загрохотал двигатель автомобиля.
Повозки воров выскочили на Фонтанку, перемахнули через мост, и тут злоумышленники увидели, что за ними, оглушая окрестность свистками и выстрелами, несется повозка с полицейскими.
Кучера ударили по лошадям, они взяли сильнее прежнего, и полицейские стали отставать.
Когда почти домчались до Невского, до слуха вдруг донесся автомобильный грохот. Воры оглянулись. Обогнав полицейскую повозку, вперед вырвался князь на своем черном автомобиле.
Скорость его была намного выше лошадиной, расстояние между повозками и машиной быстро сокращалось.
Князь, пригнувшись к рулю, выжимал из машины всю ее мощь. Волосы его были растрепаны, взгляд безумен.
Повозки проскочили Инженерный замок, Марсово поле, вынеслись на Мойку — Брянский не отставал. Более того, он все приближался.
И тогда воры проделали свой коронный номер.
Они отпустили повозку с Сонькой и Михелиной вперед, сами стали отставать, постепенно подпуская к себе автомобиль.
Князь не убавлял скорость, он видел, что догоняет злоумышленников, из глотки его вырвались возгласы триумфа.
Он настиг повозку, он уже поравнялся с нею, он видел лица сидящих внутри воров, грозил им кулаком. И в этот момент кучер резко и сильно дернул вожжи, лошади от неожиданности встали на дыбы, с ржанием ринулись вбок, на полном скаку подсекая автомобиль.
Брянский от испуга вывернул руль, машину понесло прямо на чугунный парапет.
Раздался неимоверной силы грохот, «Отелло» пробил ограду и, пролетев десяток метров по воздуху, рухнул в Мойку.
Повозка неслась дальше, догоняя вторую.
— Лишь бы не утоп, — сказал Артур.
— Завтра из газет узнаем, — усмехнулся Улюкай.
Остановились повозки в дальней стороне Васильевского острова, недалеко от залива.
Кабан, ехавший с Сонькой и Михелиной, помог женщинам выйти. К ним подошли Артур и Улюкай.
— Бриллианта у меня нет, — сказала Сонька. — Остался в доме.
— Как в доме? — удивилась дочка. — Почему?
— Выпал из рук.
— Получается, мы бежали с пустыми руками? — уточнил Улюкай.
— Получается так.
— А что ты скажешь Мамаю? — поинтересовался Артур.
— Скажу, как было.
— Вряд ли он поймет тебя, — заметил Кабан.
— Попробую объяснить… — усмехнулась Сонька и задумчиво произнесла: — Камень, несущий власть и смерть.
— Что? — повернулся к ней Улюкай.
— Это я не тебе.
Неожиданно из ближнего переулка вынеслась черная пролетка, запряженная сильными, ухоженными, черного окраса лошадьми, и решительно понеслась в сторону воровской компании.
— Мамай, — предупредительно бросил Артур.
Карета подкатила к ворам, кучер спешно соскочил, помог выйти Мамаю.
Верховный вор, не обратив внимания на остальных воров, неспешно подошел к Соньке, улыбнулся ей и дочке.
— С завершением дела, — и протянул руку. — Где бриллиант? Давай…
— Бриллиант остался в доме князя, — не сразу ответила воровка.
— Шутишь, Соня?
— Правду говорю. Выронила, когда убегала.
Мамай не сводил с нее тяжелого взгляда, повторил:
— Думаю, ты все-таки шутишь.
— Нет, Мамай. Поэтому винюсь перед тобой.
Была длинная пауза.
— И у кого же он теперь? — спросил Верховный. — Неужели заныкала?
— Думаю, теперь ты шутишь, Мамай.
— Не шучу, а спрашиваю. Если заныкала, он добра тебе не принесет.
Губы воровки побелели.
— У своих не ворую!.. А если так обо мне подумал, то больше нам говорить не о чем!
Она резко взяла дочку за руку, намереваясь уйти. Верховный придержал ее.
— Прости, Соня… Но как-то не верится, что Сонька может выпустить добычу из рук.
— Значит, старею… — усмехнулась Сонька. — Но ошибку свою постараюсь исправить.
— Опять пойдешь в дом?
— А что остается?.. Просьбу Мамая все равно надо исполнить. К тому же и честь задета. — Посмотрела на Михелину. — Верно, дочка?
— Задета, — согласилась та. — Сама не поверила, когда мама сказала.
Мамай помолчал, поднял на воровок глаза.
— Хорошо, буду ждать. И надеяться… — Он повернулся и грузно зашагал к своей пролетке. Оглянулся, с ухмылкой предупредил: — Но учти, товарищи все время будут рядом с вами.
— Вроде как не доверяешь? — спросила Сонька.
— Доверяю, Соня. Иначе разговор был бы совсем другой. Пусть воры стерегут вас от всякой ненужной беды.
Сонька направилась с Михелиной к своей повозке. Мамай также в сопровождении воров двинулся к экипажу, забрался внутрь, и кучер легонько ударил по крутым спинам лошадей. Те лихо рванули с места.
По пустым и гулким улицам холодного раннего города в разные стороны стремительно разъезжались экипажи — Сонькин и мамаевский эскорт.
Впереди на небе медленно светлели тяжелые тучи.
Директор оперетты принял следователя Гришина чопорно и настороженно. Показал на кресло, сам сел напротив, закинув ногу на ногу.
— Желаете что-либо выпить? — поинтересовался.
— На работе не пью, — отшутился следователь.
— А если чай, кофе?
— Благодарю. Возможно, позже. Сейчас к делу.
Гаврила Емельянович напрягся еще больше, для успокоения дотянулся до сигары, зажег ее. Пустил густой дым, поинтересовался:
— Чем обязан, господин следователь?
— Лично вам — ничем?
— Значит, вопрос к моему театру?
— В какой-то степени, — уклончиво ответил Гришин, с мягкой улыбкой посмотрел на директора. — Будем считать, что наш разговор носит исключительно конфиденциальный характер.
— Вы меня пугаете, — хохотнул Гаврила Емельянович. — Итак?..
— Итак… — повторил гость. — Что вы скажете о госпоже Бессмертной.
Директор сглотнул сухость во рту, развел руками.
— Прима… гордость… любимица… Что еще я могу сказать?
— Круг знакомых, друзей… возможных любовников вам известен?
— Сударь, ну что вы, ей-богу?! — Директор попытался скрыть смущение. — По-вашему, здесь сыскное бюро?
— Здесь театр, — снова улыбнулся следователь. — Но директор, как я понимаю, не только обеспечивает труппу работой, но еще и несет определенную ответственность за своих артистов. Или я не прав?
— Безусловно, вы правы. Но все имеет свои рамки. — Он зажег погасшую сигару, снова пустил дым. — Если можно, господин следователь, конкретнее.
Тот помолчал, подумал, согласно кивнул.
— Ну, хорошо. Вам известна родословная госпожи Бессмертной.
— Опять же, в какой-то степени. Вы имеете в виду отца, мать?
— Да, — подтвердил Гришин. — Но прежде всего мать.
— По моим данным — девушка сирота. Родителей своих не знает.
— А вам известно, кто ее родители?
— Кажется, я ответил.
Следователь помолчал, пристально глядя на директора.
— Отец госпожи Бессмертной вор. Убил человека. Неизвестно, жив или помер. — Оценил реакцию директора, продолжил: — Мать… Вот здесь самое интересное. Мать артистки — персона предельно любопытная… Тоже воровка. Но воровка знаменитая… Вы никогда не слыхали про даму по кличке Сонька Золотая Ручка?
— Как же… Слышал, — выдавил из себя Гаврила Емельянович. — В своем роде знаменитость.
— Так вот — мать вашей примы как раз эта самая знаменитость.
Гаврила Емельянович вдруг налился кровью, поднялся, сильно ударил пухлой ладошкой по столу.
— Не знал, не знаю и не желаю знать!.. Меня не интересуют биографические данные моих артистов!.. Мне важно, как они поют, как танцуют, как на них молится публика!
Следователь спокойно наблюдал, как нервно расхаживает вокруг стола директор, мягко поцарапал ногтем лакированную ручку кресла.
Гаврила Емельянович круто развернулся, почти вплотную подошел к гостю.
— Если вам желательно разрушить мой театр, то это у вас не получится. У меня есть просто артисты и есть артисты экстра-класса! И слушать всякие бредни о соньках золотых ручках я не намерен! Если, господин хороший, у вас других тем для беседы нет, то будем считать нашу аудиенцию оконченной!
Гришин, продолжая сидеть, поднял на него голову, и их глаза уперлись друг в друга.
— Вам известно, кто такие террористы-бомбометатели?.. — свистящим шепотом заговорил следователь. — Вы знаете, что такое «черная сотня»? Вы на собственной шкуре не чувствуете, что государство рухнет со дня на день?!. И оно рухнет именно из-за таких слепых либералов, как вы, господин директор!.. У вас под носом со дня на день станут организовываться противоправные сходки, а вы все будете думать о примах и кто как им аплодирует!
— «Террористы»! «Черная сотня»! Это все общие слова. Надо знать конкретные имена!
— Знаем. По этой причине я здесь.
Оба какое-то время помолчали, затем Гаврила Емельянович достал из горки две хрустальные рюмки, коньяк, разлил на двоих.
Выпили, не чокаясь.
— Так вот, — отставив пустую рюмку, произнес следователь. — За госпожой Бессмертной будет установлен негласный надзор. И вы как директор обязаны это знать.
— Что еще? — покорно спросил Гаврила Емельянович.
— Еще нам бы хотелось, чтобы в театре фиксировались все контакты артистки. Мы можем заслать сюда своего агента, но лучше, если это будет кто-то из ваших.
— У нас есть такой человек.
— И последнее. В театр может ненароком заглянуть Сонька Золотая Ручка или ее дочь…
— Дочь?.. Значит, у Таббы есть сестра?
— Сестра по матери. Отец ее на Сахалине отбывает пожизненную каторгу. За убийство.
— А, если позволите, истинные фамилии сестер?.. Бессмертная — это ведь, как я теперь понимаю, сценическое имя.
— Истинная фамилия — Блювштейн. Табба и Михелина Блювштейн. — Следователь поднялся, закончил свою мысль: — Если кто-то из родичей вашей примы здесь появится, немедленно сообщайте в полицию.
Он уже почти дошел до двери, как вдруг вспомнил.
— Вам известно, что приключилось с князем Брянским?
— С Александром Васильевичем? — поднял брови директор. — А что с ним могло приключиться?
— Разбился насмерть.
— Как это могло произойти?
— Этой ночью утоп.
— Утоп?!
— Гнался за злоумышленниками на авто и на скорости рухнул в Мойку. Вытащили бездыханным.
Когда дверь за следователем закрылась, Гаврила Емельянович взял золотой колокольчик, позвонил. В дверь заглянула помощница, и директор распорядился:
— Разыщите срочно артиста Изюмова.
— Но он подал прошение об увольнении. И, кажется, готов отправиться на фронт.
— Знаю!.. И тем не менее разыщите! Остановите перед очевидной глупостью!.. И срочно ко мне!
Глава четвертая
Кузина
Ранний день только зарождался над городом, но уже грохотали повозки по булыжным мостовым, звонили колокола в церквах, а в кабинете следователя Гришина шла работа.
Растерянный и испуганный дворецкий Брянского Никанор, зажав руки коленями, смотрел на следователя виноватыми, послушными глазами.
Гришин вышагивал по кабинету, слова бросал спокойно, методично.
— Имя девицы?
— Анна, — кивнул Никанор.
— Дамы?
— Не смею знать.
— Она не представилась?
— Возможно, князю. Мне нет.
— Каким образом девица оказалась в доме князя?
— Князь едва не наехал на нее автомобилем, после чего она была приглашена в дом.
— С дамой князь был знаком раньше?
— Возможно. Потому как дама пришла к князю с требованием рассчитаться по долгам.
Следователь удивленно посмотрел на дворецкого.
— Александр Васильевич брал у нее в долг?
— Не смею знать. Слышал только, что она требовала вернуть ей двести рублей, и от этого князь пребывал в крайнем гневе.
Гришин от такого поворота почесал в затылке, усмехнулся.
— Он вернул долг?
— Точно так. Но после этого посетительница неожиданно исчезла.
— Куда исчезла?
— Неизвестно. Я отправился подать ей воды, а когда вернулся, ее на месте не оказалось.
— Испарилась?
— Вроде того.
Следователь непонимающе уставился на дворецкого.
— Можешь говорить яснее, бестолковая твоя голова?! Куда она могла подеваться, если находилась в доме?
От окрика старик еще сильнее растерялся, пожал плечами.
— Искали по всем комнатам, изучили все возможности — как в воду канула.
— Чертовщина какая-то, — пробормотал Гришин.
— Точно так. Чертовщина, — согласился дворецкий.
Следователь в задумчивости сел за стол, что-то записал на листе, после чего подошел к стене, на которой висели фотоснимки некоторых злоумышленников, в том числе и Соньки Золотой Ручки, ткнул в нее пальцем.
— Эта особа тебе никого не напоминает? Не она, часом, визитировала к твоему хозяину?
От неожиданности дворецкий едва не свалился со стула — он узнал визитершу.
— Не она, — с трудом вымолвил старик. — Такой дамы в доме не было.
Гришин заметил смятение дворецкого, склонился к нему.
— А может, ты что-то запамятовал?
— Никак нет. Лица все хорошо помню. А эту — не видал. А кто она?
— Кто она? — переспросил с усмешкой следователь. — Воровка. Сонька Золотая Ручка! Бежала с каторги. Теперь же, по информации, она в столице с дочкой.
— Фото дочки есть?
— Такового пока не имеем, — с сожалением сказал Гришин. — Но добудем. — Снова склонился к старику. — А княжна?..
— Что — княжна? — не понял тот.
— Княжна была знакома с кем-то из этих двух?
— Непременно. Прежде всего с мадемуазель Анной.