Врата ада Кунц Дин
Через несколько минут он увидел, что убийца вышел из-за деревьев на берег ручья. Киллер остановился в двух шагах от Виктора, оглядывая ручей и темный лес вдалеке. Даже здесь, вдалеке от источника света, только при нарождающейся луне, его глаза светились.
Солсбери прижался к скале, молясь Всевышнему, чтобы незнакомец его не заметил. Убийца прошел вдоль берега, пытаясь обнаружить на прибрежной глине следы своей жертвы.
Неожиданно он повернул назад, быстрым шагом дошел до того места, где скрывался Солсбери, и замер. Напрягшись, цепко держась за ветку левой рукой, Виктор быстрым движением попытался схватить убийцу за щиколотку.
На какой-то момент бой показался проигранным. Его рука только слегка прошлась по ноге убийцы, вместо того чтобы крепко схватить. Киллер рефлекторно дернулся, но только приблизился, а не отскочил. Солсбери схватил его снова, дернул, чувствуя, что нога человека ускользает от него. Он отважился взглянуть вверх, увидел, что убийца молотит по воздуху руками, пытаясь удержать равновесие, потянул сильнее, почти утратив собственную точку опоры, и столкнул человека с кручи.
Солсбери, не теряя времени даром, взобрался на берег и, свесившись, посмотрел вниз. Убийца лежал в воде лицом вниз и не шевелился. Солсбери рассмеялся, в горле у него запершило, и смех причинил боль и заставил раскашляться. Он присел, наблюдая за пришельцем еще несколько минут, потом решил спуститься вниз и осмотреть труп.
Вдруг он заметил, что убийца шевельнулся…
Лицо незнакомца было под водой достаточно продолжительное время, обыкновенный человек давно бы задохнулся. Но этот монстр перекатился на спину, и его мертвые голубые глаза уставились вверх прямо на Виктора.
Солсбери повернулся и бросился назад к дому, сердце его билось так сильно, что готово было выскочить из груди и лопнуть. Он не понимал, как долго он сможет сохранять свое психическое здоровье и не сойти с ума в этом кошмаре, когда преследователя нельзя убить. Сейчас его единственным шансом выжить было оружие, находившееся в комнате.
Черный вход был заперт. Чертыхнувшись, беглец пару раз дернул дверь на себя и со злости сплюнул.
Убийца приближался.
Быстро и неотвратимо.
У Солсбери было только несколько секунд.
Парадное было открыто, но дверь загадочным образом оказалась заперта.
Тяжелые шаги неумолимо приближались.
Схватив садовый стул, Виктор разнес дверное окошко, пролез рукой внутрь, отпер ее и захлопнул за собой. Он бросился вверх через две ступеньки, хотя ноги у него подкашивались. Он огляделся и увидел, что его пижамная куртка вся в кровавых пятнах и разодрана осколками окна машины. На секунду у него закружилась голова, он остановился, схватившись за перила, опустил ее, пока не прошло головокружение, и в тот же миг услышал звук шагов убийцы на парадном крыльце.
Виктор кинулся в спальню; там Бесстрашка радостно бросился ему на грудь. Солсбери шепнул ему что-то ободряющее, перешел в другую комнату, взяв пистолет и патроны из тумбочки. Когда он снова вышел в коридор, незнакомец уже достиг верхней ступени лестницы.
Солсбери поднял пистолет и дважды выстрелил. Грохот выстрелов отразился от стен и отдался эхом по всему большому дому, словно все двери хлопнули одновременно. На груди киллера появились два отверстия, и он упал боком на перила. Его лицо было так же безучастно, словно он смотрел скучное кино или созерцал собственный пупок. Но он не умер.
Он медленно поднял свой огненный перст. Солсбери судорожно выпустил в него следующие четыре патрона. Ударом преследователя отбросило назад. Он перевернулся несколько раз через голову, скатившись к подножию лестницы, с шестью свинцовыми пулями в груди.
Солсбери подошел и посмотрел на него сверху.
Медленно, но неуклонно убийца начал подниматься.
— Да подыхай же ты, черт тебя дери! — истерично заорал Солсбери.
Пистолет щелкнул несколько раз, прежде чем Виктор понял, что обойма пуста. К этому моменту убийца уже поднимался по ступенькам, целясь своим латунным пальцем в Солсбери. Золотой смертоносный луч снес перила, взметнув облако деревянных щенок.
Солсбери ретировался по коридору до того места, где его не было видно. Он опустился на одно колено, нащупал патроны в коробке и перезарядил пистолет. Когда его цель, пошатываясь, вступила на последнюю ступень лестницы, она приняла в грудь следующие шесть кусочков свинца.
С тем же результатом, что и до этого, — с нулевым.
Ни капли крови.
Просто маленькие черные туннельчики в его плоти.
Убийца поднимал свой виброствол.
Солсбери прыгнул в сторону, сжимая оружие. Через открытую дверь он влетел в спальню и навалился на дверь. Он слышал шаги в коридоре, неумолимые, как смерть. Трясущимися руками он снова перезарядил пистолет и закрыл патронник как раз в тот момент, когда убийца выломал дверь. Виктор оказался в западне. Если эти шесть пуль не завалят его, то Солсбери — покойник.
Убийца открыл рот и произнес:
— Гннхунхггггг…
Виктор выпустил в лицо ему три пули и на мгновение подумал, что победил, потому что незнакомец остановился и пошатнулся. И все же через минуту его рука, вооруженная вибростволом, стала подниматься.
Луч ударил в ящик с компьютером и отразился от него, не принеся вреда.
Скрипя зубами, Солсбери выпустил в киллера три оставшиеся пули — теперь в грудь. Он швырнул опустевший пистолет в преследователя, глядя, как тот отскочил от его неподвижного лица.
Изрыгающая огонь рука неумолимо продолжала подниматься.
Виктор приготовился умереть. Так же неизбежно, как сам убил Гарольда Джакоби. Его пришьет монстр, чудовище в облике человека. И что же эта образина сделает с ним, когда он будет мертв? Зароет его в какой-нибудь яме в саду? Оставит его разлагаться таи, чтобы подкормить плодовые деревья? Перед мысленным взором Солсбери пронеслась картина: эта механическая кукла, в которой сидит восемнадцать пуль 22-го калибра, с изуродованным лицом и изрешеченной грудью, тащит Виктора Солсбери в сад, чтобы опустить в могилу.
С пронзительным криком, обезумев от ужаса, Солсбери прыгнул, валя убийцу с ног, и опрокинул его навзничь. Череп незнакомца стукнулся о столбик кровати и развалился на две части прежде, чем коснулся пола. Его голова была почти пуста, если не считать нескольких пучков провода и транзисторов. Пока Солсбери прижимал его к полу, остатки ненастоящей жизни покинули робота, и он наконец затих.
Робот. Никакой крови. Провода, торчащие из лица. Солсбери победил нечто неодушевленное, чья голова моталась вверх-вниз, как деревянная лошадка на бронзовом штыре карусели. Вверх. Вниз. Вверх-вниз. Миленькая музычка. Вверх. Вниз. Вверх. Вниз. Вверх. Монстры, притаившиеся в стенах его подвала. Вверх. Вниз. Вверх. Вниз. Рты-присоски. Вниз. Вверх. Теперь вот еще робот-убийца. Вверх. Вниз. Кругом, кругом…
Виктор открыл дверь в спальню, приветствовал Бесстрашку, который радостно прыгнул ему на грудь. Викторова неприязнь к этой комнате теперь уже не была такой острой, потому что теперь и он стал жертвой. Виктор даже пожалел Джакоби.
Все, чего ему сейчас хотелось, — это спать. Он ведь так устал. Если б ему удалось победить головокружение и унять дрожь в ногах — он сразу же почувствовал бы себя лучше. Но голова кружилась, а глаза закрывались, словно налитые свинцом. Мысли стали путаться, гаснуть. Виктор рухнул на кровать и провалился в тяжелый, похожий на смерть сон.
Глава 7
Открыв глаза, он увидел призрачный серый свет, сочившийся из окна, скользивший по полу и игравший ласковыми пальчиками на его веках. Он подумал, не подняться ли ему, вполне серьезно об этом подумал. Это казалось правильным решением. Он завел руки под себя и оттолкнулся, сумев поднять голову на фут от пола. Потом даже те немногие силы, что у него были, оставили его. Голова у него упала и крепко стукнулась подбородком о пол. И свет погас в его глазах.
Он находился в красиво меблированной комнате, просторной и полной воздуха. Он прохаживался по комнате, восхищаясь работой декоратора, не зная, потрудилось ли тут дизайнерское бюро «Сказка» или какое иное. Когда он коснулся крышки гладкого, с темной полировкой письменного стола, тот открылся, словно рот. В пасти находились маленькие острые зубки, сделанные из трубочек. Пасть захлопнулась, пытаясь отхватить ему руку. От отпрыгнул от стола и сел в удобное черное кресло, засунув в рот кончики пальцев, которые стол слегка прикусил. Неожиданно из рукояток кресла выскользнули путы и перехватили его за талию, крепко связав. Он вскрикнул, почувствовав, что кресло начинает заглатывать его.
Послышался успокаивающий монотонный голос: «Тебе помогут, очень скоро, прямо сейчас». Виктор улыбнулся и поблагодарил, но все же объяснил, что кресло заглатывает его и им стоит поторопиться, пожалуйста. Черное кресло. Оно такое удобное. Но сделайте что-нибудь! Потом маячившее перед ним лицо, которое он не мог ясно разглядеть, и убедительный голос, который его сопровождал, куда-то исчезли. Путы распались, и он освободился.
Он оглянулся в поисках выхода, увидел белую дверь и двинулся к ней. В этот момент стол начал разевать свою деревянную пасть и злобно рычать. Кресло, присоединившись к хору, стало, глухо стуча по полу, бегать за ним, скрипя крепкими ножками и медленно надвигаясь на него. Ножки были вырезаны в виде звериных лай, и Солсбери совершенно явно видел, как кончики лап перебирают пальцами. Он бросился к белой двери, толкнул ее, чтобы открыть, и обнаружил, что сбежать не удастся. Дверь оказалась всего-навсего еще одной пастью.
Он открыл ее и осторожно шагнул наружу. Там находилось розовое, влажное горло, плотные узлы миндалин смыкались, словно сталактиты. Большие черные зубы начали опускаться сверху, чтобы раскусить его пополам. За его спиной кресло подползало все ближе и ближе…
На этот раз, когда Виктор очнулся, он услышал уже два голоса. Он узнал в одном из них тот же самый, что заставил его ранее открыть глаза. Это был нежный, приятный голосок, из тех, что звучат в рекламных роликах по телевидению и из репродукторов на терминалах самых комфортабельных авиалиний. Новый голос был сиплый, немолодой, определенно мужской.
Открыв глаза, он увидел лицо, соответствовавшее этому голосу: с тяжелой челюстью, широким ртом и плоским носом. Черные глаза внимательно смотрели на него.
— Я думаю, это нервное истощение, — сказал мужчина.
— Но он поправится? — с тревогой спросила женщина.
— Ему нужен непродолжительный отдых.
— А что с его… грудью?
— Это не опасно. Я не понимаю, как он получил такие ранения.
— Ты видел его машину?
— Да. Но это ничего не объясняет.
— Будет больно, когда ты будешь вытаскивать щепки?
— Да нет, мне ничуть не будет больно, — пошутил мужчина.
Когда она игриво шлепнула его, он добавил:
— Я никогда не видел, чтобы ты так о ком-то заботилась. — Он деликатно кашлянул. — В особенности о мужчине.
— Ты — старый козел, — сказала она.
— А ты — молоденькая овечка. Через какое-то время ты найдешь себе другого приятеля по пастбищу. Один брак ничего не значит, дорогая. Этот молодец может оказаться совершенно не похожим на типа вроде Генри.
— Ты псих! — вздохнула она. — Он не похож на него.
Человек кашлянул опять.
— Нет, больно ему не будет. Чтобы быть уверенным, я дам ему обезболивающее. Он ничего не почувствует.
— Я не хочу, — прошептал Солсбери, все еще находясь в полуобмороке.
Голос его звучал так, словно горло у него было воспалено.
— Что такое? — спросил мужчина.
Перед глазами Виктора появилось прелестное личико, которое он где-то видел раньше… Несомненно… он просто не мог вспомнить где. Он действительно многого не может вспомнить…
— Вик, — сказала женщина, протягивая руку, чтобы прикоснуться к его лицу.
— Тсс, — предостерег сиплый, — он бредит. Не нужно с ним разговаривать.
— Если вы дадите мне лекарство, — сказал Солсбери, — дверь меня в два счета слопает.
— Не слопает, — ответил сиплый. — Я уже надел ей намордник.
— Тогда кресло, — сказал Виктор. — Кресло или стол сожрут меня живьем!
— У них нет ни малейшего шанса. Я весьма строго предупредил этих чертенят.
Потом был неожиданный укол в руку Солсбери, ощущение холода, момент безмятежной радости и темнота. На этот раз была полная и совершенно пустая темнота — без каких-то таинственных комнат с пожирающей людей мебелью или прочих ужасов. Он погрузился в эту тьму, словно в болото, и перестал думать.
Проснувшись, он ощутил, что его тело превратилось в сплошной пустой требовательный желудок. В нем не было места для каких-либо чувств, кроме голода. Моргая, Виктор глядел на белый потолок до тех пор, пока не убедился, что у него не кружится голова. В челюсти засела тупая боль, он помнил, как треснулся ею об пол. Руки покалывало, как будто он расчесал их, в груди было странное чувство, как будто ее обожгли, в ногах ощущалась слабость; он мельком вспомнил, как бежал босиком по острым камням.
Потом вдруг к нему вернулась память. Он сел в кровати, ожидая удара раскаленного луча, который разрежет его на куски.
Вместо этого ужаса он увидел Линду Харви.
Она, видимо, уже давно сидит здесь, в кресле с изумрудной обивкой, рядом с кроватью. Встав, она подошла к нему, положила руки на его плечи и заставила лечь снова. Он позволил себе расслабиться. Робот-киллер ликвидирован. Куча обломков — вот и все, что от него осталось. Сейчас Виктор Солсбери может позволить себе расслабиться.
— Как вы себя чувствуете?
Он потянулся, раздумывая, что бы ответить.
— Неплохо, если подумать.
— Не пытайтесь подняться. Вы голодны? Я сейчас накормлю вас.
— Я готов глотать столовые приборы.
— Нет необходимости. Сейчас принесу вам кое-что повкуснее.
Она двинулась к выходу.
— Подождите.
— Что-то не так?
Она полуобернулась, демонстрируя свой очаровательный профиль.
— Как вы меня нашли? Кто тот человек, что был рядом с вами? Что…
— Позже. Все вопросы позже. Вам нужно поесть.
Потом она исчезла, мелькнув гладкими загорелыми ногами. Он откинулся на подушку, улыбаясь и думая о том, как она суетится на кухне. Эта мысль ему очень понравилась. Но были и другие мысли, которые ему пришлись совсем не по вкусу…
Он подумал о роботе-убийце. Его пришлось уничтожать так долго, потому что он был снабжен запасными каналами и вторичными проводниками, способными заменить первичные, когда те разносит вдребезги разящими наповал выстрелами. Окажись на месте Солсбери с его запрограммированной сверхчеловеческой быстротой реакции обычный человек (вроде Гарольда Джакоби) — он бы не выжил, не спасся. А что, если этот робот пришел убить Джакоби, а не Солсбери? Не о том ли говорил компьютер, информируя, что Джакоби в любом случае умер бы через месяц? Но месяц еще не истек. Даже неделя не прошла. Ах да, две недели сна в пещере. Но все равно до месяца не хватало целой недели.
Не поэтому ли 810-40.04 хранил молчание? Не думал ли он по-прежнему, что назначенная дата наступит через неделю?
Ящерообразные твари не похожи на тех, кто легко отказывается от задуманного. У него не было ни малейшего сомнения, что робот пришел в этот мир через портал, через тот проход в стене подвала, через тот круг голубого света, через окно в параллельный мир.
Но не явится ли сюда одна из "ящериц", чтобы добить его? Побоится? Не похоже. "Ящерицы", подумалось Виктору, не выказывали особого страха при боевых ситуациях. Они наверняка могущественнее людей. Технологический бум распространился у них со скоростью ядерного гриба, в то время как культурное и социальное развитие недалеко ушло от стадии пещерного человека. Они выглядели дикарями с острым интеллектом, умными дикарями.
Когда они намерены заслать через портал следующего робота? Или эти создания впервые нанесут Виктору Солсбери личный визит? Тут ему пришло в голову, что звуки по ночам и появление робота приходились примерно на половину первого ночи. Может быть, это единственное время, когда можно открыть портал? Надо быть готовым к половине первого следующей ночи.
Линда вернулась в комнату, неся поднос. Она ловко поставила его на тумбочку и присела на краешек кровати.
— Тост с маслом, хотя доктор сказал: "без масла". Куриная лапша, хотя доктор сказал: "просто бульон".
— Вы отвергаете те распоряжения врача, которые вам не нравятся?
Она проигнорировала его вопрос.
— Кроме того, фруктовое желе, стакан апельсинового сока, колбаса по-болонски с сыром и помидором. Кофе. Бульон — это для бедных больных девочек, а не для мускулистых громил вроде вас.
Он попробовал лапшу, сказал, что вкусная, и Линда улыбнулась.
— Как вы меня нашли?
Она запрыгнула на его кровать и уселась на ней в позе йога, демонстрируя восхитительные ноги с бронзовым загаром. Казалось, она не отдает себе отчета в своей привлекательности.
— Я занималась арендой коттеджа на Барберри-роуд, недалеко отсюда. Решила заглянуть к вам, потому что пути до вас было всего пять минут. Я звонила вам прошлым вечером, — тут она покраснела, — но вас еще не было дома. Я припарковалась за вашим автомобилем, увидела, что дверца открыта и горит свет в салоне. Я потушила его, удивившись, что вы позволили вашим батареям разряжаться. Потом заметила выбитое окно. Я подумала, что вы попали в аварию, подошла к дому и постучала в дверь. Вы не отвечали, хотя я видела, что дверь открыта. Я позвала вас, и ко мне выскочила ваша собака. Пес визжал как сумасшедший, я даже испугалась. Он ковылял вверх по лестнице, йотом скатывался вниз, потом опять вверх-вниз, пока я не поняла, что он хочет, чтобы я пошла за ним, прямо как в фильмах про Лэсси. Я нашла вас лежащим на полу.
Он покончил с лапшой и принялся за холодную закуску с сыром.
— Доктор — кто он?
— Джейк Уэст. Это наш домашний врач. Он заглянет завтра утром, чтобы осмотреть вас, главным образом для того, чтобы выяснить, что же с вами произошло. Когда он уехал, я обнаружила, что дверь в вашу ванную комнату…
Он почувствовал, что ему стало трудно глотать, и отпил сок.
— Что же все-таки произошло? — спросила она, широко раскрывая зеленые глаза и слегка наклоняясь к нему.
— Я не совсем готов говорить об этом. Может быть, потом. В это, как бы то ни было, трудно поверить.
Он ожидал типично женской реакции: сначала лукавые попытки выманить у него правду, потом упрашивания и нажим с целью заставить его как-нибудь проговориться. Возможно, после этого легкое презрение, потом злость в надежде, что женский гнев может сломить его.
Но Линда только пожала плечами, улыбнулась, словно говорила: не хочешь — как хочешь, я не буду настаивать.
Он был благодарен ей за такое отношение. Каково ей было бы услышать такой рассказ — тут прошлой ночью ко мне заходил робот. Его прислала шайка ящеросуществ. Робот пришел, чтобы убить меня с помощью виброствола, надетого на палец. Бред! Она подумает, что я тронулся умом.
— Но я могу рассказать вам, как я провел время в Харрисберге.
Она усмехнулась и ласково наклонилась к нему.
Он пересказал историю а двух Викторах Солсбери, рассказал о миссис Дилл и покупке принадлежностей для живописи.
— Они прибыли, — сказала она, — стол для рисования и все остальное. Я велела сложить все в гостиной, потому что не знала, куда все это отнести. Их привезли часа в два.
— Днем? Сколько сейчас времени?
— Девять вечера, — сказала она. — Вы проспали весь день.
Половина первого ночи через три с половиной часа. Ему придется избавиться от Линды до этого и придумать что-нибудь против "ящериц" и их механических зомби. Но они с девушкой могут побыть вместе еще три часа…
— Почему вы берете на себя все эти хлопоты? — спросил он.
— Знаете, я просто отношусь к типу женщин-матерей. Подбираю брошенных котят, шелудивых собак, птичек со сломанными крылышками…
— Вы напрашиваетесь на комплимент.
— И полумертвых окровавленных мужчин, — закончила она, зардевшись…
Она — необыкновенная девушка, куда более привлекательная — даже при том, что у нее чуть скошены передние зубы (Виктор только что это заметил), — чем сотня красоток с искусственными губами и ровными искусственными зубами. Линда излучала чувственность, у которой был собственный запах, вкус и ощущение. Она несла себя так небрежно, даже холодно. Он обнаружил, что она ему нравится куда больше, чем сам он до этого осознавал; возможно, это было нечто большее, чем просто симпатия.
— А как там Генри? — спросил он.
Вопрос произвел эффект бомбы, разорвавшейся прямо над ее головой. Она помрачнела, стиснула маленькие кулачки, но потом, казалось, взяла себя в руки.
— Почему вы об этом спрашиваете?
Он на мгновение почувствовал себя неловко. Не следовало этого делать — сыпать соль на старые раны и заставлять ее переживать. Он понял, что начинает считать ее своей собственностью и что этот вопрос порожден ревностью.
— Я слышал, как доктор Уэст упоминал это имя перед тем, как вколоть мне лекарство.
— Давайте договоримся, что я расскажу вам об этом позднее, Вик, хорошо?
— Извините, — сказал он. — Я забыл, что есть вещи, запретные для обсуждения.
— О, черт, звучит как "тайна, покрытая мраком", но на самом деле это не так.
— Вы не обиделись на меня?
— Я расскажу вам о Генри, — сказала она. — Но это не очень веселая история.
— Вы всем плачетесь о своих несчастьях?
— Вам первому.
— Я был о вас другого мнения.
— Ну и что? В нашу первую встречу вы мне не очень-то понравились. Показались таким холодным и необщительным. Даже когда вы стали вести себя более дружелюбно, я подумала, что вы тот еще фрукт…
— Да?
— Вы человек-загадка… Такое впечатление, словно вы притворяетесь не тем, кто вы есть на самом деле…
Ответ удивил его. Девушка оказалась весьма проницательной.
— Итак?
— Мне хотелось бы узнать вас поближе. Теперь вы кажетесь мне более человечным, что ли…
Возможно, подумал Солсбери, это случилось потому, что он только что прошел через ад и вернулся из него живым. Испытания делают любого человека более яркой индивидуальностью.
Они смотрели друг на друга, чувствуя, что в их отношениях появилось что-то новое: дружба не дружба, любовь не любовь, но какое-то взаимное притяжение.
Линда рассказала ему о Генри.
Генри Марч был дьявольски привлекателен, импульсивен; у него было мускулистое тело, за которым он ухаживал, как кошка за своей шкуркой. Красавчик с ямочками на щеках. Слегка завышенное самомнение, но это Линду не раздражало. Выходец из богатой семьи, выпускник Принстона. Общительная личность. Восемнадцатилетней девушке, читавшей Хемингуэя с тринадцати лет, он казался почти совершенством.
Сначала брак казался удачным: она радовалась совместным обедам и ужинам, тому, что нашла его темные волосы на щетке, запаху его одеколона, звуку электробритвы рано утром, прикосновению теплого тела в ночной темноте, пробуждению с радостным удивлением, что каждому хочется одного и того же…
Потом что-то изменилось.
Существует тип мужчин, которые не могут глядеть в лицо собственным неудачам, им обязательно нужно найти козла отпущения. В Америке, где успех считается единственной стоящей целью жизни, таких мужчин пруд пруди. Они приводят своих близких в отчаяние, случается, морально уничтожают их. Женщина для них — воспитательница детей, горничная, кухарка и секс-машина. Ей не требуется рассуждать, она просто вещь, необходимое приспособление на дороге к успеху. Такие мужчины убивают человеческое достоинство. Но сначала они мучают жертву, любящую их всем сердцем.
Генри был одним из таких мучителей.
Сравнительно немногие женщины избежали подобной участи. Те единицы, которым это удалось, обычно убеждались, что они зря брали на себя дополнительные обязанности, отчаявшись доказать мужу, что они чего-то стоят. Жены обнаруживали, что они — хорошие работники, и добивались продвижения по службе. Мало-помалу они понимали, что представляет из себя их муженек, и за этим следовал быстрый развод или затяжные выяснения отношений, зубы-когти, пинки-кулаки, чтобы вернуть браку хоть какую-то значимость.
Линда вернулась с работы пораньше, потому что ее босс почувствовал себя плохо и ушел пораньше. Она застала Генри в постели с какой-то девицей. Это была студентка-второкурсница из группы Генри. Видимо, плата за перевод на следующий курс. Когда Генри, смущенный, неся что-то несвязное, выставил девицу вон, Линда отправилась в туалет, где ее вырвало.
— Господи, Вик, — сказала Линда, отпив кофе и ставя чашку назад на поднос, — что было самым худшим, так это то, что когда он вернулся, то пытался вести себя так, словно я в чем-то виновата. Он стал задирать меня, заявлял, что она лучше меня в постели. А она была тощей до неприличия! Суповой набор. Лицо — невыразительное, крошечные, узко посаженные глаза, скошенный подбородок. И он пытался заставить меня думать, что она более желанна, чем я. Драная помойная кошка, а не девка. Он накрутил меня так, что…
По-прежнему сидя в "лотосе", она опустила голову на грудь и, прижав ладони к глазам, тихонько заплакала. Виктор отставил поднос, прижал ее к себе, стал гладить по золотистым волосам и шептать слова утешения. Она прятала свое горе в себе, думая, что все давно закончилось. Она хотела только одного — покончить с этим браком и обрести чувство человеческого достоинства. Сейчас ее ненароком заставили вытащить пробку из бутылки воспоминаний и попробовать, что там. От исходившего оттуда запаха ее затошнило.
Виктор приласкал ее, стараясь найти нужные слова утешения. Когда ее плач затих, он нежно ее поцеловал. Губы ее приоткрылись, она ответила на его поцелуй. Он вдыхал запах ее волос, ее тела. Так они просидели целую вечность, задержавшись на опасной грани между дружбой и любовью. Через минуту Линда очнулась, требуя гораздо большего. Он нашел выключатель и щелкнул им. Каким-то образом он обнаружил в себе силы, о которых не имел представления.
Глава 8
— Это было очень нечестно? — спросила она.
— Если ты хочешь представить все таким образом…
— Ох, подозреваю, что сама на это напросилась. Возможно, мой бывший муж сделал из меня мазохистку. — Ее ресницы затрепетали, дрожь прошла по всему телу.
— А я не собираюсь лежать здесь и завоевывать твое доверие, разглагольствуя о том, как здорово и как потрясающе нам было вместе.
— Все было очень здорово, — сказала Линда. — A-а? Думаю, то, что я сейчас чувствую, не так уж и глупо.
— А что ты сейчас чувствуешь?
Она повернулась на бок, прижавшись к Виктору всем своим точеным телом. То, что он чувствовал, было не столько желанием, сколько теплым чувством удовлетворения от прикосновения к ней, восхищением ее округлыми формами и прелестью.
— Сейчас я чувствую, что нечто свело нас вместе. Я могу сказать, что именно в тебе Изменилось — твое отношение ко мне. Ты теперь человечнее, теплее, более открыт. До этого ты был для меня загадкой. И сейчас я ощущаю себя более полноценной, чем после развода. Это не просто секс, это нечто большее. Мы как две части долларовой купюры, которую когда-то давно разорвали пополам. Одна половинка попала в бумажник старика из Нью-Джерси, другая в карман молодца из Милуоки. Однажды они оба оказываются в одном ресторане в Майами. Половинка, принадлежавшая старику, выпадает из бумажника, когда он расплачивается с кассиром. Молодой человек видит это, вынимает свою половинку, обнаруживает, что они подходят друг к другу…
Она уютно устроилась рядом с ним, ее губы находились рядом с его шеей. Когда она говорила, они приятно щекотали кожу. Ее запах был теплым, истинно женским, соблазняющим. Их неудержимо влекло друг к другу. Она прежде была замужем за человеком недостойным ее, мелким и приземленным. На этот раз ее потянуло к человеку более сложному, в глубину души которого она проникнуть не могла, но очень хотела. Живой Виктор был тем простым и откровенным человеком, которого она искала.
Внезапно он почувствовал себя неловко, потому что он прятал от нее свою жизнь, когда она пустила его в самые заповедные уголки своей души.
— Пойдем, — сказал он, вставая с постели и натягивая на себя джинсы, футболку и шлепанцы. — Мне нужно тебе кое-что показать.
— Ты откроешь мне свою тайну?
— Вот именно.
Она накинула на себя что-то из его одежды, которая была ей ужасно велика, пошла за ним в коридор, потрепала за ухом Бесстрашку, лежавшего у дверей. Виктор вспомнил, что не кормил собаку, но понял, что девушка позаботилась и об этом тоже.
Он повел ее в ту комнату, где лежал робот-киллер, перевернул это создание, чтобы она могла его осмотреть. Пересказал ей всю историю, начиная с утра, когда он очнулся в пещере и отправился покупать дом Джакоби, пропустив только тот факт, что Гарольда Джакоби убил он.
Линда очень внимательно слушала его.
Она приняла рассказ на веру, несмотря на всю его невероятность. Ей не хотелось признавать, что ее возлюбленный — сумасшедший, но она своими глазами видела доказательства его правдивости. Робот, странные ящики — разве этого мало?
— Сейчас четверть первого, — сказал он, — это означает, что ты собираешь вещички и уезжаешь до того, как начнется пальба.
— Чушь! — выпалила она.
— Ты можешь пострадать.
Это было бессмысленное замечание, строчка, взятая из книги, словесное воплощение такой внешней очевидности, что оно само себя обесценивало. Возможно, в стрессовой ситуации все люди приходят к этой формулировке, цитируя прочтенные ими фантастические романы, изрекая бессмысленные фразы.
— Но и ты можешь пострадать. Тебе понадобится помощник. Зачем ты меня гонишь?
— Послушай, Линда, — сказал он, пропуская мимо ушей последнее замечание, — ты просто будешь мне мешать.
— Вовсе нет. Я тебе нужна. — Она ни за что не хотела оставлять его одного. — Ты вышвыриваешь меня вон? — Ее глаза налились слезами.
— Конечно нет! Но если ты останешься здесь на ночь, люди подумают…
— У тебя нет соседей, и я на самом деле могла бы послать их к черту, даже если бы они и были. Что мне за дело до того, что подумают обо мне какие-то соседи, какие-то лохи, которых я в глаза не видела, которые мне до одного места? Да пошли они все!..
— Ну, так они далеко пойдут, — сказал он усмехаясь.
— Так, значит, мне можно в таком случае остаться?
— Ладно, уговорила. Оставайся.
Ее реакция была как у маленькой девочки. Она бросилась ему на шею, целуя. Какая же она загадочная, неоднозначная женщина: то очень взрослая, то по-детски восторженная!
— Но сейчас у нас только полчаса, чтобы решить, что делать.
Линда хотела остаться с ним в трудную минуту. Она ясно дала это понять. Не было способа убедить ее, что для них обоих было бы лучше, если бы она уехала.
Она твердо стояла на своем.
И все же он внутренне содрогнулся.
По мере того как они обсуждали, что следует делать, Солсбери склонился над рукой робота, отсоединяя разящий виброствол от пальца. Линда выразила удивление тем, что он знает, что оружие съемное, и умеет его отсоединить. Виктор тоже был несколько удивлен, но он уже научился жить с обрывками знаний, которые то и дело всплывали в его сознании по мере надобности. Через десять минут виброствол был у него на руке, с простым спусковым крючком на большом пальце.
В конце концов они решили не спускаться в подвал. Наоборот, они передвинули мебель в гостиную, соорудив крепость из подручных средств, в которой они могли спрятаться. К нему могли послать еще одного робота, ведь "ящерицы" должны наверняка уже быть в курсе, что первый потерпел неудачу. Если это так, они могли придумать что-нибудь еще похлеще, чтобы во второй раз победа была за ними.
В самом деле, будь Виктор обыкновенным человеком, то давно был бы мертв как камень. Но он оказался проворнее, чем обычный человек, умнее, и теперь у него есть свой виброствол.
Наступила половина первого, и они встретили ее в молчании. Виктор и Линда не разговаривали, боясь пропустить какой-нибудь звук из подвала. Граница между удачей и провалом была весьма зыбкой, а провал, вне всякого сомнения, означал бы гибель. Звенящего шума не было, не слышались и истошные стоны.
Без двадцати час, через десять минут после начала их молчаливого дежурства, они услышали легкие шаги по ступенькам… вверх по лестнице…
Они сидели у забаррикадированной двери, глядя через щелку между софой и стулом, которые взгромоздили один на другой. Она подняла голову над софой, прислушиваясь. Он положил руку ей на затылок и тихонько надавил, чтобы убрать ее из ноля обозрения. Она начала протестовать, потом вспомнила о необходимости соблюдать тишину и о действии виброствола. Она спряталась за спину Виктора, выжидая.
Дверь дрогнула под мощными ударами. На пороге возник робот в облике человека. Солсбери знал, что может разделаться с машиной раньше, чем та доберется до них. Сознание этого добавило ему уверенности в себе.