Сонька. Конец легенды Мережко Виктор

— У меня нет больше сил.

— О мадемуазель рассказывайте, — подал голос Гришин.

Изюмов зачем-то поднялся.

— Главное в мадемуазель то, что они часто меняют внешность. Однажды выходят из ворот дома в виде таинственной дамы под кисеей. Затем столь же обворожительно появляются уже в образе неотразимой кокетки и светской львицы.

— Каждый раз она выходит из дома княжны Брянской?

— Именно так-с. Гаврила Емельянович велели мне проследовать за госпожой Бессмертной до Большой Морской, где они обучаются аргентинскому танго.

— На Большой Морской?

— Именно там. Курсы на втором этаже.

— На курсах по танцу мадемуазель также под иным именем?

От предвкушения следующего сообщения Изюмов даже зарделся.

— На курсах, господин следователь, мне категорически сделали отказ. У них не положено давать любую информацию о курсистах. Но мне удалось разговорить ее партнера, некоего Валентина, который неведомым образом подробные сведения мне сообщил… На курсах они — мадемуазель Анна Гаева.

— Как часто мадемуазель посещает курсы?

— В неделю не менее двух раз.

Егор Никитич задумался, обратился к директору:

— У меня вопросов больше нет.

— Я могу напрячься и вспомнить еще некоторые любопытные моменты-с, — заметил Изюмов.

— Напрягайтесь в другом месте, — оборвал его Филимонов и махнул рукой. — Ступайте, и никому ни слова о беседе.

— Как возможно, Гаврила Емельяныч, — даже обиделся Изюмов и попятился к двери. — Благодарствую, что оказался полезен.

Когда за ним закрылась дверь, Гаврила Емельянович с улыбкой предвкушения посмотрел на следователя.

— Теперь позвольте, Егор Никитич, изложить вам некоторые свои сведения о мадемуазель.

— Любопытно, Гаврила Емельяныч.

— Госпожа бывшая прима уверовала, что ее здесь никто не узнал, и согласилась брать частные уроки пения.

— Зачем?

— Зачем?.. А вот это самое любопытное. Она намерена вновь выйти на сцену и вновь произвести фурор. Птица Феникс!

— Думаете, ей это удастся?

— Не исключаю. Если этому будут сопутствовать два обстоятельства.

— А именно?

— Первое — мое желание и благосклонность.

— Думаю, в этом проблем не будет. Публика клюнет на сенсацию, как пчелы на сахарный сироп.

— Согласен. Однако есть второе «но», противоречащее первому, — директор загадочно посмотрел на следователя. — Не догадываетесь?

— Пока нет.

— Госпожа Бессмертная может оказаться замаранной в неких обстоятельствах, которые приведут ее не на театральные подмостки, а совершенно в другие декорации, говоря нашим языком.

— Крайне любопытно.

— Это не все, господин следователь. По моим сведениям, князь Икрамов занимает ныне весьма влиятельный пост в Департаменте полиции. Это верно?

— Да, верно, — кивнул Гришин. — И ведет себя весьма жестко.

— Стоит ли доложить ему о нюансах госпожи Бессмертной?

— Почему нет?

— Но ведь он весьма неровен к ней?!

— Тем более. Думаю, князю будет крайне любопытно выслушать полученные сведения о необычных виньетках своей бывшей возлюбленной.

— Докладывать буду я?

— Зачем же?.. Доложу я, с вашего согласия. Это мне положено по статусу. Но у меня к вам, Гаврила Емельянович, личная просьба. Я приглашу в Департамент полиции вашего бывшего артиста — господина Изюмова, и с его слов там сделают портрет вашей визитерши. Не возражаете?

— Да забирайте его хоть навсегда!

— Не стоит. Вам он важнее.

Они рассмеялись, и следователь покинул кабинет директора.

Карцер находился в уединенном месте, в полукилометре от поселка вольнопоселенных. Гончаров в сопровождении Евдокимова шагал по проталенной тропинке, шагал молча, в собственных раздумьях.

Кузьма топтался сзади, сопел громко, тяжело и все боялся наступить на начищенные сапоги начальника.

Возле карцера нес дежурство промерзший надзиратель, который при виде поручика подтянулся, открыл дверь, во всю глотку гаркнув:

— Здравия желаю, ваше высокородие! Никаких происшествий, все под приглядом!

Тот молча кивнул, прошел в узкий затхлый и зябкий коридор, миновал пару пустых зарешеченных комнат-клетушек, остановился перед запертой дверью, стал ждать, когда Евдокимов закончит возиться с замком.

— Жди на улице, — велел ему Гончаров.

— Никак нет! Не смею оставить вас! — решительно ответил Кузьма. — Лука — зверь в людском обличье! Гляди кого и придушит ненароком, ваше благородие.

— Ступай, сказал! Разберусь.

Надсмотрщик нерешительно потоптался, предупредил:

— Ежели чего, кричите!.. Я ухо буду на стреме держать!

Никита Глебович вошел в комнату, мрачную, с крохотным окошком под потолком, остановился перед Овечкиным.

Тот почему-то стоял на коленях, руки были схвачены наручниками за спиной. Смотрел на начальника мрачно, исподлобья.

Поручик подошел ближе.

— Как кормят?

— Поганее собак, — буркнул тот, оставаясь на коленях.

— Поднимись.

— Бить будете?

— Поднимись.

Лука тяжело, с кряхтением поднялся, остановился напротив Гончарова — огромный, бородатый, свирепый.

— Бейте, ежели рука поднимется.

Сзади послышались громкие шаги Кузьмы, и вскоре он вырос за спиной поручика.

— Чего встал, зараза? — заорал на Луку. — На колени, когда с тобой благородие беседуют!

— Я тебя звал? — спросил у него Никита.

— Так я, ваше благородие, сразу унюхал, что эта образина начнет своенравничать!

— Надо, позову. Пошел!

Несколько обиженный и обескураженный, конвоир удалился. Лука негромко бросил ему вслед:

— Зря вы этого холуя под рукой держите, ваше благородие. Погань редкая, подлая.

— А ты его лучше?

— Когда выпью, хуже. К примеру, когда на дурачка накинулся. А по тверезой даже псину не трону.

— Можно подумать, каешься?

— Каюсь, ваше благородие. Даже молитвы во здравие обиженного читаю. А себя почем зря угнетаю.

Начальник помолчал, неожиданно произнес:

— Хочу выпустить тебя на волю.

— Это зачем?.. Мне тут еще более двух недель париться.

— Выпущу, — повторил Гончаров. — Но за это ты мне сделаешь одну услугу.

— Шутите или надсмехаетесь, ваше благородие?

— Серьезно говорю. Только оставь этот разговор между нами. А брякнешь кому понарошку или спьяну, сгною. Живым на волю не выйдешь.

Кадык Овечкина, заросший бородой, заходил вверх-вниз, мужик придвинулся к начальнику, сиплым шепотом спросил:

— И чего я должен сделать, ваше благородие?

— Убрать Кузьму.

— Забить, что ли?

— Можно сказать и так.

Кадык вольнопоселенца снова поднялся-опустился.

— И когда это надобно проделать?

— Как пароход придет, ты его и порешишь. Я скажу. Готов?

— Не знаю, ваше благородие. Это ж не комара прихлопнуть.

Гончаров холодно и зло посмотрел на него. Глаза его вспыхнули болезненным лихорадочным огнем.

— Если не прихлопнешь, будешь сидеть здесь до околения. Понял?

— Понял… Так чего мне делать?

— К вечеру тебя выпустят. Послоняешься по поселку, присмотришься. Только не вздумай пьянствовать.

— Не приведи господь. В рот не возьму! — Лука даже перекрестился. И неожиданно спросил: — А как порешу Кузьму, вы ж меня плетьми до смерти забьете, ваше благородие.

— Не забью. Как сделаешь дело, сразу беги.

— Куда?

— На волю. Пока снег крепкий, до материка доберешься.

— Не-е, — покрутил головой Овечкин. — Чегой-то здесь не так… Меня ж собаками затравят. По следу пойдут и затравят.

— Собаки по следу не пойдут. Никакой погони не будет. Был Овечкин и нет его. Сбежал… Слишком поздно спохватились.

Лука от такого разговора был как в лихорадке.

— А завалить Кузьму лучше в поселке или где подальше?

— Лучше подальше. В снег зароешь, чтоб не сразу могли найти.

— Понял, ваше благородие. Понял… — Овечкин подрал бороду грязными толстыми пальцами. — Значит, вы дадите мне знать?

— Дам… Но язык держи за зубами.

Поручик развернулся и быстро зашагал в сторону виднеющегося в полутьме выхода.

Евдокимов, выпив с вечера самогонки, крепко спал в своей амбарной комнатушке. В окно несильно постучали. Кузьма не расслышал, продолжал спать. Стук раздался сильнее и настойчивее.

Надсмотрщик вздрогнул, ошалело огляделся, подошел к окну, отодвинул занавеску.

— Кто такой? — Увидел лохматую физиономию Луки, от неожиданности даже отпрянул. — Чего тебе?

— Открой, Кузьма, — ответил тот. — Есть разговор.

— Тебя выпустили или как?

— Начальник выпустил. Открой!

Евдокимов почесал в недоумении живот, подумал маленько и все-таки шагнул открывать.

Овечкин, огромный и холодный, занял собой почти половину комнатенки, поискал глазами, на что бы присесть. Увидел табуретку, опустился на нее.

— Ну? — озабоченно промычал Евдокимов и присел, настороженно глядя на нежданного гостя. — Говори.

— Я пришел, чтоб порешить тебя.

— Чего-о? — от такого заявления Кузьма даже привстал. — Совсем сбрендил, что ли? Да я из тебя сейчас решето сделаю! — И потянулся за трехлинейкой, висевшей на стене.

Овечкин резко и сильно отбросил конвоира назад, сорвал винтовку, направил на Евдокимова.

— Сядь. А то и правда убью.

Кузьма, не сводя глаз с Луки, нехотя сел.

— Крышка окончательно сдвинулась?

— Слушай и не перебивай, — ответил тот. — Сейчас нажму курок — и тебя нет. Дырка в лоб и навылет. Верно?

— А с самим чего будет?

— Мне уже неважно. Начальник выпустил, могу творить, чего захочу. Вот, к примеру, могу тебя пристрелить. Башку развалю, а сам в тайгу. Никто не найдет.

— А какой резон меня убивать?

— Начальник велел.

— Меня?!

— Тебя, гумозник.

— А чего я ему такого сделал? Следом вроде хвоста так и бегаю.

— Вот за то и велел. Видать, слишком не по делу махаешь этим самым хвостом.

Евдокимов помолчал, продолжая смотреть на ночного гостя, с недоверием переспросил:

— Начальник выпустил меня убить?

— Тебя.

— Дела-а… И чего делать?

— Договариваться.

— С господином поручиком?

— Со мной.

Кузьма ничего не понимал.

— О чем договариваться, алюрник?

— Чтоб бежать вместе.

— В тайгу, что ли?

— А куда еще? — ухмыльнулся Овечкин.

Кузьма со злой хитрецой посмотрел на него.

— А ежели не побегу?

— Не побежишь, конец тебе все одно известный. Не я, так другой завалит. На тебе, Кузьма, уже черная метка поставлена. Не жилец ты на этом свете.

— Не-е, — оскалился тот. — Мутишь ты меня, Лука. Голову дуришь. Вот сейчас как заору и тебе конец. Схватят и запорют.

— Не успеешь. Стрелять ладно умею.

Евдокимов помолчал, неожиданно попросил:

— Воды дай!

Тот, не убирая винтовки, зачерпнул из кадушки кружкой, подал хозяину. Он выпил жадно, едва ли в один глоток.

— А когда бежать-то?

— Сейчас.

— Так ведь хоть собраться надобно. Это как голодный в баню!

— Лыжи у тебя есть?

— Есть. Как раз две пары.

— Доставай и с богом.

— Трехлинейку с собой?

— А то!.. Вдруг на зверя набредем или на человека со звериным обличьем. Давай патроны и сам собирайся!.. Жрачки тоже прихвати.

Кузьма вдруг метнулся по комнате, стал бессмысленно доставать что-то из ящиков и сундуков и тут же засовывал обратно. Натянул теплые ноговицы, тулуп, вдруг остановился.

— Правда, что ли, Никита Глебович велел меня убить? Или врешь?

— А какой резон врать? Видать, чем-то серьезным не угодил барину. Вот когда тебя выгнал из холодной, так мне и нашептал в ухо.

…Они вышли из амбара осторожно, таясь. В ночном небе висел месяц. Оба были на лыжах, за спинами виднелись привязанные войлочные котомки с провиантом.

Собаки во дворе подняли было гвалт, но Кузьма цыкнул на них, и они охотно вернулись в будки.

— Ну, с богом, — перекрестился Евдокимов.

— В час добрый, — кивнул Овечкин.

Они огляделись и ходко двинулись в сторону чернеющего леса, оставляя на рыхлом снегу широкие лыжные следы.

Рано утром, когда бараки только начали просыпаться, в дверь комнаты Гончарова постучали с такой силой, что он от неожиданности вскинулся и какое-то время не соображал, где он и что он.

— Ваше благородие, беда! — прокричал из коридора мужской голос.

Никита торопливо натянул брюки, толкнул дверь. В коридоре стоял с вытаращенными глазами надзиратель.

— Ваше благородие, беда! — снова повторил он.

— Что стряслось?

— Побег!.. Сбежали двое — Евдокимов и Овечкин.

— Когда?

— Ночью, видать, след от лыж совсем еще свежий.

— Поднимай людей, готовь собак! — приказал поручик и стал торопливо одеваться.

След действительно был совсем недавний — глубокий, вдавленный, размашистый. Гончаров стоял за амбарной оградой, смотрел вдаль, рядом топтались человек пять конвоиров, державших на поводках скулящих от нетерпения собак.

— Догнать! — коротко приказал поручик. — Догнать и отдать собакам на расправу. Живыми не брать. Вы меня поняли?

— Так точно, ваше благородие, — козырнул старший из конвоиров. — Собаки свою работу сделают.

— Вперед!.. Они не могли уйти далеко!

…Люди с трудом сдерживали рвущихся по следу волкодавов, бежали на пределе сил, обнаруживая все более свежие отпечатки.

Кузьма и Лука услышали лай погони, в панике заоглядывались, прибавили ходу, хотя силы были на исходе.

Собаки настигали их. Конвоиры свистели и кричали.

Убегающие сбросили лыжи, попытались бежать в густую тайгу, путаясь в глубоком снегу и падая.

Натасканные на преследование псы вскоре настигли их.

Набросились жадно и остервенело. Люди пробовали отбиваться, но животные с азартом грызли им руки, ноги, одежду, лица, глотки.

Снег окрашивался кровью.

Вскоре все было окончено — на вытоптанной полянке лежали два бездыханных тела. Собаки возбужденно скулили, конвоиры с трудом сдерживали их.

Егор Никитич смотрел на князя спокойно и даже с некоторой иронией.

Икрамов полистал бумаги, принесенные следователем, поднял глаза на визитера.

— Я, ваше высокородие, — произнес тот, — имею нехорошую привычку излагать свои мысли прямолинейно и достаточно откровенно. Невзирая на ранги и звания.

— Похвально, — кивнул князь, улыбнувшись. — Вы готовите мне некий сюрприз?

— В каком-то смысле да, — следователь достал из папки карандашный портрет Таббы под кисеей. — Вам никого не напоминает сия дама?

Ибрагим Казбекович взял листок, довольно внимательно стал изучать его.

— Что-то знакомое есть, но припомнить не могу.

— Позвольте вам подсказать, князь?

— Разумеется.

— Помните, в свое время в оперетте блистала мадемуазель Бессмертная?

От услышанного Икрамов на мгновение замер, но совладал с собой, довольно спокойно ответил:

— Помню. Не однажды бывал на ее спектаклях.

— Совершенно верно, Ибрагим Казбекович. Но, опять же по моим сведениям, вы какое-то время были весьма увлечены ею.

Страницы: «« ... 1314151617181920 ... »»

Читать бесплатно другие книги:

Федерер – величайший швейцарский теннисист, победитель семнадцати турниров Большого Шлема, рекордсме...
Правила выживания на территории оборотней предельно просты: не зли волчицу, не привлекай внимания во...
Майор Пронин выводит на чистую воду опасных преступников и выходит невредимым из самых невероятных с...
Действие романа «Медная пуговица» происходит в Риге в самом начале войны. Главный герой оказывается ...
Комментарий подготовлен в связи с вступлением в силу со 2 ноября 2006 г. Федерального закона от 2 ма...
Перейдя с оперативной работы на службу в Отряд милиции особого назначения, капитан Владимир Виноград...