Крот 3. Сага о криминале Мережко Виктор
Оба были слегка подшофе, поэтому излишне говорливы и темпераментны.
– Уверен, у тебя должен быть кто-нибудь в органах, – страстно убеждал адвокат приятеля. – Ты же военный юрист, все время крутишься среди публики в погонах, а они всегда завязаны на ФСБ.
– Миша, – брал его за руку захмелевший Агапов, – пойми. Вояки и органы – не только разные понятия, но и несовместимые. Они друг друга не любят и боятся… А что за проблема, Миша?
– Нужно помочь одному человеку.
– В чем?
– Ну, попался человек на одной ерунде.
– На какой ерунде, Миша? Не темни, мы же друзья, учились вместе. Можешь быть откровенным?
– Не могу, потому что дал слово.
– Замечательно. – Агапов взял бутылку, налил коньяка в обе рюмки. – Дал слово, молчи. И давай о бабах… Кстати, как у тебя с бабами? Давай за них? С ними трудно, а без них еще труднее.
Выпили, Агапов наколол на вилку кусок колбасы, сунул в рот.
– Знаешь, Лерр, – жуя произнес он, – ты всегда был хитрожопым… еще в институте… а тут гонишь такую полярную ночь, что хоть свечку жги… Можешь сказать, что тебе нужно? Честно сказать!
– Две вещи от тебя… За вознаграждение. Серьезное вознаграждение! Но в двух вещах ты должен помочь.
– Сколько?
– Еще не узнал за что, а уже спрашиваешь сколько… Нормально!
– Давай по проблеме.
Лерр огляделся, подсел поближе, негромко заговорил:
– Первое… Нужен человек из ФСБ, чтобы я мог получить у него консультацию.
– Сложно. Невозможно сложно. Но попробую. Второе?
– Ты, по-моему, недавно защищал группу вояк, которым катили статью по торговле оружием?
– Было дело. А тебе зачем?
– Отмазал?
– Двоих отмазал, трое сели. Тебе, спрашиваю, зачем?
– Отмазал кого – генералов? – гнул свое Лерр.
– Полковников. Майор и два капитана сидят.
– Познакомь с одним из полковников.
Агапов смотрел на Лерра, как на сумасшедшего.
– Мишка, ты чего? На нары захотел?
– Я спрашиваю, ты – отвечаешь, – осадил его Лерр. – Договорились? Познакомишь – получишь пять штук.
– А за фээсбэшника?
– Штуку.
Коллега рассмеялся:
– Что-то у тебя органы по дешевке проходят! – Налил снова коньяка, поднял рюмку. – В сумме шесть штук, правильно? За такие бабки сделаю все, о чем ты попросил… Но хочу предупредить – играешь с петухом, который если клюнет в зад, то прожжет насквозь.
…Метрах в пятидесяти от ресторанчика в машине сидел Герман, прослушивал их разговор, снимал на миниатюрную видеокамеру встречу.
Коридор тюрьмы был пуст. В противоположных концах его несли вахту конвоиры. Со стороны основного входа послышались тяжелые шаги, три человека в форме миновали охранников, остановились возле одной из камер.
Передний вставил ключ в ячейку замка, все трое вошли в камеру.
Сабур сидел возле телевизора, смотрел какую-то передачу, с удовольствием потягивал холодное пиво.
Оглянулся на звук открываемой двери, поднялся, чтобы встретить гостей, и тут его ударили.
Били со всех сторон – кулаками, сапогами. И не останавливались до тех пор, пока заключенный не рухнул на пол и не затих.
Люди в форме еще попинали его, оттащили тело поближе к унитазу, покинули камеру, заперли ее и зашагали к выходу.
…Тюремная больничная палата, в которой лежал Сабур, была небольшой, но чистой и уютной. Опять же с телевизором и отдельным сортиром.
Сергей сидел на стуле рядом с койкой, на которой лежал перебинтованный и весь в ссадинах подследственный.
– Кузьма, вытаскивай меня отсюда, иначе каюк, – с трудом говорил Сабур. – Видишь, как выписали бубну?
– Кто это мог быть?
– «Сапоги» били… Вояки. А вот за что – тут надо думать.
– Уже ведь думал?
– Думал. И есть одна очень нехорошая догадка. С тобой, кстати, связанная.
– Со мной? – сделал вид, будто удивился, Сергей.
– С тобой. Ты мою малявку насчет Вахтанга получал?
– Получал.
– Адвокатишка приносил?
– Да.
Сабур цокнул языком:
– Сдается мне, что этот сучонок заложил. Ты ведь никому ее не показывал?
– С ума сошел, Сабур?
– Значит, он. Этот гаденыш… Покрути его как следует и сам поймешь.
– А может, воры?
– Меня – воры?! Ты чего, Кузьма? Да тут ни на кого из наших рука не поднимется. Отсохнет с ходу. Или отгрызут! Точно – твой вертожопый. И как ты ему веришь? Помурлыкай с ним как следует – сразу шелухой пойдет.
Кузьмичев кивнул:
– Сделаю. А тебя скоро выдернем… – улыбнулся. – Может, и хорошо, что отметелили. Отсюда легче ноги делать.
– Не-е, – покачал головой Сабур. – Ноги делать не буду. Хочу освободиться нормально, по закону. Чтоб жить на воле и не оглядываться… – Вдруг с опаской огляделся, склонился поближе к Сергею, прошептал: – Боюсь я, Кузьма… Убьют. Клянусь, убьют. Вытащи, век не забуду.
Квартира Зуслова была светлая, просторная. Из музыкального центра лилась восточная мелодия, на столе стояла откупоренная бутылка коньяка.
Алексей Иванович был в своем традиционном тонком халате, смотрел на Любаню не мигая. Она стояла перед ним навытяжку, от напряжения и волнения коленки ее дрожали.
– Раздевайся, – произнес наконец Зуслов.
– Зачем? – одними белыми губами спросила девушка.
– Раздевайся, – повторил Алексей Иванович бесстрастно.
– Я не смогу.
– Ты кто?
– Любаня.
– Нет. Ты – моя тень.
– Да.
– А я твой учитель.
– Да.
– Ты обязана выполнить мой приказ.
Любаня медленно, как во сне, стала снимать с себя одежду, пока не осталась голой. Стояла перед Зусловым, ждала.
Он подошел к ней, стал целовать грудь, губы, шею, глаза. Потом взял на руки, понес в постель…
Он занимался с нею любовью – со стоном, ласками, а она смотрела в потолок немигающими глазами и, похоже, ничего не ощущала.
Наконец Алексей Иванович завершил акт любви, встал с постели, набросил халат, отправился в ванную.
Любаня тоже поднялась, подошла к подоконнику, стала смотреть в окно, сплошь заплетенное густыми ветками. По ее щекам текли слезы.
Зуслов вышел из ванной, приблизился к девушке, обнял, поцеловал в голову.
– Я выбрал тебя из всех. И об этом должны знать только двое – я и ты, – сказал он. – Знаешь почему?
– Да.
– Потому что разрушение тайны повлечет разрушение веры. А ты ведь мне веришь?
– Да.
– Я вознагражу тебя за преданность и со временем ты станешь святой. Как Жанна д’Арк.
– Да.
Алексей Иванович опустился на колени и принялся покрывать поцелуями девушку с ног до груди.
Кузьмичев, Юрий Иванович и Зуслов встретились боулинг-клубе. Клуб был закрытым, и публики здесь практически сейчас не оказалось.
Юрий Иванович лениво и умело бросал шары, неизменно разваливая фигуры. Зуслов пытался не отстать от него, но у него получалось плохо.
Сергей стоял в сторонке, наблюдал за игроками с некоторой иронией и любопытством.
– Попробуйте, – позвал его Юрий Иванович.
– Боюсь опозориться, – улыбнулся тот.
– Перед кем? – засмеялся чиновник. – Женщин здесь нет, а мы постараемся не заметить.
– Сейчас женщин нет, – заметил Зуслов, – а через десять минут могут появиться.
Юрий Иванович погрозил ему пальцем:
– Ну Алексей Иванович, а вы ходок еще тот! Мы ведь по делу собрались.
– Как угодно, – отмахнулся Зуслов и запустил очередной неудачный шар. – По моему опыту, женщины только ускоряют решение проблем.
Они перестали играть, уселись за столик, на котором стояли напитки.
Зуслов внимательно посмотрел на Кузьмичева:
– Есть приятная для вас новость, молодой человек. Считайте, вы уже являетесь членом политбюро «Великой России».
– Но я ведь не внес ни копейки взноса, – удивился тот.
– Внесете. Вы – человек порядочный.
– Но даже не это самое главное. Я не просился в вашу организацию.
– Как? – несколько смущенно произнес Алексей Иванович. – Насколько я помню, у нас как-то шла речь на эту тему.
– Предлагали – да. Но это вовсе не значит, что я принял предложение.
Зуслов повернул голову к улыбающемуся Юрию Ивановичу.
– Юрий Иванович, я что-то не понимаю.
– Все правильно, – ответил тот и с удовольствием выпил стакан сока. – Вы, Алексей Иванович, все стремитесь с налета, а с этим поколением нужно действовать аккуратно, убедительно. В отличие от нас они умеют и любят считать деньги.
– Но я еще ни слова не сказал о деньгах.
– Сейчас не сказали, через пять минут обязательно скажете… – Чиновник положил руку на колено Зуслова, похлопал по нему. – Все будет нормально.
Кузьмичев насмешливо посмотрел на Юрия Ивановича.
– Это вы так решили?
– Мой друг! – удивился тот. – Что-то вы настроены сегодня излишне агрессивно. В чем дело?
– Не люблю, когда серьезные вещи кто-то решает за меня.
Зуслов резко встал, отодвинул стул.
– А я не люблю находиться в роли попрошайки! Извините! – Взял сумку с одеждой и быстро пошел к выходу.
– Это вы зря, – сказал Юрий Иванович Сергею, глядя вслед уходящему Зуслову. – Хотя бы какие-то деньги… символические… могли дать.
Зачем обижать старика? Ведь он по-своему сумасшедший. Бессребреник.
Кузьмичев достал из спортивной сумки три тугие пачки долларов, отдал чиновнику.
– Если вам не трудно, передайте ему сами. Думаю, он простит меня.
– Не уверен, – ответил Юрий Иванович, пряча деньги в карман. – Во-первых, сумма не та. А во-вторых, люди старой закалки не прощают, когда игнорируют их идеи. Пусть даже сумасшедшие.
Грузовой состав стоял на запасных путях и охранялся вооруженным взводом. Полковник Яков Михайлович, перешагивая через бесконечно переплетенные рельсы и обходя другие составы, добрался наконец до цели, предъявил двум солдатам с автоматами удостоверение.
– Кто старший состава?
– Майор.
– Где он?
– Пьет чай в литерном.
Литерный представлял собой обычный плацкартный вагон, кое-как обустроенный под своеобразный стационарный командирский особнячок на колесах.
Якову Михайловичу пришлось показать пропуск по второму разу – на этот раз солдату возле литерного.
– Майор там?
– Так точно, товарищ полковник!
Полковник запрыгнул на подножку, вошел в коридор вагона. Здесь пахло крепким кофе, жареной картошкой, колбасой и спиртным. Доносились громкие голоса, смех, звон посуды.
Полковник прошел дальше и очутился в просторной зале, образованной из нескольких разобранных купе. За столом сидели три офицера в присутствии трех молодых девиц.
Майор сразу заметил гостя, вскочил, отрапортовал:
– Товарищ полковник! Старший спецсостава майор Кузьмин! – И с некоторым смущением добавил: – Вот, товарищ полковник, отмечаем отбытие. Совместно с проводниками! Извините, пожалуйста.
Яков Михайлович прошелся взглядом по притихшим собравшимся, не без раздражения заметил:
– Орете так, что на улице можно оглохнуть.
– Больше не повторится, товарищ полковник. Извините.
Полковник кивнул майору, и они отошли почти до самого тамбура.
– Какие вагоны наши?
– Пятый и шестой, – быстро ответил майор.
– Почему в прошлый раз груз на конечный пункт прибыл с опозданием почти на неделю?
– Товарищ полковник! – вздохнул майор. – Вы же знаете, обойти все препоны – мало не покажется. Прямо как одурели все: давай деньги, и хоть лопни! Причем обязательно в гринах.
Яков Михайлович достал из кармана кителя две пачки долларовых купюр, передал майору.
– Маловато, товарищ полковник.
– Достаточно.
– Маловато, – стоял на своем майор. – Мы жизнью рискуем, да и дерут с нас на каждой станции просто немыслимо. Всякий стыд потеряли.
Полковник раздосадованно мотнул головой, извлек еще одну пачку.
– Но это в последний раз.
– Никак нет, товарищ полковник, – нагло ответил майор. – В следующий раз может и побольше понадобиться. Цены растут, народ нищает.
– Какой народ?
– Наш, российский!
Яков Михайлович тихо выматерился, махнул рукой и двинулся на выход.
– Не напейтесь как свиньи! Все-таки офицер, черт возьми! – И спрыгнул на землю.
Лерр тихой тенью проскользнул в кабинет Кузьмичева, покорно вытянул руки по швам, деловито поинтересовался:
– Вызывали?
– Приглашал, – поправил его Сергей.
– Что-нибудь случилось?
– А вы не догадываетесь?
– О чем?
– О случившемся. – Кузьмичев в упор смотрел на адвоката.
Тот на мгновение сжался, глаза его метнулись из стороны в сторону.
– Простите, не понимаю…
Кузьмичев сел за стол, жестко произнес:
– Вы уволены.
От неожиданности адвокат даже присел.
– Шутите?
– Нет. Я разрываю с вами контракт.
– А в чем дело? Что случилось?
– Я полагал, что адвокаты о таких делах узнают раньше, чем простые смертные… – Кузьма, помолчав пару секунд, спросил: – Вам известно, что Сабур жестоко избит?
Лерр шумно и с облегчением вздохнул, даже рассмеялся:
– Господи, ну и напугали вы меня… И из-за этого вы решили разорвать со мной контракт? Боже… Где избит? В тюрьме?
– В тюрьме.
Адвокат подошел к столу, присел, вытер вдруг вспотевший лоб.
– Этого следовало ожидать.
– Вы так считаете?
– Слишком одиозная фигура. А молодые львы подрастают, и они должны кусать за лодыжки стариков.
– За лодыжки Сабура «кусали» люди в форме и погонах.
– То есть? – Глаза адвоката от удивления стали круглыми. – Вы в этом уверены?
– Об этом мне сказал Сабур. Он в госпитале. И вам, если вы, конечно, адвокат, давно следовало бы навестить его.
– Простите, – развел руками Лерр, – я не являюсь защитником господина Сабура.
– Я плачу вам большие деньги, – напомнил Кузьма.
– Никакие деньги не окупят чести мундира. Я, Сергей Андреевич, не могу, не имею права пачкаться в заведомо грязных делах. Мне мое имя дороже любых денег. Я адвокат, а не холуй!
– Жаль. А мне как раз нужны холуи. Поэтому вы уволены. До свидания.
Когда Лерр ушел, Кузьмичев нажал кнопку селектора:
– Телевизионщика ко мне! Василия Петровича!
…Василий Петрович, директор телевизионного канала, вошел в кабинет Сергея, заранее готовясь к взбучке.
– У шефа дурное настроение?
– Рад, что у вас хорошее… Где передача о тюремных порядках?
– На монтажном столе. Когда прикажете показать?
– В самое ближайшее время. Особое внимание обратите на заключенных преклонного возраста.
– Женщины, мужчины?
– Без разницы.
– А может, коснемся не только преклонных? Может, помоложе также зацепим?
– Начнем с пенсионеров.
– Как скажете… Будет сделано самым талантливым образом. – Василий Петрович заглянул в глаза шефу. – Если не секрет, за кого хлопочете, дорогой Сергей Андреевич? Может, мы его крупнячком? Чтоб сразу за реальное?
Кузьмичев не выдержал, улыбнулся:
– Я о серьезном, а вы всё с шуточками.
– Почему с шуточками? – почти обиделся телевизионщик. – Я подумал, может, речь идет о близком человеке. О родственнике, например.
Сергей насторожился:
– О каком родственнике?
– Да мало ли… Это я так, к слову.