Крысиный Вор Орлов Антон

Закат над домами-ступеньками отцвел, уступив место иссиня-черному звездному океану, нахлынувшему с востока, из владений Пса Харнанвы. Ночной воздух был сух и прохладен, во тьме россыпью мерцали огоньки: на крышах светили тусклые масляные лампы и тлели жаровни, внизу сновали прохожие с фонарями и факелами. Слабый ветерок доносил обычные для сурийского поселения запахи горелого масла, дыма, навоза, кислого молока и благовоний.

– Господин Кайдо, к вам пожаловала госпожа Золотая Эвелат!

Танцовщица вошла следом за слугой. Она была с головы до пят закутана в темное покрывало с цветной вышивкой – истинная придворная дама Ночи. Хантре поклонился ей, слуга тоже поклонился и исчез, затворив за собой дверь.

Покрывало взметнулось и с тихим шелестом упало на пол. Смуглое лицо Эвелат до глаз было закрыто плетеной золотистой сеткой, шаровары и туника затканы золотым шитьем, распущенные черные волосы перевиты нитями золоченых бус.

– Я станцую для вас, господин Хантре. Примите мой танец, как подарок.

Из холщовой сумки с вышитыми розами она достала запечатанную глиняную бутылку и окарину, которая выглядела так, словно ее только что выкопали из-под песка. Распустила шнурки, скинула сафьяновые туфли. Стопы и щиколотки Эвелат были разрисованы хной, ногти покрыты перламутровым лаком.

– Прошу вас, господин Хантре, выпейте бальзам, он целебный.

Ловко откупорив бутылку изящными пальчиками, тоже с бледным перламутровым маникюром, она перелила содержимое в чашку. Темной маслянистой жидкости было немного – всего на несколько глотков.

Мгновение он колебался – нет, не отрава – потом залпом выпил: появилось ощущение, что так надо. Бальзам был сладковатый и маслянистый, с ароматом каких-то незнакомых растений, с ноткой горечи – будь ее чуть побольше, желудок вывернуло бы наизнанку.

Эвелат стояла посреди комнаты, до странного непроницаемая, словно пустынный ландшафт или статуя в аллее. Точно ли это обыкновенная живая девушка?

– Мы ждем музыканта, который будет играть на окарине? Не хотите пока фруктов или вина?

– Это трамба олосохарских кочевников, она заклятая и будет играть для нас сама собой. Садитесь и смотрите, господин Хантре, я начинаю танец.

Когда Золотая Эвелат сделала первое движение, из поставленного на пол инструмента полился заунывный мелодичный звук, напоминающий то ли флейту, то ли волынку.

Вначале Хантре восхищался чарующей плавностью танца: казалось, это накатывают на берег морские волны, плывут облака, покачиваются под дождем цветы, стелется трава на ветру – а потом Эвелат словно подхватил демонический вихрь, полный жажды, ярости и тоски по недостижимому. Золотоглазый. Его здесь не было, но в то же время он как будто присутствовал в ее танце, и в какой-то момент Хантре перестал понимать, кто перед ним – нанятая Светлейшей Ложей танцовщица или Тейзург, да к тому же Тейзург из тех времен, когда он еще не носил этого имени и был одним из князей Хиалы.

Но это еще не все, Хантре сейчас не смог бы сказать, где же он сам находится: сидит на подушке в гостиничном номере, возле столика с угощением – или стоит у окна в совсем другой комнате, забытой, но хорошо знакомой, и девушка не скользит перед ним в танце, а замерла у него за спиной. Золотоглазый обещал, что не тронет ее, но они должны расстаться – «иначе я за себя не ручаюсь».

Это прощание: больше они не увидятся. И сердце болит, потому что рушится мир, который они для себя выстроили, и рвутся в клочья все их волны, травы и облака.

Данра говорила: неизвестно, как это заклятье выглядит, но когда его увидишь, сразу поймешь – вот оно. И что с ним делать, тоже поймешь, это же твой танец. А Хеледика боялась ошибиться, боялась не заметить… До последнего мгновения боялась, пока не начала танцевать.

Сейчас время и пространство Хантре Кайдо, все его прошлое и настоящее было замкнуто в ее танце, словно косточка в вишне или песчаная роза в глубине бархана. И нужное заклятье она распознала сразу: как будто шов наискось через сердце, крупными неровными стежками. Впрочем, другая ведьма на ее месте увидела бы что-нибудь другое.

Всего-навсего запирающее заклятье. Он им воспользовался, чтобы ослабить боль потери. Шла война с нечистью, которая вторглась из другого мира, и от Стража Сонхи слишком многое зависело, он должен был действовать и повелевать стихиями, не отвлекаясь на личные переживания. А потом, когда выяснилось, что утраченного не вернешь, не стал его убирать – пусть будет, с зашитым сердцем легче живется.

Через несколько лет после окончания войны его убили в какой-то случайной стычке (с кем угодно бывает, Страж Мира не исключение), и в следующей инкарнации он об этом заклятье забыл – притом что оно никуда не делось.

Иногда ему снилось что-нибудь из той жизни. Золотоглазого, который вырвался из Хиалы и родился человеком, он в дальнейшем интуитивно избегал: всякий раз вовремя уезжал из города, переходил на другую сторону улицы, сворачивал в другой переулок… Если б спросили, не смог бы объяснить, в чем дело. Было смутное чувство, что, если, к примеру, войти не в ту дверь, а в эту, и не сию минуту, а спустя полчаса, все сложится проще и безопасней. Играть в прятки с видящим – безнадежное занятие, даже для бывшего демона, которого, в свою очередь, преследовало неотвязное желание непонятно кого найти. Впрочем, потом они все-таки встретились.

Все это было для песчаной ведьмы как на ладони, поскольку находилось внутри пространства, которое она создавала и очерчивала своим танцем. И теперь она могла убрать шов, снять заклятье, в котором давно уже не было никакого смысла.

Когда она разорвала первый стежок, Хантре вздрогнул и побледнел. Выражение лица у него стало такое, словно ему в сердце вонзили нож, и он не может решить, то ли его выдернуть, то ли лучше не трогать.

На втором этаже гостиницы Орвехт пил остывший зеленый чай и разбирал последние ошибки Грено Гричелдона. Ошибок было немного: Грено почти никого не сглазил, а если где и брякнул лишнее, вовремя спохватился и завернул нежелательный посыл. Успех налицо, но ткнуть младшего коллегу носом в промахи тем более необходимо, иначе возгордится и ослабит самоконтроль.

Ривсойм Шайрамонг хрустел засахаренными орешками и снисходительно поглядывал в окно, на крыши «этой провинциальной сурийской дыры». Круглолицый и румяный, он был похож на хомяка с набитыми защечными мешками. Суно добросовестно выполнял свою задачу – подавал ему пример остепенившегося семьянина, никаких интрижек и дорожных флиртов, не придерешься. Правда, в Имувате он едва не сплоховал, о чем до сих пор вспоминал с досадой – но кто ж об этом знает?

Разумеется, он сообщил Крелдону, что Ламенга Эрзевальд была замечена в Имувате, и послал мыслевестью ее нынешние приметы, однако ведьму-смутьянку так и не взяли. Возможно, она все же отыскала какую-нибудь стеклянную вещицу нужного цвета и вернула свою силу. Или сменила красно-черный наряд на неброское сурийское тряпье. Или и то, и другое сразу, поди теперь найди ее! Так что, если честно, Суно Орвехт заслуживал разноса не меньше, чем приунывший Грено.

Внезапное магическое возмущение заставило его встрепенуться, выставить щиты, изготовиться к обороне или атаке, по обстоятельствам… Парни молодцы, тоже отреагировали. Впрочем, минутой позже стало ясно, что тревога ложная.

Это было похоже на огонек, который сперва чуть теплился, а потом вдруг вспыхнул и ярко засиял. Или на стремительно раскрывшийся бутон, перед тем словно чем-то стянутый, и то, что его стягивало, разлетелось клочьями. Красиво. Для окружающих не опасно. Чья-то личная магия: источник находился неподалеку, в гостинице.

– Отбой, – негромко произнес Суно.

Он оценил ситуацию раньше, чем молодые коллеги.

– Ух ты, что это было? – спросил Ривсойм.

– Скорее всего кто-то на верхних этажах экспериментирует.

Грено открыл рот, явно собираясь прокомментировать непонятное событие, но передумал и ничего не сказал.

Вот и умница, с одобрением подумал Орвехт.

В северо-восточной стороне, за степями и реками, за лесами и морями, ночевала в бревенчатой избушке шаманка. Она завернулась в шерстяные одеяла, а под боком у нее устроилось несколько собак, старая седая лисица, волчок-недопесок, рысь с котенком, белка, два бурундука, не говоря уж о всякой мелюзге. На потолочных балках дремали птицы, на лавке у стены – пласоха с перебитым крылом, в темных углах пригрелся еще кое-кто из лесного народца. В очаге потрескивал огонь, поленья были сложены таким образом, чтобы хватило до утра. Рыжеватые сполохи озаряли деревянную комнату, пропахшую дымом и сушеными травами. На маленьком окошке искрились белые ледяные узоры.

Внезапно шаманка открыла глаза и рывком приподнялась. Завозились потревоженные звери.

Секунду она как будто к чему-то прислушивалась, потом зевнула и пробормотала:

– А, вот оно что… Рада за тебя, братец Страж.

И опять нырнула под одеяло.

Хеледика ушла из гостиницы на рассвете. Чар песчаной ведьмы хватило на то, чтобы Хантре не проснулся, когда она тихонько выбралась из постели, оделась и выскользнула за дверь. Вставшая спозаранку прислуга кланялась ей, принимая ее за госпожу Эвелат.

В этот час казалось, что Мерханда не построена из кирпича и красно-бурого флидского камня, а соткана из слепящего сияния – самое подходящее время, чтобы скинуть личину и вновь стать собой.

Хеледика чувствовала себя так, словно это не она расколдовала Хантре Кайдо, а ее расколдовали. Как будто удавшийся танец заодно и ее тоже от чего-то освободил – помог то ли избавиться от ненужного груза, то ли сбросить омертвевшую кожу. Она свободна в своих отношениях с людьми, будь то хоть ведьмы из родной деревни, хоть Дирвен или Зомар, хоть господин Эдмар, хоть господин Шеро. Танец закрутил ее, как водоворот, и в конце концов вынес на новый берег, где вроде бы все прежнее, но в то же время все по-другому. И теперь лишь от нее зависит, что с ней будет дальше на этом берегу.

Хантре знал, где ее искать. Коридорный сказал, что госпожа Эвелат живет в квартале Колокольчиков, это всякому известно. Туда он и отправился, и ему непрошено составили компанию двое магов – из тех, кто нет-нет, да и заводил разговоры о том, как хорошо работать на Ложу, и какие выгоды получает наемник, заключивший с Ложей контракт, и как щедро Ложа платит ценным специалистам.

Формально их навязчивость была оправдана тем, что это ведь местное руководство Ложи подарило коллеге Кайдо танец Золотой Эвелат. Вдобавок они помогли раздобыть букет цветов, которые в сурийских городах не купишь ни на улице, ни в лавке: дарить дамам цветы здесь не принято, не те нравы. Маги договорились с ларвезийским негоциантом, который позволил им обкорнать клумбу у себя в садике. Они переглядывались за спиной у Хантре с таким удовлетворенным видом, словно уже уломали его подписать пресловутый контракт.

Квартал Колокольчиков, где обитали танцовщицы и музыканты, певцы и жонглеры, рыночные шуты и заклинатели змей, в это время еще спал. А колокольчики здесь и впрямь были: висели гирляндами на карнизах, в арках перед фасадами, в беседках для чаепитий на плоских крышах. Порой налетал ветер, и тогда можно было услышать тихий многоголосый перезвон.

У Золотой Эвелат колокольчики были позолоченные, так и сверкали на солнце. Служанка впустила посетителей в гостевую комнату с парчовыми драпировками и бархатными подушками. Сказала, госпожа сейчас к ним выйдет.

Хантре старался сохранять невозмутимый вид, хотя его охватило беспокойство: он не чувствовал ее присутствия.

Колыхнулся занавес из витых шнурков, и в комнату вплыла хозяйка дома. На ней было одеяние из темного атласа с богатой вышивкой, на распущенные волосы наброшено сетчатое покрывало с узором из олосохарского жемчуга.

Она. И в то же время не она. Несколько секунд они с Хантре смотрели друг на друга, потом он опомнился, поднялся с подушки и протянул ей букет.

– Благодарю вас за вчерашний вечер, госпожа Эвелат.

Не при спутниках же спрашивать, кто вместо нее приходил к нему танцевать. Да и нет никакого смысла в этих расспросах: если вчерашняя гостья способна менять обличья, как перчатки, бесполезно выяснять ее приметы – отправишься по ложному следу.

Танцовщица грациозно поклонилась и взяла цветы. Она смотрела на Хантре с испытующим прищуром, и он понял, что не было ни принуждения, ни обмана: с той девушкой они столковались. Эвелат ничего о ней не знает.

Еще раз поблагодарив за прекрасный вечер, он попрощался. Эвелат успокоилась: клиент доволен и не обмолвился о подмене, а то, что он явился к ней с букетом по ларвезийскому обычаю, выставило ее в выгодном свете перед магами Ложи. Ясно, что цветы предназначались той девчонке, но парень, хвала богам, оказался понятливый и сделал вид, что все как надо.

Уловив эхо ее мыслей, Хантре окончательно убедился в том, что донимать ее расспросами незачем.

Маги пытались зазвать его в «Дом запретных плодов» на соседней улице, но он перекинулся и отправился кружить по городу. Он решил, что обязательно найдет вчерашнюю танцовщицу. Кто она, где ее искать – ни ощущений, ни подсказок, но рано или поздно он ее найдет.

Шныря в этот раз оставили дома: толку-то следить за Крысиным Вором, ежели тот про тебя знает?

В просторном и теплом подвале господинова дворца Шнырь жил припеваючи. У него теперь было несколько зеленых и красных курточек – и бархатных, и атласных, и суконных, и сливки ему каждый день, и прозвище не хуже, чем у других: Шнырь Барсук.

Кое-кто, правда, ворчал: мол, если б он не полез спасать Тейзурга, рабство бы закончилось, и мы бы опять стали свободной шайкой.

Ну и дураки, думал Шнырь, знаем мы ту свободу, когда всяк норовит сиротинушку обидеть. Что ни говори, а нынче живется слаще.

Господин сдержал слово – в награду за свое спасение принес ему жертву, после этого у Шныря прибавилось сил, и теперь он мог пользоваться кое-каким нехитрым волшебством, которое раньше никак ему не давалось. Он быстро нашел применение своим новым способностям: вовсю пакостил людям, в особенности графу Ваглеруму и другим врагам господина – когда тот вернется, небось еще и за это его похвалит и вознаградит! Главное, не повстречать какого-нибудь злыдня-экзорциста, а то как влепят тебе заклятьем, враз все растеряешь.

Слушать рассказы Шныря о Крысином Воре никто больше не хотел, на него ругались и огрызались, говорили, что на сто двадцать четвертый раз надоело. Но он и тут нашел выход – начал плести байки о чем попало, и они сидели, развесив уши, интересно им было. Но он ведь плел не просто так, а с намеками: в каждой его истории у злодея, который появлялся откуда ни возьмись и у кого-нибудь отнимал что-то хорошее, имя начиналось на букву Х, а волосы были рыжие или, для разнообразия, другого цвета, но все равно с рыжиной.

В Фанде, на границе Флиды и Ларвезийской Суринани, поезд остановился для чистки. Бригада магов и амулетчиков облазит весь состав, проверит каждую пядь, чтобы не прилепилось никакое заклятье, не притаилась под днищем вагона или на крыше никакая дрянь из волшебного народца. Недавний приказ Шеро Крелдона во избежание, а то прецеденты были: после известного события железнодорожные обереги не удавалось заряжать в прежнем объеме.

Зомар вызвался помогать чистильщикам, Дирвен не снизошел. Хантре Кайдо тоже предложил свою помощь, но его попросили отдохнуть вместе с другими пассажирами. Вокзальное начальство не доверяло видящим: восемь из десяти – благодарствуем, нам нужна полная гарантия, так что мы уж лучше своими проверенными методами.

Фанда производила унылое впечатление: несколько добротных ларвезийских кварталов, обширное скопление бедняцких лачуг, а дальше простирались до горизонта хлопковые плантации да блестели на солнце каналы с водой цвета крепкого чая. Зато вокзал радовал устроенным во внутреннем дворике фонтаном: позеленелую вазу внушительных размеров украшали короны, лебеди и виноградные лозы.

Дворик опоясывала двухъярусная галерея с плетеными креслами и диванчиками, плеск воды глушил разговоры, создавая иллюзию уединения. Орвехт подсел к коллеге Хантре: давно хотелось расспросить его о некоторых особенностях магов-перевертышей, но рядом то и дело случался кто-нибудь из вербовщиков, в их компании рыжий помалкивал. Надо пользоваться моментом, пока никто не присоседился… Впрочем, не в этот раз. Едва Суно завел разговор, как раздался горестно-свирепый вопль Дирвена:

– А вот и еще одна сволочь пожаловала!

Пассажиры с двух поездов, находившихся на досмотре, начали переглядываться: если «еще одна» – значит, кого-то из них тоже записали в сволочи?..

Кайдо зло сузил глаза. Все идет к тому, что однажды они с первым амулетчиком сцепятся насмерть – и тогда помогайте боги тем, кому доведется их разнимать.

– Не обращали бы вы внимания на эту чушь, коллега Хантре, – произнес Орвехт увещевательным тоном. – Ни для кого не секрет, что парень с головой не дружит.

– Я с ним в драку не полезу, – процедил рыжий.

Выражение побледневшего лица заставляло в этом усомниться.

– Не стоит. Считайте, что это просьба Светлейшей Ложи. Мы глубоко огорчены поведением нашего первого амулетчика.

– Спасибо, мне это уже сотню раз говорили. Не беспокойтесь, по такому поводу я в драку не полезу.

Суно понял и молча кивнул. Ключевые слова – «по такому поводу»: ведь это была бы драка из-за Тейзурга. Подоплека ситуации бесит Хантре не меньше, чем оскорбительные выкрики Дирвена. Пожалуй, даже больше, поэтому можно надеяться, что он и впрямь сдержится – хотя бы для того, чтобы не давать поводов для ликования этим двум поганцам.

Коллега Эдмар приближался к ним по галерее. На нем была черная атласная рубашка и того же цвета кожаные штаны, заправленные в чешуйчатые сапоги из шкуры демона. Холеные пальцы унизаны кольцами с крупными алмазами и сапфирами, ограненными таким образом, что при необходимости эти украшения недурно заменят кастет.

Последнюю деталь Суно подметил еще в прошлые разы. Он одобрял коллег, которые уделяют внимание немагическим боевым техникам, да и сам этого дела не чурался. Хоть и считается, что для магов такая подготовка не обязательна, заклинания и чары не всегда пустишь в ход – в такой момент тебя и выручат приемы рукопашного боя. При условии, что ты ими владеешь.

Свободное кресло развернулось и подъехало к их столику, скребя ножками по шероховатой каменной плитке.

– Позволите присоединиться, коллеги? – с любезной улыбкой осведомился Тейзург, усевшись сбоку от Орвехта, напротив Хантре.

– Уже присоединился, – бросил рыжий.

– Рад вас видеть, коллега Эдмар, – отозвался маг Ложи.

– Взаимно счастлив, коллега Суно. Вам не досаждает неучтивость моего наемника?

Прежде чем Орвехт успел измыслить дипломатичный ответ, чтобы не поссориться ни с тем, ни с другим, Хантре сказал:

– Я больше не твой наемник. Ты меня нанимал, чтобы разгромить Ктарму, – работа выполнена, контракт закрыт.

– Ты ведь еще не получил расчета, – напомнил Тейзург.

Он не выглядел обескураженным, словно заранее знал, что ему скажут.

– Ну так выдай мне расчет.

– А вдруг ты передумаешь? Есть у меня одно предложение… Мы могли бы открыть на паях какое-нибудь выгодное дело. Я пока еще не решил, что интересней: учредить банк, который будет конкурировать с Королевским банком Ларвезы, или отопительное предприятие по образцу городского водопровода – для начала, пожалуй, в Аленде. У меня есть иномирские книги с описанием централизованной системы отопления, к тому же оно и в Сонхи кое-где используется – к примеру, в Нангере и в Бартоге. Нангер стоит на горячих источниках, а Бартога – удивительное царство паровых машин, для начала можно будет выписать инженеров оттуда.

«Твои прожекты не всем понравятся, – хмыкнул про себя Суно. – Думаешь, почему у нас так и нет общегородского отопления, хотя чем мы хуже Бартоги с ее механизмами и паром? Впрочем, дразнить и наступать на мозоли – твое любимое занятие. Мало того, что у нашего первого амулетчика твоими стараниями зашел ум за разум, теперь еще и тут осиное гнездо разворошишь. Иначе разве тебя захватила бы эта идея? Тебя ведь привлекает не благое начинание, а возможность всласть поиздеваться над конкурентами, которые держат дровяной, печной и каминный промыслы и не заинтересованы ничего менять».

– Хантре, это будет захватывающая игра, почему бы тебе не присоединиться? Мне понадобится доверенный охранник – с принципами, чтобы не перекупили.

Рыжий не ответил. Он прикрыл глаза и откинулся на спинку кресла – не понять, дышит или нет. Тейзург взял его расслабленную руку, нащупал пульс и скривился в ухмылке:

– Живой. И на том спасибо. Этак демонстративно уснуть, не дослушав, – чем не пощечина собеседнику? Обычно он перекидывается, чтобы изобразить показную незаинтересованность, но в этот раз решил соригинальничать. Радость моя, хватит притворяться!

Он не выпускал запястье Хантре, и Суно подумал, что если бы тот притворялся, уже вырвал бы руку. Должно быть, Эдмару пришло в голову то же самое, он встряхнул рыжего за плечо:

– Очнись!

Тот дернулся и распахнул глаза – темные озера с туманными остатками тающего кошмара. Выражение лица, как у бездомного оборванца, измученного, замерзшего, настороженного: кто знает, где кинут подачку, а где получишь пинка. Словно перед ними совсем другой человек – парень с городского дна, ошеломленно уставившийся на фонтан в зале ожидания фандского вокзала.

В следующее мгновение лицо Хантре разгладилось, взгляд сфокусировался.

– Это был сон… – произнес он хрипло. – Про будущее, одна из вероятностей. Не знаю, что ты там учредил, банк или отопительное предприятие, но вляпались мы так, что мало не покажется.

Он быстро понял, что нет никакого смысла искать ту танцовщицу в Мерханде. То ли она покинула город, то ли все еще здесь, но затерялась, «словно капля в море, или песчинка в пустыне, или хвоинка в лесном ковре из сосновых иголок» – фраза из одного старинного романа, прочитанного в дороге. Было в этой фразе что-то цепляющее… Танцовщица, принявшая облик Золотой Эвелат, буквально сливалась с внешней средой, и Хантре не воспринимал ее как остальных людей – то есть как отдельное существо, которое обладает индивидуальностью и живет само по себе. Как будто она была частичкой чего-то большего: лист из кроны столетнего дерева или песчинка великой пустыни Олосохар.

Вот именно.

Он вернулся на вокзал, сел в поезд и не мог оторваться от окна, пока проплывали мимо пестрые картинки Мерханды. Похоже, они стали ярче, и весь мир стал ярче – словно до сих пор смотрел на него сквозь запыленное стекло, а теперь стекло разбили, и в глаза ударило солнце.

Эта внезапная перемена его ошеломила: что случилось? Или, может, наоборот – что с ним раньше было не так? У него и сил как будто прибавилось. И все это каким-то образом было связано с танцем двойника Эвелат, хотя во время танца он чуть не умер. Думал, сердечный приступ. А потом Эвелат оказалась рядом, обвила его прохладными нежными руками… На мгновение ему показалось, что он тонет в песчаной зыбучке, и его накрыл страх, в следующий момент уступивший место сумасшедшей страсти, для него самого неожиданной. Теперь Хантре точно знал, что означает иномирское выражение «снесло башню». Ему снесло, когда он был с Эвелат.

На вокзале в Фанде он испытал почти физический восторг, увидев серо-зеленый от патины фонтан с белопенно-хрустальными водяными арками и переливчатой рябью в каменной чаше. Тут до него и дошло, в чем суть перемены: он стал воспринимать все окружающее полнее и интенсивнее – и в придачу теперь он получал от восприятия больше удовольствия, чем раньше. Разбили стекло. Убрали приглушающий фильтр, с которым он жил, не подозревая, что бывает иначе.

Устроившись в кресле в дальнем конце галереи, он пораженно смотрел на старый помпезный фонтан с потемневшими барельефами – как будто до сих пор ничего подобного не видел. К нему подсел Суно Орвехт, потом появился еще и Тейзург. Дирвен опять не смолчал, но сопровождающие пресекли скандал. Они свое дело знали, пусть и выглядели измотанными.

Хантре хотелось посидеть в одиночестве, не поддерживая никаких разговоров, но его никак не хотели оставить в покое. Плеск фонтана. И насмешливый голос Эдмара:

– Ливневая канализация Аленды – это нечто… Хотел бы я знать, почему Светлейшая Ложа так и не удосужилась навести здесь порядок? Впрочем, догадаться нетрудно: деньги на ремонт выделялись, и не однажды, но всякий раз разворовывались. Куцых остатков хватало на то, чтобы навести лоск на участках, которые ближе к поверхности, и продемонстрировать эту благодать достопочтенному руководству. А спустишься глубже – и попадешь сюда, в промозглое царство вечной капели и нежнейшей склизкой плесени, разбухших, как тюфяки, утопленников и уплывших под землю потерянных вещей, сводящего с ума журчания и затхлой кромешной тьмы, готовой принять тебя в свои влажные объятия, но не выпустить…

– Заткнулся бы ты, – процедил Хантре.

– А ты следил бы за своими манерами. То, что мы живем в канализации и питаемся объедками, не оправдывает вульгарной словесности.

– Тогда я свалю. Если не заткнешься.

– Увы, не могу тебя отпустить. Источник тепла и света есть только у тебя.

– Хочешь, ворюга, чтоб мы тут без тебя околели от холода, чтоб наши косточки так и мокли в темноте? – шмыгнув носом, возмущенно затараторил третий собеседник. – У, злыдень рыжий… Я тебе за это больше пожрать не дам, чего ночью сверху принесу, потому что ты злой, а господину дам, он добрый. Помните, какой знатный кусок пирога мне вчера попался? Надъеденный только с краешку и свежайший, и я ради господина донес его, даже почти не откусывал по дороге! А ты только отнимать горазд. Как ты тогда мою крыску заграбастал, вспоминать больно, аж слезы наворачиваются… И вот что я скажу, истинная беда нам придет, ежели морозище ударит. У нас уже был такой год, когда Северный Пес под конец зимы с чего-то разбушевался, и тогда стало холодно-холодно, даже в катакомбах водица застывала, иные крыски вмерзали в лед и смотрели на тебя оттуда мертвыми глазами, а шерсть у них торчала ледяными сосульками. Ежели похолодает, будет нам беда еще горше нынешней…

– Шнырь, пораскинь мозгами, – вздохнул Тейзург. – Не похолодает. Для этого нужно, чтобы Северный Пес прорвался в Аленду, а если это случится – мы спасены. Хантре, ты ведь не бросишь нас тут, несмотря на все наши разногласия?

Он промолчал.

– Не бросишь нас, рыжий, правда ведь? – жалобно прохныкал Шнырь, теребя его за штанину.

– Не брошу. Если заткнетесь.

Голова чесалась. Он надеялся, что это не вши. Без магии волосы опять начали вовсю виться и скоро запутались в колтун, он их коротко обрезал. Эдмар сказал, что в таком виде он выглядит «до того ностальгически, что это почти пугает, почти до мурашек» – мол, такая прическа у него была, когда они встретились в другом мире, до Сонхи. Возможно. Об этом он ничего не помнил. Сейчас оба ходили в сурийских тюрбанах – и маскировка, и уши не мерзнут, а лица были измазаны засохшей грязью: оборванцы с городского дна, разве кто-нибудь их узнает? Хотя чего там – еще как узнают!

– Надо выбираться из города. Пусть ты сейчас не видящий, неужели от твоей интуиции совсем ничего не осталось?

– Осталось, но не так много, чтобы я быстро нашел безопасный выход. Наверняка по всему периметру расставлены магические ловушки, и никаких гарантий, что мы сможем их обойти. Если б удалось разыскать Шеро Крелдона, у которого точно есть и схемы всех городских коммуникаций, и планы катакомб…

– Полагаю, его прячут верные агенты из гильдии нищих, и он никого к себе не подпустит. Даже нас. Хм, я бы сказал, нас – тем более… Так что вся надежда на тебя. Шнырь проведет нас через подземелья в знакомой ему части города, а дальше будем уповать на твою интуицию и на мою способность просчитывать действия противника. Демоны Хиалы, до чего хочется выпить бокал хорошего вина и принять ванну…

– И ради этого предлагаешь рискнуть?

– Ради чего же еще рисковать?

Плеск воды, которая текла то ли с улицы через решетку в мостовой, то ли из прохудившейся трубы, вначале раздражал его, но потом он привык: уж лучше это, чем могильная тишина подземелья.

Эдмар ни с того ни с сего встряхнул его за плечо:

– Очнись!

Хантре открыл глаза. Окутанный сверкающими водяными вуалями фонтан посреди вымощенного красной плиткой двора. Южное небо. Плетеные кресла в тени галереи. Легко и ярко одетые пассажиры. Рядом Орвехт в форменной мантии мага Ложи и Тейзург, ничуть не похожий на оборванца. И никакого Шныря.

Суно понимал, что коллега Эдмар попытается или спровадить его, или утащить отсюда Хантре, но отступать без боя не собирался. Как полномочный дознаватель Светлейшей Ложи, он обязан добыть информацию: если видящему восемь из десяти приснилось будущее – это, коллеги, крайне серьезная тема.

Сновидец сидел бледный, как будто не мог поверить, что он уже проснулся и находится здесь, а не там.

Тейзург извлек из своей магической кладовки бутылку вина и бокал, налил, протянул ему:

– Выпей. А потом наедине расскажешь мне, что там было.

Хантре помотал головой:

– Расскажу сейчас. Коллеги Орвехта оно тоже касается. Там было про Шеро Крелдона, мы с тобой прятались в катакомбах под Алендой и говорили о том, что ему помогли скрыться верные люди из гильдии нищих. Это был государственный переворот. Вернее, будет – если не удастся предотвратить.

Когда он пересказал свой сон, Тейзург уточнил:

– Стало быть, корень зла все-таки не в моих невинных забавах, а в политических играх магов Ложи?

– Похоже, что все это случилось из-за тебя. Ты наступил кому-то на хвост, да еще поиздевался над противником, и это была отдача.

«Ну, разумеется, коллега Эдмар, как обычно, – вздохнул про себя Суно. – И какие демоны вернули тебя в Сонхи на нашу голову…»

– Ты мне льстишь, мой драгоценный. – Тейзург добыл еще два бокала, налил вина себе и Орвехту. – При чем здесь тогда коллега Шеро с его оппонентами?

– Заговорщиков несколько. Кто-то хочет свести счеты с тобой, а для кого-то цель – избавиться от Крелдона.

– Имена, коллега Хантре, – подсказал маг Ложи. – Или хотя бы приметы.

– Не могу определить, – с досадой произнес рыжий после паузы. – Туман. Что-то их от меня скрывает. Возможно, для этого использована какая-то специальная магия. Вообще-то один момент показался мне неправдоподобным: разве может быть, чтобы Дохрау зимой или даже весной не мог прорваться в Аленду?

– В самом деле, никогда о таком не слышал, – согласился Орвехт.

– Зато я слышал, – кисло усмехнулся Тейзург. – «Тихая Магнолия». Вот номер, если она уцелела и кто-то ее нашел.

– Окажите любезность, коллега Эдмар, просветите.

– Извольте, коллега Суно, для вас не жалко. «Тихая Магнолия» – артефакт, изготовленный миллион лет назад магами города Пагачо, который, по-видимому, находился на территории современной Аленды. Дохрау тогда самым натуральным образом сошел с ума, поскольку тосковал по Стражу Мира, вы эту историю уже знаете. Чтобы защитить свои дома от спятившего Пса Зимней Бури, пагачийские искусники создали амулет, который не пускал его в город. Это изваянная из белого мрамора магнолия величиной с театральную люстру. Внутри выдолблена полость, туда были помещены некие ингредиенты. В свое время артефакт зарыли в подземельях Пагачо, так что сейчас он должен находиться на изрядной глубине. Полагаю, когда Северный Пес излечился от своего душевного недуга, «Тихую Магнолию» усыпили. По всей вероятности, сейчас она так и лежит в своем тайнике… Если до нее не успели добраться наши недоброжелатели.

– Значит, надо, чтоб не успели. – Суно уже сформировал и отправил Шеро первую мыслевесть. – Дело за тем, чтобы их опередить – и в этом, и в остальном.

Про себя он подумал: «Тебя, поганца, мы тоже постараемся опередить. Ты бросишь на поиски своих гнупи, зато у нас есть Дирвен, который любой амулет хоть на земле, хоть под землей найдет».

Великая пустыня осталась позади, и на станции в Рюде Хеледика вышла на перрон, одетая, как барышня просвещенного мира. Человек несведущий не признал бы в ней сейчас олосохарскую ведьму.

Склоны предгорий пестрели разноцветными черепичными крышами, а вокруг раскинулись виноградники и розарии, которыми славится Рюда. Хеледика дошла до края платформы. Подумалось, что это было самое лучшее в ее жизни путешествие, и Мерханда навсегда останется для нее самым чудесным на свете городом.

Она знала, кто к ней приближается, но не оглянулась: незачем. Если забыть о чудесах, они едва знакомы.

– Я вначале решил, что вы раньше сошли с поезда, – голос Хантре звучал приветливо и в то же время с легким напряжением. – Вы до сих пор не выходили на стоянках, и я вас не видел.

– Доброго дня вам, господин Кайдо, – вежливо поздоровалась девушка. – Не было настроения гулять, поэтому я не выходила.

– Я вообще никак вас не видел, вот что странно.

– Ничего удивительного, господин Кайдо, я ведь песчаная ведьма, – она разговаривала с ним, как благовоспитанная девица с малознакомым кавалером. – На территории Олосохара мы становимся неразличимы, словно мы всего лишь песок великой пустыни. В каком-то смысле так и есть. Прошу прощения, но это общеизвестный факт.

– Я в Сохни недавно и не знаю многих общеизвестных фактов. Так и понял, что здесь причина в этом роде, из-за этого я не чувствовал вашего присутствия.

Возникла пауза. Сейчас можно извиниться и уйти, но ей хотелось побыть около него, хотя бы просто постоять рядом, ощущая, что их разделяет всего пара шагов.

– Я читал, что ваше племя обладает необычными способностями, и в какой-то степени вы все – видящие.

– Не все, господин Кайдо. Моя бабушка видящая, а я нет.

– Считается, например, что женщина из вашего племени под любой личиной узнает человека, с которым у нее хоть раз были близкие отношения, – это правда или суеверие?

– Обладать такой способностью – еще не значит быть видящей. Это наше врожденное свойство, но в то же время, как известно, маги-видящие этого не могут.

– Еще одна вещь, которой я раньше не знал. Кстати, кое-кто из магов может, я тоже обладаю такой способностью.

– Вы здесь всего несколько месяцев, со временем все узнаете…

Хеледика осеклась. До нее с некоторой задержкой дошло, что Хантре ей только что сказал. И что это значит.

Всякий знает, что тугурумы обитают в горных недрах и выползают наружу разве что по ночам. Если тугурум не успеет спрятаться до того, как взойдет солнце, люди наутро обнаружат невесть откуда взявшийся скальный гребень на том месте, где раньше ничего не было. Некоторые думают, что эти существа произошли от троллей, которые давным-давно жили в Сонхи, а потом ушли. Другие считают, что это порождения гор. Тугурумы не охотятся на смертных, но могут по случайности раздавить человека или что-нибудь разрушить. Они выходят на поверхность вдали от людского жилья и обычно никому не мешают.

Зато люди не прочь на них поохотиться: если на тугурума упадут лучи солнца, он враз окаменеет – и тогда берись за кирку! Внутри найдешь золотые жилы и самородки, да еще кое-какие особые минералы, которые ценятся дороже золота, поскольку нужны для изготовления боевых артефактов.

Трое амулетчиков Светлейшей Ложи которую ночь подряд выслеживали тугурума, похожего на громадную каменную колбасу. В этот раз он объявился вблизи скалы, где был пробит железнодорожный туннель. Звездное небо, окутанные тьмой горы, блеск рельсов в тусклом свете волшебных фонариков.

– Светает, – шепнул один из охотников.

Они убаюкивали добычу с помощью своих амулетов, словно трио слаженно играющих музыкантов. Казалось, в этот раз им повезет, но помеха пришла, откуда не ждали – с неба.

Никто не понял, что это было: что-то большое и темное спикировало прямо на них, со свистом рассекая воздух. Тварь издала леденящий вой, от которого, казалось, даже скалы содрогнулись. Тугурум с удивительной для такого существа прытью рванул наутек – но не в ущелье с потайными пещерами, а в туннель, до которого было куда ближе.

Все произошло так внезапно и быстро, что амулетчики не успели дать отпор. Когда они изготовились к бою, окаянная тварь уже умчалась прочь. Никто из них не смог бы рассказать, как она выглядела – клякса мрака, и никаких подробностей. Другой вопрос, что ей понадобилось: спугнуть тугурума и сорвать им охоту? Похоже на то…

Они вошли в туннель и по боковой галерее, огражденной металлическими перилами, направились к его восточному концу. Впереди сплошная чернота, хотя, по расчетам, как раз сейчас должно было показаться из-за гор солнце. Вскоре стало ясно, что выход перекрыт, его заслоняла какая-то темная масса.

– Обвал? – предположил один из амулетчиков. – Эта летучая гадина вызвала камнепад?

– Не обвал, а тугурум! – догадался второй. – На выходе он словил первые лучи.

– Прямо на рельсах окаменел, крухутакова задница! – с чувством выругался третий. – Нам за это премия будет или как?

– Надо послать мыслевесть, чтобы поезда задержали. Гляньте, как он перила помял…

По пешеходной галерее выбрались на ту сторону. Над вершинами горного массива занимался рассвет, по склонам растеклись молочные языки тумана. Тугурум выглядел словно обыкновенная каменная глыба, торчащая из-под арки туннеля.

Гостиница «Пьяный перевал» в давние времена была горным замком, оборонявшим одноименный перевал от врагов. Когда граница Ларвезы отодвинулась на юг, он долго стоял в запустении, а потом его прибрал к рукам предприимчивый житель соседней деревни, выкупивший развалину у Ложи по дешевке благодаря содействию родственника-мага. С тех пор как проложили железную дорогу, через перевал мало кто ходил, и постояльцев было негусто. Хозяин держал магазин и виноградник, это и обеспечивало ему доход, а гостиница была предметом его гордости: не всякий сельский лавочник владеет собственным замком!

Нынче на его улице «перевернулась телега с яблоками»: небывалый наплыв клиентов. Из-за окаменевшего в туннеле тугурума движение на железной дороге остановилось. Пассажиры потянулись в обе стороны через Пьяный перевал – чтобы сесть на поезда, которые доезжали до ближайших к перекрытому туннелю станций и отправлялись обратно.

В огромном камине обеденного зала пылал огонь, на стене грубой кладки висел на почетном месте старинный боевой топор.

– Гляньте, какая знатная штукенция! – восхитился Ривсойм. – Ему, наверное, больше тысячи лет.

– Тысячи две-три, – жизнерадостно отозвался Грено Дурной Глаз, только что пропустивший вторую кружку пива. – А помнишь, кто-то из театральных столпов изрек, что в хорошей пьесе, ежели в первом акте на стенке висит топор, под занавес обязательно кого-нибудь зару…

Орвехт развернулся так стремительно, что парень сразу осекся, спохватился и промямлил:

– Нет-нет, не обязательно… Особенно если… если его на ближайшее время спрячут, и никто не найдет…

– Бестолочь, – хмуро подытожил Суно. – Чему я тебя всю дорогу учил? Что ж, будем надеяться, что тебе удалось завернуть этот посыл.

И пошел разыскивать хозяина, который проявил понятливость, снял злополучный топор и куда-то унес, заверив почтенного мага, что раньше чем через месяц, не вернет его на прежнее место.

Им предстояло переночевать в «Пьяном перевале», а наутро добраться до станции. Кое-кто не захотел ждать, но Суно решил задержаться до завтра. Из окон открывались такие виды, что дух захватывало: величественные горные склоны всех оттенков коричневого и пепельного под облачным пологом, темные пятна перелесков, далекие заснеженные вершины. Созерцать эту картину можно часами, не надоест. И закрадывалась в душу печаль, не имеющая ничего общего с обычной хандрой равнинного жителя: в ней присутствовало ощущение границы между двумя бесконечностями – землей и небом, жизнью и смертью. Пожалуй, даже не печаль это была, а схожее с ней другое чувство: ностальгия по манящим необъятным просторам, которые вот они, рядом, но тебе туда пока еще путь заказан.

То-то и коллега Хантре выглядел так, словно что-то его поразило, и он все не может опомниться. Суно поинтересовался, не улавливает ли он какую-нибудь угрозу.

– Опасности нет, – с сомнением в голосе произнес видящий.

– Вы уверены, что нет? – внимательно глядя на него, хмыкнул маг Ложи.

– Есть, но не для всех, – уточнил рыжий.

– Для кого она есть?

– Вроде бы для меня. Но я не знаю, опасность ли это. Может, просто горы сбивают с толку, у меня от них голова идет кругом.

– Вам что-то мешает увидеть?

– Возможно.

– Что вам мешает?

Орвехт задал вопрос, использовав особые вибрации голоса и в дополнение слабый магический импульс: прием из дознавательского арсенала.

– Коллега Суно, спасибо за попытку помочь, только из этого ничего не выйдет, – после короткой паузы ответил Хантре.

«Вот как, ты отследил, что я сделал, – подивился про себя Орвехт. – Хотя в то же время моя уловка не сработала. Обычно бывает наоборот».

Подошел улыбающийся Тейзург – он объявился после инцидента в туннеле и вместе с ними отправился в путешествие по заброшенной горной дороге. Сказал, что решил присоединиться ради безопасности пассажиров. Коллеги сердечно благодарили его, отчасти из дипломатических соображений, отчасти искренне: кто загнал тугурума на рельсы, неизвестно, но присутствие столь могущественного мага вполне может отпугнуть злоумышленников. Суно был настороже, поскольку давно усвоил: ежели коллега Эдмар начинает радеть о чужом благе и демонстрирует достойное похвалы благородство – жди от него какой-нибудь пакости.

– Коллеги, что это за местная народность обу? Говорят о каких-то женских деревнях, весьма интригует… Интересно, они там гостей принимают?

– Обу – коренные жители этих гор, – пояснил Суно. – У них мужчины и женщины живут раздельно и встречаются только по праздникам, согласно обычаю. Этих праздников у обу довольно много, по пять-шесть за месяц. В женскую деревню вас категорически не пустят, для них это немыслимое нарушение традиций.

– Тогда стоит предупредить Хеледику, она собралась к дамам обу в гости. Хеледика!

Пробиравшаяся через зал песчаная ведьма в шароварах для верховой езды и дорожном жакете повернулась к ним.

– Так это другое дело, женщине туда можно, – вполголоса возразил Орвехт.