Три сердца и три льва (сборник) Андерсон Пол
– Гном, отчего ты так уверен? – еле выговорил он.
– Кому вы верите – этому уроду, недоростку этому приблудному рыцарю, или вашему господину, защищавшему вас все эти годы?
За его спиной появился мальчишка лет четырнадцати, худенький, светловолосый, в шлеме, с мечом и щитом. Он явно схватил оружие впопыхах, потому что одет был в цветную накидку и чулки – местный эквивалент фрака. Ну конечно, подумал Хольгер, даже на окраинах цивилизации каждый аристократ одевается к ужину.
– Я здесь, отец! – крикнул мальчишка. Его зеленые глаза впились в Хольгера. – Я Гью, сын Юва де Лурвилль. Хоть я еще не опоясан, но обвиняю тебя во лжи и вызываю на бой!
Это произвело бы большее впечатление, не ломайся у него по-юношески голос. Впрочем, Хольгера это зрелище тронуло. Что тут странного? Волколак, когда находится в человеческом обличье, может быть весьма благородным и уверенным в своих правах. Хольгер вздохнул и спрятал меч в ножны.
– Я не хочу драться, – сказал он. – если эти люди скажут, что не верят мне, я уйду.
Крестьяне беспокойно задвигались, уткнувшись взглядом в пол, потом вновь подняли глаза на Хольгера и Юва. Фродарт попытался украдкой пнуть гнома, но Гуги отпрыгнул. В дверях появился Одо и растолкал людей, расчищая дорогу идущей за ним Алианоре.
– Будет говорить дева-лебедь! – крикнул он.
– Дева-лебедь, что спасла Люсьену. Тихо вы, бараньи головы, а то схлопочете!
Наступила полнейшая тишина, слышно стало как во дворе заходятся лаем собаки. Хольгер увидел, как побелели костяшки пальцев стиснувшие копье Рауля. Низенький мужчина в сутане упал на колени, поднял распятие. Гью разинул рот. Сэр Юв сгорбился, как от удара. Все уставились на Алианору. Она выпрямилась, тоненькая и стройная, свет поблескивал на ее медно-каштановых волосах.
– Некоторые из вас уже слышали обо мне, обитающей над озером Арроу. Не буду хвалиться, но в краях, лежащих ближе к моему дому, в Тарнберге и Грамдху, например, вам расскажут, сколько заблудших детей я вывела из леса как заставила не кого-нибудь там – Маб собственной персоной – снять заклятье с мельника Филиппа. Я знаю Гуги всю жизнь и готова поручиться за него. К чему напрасны наветы? Вы должны быть счастливы, что самый могучий рыцарь из всех ныне живущих оказался здесь, чтобы избавить нас от волка. Слушайте его, говорю вам!
Через толпу пробился старик и громко спросил посреди гробовой тишины: – Ты хочешь сказать, что это и есть Заступник?
– Ты о чем? – спросил удивленный Хольгер.
– Заступник… Тот, кто придет, когда возникнет наивысшая нужда… Легенду эту мне рассказал дед и не назвал имени Заступника, но скажи, сэр рыцарь, ты это, или нет?
– Нет… – но слова Хольгера потонули в гомоне и гвалте. Рауль прыгнул вперед, склонив копье.
– Кто крадет детей, тот мне не господин! – крикнул он. Фродарт замахнулся на него мечом, но как-то неуверенно. Слабый удар был отражен древком копья. В следующий миг четверо мужчин прижали оруженосца к земле.
Сэр Юв бросился на Хольгера. Датчанин едва успел выхватить меч и отразить удар. И сам ударил в щит противника с такой силой, что треснула железная оковка. Сэр Юв пошатнулся, Хольгер выбил у него меч. Двое крестьян схватили за руки своего господина. Гью попытался атаковать, но в грудь ему уперлись вилы и заставили отступить к стене.
– Рауль, Одо, успокойте людей! – крикнул Хольгер. – Не давайте им никого обидеть. Ты, ты и ты, – он указал на рослых крестьян, смышленых на вид, – охраняйте эту дверь. Никого не пропускать! Алианора, Гуги, за мной.
Спрятал меч и поспешил вглубь здания по прямому коридору, украшенному резным деревом. Коридор заканчивался дверью, и еще две двери по бокам. Хольгер отворил среднюю. Комната увешаны шкурами и трачеными молью гобеленами. Пламя восковых свечей освещало женщину, лежащую на ложе под балдахином. Прямые седеющие волосы обрамляли благородное, пылавшее жаром лицо. Женщина чихала и кашляла в платок. Тяжелая простуда, определил Хольгер. У изголовья сидела девушка, тут же вскочившая, лет шестнадцати-семнадцати, стройная фигурка, длинные светлые косы, голубые глаза, вздернутый носик, алые губки. На ней было платье прямого покроя, перетянутое поясом с золотой пряжкой.
Хольгер поклонился:
– Простите мое вторжение. Я был вынужден.
– Знаю, – сказала девушка встревоженно. – Я все слышала.
– Вы ведь Раймберг?
– Да, я дочь сэра Юва. Моя матушка Бланшефлор, – упомянутая дама вытерла нос платком и уставилась на Хольгера со страхом, лишь самую малость приглушенным вызванными болезнями страданиями. Раймберг нервно сжала тоненькие ладони. – Я не могу поверить в то, что ты говорил, сэр рыцарь. Что один из нас – этот… тот зверь, – она удержала слезы, как-никак она была дочерью рыцаря.
– След ведет сюда, – сказал Гуги.
– Кто-нибудь из вас видел волколака? – спросил Хольгер.
– Мы были в дальних комнатах, я и Гью, а матушка спала. Двери были заперты. Отец сидел в главном зале. Услышав шум, я прибежала сюда успокоить маму. – Значит, волколак – сам сэр Юв, – сказала Алианора.
– Нет, не отец! – прошептала Раймберг. Бланшефлор закрыла лицо руками. Хольгер отвернулся:
– Пойдемте дальше.
Комната мальчишки – у лестницы, ведущей на верхушку башни. Полна обычных для этого возраста вещичек. Комната Раймберг – напротив, в другом конце коридора. Там стоял сундук с приданным, прялка и все остальное, потребное девице знатного рода. Гуги не мог привязать запах к какому-то одному помещению, сказал, что он идет отовсюду. Волколак что ни ночь навещал эту часть дома. Но это не означало, что кто-то заметил. Он мог входить и выходить через окно, пока все спали.
– Один из трех, – сказала Алианора подавленно.
– Из трех? – поднял брови Гуги. – А почему ты уверена, что мать не может оказаться зверем? Ведь она стала бы здоровой, как только сменила бы шкуру.
– Да? Я не знала. Волколаки не так уж часто встречаются, чтобы я знала, как бывает, когда они болеют… Значит, четверо. Один из четверых.
Хольгер понуро поплелся в главный зал. Рауль и Одо уже навели порядок. Люди стояли вдоль стен, а Папиллон – у входа. Юв и Гью сидели в креслах с высокими спинками, связанные по рукам и ногам. У них сидел Фродарт – его лишь обезоружили. Священник молился.
– Ну что? – крикнул Рауль, когда они вошли. – Кто из них?
– Не знаем, – сказала Алианора.
Гью плюнул в сторону Хольгера.
– Когда я увидел тебя без шлема, сразу подумал, что ты на рыцаря мало похож, – сказал он язвительно. – А теперь, когда вижу, как ты вламываешься к беззащитным женщинам, знаю наверняка – ты не рыцарь.
Следом за Гуги вошла Раймберг. Подошла к отцу и поцеловала его в щеку. Окинула взглядом зал и сказала:
– Вы напали на своего господина, вы хуже собак!
Одо мотнул головой:
– Нет, госпожа моя. Господин, который не заботится о своих людях – не господин. У нас дома детишки, мы хотим, чтобы их сожрали заживо.
Рауль ударил в стену тупым концом копья:
– Тихо вы, там! Волк должен сегодня умереть. Назови его имя, сэр Хольгер. Его… или ее. Назови имя волка.
– Я… – Хольгер ощутил слабость в ногах. Облизнул губы.
Мы не знаем, – крикнул Гуги.
– Вот как… – Рауль угрюмо оглядел крестьян. – Этого я и боялся. Может, зверь сам признается? Обещаю ему легкую смерть – серебряным ножом прямо в сердце.
– Пока он в человеческом облике, хватит и железа, – сказал Одо. – Ну говорите! Не хотелось бы подвергать вас пытке.
Фродарт дернулся:
– Раньше, чем ты это сделаешь, тебе придется оторвать мои рук от твоего горла!
Его проигнорировали. Рауль сказал:
– Если никто не признается, то лучше будет, чтобы умерли все четверо. Здесь священник, он их исповедает.
Гью подавил вскрик. Раймберг замерла. Все услышали доносившийся из глубины дома кашель Бланшефлор.
Юв словно обмяк.
– Ладно, – сказал он. – Волколак – это я.
Миг спустя Раймберг решительно усмехнулась:
– Оба лгут из благородства. Настоящий оборотень, добрые люди – это я. Не нужно меня убивать, достаточно будет постеречь, пока я не уеду венчаться в Вену. Вдали от Фаэра его чары уже не принудят оборачиваться зверем.
– Не верьте ей, – сказал Гью. Юв кивнул. Хриплый вскрик из глубины дома мог означать, что и Бланшефлор берет вину на себя.
Так мы ничего не добьемся, – сказал Рауль. – рисковать нельзя. Луп-гаро должен умереть. Отец Вальдебрун, приготовьте их к последней молитве.
Хольгер вытянул меч и заслонил собой пленников.
– Пока я здесь, никто не посмеет убивать невинных! – раздался зычный голос, в котором Хольгер с изумлением распознал свой собственный.
Кузнец Одо сжал кулаки:
– Я не хотел бы причинять тебе зло, сэр Хольгер, но если понадобится ради жизни моих детей, я это сделаю.
Рауль добавил:
– Если ты и есть Заступник, назови имя нашего врага.
Снова наступила гробовая, напряженная тишина. Хольгер ощутил, как три пары глаз жгут ему спину: это смотрели сгорбившийся Юв, задорный Гью и Раймберг, так хотевшая им помочь. Он услышал кашель больной. Господи Иисусе, победивший демонов, помоги же мне теперь! Хольгер сразу сообразил, что произнес молитву – впервые со времен детства.
Но метод, с которым он подошел к ситуации, не имел с мистицизмом ничего общего – это был трезвый, практический подход инженера. Правда, сейчас он не был столь уж непреложно уверен в себе, как раньше, когда все без исключения жизненные проблемы были строго рациональными. Но и эту загадку можно раскрыть с помощью рационального анализа, логических выводов. Хольгер не был детективом, но и волколак не был профессиональным преступником. Если… И вдруг ослепительно сверкнула истина.
– Господи, вот именно! – крикнул он.
– Что? Как? Кто? – посыпалось со всех сторон. Хольгер взмахнул мечом над головой. Слова полились из его уст. Он сам не знал, что скажет миг спустя, просто рассуждал вслух, но люди слушали его благоговейно.
– Тот, которого мы ищем, родился оборотнем. Ему не нужна, как Алианоре, магическая одежда. Но тогда одежда не изменяет вместе с его телом, верно? Значит, на охоту он выходит нагой. Фродарт сказал мне перед самым появлением волколака, что оставил своего господина пьющим пиво в этом зале. В полном вооружении. Сэр Юв ни один, ни с чьей-либо помощью не успел бы снять доспехи, которые мы на нем видим, а потом надеть их всего за несколько минут. Значит, это не он. Гью тоже оговорил себя, хотел спасти кого-то другого. Он сказал, что видел меня без шлема. А шлем я снял, когда спрашивал дорогу, и тут же надел, когда поднялась суматоха. Волк не смог бы увидеть меня с обнаженной головой – он в то время уносил ребенка. Точнее у н о с и л а. Гью видел меня с башни, он никак не мог оказаться в тот миг в доме той женщины. Леди Бланшефлор… – черт, как объяснить им, что грипп, которым она наверняка болеет, вызывается вирусом? – Леди Бланшефлор больна. Ни собаки, ни волки этой хворобой не болеют. если бы она обернулась волком, будучи больной, была бы чересчур слаба и не смогла бы двигаться так быстро и ловко. Если бы, приобретя облик волка, она выздоровела бы, это означало бы, что вирус… гм, демон, вызвавший болезнь… умер, оказавшись в зверином теле. И, вернувшись вновь в человечье обличье, она уже не страдала бы от кашля и жара, верно? Леди Бланшефлор вне подозрений.
Раймберг прижалась к стене, словно хотела исчезнуть в ней. Ее отец, полностью сломленный, вскрикнул и изогнулся в кресле, пытаясь прикоснуться к ней связанными руками.
– Нет, нет, нет… – заорал он.
Толпа заворчала и взвыла, словно среди нее оказались настоящие волки. люди медленно надвигались, ощетинившись оружием, вытянув к девушке руки.
Девушка упала на четвереньки. Ее лицо исказилось, преображаясь в
Звериную морду. Зрелище было жуткое.
– Раймберг! – крикнул Хольгер. – Не надо! Я не позволю им…
Рауль попытался проткнуть ее копьем. Хольгер отразил удар, перерубив древко пополам, Раймберг взвыла. Алианора подскочила к ней и схватила ее в объятья, почти преобразившуюся.
– Нет! Сестренка, возвращайся к нам! Он тебя спасет, обещаю!
Щелкнула пасть, но Алианора схватила губы зверя руками и натянула их на клыки, чтобы волк не мог укусить.
Вскоре ей удалось обуздать зверя, и он замер.
– Девочка, мы тебе добра желаем…
Толпа напирала всерьез, и Хольгер принялся за дело. Кулаком и ударами меча плашмя он свалил особенно запальчивых, и толпа поутихла. Люди ворчали, глядели исподлобья, но уважение к гиганту в доспехах поумерило их воинственность.
Хольгер обернулся к Раймберг. Она уже вернулась в человеческий облик, плача, прижалась к Алианоре:
– Я этого не хотела. Не хотела. Это на меня находит, и я… я так боялась, что меня сожгут… Отец Вальдебрун, моя душа погублена? Мне уже не уйти от адского пламени… Те дети так кричали…
Хольгер переглянулся со священником и сказал.
– Это болезнь. Девушка не виновата. И ничего тут не поделаешь.
Юв тупо смотрел перед собой.
– Я подозревал, что это она, – бормотал он.
– Когда волк пробежал мимо меня, я знал, где Бланшефлор, где Гью… и запер дверь. Я хотел… я думал, если удастся выждать, и она уедет в Вену…
– А почему бы и нет? – сказал Хольгер. – По-моему, отличный выход. Когда она окажется вдали от злых чар Серединного Мира, наваждение ослабнет. А пока, понятно, нужно ее хорошенько сторожить. Все может повториться…
– Это кончится, когда взойдет солнце, и ее душа проснется, душа человека, – сказал священник. – Тогда ей понадобится утешение…
– До сих пор ни один ребенок не погиб, – сказал Хольгер. – Ее отец заплатил возмещение тем, чьи дети были поранены, тем, кто понес какой-либо урон. Отправьте ее в Вену как можно быстрее. Думаю, она выздоровеет, отдалившись миль на сто. А в Империи никто ничего не должен знать.
Рауль – синяк у него под глазом уже наливался черным – упал в ноги сэра Юва, а Одо, хлюпая расквашенным носом, пытался развязать крепко затянутые узлы.
– Прости нас, господи! – сказал пастух.
Юв слабо усмехнулся:
– Боюсь, это я должен молить вас о прощении. И прежде других – тебя, сэр Хольгер.
Раймберг подняла мокрые от слез лицо:
– З-заберите меня отсюда! Чую, темнота вновь подступает. Заприте меня где-нибудь до рассвета. Свяжите меня, – она протянула руки к веревкам, снятым с ее отца. – Днем, сэр рыцарь, я найду слова благодарности… Ты спас мою душу.
Фродарт крикнул, обнимая ноги Хольгера:
– Заступник вернулся!
– О господи, отстаньте вы от меня с этим вздором, – запротестовал датчанин. – Я теперь не могу слезливых сцен, а сюда приехал исключительно затем, чтобы выпросить немного еды. Может, и глоток вина отыщется?
Глава 15
Хольгер чувствовал себя в Лурвилле довольно неловко. И не только оттого, что следовало побыстрее отправляться на поиски эксперта-мага, пока фея Моргана не измыслила очередной каверзы. Семья Юва, разумеется, была ему благодарна, но не стоило и дальше вмешиваться в их частную жизнь. Жители городка преисполнились самой искренней сердечности – Хольгер за порог не мог ступить, тут же оказался в толпе поклонников. Леди Бланшефлор уговорила его возложить на нее руки и через пару часов была уже на ногах, совершенно здоровая. Она выздоровела бы и так – кризис миновал. Живое воображение Хольгера тут же нарисовало картину, как ему придется
Заниматься каждым случаем ревматизма и гриппа на десяток миль в округе. Учитывая все это, они задержались всего на сутки и утром пустились в путь. Сэр Юв просил Алианору принять от него в подарок верховую лошадь, и она с удовольствием согласилась. С еще большим удовольствием они приняли бы немного денег – но, разумеется, ни один уважающий себя рыцарь и заикнуться об этом не мог.
Несколько следующих дней прошли превосходно. Они ехали лесами и долинами, искали укрытия, когда начинался дождь, останавливались у рек и озер ловить рыбу и купаться. Иногда мелькали среди ветвей белая фигурка лесной нимфы, порой золотистый грифон проплывал высоко в небе. Но обитатели Серединного Мира оставили их в покое.
Лишь Алианора, милая веселая, оставляла желать лучшего в качестве дорожного товарища. Ее лебединая туника, чистая и белоснежная, никогда непачкавшаяся, повергла Хольгера в изумление – он не смог освободиться от впечатления, что это вторая кожа девушки. Правда, Алианора имела привычку беззаботно сбрасывать ее на глазах Хольгера, едва им попадалась речка или заводь – что надолго выбивало Хольгера из равновесия. А время от времени появлялись ее лесные приятели. Белка, что принесла в подарок ягоды, была еще ничего, но когда в лагерь заявился лев и положил к ногам Алианоры только что пойманного оленя, нервы Хольгера добрых полчаса были натянуты, как струны. А потом еще пришлось рассказывать ей все о себе, своем происхождении и планах на будущее. Нет, она все поняла, но…
Но подлинные сложности – это отношение девушки к нему. Черт побери, он вообще не собирался ничего начинать! Забавы на сеновале с кем-то вроде Меривен или феи Морганы – это одно, Алианора – совсем другое. Хольгер собирался возвратиться в свой мир при первой подвернувшейся оказии, и в этой ситуации роман меж ними не сулил ничего хорошего обоим. Хольгер хотел остаться джентльменом, но Алианора ничуть не стремилась помочь ему в этом. С робкой, патетичной надеждой шла напролом.
Как– то вечером Хольгер отвел Гуги в сторонку. Перед этим он долго целовал Алианору на ночь и собрал всю силу воли, чтобы этим и ограничиться.
– Гуги, – сказал он, – ты ведь видишь, что происходит у меня с Алианорой.
– Что у меня глаз нету? – оскорбился гном.
– И пускай происходит. Она слишком долго имела в друзьях одно лесное зверье да мой народ.
– Но… ты же раньше предупреждал, чтобы я не вздумал к ней приставать.
– Тогда я еще не знал. А теперь вижу, ты ей как нельзя лучше подходишь. Девушке нужен парень. Вы с ней могли бы стать царем и царицей наших лесов. Все бы вам только рады были.
– Эх, вижу я, помощи от тебя не дождешься… Гуги был уязвлен:
– Я старался, как мог! Сколько раз харю отворачивал или в лес уходил, чтобы вас одних оставить!
– Я не о том… Ладно, не будем об этом.
Он закурил трубку и угрюмо уставился на огонь. Он вовсе не был Дон Жуаном и понять не мог, почему женщины этого мира одна за другой бросались ему в объятья. Конечно, Меривен и фея Моргана имели на то веские причины, шли на то в интересах дела, но Хольгер был не настолько туп, чтобы заметить, с каким удовольствием они выполняли обязанности. Алианора же врезалась в него по уши, и точка. С чего бы вдруг? Хольгер отнюдь не считал, что необычайно притягателен для женщин.
Но тот человек, его здешнее «альтер эго», мог быть совершенно другим. Об этом свидетельствовали тысячи неуловимых мелочей, выплывавших к дремлющему глубоко в нем второму "я" – мелочи эти постепенно изменяли его, влияли на отношение к нему окружающих. Так каким он был, рыцарь, носящий в гербе три сердца и трех львов?
Задумался. Попробуем это обмозговать. Несомненно, он могучий воин, что многое значит в этом мире. Порывистый, но достаточно спокойный авантюрист, не блещущий остротой ума, но умеющий любить по-настоящему. Наверняка чуточку идеалист; Моргана вспомнила, что он сражался на стороне Порядка, хотя мог добиться больших выгод, выступая за Хаос. Производил большое впечатление на женщин – иначе Моргана, столь хладнокровная и умная, не забрала бы его к себе на Авалон. И… да вот и все, пожалуй, что удалось логически вычислить. А может, это все, что он помнит?
Минуточку! Авалон. Хольгер глянул на свою правую руку. Эта самая ладонь лежала на балюстраде из зеленого малахита, выложенного узорами из рубинов и серебра. Он помнил, как солнечные лучи освещали руку, золотя волоски на фоне загорелой кожи, и серебро было теплее камня, а рубины кроваво отблескивали. Балюстрада – на вершине обрыва, отвесной скалы, и скала эта стеклянная. Сверху видно, как солнечные лучи преломляются в гротах, пылают мириадами крохотных радуг и вновь вырываются наружу пылающие искры алого, золотого, фиолетового. Море внизу – темное, почти пурпурное; там где скалы рассекают воду подобно носу корабля – пена удивительной белизны; Авалон никогда не стоял на месте, он плавал в западном океане, окутанный туманом своей магии…
Но больше ничего не удалось припомнить. Он глубоко вздохнул и уселся у костра.
Через несколько дней, а может, недель – Хольгер потерял счет времени – они выехали из чащобы и оказались на голых равнинах, где лес напоминал о себе лишь редкими рощицами. Пшеничные и ячменные поля желтели на отлогих склонах холмов, на огороженных лугах паслись коровы, овцы и невысокие косматые лошадки. Крестьянские дома тут были глинобитные, они попадались чаще, сбивались в деревеньки посреди полей. Иногда встречались деревянные замки, окруженные палисадом. Более современные, каменные, строили, видимо, дальше на западе, на землях, где полновластно расположилась Империя.
На севере Хольгер увидел туманную голубую полосу мощного горного кряжа. Три высоких вершины словно парили в воздухе, отсеченные от оснований. Гуги объяснил, что и за теми горами – область Серединного Мира. А потому не удивительно, что все здесь ходили с оружием, даже в поле; что строгая иерархическая пирамида Империи превратилась тут в отношения, не отягощенные излишними формальностями. Рыцари у которых путешественники дважды ночевали были неграмотными, суровыми, неотесанными, но держались дружелюбно и жаждали новостей.
На третий день путешествия по этим земледельческим краям они с заходом солнца въехали в Тарнберг – Алианора сказала, что в вей восточной части герцогства это единственное место, мало-мальски похожее на город. Но замок его был пуст. Барон и его сыновья пали в битве с налетевшими с севера язычниками, его жена уехала на запад, к родным в Империю, и ни один наследник пока что не объявился. Налет этот был очередной вспышкой, против Хаоса – Серединный Мир старался увереннее заявить о себе. А жители Тарнберга создали импровизированный совет горожан и сами несли стражу на бревенчатых стенах.
Миновав ворота, Хольгер въехал на мощеную улицу. Она вилась меж деревянными и каменными домами и вела на рыночную площадь с церковью. Повсюду бегали дети, бродили собаки и свиньи. Папиллон шествовал сквозь гомонящую толпу женщин и ремесленников – они таращились на Хольгера, неуклюже кланялись, но разговор завести не отважились. Зато ехавшую с ними рядом Алианору они хорошо знали и тут же засыпали вопросами:
– С кем приехала дева-лебедь?
– Что это за рыцарь?
– Что нового в лесах, госпожа?
– Какие новости из Шарлемонта? Как там мой кузен Герсент, видела его? – Говорят, Фаэр собирает рати? – голос, задавший этот вопрос звучал
Тревогой, и стоявшие рядом со страхом ждали ответа.
– Это что, новый господин, будет нас защищать?
Девушка улыбалась и махала рукой, но без особого воодушевления. Она не любила, когда вокруг нее оказалось сколько людей и стен.
Дом, к которому она привела Хольгера, выглядел выше и уже остальных, но изрядно покосился. У галерейки на над дверями висела вывеска, написанная цветистым слогом:
«Мартинус Трисмегистус, магистр магии». «Трисмегистус – „трижды величайший“, титул покровителя алхимии Гермеса. Со стороны мага употреблять его – неописуемое хвастовство.»
«Заклятья, Чары, Предсказания, Исцеления, Любовные Напитки, Благословения, Заклинания, Всегда – полные – кошельки. При оптовых заказах – особая скидка».
– Хм, – сказал Хольгер. – Деловой парень, похоже.
– Ну, да, – сказала Алианора. – Он еще – городской аптекарь, зубодер, писец, скотоправ и искатель воды магическим прутиком.
И спрыгнула на землю, блеснув обнаженными ногами. Хольгер последовал ее примеру, привязал поводья Папиллона к столбу перед входом. Кучка подозрительных типов остановилась на той стороне улицы, приглядываясь к лошадям и вьюкам.
– Поглядывай, Гуги, – сказал Хольгер.
– Да ведь стоит поплакать над дурнем, что Папиллона увести попробует, – сказал гном.
– Вот я его смерти и не хочу, – сказал Хольгер.
Он поколебался – стоит ли делиться с этим чернокнижником всеми своими тайнами, рассказывать свою историю с самого начала? Но Алианора очень его хвалила. Да и не к кому больше обратиться.
Он отворил дверь, и раздался чистый звон колокольчика. Комната была полутемная, пыльная. Поли и столы завален бутылями, банками, перегонными кубами, ретортами, огромными книгами в кожаных переплетах, черепами, чучелами и тому подобными вещами, точнее, хламом. Сова заухала со своего навеса, из-под ног выскочил кот.
– Иду, иду, светлые господа, минуточку, сейчас, – раздался тоненький фальцет, и мэтр Мартинус вынырнул из задней комнаты в мантии, со знаками Зодиака, выцветшими от многочисленных стирок. Округлая голова его совершенно лысая, а редкая бороденка кажется приклеенной. Близорукие глазки беспрерывно моргали, губы кривились в робкой усмешке.
– Приветствую вас, приветствую, господа. Как ваше здоровье? – он присмотрелся. Да ведь это маленькая дева-лебедь? Входи, дорогая моя, входи. Но ты ведь уже вошла, верно? Да-да, ты, разумеется, уже вошла.
– У нас к тебе дело, Мартинус, – сказала Алианора. – Может, оно и нелегкое, но никого другого у нас нет.
– И хорошо, и прекрасно, дорогая моя, все сделаю, что смогу, благородный рыцарь. Все сделаю, что смогу. Прошу вас. – Мартинус смахнул пыль с висевшего на стене пергамента, явно стараясь обратить на него внимание Хольгера. Надпись гласила, что Мартинус, «филиус» «сын (лат.)» Голофи, выполнил все задания, экзаменаторами поставленные, и так далее; волею и благорасположением Регентов Университета в Рианноне сим присвоен ему титул Магистра Наук Магических со всеми привилегиями и обязанностями, сему титулу сопутствующими.
– Боюсь, что я не смогу… – Хольгер хотел объяснить, что денег у него нет, но локоть Алианоры толкнул его под ребра.
– Страшные тайны связаны с этим делом, – сказала она быстро – и ни один обычный чародей с ним не справится. Потому я и привела этого рыцаря к тебе.
И одарила мага такой улыбкой, что даже Хольгер, собиравшийся потихоньку убраться отсюда, застыл на месте.
– И весьма мудро поступила, девочка, весьма мудро, если можно так выразиться. Проходите, прошу вас, там мы все обговорим.
Семеня впереди, Мартинус привел их в комнатку, столь же неопрятную и пыльную. Сбросил с кресел книги на пол, извиняясь за нерадивого слугу, потом громко пропищал:
– Вина! Принесите всем вина! – помолчал и крикнул: – Эй, ты! Кончай дрыхнуть. Вина нам всем.
Хольгер уселся в кресло, тут же затрещавшее под его тяжестью. Алианора присела на краешке соседнего, стреляя глазами, как птица в клетке Мартинус устроился в третьем, скрестил ноги почесал ладони и спросил:
– Так какие у тебя сложности, господи мой?
– Дело в том… – сказал Хольгер. – Все началось, когда… Вот черт, не знаю, с чего и начать.
– Может, тебе прилечь на софу? – спросил Мартинус участливо.
Бутылка и три пыльных бокала проплыли по комнате, опустились на стол. – Наконец-то, – пробурчал чародей. Подождал, пока невидимый слуга удалился. – Нынче, говорю я вам, приличной прислуги не сыщете. Ну никак. Вот этого духа взять – невыносим! Совершенно невыносим! Все обстояло иначе, когда я был мальчишкой. Вот тогда они знали свое место. А уж что касается зелий, мумий, порошка из сушеных жаб – нынче такого товара не найдешь, а нынешние цены! Господи мой, ты не поверишь, но Михаэлмас в последний раз запросил…
Алианора кашлянула.
– Ох, простите, – спохватился Мартинус. – Заговорился. Противная эта привычка – болтливость. Нужно записать для памяти – произнести заклятье от болтливости, – он наполнил бокалы и подал гостям. Вино оказалось сносное. – Говори, господин мой, прошу тебя. Расскажи мне все.
Хольгер вздохнул и начал свой рассказ. Мартинус перебивал его комментариями и вопросами столь же дотошно, как раньше герцог Альфрик. Едва Хольгер упомянул о ночлеге у Мамаши Герды, чародей встрепенулся:
– Знаю я ее. Неприглядная особа. Герда балуется черной магией. Из-за таких вот прохиндеев без лицензии наша профессия и теряет доброе имя. Продолжай, господин мой.
Когда Хольгер закончил, Мартинус наморщил лоб:
– Удивительная история. Думаю, ты прав – ты в самом центре какого-то весьма важного предприятия…
Хольгер с трепетом наклонился к нему:
– Кто я? Кто носит в гербе три сердца и трех львов?
– Не знаю, сэр Хольгер. Подозреваю, что ты был – или останешься какой-то важной особой из краев, лежащих к западу отсюда, например, во Франции. Тебе знакома мистическая география? Мир Порядка, мир человека со всех сторон окружен доменами Хаоса, мир Порядка – словно бы остров в океане Серединного Мира. На севере живут великаны, на юге драконы. Наш Тарнберг лежит вблизи восточных рубежей заселенных людьми мест, и потому мы чуточку наслышаны о королевствах вроде Фаэра и Тролльхейма. Но известия путешествуют медленно, к тому же по дороге они пропадают и искажаются. Так что не только о доменах Серединного Мира в западном океане, на островах Авалон, Лайонесс, Хай Бризейл, но и о государствах людей вроде Франции или Испании до нас доходят лишь смутные, перелицованные слухи. И потому я не могу определить имя рыцаря трех сердец и трех львов, хотя в тех краях он, быть может, принадлежит к знатному роду и весьма известен. Не думаю, что в моих книгах отыщется что-нибудь на этот счет – хотя, честно тебе скажу, сделано бы поскорее привести мою библиотеку в порядок и составить ее каталог. Однако мне кажется, – он принял важный вид, словно бы расстался с долей рассеянности, – что в общих чертах я могу реконструировать происшедшее. Этот рыцарь с запада был противником, с которым силы Хаоса опасались сойтись в открытом бою. Вероятнее всего, он был одним из Избранных, подобно Карлу, Артуру и высшим из их паладинов. Я имел в виду не святого, а воина, которого отметил Господь и взвалил на его плечи нечеловеческую тяжесть. Рыцари Круглого Стола и паладины Карла давным-давно покоятся в земле, и их место должен был занять другой герой. И Хаос, прежде чем пуститься в дальнейшее завоевание, должен был убрать этого рыцаря с дороги. Это могла осуществить Моргана, похоронив в его сознании воспоминания о прошлой жизни так глубоко, что ни одно обычное заклятье не в силах их освободить. А потом она превратила его в младенца и отправила в какой-то другой мир, надеясь, что назад он вернется лишь после окончательной победы Хаоса. Не знаю, почему она его попросту не убила. Может быть, не хотела. А может, он, будучи одним из Избранных, защищен был могучими силами, превосходящими возможности Морганы. Словом, как бы там ни было, в один прекрасный миг, который кажется мне переломным, рыцарь вновь вернулся в наш мир. Вряд ли причиной тому послужило непосредственное вмешательство Господа. При всем моем уважении к тебе, рыцарь, я так не думаю – ведь чары все еще держат твою память под спудом. Думаю, что Моргана просто-напросто не приняла во внимание единства всего сущего. Герой должен был появиться, когда в нем возникла наивысшая нужда. И теперь Серединный Мир приложит всю свою мощь, чтобы усложнить ему жизнь Ему… или, точнее тебе. Это, разумеется, чистейшей воды теория, игра ума, господи мой, но позволю себе заметить, что она великолепно подходит ко всем известным нам факта м…
Хольгер ссутулился – ситуация… Роль фигуры на шахматной доске ему ничуть не улыбалась. Да нет, он был свободен. Даже чересчур. Был телесным воплощением сил, о которых ничего не знал и не мог ими овладеть. Черт побери! Ну почему это выпало именно ему?
– Ты можешь отправить меня назад? – напрягся он.
Алианора глубоко вздохнула и отвернулась. Она ведь знала, что я хочу вернуться, подумал Хольгер, чуя смутное беспокойство. Но притворялась, жила словно во сне…
Мартинус покачал головой:
– Нет, господин мой. Боюсь, это превосходит мои силы. И не только мои. Вряд ли кто-либо, смертный или житель Серединного Мира, сможет тебе помочь. Если я не ошибаюсь, ты не просто вмешался в борьбу Порядка и Хаоса. Ты – неотъемлемая часть этой борьбы, – маг тяжко вздохнул. – Будь я, как встарь, молодым, веселым и дерзким, попробовал бы. В те времена я бы на что угодно отважился… Ты никогда не бывал на факультете магии и не знаешь, какие штучки выделывали студенты… Но сейчас не жди от меня помощи, даже ценного совета подать не сумею.
– Что же мне делать? – безрадостно спросил Хольгер. Куда идти теперь? – Не знаю. Правда… Есть ведь Кортана, меч, изготовленный из той же стали, что Дюрандаль и Экскалибур. Есть и предание, оно гласит, что святой человек, настоящий святой благословил меч и предрек, что в руках законного владельца Кортана будет защищать христианский мир, когда вслед за своими хозяевами уйдут в небытие другие великие мечи. Но впоследствии, гласит легенда, меч Кортана был украден… быть может, как раз подданными феи Морганы? Уничтожить его они были не в силах, но, чтобы меч не использовали против них, они где-то укрыли его с помощью язычников на коих святое благословение не действовало.
– Значит, нужно мне попробовать его отыскать?
– Это опасная затея, молодой человек. Но только этот меч спасет тебя от врагов. Знаешь что? – Мартинус хлопнул Хольгера по плечу. – Вот как я сделаю. Употреблю всю свою силу – а многие согласятся, что не столь уж она ничтожна – чтобы доискаться, кто ты такой, и где укрыт меч. Его святой ореол способны учуять подвластные мне духи воздуха. – Да, это лучший выход. – Я тебе несказанно благодарна, – сказала Алианора. Похоже, никакие опасности ее не пугают – главное, Хольгер не исчезнет у нее из под носа. Увы, в моем доме нет комнат для гостей, – сказал Мартинус. – Но в городе есть постоялый двор, вы там можете остановиться. Скажите хозяину, что я вас прислал, и что я… гм, не забыл о том должке. И приходите сюда завтра утром. Да, быть может, ты хочешь укрыться от того сарацина? У меня есть неплохие заклятья для изменения внешности, по умеренным ценам.
– Какой сарацин? – удивился Хольгер.
– Я не сказал? Ну вот, снова память подвела, рассеянным становлюсь… Нужно записать, в ближайшее же время навести на себя улучшающие память чары… Я говорил о сарацине, который тебя разыскивает. Он уже в городе.
Глава 16
Порывшись в книгах, Мартинус убедился, что не может найти заклятья, вернувшего бы Хольгеру память. Зато он с помощью пасов и клубов вонючего дыма снабдил датчанина новым лицом. Датчанин увидел в зеркале свою физиономию: довольно-таки подозрительная рожа, смуглая, светлые волосы и бородка стали черными, глаза карими. Алианора вздохнула:
– Раньше ты мне больше нравился…
– Когда захочешь вернуть свой прежний облик, произнеси «Белангор Меланхос», и заклятье растает, – сказал Мартинус. – А до того держись подальше от священных мест. Меч Кортана, кстати, тоже уничтожает заклятье. Не скажу, что его наложение – столь уж тяжкий грех, но в чарах на изменение внешности есть кое-какие языческие элементы, и потому освященные предметы… Словом, держись от них подальше, если хочешь остаться неузнаваемым.
– Неплохо было бы сделать то же для моего коня, – сказал Хольгер. -
Он бросается в глаза.
– Ну, это уж! – запротестовал Мартинус.
– Я тебя умоляю, – проворковала Алианора, трепеща ресницами.
– Ну ладно, ладно. Ведите его сюда. Но пусть ведет себя пристойно. Папиллон заполнил собой комнату. Назад он вышел гнедым, не столь уж рослым коньком. Впридачу Мартинус изменил и щит Хольгера. Он спросил, какой герб изобразить, но датчанину ничего не пришло в голову, кроме «Айвенго» – и щит его украсил вырванный с корнем дуб. Но эти перемены Хольгер мог увидеть только в зеркале – потому что сам был объектом волшебных превращений.
– Приходите ко мне завтра, – сказал чародей. Но не раньше полудня. Это вы, лесные жители встаете с первым лучом солнца.
Направляясь на постоялый двор, они проехали мимо церкви. Хольгер придержал коня. Ни с того, ни с сего захотелось вдруг зайти и помолиться, но он вспомнил о заклятьи и не отважился. Вновь ожила память того рыцаря? Наверняка тот был по-своему набожен. Трудно пускаться в неизвестность, не вознеся перед тем молитв Господу… Хольгер пустил коня рысью.
Уже настала ночь, они ехали погруженными во мрак улочками почти на ощупь. Навстречу им вышел толстый, широко улыбавшийся хозяин.
– Хотите остановиться на ночлег? У меня найдется, господин мой, прекрасная комната, где случалось, спали коронованные особы.
Хольгер подумал: хочется верить, что они при том не страдали от блох и прочей живности.
– Нам нужны две комнаты, – сказал он.
– Ох, да я могу спать в конюшне, – сказал Гуги.
– Все равно нужны две.
Когда они спешились, Алианора подошла к нему вплотную. Хольгер вдохнул нежный солнечный запах ее волос.
– Зачем? – шепнула она. – У костра мы спали под одной попоной.
– Да, – буркнул он. – Но теперь я за себя не ручаюсь.
Алианора захлопала а ладошки:
– И прекрасно!
– Я… ко всем чертям! Две комнаты, я сказал!