Крысиный Вор Орлов Антон

Глава 7

Сломанный флаг

На забрызганной грязью стене под обережным знаком было накорябано углем:

Шеро Крелдон – душитель свобо

Видимо, свободолюбца спугнули раньше, чем он успел известить мир о своей гражданской позиции. Уничтожив крамольную надпись с помощью заклинания, Орвехт пошел своей дорогой.

Шеро искал злоумышленников, чей комплот мог бы привести к той вероятности, которая приснилась коллеге Хантре на вокзале в Фанде. Обнаружил внутри Ложи несколько заговоров, однако те не выходили за рамки обычного брожения: их участники брали деньги у овдейских друзей, собирались на конспиративные чаепития с рискованными разговорами, время от времени сливали зарубежным друзьям какую-нибудь третьеразрядную служебную информацию, и дальше этого дело не шло. Также были тайные общества в студенческой и придворной среде, но там скорее играли в мятежников и стремились покрасоваться друг перед другом, нежели затевали что-то серьезное. Впрочем, тут ведь многое зависит от того, не появится ли предводитель, который сумеет повести их за собой…

Изобличенных смутьянов задержали: кого в тюрьму Ложи, кого в городскую каталажку, кого под домашний арест. А удалось ли предотвратить опасность, поди угадай. Предсказания видящих были тревожны и неопределенны: вроде бы какая-то беда может нагрянуть оттуда, откуда ее никто не ждет.

Логично было бы спросить у Кайдо, но тот после возвращения в Аленду почти все время находился в облике, вел ночной образ жизни, был замечен на залитых лунным светом крышах и в драках с бродячими собаками. Когда коллега Тейзург пришел к нему мириться, оба перекинулись в демонических тварей и сцепились до кровищи на пустыре за пуговичной мануфактурой вдовы Винсемонг. Разнесли в щепки коновязь и заброшенную сторожку, а сугробы после них выглядели так, словно там скотину резали.

Рыжий был до крайности зол, и Суно вполне его понимал. Любой может попасть под непреодолимое магическое воздействие, от этого не зарекайся, но ежели какое-нибудь трепло потом разболтает при стечении народа, что ты вытворял в околдованном состоянии или что с тобой вытворяли – вот это, коллеги, последнее дело и дурной тон. Для мага Ложи это было бы еще и грубым нарушением этикета, и коллега Эдмар не смог бы после такой выходки рассчитывать на карьеру.

Других он всегда готов осудить за вульгарность, но коли сам в нее впадает – это уже, считайте, не вульгарность, а некая разновидность утонченности. Правила писаны для остальных, а Тейзургу дозволено что угодно. И сие многих порядком допекло, а если добавить сюда еще и убытки, которые Ларвеза понесла из-за остановки движения на железной дороге (ясно ведь, кто загнал тугурума в туннель, хотя стервец так и не сознался – мол, нет у вас доказательств), и то, что от наваждения песчанницы пострадало около двухсот пассажиров с трех-четырех поездов, и то, что маги Ложи замучились свидетельствовать перед уважаемыми семействами, что супружеская верность была нарушена не по умыслу, а по причине злокозненных чар… Все это не добавило коллегам расположения к виновнику скандальной ночи.

Руководство Светлейшей Ложи наметило две задачи: во-первых, завербовать Хантре Кайдо, и желательно на пожизненный контракт, а во-вторых, касательно коллеги Тейзурга… ну, сами понимаете. Эту скользкую тему в открытую не обсуждали, все намеками да переглядками.

Вторую задачу надлежало решить в рамках первой, тут все были единодушны, однако по некоторым пунктам мнения разделились. Одни считали, что вначале надо осуществить вербовку, а потом дать наемнику задание – вы понимаете, о каком задании речь – и прикидывали, во сколько Ложе влетит такой заказ. Другие предлагали повременить, чтобы коллега Кайдо по собственному почину решил означенную проблему, тогда Ложа сэкономит. Пока шли споры, к Хантре подсылали самых искушенных переговорщиков, но тот как будто нарочно их избегал. Суно по поручению начальства тоже ходил его искать и тоже не преуспел.

Коллеги выжидали благоприятного момента, словно многоопытные игроки в сандалу. Маги и амулетчики Ложи получили недвусмысленные рекомендации: в поединок, ежели таковой случится, не вмешиваться, а если коллега Кайдо пострадает, оказать ему помощь и послать мыслевесть лекарям, если же пострадает его противник – действовать по обстоятельствам в интересах Ложи. Кто-то предложил к «действиям по обстоятельствам» привлечь Дирвена, однако от этой идеи отказались – чего доброго, обоих добьет, с угробца станется. Пока дело ограничилось дракой на задворках пуговичной мануфактуры, но оттуда израненные фигуранты уползли живьем.

Тем временем Дирвен нашел в алендийских катакомбах «Тихую Магнолию». При этом угодил в переделку: на изрядной глубине, где был спрятан древний артефакт, на его группу напали какие-то неизученные твари. Несмотря на ушибы и переломы, первый амулетчик отбил атаку и вместе с двумя уцелевшими спутниками выбрался на поверхность. Сейчас он лечился на постельном режиме, Зинта обещала за восьмицу поставить его на ноги, а «Тихую Магнолию» засекретили и взяли под охрану.

И вот что удивительно, безумная ночь в «Пьяном перевале» иным из участников пошла на пользу. Бывает, что одно и то же для кого беда, а для кого словно дверца на солнечную поляну. Зомар Гелберехт в последнее время уже не выглядел таким мрачным парнем, как раньше, и Хеледика тут ни при чем: его нередко видели в компании юной коллеги Нелодии, помощницы лекаря. Ту ночь они провели вместе. Несмотря на чары, у амулетчика хватило контроля, чтобы увести девушку в номер и отделаться от желающих присоединиться, а по возвращении в Аленду у этой парочки начались романтические отношения с цветами-свиданиями-прогулками. Хорошо, когда хоть за кого-то можно порадоваться, подумалось Орвехту, встретившему их однажды вечером на бульваре Крокусов.

Вначале они разговаривали в дверях. Хмурая рассерженная Зинта стояла в проеме, а Эдмар перед ней – словно бродяга, которого и на порог-то не пускают. За спиной у него хлюпала раскисшей снежной слякотью вечерняя улица.

– Пришел, чтоб я шрамы на твоей бессовестной роже залечила? – глядя исподлобья, спросила лекарка.

– Шрамы я и сам могу убрать. Пока оставил их, как подтверждение того, что все это было наяву. Они для меня драгоценны, это своего рода памятный знак, вырезанный на живой кровоточащей плоти.

– Кошачьими когтями, – дополнила Зинта. – И поделом! Сколько раз я тебе говорила – не будь зложителем!

– У иных людей ни стыда, ни совести, – грустно заметил Эдмар.

– Это правда, одного такого я сейчас вижу перед собой. Убирайся отсюда, не пущу тебя в гости.

– Да я не про себя, а про обладателя кошачьих когтей. Разве ты не хочешь выслушать мои оправдания?

– Вот уж чего не хочу, того не хочу. Убирайся!

Он поставил ногу на порог, не позволяя ей захлопнуть дверь.

– Зинта, если я сейчас уберусь, я натворю с тоски что-нибудь зложительское, и тебя же потом совесть замучает. А если мы посидим в сумерках и поговорим – помнишь, как раньше, в Паяне, – ничего плохого не случится.

– Заходи, – буркнула она, отступив с дороги. – Но чаем тебя поить я нынче не стану.

В полумраке гостиной пляшущее в камине пламя бросало красноватые отблески на паркет и на мебель. За окнами сине-лиловая вечерняя акварель, уже с оттенками весенней прозелени, хотя снег только начинал таять. Для Зинты было привычно, что зимой всюду сугробы, а соседи говорили, что в Аленде давно уже не случалось такой снежной зимы.

Эдмар достал из своей кладовки магический светильник: хрустальный полумесяц, который держит в зубах бронзовая змея. В его золотистом сиянии стали еще отчетливей видны шрамы, изуродовавшие бледное треугольное лицо.

А глаза не тронул, отметила про себя лекарка.

– Я не спрашиваю, зачем ты учинил эту зложительскую пакость. Ты ведь был одержим этим непотребством и порой о том говорил, я помню. Но вот зачем ты потом растрепал на всю гостиницу, что промеж вами было, да еще сказал при всех ту гадость? Мало тебе рожу порвали, еще не такого заслужил!

– Добрая Зинта… – страдальчески вздохнул Эдмар. – А хочешь знать, что он мне перед этим сказал?

– Обругал тебя последними словами. И правильно сделал.

– Нет. Он не стал ругаться. Когда чары песчанницы истаяли, он вначале не произносил ни слова. Признаться, я с жадностью наблюдал за ним, и я улыбался, а его это раздражало…

– Ухмылялся так, что впору бы взять тебя за шкирку да приложить от всей души обо что придется. А то я этих твоих улыбочек никогда не видела!

– Речь истинной служительницы Тавше. Не нравится чья-то улыбка – что ж, можно стереть ее о ближайшую твердую поверхность.

– Не поминай всуе Милосердную, уж она-то никак не одобрит того, что ты выкинул!

– Наконец он нарушил молчание, – продолжил Эдмар. – Подошел к окну, за которым уже рассвело, и говорит: «Посмотри на этот пейзаж – там горы, кустарник, облака, тропинки… Нас окружает огромный мир, в котором много всего, а комната, в которой мы с тобой находимся, – крохотный участок этого мира, точка посреди бесконечности. То же самое и с теми отношениями, которые ты пытаешься мне навязать: это лишь небольшой фрагмент моей реальности. Так что можешь ухмыляться, сколько влезет, ты не победил. Ну, выяснил экспериментальным путем, что чары песчанницы с таким мощным потенциалом действуют даже на меня – и что дальше?» Зинта, у меня руки чесались ему врезать, но вместо этого, оцени мою ангельскую выдержку, я всего лишь улыбнулся еще шире и посоветовал ему в ближайшее время не садиться. Тут уже он начал меняться в лице, и в его бездонных темных глазах читалось, что он тоже не прочь мне врезать… Но я должен был выполнить уговор и доставить Мавгис в Олосохар, поэтому недосуг было задерживаться ради драки подушками. Когда я вернулся, он швырнул в меня топором, а что было потом, ты знаешь.

– Ты повел себя, как отъявленный зложитель, из-за того и страдаешь. Не надоело еще быть зложителем? Из-за тебя поезда в Суринань полторы восьмицы не ходили, так что ты многим людям доставил беспокойство, и для него ты теперь распоследний враг. Я слышала, ты его искал, хотя лучше б оставил в покое, а он напал на тебя около пуговичной мануфактуры и чуть не убил.

– Зинта, ты заблуждаешься и в том, и в другом, и даже в третьем. – Эдмар улыбнулся, отчего исполосованное рубцами лицо стало похоже на зловещую маску театрального демона. – Около пуговичной мануфактуры не он на меня напал, а я на него. Хотел проверить, будет ли он использовать против меня летальные приемы. Он этого делать не стал, из чего следует, что у него нет желания меня убивать. Это радует. Минувший раунд закончился вничью, игра продолжается.

– Тебе только и осталось радоваться, что не убили. И ничегошеньки ты не понял, как я посмотрю. Если тебе кто-то дорог – не важно кто, – это еще не значит, что он обязан играть в твои игры. Если ты кого-то любишь, это не оправдывает твоей дури или жестокости по отношению к тому человеку. Бывало, что ты всякое разное о себе рассказывал, так вот, если хочешь знать, половина твоих неприятностей – из-за того, что ты этих простых вещей не понимаешь.

– Это ведь не учение молонских доброжителей? – Он вопросительно заломил бровь, из-за шрамов привычная для него гримаса выглядела незнакомо и гротескно.

– Ну, это просто я так думаю. – Зинта немного смутилась, но потом решительно добавила: – Если ты повадился гулять по болотине, не удивляйся, коли в трясину провалишься. Это в Молоне так говорят, ежели не забыл.

После того как он ушел, она помолилась Тавше, чтобы Милосердная наставила его на путь добра и благомыслия. Хотя понимала, что на Тейзурга ее молитвы вряд ли подействуют.

Зато ей удалось образумить Дирвена. Зинта сделала то, с чем не справились ни учителя в школе амулетчиков, ни кураторы из Светлейшей Ложи, ни даже Суно Орвехт: приохотила этого паршивца к чтению.

Прикованный к постели на ближайшую восьмицу, Дирвен злился и ныл, что он спятит от скуки раньше, чем выздоровеет, – и того нельзя, и сего нельзя, так и рехнуться недолго.

– А книжки читать не пробовал? – спросила лекарка.

Осунувшаяся веснушчатая физиономия первого амулетчика презрительно скривилась:

– Ха, романчики! Брехня сплошная в тех книжках. Каждый дурак знает, что ничего этого на самом деле не было, и все равно люди ведутся на вымысел, как придурки, а писатели сочиняют, чтоб им денег заплатили. Если я знаю, что это сплошные выдумки, для меня это скукотень.

Зинта обиделась за книги, особенно за свои любимые, но виду не подала и посоветовала:

– Тогда почитай о путешествиях в чужие страны – там все правда.

– Да тоже скукотища, я про эти страны в учебниках читал. Ну, или во всякой там обязательной литературе, которой нас мучили. Мне положено знать про чужие страны, потому что мало ли куда на задание пошлют. Вот и говорю, ничего интересного в этих книжках нету. Или враки, или дурацкий фактический материал, который я и так лучше других знаю.

Думаете, это заставило Зинту отступить? А вот и нет!

– Ладно, а ты станешь читать, если это будут правдивые путевые заметки – но о тех удивительных странах, о которых тебе совсем ничего не известно?

– Ну, может, и почитал бы от нечего делать… – снисходительно, словно делая ей величайшее одолжение, протянул Дирвен.

– Тогда ловлю тебя на слове. В следующий раз кое-что принесу.

В книжной лавке, что на улице Желтой Цапли, Зинта нашла «Водяные просторы Аатго-Ай» Тавдемонга, «Сумеречные города Бингару» Зибелдона и «Под золотыми небесами Хиду» Джелинсы данг Фровальд. Посмотрим, Дирвен, что ты на это скажешь! К дневникам знаменитых современных путешественников по мирам она добавила древнюю классику: «Земля 21 век – безумный мир парадоксов» Баглена Сегройского и «Зеркальное царство каналов и туннелей Сагланоконо» Леради Гри Фанори.

Книги были тяжелые, в коленкоровых переплетах с золотым тиснением. Их нес в заплечной сумке мальчишка-послушник из храма Тавше, которого жрецы Милосердной определили Зинте в помощники ввиду ее положения.

На крыльце они разминулись с госпожой Филендой, родственницей Шеро Крелдона. Строго одетая дама с худощавым настороженным лицом неискренне улыбнулась, негромко пробормотала что-то вроде бы любезное и прошмыгнула мимо. Она осуждала тех женщин, которые добиваются развода или, еще того хуже, сбегают от мужей и живут с любовниками. В то же время она питала почтение к служителям Кадаха и Тавше. Поскольку Зинта принадлежала сразу к обеим категориям, госпожа Филенда, едва завидев ее, впадала в замешательство и становилась похожа на часы, у которых стрелки вместо того, чтобы идти по кругу, дергаются в разные стороны.

– Встретила Крелдоншу? – доверительно спросила Глодия, вышедшая навстречу лекарке в переливчатой баэге с павлинами – китонские наряды вошли в моду у алендийских дам и даже у иных кавалеров с легкой руки Эдмара. – Любо-дорого, как они с Дирвеном тут разлаялись! Она притащилась его проведать от какого-то богоугодного попечительского общества, приволокла с собой корзинку подгорелого печенья и книжицу Шаклемонга Незапятнанного о том, что в одних позах заниматься любовью можно, а в других нехорошо – мол-де богам не понравится. Давай Дирвена стыдить и поучать, а он давай огрызаться! Ох, как орали! Она сказала, что придет к нам еще, а Дирвен хотел запустить ей вдогонку веником, но я балбесу напомнила, что она родня его начальству, а потому надобно проявлять политес.

Когда Зинта вошла в комнату, раскрасневшийся взъерошенный пациент остервенело рвал в клочья брошюру «Любовь дозволительная и запретная: пособие для юношества».

– Брось это! Я тебе поинтересней книги принесла, про путешествия по другим мирам. И не забывай о том, что тебе нельзя резко вскакивать с постели.

На следующий день Глодия еще в прихожей доложила ей:

– Читает! Вот чудеса-то, наш Дирвен книжку читает! И не потому, что кураторы велели, а в охотку, аж глаза горят, никогда еще с ним такого не бывало. Из тех, что ты давеча принесла. Вот только не знаю, на пользу это или к худу…

– Читать книги – всегда на пользу, их ведь умные люди пишут.

– Может, для других оно и так, – Глодия покачала головой с видом многоопытной женщины, – да только мой дуралей даже среди умных мыслей какую-нибудь глупость себе отыщет, уж я-то его знаю! Потому и боюсь, что не к добру он книжкой увлекся, ой, не к добру…

– Я все эти книжки читала, там нет ничего дурного, – успокоила ее Зинта. – Это очень хорошо, что у Дирвена наконец-то проснулся интерес к литературе.

«Вы просто колода карт…»

Откуда это? Из какой сказки?

В том мире, где он жил до возвращения в Сонхи, это была одна из его любимых сказок, но, кроме этого впечатления, он ничего не помнил. Были только эти слова – вырванная из контекста абракадабра и связанное с ней ощущение свободы.

Он свободен от тех отношений, в которые кто бы то ни было попытается его втянуть, поскольку точка отсчета – это он сам, и ему решать, имеет это для него значение или нет: как выберу, так и будет. И надо же было влипнуть в такую, мягко говоря, нетривиальную ситуацию, чтобы наконец-то в полной мере это осознать. Впору сказать Лиргисо спасибо, но Хантре не собирался говорить ему спасибо. Тот ухмылялся, упиваясь победой – или тем, что он считал своей победой, и на какое-то мгновение Хантре почти сострадание к нему почувствовал.

«Он полностью находится в этой игре и не может выйти за ее пределы. Словно ядовитая змея, запертая в террариуме, для которой мир снаружи недоступен. Если окажешься во владениях змеи, ты пропал, но пока между вами стекло, она может только смотреть на тебя из своей ловушки. Кстати, как я его мысленно назвал?.. Отравленное имя, шелковистое и переливчатое, как змеиная кожа… Ассоциации остались, а слово ускользнуло. И спрашивать бесполезно – уведет разговор в сторону».

– Тейзург, ты дурак, – сказал он вслух. – Посмотри на этот пейзаж – там горы, кустарник, облака, тропинки… Нас окружает огромный мир, в котором много всего, а комната, в которой мы с тобой находимся, – крохотный участок этого мира, точка посреди бесконечности. То же самое и с теми отношениями, которые ты пытаешься мне навязать: это лишь небольшой фрагмент моей реальности. Так что можешь ухмыляться, сколько влезет, ты не победил. Ну, выяснил экспериментальным путем, что чары песчанницы с таким мощным потенциалом действуют даже на меня – и что дальше?

Уже потом, вспоминая, Хантре подумал, что, похоже, сам его спровоцировал: наверняка этот рафинированный эстет рассчитывал на более утонченное оскорбление, нежели «дурак». А тогда, после издевательски-заботливого совета «не садиться», его охватило бешенство: ах ты, тварь, я ж тебя сейчас обратно в Хиалу отправлю – с концом, до следующего рождения!

Сказав ему гадость, Тейзург поспешил убраться с глаз долой. Хантре оделся, порвав со злости собственную рубашку, и отправился искать оружие. Какое попадется, лишь бы не магическое. Сойдет и кухонный нож. Если он не хочет разнести полгостиницы – а он этого не хочет, – нельзя ему сейчас пользоваться магией. На ближайшее время – полный запрет. По этой же причине он и в свою волшебную кладовку не полез: «во избежание», как сказали бы коллеги из Ложи.

Ярость утихла, когда он сидел в облике на пустынном скальном гребне, на ветру, над громадным опрокинутым миром, и вылизывал окровавленную шерсть. Пришла песчаная ведьма, устроилась рядом, начала с ним разговаривать, потом придвинулась ближе и стала гладить, словно домашнего кота. Он не возражал: ей можно.

Переночевали они в пастушьей хижине. Покосившееся глинобитное строеньице как будто сползало вниз с улиточьей скоростью, изо всех сил цепляясь за крутой каменистый склон. Внутри был очаг и старый войлочный тюфяк, в углу стопка высушенных навозно-соломенных лепешек – здешнее топливо. Шуршали сквозняки и ящерицы, сквозь прореху в крыше светила далекая звезда.

– Давай, я сниму с тебя след того, что было вчера, – прошептала Хеледика, ее глаза светились в темноте, словно опалы под луной. – Я – песок, я что угодно могу забрать и рассеять в бесконечности…

Утром они вместе спустились на станцию и сели в поезд. Будущее казалось Хантре по-весеннему неопределенным, когда повсюду оседающие сугробы, капель, ручьи, мокрая наледь, и все это слепит зыбким блеском, так что подробностей не рассмотришь.

Вначале он заподозрил, что Тейзург в довесок ко всему остальному навел на него какое-то ослепляющее заклятье, но нет, в этом сверкании не было ничего от Золотоглазого. Если сосредоточиться, это напоминало переливчатую вуаль, которая почти неразличима, а все же мешает видеть. Возможно, он обязан этим песчаннице – до ее танца ничего подобного не было. Хеледика не смогла разобраться, в чем дело, и сказала, что здесь хорошо бы посоветоваться или с ее бабушкой, или с господином Эдмаром. Но бабушка в Олосохаре, а «господина Эдмара» он скорее пришибет, чем станет у него консультироваться.

По прибытии в Аленду выяснилось, что Светлейшая Ложа строит на его счет вполне определенные планы. От него ожидали убийства. Его собирались подтолкнуть к убийству. Ему готовы были заплатить за убийство. Хантре чувствовал, что Ложа будет добиваться своего с настойчивостью муравьиного роя, штурмующего препятствие. Его отношение к Тейзургу укладывалось в рамки «еще раз встречу – еще раз огребет», но убивать не хотелось, вот он и прятался в облике по чердакам, чтобы не общаться с потенциальными заказчиками.

Выйдя от господина Шеро после разговора по поводу «странных расходов», Хеледика сохранила на лице серьезное выражение – для песчаной ведьмы это не составило труда, хотя другая на ее месте не удержалась бы от усмешки.

Когда она пришла, в кабинете у Крелдона сидела невзрачная магичка неопределенно-средних лет. Прямая, аккуратная, прилизанная, похожая на деловитую чиновницу. Эта худощавая дама устроилась на стуле с высокой спинкой, а грузный безопасник развалился в массивном кожаном кресле: точь-в-точь Обжорство и Умеренность на старинной назидательной гравюре.

– Присаживайся, Хеледика, – пригласил Крелдон. – Познакомься, это госпожа Тумонг.

Чиновница заулыбалась, словно добрая тетушка, приехавшая в гости с полной корзинкой печенья.

– Я уже знакома с госпожой Тумонг, – вежливо отозвалась девушка.

– Ну, так еще раз познакомься! – с нажимом произнес Шеро. – К твоему сведению, госпожа Тумонг курирует платное любовное отдохновение ценных функционеров Ложи, и все казенные расходы по этой части идут через нее. В каждом нашем представительстве есть штатный организатор досуга, обязанный перед ней отчитываться. Дело ведь этакое, что у всякого может возникнуть потребность, и с нашей стороны было бы ошибкой выпускать сию область из-под контроля. – Он сделал вескую паузу и продолжил: – Мои элитные агенты не должны платить за развлечения такого рода из своего кармана, на то есть особая статья в нашем бюджете. Также мои элитные агенты не должны путаться с кем попало, последнее категорически недопустимо. Я могу надеяться, что в следующий раз, вместо того чтобы занимать у шокированных коллег на смазливых акробатов или на непроверенных мерхандийских девок, ты, как подобает разумной барышне у меня на службе, пошлешь мыслевесточку госпоже Тумонг?

– Конечно, господин Шеро. Простите меня, господин Шеро, – воспитанно ответила Хеледика.

Позже ей пришло в голову, что он остался разочарован: должно быть, рассчитывал, что она так или иначе выдаст, на что же ей тогда в Мерханде понадобились деньги.

С Хантре они встречались тайком от всех, снимали на два-три часа мансарды в небогатых кварталах. Маг-перевертыш неплохо знал город – в особенности ту его часть, которая находилась ближе к небу.

Задания, которые Хеледика получала после возвращения в Аленду, по большей части были связаны с обнаглевшим волшебным народцем в столице и окрестностях. Ей уже начало казаться, что это надолго – ну и хорошо, это вполне ее устраивало, – когда господин Шеро сказал ей о командировке в Бартогу.

Разведывательная миссия. Ларвезу интересуют промышленные изобретения, коими славится Бартога: соединение магических и немагических технологий, использование амулетов в сочетании с механическими агрегатами и паровыми машинами. В нынешней сложной ситуации у Бартоги есть чему поучиться – в переводе на язык Ложи это означало: украсть побольше производственных секретов и внедрить полезные новшества у себя, да опередить Овдабу, которая наверняка собирается сделать то же самое. И кого же посылать в Бартогу, если не песчаную ведьму, ведь туда для технических нужд привозят песок из Олосохара – с источником силы у Хеледики проблем не будет.

Ей предстояло сыграть роль дальней родственницы-сиротки завербованного бартогского негоцианта. Пусть там нет законов о Детском Счастье, Хеледика сразу попросила, чтобы эта барышня была совершеннолетняя, а то в Овдабе ей «детского счастья» по горло хватило.

– Двадцать два года, согласна? – пошел ей навстречу Крелдон. – Ты дочь его покойной троюродной кузины, которая когда-то вышла замуж за ларвезийца. Выросла в провинции, бартогского не знаешь… Начинай его учить, тебе выдадут набор языковых амулетов и материалы, которые ты должна посмотреть до отъезда. Работать будешь в составе группы. Вас пятеро, внедритесь по отдельности, а потом свяжетесь и приступите.

Путешествие в далекую загадочную страну – несколько месяцев назад такое задание ее бы обрадовало. А сейчас это было совсем некстати: придется расстаться с Хантре, и неизвестно, сколько времени это займет… Но никто из окружающих, глядя на песчаную ведьму, не заметил бы и тени недовольства. Ее экзотически красивое узкое лицо с приподнятыми к вискам глазами хранило выражение спокойного внимания, словно маска, слепленная из песка.

Глодия все-таки признала, что чтение книг пошло Дирвену на пользу. Сама о том Зинте сказала:

– Послушай-ка, чего у нас было, дуралей-то мой помаленьку умнеть начал и со старой Крелдоншей замирился! С этой самой госпожой Филендой, которая родня господину Крелдону и каждому горшку прихватка. Она к нам опять пожаловала, и вначале-то они с моим снова лаяться стали. Уж не знаю, как Дирвен ее уболтал и к себе расположил, но под юбку к старухе он бы ни за какой выгодой не полез, это я тебе, Зинта, зуб даю.

– Зубы твои мне без надобности, – отозвалась лекарка. – Заболит – выдерну, а просто так ими не швыряйся, новые не вырастут.

Глодия сплюнула через плечо и притронулась к выплетенному на кружевной манжете обережному знаку.

– Твоя правда, хотя от такой беды я зубной амулет ношу, из клыка олосохарского стига сделанный, Дирвен подарил. Вот, значит, поначалу-то Крелдонша давай его всяко ругать, а он огрызается, а я за дверью слушала, но тут нам зелень принесли, и меня кликнули, потому как я самолично выбираю, ежели дома. Прислуга что попало возьмет, а матушку Сонтобию всяк обманет. Ну, я и пошла, а как вернулась, эти уже не гавкают, а промеж себя в добром согласии беседуют. Он ей книжку показывает и нахваливает, которую прочитал, она ему улыбается сердечно, словно разлюбезному наследничку. Думаю, может, теперь эта мымра, коли так подобрела к моему балбесу, замолвит за него словечко перед грозным господином Шеро, чтобы жалованье у Дирвена не урезывали, как нынче, а сделали бы поблажку? Парень ведь семейный, жену прокормить должен, вот бы это приняли во внимание…

– Хорошо, что Дирвен учится ладить с людьми, – одобрительно заметила Зинта. – Книги расширяют кругозор и помогают взглянуть на привычные вещи по-новому. Наверное, тебе тоже стоило бы что-нибудь читать.

– Да я тебе, небось, не деревенская дурочка! Мое любимое – «Фрамила, королева механических кораблей». Читала?

– Нет…

– Эх ты, а еще книгочейкой себя называешь! Про Фрамилу уже тринадцать книжек написано. В лавках обещают, что в конце весны будет четырнадцатый том. Вот, слушай, как интересно, эта Фрамила в Сонхи была обыкновенной кухонной прислугой, потому как уродилась не волшебницей и даже мечтать ни о каких чудесах не могла. А потом она пошла на задний двор с помойным ведром, а в это самое время один маг по соседству открывал Врата Перехода, и ее прям туда шибануло, а Врата удались какие-то неправильные, и никто не знал, что это за мир. Ну, а там магия не в чести, и магов вообще нету, зато всякие диковины механические на каждом шагу, и оказалось, что в этих механизмах Фрамила с ходу все понимает и управляется с ними куда лучше местных. Объездила железного коня, который собственного мастера затоптал и проглотил ключ, которым его можно было выключить, а Фрамила его сразу приструнила и нажала на нужный рычаг, чтоб он ее слушался. Потом она подалась на море, где плавают и сражаются громадные железные корабли, да без амулетов, а за счет происходящей из сочленений шестеренок механической силы. Ей все это оказалось подвластно. А когда ей встретится какой-нибудь принц, или король, или пиратский главарь, Фрамила на кого рявкнет, кого острым словцом подденет, и всяк после этого в нее влюбляется! Из-за нее там такое соперничество, такие интриги – обязательно почитай, не оторвешься. И главное, нрав-то у нее совсем как у меня, вот еще что хорошо, потому как очень все жизненно.

– Будет время, почитаю, – пообещала Зинта.

На самом деле такие истории не очень-то ее увлекали, но она привыкла к любым книгам относиться с уважением.

Золотой обруч из Наследия Заввы с виду ничем не отличался от множества других колец того же размера, усеявших грубо обтесанные каменные плиты. Покрытые лаком, предохраняющим от коррозии, все они одинаково сияли, пуская в глаза солнечных зайчиков. Верхние припудрены пылью, а те, что виднелись сквозь темную зеленоватую воду, обросли скользким налетом. Не будь Куду, Вабито и Монфу магами, не заметили бы разницы между «спящим» амулетом из золота высшей пробы и дешевым блестящим декором. Выгравированные руны под слоем лака были почти незаметны.

Труднее всего было эту штуку отколупать. Скобы вбиты намертво: две под водой, третья наверху. При попытке поддеть древний артефакт ломиком чуть не перевернули лодку. После этого бросили монету, кормить пиявок выпало Куду. Товарищи подбадривали его и давали советы. На то, чтобы отковырять бесценный обруч, у него ушло больше часа – и не удивительно, штифты оказались длиной с палец. Мокрый, продрогший, покусанный прудовыми гадами, Куду наконец-то добыл амулет. Взамен на покорябанный камень приладили заранее приготовленную латунную подделку. С этим возился уже Вабито, а Куду в это время дрожал на корме, закутавшись в старый шерстяной плащ.

Тем же вечером «маркиз Лайгерум» и трое магов-батраков тайком уехали из Ноден Го в щегольском лакированном экипаже Чавдо. Управляющий решил, что они сбежали, не выдержав тяжких трудов, и порадовался своей выгоде: чтобы довести дело до конца, придется еще кого-то нанимать, но за оставшуюся половину работы можно и заплатить вполовину от обычного. Так что никакого скандала, тишь да гладь. Чавдо Мулмонг возблагодарил за это Ланки и пожертвовал некоторую сумму в его храм в портовом городе Тьянбедо.

Здешние приморские кварталы выглядели так, будто их не люди строили, а лепил из чего придется подводный народец – ну, а после море отступило, и горожане заняли опустевшее жилье. Ветхие стены из ракушечника местами крошились и осыпались, их латали облезлыми досками, найденными в полосе прилива. Иные дома вместо черепицы были покрыты заскорузлыми изжелта-серыми пластами, вырезанными из шкуры львиного кита. Вдобавок улицы были извилисты, постройки теснились беспорядочно, там и тут пестрело сохнущее белье, издали напоминая стайки разноцветных рыбешек. На крышах раскорячились высушенные коралловые кусты – амулеты, которые, как считается, могут уберечь дом от удара волны Ниато. Пахло сушеными водорослями, смолой и гниющими на солнце рыбьими потрохами.

Над окрестными строениями рифом вздымался храм Хозяина Океана, украшенный раковинами, заржавелыми якорями, черепами утонувших мореплавателей – это для них почиталось за честь, клешнями гигантских крабов и скелетами несусветных глубоководных тварей. По сторонам от него стояло три храма поменьше: один был посвящен Таннут, Госпоже Пучины, другой Ниато, Госпоже Бурь, а третий всем остальным дочкам Морского Владыки, сколько их есть.

В дебрях Тьянбедо Чавдо Мулмонг преобразился. Уже не преисполненный вальяжного достоинства аристократ, а скорее торговец средней руки. Деловитый, расторопный, улыбчивый, на лбу написано: «Мы люди не гордые». Куду, Вабито и Монфу поспевали за ним в здешней толчее, словно трое провинциальных школяров за бывалым дядюшкой.

В самой путанице закоулков располагалось обшарпанное заведение с темным прямоугольником вывески. Ни рисунка, ни надписи. Словно над дверью приколотили найденную на помойке гнилую доску, просто чтоб обозначить: здесь находится то самое, о чем и так все знают, – или, может, каждый раз что-то другое, но пользующееся спросом в приморских трущобах.

Когда они туда пришли, Тьянбедо уже окутали душные сумерки, благоухающие жареными кальмарами и сиянским розовым вьюном. Казалось, будто город накрыло приливом, даже удивительно, что по улицам не плавают рыбы… Хотя, может, их час еще не настал – осторожничают, дожидаются полной темноты?..

Внутри соты комнатушек и коридорчиков, освещенных тусклыми масляными лампами. Дым с ароматом благовоний. Ощущение опасности. Слабый запах крови.

Лорма ждала их в полумраке, позволявшем разглядеть только блеск ее волос, уложенных в замысловатую прическу, да богатые переливы шелков. Лицо скрывала кружевная маска, украшенная жемчугом, кисти рук спрятаны в рукавах.

– Мы должны поспешить в Аленду, – начала она без обиняков. – Мне удалось ослепить эту гнусную тварь, но чары постепенно ослабнут, и он снова начнет видеть. Вы нашли то, что нужно, теперь нельзя терять время.

– Какую тварь? – спросил Вабито.

– Убийцу Хальнора, – сказала, словно выплюнула, вурвана.

– Так его опять убили? – слегка удивился Куду, в то же время прикидывая, хорошо им с этого будет или плохо. По всему выходило, что хорошо: Тейзург, можно надеяться, начнет мстить за Хальнора новой жертве и про них в ближайшее время не вспомнит.

Пронизывающий взгляд Лормы заставил мага оцепенеть.

– Я говорю о нем самом, – пояснила она холодно. – Об этой гнусной дряни, о Хальноре Проклятом, как его называли в свое время в Сонхи. Он еще не такого проклятия заслужил! Он убил самое дорогое для меня существо. Безвозвратно убил – утащил за Врата Хаоса, туда, где выживают только такие отмороженные твари, как он или Тейзург. От меня оторвали и уничтожили самую лучшую мою часть, этого я никогда не прощу.

Наступила опасная тишина. Никто не смел ее нарушить, только из-за стен доносились отдаленные звуки: голоса, шорканье веника на задворках, перестук копыт.

В безднах Несотворенного Хаоса могут уцелеть только Созидающие, которые способны контролировать его непостижимую субстанцию и лепить из нее в ближайшем радиусе что-нибудь упорядоченное. Кто угодно другой там неминуемо исчезнет, рассеется на частицы, которые перемешаются с мириадами других частиц переменчивой Бесконечности. Поразительно, что Созидающие встречаются даже среди исчадий Хиалы.

– Мы с Чавдо подсунули Тейзургу приманку, мимо которой он пройти не смог, – издав короткий неприятный смешок, продолжила Лорма. – Мавгис, которую вы продали тому глупому старику из Эпава, была зачарована. Вернее сказать, заражена, словно простудой, ослепляющими чарами, предназначенными специально для Хальнора. Сама она о том не знала, иначе не стала бы для него танцевать, чтобы не сослужить мне службу. Песчанницы упрямы и на свой лад хитры, но умом не отличаются. Мавгис не догадалась о своей роли в этом спектакле. А Тейзург, хваленый интриган, для которого все люди игрушки, попался на мой крючок и, разумеется, подсунул Мавгис Хальнору. Пока она танцевала, чары незаметно пристали к нему, и сейчас из него такой же видящий, как из Чавдо неподкупный законник. Я зафрахтовала корабль, мы немедленно отправимся в Ларвезу, найдем Дирвена и отдадим ему Наследие Заввы. А дальше посмотрим, на что наш мальчик способен… Надеюсь, он не обманет моих ожиданий. Скоро в Ларвезе будет новый король – Дирвен Первый.

– Но там же вся Светлейшая Ложа… – с сомнением произнес Монфу. – И Тейзург в придачу! Что сможет Дирвен один против всех, пусть он даже маг-предметник незаурядной силы?

– Очень многое, молодые люди, – огладив бородку, ответил вместо Лормы Чавдо. – Больше, чем вы думаете. Когда он получит Наследие Заввы, его могущество возрастет тысячекратно, и он сможет одним махом взять под контроль все артефакты на обширной территории. При надлежащем влиянии этот молодой человек далеко пойдет, весьма далеко… А сейчас поспешим-ка в порт.

Если б не Зинта, Орвехт не стал бы заниматься такой ерундой. Спихнул бы это дело магам по бытовой части. Но уж больно расстроилась самая прекрасная на свете лекарка из-за этой злополучной уборной, которая находилась возле главных ворот резиденции Светлейшей Ложи и с недавних пор была закрыта на ремонт.

– Суно, это же самое настоящее зложительство, когда бестолковый народ заходит за нарядную мраморную загородку и там гадит, как в последней подворотне! Что же вы ничего с этим поделать не можете, а еще маги! Запаха нет, потому что амулеты, а зараза-то все равно полезет, днем уже припекает, и снег тает. Я вашим говорила, а они твердят: «Примем меры», – и телега так и стоит, где увязла. Сколько еще можно?!

«Ничего удивительного, раз ответственного не назначили», – подумал Орвехт, а вслух сказал:

– Дежурного, что ли, из студентов отрядить, чтобы следил за порядком? Табличка там давно висит, что идет ремонт, и написано, где находится другая ближайшая уборная.

– Вот! Написано! А читать-то в Ларвезе не все умеют, это ж тебе не Молона! Вы над молонскими доброжителями смеетесь, зато в Молоне всех детей бесплатно грамоте учат, а у вас коли денег нет, так и в школу не ходи. Я там одного подловила да застыдила, на табличку показала, а он и говорит, где ж мне это прочесть… К вам сюда и неученые просители ходят, что им табличка, а дверь на замке, вот и делают негожее дело прямо под дверью, если невтерпеж.

– Хм, тогда разве что ограду на время ремонта убрать, не станут же они справлять нужду у всех на виду.

Лекарка посмотрела на него с состраданием.

– Суно, ты нынче совсем не отдыхаешь, а переутомление никому еще на пользу не шло. Зачем же ограду ворочать, если можно в картинках все нарисовать да на нее повесить? На одной картинке пусть будет что-нибудь такое, чтоб даже неграмотному сразу понятно – нет здесь нужного тебе заведения, а на другой пусть будет план, как дойти до ближней уборной.

– Твоя правда, это будет оптимальное решение. Сделаем, не беспокойся.

Он послал мыслевесть знакомому куратору Магической Академии, и тот пообещал немедля поручить эту работу способному к рисованию студенту. Вот так проблема и решилась, после чего Зинта отправилась навестить Нинодию Булонг, которая по-прежнему жила на территории резиденции, а Суно пошел по своим делам.

Сперва в библиотеку, почитать списки новостей со всех концов Ларвезы и остального просвещенного мира, потом в ресторацию, где побеседовал кое с кем из коллег, потом к Шеро Крелдону. Тут его опередил коллега Снарвехт, старый боевой маг, только что приехавший из северо-восточного пограничья. В этом заболоченном краю разгулялся волшебный народец, добытчикам торфа и алмазов спасу от него нет.

Снарвехт – сам похожий на болотного деда, который вылез на кочку и грозит путникам, тянет узловатые руки, чтобы утащить тебя в трясину, – требовал подкрепления. Крелдон отвечал, что послать сейчас некого, все заняты, обстановка везде напряженная. В конце весны будет выпуск в Академии, и тогда определим кого-нибудь из молодежи.

– Бездельник ты, коллега Шеро! – рявкнул старый маг. – Нет бы оторвал свое жирное гузно от кресла, да приехал к нам, да поработал, как встарь! Что ж, благодарствую, будем своими силами от нечисти отбиваться, а вы здесь, как я посмотрю, только жопы рисовать умеете!

На прощанье он так шибанул дверью, что резные панели темного дерева еще некоторое время потрескивали, как будто по кабинету прокатилась ударная волна.

– Скандалист, зато в деле десятерых стоит, – без обиды заметил Крелдон, доставая расписную фарфоровую банку с кофейными зернами. – По донесениям моих наблюдателей, там не настолько все плохо, до лета продержатся. Что вот он хотел этим сказать – насчет жопы?

– Может, какой-нибудь новый фразеологизм? – высказал догадку Орвехт.

Появился Ривсойм Шайрамонг, которого Крелдон после возвращения из Суринани назначил к себе в порученцы, чтобы как следует присмотреться к кандидату в родственники. Доложил, что коллега Снарвехт ушел, бормоча под нос ругательства. Да еще приходила госпожа Филенда, рвалась к «кузену Шеро», хотела пожаловаться на кражу. Мол, оставила свою вещь, прислонив к стенке, чтобы в кондитерскую с собой не тащить, а через недолгое время вышла – уже кто-то прибрал, и это не где-нибудь, а в резиденции Светлейшей Ложи! К достопочтенному коллеге Крелдону ее не пустили – сказали, занят государственными делами.

– И правильно сказали, – одобрил безопасник. – А то взяли моду, посеет кто-нибудь из них зонтик – и сразу бегом ко мне: кузен Шеро, помоги, ты же маг! Я уж устал им объяснять, что потерянные зонтики – это наша дань Госпоже Вероятностей, и ты лучше порадуйся, что она взяла у тебя зонтик, а не что-то другое.

Ривсойму велели сварить кофе. Когда он ушел, Орвехт сказал:

– Вчера вечером меня известили об отмене секретного распоряжения – мол, сам должен понять, какого. Наши связные уже на языке Дирвена заговорили… Так-таки отменяется?

Шеро утвердительно кивнул и пояснил:

– Он возместил ущерб, нанесенный простоем на железной дороге. Внес всю сумму на счет в Королевском банке – часть валютой, часть старинными золотыми монетами и драгоценностями. Только об этом молчок, а то, ежели пойдут слухи, и те и другие начнут просить дополнительного финансирования.

– Неожиданно… – Орвехт и впрямь был удивлен. – Откупился, чтобы не пытались выполнить пресловутое секретное распоряжение? Не похоже на него… Здесь ведь, наверное, что-то другое?

– Другое, – подтвердил Шеро. – Оплатил ссылку Хеледики, но это тоже не для чужих ушей. Я отправил ее с заданием в Бартогу. Согласись, было бы хуже, если бы он решил избавиться от девчонки другим способом. Бартога – неплохое место для песчаной ведьмы, да и Ложе польза.

Суно невесело хмыкнул:

– Так-то оно так…

Вернулся Ривсойм с двумя чашками кофе на подносе и сообщил:

– В приемной госпожа Зинта, она чем-то встревожена, просит немедля ее принять.

– Пригласи! – в один голос потребовали маги.

Зинта разрумянилась, ее серые глаза смотрели сердито и в то же время растерянно. Она держала длинный, в рост человека, шест, увенчанный кругом, замотанным грязной тряпкой.

– Я же не это имела в виду! – выпалила она с порога. – Не вот такое… Здравствуйте, господин Шеро! Не годится такая зложительская картинка! Самого-то студента-художника я еще не видела, а вот это стояло у стенки возле двери в кондитерскую, которая напротив памятника Добрым Волшебницам. Я случайно задела, оно и упало, и тряпка свалилась. Я давай поднимать, а там – это…

– Что это? – спросил Суно, одновременно «прощупывая» замотанный предмет.

Никакого магического фона он не обнаружил.

– То, что для уборной нарисовали, – сконфуженно пробормотала Зинта. – Даже не знаю, как и сказать-то, лучше покажу. Вы уж извините, что показываю…

И сдернула тряпку.

– Так вот что имел в виду коллега Снарвехт, – заметил после паузы Шеро с непроницаемым лицом. – И никаких тебе фразеологизмов…

– Незатейливый студенческий юмор, – кивнул Суно. – Что ж, шутник напросился, будет теперь целую восьмицу уборкой отхожих мест заниматься.

На фанерном круге была нарисована голая задница, жирно перечеркнутая крест-накрест.

Зинту усадили в кресло и угостили горячим шоколадом, который сварил Ривсойм, а Крелдон послал своих людей за художником. Вскоре привели долговязого парня в студенческой мантии, изрядно напуганного.

– Твоя работа? – Шеро кивнул на круг со срамным рисунком.

– Нет… – Парень еще больше перепугался. – Извините, я не приступал еще к этому заданию, сначала пошел в библиотеку, хотел посмотреть, какие изображения используют в таких случаях…

– А об этом безобразии что-нибудь знаешь?

– В первый раз вижу, достопочтенный коллега Крелдон!

– Ладно, ступай в библиотеку и занимайся дальше.

Студент рад был поскорее убраться.

Зинта вскочила, словно хотела кинуться вдогонку, лицо у нее было виноватое и смущенное. Суно удержал ее:

– Ты куда? Отдохни-ка лучше и допей свой шоколад.

– Я же, выходит, оговорила невиновного человека, хуже последней зложительницы… Плохо-то как получилось… Извиниться хотя бы…

– Ничего плохого не было. Задали ему пару вопросов и отпустили. Будущий маг Ложи – не кисейная барышня и должен быть готов ко всему. С этим-то… гм… произведением что делать?

– Скажу Ривсойму на помойку выкинуть. И что там за вопли у меня в приемной?

– Пустите меня! – доносился из-за двери женский голос. – Мне надо поговорить с кузеном Шеро! Меня обокрали, прямо у вас в резиденции обокрали, а вы меня к нему не пускаете!

– Ладно… – Безопасник досадливо махнул рукой.

Дверь распахнулась, и в кабинет ворвалась строго одетая дама с суховатым бледным лицом, а следом за ней порученец.

– Шеро, у меня в вашей резиденции средь бела дня сперли очень важную вещь… – выедающим душу голосом начала Филенда, но вдруг осеклась и радостно объявила: – Да вот же оно! Нашлось, хвала светлым богам!

По-хозяйски взяв шест с фанерным кругом, поинтересовалась:

– Вора-то поймали?

Орвехт никогда еще не видел Зинту настолько обескураженной. Лекарка уже собралась извиняться, но Крелдон ее опередил:

– Филенда, зачем тебе это?

– А я с этим, Шеро, на улицу пойду! На бульвар Шляпных Роз, в самое людное время, когда все туда тянутся на променад. Встану там и подниму повыше, народу буду показывать, чтобы все это увидели!

Ривсойм потрясенно разинул рот. Лекарка, напротив, выглядела профессионально сосредоточенной: она теперь смотрела на Филенду пронизывающим взором служительницы Тавше, определяя признаки душевного расстройства.

Суно искренне посочувствовал коллеге Шеро: если его пожилая кузина тронулась умом, вступит в силу завещание, лишающее наследства остальных членов семьи, и клянчащие денег бедные родственники Крелдону обеспечены.

– Ты, старая дура, совсем рехнулась? – спросил безопасник севшим от шока голосом.

– Да у меня соображения побольше, чем у иных других, которые Тейзургу подражать всегда-пожалуйста готовы! – огрызнулась Филенда. – Я возле его особняка встану, буду против всяческого срамотизма протестовать! Нас таких много туда придет! – Глаза у нее сияли, словно речь шла о званом обеде. – У нас общество – Гильдия благочестивых горожан в защиту нравственности! Мы будем бороться со срамотизмом и привлекать к нему внимание общественности, чтобы все нас поддержали. Шеро, ты выделишь нам в помощь полицейских и денег на расходы нашей Гильдии?

– Гм… Присядь, Филенда, сейчас мы с тобой обсудим все эти вопросы. Ривсойм, приготовь для дамы чашку шоколада, разговор нам предстоит основательный. А ты, Суно, проводишь Зинту да возвращайся сюда.

В залитой солнцем приемной с панелями темного дерева и мозаичным полом Орвехт вполголоса спросил:

– Есть признаки безумия?

– Нет, – растерянно глядя на него, прошептала лекарка. – Она в своем уме, вот это и удивительно…

«Вывод Зинты – она не сумасшедшая», – сообщил Суно Крелдону мысленным посланием.

Угощаясь шоколадом и засахаренным миндалем, Филенда рассказала двум дознавателям, что началось все с Дирвена. Она приходила к нему, как представительница богоугодного попечительского общества, в котором состоит уже несколько лет. Члены этого общества навещают больных малоимущих горожан, приносят им гостинцы и слова утешения во славу Кадаха и Тавше. На вопрос, зачем ее понесло к первому амулетчику Ложи, Филенда с медовой улыбкой ответила, что он ведь тоже стеснен в средствах, вот и решили его проведать.

Дирвен вначале грубил, потом похвастался перед ней книжкой про другой мир: мол, там были такие борцы за нравственность, по сравнению с которыми «ваши здешние нравоучители – плюнь да разотри». Филенда, хоть ей и стало неприятно от его неуважительных речей, заинтересовалась и начала выспрашивать подробности. Записала название книжки, купила в лавке такую же, а после сделала доклад на чаепитии своего общества.

Всем это очень понравилось, в особенности Шаклемонгу, и они решили, что у иномирцев есть чему поучиться. Дирвен тоже загорелся участвовать, он-то и предложил для начала устроить манифестацию перед особняком Тейзурга на бульваре Шляпных Роз. И по секрету намекнул, что Тейзургу все равно не жить, Ложа намерена от него избавиться – поэтому, когда они туда придут, никто их гонять не станет.