Андреевский крест Дай Андрей

Деревянный двухэтажный, собранный из разнокалиберных бревнышек сарай с покатой крышей и узкими, предназначенными скорее для ружейной пальбы, чем для освещения, окнами-бойницами предстал перед нами жалким огрызком. Воздух был наполнен влагой, так что неудивительно, что форт не загорелся, хоть местами из развалин и поднимались тоненькие хвостики дымков.

Вышли мы с Лехой выгодно. На длинный каменистый язык, прикрывающий бухточку с юга. На нем, правда, совсем не было деревьев, и четыреста метров от леса до показавшегося нам удобным для наблюдения места то ползком, то перебежками мы преодолевали почти час. Но в итоге то, что предстало перед нашими глазами, было достойно усилий. Потому что в бухте левым бортом к останкам форта стоял черный корабль с черным же флагом на корме. Три мачты и высокая, покрытая сажей труба между ними. А из бортов торчали длинные, не короче полутора метров, стволы пушек. Миллиметров этак под двести диаметром.

Когда относительно недалеко, метров за пятьсот, начинает садить «калаш», становится как-то неуютно. Потому как из этого аппарата может случайно достать и за полверсты. Были прецеденты. А вот когда бахнула пушка с того корабля, мне лично это показалось чем-то несерьезным. Нереальным. Игрушечным или бутафорским. Далекое «бухххх», клуб сизого дыма моментально сносит тугим ветром, а на берегу, между остатков бревенчатых стен, уже падает черная точка ядра. Падает, не взрывается, но бревнам довольно и этого. Летят в воздух щепки и валятся камни с не тронутой прежде части крыши.

– Атас, – прокомментировал артобстрел Леха, не отрывая взгляда от экранчика видеокамеры. – Я такого даже в кино не видел.

– Корабль побольше снимай, – посоветовал я. У меня была другая задача. Я высматривал в недавно купленную оптику MARCH-F 3x-24x52 на моем любимом «Вепре» людей на борту черного судна. Мне казалось очень важным выяснить, будут ли похожи эти «канониры» на тех, с разноцветными поясами. Не из одной ли, так сказать, бочки их разлили? – Броню видно?

– Че это тебе, броненосец «Князь Потемкин Таврический», что ли? – хмыкнул мичман, тем не менее переводя окуляр на судно.

– А мне похрен, – протянул я. – Тут у нас специалистов и кроме меня завались. Главное, чтоб не пришлось гаубицу у военных тырить. Или чем там еще можно было их броню расковырять?

– Тю. Это, судя по всему, паровой корвет. И то небольшой. Сколько в нем? Метров пятьдесят? Если бронепояс и есть, так он только по бортам. Ниже ватерлинии его точно нет.

– Рентген, – пожал я плечами, поворачивая ствол винтовки на берег. Людей на палубе корвета было полно, но на наших старых знакомцев походил только один. Да и тот стоял на коленях и держал руки за спиной. И если на запястьях у него не найдется метра прочной веревки, я готов съесть собственную бандану.

И те двое, что покинули развалины острожка и торопились укрыться в лесу, такие же, опоясанные разноцветьем ткани. Один помогал бежать второму, явно раненному.

– Смотри, братан. Мое дело – предложить. Никто тебя за язык не тянул. И не говори потом, будто я тебе гаубицу зажал.

– А че сразу? – Леха от возмущения даже камеру на минуту оставил. – Пушка, она и есть пушка. Большим мальчикам – большие игрушки. Я б сейчас этим демократам засадил бы по самые помидоры…

– Почему демократам? – удивился я.

– Так а кто еще лупит из пушек по тем, кто не может пальнуть в ответ? Демократы и есть. Общечеловеки, блин, и либерасты. Ты глянь, чего они с пленным делают!

– Ого. Не думал, что ты политикой интересуешься, – переводя объектив прицела на судно, открыл я в родном брате неведомое прежде.

– Вот засадили бы тебя в дерьмище по самые уши пару раз такие вот… – Леха неопределенно пошевелил пальцами-сосисками. – И ты бы начал. Интересоваться, блин. Глянь, Дюш! Охренеть!

Брат был прав. Перед нами на палубе черного корвета разыгрывалась трагедия, от которой действительно можно было охренеть. Один из членов экипажа сначала пытался что-то выспрашивать у пленного. А потом, получив на каждый вопрос только отрицательное качание головой, вдруг вытащил из-за пояса пистоль и тут же разрядил его в голову стоящего на коленях человека.

Тело пару раз дернуло в агонии ногами, нечаянно задев «следователя», и только потом наконец замерло. И эта «пляска смерти» вызвала приступ смеха у стоящих рядом моряков.

– Не, ну не падлы ли? – горячился мичман. – Фашисты, блин! Гестаповцы! А сученыш этот даже в лице не изменился. Прихлопнул человека, как комара…

– Лихо ты этикетки клеишь, – совсем чуточку, чтоб не сбивать прицел, качнул я головой. – Либерасты, фашисты… Я вот наших либералов ельцинских с нежностью вспоминаю. Они страну грабили, а мы их самих. При либералах мы силой были. Не то что теперь… Кое-кто из пацанов комерса строптивого мог и вот этак вот… Маслиной в лобешник. А и сам-то ты чего? Врагов глушил и слезы по ним лил?

– Ну не лил, – рыкнул брат. – Но и вот так, хладнокровно, пленного не смог бы привалить. Надеюсь, и ты, брат, в банде своей не совсем еще скурвился, чтоб безоружному… в лоб… опа на! Зырь, бандюга, какой персонаж у них на шкафуте нарисовался. Старый знакомый, якорь ему в задницу!

– Васька, – искренне обрадовался я. Не так от лицезрения алтайца, как от того, что явление пропащего пастуха само собой закрыло ту скользкую тему. Куролесили мы в девяностые – мама не горюй. Того урода, что Коленкова старшего брата завалил, мы именно так – пулей в лоб – и казнили. И за все прошедшие с той поры годы не было ни единой минуты, когда бы я о том своем деянии пожалел. Но брату о том лучше не знать.

Тем временем тот же самый «следователь» принялся приставать к нашему современнику. Ну, в смысле – вопросы начал свои задавать. И нарвался на целую лавину ответов. Васька, раз уж матросы не догадались ему запястья связать, еще и руками размахивал. Жестикулировал, бляха от ремня. И вскоре добился того, чего хотел. Любопытный офицер – а кем он еще мог быть, если все его приказы простыми матросами исполнялись беспрекословно? – поморщился, а потом и вовсе отвернулся. И этой секунды Ваське хватило на геройский подвиг. Алтаец оттолкнул ближайшего к борту охранника и прыгнул в море.

– Дельфин, – прокомментировал Леха. – Афалина, однозначно. Сейчас ему его дурную башку и продырявят! Надо бы помощь оказать. Соотечественнику.

– Класс, – прицельная сетка Illuminated FML-1 была непривычной, не «елочка», как на СВД, а крест из линеек, но командующих десантом офицеров выцеливать оказалось легко. Не напрягало, короче. – Это мы завсегда. Ты типа уже пищи чего-то вроде «наших бьют», и будем пояснять фраерам залетным о перепутанных рамсах…

– А почему – пищи? – поймался на прикол здоровенный старший мичман.

– Чтоб позицию нашу не демаскировать громкими криками, – с готовностью пояснил я. Васька догадался нырнуть, и конечно же получившие приказ стрелять в беглеца матросы цели пока не нашли. – Ты бы, кстати, начал выдвигаться к форту. Ваську выловишь, ну и…

– В развалины загляну, – догадался брат, пристроил камеру на камень, а сам занялся сменой магазина на «Сайге-МК». С разрешенного странным нашим законодательством десятипатронного на тридцатку. – А сам в дровах покопаться не хочешь? Гы! Они, кажись, высаживаться готовятся. Наземная операция намечается.

– Че смешного? А насчет острожка… Сам как думаешь? Конечно, хочу. Надо же понять, чем они тут у нас занимались. Боюсь только, эти товарищи наши археологические опыты не поймут.

– Да не дрейфь, братишка. Как ты всегда говоришь? Разберемся? Это же либероиды. Стоит нам разок в их сторону выстрелить, как они махом в штаны навалят и поддержку с воздуха от начальства запросят. Ну, в смысле, артподдержку с корабля. Дистанция для их пушек невелика, но с кучностью большие проблемы. И ближе подойти они побоятся. Волна, видишь, как вздымается. Мелко здесь для такой дуры.

– Логично. Вот заодно и глянь, за что их эти, дети лейтенанта Мюллера, невзлюбили, – на полном серьезе предложил я. – А я пока чуток приторможу этих резких бычков… Лех, ты прикинь! Там у офицеров, кажись, шпаги на боку!

– Ну а че?! – натягивая на коротко стриженную голову крепление головной гарнитуры, прокряхтел брат. – Самое оно для эпохи кремневых ружей. Ну, все. Я пошел. На связи. За потерей нашей присматривай. Полюбопытствовать-то надо, как этот сын гор докатился до такой жизни…

– Святое дело, – процедил я сквозь зубы. Наш «Гагарин» то ли плавал, как морж, то ли хитро где-то затаился. Но ни я, ни матросы с корвета его голову в волнах так пока и не видели. А про связь хорошо, что Леха напомнил. Я тоже, временно отложив винтовку, принялся пристраивать наушник с микрофоном на причитающиеся им места.

Подышал. Расслабил руки. Убрал лишние камешки из-под локтей. Попросил Бога присмотреть за траекториями полета ядер – очень бы не хотелось принять на голову этакий-то чугунный мячик. Перещелкнул увеличение на шестнадцатикратное. Человечки в черных шерстяных бушлатах и парусиновых штанах на палубе черного корабля рывком подъехали ближе. Настолько, что стали видны рукоятки пистолетов за поясами и эфесы коротких, тяжело бултыхающихся у бедер сабель.

Обычные славянские рожи. Казалось, на улицах родного города можно за полчаса насобирать близнецов этих морячков, спокойно, с шутками-прибаутками расстрелявших из пушек утлый деревянный сарай на берегу почти необитаемого острова.

Офицеры почти не отличались. Чуть лучше одежда с обувью. Вместо сабель – шпаги, на головах широкополые шляпы. На плече что-то вроде погона. Бляха от ремня! Это что, чей-то корабль? Какого-то неведомого нам пока государства? И правильно ли мы делаем, встревая в разборки, нас не касающиеся? Только испытывали мы с братом к этим морякам какое-то сложное чувство. Вроде как от разглядывания какой-нибудь особенно гадской мерзости бывает. Да ведь еще и Ваську в беде не бросишь! Сами его в этот мир зашвырнули, самим и выручать надо было.

Впрочем, экипаж корвета в один момент рассеял мои сомнения. Какая-то особенно зоркая сволочь разглядела-таки неизвестно каким образом оказавшегося на голом каменистом берегу Василия и тут же донесла о своей находке до сведения начальства. А те, даже не подумав о необходимости разобраться, с кем именно имеют дело, стали подгонять матросиков. По губам я читать не умею, но не нужно семь пядей во лбу иметь, чтоб понять жесты вражеских командиров: изловить для допроса или уничтожить. А вот хрен вам, а не пастушьего тела!

Первый раз выстрелил и промахнулся. Ошибся с расстоянием. Бывает. Дальномера у меня с собой нету. Что-то в голову не пришло, что придется вспомнить полученные двадцать с лишним лет назад в армии навыки и стрелять в людей. Так что приходилось на глаз полагаться. А он, как известно, инструмент невооруженный. Нащелкал еще пару десятков метров и тут же проковырял дырочку в черном бушлате. Зачем-то же матросика в лодке с корабля спустили?! Значит, что-то важное он должен был внизу делать. Не сделает, и у Лехи появится пара лишних минут на встречу беглеца и осмотр развалин.

Вторую дырочку проковырявил в макушке любопытного, перегнувшегося через ограждение посмотреть, что случилось с первым. Ну и третью пулю послал в толпу, готовящуюся к посадке в лодку. Почти не целясь. По принципу – кому бог пошлет.

Впечатлились. Разбежались по укрытиям. Ощетинились ружьями в сторону берегов. Блеснуло сразу несколько подзорных труб – алтайца нашего высматривали или выискивали облачко от сгоревшего пороха. Наивные чукотские девочки. У меня дульный тормоз стоит – вспышки-то не разглядишь, не то что дыма. Лоб вместе с моднющим прицелом втюхал. Сказал, будто наш штатный киллер, Шнобель, всегда перед делом именно такой набор и берет. Носатый, как сто кавказцев, душегуб у нас эстет, блин. Отстрелявшись, оружие бросает. Приходится потом ему заново закупаться. Ну да не обеднеет. Ему дядя Вова за каждый выстрел столько платит, можно танк купить, не то что новое ружье.

А пастуха Леха уже успел принять и в лес спровадить. Тот что-то пытался сказать, но мичман коротко приказал заткнуться и поспешать в сторону деревеньки рыбаков. Именно туда ушли последние оставшиеся в живых обитатели разрушенного ныне форта. И один из них, как мы помним, был ранен. А значит – от помощи не откажется.

Больше минут пяти черные люди с черного корабля не выдержали. Двигаться стали. Высовываться. Потом и сам корабль вдруг выдал в небо особо ядовитый клуб дыма, какие-то неправильные, прихотливо выгнутые лопасти гребных колес вспенили серую воду. И корвет стал медленно, словно нехотя, поворачиваться бортом в мою сторону. Нашелся, значит, у них умник, вычисливший если и не позицию снайпера, так хотя бы направление.

Снова бутафорски бахнула пушка. Ядрышко едва не перелетело весь полуостров, зарылось в прибрежный песок противоположного берега, подпрыгнуло, прокатилось еще метра три и упокоилось с миром. Метров пятьдесят правее моей лежки. Как было не ответить на гнилой наезд?! Тщательно прицелился в темное пятно орудийного порта и выпустил туда две пули подряд. И еще одну, в чувака, разглядывающего берег в трубу.

– Раз-раз, – ожил наушник голосом младшего брата. – Развлекаешься? Патронов много сжег?

– Семь, – коротко подвел я итог стрельбам. – Инородца я видел, ты принял. Как сам? Дошел?

– Ага. Вхожу. Ты там, Дюш, без фанатизма! На таких судах экипаж больше сотни рыл. На всех по-любому патронов не хватит.

– Принято, – согласился я. – Ты говори, чего видишь. Может, скажу, на что особенно посмотреть. Двухсотых видишь?

– Четверо, – мне показалось, как-то глухо, сквозь зубы, выговорил мичман. – Их тут всего шестеро было, прикинь! И эти, всей толпой с пушками, на шестерых.

– Не парься, братуха. Я уже счет уравнял. Чего еще нашел?

– Мешки, коробки, бочки. Полосы железные связками. Рыбы вяленой полно.

– Че в мешках? Ищи личные вещи. Карманы обшманай.

– Без сопливых скользко, – отбрил мореман. – Ты лучше за друганами присматривай. Я один против всей их кодлы тут не вырулю. Эх, тяжело в будущем без пулемета…

– Базаров нет. И гранатомет бы еще в придачу.

– С горстью выстрелов к нему, – легко согласился мичман. – В мешках шкуры. ХБЗ какие. Я не зоолог… О! Рундучок. Тяжеленький. Заперт, блин…

– Забирай. Потом вскроем. В спокойной обстановке… И, Лех! Заканчивай уже там. Эти сучьи дети лодки с другой стороны спустили. Я их сча тормозну маленько, но без пулемета… Короче, сам понимаешь. Приготовься к маневру по сигналу.

– Три зеленых свистка, пехтура? – заржал мореман. – Лодки, блин. Другая сторона… Шлюпки и с левого борта! Учишь вас, учишь…

– Ты, слышь, препод, – прошипел я. – Я над тобой в лесу поугораю… А типы-то, по ходу, на ту рыбачью деревеньку намылились. Че бы им на калоше своей туда не подплыть?

– Ох, леший, ты и есть леший, – тяжело вздохнул брат. – Ты там волну видел? Мель там, взрослому по грудь. На корвете и близко не подойти. А тут дорога наезженная имеется. И, если Егоркиной карте верить, верст семь… Все. Ухожу. Шугани шпану, я хоть до леса успею… Или гостинец гостям дорогим оставить?

– «Скажи-ка, дядя, ведь недаром…»

– «Москва, спаленная пожаром»? Да без базара. Ты это о чем?

– Недаром же ты с собой гранаты таскаешь, – хмыкнул я, выбирая кандидата на встречу с тем светом. – Растяжку сможешь? Чего ты там говорил про БЧ? Минно-торпедный ты наш спецназ.

– Не учи отца… Сваяем в лучшем виде. Ты только сам сюда уже не лезь. Ниточка то-о-оненькая. Я сам не вижу. Только пальцами чую.

– Нашел дурака, – отправив на корм рыбам одного из гребцов, хихикнул я. – Краешком и на соединение с морской пехотой…

Два выстрела подряд. Сменил магазин, отодвинул затвор и руками всунул еще один патрон в ствол. Потом ползком, на пузике, отодвинулся за камни. А уж там, на четырех костях, рванул к спасительному лесу.

По дороге уже услышал очередной выстрел из корабельного орудия. Знал ведь, что в меня бегущего они точно не попадут, а голова сама по себе в плечи втянулась. У Господа свои резоны, блин.

Но ядро упало где-то в стороне разрушенного форта. Я решил, что люди с черного корабля разглядели-таки моего увальня-брата, и прибавил шагу, надеясь успеть прикрыть отступление мичмана.

Короче, не успел. Брательник мой только выглядит словно ленивый осенний медведь. На самом деле может он двигаться быстро и четко. Как Терминатор. Мичмана я застал за выкладыванием электронных причиндалов из рюкзака на обочину дороги. Рядом стоял небольшой, с женскую сумку, обтянутый кожей, с окованными углами сундучок.

– Снова здорова, – поприветствовал он мое появление. – Вас там учили ненужный шмот грамотно в лесах тырить? Так, чтоб враг не догадался?

– Учили, – хмыкнул я, скидывая и свою поклажу. Действительно. Таскать с собой никому теперь не нужные камеры с аккумуляторами никакого резона не было. – А где наш «Гагарин»?

– У него тут лошадь была, прикинь. Он, как настоящий Чинганчгук, без седла на кобылу прыг – и ускакал. А мы чего дальше, командир? – поинтересовался брат, когда я вернулся из леса, где прикопал лишний груз под приметным кустиком. – Идем Ваське вопросы задавать? Или валим до дому, до хаты?

Хороший вопрос, блин. И ответ вполне логичный. Если совсем не задумываться о судьбе жителей той деревеньки. Думается мне, их и так ждало в скором будущем не чаепитие с леденцами. А после того, как мы здорово разозлили команду черного корабля, и подавно. Только как-то это мне в падлу показалось. Разворошили осиное гнездо и в кусты? Не по-добрососедски это. Да и лишаться источника, разлюбезного моему младшему, возомнившему себя новым покорителем диких земель, совсем не хотелось.

– Это зависит от того, есть ли у тебя еще гранаты, – прищурился я.

– Две, – лаконично ответил тот. – «Фенечка» и «эргэдэшка».

– Супер, – обрадовался я. – А с помощью скотча, щебенки и очумелых ручек из пятерки слабо клеймор смаздрячить?

– Тю на тебя, богохульник, – отмахнулся мичман. – Скотч есть?

– Главный инструмент хулигангстера, – кивнул я, вытягивая из кармана разгрузки большой моток. – Тогда типа че сидим? Кого ждем? Руки в ноги и побежали. Там, где-то впереди, один убогий другого на своем горбе волокет. А третий из себя Чапаева изображает. Ну и рыбачков о большом Пэ надо бы предупредить.

– А сюрпризы, чтоб гости дорогие не расслаблялись?

– И поднапряглись, – хихикнул я. – Вперед!

По дороге ходили. Не то что особенно интенсивно, но следов хватало. И в одну сторону, и в обратную. Только следы раненого хорошо выделялись. Да и знакомые, характерные даже, углубления от копыт Васькиной лошади ни с чем не спутаешь. Поэтому, когда километров через пять или шесть дорога немного довернула направо, а бывшие обитатели острожка и следом пастух продолжили идти прямо в лес, я, не сомневаясь, двинул за ними.

Отпечатки ног и копыт, как путеводная нить, все больше забирали к югу и юго-востоку. И привели нас в итоге к самому началу оврага, по дну которого журчал веселый, курице по колено, родничок, вытекающий из-под корней здоровенного пня. А на самом пне чьей-то искусной рукой когда-то давно был вырезан очень и очень знакомый знак. Страшненький такой «паучок» биологической опасности.

– Весело, – прокомментировал находку Леха. – У тебя, случайно, костюмчика эль-один с собой нету?

– Да ладно тебе, – отмахнулся я. – Аборигены пугают. Индейцы вон черепа человеческие на колья по лесам расставляли. А эти страшилку нарисовали.

– Нарисовали, – ткнул колбаской пальца в небо мичман. – Значит, знают, что это такое!

– Сними на видео, – вынужден был согласиться я. – Пусть у Егорки голова пухнет.

Напарник кивнул и вытащил камеру. Тремя минутами позже мы уже шлепали по чавкающей сырой глине или перепрыгивали с берега на берег потихоньку набирающего силу потока.

– Отличное место, чтоб встретить незваных гостей, – угрюмо пробурчал Леха в гарнитуру, когда откосы оврага превысили наш рост. – Дюш, ты там не зевай…

– Не учи отца… – останавливаясь, чтоб внимательно рассмотреть подозрительное место, прошептал я в ответ. А то я сам не понимал очевидных вещей?! Не было бы у нас дефицита в людях, непременно бы послал по паре глазастых ребят верхом оврага. – Держи дистанцию.

Журчала водичка, в кронах деревьев шипела на ветру листва, яростно скрежетали насекомые. А вот птичьих трелей не было. Чего они, Шаляпины, что ли, для чужих, больших и страшных двуногих арии выводить?

– Эй, хозяева! – гаркнул я, убедившись прежде в том, что мельтешащие между ветвей пичуги избегают именно того места, где я и сам бы засел в засаде. – Мы с миром. Мы Васькины друзья!

Кричал, изо всех сил стараясь держать голос ровным. Хотя жутко было так, что даже на спине волосы дыбом встали. Вы, внучки, калибр их фузей видели? С той дистанции – там метров пятнадцать было, не больше – этакой-то болванкой мне бы бошку напрочь оторвало!

– Думаешь, они тебя поймут? – как-то нервно хихикнул брат.

– А куда нам деваться? – сняв винтовку с локтевого сгиба и повесив за ремень на плечо, ответил я. Что-то мне было совсем не смешно. На людей с черного корабля мы с Лехой, конечно, совсем не походили, но не зря ведь беглецы рванули сюда, а не в рыбацкую деревню. Либо в том селении и нет уже никого, и все население в этом овраге от вражин прячется. Либо встряли мы с братом в какую-нибудь глупую и кровавую разборку вроде гражданской войны и шлепаем бережком ручья прямехонько в логово повстанцев. Они же – бунтовщики, если смотреть с другой стороны.

– Ау! – продолжил я вопить. Минуты летели, а реакции не наблюдалось. – Васька, бляха от ремня! Дай на кобыле прокатиться?!

– Да где тут кататься, господин хороший, – донеслось наконец из кустов. – Горы да буреломы. Только ноги животному ломать!

– Гульчетай, открой личико! – боцманским басом взревел Леха.

– Ты какого хрена на корабле делал, чмо?! – Это уже я. – Тебя же там чуть не завалили, как кабанчика!

Пастух, надо же, послушался. И меня, и брата. Высунулся из ветвей.

– Людей хороших думал спасти, – весело оскалился алтаец. – А как, бляха от ремня, понял, что не выйдет, всех богов начал молить. Тут чую, не слышат меня боги. Ну и побёг. А там и вы, стало быть…

– Ну не Будда же из винта по поганцам тем шмалять будет, – расслабленно засмеялся я. Обычно, пока люди разговаривают, они не стреляют. Очень мало кто способен прямо в середине слова выстрелить и попасть. Я, дело прошлое, таких умельцев и не знаю. – Так и будем на расстоянии трепаться? Или пригласишь в гости?

– А?! А это… Это я щас… – засуетился Васька. И тут же забормотал, закудахтал вполголоса кому-то в густых зарослях. И, видно, получив разрешение, продолжил: – Туточки, за поворот завернете. А там веревку вам скинут. Ногами по корню ступайте, чтоб следа не осталось.

– Андрюх, – остановил меня, уже шагнувшего было к тому повороту оврага, Леха. – Гостинцы наши! Раз они тут линию обороны устроили, так, может, здесь же и подарки оставим?

– О! Васька?

– Туточки я.

– Ты в армии служил? Что такое мины, знаешь?

– Ох ты ж, бляха от ремня, – всплеснул руками пастух. – У вас и это с собой имеется?

– Есть пара штук, – прогудел мичман. – И ставить их лучше именно тут.

В кустах опять забулькали на ненашенском языке. Даже внизу было хорошо слышно, как эмоциональный алтаец изображал руками взрыв и вскрикивал пресловутое «бабах».

– Короче, ставьте, – на этот раз без улыбочки разрешил наконец пастух. – Можно так, чтоб сюда, наверх, не достало?

– Как надо, так и можно, – хмыкнул Леха. – Ловкость рук, и никакого мошенничества! А ты иди, Дюх. Я закончу и тебя догоню. – И добавил уже шепотом и в гарнитуру: – И с нашими свяжусь. Чтоб знали, где нас искать, если че.

Хороший у меня брат. Умный. Вот я бы точно не догадался с Егором и Михой на связь выйти. Так что мне только кивнуть оставалось.

Веревка уже меня дожидалась. И обещанный корень нашелся на положенном месте. Я был, конечно, уже далеко не двадцатилетний солдатик, рядовой РДВ третьей разведывательно-десантной роты Энского отдельного разведбата, но сил в руках еще осталось достаточно, чтоб и себя наверх затянуть, и увесистый рюкзак, и оружие.

А там меня ждал сюрприз. Туземные рыбачки оказались не такими уж и лохами, какими мне до этого представлялись. Позиции были оборудованы достаточно грамотно, а укрытие снабжено дополнительной маскировкой. Короче! За кустиками прятался невысокий, в три бревна, сруб с бойницами, а сам куст был собран по большей части из натыканных в грунт веток. Им бы еще здоровой паранойи – я мимо прогулочным шагом прошел, они только раз глазами стрельнули и отвернулись – и оружия побольше, и хрен бы вообще хоть один злобный враг из того оврага живым бы выполз.

Параллельно тому логу, по которому мы с братом бежали следом за Васькой, оказывается, шел еще один. Куда шире и глубже. С самой настоящей речкой и целым поселком из землянок по берегам. Стоило залениться идти по сырому дну, подняться наверх, пересечь какие-то двадцать или тридцать метров заросшего молодой порослью пространства, и перед глазами открылся бы вполне мирный пейзаж: «быт партизанского отряда», бляха от ремня. Нет! Они не лохи! Они – это просто детский сад, ясельная группа!

– Фуух, – устало выдохнул я и уселся прямо на краю здоровенного лога, ноги в пустоте. – Давай, Вась, посидим, передохнем малёх. Брата моего любимого подождем. А ты, пока время есть, расскажи – как ты тут? Как на военном корабле оказался? И что вообще тут происходит?

Честно говоря, мне действительно следовало перевести дух. Успокоиться. Чтоб не орать благим матом, когда придет время общаться с командирами этого пионерского лагеря. Но алтаец и правда мало-помалу начал говорить. И так меня этот рассказ захватил, что я едва возвращение блудного мастера-взрывастера клювом не прощелкал.

В день перехода алтаец начал бухать с самого утра.

Оказывается, деревенское стадо ему уже пару лет как не доверяли. Мог уйти в недельный загул, бросив животных без присмотра. Особенно летом, когда берега вдоль горной реки расцвечивались многочисленными туристическими палатками. Васька и пристроился – вроде как местным антуражем подрабатывал. Экзотикой. Это тут, в мире, пережившем катаклизм, он заговорил чуть ли не на чистейшем русском. А там, по собственному его признанию, специально коверкал язык, надувал щеки, изображая сурового и не слишком довольного вторжением чужеземцев туземца. Ему наливали. Причем охотно. Кружку мира, бляха от ремня. С ним фотографировались, просили рассказать какую-нибудь местную легенду.

С головой у хитрого алтайского аборигена было все в порядке, не пил бы – цены бы ему не было. Догадался же однажды зимой посетить библиотеку и краеведческий музей в райцентре. Из корыстных побуждений, конечно. Но все же! Заучил пару сказаний. Еще несколько сам выдумал. Археологи курганы приехали рыть возле скалы Шопот, Васька тут как тут. Вроде бы нанялся землекопом, но на самом деле как бы в разведку пошел. Лето, самый сенокос, а он отвратительно трезвый и с лопатой в руках. Зато такого от ученых набрался о древних скифах, заслушаешься. Особенно, если это так, для развлечения. Всерьез принимать его выкладки не стоило.

Еще зимой бывший пастух промышлял охотой. Браконьерил, конечно. Откуда у него деньги на лицензии? А так – на лошадке своей в горы смотается, козу какую-нибудь подстрелит, мясо хозяйкам продаст, и все в порядке. Неделю можно куражить.

В тот день Ваську начали поить с самого утра. Целый автобус туристов выгрузился возле Железного моста. Палаток – не счесть. Все им интересно. Как та гора называется, как эта? Что за суслики по дороге толпами носятся? Каким богам алтайцы поклоняются и где ближайшее место силы? Глупые туристы и смешные. Но Васька там хорошо время провел. Виски он не любил, считал, что самогон гораздо лучше, но и не отказывался никогда.

К нашему лагерю он не сам подъехал – лошадь привезла. На том месте лагерь редко кто разбивал: хоть и виды оттуда открываются шикарные, но до воды слишком далеко. А вот отставной пастух этот пригорок любил. Там тепло и ветра почти никогда не бывает. Его туда часто кобыла приносила и аккуратно сгружала в тенечке. Пока хозяин отсыпался, умное животное спокойно пощипывало травку.

А тут, совсем не вовремя, какая-то часть сознания в нем таки проснулась. Нет. Сам-то н момент перехода вовсе не помнил. Только смазанные светлые пятна чьих-то лиц и сияющую арку Подковы. Потом уже, на морском песочке, Васька голову напрягал изо всех сил, решая загадку, как он тут очутился и что делать дальше.

Говорил наш невольный «летчик-испытатель» и на меня все поглядывал. Ждал, что я смогу-таки открыть эту страшную тайну. А мне что? Жалко? Щелкнул только сначала гарнитурой, чтоб и Леха мою версию послушал, да и поведал заинтересованному потребителю о том, как он нас всех расталкивал и в портал кидался. И как лошадь сама за ним туда побежала, и как проход вдруг сам собой закрылся. Как мы потом несколько недель изобретали метод, чтоб снова дверь открыть и Ваську спасти, и как открыли, но путешественника на островке уже не застали. И как пошли его искать. Пока не нашли на борту страшного черного корабля. Короче, я усиленно подводил «Гагарина» к самому для нас интересному.

Ну и, вполне ожидаемо, получил ответ.

Васька переплыл пролив на лошади. Они, я коняжек имею в виду, вообще отлично плавают. Так что никаких затруднений у алтайца это предприятие не вызвало. Удивительно, но и людей, местных туземцев, он нашел в тот же день. Просто ехал себе потихоньку прямиком на север, пока не уперся в другой берег моря и не нашел дорогу. А там уже дело техники.

– Все одно, – вяло усмехнулся он. – Направо пошел – к Вану в селение пришел. Налево – к дядьке Ролу приехал бы. Там, километров через десяток, еще одна деревенька имеется…

Я быстренько достал сделанную Егоркой карту и попросил указать место. Васька минуту разглядывал прихотливые изгибы морского берега, а потом решительно ткнул в бухточку почти точно на запад от нашей сопки.

– А на том, южном берегу селения есть?

По словам нашего первопроходца, выходило, что нет. Запретный это берег. И море к югу от Ножа – запретное. Я засмеялся даже, спросил: кто такой дерзкий, что этакой-то туче народа запретить посмел?! На что Васька совершенно серьезно ответил, что сам-то он кхаланов не встречал… В рыбацких селищах всякий народ проживает. Много местных. Тех, кто тут и родился, и чьи деды-прадеды тут же обитали. А есть и пришлые. Кто с восточных княжеств или даже еще дальше – из Земель Железных Людей. Кто с северных островов. Даже из Уральского царства беглецы есть.

Вольница тут у них. Граница между территориями южных племен и относительно цивилизованными землями на востоке. Живи, как хочешь. Можешь к деревенькам прибиться, но тогда придется какие-никакие правила соблюдать. Совсем лихих людей и здесь не любят. Иные отдельно живут. Своим умом и на свой страх и риск. Хищников на острове нет, но из-за моря иногда приплывают. Двуногие. И тогда лучше вместе держаться. Да и немногочисленные торговцы, меняющие дары моря на зерно и металлы, у каждого мыска останавливаться не станут.

А вот с юга, из кхаланских степей, ни единого человека не приходило. Васька затруднялся сказать почему. Мялся долго, а потом практически шепотом, торопливо выговорил, что будто бы эти самые кхаланы – колдуны. С животными знаются, чуть ли не разговаривать с ними научились и очень не любят тех, кто под парусами или на машинах по морю плавает.

– Охренеть, – сказал мне в ухо Леха. И я был с ним полностью согласен.

– Ты мне тут бананы в уши не вкручиваешь? – прорычал я довольному произведенным эффектом Ваське.

– А ты вон у старого Вана спроси, – самодовольно предложил отставной пастух. – Почему китобои в южные бухты носа не кажут. Он тебе много чего скажет. Ты только сразу на него не обижайся… Я смотрю, винтовочка у тебя модная… А Ван со всеми так разговаривает… Некультурно, бляха от ремня.

– Ну, тебя-то они приняли, я смотрю.

– У меня лошадь есть, – приосанился алтаец. – Тут это просто круто. Мне за Катуньку два баркаса предлагали!

– Это так кобылу твою кличут? – удивился я. – Катунька?!

– Катунь, – поправил меня Васька.

Я только головой покачал. Фантазия у этого человека и правда через край била.

– А на корабль-то тебя какой черт занес?

– Так захотелось мне тутошний мир посмотреть…

Захотелось нашему Василию, по фамилии, кстати, Мундусов, с купеческой шхуной до восточных городов-государств добраться. Посмотреть, как там люди обитают. Что матросы, что хозяин и капитан толстобрюхого судна все в один голос убеждали алтайца в том, что Катунь его – животное просто каких-то невероятных статей и будет пользоваться у них на родине невероятным успехом. Ну и ее хозяин, соответственно. Вот Васька и собрался…

И прежде чем «Гагарин» продолжил рассказ, мне нужно было обязательно выяснить ответ еще на один важный для меня вопрос. Я про тех людей с разноцветными поясами, которых мы с братом оставили мертвыми в придорожных кустах. Почему один из них хотел выстрелить в моего Никитоса?

Вот тут уже наш соотечественник удивился. Они-то в деревне как раз на кхаланов и грешили. Какое-то время даже по засадам на подходах к селению сидели, ждали атаки хозяев юга.

В общем, ничего внятного Васька не сказал. Единственное – что люди эти с торговой шхуны были. Один – простой матрос, второй – вроде наемного охранника. А почему на сына моего покушались, то один Господь ведает. Может, с грозными колдунами нас спутали или лодка блестящая понравилась. Прямо пастух не говорил, но все-таки дал понять, что купцы тут тоже непростые по морям ходят. Такие акулы попадаются – при случае вмиг палец по самую задницу откусят. В деревнях болтали, что некоторые хутора и выселки после посещения их такими вот торговцами как раз и обезлюдели. И кто его знает, то ли люди по доброй воле решили переселиться, то ли нет. Свидетелей не осталось.

– Ты как их понимать-то примастырился? Я слушал-слушал, лопочут что-то непонятное…

– Это только поначалу, Андрей. – Мы уже успели познакомиться, так сказать, официально. Ну и на ты перейти, естественно. – Потом слова знакомыми начинают казаться. Я уже через неделю говорить начал. А понимать и того раньше.

– Талант, – улыбнулся я.

– Да ну, – отмахнулся Мундусов. – Мне знаешь, что кажется? Будто бы говор ихний – это вроде как сильно испорченный наш, русский. Вроде как детки лопочут. Половину не выговаривают, другую коверкают. Те, с Урала, – по-своему. Другие, из княжеств, – иначе. Но понять все равно можно.

– На черном корабле тоже всех понимал?

Он поморщился и покачал ладонью – вроде как более или менее.

Чтоб из рыбачьей деревеньки попасть в открытое море, нужно обойти длинный, километров сорок, ряд мелких, заросших кустарником островков и отмелей, прикрывающих мелководный залив от северных ветров. Да и по самому заливу корабли, превышающие размером и осадкой рыболовный баркас, должны плыть со всей возможной осторожностью. В сезон штормов, когда огромные валы воды легко перепрыгивают преграду, рельеф дна сильно меняется. Поэтому даже опытнейшие, много раз бывавшие в гостях у старого Вана мореходы ставить все паруса не торопятся.

Шхуну, на которой Васька решился отправиться в путешествие на континент, перехватили сразу, как только ее шкипер утер пот и поверил, что все ловушки коварного залива остались позади. Черный корабль вальяжно вышел из-за кудрявых островков и выстрелом из пушки предложил спустить и те немногие паруса, что на торговце уже были подняты. Сам корвет шел под парами и от воли ветров не зависел.

– Кто это? – спросил алтаец у побледневшего в один миг хозяина шхуны, разглядев черный флаг и очень удивившись.

– Черный Дом Железных Людей, – выплюнул, словно ругательство, старый купец. – Псы. Объявили себя хозяевами западных морей. Сейчас станут плату за проход требовать…

– Так кто они такие, мать их за ногу? – так ничего и не поняв, вскричал я. – Пираты, что ли?

– А хрен их знает, Андрей, – скривился Васька. – Тут у них все непросто. Они со шхуны только меня и еще одного парня сняли. А купца отпустили. Просто так. Дань не взяли. Так, поглумились немного. В зубы торговцу въехали. Сделали вид, будто бы раздумывают, а не сжечь ли им остановленное судно. А потом к нам на борт поднялся этот… Не знаю точно, кто он. Но остальные, даже капитан черных, его слушались. Вот он приплыл, ткнул пальцем в меня и в еще одного, а остальным велел валить.

– А лошадь твоя?

– Чего – лошадь? Черные и Катуньку мою к себе свели. Я ж говорю – стати у нее, если с местными конями сравнивать, исключительные. Железные они там или, бляха от ремня, деревянные по пояс, а не дураки же. Чего же они, этакую красавицу от клячи какой-нибудь не отличат?

– А как она на берегу оказалась? Я своими глазами видел, как ты с корвета прыгал. А Катунь уже на берегу травку жевала в это время.

– А чего это ты меня пытать-то принялся, мил-человек? – обиделся на мое недоверие Мундусов. – Подозреваешь в чем? Думаешь, это я Черных на торговую факторию навел?

– А с чего мне так думать, Вась? – поднял я ладони. – Я эту твою факторию только в виде дров на берегу и видел.

– Она не моя, – пробурчал бывший пастух и продолжил рассказ: – И мужик тот… Ну, который обоими кораблями Черного Дома командовал…

– Их что? Два? – вскинулся я.

– Два, два. Я видел два. А сколько их там, одному черту морскому ведомо. Так этот мужик…

Пришлось мне снова Васькину повесть тормозить и Леху на связь вызывать. Очень уж сердце тревожно сжалось. Как представил себе, что, пока один факторию расстреливает, второй к Андреевскому тихонько крадется. А там Миха, Никитос и Егорка. Команда та еще, бляха от ремня. Слава богу, если себе чего-нибудь не отстрелят, не то что уж от врага отобьются.

Брат меня успокоил. Сообщил, что наши уже с Апостола Андрея на Нож перебрались. Подкову уже пробовали включать, все работает штатно. Нашли отличную площадку на юго-западном от сопки полуострове. С моря ее, кстати, не видно вовсе. Как и им – моря. Сейчас заняты обустройством там лагеря.

Мичман, внимательно слушавший нашу с Васькой беседу, посоветовал Поцу приглядывать-таки за берегом и лагерь замаскировать. И никаких «пионерских» костров.

– Так вы сюда целой толпой явились? – удивился алтаец. – Чего делать собираетесь?

– Обустраиваться, – честно признался я. – Дома строить. Друзей сюда будем зазывать, землю пахать и торговлю с туземцами налаживать… Ты вот, кстати, сам-то чего им сказал? Как объяснил, откуда весь из себя красивый на их головы свалился?

– А я сам знал? – грустно улыбнулся Васька. – Как сам знал, так и им сказал. Так, мол, и так. Арка вроде как светящаяся была. Наверно, я ее прошел. Утром просыпаюсь, а я на морском бережку, и пальмы вокруг головами машут… Ван сказал, что я, должно быть, с неба свалился. У них есть вроде какая-то легенда, что первых кхаланов с неба их богиня спустила. Чуть не целое племя сразу. Да и потом старики говорили, будто им деды рассказывали: нет-нет, да появлялись какие-то странные люди на том островке. Туда ведь из местных и не совался никто. Там у кхаланов что-то вроде храма. Они весной, когда день и ночь равны, туда толпами съезжаются и песни поют.

Тут мне стало смешно. На фантазию тоже никогда не жаловался, а тут будто наяву увидел озадаченные рожи степных кочевников, которые приперлись весной на Андреевский, а золотой бабы там нет. Ну, ребята. Я, может, и не Эйнштейн ни разу, но о том, что дикари статуе той приезжают молиться, сразу догадался. Васька, если бы у Подковы задержался, а не сразу на пляж убрел, тоже бы богиню увидел. Но раз мимо глаз она ему попала, значит, так тому и быть.

Алтаец этот и так слишком много знал. А уж время, пока он в плену у черных был, – и вовсе темный лес. Явно же что-то недоговаривал. Что-то скрыть и от меня, и от рыбаков туземных Васька пытался. Спрашиваю его: как, мол, лошадь на берегу вперед тебя оказалась? Он плечами пожимает и глаза прячет. Хто их, басурман, говорит, знает. Может, катались на кровиночке всю ночь вокруг фактории.

Интересуюсь: за что Черные торговый острожек разрушили и человека у себя на корабле за какие такие грехи расстреляли? Снова темнит. Говорит, будто бы фактория конкурентам этого Черного Дома принадлежала. А почему сами корабли не посылают, чтоб с рыбаками и китобоями местными торговать, – глупые потому что, наверное. Нормально, нет? Специально, что ли, дурачком прикидывался? Где-то умный, аж страшно. А где-то – дебил дебилом.

Матроса того, вместе с которым их со шхуны сняли, всю ночь допрашивал этот странный мужик. Тут Васька типа опять затупил. Проговорился, что допрос прямо за тонкой дощатой стеночкой велся, но будто бы так они быстро на ненашем языке болтали, что Мундусов и половины не понял. О чем же его самого странный незнакомец выспрашивал, пастух, наоборот, рассказывал охотно. Кто таков, мол. Куда плыть собирался и откуда такая лошадь? Так тут никакого секрета и нет. «Гагарин» наш с готовностью все выложил.

Вот скажите: так бывает? Если ты слова знаешь, если почти месяц до этого с аборигенами чуть ли не в десна целовался, о философии и религии с ними беседы вел, то, значит, язык ты понимаешь. О чем за стенкой два чувака базарят, по-любому должен вкурить. И о том, что тайну своего явления в этом мире кому попало не стоит выкладывать, – тоже.

А этот – в отказ. Не понял, говорит. Что такого, типа? Мужик будто бы и не удивился даже рассказу о разноцветной арке на священном для кхаланов островке. Балбес, бляха от ремня! Не был бы этот тип как переводчик нужен, ей-богу, тихонечко шлепнул бы его, пока Леха не видит, и хрен бы кто нашел. А к весне его бы мураши съели, переварили и забыли.

– Чего твой Ван дальше делать собирается? В засаде там… – я махнул рукой в сторону оставшегося с другой стороны зарослей редута, – может, и суровые воины, но втроем они отряд Черного Дома не остановят.

– Насущный вопрос, – прогудел вдруг оказавшийся совсем рядом мичман. – Десант уже наверняка сейчас по дороге в эту сторону топает.

– Его и спросите, – огрызнулся алтаец. – На меня-то чего навалились?

– А чудно нам, Василий, – опередив меня, начал давить Леха. Я не торопился вмешиваться. В братову тельняшку таких, как Мундусов, четверо легко поместится. И вся эта человеческая гора из мышц состоит. Так что есть чем над тщедушным пастухом нависать. – И странно. Удивляемся мы. Неправду какую-то чуем.

– Так, а я…

– Так, а ты, братишка, единственный в этом диком лесу, кто на одном с нами языке говорит и кто на все вопросы ответить может. И первый мой вопрос будет таким: почему они деревню свою бросили, в лесу посиделки у костра устроили и воевать с пришлыми не собираются? А во-вторых, открой-ка нам глаза, мужичок, за какие красивые глаза нас с Андрюхой прямиком к самому секретному месту допустили, а знакомиться не торопятся? Есть у нас такое подозрение, что очень тут кому-то наши винтовки понравились. И хочет этот кто-то по-легкому с наших тел холодных их поиметь. Только уж ты-то должен понимать, что просто так мы свое не отдадим. Невосполнимые потери я гарантирую. Вот и колись по-хорошему, пока не стал первой жертвой… этого недоразумения!

– Да на хрен они кому тут сдались, ружья ваши! – оскалился, ну чисто моська на слона, Васька. – Сколь у вас там патронов с собой? Десятка по два? А потом чего? Как кончатся? На стену для красоты или в ножи перековать… А пропустили вас… Так это я попросил. Ван предлагал вас еще у дороги перенять и скрутить, да я, дурак, сам предложил по-хорошему выведать, чего это вас за мной следом несет.

– Здесь поподробнее, – угрожающе прошипел Леха.

– Не любят здесь чужаков! – скривился Мундусов. – Особенно тех, кто не в свои дела лезет. Вы там на берегу стрельбище устроили, а Железные теперь деревню и лодки сожгут. Кому такое понравится? Обустраиваться они тут собрались… Пионеры, бляха от ремня! Я-то, грешным делом, решил сперва, что вы за мной сюда притащились. Что собираетесь меня обратно… ну, в наш мир утащить. Ты бы вот, Андрей, хоть слово про это вымолвил, так я бы сразу нос чесать начал…

– А придурки, что вон в тех кустах с фузеями засели, тут же и палить начали бы? – догадался я и оглянулся на зябко передернувшего плечами брата. – Но не стал этого делать, хоть и очень хотел. Не понравилось тебе, что я о черном корабле все выпытываю? Так? Только ты уже знал, что у нас связь с другими нашими людьми есть, и испугался? Потому что тут десятка суровых пацанов с «калашами» хватит, чтоб вам незабываемую «Зарницу» устроить. Так?

– Ну, так, – снова огрызнулся прижившийся среди аборигенов алтаец.

– И теперь ты голову ломаешь, что именно посоветовать Вану, – кивнул я сам себе. – Лошадь у тебя козырная, без базара. Но ценят тебя здесь не только за это животное. Есть, товарищ Мундусов, что-то еще, из-за чего тебя и с корабля, считай, отпустили, и рыбаки местные уважают. Так?

– И что? – расправил узкие плечи бывший пастух. – Вы тут вообще никто. Вас и слушать никто не будет…

– Тю, – вдруг заржал, пугая успокоившихся было птиц, мичман. – Тут ты, братишка, мимо проехал. – И пояснил мне, вскинувшему от удивления брови: – Сглупил он. Ему бы не давать нам разделяться. Тогда и правда. Дернул бы сейчас себя за пуговку, и полетели бы наши души на небеса. А вышло, что – хрен маме вашей! Думается мне, этот их всесоюзный староста, товарищ Ван, вот прямо сейчас уже лезет, прямо-таки карабкается из последних сил, чтоб успеть упасть в наши объятия!

– Чего учудить успел? – хмыкнул я. Иногда из лабиринтов мозга моего младшего брата такое выбиралось, не вышептать! Не каждый ученый знает, как нужно думать, чтоб такое в голову могло прийти.

– Ты забыл, что это за мир? – подмигнул мне старший мичман. – Я одному парню, что на засеке овраг сторожит, патрон показал. Хотел проверить – видели они тут до нас такое, смогут понять, что это, или совсем одичали. Должно же у них хоть что-то от нашего времени остаться. Не совсем же все они профукали…

– Понял?

– Как два пальца. Такие глаза выпучил – кот из «Шрека» нервно курит в сторонке. Я ему даю. На, говорю, на память. Он – хвать и бегом в кусты. Там, брат, тропинка нормальная к схрону есть. Оборудованный спуск, ёкарный бабай. Отсюда хоть и видно все на зашибись, а попробуй спустись. Шею сломаешь, однозначно. Они там внизу, кстати, харч варят. Пахнет вкусно, чуешь?

– А я так, бляха от ремня, ничего не чую… тьфу… понимаю, – с угрожающими интонациями протянул Васька. – Что это значит? Что он должен был узнать?

– Махнемся информацией не глядя? – хмыкнул я. – Ты колешься в ритме вальса, почему твои рыбачки не воюют с черными и при чем тут ты, а мы говорим, в какой мир и куда именно ты попал.

– Это так важно? – сквозь зубы процедил алтаец. – Сами-то вы что знаете об этом мире? Думаете, это детские сказки – то, что кхаланы занимаются колдовством? Я тоже так думал, но… Местные… все до единого, даже те, с черного корабля, говорят одно и то же! Представляете?! Говорящие со зверями живут по полторы сотни лет! Варят какое-то снадобье, пьют и живут долго-долго! У них вообще самые лучшие лекарства! Они всё лечат. Все болезни. А вы говорите…

– Класс, – признал я. – И что из этого? При чем тут Железные Люди и туземные китобои?

– Господин Элан считает, что я как человек, пришедший из-за неба, могу заинтересовать жрецов кхаланов. Он хочет обменять меня на две дозы омолаживающего эликсира.