Крот 3. Сага о криминале Мережко Виктор
– Герман предупрежден?
– Конечно.
– Значит, все будет в порядке, – улыбнулся Сергей. – Будь на телефоне, не отключайся. На всякий случай…
– Понял, шеф, – с печальной усмешкой ответил Владимир.
Сабур встретил Кузьмичева на пороге своей роскошной квартиры радушно и в непривычном для него одиночестве.
– А я уж решил, не приедешь.
– Почему? – удивился Сергей.
– Дела… Да и вообще, мало ли чего.
– Помнишь? Когда Сабур протягивает руку, кто-то протягивает ноги, – засмеялся Кузьмичев. – Ты же протянул руку гостеприимства, Сабур, – как я могу не приехать?!
Сабур со смешком погрозил пальцем, покачал головой:
– Лукавый ты, Кузьма. Или стараешься быть таким. – Широким жестом показал в глубь квартиры. – Давай на тот самый балкон! Покалякаем, понаблюдаем ночную Москву.
– С удовольствием.
На том же самом балконе, где когда-то Сергей и Сабур размышляли о смысле жизни, стоял сервированный столик. Вид на Кремль и площадь открывался дивный, освещение было мягким, интимным, внизу шумела ночная столица.
– Красота! – показал Сабур, усаживаясь. – Уже хотя бы из-за этого не хочется думать о смерти.
– А ты думаешь о смерти? – не поверил Сергей.
– Не о своей, о чужой! – засмеялся хозяин, наливая виски в фужеры.
Они чокнулись, выпили.
– Куда рвешься, Кузьма? – спросил Сабур, тыча вилкой в закуску. – Чего тебе не хватает?
– А тебе?
– Мне всего хватает. Особенно после отсидки… В бездну рвешься. – Хозяин посмотрел вниз, сплюнул. – Вон туда. Не боишься свалиться?
– Не боюсь. Я ведь живу в другом доме.
Сабур оценил его шутку, улыбнулся:
– Какая разница, откуда падать. – Он снова налил виски. – Я все могу тебе, Кузьма, простить – ради одного… Ты вытащил меня из тюрьмы. Какую цель преследовал – меня не колышет. Факт: ни одна сука палец о палец не ударила. Ты дал мне шанс. Может, последний.
– Ты, Сабур, что-то весь вечер печаль гонишь, – заметил Сергей, беря фужер.
– Печаль – сестра жизни. Человек в печали рождается, в печали и умирает. А я, Кузьма, все равно хочу выпить за тебя. Ты – сука и тварь, я знаю. Но ты и человек. Как это в тебе вмещается?
– Так же, как и в тебе.
Сабур рассмеялся:
– Не-ет… Я хуже. Страшнее. Ты, допустим, убил десяток человек. А я – миллионы. И ни один поп не отмолит мои грехи… Конечно, вру. Прежде всего сам себе. Создаю иллюзию жизни. Бред! Я нормальный убийца. Серийный! Сам удивляюсь, что пока еще живу.
– Зачем мне это говоришь?
– Выговориться хочу. Может, для того и пригласил. Ведь все равно никому не брякнешь.
– А вдруг брякну?
– Не-ет, – покрутил головой Сабур. – Не брякнешь… Уже не брякнешь. Я умнее тебя. Хитрее.
– Странный разговор.
– Нормальный. Разговор на опережение. Кто первым шажок сделает, тот и выиграет… За тебя, Кузьма!
В это время с крыши на один из балконов квартиры бесшумно спустился человек в черном, постоял здесь какое-то время, не входя в квартиру, прислушался. Затем легко, по-кошачьи, проник в одну из комнат, снова прислушался. Вдруг услышал едва заметный, похожий на вздох, шорох, прижался к стене, стал выжидать.
Шорох повторился.
Человек мягко проплыл вдоль стены ко второй комнате и тут заметил чью-то тень от уличного света, падающую на порог.
Вмиг метнулся к ней, перехватил рослого и сильного мужчину за шею, рванул на себя. Раздался хруст ломающегося шейного позвонка, и мужчина с легким стоном осел на пол.
Сабур вдруг насторожился, прислушался.
– Что это? – спросил Сергей.
– Послышалось, – отмахнулся тот и поднялся. – Ну что ж, Кузьма. Пора… Как говорится, не поминай лихом. Читай молитвы о наших грешных душах, может, хоть они нам помогут.
Кузьмичев усмехнулся:
– Говоришь так, будто отправляешь меня в мир иной.
– Может, и отправляю… А может, и уцелеешь. Знаешь, идешь, а на кумпол кирпич. Все под Богом. Главное, не обижайся. И прости, если сможешь.
Они обнялись, троекратно поцеловались.
– Ты тоже меня прости, – попросил Кузьмичев. – А если раньше попадешь к Господу, помолись за нас, грешных. А я свечку поставлю.
Сабур с крайним изумлением взглянул на гостя, по лицу пробежала тень тревоги.
– Ступай, брат.
Он пропустил Сергея вперед, сверля его спину цепким взглядом, будто заклиная о чем-то.
Тот пересек бесконечную гостиную, оглянулся, подмигнул почему-то, толкнул дверь и исчез.
Сабур постоял некоторое время в недоумении и потрясении, затем ринулся с гневным криком в глубь квартиры.
– Эй ты, придурок! Варнак долбаный! Где ты? Проспал, что ли? Покажись, падла!
Неожиданно от окна к нему метнулся человек, сбил с ног, повалил на пол, перехватил шею железным захватом и держал так, пока Сабур не затих.
Перетащил бездыханное тело к балкону, с трудом поднял его, подержал на весу, словно не решаясь отпустить Сабура, напрягся, оттолкнул его от себя, и тот тяжело полетел вниз, на Манежную площадь.
Через несколько секунд донесся глухой звук разбившегося тела.
Человек снял с лица черную маску, вытер мокрый лоб. Это был Герман.
Вахтанг был пьян в стельку. Сидел в кресле, забросив ноги на стол, смотрел мутными глазами на стоявшего перед ним Важу, держал перед собой раскрытую газету, на первой полосе которой были портрет Сабура и крупно набранный текст: «ЗАГАДОЧНАЯ СМЕРТЬ НАРКОБАРОНА СТОЛИЦЫ».
– Жалко?
– Нет, – ответил Важа.
– Почему?
– Чужой человек.
– А кого тебе жалко? – продолжал вести допрос Вахтанг.
– Шалву.
– За что?
– Родственник. Хороший парень.
Маргеладзе оскалился:
– Чем он хороший? Тем, что подох, как собака?! Что попался на наркоте, которую подкинули менты? Что опозорил наш род?! – Вахтанг с трудом поднялся, подошел к родственнику. – Кстати, а почему ему подбросили, а тебе нет? Как это ты можешь объяснить?
– Не знаю, Вахтанг. Клянусь.
– А я знаю. – Вахтанг выбросил перед собой большой палец. – Я все о тебе знаю! Еще с тех пор, как тебя скрутил Кузьма и ты стал служить ему! – Лицо его приблизилось к лицу Важи почти вплотную. – Признайся… перед памятью Шалвы признайся… ты сдал меня?
Тот выдержал противостояние, хриплым голосом выдавил:
– Нет.
– Клянись.
– Ты меня уже спрашивал.
– Клянись!
– Вахтанг, я тебя боюсь.
Маргеладзе, не отступая от родственника и не поворачивая головы, дотянулся рукой до ящика стола, достал оттуда пистолет, приставил ствол к виску Важи.
– Клянись! Иначе мозги твои украсят стены этой комнаты. Клянись!
– Клянусь…
Вахтанг медленно опустил оружие, усмехнулся:
– И все равно не верю… – Вернулся в кресло, сделал несколько глотков из коньячной бутылки. – Знаешь, кто убил Шалву?
– Знаю, – тихо ответил Важа.
Маргеладзе криво усмехнулся:
– Думаешь, я? – поднял глаза на родственника. – Скажи, ведь думаешь?
Важа молчал.
– Ишак… – Вахтанг отправил в сторону смачный плевок. – Стал бы я руки пачкать о такое дерьмо! – Постучал пальцем по фотографии Сабура. – Шалву убил тот, кто завалил вот этого зверя.
На глаза Важи выступили слезы.
– Шалва не дерьмо. Он из княжеского рода.
– Княжеское дерьмо. Такое же, как и ты.
Важа с ненавистью посмотрел на родственника, повернулся и быстро направился к выходу.
– Эй! – крикнул ему вслед Вахтанг.
Тот на секунду остановился, произнес:
– У нас в роду есть только одно дерьмо! – И с силой захлопнул дверь.
…Важа, не помня себя от обиды и гнева, вышел на улицу, шагал некоторое время просто так, наугад, затем достал мобильный телефон, набрал номер.
– Это Важа. Мне нужно убежище. Укрытие… У меня могут быть проблемы.
Костя быстро, без предупреждения ворвался в кабинет Сергея, кинулся к столу, за которым сидел шеф, почти выхватил у него из рук телефонную трубку.
– Ты что? – удивился тот.
– Не звони, не бери трубку… не отвечай. Вообще, лучше не подходи к столу. – Лицо Кости было мокрым, его трясло.
Затем он достал из кармана бумажку, на которой был написан чей-то номер телефона, быстро набрал его и тут же положил трубку на место.
– Что происходит? – никак не мог понять Кузьмичев.
– Они выехали… – сбивчиво стал объяснять Костя. – Виктор Сергеевич и она… Оксана… Сказала, что он дал команду.
– А почему не подходить, не брать трубку?
– Ультразвук. Как только ты ответишь, он убивает.
– А чей номер ты набрал?
– Виктора Сергеевича… Он будет звонить. Несколько раз звонить… Если ты не ответишь на третий звонок, сигнал возвратится к своему подателю. То есть к тому, кто звонил. Закон бумеранга… Так она запрограммировала аппарат.
– Кто?
– Ну кто? Оксана! – Костя в возбуждении сел на диван, победоносно посмотрел на Сергея. – Представляешь, какая техника?! Какой уровень!
– Жутковато.
– Не то слово. А если б она не предупредила? Представляешь?
Кузьмичев недоверчиво смотрел на друга.
– Ну и когда ОНО начнется?
– Говорю ж, выехали! Он почему-то решил звонить из машины. Из предосторожности, думаю. Алиби!
Виктор Сергеевич и Оксана катили в машине по дневной Москве, молчали. На улице слегка накрапывало, было сумрачно и мокро.
Виктор Сергеевич взял мобильник, стал набирать номер. Оксана вопросительно посмотрела на него:
– Очередной пассии?
Он отрицательно покрутил головой, ответил:
– Жене… – Дождался ответа, улыбнулся. – Здравствуй, родная. Ты где?
– На репетиции, – ответила Лариса.
– По-моему, у тебя репетиции круглые сутки. Дома когда будешь?
– Поздно.
– Почему?
– Ночной концерт.
– Знаешь, – с печалью произнес Виктор Сергеевич, – я что-то стал по тебе скучать.
– С чего это вдруг? – хохотнула Лариса.
– Не знаю. Старею, наверно… Не задерживайся, ладно?
– Постараюсь.
– И помни, я люблю тебя. Несмотря на все твои шалости.
– И я тебя люблю, тоже несмотря на шалости.
– Целую, родная.
– Бай.
Виктор Сергеевич выключил телефон, и Оксана вдруг увидела повлажневшие его глаза. Улыбнулась:
– Действительно стареете, Виктор Сергеевич.
Он посмотрел на нее, качнул головой:
– Видимо… Лариса шальная, беспутная, несчастная. И, поверь, из-за меня. По моей вине. Жизнь ни у меня, ни у нее по большому счету не сложилась. Оба гоняемся за чем-то… за иллюзией. А зачем? Жизнь ведь уходит, не вернешь.
Виктор Сергеевич медленно и аккуратно причалил к обочине, снова посмотрел на девушку:
– Ну что? Приступим?
– Как скажете, – пожала она плечами.
– Как-то жутковато. Но надо… – Помолчал, твердо повторил: – Надо. Слишком далеко все зашло.
Виктор Сергеевич подкатил к обочине, на всякий случай оглянулся, выключил двигатель, после чего достал из бардачка упакованный в коробку аппарат, передал девушке:
– Настраивай.
Она установила его на колени, нажала на несколько кнопок, сообщила:
– Готово.
Виктор Сергеевич снова помедлил, вытер вспотевший лоб.
– Надо же, волнуюсь… И предчувствие. Нехорошее… Ладно, все нормально. – Собственноручно набрал номер, объяснил: – Чтоб не было ошибки… – Откинулся на спинку сиденья, поднес трубку к уху. – Можешь работать.
Оксана снова прошлась пальцами по кнопкам, в трубке Виктора Сергеевича послышался сигнал вызова. Трубку никто не брал.
– Не может быть, – пробормотал он и потребовал: – Набери еще раз.
Оксана послушно выполнила распоряжение, Виктор Сергеевич снова стал слушать гудки. Трубку не поднимали.
– Что за черт, – выругался он и раздраженно посмотрел на девушку. – Может, ты что-то не так делаешь?
– Все так, – ответила она. – Если б не так, сигнал бы не проходил.
– Набирай!
Она набрала, снова пошли гудки – и тут же исчезли. Наступила пауза с каким-то еле уловимым звоном, и Виктор Сергеевич напрягся, ожидая то ли ответа, то ли результата.
Вдруг пальцы его побелели, вцепились в трубку. Он стал вытягиваться, упираясь ногами в пол автомобиля, повернул голову к Оксане, попытался что-то произнести, но дернулся, медленно утих и ослабленно уронил руку с телефоном.
Девушка посидела какое-то время в оцепенении, затем медленно нашла в кармане свой телефон, набрала номер.
Услышала голос Кости.
– Все, – сказала. – Испытание закончилось.
Взяла прибор, положила его в полиэтиленовый пакет и покинула «мерседес» Виктора Сергеевича.
…Костя ввел Оксану в свою квартиру, проводил в гостиную, усадил в кресло. Она находилась в состоянии прострации, почти ни на что не реагировала. Квартира была не прибрана, на кухне и в других комнатах стояли компьютеры, мебель была подобрана без вкуса и стиля.
– Вот, – повел рукой Костя, показывая свое жилище, – приют убогого холостяка… Не пугает?
Девушка не поняла, отрешенно посмотрела на него, спросила:
– Что?
– Бардак! – разъяснил парень. – Причем полный! Требуется женская рука.
– Да, – согласилась она.
– Наведем порядок?
– Где?
– Здесь! В нашей квартире!
– Наверно… – Оксана подняла на Костю глаза, попросила: – Дай выпить.
– Вода? Сок? Вино?
– Водка.
Парень уставился на нее.
– Шутишь?
– Грамм двести. И сок.
Костя метнулся на кухню, налил стакан водки и столько же сока, принес.
Она взяла водку, посидела какое-то время в отключке, затем с ходу опорожнила стакан, запила соком.
– Теперь спать… Сразу же.
Костя помог ей подняться, повел в спальню. Помог лечь, и когда она уже почти засыпала, спросил:
– Где аппарат?
– В сумке, – ответила Оксана и отключилась.
Дверь квартиры Виктора Сергеевича была открыта.
Зуслов вошел в прихожую, держа в руках большой букет ярко-красных роз, проследовал мимо расположившихся в разных углах молчаливых и грустных людей, подошел к Ларисе.
Она была одета в длинное черное платье, лицо ее покрывала сетчатая черная вуаль. Вдова подняла вспухшие от слез глаза, горестно покачала головой, уткнулась в плечо присевшего рядом Алексея Ивановича.
Он дотянулся до большого траурного портрета Виктора Сергеевича, положил к нему цветы, погладил Ларису по гладко зачесанным волосам.
– Крепитесь, детка… Несчастье большое, но надо держаться.
– Его убили? – глаза Ларисы были полны слез.
– С чего вы взяли? – удивился Зуслов.
– Мне кажется…
– Инфаркт… Обширный и моментальный инфаркт. Переутомление.
– Нет, – покрутила головой вдова. – Его убили. Зуслов пожал плечами:
– Если брать стиль его жизни, то, конечно, убили. Финансовые и деловые проблемы, невостребованность, наличие оголтелых врагов…
– Вот именно – врагов. Они его убили.
– Они довели его до смерти.
– Нет, – страстно затеребила Лариса его за рукав, зашептала: – Убили. В самом прямом смысле! В машине с ним была девица!
– Откуда вы взяли? – поднял брови Зуслов.
– Женщина видела! Она видела, как из машины Виктора выскочила девица! Она в милиции это заявила! Я знаю эту девицу!
– И кто же она?
Лариса напряженно посмотрела в глаза Зуслову, шепотом произнесла:
– Любовница.
Тот со скрытой иронией качнул головой, невольно усмехнулся:
– Да, с молодыми любовницами надо быть поосторожнее.
Вдова не отпускала его рукав.
– Но вы не забудете меня? Ведь Виктор столько всего сделал для многих!
– Не забуду, – спокойно и серьезно заявил Зуслов. – Скоро у нас состоится съезд нашего движения, и мы назовем лучший отряд бойцов его именем.