Сонька. Конец легенды Мережко Виктор
Гришин извлек из папки два карандашных рисунка Таббы — под вуалью и в шляпке, — показал допрашиваемому.
— Вы никогда не видели его с сей особой?
Тот коротко взглянул на портреты, поинтересовался:
— Это разные дамы?
— Одна и та же.
— Артистка?
— В некотором роде.
Петр мотнул головой.
— Нет, ничего о ней сказать не могу.
— А как часто брат посещает дом княжны Брянской?
— По моим наблюдениям, никогда не посещает. С тех пор как заглохла эта история с воровками, уважающие себя люди стараются объезжать дом княжны стороной.
Егор Никитич сунул рисунки обратно в папку.
— Где бывает брат? С кем встречается? Никогда не наблюдали?
— Бывают у него какие-то люди… чаще всего не его уровня. Но это его проблемы!
— Что значит — не его уровня?
— Простолюдины. Дурно одеты, дурно говорят.
— О чем говорят?
— Никогда не прислушивался. Так же, как никогда не интересовался литературой, которой брат увлекается.
Гришин с интересом поднял брови.
— Крайне любопытно… Можете припомнить, какая именно литература привлекает Константина?
— К примеру, этот голодранец и провокатор Максим Горький.
— То есть он увлекся бытием бродяг и вольнодумцев?
— Похоже, что так.
— Мы хотим всего лишь помочь вашей семье. — Гришин вышел из-за стола. — Семье знаменитой, уважаемой, почитаемой. И вы, Петр Георгиевич, надеюсь, нам в этом поможете.
— То есть я должен сообщать вам о всех нюансах поведения брата? Быть вашим осведомителем?! — воскликнул возмущенно Петр.
— Это не осведомительство, сударь. Это необходимость сохранить честь семьи, — усмехнулся следователь. — Вы ведь заинтересованы в этом?
— Странный вопрос!
— Значит, будем работать вместе.
Егор Никитич вышел из-за стола, уважительно пожал руку визитеру, кивнул млад шему чину.
— Проводи графа, милок!
Встреча произошла совершенно случайно.
Княжна Анастасия как раз выходила из кондитерской и готовилась сесть в пролетку, когда наткнулась взглядом на господина, который показался ей весьма знакомым.
Оглянулась и узнала Улюкая.
Бросила коробки со сладостями на сиденье, кинулась к вору.
— Улюкай!
Он недоуменно оглянулся, не сразу признал в статной и рослой девушке княжну, разулыбался, двинулся навстречу.
— Княжна… Не узнал, — поцеловал руку, даже легонько приобнял за плечи. — А вы совсем уже барышня.
— Так ведь столько времени прошло! Почему не объявляетесь, не заходите? Боитесь, стесняетесь?
— Так вроде не по чину!
— Какой чин? — отмахнулась Анастасия. — В наш дом вообще почти никто не ходит. После истории с Сонькой слух пошел по всему Петербургу. Высший свет не прощает ошибок.
— Может, встретимся как-нибудь?.. Поговорим?
— Я буду рада. Телефон помните? — улыбнулась Анастасия.
— Конечно, княжна.
Она махнула вору ручкой, запрыгнула в пролетку и понеслась в сторону домов на Фонтанке.
…Далеко за полночь в парадную одного из домов на Петроградской стороне вошла дама в черном длинном пальто, поднялась на третий этаж, определила кнопку звонка, на которую следовало нажать, позвонила длинно и настойчиво.
Дверь какое-то время не открывали, затем сонный и недовольный мужской голос громко спросил:
— Кто таков?.. Чего надо?
— От Жака, — ответила визитерша. — Откройте.
Дверь после скрипа замков открылась, и на пороге возник Китаец.
Ирина вынула из-под полы пальто револьвер и несколько раз выстрелила.
Тот бездыханно рухнул на пол.
Ночь была по-весеннему густой и теплой. Пароход, со слабо горящими иллюминаторами, черной махиной застыл у Александровского рейда.
На берегу стояли четверо — Сонька с дочкой, Михель и больше всех волнующийся поручик. В причаленной рядом шлюпке маячили два матроса. Золотая Ручка и Миха были одеты в длинные черные пальто, под которыми от ветра иногда проглядывали такие же черные платья.
Михелина вдруг расплакалась, уткнулась в грудь Никите, и он еще больше напрягся, растерянный, потерянный.
— Пора, — произнесла Сонька и едва ли не силой оттащила дочку от начальника. — Можем опоздать.
Михель, лишенный бороды и клочковатых длинных волос, казался совершенно на себя не похожим, голое лицо его обжигал сильный морской ветер, и он время от времени прикрывал его ладонями.
Он обнял дочку, подал руку поручику.
— Спасибо, начальник. Я этого не забуду.
— Лишь бы я не забыл, — усмехнулся тот и добавил: — А ты, Михель, совсем другим стал. Будто и не был на Сахалине.
— Душа все одно не изменилась, — ответил тот.
Сонька подошла к Никите Глебовичу, тоже подала руку.
— Спасибо… зятек. До встречи в Санкт-Петербурге.
— Я тоже на это рассчитываю… теща, — улыбнулся поручик и приобнял ее.
Гончаров остался на берегу. Когда шлюпка прошла почти половину пути до парохода, Михелина вдруг вскинулась, закричала, попыталась вырваться из рук Михеля.
— Не хочу!.. Я помру без него! Не хочу!.. Никита!
Он не двинулся с места, стоял прямо и бесстрастно, и ветер полоскал полы его шинели.
Для доверительной беседы Икрамов решил пригласить следователя Георгия Петровича Потапова, известного в кругах департамента как давнего и проверенного служаку, к тому же человека не болтливого и умеющего слушать.
Потапов расположился в низком кресле, попил предложенного чаю и с любопытством смотрел на князя, ожидая начала беседы. Было видно, что он чем-то озабочен.
Ибрагим Казбекович сел напротив, привычно положил подбородок на сцепленные кулаки. Он заметно нервничал.
— Что нового о налетах на банки?
— Я не очень посвящен в детали… по моим сведениям, о них вам исправно докладывает Егор Никитич Гришин.
— Вы собираете о нем сведения?
Георгий Петрович рассмеялся.
— Мы служим в таком ведомстве, ваше высокородие, что здесь без этого никак невозможно. Все висит в воздухе, — Потапов кашлянул в кулак. — Вам, видимо, известно, днями был застрелен один из свидетелей налетов на банки, некто Китаец.
— Кем застрелен?
— Следствие выясняет.
— Фигура, на ваш взгляд, важная?
— Скорее, отработанная. Он сообщил полиции о планирующемся налете, и на этом его функция закончилась. Может, и правильно, что застрелили. Мерзавцы — везде мерзавцы, будь то в полиции или в криминале.
— Еще что?
— Более мне ничего не известно. Согласно вашему распоряжению дело о налетах на банки поручено вести господам Гришину и Миронову, — Потапов с хитрецой посмотрел на полковника.
— Полагаете, я отодвинул вас от дела? — Икрамов по привычке закурил.
— И справедливо поступили! — воскликнул следователь. — Вы в нашей системе человек новый, вам положено экспериментировать. И у вас это получается. Хотя первое время, простите меня великодушно, князь, над вами даже потешались. Но ситуация меняется к лучшему, и вы в некоторых моментах начинаете вызывать уважение.
— Благодарю, — не без иронии склонил голову князь, загасил недокуренную папиросу, сел поудобнее. — Да, у меня был господин Гришин, и я доволен его работой. Он изложил любопытные варианты… Но я бы желал, чтобы вы дублировали его работу, если не возражаете.
— Вы не доверяете Егору Никитичу? — искренне удивился Георгий Петрович.
— Напротив. Но мне хотелось иметь еще одну точку зрения, скажем более отстраненную, и я намерен попросить, повторяю, об этом вас.
Потапов поелозил в кресле, попросил:
— А можно более предметно?
— Естественно. — Икрамов дотянулся до папки на столе, открыл ее. — Вы наверняка помните историю бывшей примы оперетты госпожи Бессмертной?
— Как же! Я принимал в этом деле самое непосредственное участие. Как, впрочем, и в истории ее матушки, Соньки Золотой Ручки.
— Значит, все одно к одному, — улыбнулся князь, протянул следователю рисованный портрет Таббы под кисеей. — Взгляните внимательно, Георгий Петрович.
Тот взял в руки листок, с особой старательностью поизучал его, поднял удивленные глаза на Икрамова.
— Это определенно госпожа Бессмертная.
— Что вас в этом убедило?
— Не могу сформулировать, скорее интуиция! Я наблюдал за нею на допросах, она до сих пор у меня перед глазами!.. Могу идти на пари, ваше высокородие, что это госпожа артистка!
— Не стоит. — Икрамов забрал рисунок. — Задача следующая. Необходимо установить негласную слежку за домом княжны Брянской. Филеры, шпики — прерогатива господина Гришина. Вы же должны произвести наблюдение таким образом, чтобы об этом знали лишь двое — вы и я.
— Задача ясна, ваше высокоблагородие.
— Далее: если возможно, попытайтесь неким образом либо проникнуть в дом Брянской, либо войти в контакт с близкими родственниками и таким образом подтвердить местонахождение госпожи Бессмертной.
— А не проще ли спросить об этом у самой госпожи Брянской?
— Может быть, и проще, но лучше этого не делать.
— Можете объяснить?
— К мадемуазель Бессмертной, если она действительно проживает у княжны, может возникнуть ряд нештатных вопросов.
Следователь понимающе склонил голову.
— Простите, это важно для следствия или лично для вас?
— Считайте, и для того, и для другого.
— Благодарю за доверие. — Георгий Петрович поднялся, откланялся и уже почти у выхода заметил: — Вспомнил, ваше высокородие! Я весьма неплохо знаком с родителями князя Андрея, кузена княжны Брянской. Очаровательные старики, хотя и весьма замкнутые.
Обер-полицмейстер Николай Николаевич Крутов отрешенно какое-то время смотрел в одну точку на полу, затем встряхнул головой, потер виски.
— Устал от головной боли. Не проходит, не унимается, не ослабевает.
— Мигрень? — спросил князь Икрамов, сидевший напротив.
— Нет, что-то другое. Наши эскулапы каждый по-своему несут немыслимую чепуху, и от их рецептов боль становится еще невыносимее. Им не понять, что мы с вами сидим на пороховой бочке и вот-вот взлетим. А отсюда мигрень, сердечные приступы и прочая гадость! — Он виновато усмехнулся. — Простите… Значит, вы по «Новому Балтийскому банку»?
— Совершенно верно.
— А вчерашнее покушение на члена Госдумы Кирсанова?
— Группа следователей уже занимается этим делом.
— Хорошо, давайте по банку. Осведомителя, значит, вы лишились?
— Да, он был застрелен неизвестным лицом у себя на квартире.
— Следов, естественно, никаких?
— Сыщики работают, но пока безрезультатно.
— И что дальше?
— Будем проводить дальнейшие дознавательные действия с главарем недавнего ограбления.
— Молчит?
— Пока молчит. Но с ним работают опытные следователи.
— Он из эсеров?
— По нашим сведениям, да. Они весьма законспирированы, и выйти на их след крайне сложно.
— Что значит — сложно? Эта нечисть почти каждый день выводит на улицы бездельников и шарлатанов, и вы не можете выйти на след хотя бы одного из главарей? — Обер-полицмейстер раздраженно вышел из-за стола, остановился возле окна. — Адама… подельница задержанного… о ней хоть что-то прояснилось?
— Увы… Предположений много, однако бег на месте продолжается.
Николай Николаевич снова потер виски.
— Мне, князь, неловко вам об этом говорить, но в силу должностных полномочий я обязан поставить перед вами временные рамки. У вас слишком много горящих дел, чтобы засиживаться на этом чертовом банке и налетчице! Месяц!.. Даю месяц! И если за это время ничего не изменится в расследовании, придется вам писать рапорт о неполном служебном соответствии.
— Слушаюсь, ваше высокопревосходительство. — Князь поднялся и покинул кабинет.
Глава шестая
Ловушка
Анастасия не стала приглашать Улюкая в дом. Они встретились в небольшом уютном ресторанчике на Каменном острове. Клиентов здесь было немного. В дальнем углу граммофон радовал слух песнями мадам Вяльцевой.
— Сколько уже лет живет у вас госпожа Бессмертная? — спросил Улюкай.
— Кажется, шесть, — пожала плечиками княжна.
— Может, за эти годы вы просто от нее устали?
— Не думаю. Дом огромный, и мы редко видим друг друга. К тому же она ведет крайне уединенный образ жизни.
Они не обратили никакого внимания на господина неприметной внешности, неторопливо пившего чай и лишь изредка бросавшего на беседующих мало что значащие взгляды.
— Друзья, подруги у нее есть? — поинтересовался Улюкай.
— Полагаю, есть. Но я их никогда не видела.
— Поклонники?
— Увольте! — отмахнулась Брянская. — Она после всех житейских передряг просто переполнена комплексами.
— Но не сидит же она целыми днями дома?! — развел руками вор.
— Иногда уходит. Чаще всего пряча при этом изуродованное лицо.
— Оно так изуродовано?
— Я бы не сказала. Шрамы есть, но для бывшей актрисы это все равно проблема. — Брянская улыбнулась. — А совсем недавно она нацепила парик, которым когда-то пользовалась ее маменька, отыскала ее же наряды и в таком виде отправилась в город.
— Но ведь она совсем без денег?!
— Я помогаю.
Улюкай подождал, пока официант нальет чай, с надеждой на откровенность спросил:
— Затея отправить ее вместе с князем Андреем в Одессу — желание избавиться от нее?
— Нет, скорее это тревога о кузене. Он беспомощен и физически, и душевно. Он будто остановился в развитии, — печально усмехнулась Анастасия.
— Князь действительно намерен найти Михелину?
— Так он утверждает. Но я в это верю с трудом. Проще, как я сказала, помочь Соньке и Михелине в побеге.
— Мы готовы в этом поучаствовать.
— Мы — это воры?
— Можно называть нас по-разному. Многие большие воры стали теперь большими людьми.
Анастасия подняла брови.
— То есть?
— Ну, например, я очень близок к Государственной думе.
— Так это вы однажды приходили к госпоже Бессмертной?
— Да.
— Надо же… Вор — и Дума! Как такое возможно?
Улюкай рассмеялся.
— Все решают деньги, княжна. Думаете, там народ много лучше воров?.. Хуже! Просто мы работаем по мелочи, они — по-крупному.
Анастасия качнула головой, усмехнулась.
— А я, дура, мучаюсь, что у меня в доме жила Сонька.
Вор с печальной укоризной посмотрел на нее, сказал:
— Сонька — чистая и невинная душа. Не говоря уже о Михелине. Бедных не грабили, невиновных не наказывали, обездоленных не обходили стороной. Отсюда, княжна, вопрос. За что их на вечную каторгу? Чего они такого сделали, чтоб гнить в этих гиблых краях? Почему те, кто убивал, грабил, отнимал, не только жируют и воруют, но еще управляют страной! Почему так, княжна?
Она помолчала, тихо произнесла:
— Надо помочь Соне и Михе бежать с Сахалина.
— Надо, — согласился Улюкай. — И мы будем рядом с вами, княжна.
— Скорее рядом с кузеном и мадемуазель.
— Я это имел в виду.
Когда вор достал портмоне и подозвал официанта, серый господин, оставив на столе деньги за чай, незаметно покинул помещение.
Родители князя Андрея медленно шли через Марсово поле к своему дому. Остановилась пролетка, и из нее с радостным лицом выбрался следователь Потапов.
— Господи боже мой! — воскликнул он, направляясь к супружеской паре с распростертыми руками. — Невозможно даже представить, сколько я не виделся с вами, любезные Антон Михайлович и Елизавета Петровна!
Ямские узнали следователя.
— Георгий Петрович, незабываемый вы наш!
Мужчины обменялись рукопожатием, Потапов облобызал руку Елизавете Петровне.
— А я глазам не поверил! — сообщил радостно он. — Гажу, Ямские! Ну, как возможно проехать мимо?!
— Весьма польщены, — поклонился Антон Михайлович. — Куда торопитесь, Георгий Петрович? Небось снова охотиться за преступниками?
— А куда от них денешься?! Все государство — сплошь преступники!
— Что верно, то верно, — согласился князь. — Невообразимые времена наступили, Георгий Петрович.
— Вам-то что? — возразил тот. — Вы на прогулочке под ручку, а нам, сердечным, с этой, извините, мерзостью валандаться! Мне бы на вашем месте.
— Не приведи господь, — отмахнулась княгиня. — У вас свое, у нас свое.
Потапов озабоченно уставился на Ямских.
— Неприятность какая, что ли?
— Да с сыном у нас незадача, Георгий Петрович. С Андреем…
— Прошу, Лиза, не надо, — попросил князь. — Мы же договорились… И самим больно, и человеку настроение испортим.
— Может, помочь чем?
— Если уж великий князь не сумел помочь, — отмахнулась мать, — то вам вряд ли это удастся.
— А все-таки? Мы господа маленькие, незаметные, однако подход к людям имеем особый. Вдруг получится!
— Андрей собрался на Сахалин, — ответил отец.
— На Сахалин?.. На остров?!
— Да, на остров.
— Зачем?
— Любовь позвала.
— Любовь?.. На край света?
— Именно так. И ни доводы, ни убеждения, ни просьбы — ничего не помогает!
— А кто же избранница?
Родители князя Андрея переглянулись. Мать стала плакать, отец приобнял ее.
— Не надо, Лизонька… Успокойся. Все будет хорошо, Господь поможет. — Посмотрел на следователя, виновато усмехнулся. — Простите нас.
Неожиданно со стороны Миллионной улицы послышалась тягучая песня «Замучен тяжелой неволей», и тут же на Марсово поле выплеснулось не менее ста человек мастеровых с лозунгами и красными знаменами.