Неупокоенные Оливер Лорен
Она устанавливала свечи кругом на участке пола, который они расчистили, отодвинув в сторону коробки и прочий мусор и оставив только дорожку для прохода к лестнице. Когда Кэти закончила, она развернула скатерть, которую принесла из гостиной. («Это не пикник, а спиритический сеанс», – заметил Трентон, на что она ответила, наклонив голову и потеребив ноздрю с парой дырок, видимо, от еще одного кольца: «Пикник, сеанс – призракам-то какая разница? Как ты думаешь, чем они занимаются целыми днями?» Он едва устоял, чтобы не сказать: «Я могу спросить».)
На чердаке было холодно, и мурашки пробежали по телу Трентона. Им овладело неприятное чувство. Как будто за ним наблюдают. Как будто несколько пар глаз смотрит за ним из самых темных углов чердака. Теперь он понял, что делают призраки целыми днями – наблюдают.
Он сунул руки, сжатые в кулаки, в передний карман толстовки.
– Ты в порядке? – спросила Кэти. Она поежилась. Трентон поспешно отвернулся, чтобы она не увидела, как он пялится на ее короткую майку под розовой рубашкой с узором из ухмыляющихся черепов и линию загара на животе прямо над джинсами.
– Да, – ответил Трентон, – давай уже начинать, чтобы поскорее закончить.
– Вот это я понимаю. Какой энтузиазм! – Она закатила глаза, села на скатерть и скрестила ноги. Когда она наклонилась, он отчетливо видел ложбинку между ее грудями. Кэти похлопала по скатерти напротив себя. – Садись сюда.
Трентон и не думал, что скрестить ноги будет для него такой трудной задачей. Сначала он сел и выпрямил их, потом с трудом подогнул одну ногу, а другая указывала на свечи, как стрелка на циферблате. Он постарался согнуть ее в колене, но не смог. Прошло довольно много времени пока у него получилось усесться.
Все это время Кэти молча наблюдала за ним.
– Что с тобой случилось? – наконец спросила она.
Трентону все-таки пришлось сесть, выставив одну ногу вперед.
– Я попал в аварию.
– Ты говорил. – Кэти прищурилась. – Ты пытался покончить с собой?
– Что? – Трентон уставился на нее. – Нет! Конечно, нет!
– Мне ты можешь рассказать, – сказала девушка все с тем же выражением лица.
– Я даже не был за рулем, – произнес Трентон. Он опять почувствовал себя так же, как после аварии: как он тогда жалел, что не умер! Что мягкие руки не утащили его в блаженную темноту, а вместо этого он очнулся на больничной койке с переломанными костями, прикованный к кровати, как насекомое, застрявшее в коконе. – Мой друг вел машину.
– Твой друг пытался тебя убить? – улыбнулась Кэти.
Трентон не мог удержаться от смеха – мысль о том, что Робби Амбрамовиц, который весил полторы сотни килограммов и был еще менее популярным в школе, чем Трентон, хотел кого-то убить, казалась забавной.
– Надеюсь, что нет. Он был моим единственным другом в школе, – сказал Трентон и тут же об этом пожалел.
Но Кэти не заметила его смущения.
– Однажды со мной тоже кое-что случилось, – сказала она и неожиданно повернулась к Трентону спиной и задрала рубашку. Он хотел что-то сказать, но из горла вырывалось только невнятное бульканье. Его взгляду открылся позвоночник с татуировкой – синей бабочкой. Она явно была не настоящая, потому что уже наполовину стерлась. Рядом с позвоночником, как бы дублируя его, шел длинный розовый шрам толщиной с детский палец, – когда я была маленькой, родители взяли меня в зоопарк. Я хотела посмотреть на тигров, но была такая худая, что провалилась между прутьями решетки прямо в клетку, когда мама и папа отвернулись…
– Правда? – Трентон почувствовал облегчение, когда она опустила рубашку.
– Нет, – просто сказала Кэти и повернулась к нему, – это врожденный дефект позвоночника. Мне сделали что-то около пяти операций еще во младенчестве.
Трентон уставился на нее.
– А ты всегда все перевираешь, чтобы получались такие истории?
– Ага, – сказала девушка. В ту секунду она выглядела как та самая Кэти с вечеринки, которая завороженно смотрела на светлячков и просила его показать Полярную звезду. – Так я могу сама придумывать им концовки.
Она быстро наклонилась вперед, и сердце Трентона пропустило удар. В голове промелькнуло: «Она меня поцелует!»
Но Кэти всего лишь достала зажигалку и начала зажигать свечи. Она была так близко к нему. На ней была маечка, надетая таким образом, что он мог видеть округлую мягкую грудь Кэти, которая наверняка удобно помещалась в руке, а также желтую лямку ее бюстгальтера. Трентон немного отодвинулся, а то он уже начал напрягаться, но все равно он чувствовал ее запах. Когда она случайно задела его плечом, Трентон захотел прикоснуться к ее губам, вдыхать ее запах и чувствовать ее язык у себя на губах. Она, наверное, классно целуется.
Теперь он был уже в довольно сильном напряжении и постарался думать о мертвецах, призраках и бедных, дрожащих девочках, прятавшихся в стенах.
Кэти закончила зажигать свечи.
– Маэстро, – сказала она, пряча зажигалку обратно к себе в карман, – гасите свет!
Даже сидя Трентон смог дотянуться до шнурка, который выключал свет на чердаке – одинокую старую лампочку как в тюрьме. При свете свечей лицо Кэти стало выглядеть совсем по-другому. По стенам побежали тени, и Трентон вспомнил о специальной лампе, которая была у него в детстве – на ней были вырезаны фигурки животных, которые появлялись на стенах, стоило ее зажечь. Сидя на чердаке с Кэти при свечах, он вдруг почувствовал себя в центре этой лампы.
– Так, отлично, – Кэти глубоко вздохнула и закрыла глаза. Трентон не закрыл свои и наблюдал за ней. Несколько секунд она молчала. В темноте она выглядела еще стройнее и моложе. Ее длинные ресницы бросали тень на щеки.
Она резко распахнула глаза:
– Ну и что?
– Что?
Кэти нетерпеливо махнула рукой.
– Давай, поговори с ними. Ты должен их вызвать.
– Эй, это была твоя идея! – воскликнул Трентон, который вовсе не хотел заниматься ничем подобным. Ему до сих пор казалось, что за ним наблюдают из самых дальних и темных углов чердака. Он больше всего на свете хотел сейчас пойти с Кэти вниз смотреть фильмы. Может, они даже сели бы рядом, как тогда, чтобы их бедра соприкасались.
– Трентон, – Кэти посмотрела на него как строгая учительница на нерадивого ученика, – я не могу с ними говорить, они не будут меня слушать.
Трентон как будто снова почувствовал еле ощутимое прикосновение к своей шее. И задрожал.
– Почему это они должны меня слушать?
Кэти наклонилась вперед. Трентон видел как свечи отражаются в ее глазах.
– Ты почти умер, – сказала она, – ты какое-то время был одним из них. Ты что, фильмы о призраках не смотрел?
Он понимал, что она шутит, но даже слабой улыбки не смог из себя выдавить.
Может, Кэти права? Он действительно чуть не умер и теперь мог говорить с мертвыми. Трентон думал про тот миг, когда Робби резко вывернул руль и врезался в ограждение. Как деревья за ним на миг осветились яркой вспышкой. Как его обняли темные мягкие руки. Как он погрузился в тишину и почувствовал себя как воздушный змей, оторвавшийся от нитки.
Да, он был призраком. Всего лишь на несколько секунд, но все-таки был!
Кэти восприняла его молчание за отказ.
– Ладно, – пробурчала она, – если ты не хочешь, я это сделаю. Дай мне руки. Закрой глаза. Только не подглядывай.
Трентон молниеносно вытер ладони о джинсы прежде, чем вложить их в руки Кэти, потому что они были мокрые от пота. Он притворился, что закрыл глаза, но на самом деле подсматривал за происходящим из-под ресниц.
– Не подглядывай! – прикрикнула Кэти, и тогда он по-настоящему закрыл их. – Духи этого дома, – начала девушка. Она старалась, чтобы ее голос звучал торжественно и отчетливо. Трентон распахнул глаза – ему показалось, что он слышал сдавленный смешок. Но Кэти тут же сжала его руки, и ему пришлось закрыть их опять.
– Духи этого дома, – повторила она, пытаясь копировать голос диктора в фильмах или в играх, – мы здесь, чтобы поговорить с вами. Явите же себя!
Тишина. Они сидели с закрытыми глазами, прислушиваясь к поскрипыванию старого дома. Трентон ощущал пальцы Кэти в своей руке и тепло ее ладоней.
– Что должно случиться? – шепотом спросил он через некоторое время.
– Тише.
Он открыл глаза: Кэти выглядела очень серьезной и сосредоточенной, как зверек, высматривающий хищника.
– Я не думаю, что…
– Тише! – Она открыла глаза и вперилась в него взглядом.
И тогда Трентон услышал шорох из одного из углов. Кэти, должно быть, тоже услышала.
– Что это было? – обеспокоенно спросила она, выпуская его руки. – Ты слышал?
– Мыши, наверное, – сказал Трентон, пытаясь сохранять спокойствие. Это на самом деле могли быть мыши – он видел мышиное дерьмо, когда двигал стол.
– Закрой глаза, давай же, – Кэти снова сжала его руки до того как он успел их вытереть. – Духи потустороннего мира, – продолжила она дикторским голосом, – мы пришли к вам с миром, как друзья…
На этот раз он точно отчетливо слышал смешок.
– Мы просим вас открыть нам ваши тайны…
К голосу Кэти стали примешиваться другие голоса. Трентон услышал целый хор.
– Это ее затея! Она виновата!
– Не сходи с ума, Элис. Небольшой спиритический сеансик еще никому не повредил.
– Прекрати, Сандра! Будь серьезной! Хоть раз за всю смерть…
– Брюзга, брюзга!..
– Пожалуйста, прекратите обе.
Они нахлынули со всех сторон, одновременно и отовсюду, и ниоткуда. В голове Трентона как будто взрывались маленькие петарды, словно множество стрел вонзались в его мозг. Он выпустил руки Кэти и, сам того не осознавая, закричал. Это было хуже, чем мигрень, хуже, чем что бы то ни было.
– Трентон, – голос Кэти доносился до него как через слой толстой ткани, – что с тобой? Ты в порядке?
Другие голоса тоже были вполне реальны. Более того – теперь он слышал их явственнее и отчетливее, чем когда-либо.
– Посмотри на него! Просто посмотри – будешь по-прежнему утверждать, что он ничего не слышит?
– Успокойся, Элис, не бузи…
– Добром это не кончится…
Трентона как будто по голове били кулаками – сильно и нещадно. Перед его глазами плавали нескончаемые разноцветные круги. Он должен вырваться. Он должен уйти отсюда! Трентон начал вставать – одна нога по-прежнему его подводила, и он двигался, как деревянная кукла. Кэти что-то кричала ему, но он уже не мог разобрать ее слов. Наконец ему удалось встать, и он сильно ударился головой о потолок.
– Оставь нас в покое. Ты слышишь меня, Трентон? Оставь. Нас. В покое!
Трентон открыл рот, чтобы ответить – его уже не волновало, что Кэти может посчитать его умалишенным. Главное, что его заботило, – это боль. Как же он хотел, чтобы она прекратилась!
Но до того, как Трентон успел хоть что-то произнести, он ощутил сильный порыв ветра – как будто во всем доме разом открыли все окна – и толчок в спину.
Он оступился. А потом перевернулись все свечи. Не одна, а все разом! Секунда – и уже полыхала скатерть, вокруг которой они стояли. Повалил едкий дым, и Кэти закричала.
– Трентон! – Голос Кэти уже стал отчетливее, но в его мозгу все еще звучали слова одного из призраков.
– Что ты наделала, Элис?! Что ты, черт возьми, наделала?!
Эми
Прятаться – это весело, хотя Эми пришлось сидеть в углу на холодном чердаке, где очень странно пахнет. Она была очень осторожной, потому что знала, что тебя могут легко найти, если ты много двигаешься и шумишь. Эми всегда так находила маму, когда они играли в прятки, потому что мама не знала, как правильно прятаться, и еще она всегда пряталась в одном месте – под кроватью.
Мамочка не умеет хорошо прятаться, а Эми умеет. Она может прятаться часами, сидя тихо, как мышка, может, даже еще тише. Было весело и интересно смотреть из своего укрытия на людей, которые тебя ищут – как Бог или Око Правосудия из «Черного гелиотропа», который был невидимым и был на небе и сразу везде, так что Он мог видеть весь мир в одно время.
Дома она нашла маленькую дырочку в своем шкафу – через нее она могла видеть мамину комнату. И она смотрела на маму, когда она думала, что Эми ее не видит – когда мама спала или смотрела телевизор.
Ей только не понравилось, когда к маме пришел какой-то незнакомый дядька, и мама была голая, и дядька тоже был голый и противный, и Эми не нравилось на него смотреть. Но мамочка почему-то его целовала и издавала такие же звуки, как Брестер, соседская собака, когда он хочет в туалет. Эми это не понравилось, и она была рада, что этот дядька ушел и больше не приходил, но Эми после этого больше не хотела смотреть на мамочку из шкафа.
Она не понимала, о чем говорят дядя Трентон и мертвая девочка, но может быть, они хотели вернуть дедушку. Было интересно на них смотреть – они ее не видели, а она их видела. Она пряталась за коробками и смотрела в щелку между ними.
Но дядя Трентон сошел с ума и стал держаться за голову, как это делал дедушка по утрам, когда кто-нибудь в доме слишком громко разговаривал, мертвая девочка закричала, и Эми очень испугалась, но она не вылезла из-за коробок, потому что боялась, что дядя Трентон увидит ее и разозлится еще больше.
А потом начался пожар. Эми знала, что это он, потому что дядя Трентон начал кричать «Пожар! Пожар!», а еще она раньше видела, как однажды мамочка пыталась приготовить что-то на плите в доме бабушки, и все загорелось. Мама закричала: «Эми, назад! Отойди назад!» – и стала оттеснять Эми к стене, пока сама поливала огонь какой-то белой штукой, чтобы он погас.
И Эми осталась там, где была, потому что мамочка говорила держаться подальше от огня и потому что она не хотела, чтобы дядя Трентон на нее разозлился. Она прижала колени к груди и сидела тихо.
Элис
В «Черном гелиотропе» есть глава, посвященная пожару: дворец Невинных сгорает дотла после набега банды Нихилис. Невинные перехитрили разбойников и сбежали через тайные ходы под дворцом. Они использовали магию, чтобы запереть Нихилис внутри, и Пенелопа попросила своего дракона сжечь дворец, чтобы разбойники не смогли осквернить это место. «Языки пламени, как белые ленты, поднимались к небесам». Мне очень нравилось это предложение, особенно придуманное мной сравнение с белыми лентами.
У этого пожара не было ничего общего с лентами – скорее это были огненные челюсти и загребущие руки какого-то жадного существа: оно скакало по стенам и полу, пожирая картонные коробки и сломанную мебель.
– Ну что, довольна? Гордишься собой? – Голос Сандры звучал, как шипение и хлопки пламени. – Ты их всех убьешь.
Я не могу ей ответить. Я вообще не могу говорить. Меня душат клубы дыма и перед глазами сумасшедшей чередой начинают носиться воспоминания: тошнота и рвота в туалете, день за днем, я держусь за белые стенки унитаза; простыни заливает кровь и вода; плакучая ива тянет свои пальцы к земле, как будто пытаясь до чего-то достать.
– Что теперь будет? – почти плачет новенькая. – Они все сгорят? Мы все сгорим?
Трентону удалось потушить скатерть, но огонь уже распространился по всему чердаку. Пламя прыгало с предмета на предмет, прокатилось по письменному столу и начало лизать потолок.
Кэти ползала на коленях и что-то искала на полу. Трентон пытался ее оттащить к лестнице, но она его оттолкнула.
– Телефон! – закричала она. Девушка была потная от жара и смотрела на Трентона большими глазами. – Я должна найти телефон!
– Забудь о нем! – Трентон схватил ее за локоть и потянул к себе, но она снова оттолкнула его.
– Сделай же что-нибудь! – кричала Сандра. – Ты их втянула в этот бардак – разгребай!
Я открыла рот. Слова вырвались вместе со струйками дыма:
– Слишком поздно…
«Убийца» – услышала я. Это Сандра сказала или голос был из прошлого, из-под корней плакучей ивы?
Эми
У Эми болело горло. Ей было очень жарко, она хотела вниз, в свою кроватку. И к маме. Но выхода не было. Все вокруг было в огне, она почти ничего не видела. Эми хотела еще сильнее вжаться в угол, потому что огонь был уже у ее ног – он бегал рядом как мышь, только это была не мышь, а то, что может убить.
Эми умрет и попадет под два метра земли. И может, она никогда больше не проснется.
Она заплакала. От этого горло заболело еще больше, и она заплакала еще сильнее. Эми была одна в темноте среди огня, и она скоро отправится в землю, в грязь, к жукам… Она свернулась на полу калачиком, стараясь быть как можно меньше, чтобы огонь ее не нашел.
Эми пряталась лучше всех. Так мамочка всегда говорила.
Было очень-очень жарко, как когда мама кладет на нее слишком много одеял.
Эми устала.
Какое-то движение впереди. Кто-то кричит.
Веки Эми стали очень тяжелыми, и она с трудом открыла глаза. Там была мертвая девочка, которая смотрела на нее через густой дым.
– О господи! – сказала мертвая девочка.
Она исчезла, и Эми закрыла глаза. Но девочка вернулась и как-то шла прямо через огонь. Наверное, потому что она уже умерла и ей было не страшно.
Мертвая девочка взяла Эми на руки. Эми хотела спросить, как это – быть мертвой, но у нее совсем не ворочался язык, очень болела голова, а еще она страшно устала.
– Тише, маленькая, – сказала мертвая девочка, – все хорошо. Все с тобой будет хорошо.
От нее пахло цветами.
Минна
Минне потребовалось два дня, чтобы наконец-то решиться подняться на чердак и оценить масштабы катастрофы. И то только потому, что мать напомнила ей о том, что они скоро уедут из Коралл-Ривер. Когда она залезла туда, то опешила на секунду – чердак был покрыт чем-то белым и мягким. Снег?! Но потом она поняла, что это был хлопок. Хлопок и птичье дерьмо. Крыша частично обгорела. Солнце светило через скелет из балок, освещая обгоревшие коробки, поеденную термитами мебель, и все это было покрыто белым покрывалом из хлопка. Даже сейчас она не могла на него смотреть. Одинокий ворон прыгал по чердаку, что-то поклевывая на полу.
– Пошел прочь! – прикрикнула на него Минна. Он вздрогнул, развернул черные крылья и улетел в небо.
Тоди залез на чердак сразу после нее. Он нес перчатки и коробку с мусорными пакетами, в которые Минна обычно собирала листья во дворе.
– Да у вас тут прямо авианалет был! – присвистнул он, разгоняя ботинком белое облако под ногами.
Она не плакала, когда узнала о смерти отца, да и потом не собиралась. Но глядя на следы разрушений, на огромные дыры в крыше, через которые залетали птицы, Минна почувствовала такое горе, что словами описать трудно. С Эми все было хорошо. Она это знала. Врач сказал, что даже астмы не будет, все в порядке. Но Минна не могла перестать думать о том, что могло случиться – насколько же близко беда подошла к ним!
«Невообразимая трагедия» – она где-то слышала это выражение или читала в статье о матери, потерявшей ребенка в аварии. Но Минна и подумать не могла, что она сама будет стоять, оцепеневшая, и слушать истеричные выкрики Трентона в трубке: «Пожар! Пожар!» Это все, что она услышала от него, а потом на заднем плане завыли сирены. Пожар?
Когда Эми взяла трубку и начала плакать и проситься к маме, у Минны ноги стали как ватные. Она всегда думала, что это просто такое выражение, но нет – ноги действительно как ватой набили, и они отказывались ей служить.
Но, хотя все закончилось хорошо, страх все же остался. Минне накануне снился сон, в котором они летят вниз на американских горках, из-под вагонетки сыплются искры… И летят они куда-то в темноту. Она ненавидела такие сны, которые как бы содержали намеки или метафоры на произошедшие события.
Она даже не могла нормально мастурбировать. Она пыталась вчера в спальне, в душе, даже в кабинете, где теперь ничего не было, кроме мебели. Минна думала, что проблема кроется внутри нее, в ней засело какое-то напряжение, странное чувство, как будто ее изнутри наполнили плотным дымом. Но она не могла до конца расслабиться. Как только на нее накатывала волна удовольствия, она тут же исчезала. Она так сильно терла рукой по телу и сжимала зубы от напряжения, что даже голова заболела.
– Ты в порядке? – спросил Тоди. Он осторожно дотронулся до ее руки, придержав за локоть. Минна сделала вид, что ее этот жест взволновал, и натянуто улыбнулась.
– Все хорошо. И спасибо за помощь.
– Ты же знаешь, я никогда не мог тебе отказать, – сказал он. У глаз Тоди появились маленькие морщинки, когда он улыбнулся. И он стал больше и немного взрослее. Но в остальном остался прежним.
Две недели назад Минна не сказала бы, что была влюблена в Тоди в школе – тем более что все закончилось сексом с его другом Питером Контадино в ванной на выпускном, – но теперь она подумала, что, вероятно, всегда по-настоящему любила только его. Она вспоминала все хорошие моменты, проведенные с ним: его осторожные прикосновения, как будто она была очень хрупкой и Тоди боялся ее разбить; как они лежали всю ночь на крыше его дома и ждали рассвета – солнце, поднимаясь, освещало дома, холмы, поля, вырывая их из тьмы, как будто сам Господь заново творил мир из небытия. Когда ее родители уже вели переговоры по разделению имущества – долгие и утомительные, – Минна почти что переехала в дом к Дэнни и часто ночевала на диване у него в подвале. Она помнила, как однажды ночью проснулась и обнаружила, что Дэнни лежит рядом с ней без футболки, положив руку ей на талию. Минна подумала, что они наконец-то займутся сексом, но он остановил ее и прошептал: «Ты плакала во сне». В тот момент она жутко смутилась. А он осторожно и ласково гладил ее по голове, пока она не уснула снова. Как будто она была маленькой девочкой. Они никогда об этом больше не вспоминали.
– У тебя есть, кому починить крышу? – спросил Дэнни, протянув ей пару перчаток. – Я могу порекомендовать одного парня.
Вот в этом и был весь Тоди – он мог порекомендовать парня, но не стать им. Кое-какие вещи никогда не меняются. Минна не понимала, утешало это или печалило.
Может, все потому, что она снова влюбилась в Дэнни? Может, она смогла бы все наладить, выйти замуж, научиться ровно складывать носки и готовить запеканку, делать все, что делают нормальные жены. Она даже попыталась представить – каким было бы их будущее с Дэнни, но перед глазами стояла только его детская – немного помятые логотипы команды «Нью-Йорк Рейнджерс», пластиковые жалюзи и банка с морскими ракушками на подоконнике.
И она тогда не могла его соблазнить. Минна решила, что непременно должна это сделать, как в старые добрые времена. Только тогда у них так и не зашло дальше поцелуев и нежных прикосновений. Но он не был геем. Минна знала, что у него была дочка старше Эми, так что у него в этом плане все было нормально.
– И все-таки, что здесь произошло? Здесь как будто что-то взорвалось… – Дэнни отошел от Минны и приблизился к дыркам в крыше. – Зато теперь отсюда вид отличный! – засмеялся он. Его смех был таким же, как прежде.
– Я не знаю, – призналась Минна, – Трентон так и не сказал ничего вразумительного.
Она снова почувствовала, как внутри нее закипает гнев, которому некуда было выйти – он кипел внутри, как вода в кастрюле, накрытой крышкой.
– Я был с другом, – сказал Трентон, а Минна резко ответила:
– С другом? Я тебя нет друзей!
Он замолчал и посмотрел на нее с такой обидой и упреком в глазах, как будто это она была во всем виновата.
После этой паузы он пробурчал:
– Это был спиритический сеанс.
Минна почувствовала, как ее горло сдавила ярость, она расползлась по груди, а потом и по всему телу. Сколько времени она так стояла и молчала? Кто знает…
– Сеанс… – вкрадчиво повторила Мина. – Зачем?! Из-за твоей идиотской фантазии про призраков?!
– Они реальны, Минна! – Голос Трентона стал надрывным и пронзительным. – Они существуют!
– Ты чуть не убил Эми!
– Но с ней все в порядке! Я вытащил ее!
Она дала ему пощечину. Со всей силы. Но даже это не помогло унять бушующий гнев. Может, это и есть та искра, от которой разгорается пламя? Такое сильное и неистовое, что может уничтожить всю Вселенную.
– Бедный парень, – сказал Дэнни, – ему тут, наверное, одиноко.
– Нам всем тут одиноко, – проронила Минна до того, как успела себя остановить.
– Сложно поверить в то, что ты не нашла себе пару, Мин, – сказал Дэнни и на миг притронулся к ее руке, – ты всегда была самой популярной девушкой в городе.
Минна отвернулась от него. Ее тошнило от вида обгоревшей крыши и чистого голубого неба. Она всегда была одна. Вот в чем проблема. Это как постоянный голод…
Минна думала, что с появлением Эми что-то изменится, но теперь дочка подрастает, и скоро Минна снова останется одна.
Дэнни присел на корточки и начал разбирать мусор. Штанины у него были немного короче, чем нужно, и поэтому Минна видела его когда-то белые, а теперь немного пожелтевшие носки. Но она делала вид, что ничего не замечает. Хотя ему было всего лишь тридцать, он выглядел немного старше. А вот Минна чувствовала себя гораздо старше своих лет, настолько она устала.
– Посмотри-ка. – Он выудил из пепла что-то цветное. Розовая рубашка с рисунком из черепов. Один из рукавов полностью сгорел, – это не твое?
– Нет, – сказала Минна и вспомнила, что Трентон что-то говорил про друга. Но как он тут мог с кем-то познакомиться? Этого быть не может. И она продолжила, – можешь выкидывать. – Но это напомнило ей еще кое о чем. – Как идут дела с поиском той девушки, Вивиан?
– Да пока так себе, – сказал Дэнни, сортируя мусор и укладывая его в мешки. Было здорово смотреть на то, как бегают его тонкие пальцы – они были длинными и гибкими, как будто от другого человека. – Ее родители уже вернулись из Африки, так что, думаю, скоро нам улыбнется удача.
Минна видела, что ему очень нравилось говорить о своей причастности к расследованию. Все мужчины любят ощущать собственную важность. Отец всегда требовал, чтобы все ее признавали, он как будто выжимал ее из людей, как воду из полотенца.
– Она не случайно приехала сюда, – продолжал Дэнни, – ее родители проводили здесь лето пару раз, когда она была маленькой. Может, она была тут с кем-то знакома. Может, с каким-нибудь мальчиком…
– Сколько времени уже прошло? Две недели? – Минна не понимала почему, но она вдруг почувствовала сильное желание сказать то, что все боялись произнести: девушка мертва! Она определенно уже умерла! – Ты же не думаешь, что она до сих пор жива, да?
Он не ответил Минне, даже не посмотрел на нее. Повисло молчание.
– Я помню твоего отца, – сказал Дэнни, – что он там выпускал? Бумагу?
– Кажется, картон, – ответила она, – картонки для открыток, коробки для хлопьев, что-то типа того. Но он продал компанию уже много лет назад.
– Он был хорошим парнем, – произнес Дэнни.
– Козлом он был, – обронила Минна.
Он сделал вид, что не услышал.
– Я помню, как мы тусовались у тебя дома в гостиной и пытались скрыть, что пьем пиво. Твои родители были наверху, и О’Мэйли уже хотел отнести пустые бутылки себе в машину. И тут зашел твой отец. Мы думали, что он будет в ярости, а он только открыл бутылку скотча и налил нам всем, – Дэнни усмехнулся, – он хотел повеселиться с молодежью.
– Он хотел своим скотчем похвастаться, – раздраженно сказала Минна. Вокруг был только сплошной мусор – надо больше мешков! И Дэнни убирался как-то очень медленно.
– Я подумал, что это было мило с его стороны. А еще он разрешил нам переночевать у вас. Пятнадцать человек в одной гостиной! Я помню, что близнецам Миллер нужно было домой, но они были слишком пьяны, чтобы садиться за руль, и твой папа отвез их домой. Было около двух часов ночи, на улице были заморозки. Помнишь?
– Нет, – призналась Минна. Она пыталась представить, как отец пытается завести машину. С его губ срываются облачка теплого дыхания и растворяются в морозном ночном воздухе. Он одет в старую куртку поверх полосатой пижамы и, может, в старые ботинки, в которые он сунул ноги перед выходом из дома. Снег заметает двор, дует холодный ветер, а отец пытается очистить ветровое стекло от ледяной корки. Чтобы отвезти ее друзей домой. Минне не нравилось так о нем думать – у нее сразу же появлялось чувство, что она плохо его знала и, возможно, упустила в нем что-то важное.
– А еще я помню, как он каждый день приходил к нам домой, когда они с твоей мамой развелись. Ты тогда много времени проводила у нас и не хотела с ним разговаривать. Но он все равно приходил к тебе.
Как же Минна хотела сказать, чтобы Дэнни заткнулся! У нее затряслись руки.
– Он пришел на наш выпускной. Сделал, наверное, тысячу снимков на свой фотоаппарат. И он гордился тобой и восхищался: «Посмотрите на самую красивую девушку в зале! Это моя дочь!»
Минна ничего такого не помнила. У нее неожиданно сильно кольнуло в сердце и очень захотелось плакать.
– Как ты думаешь… – ее голос сорвался. Она сглотнула и начала заново: – Как ты думаешь, некоторые люди не могут быть счастливыми?
Эти слова вырвались из нее невольно – она даже не собиралась задавать такой вопрос.
Дэнни приблизился к ней. Они оба все еще сидели в куче пепла. Все было бы смешно, если бы не было так грустно.
– Эй… – тихо сказал он, – эй, Мин, посмотри на меня.
И она посмотрела. Прямо ему в глаза. Они были карими, добрыми и совершенно потрясающими. А еще – нормальными. Как и весь Дэнни. Наверное, он был единственным нормальным человеком, из всех, кого она когда-либо знала.
– Ты точно будешь счастлива, Мини-Маус.
Он назвал ее старым прозвищем, которое сам же ей когда-то и дал. Дэнни протянул руку и осторожно смахнул слезу с ее щеки большим пальцем. У него были мозолистые, теплые и надежные руки.
Вдруг Минна подумала, что действительно может стать счастливой! Что это и был ответ! Она порывисто поцеловала его, стараясь засунуть свой язык как можно дальше в его мягкий рот.
– Подожди! – выдохнул Дэнни, отстраняясь.
– Нет! – Минна обвила руками его лицо, толкнула Дэнни на пол и оседлала его, прижавшись к нему грудью. Она хотела поскорее оказаться там, внизу, где она чувствовала себя уверенно, где было тихо и даже биения сердца было не слышно.
– Подожди, подожди! – Он схватил ее за плечи и оттолкнул. Дэнни вытер рот рукавом, как будто он был грязным. Минна увидела сочувствие в его глазах. Внутри у нее все похолодело. – Хватит!
– Да что с тобой такое?! – Она сама не узнала свой голос – он словно доносился издалека и был каким-то чужим, высоким и визгливым. – Ты голубой, что ли?!
– Я женат, Мина. – Дэнни смотрел на нее с грустью и состраданием, как будто она была маленькой девочкой, а он собирался сказать, что ее любимый котенок умер.
– Ты же сказал, что вы разошлись!
– Минна… – вздохнул он и потер лысеющий лоб. – Это все неправильно…
Она встала на негнущихся качающихся ногах. Минна хотела унизить его, растоптать, показать, что ее на него плевать! Хотела найти его слабое место и давить на него, давить!
– Ладно, я все поняла. Не зря же в школе все думали, что ты гей.
В его глазах промелькнула злость. Минна торжествовала – она нашла!
Но Дэнни не закричал на нее, не стал ругаться. Он просто встал и пошел к лестнице.
– До встречи, Минна, – сказал он уставшим голосом.
– Поэтому я трахалась с Питером Контадино! – бросила ему вслед Минна. Она не понимала, что говорит, не контролировала себя, как будто напилась до чертиков. – На выпускном! Потому что ты отказался! Потому что все считали тебя голубым!
Дэнни застыл на лестнице. Минна видела, как напряглась его спина. Сейчас он развернется, сейчас начнет на нее кричать, хотя бы посмотрит на нее!
Но он ничего не сказал. И не обернулся. Весь мир Минны готов был обрушиться в пропасть.