Крот 2. Сага о криминале Мережко Виктор
– Хватай шмотки и за мной! Паспорт не забудь!
Тот спешно выполнил команду, они покинули номер и через пару секунд уже бежали по коридору к черной лестнице.
Потом они мчались по набережной в сторону аэропорта, за рулем машины сидел Герман. Глеб испуганно посматривал на него, видел проносящиеся по сторонам виды города, спросил наконец:
– Ты кто?
Тот улыбнулся:
– Друг, как можешь догадаться.
Главврач психбольницы сидел в скучном кабинете то ли следователя, то ли высокого чиновника из органов, смотрел на скучного человека в гражданском, чувствовал какую-то внутреннюю тревогу. Он старался говорить четко и коротко, отвечать только на поставленные вопросы.
– Что вы помните из того дня? – спросил человек.
– Все, кроме… кроме вечера.
– Можете по порядку? По хронологии?
– Попытаюсь. Перед тем, как уйти с работы, я сделал обход палат.
– Во сколько это было?
– В семнадцать. Я всегда в это время посещаю больных.
– Что потом?
– Потом? – главврач задумался. – Потом я оделся и вышел из больницы. Во дворе меня ждал водитель на «Волге». Это моя служебная машина… Миновал КПП.
– На КПП у вас серьезные люди?
– Как везде. Но замечаний пока не было.
– Дальше?
– Дальше? Дальше ничего. Все как в тумане.
– Попытайтесь вытащить что-нибудь из «тумана».
– Попробую… – Виталий Дмитриевич напрягся. – Лица… Какие-то лица.
– Сколько их?
– Два… Нет, три. – На лице главврача отразились муки воспоминания. – А вообще-то, не помню… – Лицо его вспотело. – Честное слово.
– Кто они были? Русские? Кавказцы?
Виталий Дмитриевич пытался все-таки вспомнить.
– Сейчас… Одно лицо, по-моему, черное… Нет, с длинными волосами. Или с короткими… – Он виновато улыбнулся. – Простите, не получается. Все сбивается в какие-то стереотипы.
Человек тоже улыбнулся.
– Теперь на собственной практике будете знать, что такое амнезия.
– Вы правы. И по-другому буду относиться к больным.
– Просьба, – поднял палец человек. – О любых визитерах… так сказать, незваных… о возможных иных контактах сообщайте непременно. Это в ваших интересах и в интересах ваших пациентов. Телефон я оставлю.
Самолет совершил посадку ночью, трапы были поданы быстро и расторопно, и пассажиры стали покидать лайнер.
Костя затерялся в толпе прилетевших, вместе с толпой проследовал до аэропортовских ворот, где толкались встречающие и таксисты. Из багажа в его руках был только компактный кейс и небольшая сумка для сменной одежды и прочей дорожной ерунды.
Его встретили три крепких молчаливых человека. Гость и встречавшие обменялись рукопожатием, направились к двум иномаркам на парковочной площадке.
Тут же – держась на некотором расстоянии, – за ними двинулись двое, сели в джип, дождались, когда Костя и его спутники тронутся и понеслись следом.
Вдали виднелся город – темный, тяжелый, мрачный.
Нина осунулась, лицо ничего не выражало кроме отчаяния, черные круги под глазами стали еще больше.
– Надо держать себя в руках, – сказал Сергей и прикоснулся к ее руке.
Она согласно кивнула.
– Все будет хорошо, ты просто не имеешь права терять самообладание.
Она взглянула на него.
– Как отвратительно ты говоришь… Ты не пытался хотя бы представить себя на моем месте? И не пытайся, не поймешь. Потому что такое невозможно представить. – На ее глазах вновь появились слезы. – Боже, за что мне такое наказание. В чем я провинилась, боже?
Кузьмичев снова взял ее за руку.
– Прости меня.
Она усмехнулась:
– Тебя-то за что прощать? Ты в этой ситуации чист, как… как это у Лермонтова? Как поцелуй ребенка… – Нина не сдерживала себя. – Боже, что я несу? «Как поцелуй ребенка»…
В это время раздался телефонный звонок.
Пантелеева вздрогнула, некоторое время испуганно смотрела на аппарат, быстро вытерла ладонью мокрое лицо, сняла трубку:
– Слушаю.
– Здравствуйте, – произнес в трубке уже знакомый голос Грэга. – Вам опять привет от сына.
– Спасибо… – Она чуть не задохнулась от подступившей волны чувств. – Как он там?
– Сыт, здоров, не скучает.
– Не болеет?
– Нет. За ним смотрит наш врач.
– Спасибо… Что вы еще хотите мне сказать? Ваши условия?
– Я их уже сказал. Миллион долларов.
– А если не успею собрать положенную сумму?
– Значит, будем рэзать вашего малчика по кусочкам, – с кавказским акцентом произнес Грэг.
– Вы… шутите?
– К сожалению, в нашей профессии не шутят… Надеюсь, милиции рядом с вами нет?
– Нет, я их выгнала.
– Не врете?
– Не вру.
– Из уважения к вам, даю ровно одну неделю. Контрольно позвоню через три дня.
– Минуточку, – вскинулась Нина. – Не кладите трубку, умоляю.
– Хотите, чтобы нас напеленговали? – хмыкнул Грэг.
– Нет, что вы! Клянусь, милиции здесь нет. Просто с вами должен поговорить мой знакомый.
– Знакомый? – удивился Грэг. – А что он у вас делает?
– Пришел. Просто так пришел. Пожалуйста, поговорите с ним. Он все-таки мужчина. Он сможет вам ответить более конкретно, – Пантелеева передала трубку Кузьмичеву.
В милицейской комнате «прослушки» сидело двое сотрудников. Один из них быстро набрал целую серию цифр, и на экране компьютера выскочило сразу несколько параметров.
– Звонит из телефонного аппарата от дома номер семьдесят шесть по Ленинградскому проспекту.
Второй сотрудник быстро набрал «ноль-два».
– Немедленно группу захвата! Объект в телефонной будке!
Сергей взял трубку из рук Пантелеевой.
– Здравствуйте.
– Привет… – ответила трубка.
– У нас просто нет такой суммы в наличии.
– А вы кто?
– Вам же сказали – знакомый. А если точнее, друг.
– Фамилию можно?
– Зачем? Что она вам скажет?
– А может, что-нибудь и скажет.
– Кузьмичев.
Грэг засмеялся:
– Тот самый Кузьмичев? Кузьма?! И у тебя нет денег? Пургу гонишь, Кузьма!
– Есть предложение, – сказал Сергей. – Мы можем отдать эту сумму акциями.
– И что я буду с ними делать?
– Акции надежнее, чем деньги.
– Хотя бы потому, что меня тут же по ним вычислят. Да? – Грэг веселился. – Ну, Кузьма, ты даешь! Ладно, чао! Условие наше вы слышали, остальное, как говорится, на вашей чистой совести. И на благоразумии. Будьте благоразумны, господа! – и в трубке послышались частые гудки.
Грэг вышел из телефонной будки, быстро зашагал к «жигуленку», захлопнул дверцу, и машина тут же рванула с места.
Почти в этот же момент послышался вой сирены, со стороны Ленинградского проспекта выскочило две милицейские машины.
Грэг оглянулся, увидел, как ментовские машины тормознули возле той самой телефонной будки, из которой он только что звонил. Из них выскочили сразу несколько омоновцев в масках.
Будка была пустая.
– Суки… – осклабился Грэг. – Обломалось, да? – И толкнул в бок Жору: – Дави на железку, друг.
Ужинать в пафосных ресторанах и хорошо, и плохо. Хорошо, что тут не бывает посторонней публики. Плохо – все слишком чопорно, многозначительно, скучно. Тем не менее вечером Кузьмичев и Старков решили поужинать именно в одном из таких ресторанов.
Охрана осталась в предбаннике, навстречу гостям вышел вышколенный метрдотель, повел их к зарезервированному столику.
Неожиданно услышали оклик.
– Кузьма!
Маргеладзе оставил компанию, которую, кроме Важи, составляли три кавказца (среди них выделялся явно видной провинциальностью молодой человек лет двадцати – это был Шалва).
Вахтанг радушно облапил Сергея, потискал, со Старковым же обменялся только рукопожатием.
– Есть классная новость, брат, – загадочно сообщил он, отвел Кузьмичева в сторонку, усадил за пустой столик. Некоторое время смотрел прямо в глаза с загадочной улыбкой и едва ли не счастьем.
– С тебя причитается.
– Сколько? – Сергей сделал фальшивый жест к карману.
Они громко рассмеялись шутке, ударили по ладошкам.
– Подаришь самую красивую девушку.
– Можно подумать, у тебя их не хватает.
– Хватает. Но если от тебя, то это будет особенная девушка. На такой я, может, даже женюсь!
– Хочешь породниться?
– Мечтаю!
Снова засмеялись. Маргеладзе наклонился к Сергею поближе, заговорщицки спросил:
– У тебя когда-то работала финансовым директором классная девушка… Марина, кажется.
– Работала, – спокойно ответил Кузьмичев.
– Куда она исчезла?
– Тебе зачем?
– Мне она на фиг нужна. Тебе нужна.
– Ты так считаешь?
– Знаю. И также знаю, что ты разыскиваешь ее… У тебя ведь с ней был роман.
Сергей помолчал, прикидывая, что бы значил весь этот разговор, улыбнулся:
– Ты знаешь, где она находится?
– Знаю, – не сразу ответил Вахтанг.
– Разыскивал ради меня?
– Врать не буду. Не искал. Добыча сама пришла в руки. Но от счастья, что могу помочь другу, чуть не обхезался… – Маргеладзе достал из внутреннего кармана пиджака бумажник, вынул из него небольшой листочек. – Она в больничке. Причем давно… Тут записан адрес и имя главного врача. Он, правда, сейчас приболел, но, думаю, скоро оклемается. Зовут главного Виталий Дмитриевич.
Кузьмичев взял бумажку, пробежал ее взглядом.
– Спасибо, брат. Будет тебе телка высшего класса!
– Но не такая, как однажды ты мне уже подарил.
– Я – подарил? – удивился Сергей. – Что-то не помню.
– Зато я помню, – показал клыки Маргеладзе. – Милку-проститутку помнишь?
– Проститутку?
– С кассетой. От Сабура. Помнишь?
Лицо Кузьмичева стало жестким.
– Берешь на понт?
Вахтанг рассмеялся, ударил его по ладони.
– Шутка, брат! Совсем перестал понимать юмор. Извини. – Он потрепал его по плечу.
Сергей отвел его руку.
– В следующий раз пошучу, ты тоже не обижайся.
– Вай, как женщина, честное слово! – возмутился кавказец. – Кстати, на Линника еще не выходил?
Сергей сделал вид, что не понимает, о ком речь.
– Алюминиевый магнат! – напомнил Маргеладзе.
– А-а… Нет, не до этого.
– Я тоже как-то упустил, – Маргеладзе оглянулся на свою компанию, показал на Шалву, объяснил: – Племянник прилетел. Приобщаю к столичной жизни. Хочешь, познакомлю?
– Как-нибудь в следующий раз… – Кузьмичев поднялся. – Спасибо еще раз за Марину.
– Помочь другу, больше чем помочь самому себе.
Они обменялись рукопожатием и разошлись по своим местам.
– Чем чурка парил мозги? – спросил Старков.
– Кое-чем парил, – Сергей, усаживаясь за стол, раздраженно посмотрел на друга. – Пока твоя «агентура» чешется, этот «чурка» передал мне адрес, где находится Марина.
Старков снисходительно усмехнулся.
– Как раз насчет Марины моя агентура и «почесалась».
– Это кто ж?
– Наш друг Важа… Он же Павел. Если помнишь, конечно.
Машина с Германом и Глебом въехала во двор тренировочной базы, парни в камуфляже сразу взяли «пленника» под руки, повели в дом.
В большой комнате перед искусственным камином сидел Старков, расслабленно потягивал виски. При появлении Германа и Глеба поднялся, пожал руку Герману, внимательно посмотрел на парня.
– Как слеталось?
– Нормально, – ответил тот, настороженно поглядывая по сторонам.
– Виски? Коньяк? Вино?
– Виски…
Владимир разлил в три фужера, кивком предложил взять каждому свой.
– Глеб? Правильно?
– Глеб.
– За твое освобождение, Глеб.
Пригубили, Герман занял место возле окна – за спиной «пленника», Старков и Глеб расположились напротив друг друга.
– Тебе фамилия Кузьмичев, конечно, известна? – спросил Владимир.
Глеб оскалился.
– Еще бы! Кто ж не знает Кузьму! Мой дядя Виктор Сергеевич однажды даже познакомил меня с ним.
– Это мы знаем. Поэтому и отбили тебя у кавказцев.
– А они чьи… эти кавказцы?
– Люди Маргеладзе.
– А вы?
– Мы? – Старков бросил взгляд в сторону Германа, улыбнулся. – Мы – люди Кузьмы.
– Почему я должен вам верить?
Старков рассмеялся:
– Хочешь, чтоб сюда собственной персоной явился сам Сергей Андреевич?
– Этого, может, и не надо, но и верить вам я тоже не обязан.
– Поверишь. Поживешь здесь какое-то время, мы с тобой побеседуем, кое-что спросим, кое-что объясним, и – поверишь… Ты ведь разумный парень, если работал на такого человека, как Виктор Сергеевич?
– Он мой дядя.
– Слышали. И это поднимает твою цену.
– Он будет знать, где я?
– Об этом не будет знать никто, кроме нас. До поры до времени, конечно.
В больнице наступил тихий час. Виталий Дмитриевич смотрел на Сергея если не испуганно, то крайне настороженно, с недоверием.
– С чего вы взяли, что эта женщина находится именно в моей клинике?
– Я имею такую информацию, – ответил Кузьмичев.
– От кого?
– Это не имеет значения.
– Имеет.
– В ваших стенах есть и глаза, и уши.
Главврач помолчал, поднял на посетителя печальные глаза.
– Что вы хотите?
– Увидеть больную.
– Зачем? Какое отношение вы имеете к ней?
– Она работала у меня.
– К больным допускаются только родственники.
– Насколько я знаю, близких родственников у данной больной в Москве нет.
– Да, нет.
– Но ведь ее проведывают?
– С чего вы взяли?
– Ее проведывает немолодой седовласый мужчина.
Виталий Дмитриевич глубоко вздохнул, потеребил край белоснежного халата.
– Вы хотите ее увидеть?
– Да.
– Будут неприятности.
– У меня?
– Прежде всего, у меня.