Сонька. Продолжение легенды Мережко Виктор

— Вы хотите сказать, что берете все эти вещи?

— Кое-что возьму. Не все, но кое-что. — От волнения горло Таббы вдруг сжалось. Она тут же показала на второй браслет. — И этот браслет.

— От ваших кульбитов у меня кружится голова, — засмеялся Мойша и полез под стекло доставать требуемые украшения. — Если женщина приходит в этот магазин, она сразу же становится сумасшедшей.

Видя занятость продавца, артистка ловко смахнула с прилавка бриллиантовый перстень, не заметив за спиной Циммермана-старшего.

— Мадам, — произнес тот, — что вы сейчас сделали?

— Папа, я достаю браслеты, которые так ударили в голову мадемуазель, — не понял сын.

— Я не к тебе обращаюсь, Мойша, а к девушке, — ответил Абрам и повторил свой вопрос: — Так что вы сделали, мадам, только что?

— Я вас не понимаю, — в растерянности пожала плечами девушка.

— Я вас тоже. Молодая, красивая и уже воровка. Зачем вам это, мадам?

— Кто воровка? — вспыхнула Табба. — Я — воровка?

— Папа, вы опять наступили на вашу любимую тему? — возмутился Мойша, раскладывая браслеты. — Зачем, папа?.. Вы же распугаете всех порядочных клиентов!

— Порядочный клиент, Мойша, приносит деньги в магазин, а не уносит их из-под твоего носа! — спокойно объяснил Абрам и распорядился: — Выверните сумочку, мадам.

— Я сейчас вызову полицию!

— И правильно сделаете, потому что вас сразу заберут в участок. Выверните сумочку!

— Вы знаете, кто я?!

— Да, я вас сразу узнал. Вы артистка, которую выгнали из театра за то, что вы дочка воровки!

— Папа, о чем вы говорите? — воскликнул Мойша. — Это, по-моему, мадемуазель Бессмертная?

— Это, Мойша, мадемуазель воровка. А ее родная мамочка уже несколько дней кушает баланду в любимых русским народом Крестах. — И Циммерман вдруг визгливо закричал: — Выверните сейчас же сумочку, иначе ваше место уже греют в тех самых Крестах!

Кусая губы и едва сдерживая плач от стыда и ужаса, Табба вытряхнула содержимое сумочки, и вместе с женскими причиндалами на стекло выкатился перстень стоимостью сто пятьдесят рублей. Мойша тут же подобрал его, удивленно произнес:

— Папа, я хотел в нее влюбиться, а она действительно воровка!

— Потому что ты идиот, Мойша, — заключил привычно отец и распорядился: — Зови городового, пусть сделает прогулочку с мадам в полицию. Думаю, ее давно уже там ждут!

— Нет. Прошу вас, умоляю. Не надо! — Табба плакала.

— Папа, она плачет, — заметил сочувственно Мойша.

— А я, Мойша, тоже плачу, когда у меня из-под носа крадут мои бриллианты. Ее мамочка нагрела недавно свои золотые ручки здесь, и что мы с этого, Мойша, имели?

Пара клиентов магазина наблюдали за происходящим с интересом и осуждением.

— Но я все вернула! — Артистка захлебывалась от слез.

— За это, конечно, спасибо, но главное спасибо скажут в полиции мне, старому еврею. — Абрам вцепился в руку девушки, снова крикнул сыну: — Чего стоишь, идиот?.. Беги за городовым!

Мойша рванул к выходу и в дверях вдруг столкнулся с графом Кудеяровым-младшим, входившим сюда в сопровождении молодой девушки.

— Вы не видали здесь рядом городового? — спросил продавец.

— А что стряслось? — удивился граф.

— Пришла мадемуазель, которая оказалась воровкой.

— Кто воровка? — Константин бесцеремонно оставил свою спутницу, подошел к плачущей артистке. — Вас обвиняют в воровстве?

— Да, — сквозь слезы ответила та. — Хотят отправить в полицию. Помогите мне, граф.

Мойша стоял в дверях, ожидая, чем все это закончится.

Кудеяров повернулся к хозяину магазина.

— Что здесь стряслось?

— Эта молодая дамочка, — подробно стал объяснять тот, — оказалась не просто воровкой, а дочкой той самой Соньки Золотой Ручки, которую недавно пригласила в Кресты полиция. Когда-то в Одессе Сонька Золотая Ручка…

— Что она у вас украла? — прервал его граф.

— Вот этот перстень, который Мойша любезно показал ей, а она бессовестно отправила его в свою сумочку.

— Это нечаянно. Клянусь… — плакала Табба. — Стояла у прилавка, зацепила рукавом, и перстень упал.

— Это как в цирке, — засмеялся Абрам. — Думаешь, что все артисты, а кругом, получается, одни поцы.

— Так я не понимаю, — не выдержал Мойша, — звать городового или пусть себе отдыхает?

— Сколько стоит перстень? — спросил Кудеяров Циммермана-отца.

— Двести рублей, уважаемый, — не моргнув, соврал тот.

— Но здесь обозначено сто пятьдесят!

— Сто пятьдесят за изделие. А пятьдесят за то, чтоб мадам вытерла слезы и успокоила мое больное сердце.

Константин достал бумажник, вытащил оттуда двести рублей.

— Премного благодарствую, — поклонился Абрам и махнул сыну. — Иди за прилавок, учись, как надо работать с клиентом.

Кудеяров кивнул спутнице, чтоб ждала, отвел Таббу в сторону, вложил ей перстень в ладонь.

— Подарок.

— Благодарю, — сквозь слезы улыбнулась она. — Вы меня спасли.

— Что, совсем плохо?

— Плохо. Выгоняют из квартиры. Нечем платить. — На глаза девушки снова навернулись слезы.

— В театр не зовут?

— Даже не звонят.

Константин достал из портмоне еще двести рублей.

— Помните наш последний разговор?

— Помню.

— Я всегда буду недалеко. Но постарайтесь больше не воровать.

— Постараюсь.

Табба бросила взгляд на девушку, терпеливо ожидающую графа, не без ревности спросила:

— Невеста?

Он усмехнулся:

— Вы слишком хорошо обо мне думаете. — Поцеловал ей руку, проводил до выхода, и Табба, даже не оглянувшись, спешно покинула магазин.

Володя Кочубчик вышел из калитки дома Брянских таким франтоватым, что не обратить на него внимание было невозможно. Котелок, трость, кремовый костюм, лаковые штиблеты. Немного, правда, мешала хромота, но даже она придавала вору определенный шарм.

Привратник Семен вышел из калитки, с откровенной завистью поцокал языком и вернулся во двор.

Филерам, сидевшим в повозке, Володя тоже бросился в глаза, один из них озабоченно пробормотал:

— Опять этот хромой.

— Чего он бегает?

— А хрен его маму знает. Может, прокатимся?

— А как зеванем здесь чего?

— А как это серьезный клиент?

— Тоже верно, — согласился второй и велел извозчику: — Пошел за этим франтом.

Кочубчик сразу заметил, что за ним пошел «хвост», однако ускорять шаг не стал, продолжал прихрамывать дальше, играя тростью и бросая восторженные взгляды на собственные штиблеты.

На следующем шумном перекрестке он увидел свободный экипаж, поднял руку и распорядился извозчику:

— На Невский!

Увидел, что фараоны не изменили своих намерений, крикнул мужику на козлах:

— С ветерком давай!

— С ветерком оно дороже, барин!

— Круче погонишь, больше получишь!

Извозчик с такой силой огрел лошадей, что те сразу рванули с места и помчались вперед как угорелые.

В Володьке вдруг проснулся азарт, он оглядывался на филеров, которые также прибавили в скорости и с трудом грохотали следом, смеялся довольный.

— Ну, чего, бугаи?.. Поиграем маленько в шланбоев!

До Невского домчались за какие-то минуты. Кочубчик щедро расплатился дармовыми деньгами с кучером, повернул голову и увидел, что шпики тоже следуют его примеру.

Тушеваться Володька не стал, двинулся по проспекту не спеша и с удовольствием, вертел головой, рассматривал публику, удивлялся городской жизни, бросал взгляды на красоток, которых здесь было до чертовой матери!

Филеры держались шагах в пятидесяти, тоже изображали гуляющих молодых людей, перебрасывались репликами, чему-то смеялись.

Так дошли почти до Литейного.

Тут-то его и засекли Улюкай и Артур. Теперь Ко-чубчик попал под перекрестную слежку — от шпиков до воров. Его теперь вели и те, и другие.

Володя увидел Зоську и Сучка, занимавшихся своим привычным делом. Они тоже заметили его, вознамерились было окликнуть его, но натолкнулись на его предупреждающий жест.

Кочубчик шагал дальше. Увидел лоточницу, продающую сладости на палочке, широким жестом достал из внутреннего кармана портмоне, расплатился с розовощекой молодухой и нахально сунул лопатник в задний, как в народе говорят — чужой, карман.

Филеры переглянулись, пошли за ним поплотнее.

Улюкай и Артур быстро вычислили «хвост», идущий за вором, чуточку поотстали и вели наблюдение с расстояния, обеспечив себе возможность для маневра.

Кочубчик краем глаза видел не только шпиков, но и паренька-вора, сразу почуявшего наживу и буквально прилепившегося к его заднице.

Ждать пришлось недолго. Как только Кочубчик подошел к толпе, окружившей господина с обезьянкой, и вытянул шею, желая увидеть то, от чего потешался народ, как почувствовал, что воришка лапнул за портмоне, и в тот же миг Володя схватил его за руку.

— Что ж ты, сучонок…

И в этот момент увидел перед собой физиономии филеров, которые тоже крепко держали воришку с двух сторон. Тот вырывался, визжал, пытался «сделать ноги».

— Пусти, дядя!.. Матка и сестра дома голодные, пусти!

Однако шпики держали его крепко.

— Не дергайся, баклан! — встряхнул его один из шпиков и обратился к Кочубчику: — Милости просим в участок, сударь.

— Это почему? — возмутился тот.

— Для составления протокола. Как потерпевший.

Вокруг начинала собираться толпа зевак.

— Отпустите мальца! — завопила какая-то тетка. — Ведь и украсть ничего не успел!

Улюкай и Артур замедлили шаг, прикидывая, как поступить в подобной ситуации, после чего один из них прошел вперед, второй остался на месте.

— В участок не пойду! — решительно заявил Ко-чубчик и отпустил карманника. — Не умеет воровать, пущай себе топает без дубов!

— Не положено, — вмешался второй шпик. — Воровство, господин хороший, следует пресекать. Просим в участок, — и показал бляху тайного сыска.

И в этот момент случилось нечто неожиданное. Кочубчик оттолкнул ближнего филера и изо всей силы рванул в толпу.

Филер бросился за ним.

— Сто-ой!

Второй филер, не отпуская карманника, закричал вслед:

— Держи его!.. Не упусти! — и стал дуть в свисток.

Филер почти уже догнал прихрамывающего Кочубчика, но тут из толпы выпрыгнул Улюкай, ловко сделал шпику подножку, и тот кубарем полетел по мостовой.

Улюкай подхватил Володю под локоть, в тот же момент с другой стороны вцепился в него Артур, и втроем они понеслись в одну из сквозных дворовых арок.

— Кореша, а вы кто? — бормотал Кочубчик, вертя головой. — Свои, что ли?.. Стырщики?

— Свои, Володя, свои, — оскалился Артур, крепче сжимая ему локоть. — И стырщики, и юрики, и байданщики!

— Выходит, меня знаете? — забеспокоился тот и попробовал вырваться.

— Тебя, Володя, все воры знают, — еще крепче заломил ему руку Улюкай.

Проскочили еще одну арку, оказались вдруг в узком мрачном переулке, метнулись в пустой соседний подъезд, в несколько прыжков одолели пару грязных этажей, затаились в темном запаутиненном проемчике.

Дышали тяжело и загнанно.

До слуха доносились свистки полицейских и филеров, их громкие голоса.

— Сейчас крикну, — вдруг заявил Кочубчик.

— Сейчас убью, — ответил Улюкай и закрыл ему рот мощной ладонью.

Володя задергался, захрипел, и только тогда Улюкай убрал ладонь, предупредил:

— Больше так не шути.

— Не буду.

Постепенно шум со двора стал удаляться, свистки перенеслись в другие дворы, переулки, арки.

Кочубчик растерянно оглядел незнакомцев, повторил вопрос:

— Не, правда, кореша, вы кто?

— Воры, Володя, — просто ответил Артур, глядя на него в упор.

От такого ответа Володя даже встряхнул головой.

— Не гони дурку!

— Гнали дурку, попали на тебя.

— А погоняло откуда знаете?

— От добрых людей.

Кочубчик расцвел в счастливой улыбке.

— Ну, муха-шмоха! Вы-то мне как раз и нужны! Я ж ради вас по Невскому шлындал!

— Мы тоже ради тебя здесь который день ошиваемся, — усмехнулся Улюкай.

— А чем я вас так завосьмерил?

— Доберемся до хазки, разъясним, — кивнул Улюкай и стал вытаскивать Володьку из укрытия.

— Не, на хазку я не ездок! — уперся тот. — Меня кой-кто на Фонтанке по срочному делу ждет.

— Подождет. Сначала нам кой-чего расскажешь.

Воры стали тащить Кочубчика вниз, он изо всех сил упирался, цеплялся за стены, за перила, скороговоркой сообщал:

— Крутите сюда рожи, кинты. Про Соньку Золотую Ручку слыхали? Про воровку! Так вот ейная дочка… Михелинка!.. меня за вами послала! Чтоб нашел кого-нибудь из воров и направил их по Сонькиному делу!

Воры остановились, с недоверием уставились на Кочубчика.

— По какому такому Сонькиному делу? — переспросил Артур.

— А пес ее маму знает! Михелина велела, чтоб вырядился фраером и двинул на проспект щупать воров. Может, даже вас!

Артур и Улюкай переглянулись.

— Откуда Михелину знаешь? — спросил Артур.

— Оттуда, откуда и Соньку!

— Где она сейчас?

— Сонька?

— Михелина!

— Говорю ж, на Фонтанке! — разозлился Володька. — У этой соплявки живет. У княжны! А меня погнала вас шукать!

— Ну, нашел, — сказал с ухмылкой Улюкай, — и дальше чего?

— Сказала, чтоб непременно сегодня явились на Фонтанку. Потом поздно будет.

— Зачем?

— Этого мне не сказано.

— Не доверяет, что ли?

Кочубчик печально посмотрел на воров, усмехнулся.

— Больше проверяет, чем доверяет.

— Восьмерит, тварь, — решил Артур.

— Пургу гонит.

Они снова взялись за Володю, но тот уперся еще сильнее, с неожиданной злостью заорал:

— Сохатые!.. Сявки, шакалье! Не слыхали, что ли, что Сонька в Крестах кукует?

— Слыхали, не ори!

— Закрой хайло!

— Понял, закрыл. — Володя воровато перешел на шепот: — Сонька в Крестах, и надо ей подставить плечо! А малявка там чего-то малюет!

— Чего малюет? — переспросил Улюкай.

— Саму ее спросите! Дочку!.. Спросите, зачем она погнала Володю на проспект! Только для того, чтоб он перо в бок от воров получил?!

Воры поубавили напор, и Артур спросил:

— До Михелины проводишь?

— Там фараоны. Сразу загребут.

— А как мы к ней попадем?

— А это уже не мое собачье дело! — со злорадством заметил Володька.

— Ты, сучонок, как мартышка, — крутнул головой Артур. — Как ни хитри, а жопа все одно голая.

— А чего мне хитрить? — даже обиделся Володька. — Я вас нашел, а дальше сами ибанашками кумекайте.

Улюкай оглядел его с ног до головы, взглянул на Артура, тот согласно кивнул.

— Уже кумекаем. Только для начала нужно тебя переодеть маленько.

Филеры, те самые, что зеванули на Невском Кочубчика, увидели, как к воротам дома Брянских подкатила повозка с тремя полицейскими, которые дружно спрыгнули на землю и решительно направились к калитке. Один из полицейских весьма заметно прихрамывал.

— Чего это они? — озабоченно пробормотал один из филеров.

— А хрен их маму знает, — пожал плечами второй. — Хотя б предупреждали.

Кочубчик нажал кнопку звонка, и тут же послышался окрик привратника:

— Кто такой?

— Полиция, — ответил Артур и выступил вперед.

Калитка открылась, вор сунул в лицо удивленному Семену бляху с номерным знаком, и все трое ввалились во двор.

Дворецкий, спешно вышедший на звонок, замер на ступеньках, недоуменно глядя на незваных гостей, в числе которых не сразу признал Володю Кочубчика.

— Тихо, папашка! — приказал ему Володя, пропуская вперед Улюкая и Артура. — Зови хозяйку.

— Барышня заняты, — неуверенно сообщил Никанор. — У них урок по рисованию.

— Тогда Михелину!

— Таковой не знаю.

— Дочку Соньки не знаешь, что ли? — дурацки хохотнул Кочубчик, явно рисуясь перед ворами. — Воровку!

Семен столбняком замер возле ворот, пытаясь понять смысл Володиного переодевания.

— А по какому вопросу, господа? — придя в себя, обратился дворецкий к «полицейским».

Кочубчик совсем развеселился.

— Ты чего, дед! Мы ж не синежопые! Свои! — и кивнул на спутников. — Воры! Это мы вроде как с маскерада!

— Не трухай, генерал, — выступил вперед Улюкай. — Скажи Михелине, товарищи пришли. Она поймет.

Никанор крутнул головой, усмехнулся:

— Хороши товарищи… — и после некоторого колебания ушел в глубь дома.

— Барахляная зараза, — кивнул ему вслед Кочубчик. — Жалом так и водит, все вынюхивает. — Он с удовольствием, по-хозяйски рухнул на диван, закинул ногу за ногу. — А вы ведь, стырщики, тоже не сразу мне поверили.

— Мы и сейчас еще не верим, — усмехнулся Артур.