Крот 2. Сага о криминале Мережко Виктор
– Зато хахаль у нее – во внуки годится.
– С чего ты взял, что это хахаль? – спросил Вахтанг.
– Разве не видно? Внук не будет так ласково чесать спину бабушке.
Вдруг Важа даже привстал на сидении.
– Вай, это же он! «Чесальщика» я знаю!
– Какого «чесальщика»? – не понял Вахтанг. – Кто такой?
– Тот, за которым я должен следить!
– Можешь объяснить как человек, а не как ишак?!
– Ну, фотку ты мне дал! Парня, которого надо оберегать! Это он. С телкой!
Вахтанг подался вперед.
– Елки кавказские, мохнатые… – Заинтригованно произнес: – Вот это номер, специально не придумаешь, – повернулся к Важе. – Фотки сделал?
– Полный аппарат.
– Узнай, кто эта старая целлюлитка, и какая связь между племянником Виктора Сергеевича и ею.
Ни те, ни другие не видели, что на противоположной стороне улицы стоял автомобиль Виктора Сергеевича, и хозяин фиксировал происходящее на миниатюрный фотоаппарат.
Вечером у Ларисы был концерт.
Виктор Сергеевич и Глеб сидели в машине перед входом в «Мандарин», ждали окончания мероприятия. За окнами тихо текла полуночная жизнь – тускло и таинственно тлели фонари, прогуливалась редкая публика, мягким разноцветным потоком неслись в неизвестность автомобили. Виктор Сергеевич сам сидел за рулем.
Глеб, откинувшись назад с закрытыми глазами, едва слышно мурлыкал песенку под радио.
– Через пару дней тебя не должно быть в городе, – сказал Виктор Сергеевич.
Глеб от удивления даже негромко икнул.
– В каком смысле?
– В самом прямом. Исчезнешь тихо, незаметно, никого не посвящая.
Парень скосил на него глаза.
– Что-нибудь случилось?
– Пока нет. Но может случиться. Моя интуиция… – он усмехнулся, – интуиция разведчика… никогда меня не подводила.
– И как надолго?
– Пока не спадет волна.
– Волна? Волна чего?
– Дерьма! – не без раздражения бросил шеф.
– Я уже в нем?
– По самое горло.
Ошеломленный таким заявлением, Глеб помолчал, затем снова осторожно взглянул на Виктора Сергеевича.
– Ну, слиняю… И что? Когда обратно?
– Я сообщу… – Виктор Сергеевич достал из внутреннего кармана пиджака конверт, протянул парню. – Здесь деньги на билет и гостиницу.
– Хорошо… – Глеб помолчал, потом спросил: – А по работе все спокойно? Никаких ошибок не было?
– Пока не знаю. Надеюсь, нет.
Наконец повалил народ, празднично заполняя ступени главного входа. Концерт закончился.
– Надо же, – удивился Виктор Сергеевич, – оказывается, люди ходят на мою благоверную.
– Просто вы давно не были на ее концертах, – заметил Глеб.
Тот иронично взглянул на него:
– Можно подумать, ты часто ее слушаешь.
– Думаю, чаще, чем вы.
– И как у нее получается?
– На любителя.
– Я имею в виду пение.
– Я тоже.
Из служебного входа «Мандарина» выпорхнула заваленная букетами, радостная и возбужденная Лариса, издали махнула машине, в которой сидели мужчины.
– Не боитесь, что поклонники уведут жену? – спросил Глеб.
Виктор Сергеевич бархатно засмеялся:
– Хотел бы я видеть смельчака, который рискнул бы заполучить такое «счастье».
Глеб покинул автомобиль, быстро пошел навстречу певице. Взял у нее цветы, коротко сообщил:
– Меня ссылают.
– Кто? – Лариса даже остановилась.
– Твой муж.
– Куда?
– Пока не знаю. Но деньги на билет в кармане.
– Я тебя не отпущу. – Женщина вцепилась в рукав Глеба.
– С ума сошла, – он отвел ее руку. – Он все видит, пошли.
– Я ему сейчас скажу… Он не имеет права.
– Он на все имеет право, детка, – усмехнулся Глеб и аккуратно повел ее к машине.
– Не пущу! Никуда не пущу! Пусть думает, что ты улетел. А я сниму тебе квартиру и буду приезжать к тебе. Понял? Никуда ты не уедешь!
Виктор Сергеевич зажег сигарету от прикуривателя, пустил густой дым, с прищуром наблюдая за идущими.
Когда Анна вернулась с Катюшей из детского сада домой, Илья, повязав фартук, деловито топтался на кухне, готовил ужин.
– Ку-ку! – крикнул он, услышав щелчок замка. – Кто открыл замок в наш теремок?
– Маленькая мышка Катюшка с любимой Аннушкой-мамуськой! – весело отозвалась Катя, сбросила в прихожей ботиночки и понеслась на кухню. Обхватила за шею Илью, повисла на нем, заболтала ногами.
Тот покружил ее, поставил на пол, достал из ящичка кухонного гарнитура куклу в яркой упаковке.
– Ва-у! – обрадованно выкрикнула девчушка и понеслась в свою комнату изучать подарок.
Илья помог Анне внести на кухню несколько пакетов с продуктами, поцеловал в щеку.
Она мягко увернулась.
– Ты совсем разбалуешь мою Катьку.
– Нашу, – мягко поправил он ее.
Она иронично взглянула на него, переспросила:
– Ты так считаешь?
– И давно, – кивнул он.
Анна принялась выгружать покупки в холодильник. Илья подошел к ней сзади, попытался обнять ее. Она резко, с раздражением сбросила его руки со своих плеч, развернулась к нему лицом. Молча, с вызовом смотрела на него.
– Анна, – мягко произнес он. – Ну что ты?
– Пока ты мне все не расскажешь…
– Что – все? Что я должен тебе рассказать?
– Ты прекрасно знаешь, о чем я.
– Не знаю, объясни.
– Почему ты сказал мне, что мой муж погиб?
– Я этого не говорил. Я всего лишь сказал, что он исчез и с ним плохо. Я говорил правду!
– Ты обманул меня и воспользовался моим безвыходным положением. И ради дочери я… я пошла на это. И этого я себе никогда не прощу! И тебе тоже.
Илья встал, растерянно смотрел на Анну.
– Анна, успокойся. Что ты говоришь? Я люблю тебя. С каждым годом я все больше и больше люблю. И ты это знаешь.
Она тоже поднялась.
– Но я не люблю. Я те-бя не люб-лю! – раздельно произнесла она. – И я не прощу тебя.
– А как же Катюша? Ты же сказала, что пошла на это ради нее. А она счастлива. Она любит меня. Я для нее как отец. И я готов сделать все, чтобы вы обе были счастливы.
Некоторое время Аня смотрела на Илью, осмысливая сказанное, затем тихо произнесла:
– Если ты действительно говоришь правду, если действительно любишь, оставь нас. Пожалуйста…
Он подавленно смотрел на нее.
– А как же я? Как же я без вас, Аня?
Она хотела что-то ответить, но лишь резко отмахнулась и быстро ушла в комнату дочери.
Беспредел
Маргеладзе обедал в закрытом клубном ресторане с вице-мэром города Куликовым. Тихо играла музыка, зал был пуст, тем не менее обедающие сидели в изящной кабинке, загораживающей их от чужих глаз.
Официант, высокий, с длинными белесыми бакенбардами, подлил коньяка, подложил закуски, и Вахтанг взглядом показал ему, что он здесь лишний.
Тот отошел на несколько шагов, но продолжал стоять, находясь в поле зрения обедавших.
Чокнулись. Маргеладзе сказал:
– За наши с тобой, Михалыч, особые отношения. Я их ценю, я ими дорожу, я пронесу их через всю жизнь. Спасибо, дорогой брат и друг.
– Тебе спасибо. Ты немало делаешь для нашего города.
– Мелочь. Ради друга, ради его авторитета я готов на все.
– Спасибо, Вахтанг.
Пригубили рюмочки, стали закусывать.
– Давай к делу, – попросил Куликов, – у нас не так много времени.
– Хорошо, – кивнул тот. – Первое… Время идет, а твои холуи на Петрах так и не вышли на подонков, убивших моего брата.
Иван Михайлович помолчал, пережевывая нежную розоватую рыбу, согласно кивнул головой.
– Понимаю тебя. Но пойми и ты меня. Если я дам зеленую улицу твоему делу, сразу начнутся разговоры. Некоторые «мокрые» папки лежат годами, а перед Маргеладзе подняли шлагбаум. Так нельзя, дорогой!
– Меня не нагибает, кто что скажет. Я должен знать, какая сука завалила Анзора.
– Начнем с того, что ты и без следаков знаешь, кто его завалил… – спокойно ответил вице-мэр.
– Знаю.
– Но он в это время был в Сибирске. Полное алиби.
– Но я знаю, знаю на сто процентов, что это его рук дело!
– Его помощников, – поправил Вахтанга вице-мэр.
– Это не меняет дела.
Белобрысый официант подошел поближе, чтобы подлить спиртного, но Маргеладзе зло взглянул на него:
– Не мельтеши перед глазами, халдей!
Тот послушно кивнул и замер на месте.
– А если я завалю его? – повернулся Вахтанг к вице-мэру.
– Кого?
– Кузьму.
– За что?
– За Анзора… Если завалю, на Петрах закроют на это глазки?
– Во-первых, ты уже пытался завалить – не получилось. А во-вторых, на Петрах, чтоб ты знал, глазки всегда у всех открыты. Их не закроешь. Отвести в сторону можно, а закрыть – нет… – Куликов покопался в тарелке, поднял глаза на собеседника. – Ты еще о чем-то хотел спросить.
– Дело Окунева. Помнишь?
– Бизнесмена из Сибири, которого кто-то прикончил?
– Он приезжал к Кузьме. Кузьма принимал его, поил, кормил. Потом отвез в гостиницу и бизнесмен отправился доделывать свои дела уже не в Сибирь, а к господу Богу. Помнишь?
– Ну помню, помню. Что из этого?
– Я так понимаю, он и тут соскальзывает?
– Насколько я в курсе, дело не закрыто. Кузьмичев выпущен под подписку о невыезде.
– Его что, нельзя посадить? Сколько народу сидит годами без всяких оснований, а тут все ясно – и вдруг подписка о невыезде… Ты следакам забросил насчет лавэ?
Вице-мэр снисходительно усмехнулся:
– Надеюсь, ты шутишь?
– Насчет Кузьмы?
– Насчет того, чтоб я следакам про лавэ забрасывал.
– По-моему, Михалыч, ты меня за идиота держишь. Не ты должен про лавэ вкручивать, а твои псы. Глянь, сколько дармоедов вокруг тебя. И все хотят урвать сотню-другую зеленых. Не говоря уже про вечно голодных следаков!
– Не забывай, Вахтанг, что он известный человек в городе. А город этот – столица нашей родины. У него телевизионный канал. Представляешь, какой вой поднимется, если его просто так – по подозрению? Прошли те времена. Там тоже стали осторожнее. Даже за лавэ. Никто не хочет лишиться своего места.
– И ты в том числе? – ухмыльнулся Маргеладзе.
– А я что, из другого теста?
Долговязый официант снова было сделал попытку подойти, но Вахтанг остановил его злым окриком:
– Не маячь, сказал, перед глазами! Нужен будешь – позовем! – Посмотрел на собеседника. – Надо тормознуть сучонка… Посиди он хотя бы год в клетке, мы бы его империю растащили по кусочкам. И городу бы перепало немало. Ты это понимаешь?
– Понимаю.
– А если понимаешь, чего ждешь? С миллионом зеленых на хрена тебе твоя должность?
Куликов откинулся на спинку стула, негромко рассмеялся:
– Ты или наивный, или играешь такого… – Наклонился к Вахтангу поближе, тихо прошептал. – Как другу, одну тайну. При своей должности я всегда могу заработать миллион. И не один. Понимаешь, о чем я?
Собеседник цыкнул языком, грустно посмотрел на друга.
– Значит, мое дело – глухарь?
– Почему? Я свое слово держать умею. Тем более перед другом.
– Рискни ради друга, Михалыч.
Вице-мэр засмеялся:
– Рискнуть? Риск, как известно, безобразное дело. Хотя безумцы окрестили его, как благородное… – Он внимательно посмотрел на Маргеладзе. – Кстати, ты сам как относишься к риску?
– Смотря на что ставить.
– Поставь на Сибирь.
Маргеладзе ухмыльнулся:
– Но Окунев уже ку-ку.
– Там есть господин – покруче покойника… Линник Александр Александрович.
– Не слышал.
– Зря. Хозяин алюминия и всего, что вокруг алюминия.
– Ты с ним знаком?
– В общих чертах.
– Сведешь?
– Нет.
– Почему?
– Я же не сводня, дорогой, – снова рассмеялся Куликов. – Топчи дорожку сам, а я при пробуксовке подтолкну.
– Значит, Линник?
– Александр Александрович Линник. Но советую поспешать. На него многие зубы точат. А уж после смерти Окунева он вообще становится центровой фигурой.
– Думаю, мой друг Кузьма тоже не будет дремать.
– Я тоже так думаю.
Допрос проводился в том же кабинете, что и раньше – слабо освещенном из-за немытых окон и грязных плафонов, не слишком опрятном. Следователь тоже был прежним – колючий, подозрительный, агрессивный Конюшин.
Сергей сидел через стол от него, смотрел на допрашивающего спокойно, чуть ли не снисходительно.
– На прошлом допросе вы почему-то не сочли возможным сообщить крайне важную деталь, связанную со смертью Окунева, – произнес следователь.
– На прошлой беседе, – поправил его Кузьмичев.
– На допросе. Вы проходите по делу, как главный свидетель. Надеюсь, о подписке о невыезде вы не забыли?
Подследственный пропустил мимо ушей последнюю фразу, спросил:
– Какую же деталь я не сообщил?
– Один из охранников, дежуривший в ту ночь, в своих показаниях отметил, что именно вы, Сергей Андреевич, входили в номер вместе с Окуневым.
Сергей кивнул:
– Да, я входил с Окуневым в номер. Какой вы видите в этом криминал?
– Первое. Вы скрыли этот факт.
– Второе?
– Второе. Вы были последним, кто видел Окунева живым.
Кузьмичев удивленно смотрел на следователя.
– Уж не думаете ли вы, что я укокошил его?
Тот едва заметно ухмыльнулся.
– Укокошили или сделали что-то другое – это покажет судмедэкспертиза.
– Покажет? И когда она наконец что-нибудь покажет?
– Вас известят… А пока что… ставлю вас об этом в известность… я буду ходатайствовать перед прокуратурой о взятии вас под стражу.
Кузьмичев даже откинулся на спинку неудобного казенного стула.
– Вы с ума сошли!
– Пожалуйста, без оскорблений, – тихо попросил Конюшин.
– Конечно, сошли! А как это можно еще расценивать?! – Сергей резко вскочил, перешел на крик. – Где основания? Какими доказательствами вы располагаете?! Это шантаж! Самый наглый шантаж.
– Сядьте, – показал глазами на стул следователь.
– Может, вы еще милиционера вызовете?
– Не исключено.
Сергей двинулся к нему. Конюшин тоже встал, слегка подался корпусом вперед.
– Размажу… – свистящим шепотом сказал Кузьмичев. – По стенке размажу. Как мразь.
– Сгною, – таким же шепотом ответил следователь. – В одиночке сгною. Как уголовника.
– Вылетишь с работы. Со свистом!
– Пока я буду вылетать, ты уже будешь париться на нарах! Деньги хоть и многое решают, но не все! – Конюшин нащупал кнопку под крышкой стола, нажал ее.
Почти в тот же момент в комнату вошел могучий мрачный милиционер, вопросительно уставился на подследственного.
– На трое суток! К бомжам! За оскорбление при исполнении… – распорядился Конюшин.
Николай стоял возле окна – спиной к Старкову, слушал его информацию.