Молния Кунц Дин

5

Лейтенант СС Эрих Клитман наблюдал за секундной стрелкой часов на пульте программирования Ворот, и, когда она подошла к двенадцати, он обернулся и посмотрел на Ворота. В полумраке трубы длиною в три с половиной метра что-то блеснуло, появилась расплывчатая темная тень, которая обрела форму человека, за ним показались еще трое, шествующие один за другим. Группа поиска покинула Ворота и оказалась в зале, где ее встретили трое ученых, следивших за работой пульта.

Группа вернулась из февраля 1989 года, и лица всех ее членов сияли улыбкой, отчего сердце Клитмана радостно забилось: значит, они обнаружили Штефана Кригера, женщину и мальчишку, иначе к чему эта радость. Первые два отряда ликвидации, направленные в будущее, — один штурмовал дом у хребта Биг-Бэр, а второй — дом в Сан-Бернардино, — были сформированы из офицеров гестапо. Их провал заставил фюрера настоять, чтобы третий отряд был отрядом СС, и теперь, судя по улыбкам группы поиска, Эрих сделал вывод, что его отряд, третий по счету, имеет шанс доказать превосходство СС над гестапо.

Неудача двух предыдущих отрядов ликвидации была не единственным позорным пятном на репутации гестапо в этом деле. Глава институтской службы безопасности тоже был офицером гестапо, и он явно оказался предателем. Имеющиеся данные свидетельствовали, что два дня назад, шестнадцатого марта, он дезертировал в будущее вместе с пятью другими сотрудниками Института.

Вечером шестнадцатого марта Кокошка совершил скачок в будущее в горах Сан-Бернардино с намерением убить там Штефана Кригера до того, как Кригер вернется в 1944 год и убьет Пенловского; таким образом Кокошка планировал спасти уже погибших двух лучших сотрудников Проекта. Но Кокошка так и не вернулся. Некоторые настаивали, что Кокошка убит в 1988 году и что Кригер победил в этом поединке, но это не объясняло, что же случилось в тот вечер с пятью другими людьми из Института: двумя агентами гестапо, поджидавшими возвращения Кокошки, и тремя научными сотрудниками, которые следили за работой пульта программирования Ворот. Все они исчезли бесследно, а вместе с ними и пять поясов; абсолютно все свидетельствовало о том, что шайка изменников в стенах Института пришла к выводу, что Гитлер проигрывает войну даже при наличии необыкновенного оружия, привезенного из будущего, и предпочла дезертировать в другую эпоху, а не оставаться в обреченном Берлине.

Но Берлин не может быть обречен. Клитман не желал этому верить. Берлин был новым Римом; «третий рейх» просуществует еще тысячу лет. А теперь, когда СС предоставлена возможность найти и убить Кригера, эта мечта фюрера найдет свое воплощение. Прежде всего следует ликвидировать Кригера, который представлял основную угрозу Воротам и чья казнь была самой неотложной задачей, а потом уже заняться поисками Кокошки и других предателей. Где бы ни укрылись эти грязные свиньи, в каком бы то ни было отдаленном году или месте, Клитман и его собратья по СС сотрут их с лица земли с глубоким презрением и большим удовлетворением.

Профессор Теодор Ютнер, директор Института после убийства Пенловского, Янушского и Волкова и исчезновения сотрудников шестнадцатого марта, повернулся к Эриху и сказал:

— Видимо, они обнаружили Кригера, оберштурмфюрер Клитман. Готовьте ваших людей к старту.

— Мы готовы, профессор, — ответил Эрих.

«Готовы к скачку в будущее, — подумал он, — готовы к встрече с Кригером, готовы к славе».

6

Четырнадцатого января, в субботу, в три сорок пополудни, спустя немногим более суток, Тельма возвратилась в мотель «Синяя птица» на старом белом пикапе. Она привезла для всех по две смены одежды, чемоданы, чтобы все упаковать, и две тысячи патронов для револьверов и «узи». В пикапе были также персональный компьютер IBM и принтер, разное программное обеспечение, коробка дискет и все прочее, необходимое для работы системы.

Хотя Штефан был ранен всего четыре дня назад, он удивительно быстро поправлялся, но еще не мог поднимать какие-либо предметы, пусть даже самые легкие. Они с Крисом занялись упаковкой чемоданов, а Лора с Тельмой перенесли коробки с компьютером в багажник и на заднее сиденье «Бьюика».

Ночью дождь прекратился. Рваные серые облака, словно клочья грязной ваты, покрывали небо. Потеплело, промытый воздух дышал свежестью.

Поставив в багажник последнюю коробку, Лора спросила:

— И ты ходила за покупками в этом парике и очках, да еще с такими зубами?

— Нет, — ответила Тельма, вынимая вставные зубы и пряча их в карман жакета, потому что с ними она шепелявила. — Вблизи кто-нибудь из продавцов мог меня узнать, потому что иногда маскарад привлекает больше внимания, чем собственная физиономия. Но потом, когда я все купила, я нашла на стоянке уголок потише и надела парик и все прочее, чтобы меня кто-нибудь не узнал по дороге; получился прямо вылитый Харпо Маркс. Знаешь, Шейн, меня увлекает вся эта история. Может, я новая Мата Хари? Стоит мне представить, как я соблазняю мужчин, выманивая у них секретные сведения, а потом продаю их иностранным державам, как у меня от страха и удовольствия начинают мурашки бегать по коже.

— Это у тебя при мысли о мужчинах, а не о секретах мурашки бегают по коже. Какая из тебя шпионка, ты просто распутница.

Тельма отдала Лоре ключи от дома в Палм-Спрингс.

— Там нет постоянной прислуги. Мы заказываем уборку дома на фирме за несколько дней до нашего приезда. В этот раз я их, конечно, не вызывала, так что там будет немного пыли, но не грязи, и никаких отрубленных голов, которые ты так любишь оставлять повсюду.

— Спасибо, Тельма, ты прелесть.

— Там, правда, есть садовник. Но он не работает постоянно, как наш садовник в Беверли-Хиллз. Он приходит только раз в неделю, во вторник, чтобы подстричь газон и подровнять кусты, вырвать кое-какие цветы и посадить новые, чтобы потом прислать нам за это счет. Советую вам в этот день не подходить к окнам и вообще не показываться, пока он не уйдет.

— Мы просидим все это время под кроватью.

— Если вы заглянете под кровать, то обнаружите там плетки и цепи, но не подумайте, что у нас с Джейсоном отклонения. Плетки и цепи остались после его матери, и мы храним их как память о ней.

Они вынесли из комнаты упакованные чемоданы и положили их на заднее сиденье вместе с другими свертками и коробками, которые не поместились в багажнике «Бьюика». После долгих объятий Тельма сказала:

— Шейн, у меня сейчас трехнедельный перерыв между выступлениями в ночных клубах, так что, если тебе что-нибудь понадобится, я все время в Беверли-Хиллз. И не буду отходить от телефона.

Она с неохотой простилась с ними.

Лора с облегчением вздохнула, когда пикап исчез в потоке движения; Тельма была в безопасности и далеко отсюда. Они оставили ключи от номера на конторке при входе в мотель и тронулись в путь; Крис сидел рядом с Лорой впереди, а Штефан на заднем сиденье рядом с кучей вещей. Лора жалела, что они покидают «Синюю птицу», потому что здесь они целых четыре дня были в безопасности, а что-то будет с ними в другом месте.

Сначала они остановились у оружейного магазина. Лоре не стоило лишний раз показываться на людях, и Штефан зашел туда, чтобы купить коробку патронов для пистолета. Они не включили такие патроны в список покупок для Тельмы, потому что тогда еще не знали, какой «кольт» им удастся купить для Штефана, и, действительно, новый «кольт» был тоже тридцать восьмого калибра, но «супер».

После посещения оружейного магазина они поехали ко «Дворцу пиццы» Толстяка Джека, чтобы забрать два баллона смертоносного нервно-паралитического газа. Штефан и Крис ждали Лору в машине, под неоновыми буквами, которые уже горели, хотя еще только смеркалось, но подлинный неоновый спектакль начинался только с наступлением темноты.

Баллоны стояли у Джека на столе. Они были размером с небольшой домашний огнетушитель, но не красного цвета, а из нержавеющей стали, с черепом и скрещенными костями и надписью: «ВЕКСОН (аэрозоль). ПРЕДУПРЕЖДАЕМ: ОТРАВЛЯЮЩЕЕ ВЕЩЕСТВО. СМЕРТЕЛЬНО! ХРАНЕНИЕ БЕЗ СПЕЦИАЛЬНОГО РАЗРЕШЕНИЯ КАРАЕТСЯ ЗАКОНОМ США», а дальше шло много мелкого шрифта.

Толстым, похожим на сосиску пальцем Джек указал на верхушку цилиндра, где был расположен диск размером с полдоллара.

— Это часовой механизм, разделенный на минуты, от одной до шестидесяти. Если вы установите время и нажмете кнопку посередине диска, вы можете выпустить газ автоматически, как если бы это была бомба с часовым механизмом. Но если вы хотите выпустить газ вручную, тогда надо поддерживать баллон снизу одной рукой, а другой взяться за рукоятку-пистолет и нажать спусковую скобу. Газ будет выходить под давлением и через полторы минуты заполнит помещение площадью в пять тысяч квадратных футов, и еще быстрее при включенном отоплении или наличии системы кондиционирования воздуха. Под воздействием света и воздуха он быстро распадается на нетоксичные компоненты, но остается смертельным еще от сорока до шестидесяти минут. Всего три миллиграмма на коже убивают за тридцать секунд.

— А противоядие? — спросила Лора.

Толстяк Джек улыбнулся и постучал по запечатанным синим пластиковым пакетам размером четыре на четыре дюйма, прикрепленным к ручкам цилиндров.

— По десять капсул в каждом пакете. Две обеспечивают защиту для одного человека. Инструкция внутри, но меня предупредили, что таблетки надо принимать по крайней мере за час до распыления газа. Они действуют от трех до пяти часов.

Джек взял у Лоры деньги и положил баллоны с «вексоном» в картонную коробку с надписью: «СЫР МОЗАРЕЛЛА, ХРАНИТЬ В ХОЛОДИЛЬНИКЕ». Закрывая коробку крышкой, он засмеялся и покачал головой.

— В чем дело? — спросила Лора.

— Удивляюсь, — сказал Толстяк Джек. — Такая красотка, образованная, да еще с маленьким мальчиком… Если такие люди, как вы, занимаются подобными темными делишками, то, видно, наше общество разлагается куда быстрее, чем я предполагал. Может, я еще доживу до того дня, когда государство рухнет и воцарится анархия, а единственными законами будут законы, которые отдельные люди устанавливают для себя и скрепляют рукопожатием.

Немного подумав, он приподнял крышку коробки, взял несколько зеленых листков бумаги из ящика стола и положил их сверху цилиндров с «вексоном».

— Что это такое? — поинтересовалась Лора.

— Вы хороший клиент, — пояснил Толстяк Джек, — вот я и даю вам купоны на бесплатную пиццу.

Дом Тельмы и Джексона в Палм-Спрингс стоял в уединенном месте. Кирпичный особняк представлял собой несколько странное, но приятное сочетание испанской и калифорнийской архитектуры; участок в один акр был окружен высокой оштукатуренной стеной, выкрашенной в розовый цвет, с двумя воротами — для въезда и выезда; дорога внутри была в форме подковы. Парк вокруг дома был густо засажен оливковыми и фикусовыми деревьями и различными пальмами таким образом, что оставался открытым только фасад, а с остальных трех сторон деревья загораживали дом от соседей.

Простившись с Толстяком Джеком, они выехали из Анахейма, пересекли пустыню и в восемь вечера подъехали к дому Тельмы и Джейсона. Дом и лужайка перед ним были видны до мельчайших подробностей, так как освещались хитроумно расположенными источниками света, управляемыми с помощью фотоэлементов, что обеспечивало одновременно безопасность и радовало глаз.

Тельма дала им пульт дистанционного управления, чтобы открыть дверь гаража, и они поставили «Бьюик» в гараж на три машины и вошли в дом через прачечную, предварительно с помощью кода отключив охранную сигнализацию.

Этот дом был поменьше, чем особняк Гейнсов в Беверли-Хиллз, — десять комнат и четыре ванных. И всюду, в каждой комнате, чувствовалась талантливая рука Стива Чейса, модного в Палм-Спрингс дизайнера: неожиданное и необычное освещение, сочные, но приглушенные тона — неяркий персиковый, оранжево-розовый, оживляемые кое-где пятнами бирюзового; стены, обитые замшей, потолки из кедра, медные столики, украшенные патиной, столики с верхом из гранита, контрастирующие с уютной мягкой мебелью с самой разнообразной обивкой. Все было элегантно, но вполне пригодно для жизни.

Кладовая при кухне была пуста, кроме одной полки, где стояли консервы. Они все слишком устали, чтобы отправиться за покупками, и решили обойтись тем, что было под рукой. Если бы Лора не знала, что дом принадлежит Тельме и Джейсону, она бы тут же догадалась об этом, посетив кладовую, потому что вряд ли на земле можно было сыскать еще одну супружескую пару миллионеров, которые, оставаясь в душе детьми, делали бы запасы консервированных равиоли и спагетти. Крис был в восторге. В морозильнике они обнаружили две коробки мороженого в шоколаде, что и послужило им десертом; ничего другого там больше не было.

Лора и Крис расположились на огромной кровати в самой большой спальне, а Штефан ночевал напротив, в комнате для гостей. И хотя Лора включила круговую охранную сигнализацию, которая охватывала все окна и двери, хотя заряженный «узи» лежал на полу рядом с кроватью, а «смитт-вессон» на столике у изголовья и хотя никто на всем свете, кроме Тельмы, не знал, где они находятся, Лора спала урывками. Просыпаясь, она всякий раз садилась на кровати и прислушивалась к шорохам в ночи: не слышны ли крадущиеся шаги или приглушенные голоса.

К утру, когда она не могла больше уснуть, она долго смотрела на темный потолок и думала о том, что сказал Штефан дня два назад, когда он объяснял тонкости путешествия во времени и пространстве и те изменения, которые путешественники могут сделать в своем будущем. Судьба стремится восстановить предопределенный ход событий. Штефан спас ее от бродяги в бакалейной лавке в 1963 году, но судьба в конце концов поставила на ее пути еще одного педофила, Вилли Шинера, в 1967-м. Судьба предопределила ей быть сиротой, и, когда она нашла новую семью у Доквайлеров, судьба устроила так, чтобы у Нины случился смертельный сердечный приступ, и Лора вновь вернулась в приют.

Судьба стремится восстановить предопределенный ход событий.

Чего же ждать теперь?

Если следовать предопределению, то Крис вообще не должен был появиться на свет.

Попытается ли судьба обречь его на смерть и таким образом приблизить реальный ход событий к тому, что первоначально замышлялось, несмотря на вмешательство Штефана Кригера? Судьба уготовила ей жизнь в инвалидном кресле еще до того, как Штефан под дулом револьвера заставил доктора Пола Марквелла отказаться принимать роды. Теперь судьба может устроить так, чтобы выстрелы гестаповцев повредили ей позвоночник, и, как это было уготовано первоначально, она станет инвалидом.

Как долго силы судьбы пытаются повернуть ход событий на прежнюю стезю? Крис живет уже более восьми лет. Достаточно ли этого, чтобы судьба примирилась с его существованием? Она сама прожила тридцать четыре года на ногах, а не инвалидом. По-прежнему ли судьбу волнует это непредусмотренное нарушение порядка?

Судьба стремится восстановить предопределенный ход событий.

Рассвет уже осветил спальню, а Лора все ворочалась с боку на бок и сердилась неизвестно на кого и на что. Что есть судьба? Какая сила предопределяет ход событий и старается их осуществить? Всевышний? Должна ли она гневаться на Всевышнего или, наоборот, молить Его сохранить жизнь ее сыну, а ее спасти от инвалидного кресла? Или эта сила за спиной судьбы — просто естественный механизм природы, который по своему происхождению не отличается от земного притяжения или магнетизма?

Так как она не могла найти виновника своего гнева, на котором можно было выместить чувства, Лора обнаружила, что ее злость постепенно обращается в страх. На первый взгляд они были в безопасности в этом доме. После одной спокойно проведенной здесь ночи они могли быть почти уверены, что их пребывание в доме останется в тайне, иначе убийцы из прошлого наверняка бы уже появились. И тем не менее Лора боялась.

Что-то должно было произойти. Что-то очень плохое.

К ним приближалась беда, но Лора не знала откуда.

Молния. Скоро в небе вспыхнет молния. Печально, но старая поговорка не соответствовала действительности: молния дважды, трижды, сто раз ударяла в одно и то же место, и Лора притягивала ее лучше любого громоотвода.

7

Профессор Ютнер ввел последние цифры в пульт программирования Ворот. Он сказал, обращаясь к Эриху Клитману:

— Пункт назначения вашего отряда — окрестность Палм-Спрингс в Калифорнии — январь 1989 года.

— Палм-Спрингс? — удивился Клитман.

— Да. Мы, правда, ожидали, что вы отправитесь в район Лос-Анджелеса или округ Оранж, где ваша одежда молодых деловых людей была бы менее заметной, чем в курортном городе, но и там вы не будете привлекать внимания. Прежде всего, там сейчас зима, так что ваши темные костюмы будут к месту даже в пустыне.

Ютнер протянул Клитману листок бумаги, на котором были записаны все необходимые сведения.

— Вот где вы найдете женщину и ее сына.

Складывая бумагу и пряча ее во внутренний карман пиджака, лейтенант спросил:

— А как насчет Кригера?

— Группа поиска нигде не нашла упоминания о нем, — ответил Ютнер, — но он должен находиться вместе с женщиной и ее сыном. Если вы его не обнаружите, тогда постарайтесь захватить женщину и мальчика живыми. Можете даже их пытать, чтобы дознаться, где Кригер. Если же случится, что они не заговорят, убейте их. Это может заставить Кригера появиться где-либо в последующем временном потоке.

— Мы обязательно найдем его, профессор.

У всех четырех — Клитмана, Губача, фон Манштейна и Брахера под костюмами Ива Сен-Лорана были надеты пояса возвращения. Неся в руках кейсы, они зашагали к Воротам, ступили внутрь трубы и двинулись к точке отправления — для этого надо было пройти две трети протяженности туннеля, — после чего они в одно мгновение из 1944-го перенесутся в 1989 год.

Лейтенант испытывал страх и одновременно душевный подъем. Он был железным кулаком Гитлера, от которого Кригера не скроют даже сорок пять лет будущего.

8

На другое утро после приезда в Палм-Спрингс — это было воскресенье, пятнадцатое января, — они установили компьютер и Лора начала обучать Штефана работать на нем. Правила пользования компьютером IBM и программное обеспечение были достаточно простыми, во всяком случае, для решения их задач, и хотя к вечеру Штефан был еще далеко не экспертом в этой области, он уже понимал, каким образом компьютер функционирует и как он мыслит. Основную работу так или иначе должна была выполнить Лора, которая хорошо разбиралась в системе. Штефан объяснит ей, какие расчеты необходимо произвести, и она использует компьютер для решения многих стоящих перед ними проблем.

Штефан намеревался вернуться обратно в 1944 год с помощью пояса возвращения, который он снял с Кокошки. Сам по себе пояс не являлся машиной времени. Такой машиной были Ворота, они были средством транспортировки и постоянно находились в 1944 году. Пояса были настроены на волну временной вибрации Ворот, и, когда путешественник нажимал кнопку на поясе, устанавливалась связь с Воротами и они немедленно возвращали его домой.

— Каким образом? — спросила Лора, когда Штефан объяснил назначение пояса. — Как он возвращает вас обратно?

— Я не знаю. А вы знаете, как микросхема работает внутри компьютера? Нет. Но это не мешает вам пользоваться компьютером, так же как и мое незнание не мешает мне пользоваться Воротами.

Вернувшись в Институт в 1944 год и захватив главную лабораторию, Штефан совершит два решающих скачка из марта сорок четвертого, каждый на расстояние всего в несколько дней от его собственного времени. Эти два скачка придется разработать до мельчайших деталей, чтобы в каждом случае прибыть точно в нужную географическую точку и в точно установленный час. Подобные сложные расчеты нельзя было провести в 1944 году, и не только из-за того, что не существовали компьютеры, но также и потому, что в ту эпоху не было полных и точных данных об угле наклона земной оси и скорости вращения Земли и о других планетарных факторах, влияющих на скачок; вот почему путешественники из Института часто прибывали с опозданием в несколько минут и на расстоянии нескольких миль от намеченного места. При точности, которую обеспечивал компьютер, можно было запрограммировать Ворота так, чтобы доставить Штефана в назначенное место с точностью до ярда и до секунды.

Они пользовались книгами, которые привезла Тельма. Это были не только научные и технические работы, но также труды по истории второй мировой войны, с помощью которых они могли установить, где и в какое время находились определенные исторические личности.

Помимо времени, необходимого для проведения сложных расчетов, Штефану нужно было время на выздоровление. При возвращении в волчье логово, в 1944 год, даже вооруженный нервно-паралитическим газом и первоклассным оружием, он не сможет избежать гибели, если не будет обладать быстротой и ловкостью.

— Две недели, — сказал Штефан. — Думаю, этого будет достаточно, чтобы восстановить подвижность руки.

Две или десять недель, это не имело значения, потому что с поясом Кокошки он вернется в Институт всего через одиннадцать минут после того, как Кокошка его покинул. Когда бы Штефан ни стартовал из нынешней эпохи, это не повлияет на срок его возвращения в 1944 год.

Лору и Штефана беспокоило только то, что гестапо обнаружит их и направит в 1989 году ударный отряд для их уничтожения прежде, чем Штефан вернется в свою эпоху и осуществит свой план. И это было очень серьезное опасение.

С осторожностью, каждую секунду ожидая увидеть внезапный блеск молнии и услышать раскаты грома, они прервали свои занятия и отправились за покупками. Лора, которая по-прежнему была в центре внимания прессы, осталась в машине, а Крис и Штефан пошли в супермаркет. К счастью, обошлось без молний, и они вернулись домой с целым багажником припасов.

Разбирая покупки на кухне, Лора обнаружила, что треть всех продуктов составляли закуски и сладости, а никак не еда: несколько сортов мороженого, предпочтение отдавалось шоколадному и миндальному, большие пакеты конфет, картофельные чипсы, соленые крекеры, воздушная кукуруза, арахис, четыре сорта печенья, шоколадный торт и вишневый пирог, коробка пончиков и еще многое другое.

Штефан помогал ей разбирать покупки, и Лора заметила:

— Вы, наверное, большой сластена.

— Вот еще одна замечательная вещь, которая поражает меня в вашем мире, — сказал он. — Только подумать, что нет никакой разницы в питательности между шоколадным тортом и бифштексом. В чипсах столько же витаминов и минеральных солей, сколько и в зеленом салате. Можно есть одни сладости и оставаться таким же здоровым, как те люди, которые питаются рационально. Невероятно! Каким образом удалось этого достичь?

Лора обернулась как раз в ту минуту, когда Крис хотел выскользнуть в дверь.

— Ах ты маленький мошенник!

Крис смущенно заметил:

— Ты не находишь, что у мистера Кригера довольно странные представления о нашей жизни?

— По крайней мере, я теперь знаю, откуда у него эти представления, — сказала Лора. — Какая низость. И тебе не стыдно?

Крис вздохнул и заговорил притворно печальным голосом:

— Стыдно. Но я подумал… если за нами гонятся агенты гестапо, то нам надо вволю наесться хотя бы мороженого, потому что, может, мы едим в последний раз.

Он бросил исподтишка взгляд на Лору, проверяя, верит ли она в его раскаяние.

Слова Криса оправдывали, хотя и не извиняли его проделки; она не могла заставить себя его наказать.

Вечером, после ужина, Лора поменяла повязку на ране Штефана. Пуля оставила на груди огромный кровоподтек с входным отверстием посередине и кровоподтек поменьше на спине вокруг выходного отверстия. Кетгут и старая повязка были покрыты засохшими выделениями. Лора осторожно промыла участок кожи вокруг, стараясь очистить его от засохших выделений, но не касаясь струпа; потом надавила на тело пальцами, отчего из раны вышло немного прозрачной жидкости, но не гноя, что говорило бы об опасном инфицировании. Конечно, абсцесс мог образоваться и внутри раны, с внутренними выделениями, но это было маловероятно, так как у Штефана не было температуры.

— Надо продолжить принимать пенициллин. — сказала Лора, — и тогда, я думаю, вы скоро выздоровеете. Доктор Бренкшоу неплохо потрудился.

В понедельник и вторник Лора и Штефан все время провели у компьютера, а Крис смотрел телевизор, рылся на книжных полках, чтобы найти что-нибудь почитать, рассматривал старые комиксы с приключениями Барбареллы.

— Мама, а что такое оргазм?

— Ты что читаешь? Дай сюда.

И вообще он развлекался потихоньку как мог. Так, он вдруг появлялся в кабинете и стоял с минуту, глядя, как они работают на компьютере. После нескольких визитов он заявил:

— В фильмах все куда проще, у них там машина времени, нажмешь пару кнопок на доске управления и готово. И почему только в жизни все куда сложнее?

Во вторник девятнадцатого января они не выходили из дома, пока садовник косил газон и подстригал кусты. За четыре дня это был первый чужой человек, которого они видели; никакие коммивояжеры с товарами и никакие Свидетели Иеговы, распространяющие свой журнал, сюда не добирались.

— Тут мы в безопасности, — сказал Штефан. — Видимо, о нашем прибытии здесь пресса и телевидение никогда не узнают. Иначе гестапо уж давно бы с нами расправилось.

И все же Лора и ночью и днем держала включенной охранную сигнализацию. А ночью ей снились сны о судьбе, которая восстанавливает свои права, о Крисе, выброшенном из потока жизни, о том, как, проснувшись, она обнаружит, что сидит в инвалидном кресле.

9

Они должны были прибыть в восемь часов, это оставляло им достаточно времени, чтобы добраться до того места, где группа поиска обнаружила женщину и мальчика, а может быть, и Кригера. Но когда лейтенант Клитман, не успев моргнуть глазом, очутился в эпохе на сорок пять лет позже собственной, он тут же понял, что они опоздали на пару часов. Солнце слишком высоко стояло над горизонтом. Температура была семьдесят пять по Фаренгейту, слишком тепло для раннего зимнего утра в пустыне.

Как белая трещина в голубой чаше, первая молния расколола небо. За первой трещиной появились другие, а с ними новые вспышки, словно пьяный хулиган атаковал небесную посудную лавку, неся с собой шум и разрушение.

Постепенно грохот стал стихать, и Клитман обернулся, чтобы посмотреть, благополучно ли прибыли вместе с ним фон Манштейн, Губач и Брахер. Они были рядом с ним с кейсами в руках; солнечные очки торчали из нагрудных карманов их дорогих костюмов.

Загвоздка была в том, что на расстоянии тридцати футов от лейтенанта, сержанта и двух капралов две немолодые седовласые леди в эластичных брюках и блузках пастельных тонов стояли рядом с белой машиной и в изумлении взирали на Клитмана и его отряд. В руках они держали предметы, похожие на кастрюли.

Клитман огляделся и обнаружил, что он и его люди прибыли на автостоянку позади церкви. Кроме белой машины, которая, по всей видимости, принадлежала женщинам, на стоянке были еще две машины, но пустые. Стоянку окружала стена, и, чтобы выбраться отсюда, Клитману и его команде нужно было пройти мимо женщин.

Тут следовало действовать решительно, и Клитман направился прямо к женщинам, как если бы не было ничего особенного в том, что они возникли из воздуха; отряд последовал за ним. Словно загипнотизированные, женщины следили за их приближением.

— Доброе утро, леди. — Как и Кригер, Клитман учился говорить по-английски с американским акцентом в надежде, что его отправят в страну в качестве секретного агента, но он так и не сумел избавиться от немецкого акцента, несмотря на упорные занятия и практику.

Хотя часы у него на руке были поставлены по местному времени, он не мог на них полагаться и поэтому спросил:

— Будьте любезны, скажите, пожалуйста, который час?

Женщины продолжали молча смотреть на него.

— Время? — повторил он.

Женщина в нежно-желтом костюме повернула руку, не выпуская кастрюли, посмотрела на часы и сказала:

— Сейчас десять сорок.

Они опаздывали на два часа сорок минут. Они не могли терять времени на поиски автомобиля с ключами или без ключей, особенно если автомобиль стоял прямо перед ними, да еще с ключами. Клитман был готов убить женщин, чтобы завладеть машиной. Но он не мог оставить их тела на стоянке; как только их найдут, поднимут тревогу и полиция начнет поиски машины. Это будет неприятным осложнением. Придется запихнуть трупы в багажник и взять их с собой.

Женщина в нежно-голубом сказала:

— Откуда вы, вы что — ангелы?

Клитман подумал, уж не выжила ли она из ума. Ангелы в костюмах в полоску? Внезапно он сообразил, что они находятся возле церкви и что они появились чудесным образом, поэтому вполне логично верующие женщины приняли их за ангелов, несмотря на их одежду. Не стоит тратить время на убийство, когда можно обойтись и без него. Он сказал:

— Да, мэм, мы ангелы, и Господу нужна ваша машина.

Женщина в желтом спросила:

— Вот эта моя «Тойота»?

— Да, мэм. — Дверь со стороны водителя была открыта, и Клитман положил свой кейс на переднее сиденье.

— Мы тут по срочному заданию Господа Бога, вы собственными глазами видели, как мы прибыли сюда с небес, и нам необходимо средство передвижения.

Фон Манштейн и Брахер обошли «Тойоту» с другой стороны, открыли двери и сели внутрь.

Женщина в голубом сказала:

— Ширли, на твою машину пал небесный выбор.

— Господь вернет ее тебе, — сказал Клитман, — когда мы завершим наш труд.

Вспомнив о нехватке бензина в своей военной эпохе и не зная, как обстоят дела в 1989 году, он добавил:

— Сколько бы ни было у вас сейчас бензина в баке, он будет полным, когда мы вернем машину, и полным он будет вечно. Помните, как там в Библии насчет хлебов и рыбы.

— Там внутри картофельный салат для церковного обеда, — сказала женщина в желтом.

Феликс Губач уже открыл заднюю дверь с левой стороны и обнаружил картофельный салат. Он вытащил его из машины и поставил у ног женщины в голубом.

Клитман сел в машину, закрыл дверь, услышал, как Губач захлопнул дверь позади, нашел ключи в замке зажигания, завел мотор и выехал с церковной стоянки. При повороте на улицу он взглянул в зеркало: пожилые леди стояли на том же месте, держа в руках кастрюли, и смотрели им вслед.

10

День за днем они уточняли свои расчеты, а Штефан также тренировал левую руку и плечо, чтобы по мере заживления раны она восстановила гибкость и мускулатуру. Они уже провели в Палм-Спрингс почти неделю, и в субботу, двадцать первого января, завершили вычисления и определили точные временные и пространственные координаты, необходимые для скачков, которые Штефан совершит, вернувшись в 1944 год.

— Теперь мне надо еще немного времени, чтобы совсем зажила рана, — сказал он, поднимаясь со стула у компьютера и делая вращательные движения левой рукой.

Лора сказала:

— Прошло одиннадцать дней после ранения. Вы все еще чувствуете боль?

— Да. Но не такую сильную, а глухую. И не всегда. Я еще не владею рукой полностью. Надо подождать еще несколько дней. Если к следующей среде, двадцать пятого, все будет в порядке, я вернусь в Институт. Можно и раньше, если дела пойдут лучше, но не позднее двадцать пятого.

Этой ночью Лора пробудилась от кошмара. Ей приснилось, что она прикована к инвалидному креслу, а судьба, человек в черной одежде и без лица, стирает имя Криса в Книге Жизни, будто это не более чем рисунок мелом на грифельной доске. Вся в поту, она села на кровати, прислушиваясь к звукам в доме, но не слышала ничего, кроме ровного спокойного дыхания сына рядом с ней.

Позже, когда она не могла уснуть, она думала о Штефане Кригере. Он был загадочным человеком, до крайности замкнутым, о котором было трудно составить ясное представление.

С той самой среды на прошлой неделе, когда он объяснил, что стал ее хранителем из любви к ней и решил переделать ту жизнь, которую ей уготовила судьба, он больше не говорил о своем чувстве. Он не повторял своего признания, не бросал на нее многозначительных взглядов и не изображал из себя страдающего поклонника. Он открыл ей свою душу и теперь готов был ждать, чтобы она его ближе узнала и все обдумала, прежде чем примет окончательное решение. Она подозревала, что, если потребуется, он готов без звука ждать, ждать целый год. Он был закален в борьбе с превратностями судьбы, и отсюда происходило его великое терпение; Лора понимала подобные вещи.

Он был молчалив, очень часто задумчив, а иногда печален, что Лора относила на счет тех ужасов, свидетелем которых он был в далекой Германии. Возможно, причиной этой грусти были его собственные поступки, о которых он теперь сожалел и которые он никогда не сумеет загладить. Ведь он сказал, что ему уже приготовлено место в аду. После того разговора с нею и Крисом в мотеле десять дней назад он больше не упоминал о своем прошлом. Однако Лора чувствовала, что он готов был рассказать ей все — и плохое, и хорошее; что он не хочет ничего скрывать, а просто ждет, когда она вызовет его на откровенность.

Несмотря на свою печаль, глубокую и непреодолимую, он обладал чувством юмора. Он хорошо относился к Крису и мог заставить его смеяться, что Лора также засчитывала ему в актив. У него была добрая, сердечная улыбка.

Но она не любила его и считала, что никогда не полюбит. Она спрашивала себя, почему она так в этом уверена. Часа два она раздумывала над этим без сна в темной спальне и наконец нашла причину: она не может его полюбить, потому что он не Данни. Данни был единственным, и с ним она узнала идеальную любовь, какая только возможна в этом несовершенном мире. И вот теперь, добиваясь взаимности, Штефан Кригер вступил в вечный поединок с призраком.

Она понимала всю сложность ситуации и с грустью сознавала, что обрекает себя на одиночество. В глубине сердца она желала быть любимой и отвечать на любовь, но что касается ее отношений со Штефаном, то он не мог рассчитывать на взаимность, а она — на осуществление своих надежд.

Рядом с ней Крис бормотал и вздыхал во сне. «Как я люблю тебя, малыш, — думала Лора, — как сильно я тебя люблю».

Ее сын, ее единственный ребенок, другого уже не будет, был для нее всем на свете и на все времена, единственной целью, ради которой стоит жить, Лора знала, что, если что-нибудь случится с Крисом, она не найдет больше успокоения в этом мире, где трагическое и смешное существуют бок о бок; мир станет для нее слишком суровым и мрачным, а потому невыносимым.

11

Проехав три квартала, Эрих Клитман остановил белую «Тойоту» на одной из боковых улиц в главном торговом районе Палм-Спрингс. Множество людей прохаживалось по тротуарам, разглядывая витрины магазинов. Некоторые молодые женщины были в шортах и очень открытых блузках, под которыми явно не было лифчиков, и Клитман находил подобную демонстрацию женского тела, невиданную в его эпоху, возмутительной и неприличной. Национал-социалистская рабочая партия фюрера с ее железной властью никогда не допустила бы такого скандального поведения; в случае победы Гитлера мир станет совершенно иным, где воцарятся строгая нравственность и мораль, которые будут неукоснительно соблюдаться, и где под страхом тюрьмы и принудительного перевоспитания не станут больше разгуливать женщины без лифчиков и с голыми руками и ногами, где просто не потерпят этих падших существ. Он наблюдал, как под узкими шортами двигались и покачивались бедра, видел, как колыхались ничем не стесненные груди под тонкими майками, и испытывал жгучее желание немедленно обладать каждой из этих женщин, несмотря на то что это были представительницы низшей расы, которую Гитлер обрек на уничтожение.

Рядом с Клитманом капрал Руди фон Манштейн развернул на коленях карту Палм-Спрингс, которую им предоставила группа поиска, нашедшая женщину и мальчика. Он спросил:

— Где будет проходить операция?

Из внутреннего кармана пиджака Клитман вытащил сложенный лист бумаги, полученный в лаборатории от профессора Ютнера. Он развернул его и прочитал вслух:

— В одиннадцать двадцать, в среду утром двадцать пятого января, полицейский службы дорожного патрулирования штата Калифорния произведет арест женщины на шоссе № 111, примерно в шести милях к северу от границы города Палм-Спрингс. Она будет ехать на черном «Бьюике». Мальчик едет с ней и будет задержан для обеспечения его безопасности. Видимо, их сопровождает Кригер, но мы в этом не уверены; он каким-то образом скроется от полицейского, но мы не знаем как.

Фон Манштейн уже проложил на карте путь из Палм-Спрингс до шоссе № 111.

— У нас осталась всего тридцать одна минута, — объявил Клитман, взглянув на часы на доске приборов.