Всюду кровь Изнер Клод
– Да что это с ними такое? Если так будет продолжаться, я совсем тут свихнусь!
Чтобы успокоиться, Стелла сделала хороший глоток пива.
– Что же это творится, Миро? Вчера явилась эта чокнутая, устроила мне сцену, как будто я ей что-то должна. А в прошлом месяце – я уж и забыла – приходила эта рыжая курица, возомнившая себя станцией метро «Луиза Мишель».
– Что? Кто? – встрепенулся Миро.
– «Луиза Мишель», ты что, оглох? Это станция на моей ветке, я живу между «Гонкур» и «Пармантье» … Слушай-ка, что это с тобой, ты часом не отрубишься прямо здесь?
– Повтори, что ты сейчас сказала.
– Я живу между станциями «Гонкур» и «Пармантье».
– Нет, до того. Ты говорила о женщине с рыжими волосами и о Луизе Мишель.
– Ну да, есть такая станция метро – как «Шарль де Голль – Площадь Звезды» или «Бобиньи – Пабло Пикассо»… Чего ты распереживался, это что, твоя родственница?
– Нет. Луиза Мишель была революционерка, идеалистка, боролась против социального неравенства. Она жила в девятнадцатом веке. После Парижской коммуны ее сослали в Новую Каледонию. Ее называли Красной девой.
– Неплохо, с такими-то морковными волосами… В девятнадцатом веке, говоришь? Не глупи, Миро, повторяю тебе, она приходила с месяц назад! Совершенно тебя достала с этим своим Жюлем Верном! Эй, да что они там делают? Сейчас всё повалят! Черт вас возьми!
Стелла кинулась собирать рассыпавшиеся по тротуару репродукции «Джоконды».
Подняв воротник куртки, Миро прислонился к парапету. Он тут же все вспомнил. Перед глазами возник четкий образ немолодой рыжеволосой женщины. Она спрашивала «Двадцать тысяч лье под водой» и романы Луизы Мишель. Она настаивала: «Да, да, именно так, Луиза Мишель и “Двадцать тысяч лье под водой”», а затем добавила: «Знаете, почему?»
Он не знал. Тогда она объяснила: «Я – реинкарнация Луизы Мишель, и у меня есть цель. Я должна уничтожить этот роман, который якобы написал Жюль Верн, потому что на самом деле рукопись ему продала Луиза Мишель, обменяла на горбушку хлеба!»
Он записал ее заказ. С сумасшедшими нельзя спорить.
Возникло другое видение: Ролан, капитан Немо. Его вдруг бросило в жар. Есть ли какая-то связь между убийством, видением и безумной рыжеволосой женщиной? Кто-то об этом уже писал… Кто?.. Ах да, Юнг[13]! «Черт, Миро, прекращай, ты и правда не в себе! Хотя это действительно странно».
– Послушай, Стел… Генриетта, эта история меня несколько смутила, надо бы выпить чего-нибудь. Ты не будешь против, если я…
– Нет, конечно, иди, я за всем присмотрю!
И Стелла заняла оборонительную позицию между двумя лотками.
О том, чтобы пить, не могло быть и речи. Миро быстрым шагом прошел вдоль набережной Великих Августинцев, по набережным Сен-Мишель и Монтебелло. Он спрашивал всех букинистов, не подходила ли к ним рыжеволосая женщина, искавшая «Двадцать тысяч лье под водой». Несколько человек ответили утвердительно – хотя никто не записал ни ее адреса, ни телефона.
Он бегом вернулся к своему лотку. Бдительной Стеллы не было на месте – ее окружила толпа японских туристов, увешанных Эйфелевыми башнями. «Если у меня ничего не украли, мне сильно повезло», – подумал он, падая на раскладной стульчик.
– Эй, Миро, решил, что ли, заправиться по-серьезному? Я думала, ты утонул! На вот, я продала твоего гида Мопассана.
На этот раз и правда ничего не пропало – но Миро чувствовал себя подавленным. В течение дня он несколько раз звонил Нелли, втайне надеясь, что она пригласит его к себе. Человек способен держать себя в руках лишь некоторое время, не вечно. Встреча с ней пробудила в нем желание. Он достаточно хорошо знал себя и понимал, что причина его нервного состояния – фрустрация.
Интересно, спала ли она с Ларри до того, как ушла от него?
«Послушай, Миро, мы оба сумели кое-чего достичь. Если мы будем и дальше жить вместе, нам нечего будет дать друг другу. Мне бы хотелось, чтобы мы остались друзьями». Друзьями, еще чего! Он встречался с Ларри – настоящий мачо, смесь Джона Уэйна с Тарзаном. Они друг другу не понравились.
Может быть, случится чудо? Может быть, она ему позвонит? Он пожалел, что у него нет автоответчика.
«Бедняга! Да ты просто идиот! Пора смириться с тем, что никак нельзя изменить!»
Миро медленно побрел по мосту через Сену, уставившись себе под ноги. Лишь теперь он впервые осознал всю трагедию случившегося с Роланом.
Когда он увидел у дверей своего дома широко улыбающегося Башира, а рядом с ним – худющего паренька, его подавленность сменилась растерянностью. Черт возьми! Кузен. Я о нем совершенно забыл.
– Миро, помнишь, о чем я тебя вчера просил?
– Прекрасно помню.
Довольный Башир повернулся к своему кузену:
– Вот видишь, Селим, я же говорил!
Миро решил уточнить:
– Башир, но мы договорились, всего на пару дней…
– Да-да, мой приятель как раз обещал подыскать ему комнатенку.
Миро определил Селима и его чемодан в комнату, обычно игравшую роль чулана. Трехногий диван они установили на пару томов «Избранных писем» монсеньора Дюпанлу[14]. Только после этого Миро вспомнил, что у него нет постельного белья.
– Не беспокойтесь, я обойдусь своей курткой.
Миро взглянул на свитер Селима: тонкий как сигаретная бумага. Он вспомнил, как при встрече пожал его ледяную руку, и решил зайти к Левассёрам.
Коринна Левассёр, крошечная брюнетка, которой и одного ребенка, казалось, было бы слишком много, резко распахнула перед ним дверь и тут же умчалась в глубь квартиры.
– Извините меня, у Ланселота режутся зубы.
Она вернулась через пару минут, держа на руках пухлого, толстощекого орущего младенца.
– Одеяло? Конечно. Можете его подержать?
Миро взял ребенка на руки. Глядя на вопящий сверток, он спрашивал себя, могло бы отцовское чувство пересилить то отвращение, которое он испытывал к маленьким детям.
– Скажи-ка, Ланселот, твой брат похож на инопланетянина так же, как и ты?
– Вот и одеяло, – сообщила Коринна. – Давайте меняться.
Миро отдал ей Ланселота, забрал одеяло и вернулся к себе. Селим шарил в кухонных шкафчиках.
– Зря ищешь, я уже избавился от орудия преступления.
Селим подпрыгнул от неожиданности.
– Я хотел приготовить что-нибудь на ужин.
– Боюсь, у меня мало что есть. Макароны, хлебцы, может, кусочек грюйера…
– Я что-нибудь придумаю. Позову вас, когда будет готово.
Полчаса спустя Миро сидел перед тарелкой, полной макарон с сыром. Он странно чувствовал себя оттого, что кто-то решил позаботиться о нем. Это было настолько приятно, что он не смог отказать себе в удовольствии и потянулся за сигаретами.
– Ты не против?
– Против, – ответил Селим.
Миро в замешательстве отложил пачку.
– Забавно, люди всегда ждут, что им ответят «конечно, нет», – сказал Селим. – Вы давно курите? У вас зависимость?
– Нет, я только сегодня начал, – буркнул Миро. – У тебя есть какая-нибудь работа?
– Друг моего отца держит бакалейную лавку в Безоне, я завтра приступаю. Курите, это я так, решил пошутить.
– До Безона неблизко.
– Да, я встану рано, постараюсь не шуметь. Лавка закрывается в девять вечера, так что… Вы мне откроете?
– Не жди меня, дорогой, ложись спать, я буду поздно, – прошептал Миро. (Он тут же понял, что так говорить не следовало: Селим недоуменно уставился на него). – Нет-нет, это не то, что ты думаешь, просто порой меня одолевают воспоминания.
Селим убрал со стола. Миро представил его младшим ребенком в большой семье: родня всю жизнь его эксплуатировала, и теперь он счастлив оттого, что приехал горбатиться в Париж и избавился от ее гнета.
– Наверное, тебе тяжело было уехать от родных.
– Нет, что вы! Мы жили вдвоем с отцом. Он собрался снова жениться, а я на дух не выношу его невесту.
– Тебе сколько лет?
– Я совершеннолетний. Мне девятнадцать.
Миро отодвинул стул и встал.
– Оставь посуду. Лемюэлю пора спать, да и мне тоже. Да, пока помню, вот тебе ключ. И давай уж со мной на «ты», так будет удобней, – бросил он, закрывая за собой дверь в спальню.
Лемюэль тут же начал ежевечерний ритуал: принялся ловить свой хвост, тереться о мебель, заваливаясь то на правый, то на левый бок.
– Нет, старина, это мое!
Миро поднял свою сумку и бросил на стул. На ковер высыпались монеты и кусочки рафинада.
– Что, псина, хочешь десерт?
Лемюэль живо повернул голову, помедлил, будто бы не веря, что кусок сахара настоящий, затем раскусил его и спрятался под одеяло.
Миро плашмя повалился на кровать. Он лежал неподвижно, глядя на вывалившиеся на пол из сумки книжицы из «Черной серии»[15]: «Затрещина Жюлю» и «Догадались?»
– О господи! – пробормотал он.
Сердце едва не выпрыгнуло у него из груди. Он секунду подумал. Ответ был совсем рядом… Женщина в вязаной шапке! Он был так потрясен убийством Ролана, что сунул детективы в сумку, даже не взглянув на названия.
Его осенило. Он был в шаге от разгадки. Это послание! Кто-то оставил ему послание! Книги не случайно оказались обернуты в одинаковые газетные листы с одной и той же статьей.
Он сел на край кровати. Что связывает Роланово собрание книг Жюля Верна и «Затрещину Жюлю» женщины в вязаной шапке? Кто оставлял для него знаки? Почему выбрали именно его? Ему пришла в голову безумная мысль: Ролан? Возможно, Ролан застрял где-нибудь в неизведанной, никому не доступной вселенной и сумеет выбраться оттуда, лишь когда он, Миро, найдет его убийцу?
«Да ты бредишь, Миро!»
Напряжение нарастало. Ему нужно было выпить. Он вспомнил, что за стенкой спит Селим, и решил ограничиться сигаретами. Он выкурил две, одну за другой, с наслаждением вдыхая дым. Он стал легким… совсем легким… Ему вдруг вспомнился один очень сложный пазл, настоящая головоломка – пейзаж Моне: он собирал его несколько дней, это было давно, в детстве. Картинка почти сложилась, когда он вдруг осознал, что чего-то не хватает.
Три! Книг было три! Он протянул руку, вытащил из сумки третью книгу: серия «Маска»[16], название – «Рыжеволосая женщина». Он принялся лихорадочно листать страницы, как вдруг заметил, что на ковер выпала визитная карточка:
Жорж Льевен
Старая книга. Купля-продажа
Блошиный рынок в Монтрёе
Суббота – воскресенье – понедельник
Ниже карандашом было приписано: «Луиза Мишель. “Мои начинания и воспоминания о моей жизни” и “Хорошая Луиза” Эрнеста Жиро[17]».
4
18 октября
Одетая в спортивные брюки и ветровку девушка поправила наушники под беретом. Она пряталась от дождя при входе в кинотеатр, откуда ей была видна вся пустынная улица Кремьё. Обычно он выходит из дома не раньше девяти. Поднимается в сторону улицы Берси, переходит Сену по Аустерлицкому мосту и садится в автобус либо идет до своего лотка пешком. В такую погоду, как сегодня, он не работает. Если, как она надеялась, он разгадал «послание», то он отправится как раз туда, куда ей и было нужно.
Девушка в наушниках увидела, как он идет по улице – быстрым шагом, немного ссутулившись, сунув руки в карманы. Она взглянула на часы: как раз вовремя. Он свернул ко входу в метро. Она подхватила свою спортивную сумку и пошла за ним следом. Ей не терпелось узнать, что же он собирается делать. Он сел в поезд в направлении Венсенского замка: теперь она была почти уверена в успехе. Когда он вышел, чтобы сделать пересадку на «Площади Нации», она поняла, что он заглотил наживку.
Блошиный рынок был зажат между окружной дорогой и гостиницей Ibis с примыкающим к ней торговым центром: он изо всех сил пытался выжить, хотя год от года становился все меньше. Его ряды, от которых постоянно отщипывали все новые и новые куски, напоминали приговоренных к смерти, которым пока что отсрочили приговор. Прилавки, заваленные старой одеждой, бросовым товаром по якобы выгодной цене, кассетами с песнями никому не известных арабских шансонье, африканскими тканями – блошинка всегда казалась Миро этаким восточным базаром, где среди груд мусора нет-нет да и блеснет истинное сокровище. Правда, этим утром, под проливным дождем, рынок скорее напоминал пену, снятую с кипящего парижского котла. Вокруг прилавков валялись обрывки газет и грязные пластиковые пакеты.
Миро миновал несколько лотков с товаром на любой вкус и остановился у прилавка с грудой книг, которые немилосердно поливал дождь. Торговец, крупный краснолицый человек в шоферском комбинезоне, укладывал книги в картонные коробки и убирал их в глубь стоящего тут же фургона.
– Привет, Льевен.
– Да что ж за погода такая! Двух дней подряд продержаться не может!
Миро сделал вид, что заинтересовался кое-как прикрытыми брезентом томами собрания сочинений в твердом переплете.
– Бери все за сто франков, – бросил Льевен. – Там одного не хватает.
– Скажи-ка, Льевен, со мной тут случилась неприятная история. Одна дама забыла у меня на набережной свои покупки. У нее рыжие волосы, она хотела купить «Двадцать тысяч лье под водой». Она случайно к тебе не приходила?
Льевен почесал затылок, взглянул на Миро, на небо и плюнул.
– Ты что, издеваешься? Спрашиваешь про «Двадцать тысяч лье под водой», когда тут льет как из ведра!
– Льевен, я серьезно.
– Я тут не все время сижу, надо спросить Баттисти. Подожди, я его позову, он вроде был в машине.
Девушка в наушниках остановилась у прилавков со старым тряпьем. Она купила непромокаемый плащ, матерчатую бейсболку и расшитую китайскую сумочку. Время от времени она поглядывала на прилавок с книгами по другую сторону прохода. Спрятавшись между фургонами, она сняла ветровку, надела плащ, сменила берет на бейсболку, переложила кошелек и плеер в новую сумочку и аккуратно задвинула свою спортивную сумку под одну из машин.
Баттисти появился нескоро: наверняка он боялся, что от дождя станет еще меньше – ростом он был не выше десятилетнего ребенка. Он походил на контрабандиста тридцатых годов: напомаженные волосы, навощенные усы, клетчатый костюм и начищенные до блеска туфли. Он протянул Миро руку. Тот повторил ему свою историю – Баттисти скорчил гримасу и медленно кивнул.
– Да-да, я знаю, о ком ты, – запищал он. – Занудная тетка, уболтала меня так, что я не знал, куда деваться. На той неделе приходила три раза. Не знаю, где там она живет, но это явно та еще отвратительная дыра – она все повторяла, что у нее окна выходят на кладбище. Я ей сказал, что ей не придется ехать к месту вечного упокоения общественным транспортом – раз уж она живет напротив. Думал, она меня на куски разорвет. В общем, я решил побыть вежливым и спросил у нее, где находится это ее кладбище. Она сказала: «Неподалеку от станции метро “Урк”, но можно дойти и от “Данюб”».
Миро тепло поблагодарил коллег, купил для порядка разрозненные тома собрания сочинений и направился к площади Порт-де-Монтрёй. Девушка в наушниках следовала за ним.
Когда они вышли на платформу метро, к ней как раз подъехал поезд. Она первой вошла в вагон. Он сел у окна, спиной к ней. Замелькали станции. После «Оберкампф» он встал и подошел к дверям. Она выждала несколько секунд, глядя в пустоту, затем тоже поднялась. Он вышел на «Площади Республики», взглянул на схему метро и направился по коридору на пересадку в направлении «Бобиньи». Она не теряла его из виду. Все шло как по маслу.
Дождь перестал. Район представлял собой смесь старых развалюх и уродливых новых зданий, отчего-то названных громкими именами знаменитых композиторов. Миро очертил вокруг единственного в округе кладбища – Ла Вилетт – воображаемый четырехугольник, который образовали улицы Пети, Губе, д’Опуль и Водремер. Встав на аллее кладбища, по обеим сторонам которой высились неоготические усыпальницы, он отметил для себя дома, окна которых обеспечивали жильцам отличный вид на этот загробный мир. Доверившись интуиции, он выбрал пару старых зданий по улице д’Опуль, неподалеку от ресторана «Обрак», предлагавшего посетителям комплексные обеды.
Девушка в наушниках увидела, как он заходит в бар «Релакс» на углу улицы Пети. Он заказал кофе и сэндвич с ветчиной. Съел сэндвич, вытащил из сумки блокнот и толстый фломастер и принялся писать. Исписав с десяток страниц, он перечитал написанное и вдруг почувствовал желание немедленно все бросить. Допустим, рыжеволосая женщина заметит это объявление, допустим, она свяжется с ним – но что он сможет ей сказать? Вся эта история строилась лишь на домыслах…
Он подумал о Ролане и вновь ощутил пустоту внутри. Жить, умирать – какой в этом смысл? Зачем суетиться, зачем к кому-то привязываться? Действительно ли в той, последующей жизни существует что-то иное? Он сомневался – и в то же время хотел в это верить. Он четко помнил, когда впервые ощутил всю тщетность жизни. Ему было восемь лет. Вечерело. Он не двигался с места, не включал свет: его словно парализовал страх перед тьмой, медленно поглощавшей привычную ему обстановку. Внезапно он понял, что каждый человек сам создает свою реальность. Ничто, кроме собственно жизни, не имеет значения… Он должен узнать, кто украл у Ролана это сокровище. Он залпом допил уже успевший остыть кофе.
Девушка в наушниках терпеливо ждала у спортивного центра. Убедившись, что Миро уже далеко, она прошла по улице д’Опуль, остановилась перед булочной и прочла объявление, которое он приклеил на витрину:
Если Вы искали книгу «Двадцать тысяч лье под водой», просим Вас позвонить по телефону 20.20.20.30.81. Один из букинистов, с которыми Вы общались, сумел найти для Вас это издание.
5
19 октября
Когда Миро проснулся, голова у него трещала, во рту было горько. Он откинул одеяло, открыл окно. Шел мелкий, теплый дождь. Миро вернулся в постель. Лемюэль растянулся в ногах кровати – уложив морду между лапами, он с укоризной глядел на хозяина: «Ну что, когда уже? Я есть хочу!»
Миро сдался и нетвердыми шагами отправился в кухню. Селим заботливо оставил на столе хлебцы и масло; кофе еще не остыл. Миро открыл банку собачьего корма, выложил его в тарелку, стараясь не вдыхать отвратительный запах. Лемюэль тут же принялся есть, не выказав ни малейшей благодарности: лучший друг собаки попросту выполнил свой долг.
Зазвонил телефон. Миро бросился к аппарату. Нелли! Это может быть только Нелли!
– Алло?
Звонила женщина; голос у нее был немного шепелявый. Она представилась: Эмильена Багу. Она приходила к нему на набережную, а теперь прочла его объявление. Она живет на улице д’Опуль, дом 52, шестой этаж, последняя дверь направо. Не мог бы он зайти днем? Она предлагает выгодную сделку: у нее есть на продажу старые книги, издание Жюля Верна с золотым обрезом – почти все собрание, кроме одного романа.
Миро ответил, что зайдет часов в одиннадцать: принесет ей два экземпляра «Двадцати тысяч лье под водой» из «Зеленой библиотеки»[18] и биографию Луизы Мишель, написанную неким Фернаном Планшем. Это все, что он пока сумел найти.
Выгуляв Лемюэля, он сходил за продуктами, вернулся, выпил две чашки кофе и набрал номер Нелли. Сработал автоответчик, и он тут же повесил трубку: пусть Нелли не надеется, что он станет ее умолять – не дождется. Разочарованный, злой на себя самого, он запер дверь квартиры и сбежал вниз по лестнице; едва не упал, увидев, что надел разные носки – один белый, другой зеленый.
На углу улицы Траверсьер он – слишком поздно – заметил, что прямо на него идет Блез де Разлап со своим Бобби и его хвостиком.
– Добрый день, мсье Жасси, что за отвратительная погодка, а?
– Да уж, лучше и быть не могло, – буркнул Миро.
– По телевизору всё говорят об азорском антициклоне – смех, да и только! Мы еще заплатим за это тепло: зима будет суровой.
– Просто удивительно, как много вы знаете.
– Тут надо благодарить мои мозоли: они всегда болят к дождю.
– Я как раз иду купить себе зонт, – бросил Миро напоследок и направился к метро.
На пустынной платформе станции «Урк» к Миро привязался озлобленный бездомный.
– Подай мне что-нибудь, пока не помер!
Миро бросил ему в карман монетку.
– Спасибо. Пусть у тебя будут пышные похороны, – кланяясь, сказал ему бездомный.
На углу улицы д’Опуль Миро заметил на потрескавшейся стене дома надпись, сделанную баллончиком с краской:
Тихая поступь домашних туфель страшнее громыхания солдатских сапог.
Он задумался над справедливостью этой фразы – она показалась ему пророческой – и едва не пропустил дом номер 52.
Едва переводя дыхание, утирая со лба пот, Миро прошел по темному коридору шестого этажа и остановился у последней двери справа. Звонка не было. Он постучал и тут же услышал яростный собачий лай, а следом – хриплый женский голос:
– Замолчи, Тоска! – и тут же тоном выше: – В чем дело?
Миро подумал, что такой голос наверняка подошел бы поджарому волку из мультфильмов Текса Эйвери. Дверь приоткрылась, из-за нее показалось сварливое, угловатое, испещренное морщинами лицо, наполовину скрытое выбившимися из-под сеточки белыми прядями волос.
– Вы по какому делу?
Толстая, рычащая немецкая овчарка просунула морду в дверь, которую ее хозяйка придерживала ногой в теплой домашней туфле.
«Это не рыжеволосая женщина, – подумал Миро, – похоже, я ошибся».
– Извините, я ищу мадам Багу.
– Это я, что вам нужно?
– Сегодня утром мы с вами говорили по телефону, я…
Она не дала ему закончить:
– А, так вы из Общества защиты животных! Долго же вас пришлось ждать! Замолчи, Тоска! Не знаю, с вами ли я говорила, и обижать вас мне совсем не хочется, но уж простите, надо быть полным идиотом, чтобы не понять, что дело срочное. Она уже неделю не открывает ставни, но раз в два дня все равно тащит в дом по паре сумок с опилками – уж точно не для растопки! Замолчи, Тоска! Скажите, вот скажите, сколько, вы думаете, у нее там кошек? Четырнадцать, да-да, и она их не ест, они там просто живут, а если вы думаете, что я вас обманываю, спросите у ее соседки, у которой водянка, она не встает с постели, но слышит мяуканье за стеной. А запах, это просто кошмар какой-то! Замолчи, Тоска! Я даже окно в квартире не могу открыть из-за этой вони. Я люблю животных, но ведь за ними надо убирать! Или взять этого Бурдуэна, со второго этажа – пьет, как сапожник, и еще завел себе пару лаек, так они худющие, что твоя смерть, потому что все деньги он тратит на бухло, а если что остается, так он то мопед себе купит, то шмотки какие модные, и еще долгов наделает, но вот чтобы собак покормить – это нет, даже не надейся. Займитесь-ка и им тоже, потому что, повторю вам еще раз, если бы не такие, как я, вы бы в своей конторе так и продолжали бы издеваться над простыми людьми! Замолчи, Тоска!
Потрясенный Миро вынужден был выслушать ее излияния, поскольку, как он ни пытался, он не сумел вставить ни слова. Он пристально глядел на отвислые щеки женщины, вздрагивавшие всякий раз, когда она выплевывала очередную фразу, будто бы отрубая ее ножом, и с тоской размышлял о печальном уделе плоти. Интересно, была ли эта тетка в молодости хоть чуточку привлекательной? Неужели и сам он однажды превратится в подагрического старика? Воспользовавшись наступившей тишиной, Миро осторожно заметил:
– Наверное, вы ошиблись, я не из…
– Вы не из Общества защиты животных? – вскрикнула Эмильена Багу.
– Нет, я…
Дверь захлопнулась у него перед носом. Он глубоко вдохнул и постучал снова. Раздался жуткий собачий лай. Из-за деревянной двери послышался приглушенный, угрожающий женский голос:
– Замолчи, Тоска! Не могли, что ли, раньше сказать! Уходите! У нас в районе завелся маньяк, который душит одиноких женщин! Вы что же, думаете, я после этого вас впущу?
– Я принес вам книги, Жюля Верна…
– Продайте свое дерьмо кому-нибудь другому!
Миро осознал всю нелепость своего положения: эта безумная старуха над ним издевалась. Он едва сдержался, чтобы не швырнуть книги в закрытую дверь. Ему хотелось лишь одного: бежать прочь из этого дома, насквозь пропахшего жавелевой водой и прогорклым маслом. Спустившись по лестнице до четвертого этажа, он наткнулся на женщину в красном плаще с двумя корзинами, полными продуктов: она преградила ему путь. Она подняла на него очень худое лицо, рассмотреть которое мешали огромные очки в форме бабочки. Волосы женщины были повязаны платком с узором из божьих коровок. Миро попытался ее обойти, но она поставила свои корзины на пол и окончательно перегородила проход.
– Вы случайно не от мадам Багу?
– Да, но…
– Вы ведь букинист, да? Это я вам звонила. Так глупо, я опоздала – задержалась на рынке. Думала встретить вас у дверей ее квартиры.
– Вы?
– Да, это из-за ненормальной, что живет у старухи, ее зовут Амели Ногаре, как она говорит. Когда я увидела ваше объявление, сразу поняла, что речь о ней, но, видите ли, ее сейчас нет, так что я решила сама вам позвонить и встретиться с вами. Я назвалась именем мадам Багу, потому что сама здесь не живу.
– Ничего не понимаю.
– Все очень просто. Амели Ногаре – это такая странная особа, никогда не здоровается, будто бы язык проглотила. Она сняла комнату у Багу – неофициально – и живет там, не платя никаких налогов. Мне-то на это плевать, я думаю, что налоговая служба… Впрочем, неважно. Так вот, эта Ногаре приходит раза два-три в месяц только переночевать, а в остальное время она живет в Руане – во всяком случае, она так говорит. Ой, извините, я ведь даже не представилась, меня зовут Шарлин Кросс, а вы ведь месье Жиро Масси, так?
– Жасси, Миро Жасси, – поправил Миро, нервно ухмыльнувшись. – Так что с книгами на продажу?..
– Это я сказала, чтобы вы пришли, потому что, знаете, эта Амели Ногаре меня до смерти пугает – такая рыжая и очень похожа на ведьму. Забыла сказать, я хожу к старухе помогать по хозяйству, немного готовлю, иногда делаю ей массаж спины – хотя с бльшим удовольствием сделала бы его какому-нибудь красавцу мужчине…
Миро промолчал.
– Так вот, какое вышло странное дело. Вся комната этой девицы завалена книгами – они везде: на кровати, на комоде, на полу, целые стопки, – а название у всех одно и то же! Это уж как-то не по-христиански, может, она наркотиками торгует? Я видела фильм по телевизору, так там наркотики прятали в книгах и продавали…
– А название какое?
– Фильма? Забыла.
– Нет, книг.
– Мм… черт, на языке вертится, что-то про воду… да… извините… да, вода, так и есть! «Двадцать тысяч чего-то там под водой», всех форматов, большие, маленькие, толстые, тонкие. Говорю вам, если эта Амели Ногаре шизанутая, меня это не удивит. Как-то раз я решила за ней проследить. Понимаете, мне хотелось разобраться. Ну уж она меня и заездила! Хотя, конечно, это неплохо для здоровья, и к тому же Ботанический сад мне нравится, хорошее место для прогулок, самое то для красивой девушки вроде меня…
Она замолчала, желая убедиться, что Миро понял ее намек.
– Куда она ходила?
– Ну же, не так скоро, мы едва знакомы. Надо бы мне попридержать язык, моя матушка часто говорила: «Шарлин, язык у тебя такой длинный, что ты вполне можешь облизать себе задницу», она, как видите, любила пошутить.
Миро вздохнул: он все понял. Он вытащил кошелек, где лежало две бумажки по сто франков, и отдал одну из них Шарлин Кросс. Та улыбнулась и продолжила:
– Мы вышли на улицу по другую сторону Ботанического сада, прошли мимо мечети. Такой интересный квартал, настоящее путешествие – и ехать никуда не надо, потому что, знаете, я все мечтаю поехать в Турцию, но у меня нет денег. Дальше был перекресток, а за ним – крытый рынок, отреставрированный, очень симпатичное место: там теперь рядом неплохие квартиры, только, знаете, не для простых людей. Амели Ногаре зашла в фотоателье напротив рынка. Я ждала ее минут двадцать, не меньше, но она так и не появилась. Я подошла ближе, будто просто иду мимо, а внутри была только продавщица.
Миро достал блокнот и ручку.
– Так как, вы говорите, зовут эту рыжеволосую женщину?
– Ногаре, Амели Ногаре. Я-то ее не знаю, все, что мне известно, – она лифчиками торгует. Странная работа, с ее-то внешностью, потому что, откровенно говоря, сиськи у нее вовсе отсутствуют!
– Спасибо, – сказал Миро и начал спускаться.
Перегнувшись через перила, Шарлин Кросс крикнула:
– Может, выпьем кофе? Я только занесу сумки к мадам Багу. Я мигом.
– Простите, но стофранковые купюры не растут на деревьях. Мне надо работать.
У входной двери Миро столкнулся с двумя лайками и лысоватым человеком, не слишком твердо державшимся на ногах. Миро посторонился, давая им пройти. Он был совершенно растерян. Дождь его немного освежил.
В метро Миро сел напротив двух девчушек, с немым восторгом разглядывавших в журнале фотографии какого-то бойз-бенда. Глянув мельком на фотографии, Миро подумал, что красивые парни с безволосыми торсами наверняка совершенствуют свои вокальные данные посредством усердных тренировок в спортзале. Он выпрямился, расправил плечи. Он отлично знал, что его внешность не производит большого впечатления на представительниц противоположного пола; неужели упражнения с гантелями способны повысить его шансы нравиться женщинам? «Я с удовольствием сделала бы массаж какому-нибудь красавцу мужчине», – сказала Шарлин Кросс. Миро вздрогнул. Нет, не таким женщинам! Что-то не давало ему покоя – какая-то деталь из потока обрушившихся на его голову абсурдных фактов. Он никак не мог понять, какая именно. Пора прекращать, это дело превращается в настоящий фарс. Пусть расследованием занимаются полицейские.
Тревога комом застряла у него в горле. Его лучшего друга, брата женщины, с которой он вместе жил, убили, а полицейские даже не подумали его допросить. Почему? Нелли сказала ему, что тело Ролана пролежало в закрытом магазине трое суток. Значит, убийство произошло в прошлое воскресенье или в понедельник. Он попытался вспомнить, чем занимался в эти дни. Как и всегда, уходил на набережную, оставался там с десяти утра до сумерек, а затем возвращался прямиком на улицу Кремьё – вот только никто не смог бы подтвердить, что он там и оставался. Никакого алиби. Отлично, Миро!
Интересно, он в списке подозреваемых? Следят ли за ним? Миро оглядел сидящих вокруг пассажиров: все погружены в себя, избегают смотреть друг на друга. Прослушивают ли его телефон? Если да, то они должны быть в курсе истории с Жюлем Верном… если только вся эта история не была тщательно спланирована и разыграна для того, чтобы его раскусить…
«Миро, кончай уже читать все подряд. У тебя башка совсем не варит!»
В голове гудело. Что за бессмыслица. Он с трудом представлял себе, что какая-то женщина-полицейский сыграла роль Шарлин Кросс, желая таким образом вывести его на чистую воду. Или это был мужчина? Идея его позабавила, он усмехулся. Шарлин Кросс! Здесь что-то не сходится: на этот раз он был в этом уверен. Он едва не проехал свою станцию.
Он пересек Госпитальный бульвар. Работать совсем не хотелось, а дождливый день дал ему возможность безо всяких угрызений совести заняться другими делами. Ботанический сад был в двух шагах, Миро снова вспомнил о Шарлин Кросс. А если он и правда найдет то фотоателье? Нет, сначала нужно все обдумать. Он вспомнил об оранжерее с тропическими растениями: место из другого мира и другого времени, где к тому же всегда тепло. Оранжерея еще закрыта – он как раз успеет поесть в мечети тушеного мяса с овощами.
На улице не переставая лил дождь, закрытые ставни и задернутые шторы создавали в спальне полумрак. Лежа под стеганым одеялом, Эмильена Багу блаженствовала в предвкушении послеобеденного сна. Она съела целую тарелку почек с макаронами и ощущала приятную тяжесть во всем теле. Она уже задремала – но вдруг в ужасе очнулась: в комнате слышалось чье-то легкое дыхание.
– Тоска? Это ты, Тоска?
Она вспомнила, что заперла собаку на кухне. Прислушалась, широко раскрыв глаза от страха. Приподнялась, захлопала по столу в поисках выключателя. Набравшись смелости, включила ночник и с облегчением вздохнула:
– А, так это вы! Вы меня испугали. Но… как вы вошли?
Шарлин Кросс стояла примерно в метре от кровати. Она сняла плащ и осталась в облегающем платье: теперь она казалась еще более худой. Улыбнувшись старухе, она размотала платок и распустила отливающие синевой волосы, уложенные в высокую прическу, затем подняла руку, быстрым жестом сорвала с головы парик и бросила его на кровать. В бледном свете ночника заблестел голый череп. Старуха застонала. Продолжая улыбаться, Шарлин Кросс ухватилась большим и указательным пальцем за свой нос и с сухим щелчком оторвала его. Эмильена Багу раскрыла рот – в горле у нее что-то булькнуло. Она повалилась на подушки, вытаращив глаза от ужаса, не чувствуя, как ей в вену воткнулась игла, и тут же заснула.
– Привет от Мари-Джо, – прошептала Шарлин Кросс.
Сев на корточки, она вытащила из кармана плаща пластиковый пакет. Улыбнулась, увидев на пакете логотип с надписью «Наслаждение фруктами». Наклонилась к неподвижному телу старухи, натянула пакет ей на голову и завязала ручки под подбородком. Отступила назад, а затем подняла найденный в одном из кухонных шафов нож. Ударила изо всех сил, так, что нож пронзил одеяло и воткнулся в неподвижное тело.
«Забавно, – подумала она, вновь замахиваясь ножом, – ты чего-то страстно желаешь, постоянно думаешь об этом, но в момент, когда это происходит, не чувствуешь и десятой доли того наслаждения, которое предполагал испытать».
Кровь медленно пропитывала одеяло. Она сняла с головы латексную шапочку, взъерошила волосы, забрала шприц, парик и накладной нос, убрала их в сумку. Перед тем как надеть плащ, она в последний раз обернулась и осмотрела труп.
– Ты ведь знала, старушка, что слишком длинный язык укорачивает жизнь.
Положив на широкую грудь покойницы третий том «Отверженных» и «Пятьсот миллионов Бегумы», она выпустила из кухни собаку, вышла из квартиры, заперла за собой дверь и сняла перчатки.