«Трое на качелях» и другие пьесы Лунари Луиджи

Мать не отвечает. Уолтер подходит к ней, становится перед ней на колени Она прижимает его голову к груди, целует волосы.

Мать (неожиданно порывисто). Мальчик мой!..

Уолтер. Дай мне обнять тебя, мама!.. (Крепко обнимает ее).

Мать (с коротким смешком). Осторожнее… ты меня задушишь!..

Уолтер на мгновение ослабляет объятье, смотрит ей прямо в глаза и затем неожиданно целует в губы. Одновременно его рука шарит по ее груди.

Мать (резко отталкивает его). Что ты делаешь?!

Уолтер (хрипло). Мама!

Мать. Ты сумасшедший! Стыдись! Ты совсем как твой отец!

Уолтер (с горечью). Может быть. Никто не научил меня другому, синьора.

Мать. Уходите!

Уолтер медленно выходит из круга, очерченного лучом света, и возвращается в свое кресло.

Вспыхивает свет, и вновь негромко звучит музыка.

Длинная пауза.

Клодин (кладет щетку на место, поворачивается к Уолтеру). Вот и все. (Подходит к Уолтеру, опускает руки ему на плечи, улыбаясь, нежно гладит его). Мой слон!.. Мой бедный загадочный слон!..

Свет медленно гаснет.

5

Ночь. В пустую комнату проникает слабый свет уличных фонарей

Огромные фотографии исчезли.

Спустя некоторое время, открывается входная дверь и влетает Нино. Подбегает к столу, оставляя дверь открытой, хватает фотоаппарат и направляет его на вход. На пороге, в контражуре, Клодин.

Нино. Стоп! На пороге победительница! Позу!

Клодин. Так? (Прислоняется к косяку, выгнув бедро, жестом триумфатора поднимает руку).

Нино. Отлично! (Несколько раз нажимает на спуск, мигают вспышки). Раз! Два! Три! Теперь можешь входить.

Клодин входит, закрывает дверь, зажигает свет.

Запечатленное для вечности возвращение кинозвезды домой! Один поцелуй.

Клодин театрально падает в его объятья.

Ты довольна?

Клодин. Еще как!

Нино. Устала?

Клодин. Ужасно.

Нино. Тогда сядь, я приготовлю тебе что-нибудь выпить. Мы на финишной прямой, до тебя доходит? Теперь я могу признаться тебе кое в чем. Мы все ждали этого дня с большой тревогой. Самая сложная, самая известная – сцена на мельнице! Именно она сделала знаменитым фильм, который вошел в историю кино. И самая популярная фотография Ванды, которую все знают, снята во время этой сцены. Когда мы разрабатывали план съемок, Уолтер хотел отложить ее на самый конец. С одной стороны, чтобы дать тебе больше времени освоиться в материале, с другой, боясь сглаза. Против был продюсер, по чисто организационным причинам. Мы пытались возражать продюсеру, пугали его риском запороть весь фильм, а вдруг придется переснимать сцену, черт знает, сколько раз, а это потеря и времени, и десятков миллионов… Не удалось.

Клодин (напрашиваясь на комплимент). Ну и?..

Нино. Ну и ты не подвела! Ты была великолепна! И графика съемок мы не нарушили, отсняв половину сцены. Завтра, надеюсь, доснимем остальное.

Клодин (после паузы). Нино, а ты можешь показать мне эту сцену?

Нино. У меня ее еще нет.

Клодин. Не со мной. С ней.

Нино. Зачем? Теперь есть ты, Клодин. Ее больше не существует.

Клодин. Я прошу тебя!

Нино. Я даже не знаю, где ее искать.

Клодин (показывая на проектор). Вон там. В аппарате. Мы вчера еще раз просматривали ее. Покажи, ну пожалуйста!

Нино. Как вам будет угодно, синьора! (Возится с проектором). Это какая-то новая форма садомазохизма? Или ты хочешь убедиться, насколько ты лучше нее?..

Клодин. Причина совсем не в этом.

Нино. Вуаля!

На экране пошли кадры с Вандой.

Нино смотрит, не отрываясь.

И даже в этой сцене он не позволил тебе улыбнуться, как она…

Клодин (так же не отрываясь от экрана, внезапно вскрикивает). Стоп! Останови здесь!

Нино останавливает изображение.

Вот. Это я хотела увидеть. Видишь этот жест? Я его не сделала! Не сделала!!!.. Все. Выключай!

Экран гаснет.

Я сделала вот так.

Показывает совсем другое движение.

Специально, не как она. И знаешь, что меня особенно обрадовало?.. То, что в этот момент он сказал: молодец! Он сказал это так тихо… даже не мне, а себе. Но он не успел опустить мегафон, и я услышала. Все услышали. Ты понимаешь, что случилось?! Он не остановил меня, не сказал, как всегда: нет, так не пойдет, ты не должна своевольничать, ничего не придумывай, не изображай из себя кинозвезду, вернись в образ!.. Я не повторила ее жеста, Нино, и он сказал мне: молодец!

Нино. А что я тысячу раз говорил тебе?

Клодин. Прости, но это совсем другое дело. Сегодня у него получилось от души! Он не остановил меня, когда я сделала этот жест. Это был мой жест, ты понимаешь? Я не копировала ее, а он подумал: молодец. И сказал: молодец. Тихо, себе, а не мне! Не знаю, понимаешь ли ты…

Нино. Понимаю. Но теперь успокойся, иначе не сможешь заснуть, не выспишься, будут круги под глазами, и вторая часть сцены не получится. (Протягивает ей бокал). Держи.

Клодин. Что это?

Нино. Ромашка.

Клодин. Какая гадость.

Нино. Пей, пей.

Клодин. Момент.

Ставит стакан, поднимается, бежит к двери, ведущей в другую комнату, открывает ее, заглядывает внутрь.

Нино. Ты что?

Клодин. Я подумала, вдруг Уолтер вернулся домой раньше нас…

Нино. Да нет, он всегда остается просмотреть отснятый материал. Пей, это тебя успокоит. Ты меня сильно испугала, когда упала в обморок.

Клодин. Это длилось всего один миг. Барт подхватил меня, и я сразу пришла в себя.

Нино. Ты обратила внимание, что маэстро не прервал съемку? Потом, естественно, он переснял сцену, но твой обморок не вырезал. Что это было с тобой?

Клодин. Не знаю… Вдруг закружилась голова, и потемнело в глазах… Который час?

Нино. Семь. Он скоро будет. (После паузы, другим тоном). Послушай, Клодин… я хочу тебя спросить… Ты любишь его?

Клодин. Да. Думаю, что да. В определенном смысле… да.

Нино. Вы живете вместе уже два месяца.

Клодин. По крайней мере, так пишут в газетах.

Нино. А в жизни?

Клодин. Это вообще немного странная жизнь.

Нино. Клодин, я знаю Уолтера, как свои пять пальцев. А теперь начинаю узнавать и тебя. Он невероятный эгоист, Клодин. Для него существуют только его фильмы. Не обманывай себя. Я тебе однажды говорил об этом. Даже не желая того, он может сделать тебе больно.

Клодин. До сих пор этого не случилось.

Нино. Я имею в виду не твою карьеру. Хотя в ней тебе очень повезло. Это факт. Но он взял тебя на эту роль только из-за того, что ты походила на Ванду, а не из-за тебя самой. Поэтому в творческом плане ты ничем ему не обязана. Я говорю не о твоей карьере, а о твоей жизни. Он уже уничтожил Ванду! Я не говорю: убил. Это совсем другое дело, и я в это никогда не верил. Я говорю: уничтожил. И это же может произойти с тобой.

Клодин. И что я должна делать?

Нино. Быть благоразумной. Держаться от него подальше. Как женщина от мужчины. Хотя, боюсь, это уже поздно.

Клодин. Я ничего не могу тебе сказать.

Нино. Ты сказала, что ваша жизнь представляется тебе странной. Почему?

Клодин. Это очень нелегко объяснить.

Нино. Ты можешь не отвечать мне, если не хочешь, но… ты спишь с ним?

Клодин. Да.

Пауза.

Нино. Если так… если это так… то я забираю назад свои соображения и возражения и прошу у тебя прощения.

Клодин (после паузы). Нино, я спала с ним всего один раз. В самом начале. Четыре месяца назад. С тех пор, как мы живем вместе, больше этого не было. (Словно предупреждая его реплику). Меня это устраивает. Может быть, поэтому я не чувствую опасности. Его эгоизм… или то, что ты называешь его эгоизмом, существует в одном ритме с моим эгоизмом. Они не конфликтуют. И когда я говорю, о нашей с ним странной жизни, я вовсе не жалуюсь… меня она, действительно, устраивает. В ней много нежности и покоя. Чем-то она напоминает мне моих дрессированных собачек. После смерти мужа они спали вместе со мной, в ногах постели. Мне было достаточно протянуть ногу… и я их чувствовала. Точно такое же ощущение нежности и покоя.

Нино. Но молодая цветущая женщина не может жить такой жизнью, Клодин! Это неестественно! Особенно рядом с таким эгоистом, как Уолтер. Он ужасно одинок и болен душой. От него можно ожидать всего, чего угодно!

Клодин (улыбнувшись). Ты боишься, что он найдет мне любовника?

Нино (после паузы). Как давно умер твой муж?

Клодин. Четыре года назад.

Нино. И с тех пор ты… никогда?..

Клодин. Ну, естественно, нет. Случалось, конечно… Вот и с Уолтером случилось. Но… (Морщится).

Нино (замечает ее гримаску). …но тебе не понравилось.

Клодин (рассмеявшись). Вот именно: мне не понравилось.

Нино. А с мужем?

Клодин. С мужем все было иначе. Однажды.

Нино. Однажды? А потом?

Клодин. А потом… А потом нет. (Задумчиво). Потом мне перестало нравиться и с ним тоже.

Нино. Сначала да, потом нет. Может, ты просто фригидна?

Клодин. Не знаю… может, я стала фригидной… Мне не нравится эта тема, Нино.

Нино. Я просто пытаюсь понять тебя. (Шутливо). Кто знает, может, однажды мне тоже посчастливиться снять фильм… с тобой… и о тебе…

Клодин (подхватывая шутку). О, Нино, это было бы прекрасно!.. (Опять возвращаясь в прошлое). А потом… потом я сделала аборт…

Нино (кажется, не сразу поняв, что она сказала). И что?

Клодин. О, Господи, Нино! «И что?». Те, кто думают, что аборт – это легкая прогулка к врачу, понятия не имеют о том, что это такое.

Нино. Извини.

Клодин. Мы должны были отправиться в долгосрочное турне в Восточную Европу: Венгрия, Чехословакия, Польша, Россия. А я совсем некстати забеременела и не смогла бы выступать в номере с мужем, а была бы вынуждена остаться дома. Ему пришлось бы искать мне замену, обучать новую девушку. А он не хотел. Да и я боялась, за нас обоих, потому что знала, как это бывает. Двое начинают работать вместе, проводят вместе все время… к тому же, она могла бы оказаться лучше меня. Я страшно ревновала. У меня был только один этот номер… Короче, с большими трудностями я сделала аборт. Муж возражал. Решение принимала я одна. Я хочу сказать, во всем виновата только я. А он… он очень скоро после этого погиб. И знаешь, какая первая мысль пришла мне в голову, когда я увидела его, как он лежал на арене, раздавленный слоном?.. Негодяй, подумала я, сбежал-таки от меня!.. Это было похоже на него. Он был страшный эгоист, избегал любых проблем. Что бы ни случилось, он только пожимал плечами, улыбался и уходил…

Нино. Мне кажется несправедливо обзывать его негодяем…

Клодин. Наверно, ты прав. И тем не менее, это первое, что я подумала. Негодяй, подумала я, так решить все проблемы!.. Мы не поехали в турне, у нас не стало номера, ему не пришлось заменять меня… Для меня настала пустота! Тебе этого не понять, Нино. Мужчина не может понять такое. Да и женщина тоже, пока она читает про это в газетах… С тех самых пор у меня есть сын, которого не существует, потому что я избавилась от него. Я словно жду его, а он не возвращается. Не может вернуться. И пустота. В этой пустоте я живу, смеюсь, работаю… но его тень все время за плечами. И если я сближаюсь с мужчиной, мне это мешает.

Нино. А с ним тоже?

Клодин. С Уолтером? Я же сказала, я люблю его. Я благодарна ему за все, что он сделал… и за то, чего не сделал. Иногда, когда мы лежим с ним в постели, он прижмется ко мне, положит голову мне на плечо или на живот… и в эти редкие минуты я не чувствую пустоты и не замечаю тени…

Пауза.

Нино. И ты никогда не спрашивала у него… почему он… почему вы…

Клодин. Один раз. Но я не хочу об этом говорить. Я не хочу этого знать, Нино. По крайней мере, сейчас. (Решительным тоном, закрывая тему). Повторяю, меня устраивает наша жизнь!

Нино (почти агрессивно). А ты знаешь, где он сейчас?

Клодин смотрит на него, не понимая вопроса.

А если бы я сказал тебе, что сейчас он… трахает другую женщину?..

Клодин (после паузы). Что значит «если бы я сказал»?

Нино. Ты бы ревновала?

Клодин. Нет.

Нино. Но это так и есть. Он довольно делает это. Когда в форме… или когда устает… когда работа складывается хорошо… и когда плохо… Для него это способ снять напряжение. Ты не знала?

Клодин. Я думала, он задерживается, чтобы посмотреть отснятый материал.

Нино. И это тоже, естественно.

Клодин. И с кем он?

Нино. У него свой круг.

Клодин. Проститутки?

Нино. Проститутки? Нет. По крайней мере, не в прямом смысле. Актрисульки, статистки, поклонницы.

Клодин. Зачем ты мне это сказал?

Нино. Затем, что думаю, знать правду всегда полезно. Может быть, тебе не стоит любить его, теперь, когда ты это знаешь.

Клодин. Я люблю его, даже узнав это.

Нино. И нисколько не ревнуешь?

Клодин. Я уже однажды поплатилась за свою ревность, Нино. Нет, я не ревную. Запомни: меня устраивает то, как у нас с ним сложилось.

Нино (смотрит в окно). Вот он, подходит к дому. Забудь, что я тебе говорил. Не будем расстраивать его. Когда он работает, лучше его не трогать. Сделаем вид, что мы смотрим пленку.

Идет к проектору, включает его. На экране кадры с улыбающейся Клодин.

Однако Клодин взволнована. Кажется, что ей трудно встретиться с Уолтером.

Она почти бежит к двери, которая ведет в другую комнату. Останавливается.

Клодин. Нино!.. Сегодня, когда я упала в обморок… я знала, отчего!..

Нино. Отчего?

Клодин. Я… я…

У нее не остается времени закончить фразу, потому что дверь открывается и входит Уолтер.

Нино сосредоточенно смотрит на экран.

Уолтер подходит и тоже смотрит.

Клодин, как парализованная, застывает на месте.

Уолтер. Вчерашний материал?

Нино. Да. Мне кажется, очень хороший.

Уолтер не реагирует.

Клодин. Где ты был?

Уолтер. Просматривал сегодняшний материал. (Нино). Выключи, пожалуйста.

Нино выключает проектор.

Клодин. Ты… доволен?..

Уолтер. Чем?

Клодин. Материалом?..

Уолтер не отвечает. Подходит к стоящему на столе большому подносу с корреспонденцией и одно за другим вскрывает письма.

(Повторяет вопрос). Ты не ответил, ты доволен?

Уолтер (бесцветно). Местами. (Открывает конверт, пробегает письмо глазами, передает Нино). На это ответишь ты. (Открывает новое письмо, рвет его. Следующее откладывает в сторону. Еще одно протягивает Нино. Так же без эмоций, не отрываясь от своего занятия). В какие-то моменты ты выглядишь слегка зажатой… не очень естественной. В другие – неплохо. Особенно, когда падаешь в обморок, у тебя очень красивое лицо. Этот крупный план я обязательно использую. К счастью, ты упала не тогда, когда сидела на лошади. (Протягивает очередное письмо Нино). И на это тоже… (Клодин). Все же мне кажется, что ты иногда чересчур озабочена тем, чтобы копировать Ванду. А иногда, наоборот, идешь за своей интуицией… импровизируешь… и не всегда удачно. (Берет с подноса телеграмму). Я же просил приносить мне телеграммы на съемочную площадку! В них может быть что-то срочное. (Открывает телеграмму, читает, на лице никаких эмоций).

Нино. Что-то, правда, срочное?

Уолтер (со странной усмешкой). Кто бы знал, что в моей жизни срочное, а что нет… (Перечитав телеграмму). Завтрашняя съемка отменяется.

Нино (обменивается с Клодин недоумевающим взглядом). Но завтра, маэстро… завтра мы должны доснять сцену на мельнице!

Уолтер (резко, ни на кого не глядя). Завтра мы не снимаем. Завтра мне надо быть в Женеве. На похоронах. Умерла моя мать.

Рвет телеграмму на мелкие кусочки, кладет их в карман, быстро уходит в свою комнату.

Свет меркнет.

6

Три дня спустя. На диване, завернувшись в плед, спит Клодин. Напольные часы отбивают пять раз. Клодин вздрагивает, сонно протягивает руку, нащупывает телефон, садится, набирает номер. Где-то далеко слышатся телефонные гудки. Никто не отвечает. Она кладет трубку. Плотнее запахивается в плед, снова ложится и пытается заснуть.

Дверь открывается. Входит Нино, он тяжело дышит.

Клодин поднимает голову.

Клодин. А я только что звонила тебе домой.

Нино. По-твоему, я мог бы усидеть дома?

Клодин. Где ты был?

Нино. Лучше спроси: где я не был! В полиции. Оббегал все больницы. Обзвонил всех его друзей, каких вспомнил. Позвонил в его дом на море. В Женеву – чтобы выслушать, что он три дня как уехал. Никто ничего не знает. В аэропорту ответили, что среди прилетевших его имени нет… хотя он часто путешествует под чужими именами. Развлекается, черт бы его побрал!..

Клодин. Что могло случиться? Куда он мог подеваться?

Нино. Мне еще пришлось успокаивать американцев. Для них два потерянных дня – уже катастрофа! Они хотели дать объявление в газеты и на телевидение, чтобы отыскать его любой ценой! Ты не представляешь, сколько труда мне пришлось приложить, чтобы уговорить их подождать, хотя бы до вечера. В конце концов, может быть, ему просто нужно побыть одному…

Клодин. Во всяком случае, он мог бы позвонить! Не заставлять нас так нервничать!

Нино. Это составная его эгоизма. Быть может… его так потрясла смерть матери… Хотя в это верится с трудом.

Клодин. Тем более, что он с ней не общался… Он никогда не говорил о ней. Представь себе, я даже не знала, что она еще жива. То есть, я хочу сказать…

Нино. Я понял. Но если он так переживает ее уход, то вряд ли он сможет продолжить работу в таком состоянии. Три дня перерыва, святое небо!.. Но американцы тоже хороши! Могли бы дать ему спокойно похоронить мать!

Клодин. Похороны состоялись позавчера…

Нино. Может быть, какие-то срочные дела, вопросы наследства, которые надо привести в порядок. … и все такое…

Клодин. А если с ним, и правда, что-то случилось?

Нино. Ну что с ним может случиться?.. Послушай, ложись в постель, чего ты мучаешься на диване! Идем, я тебя провожу. А потом заварю тебе ромашку. Сам посплю здесь, на диване… Пошли.

Почти силой поднимает ее и ведет в спальню.

Через какое-то время входная дверь открывается, входит Уолтер. Подмышкой у него толстая папка с бумагами. Кладет папку на стол. Идет к столику с пультом. В этот момент появляется Нино. Услышав его шаги, Уолтер оборачивается.

Уолтер (шепотом). Клодин?..

Нино (кивает на спальню). Там… спит.

Уолтер. Не буди ее.

Нино. Можно узнать, куда вы пропали?

Уолтер. Я хотел побыть один.

Нино. Мы, здесь, я и Клодин, с ума сходили…

Уолтер. Мне надо было побыть одному. (Подходит близко к нему). Нино, за эти дни я многое понял… (Другим тоном). Да ты сам спишь.

Нино. Нет… Может, вам это покажется странным, но я просто перенервничал… Американцы на стенку лезут.

Уолтер. Ничего, перебьются.

Нино. Я могу хотя бы послать им телеграмму? Сообщить, что вы вернулись? Что все в порядке?

Уолтер. Позже. Потом, когда придешь в себя. Дай мне перевести дух… Мне надо с кем-нибудь поговорить… Принеси чего-нибудь выпить. На твое усмотрение.

Нино идет к бару. Уолтер садится.

Пауза.

Я видел, как сожгли мою мать, Нино. Женщину, которую я видел всего раз в жизни. Почти сорок лет назад. И не делай такого лица, Нино. Уйми свое воображение. Ничего сверхдраматического. Наоборот. Моя мать оставила нечто вроде завещания, в котором просила ее кремировать. Она написала его лет тридцать назад и наверняка забыла об этом. Я пытался убедить других родных, что сказанное или написанное тридцать лет назад сегодня не имеет никакого значения! За тридцать лет человек меняется кардинально. Говорят, даже клетки, составляющие тело, в течение тридцати лет заменяются полностью, а, стало быть, и душа тоже. С годами изменяются желания, чувства… Но все было бесполезно. Ее дети, мои братья, мои сводные братья, один – промышленник, второй – архитектор, третий – коммерсант, в один голос твердили: таково желание покойной. Представляешь, они ни разу не произнесли при мне слово «мама». А мою настойчивость воспринимали, видимо, как бред сумасшедшего. Мне пришлось смириться с мыслью, что мою мать, которую я видел всего один раз в жизни, сожгут в печи. Потому что посмертный постулат этой их секты, или религии, не знаю точно, к которой принадлежала она вместе с мужем и сыновьями, состоит в том, что если ты верующий, или адепт этой церкви, или черт знает, какое отношение к ней имеешь, должен быть кремирован, а родственники обязаны стать свидетелями, так сказать, исполнения воли покойного. Коротко говоря, я был вынужден стоять перед печью, у которой для этого есть специальное стеклянное окно, и наблюдать, как близкий тебе человек заканчивает свой жизненный путь. Так этот обряд у них официально называется: конец жизненного пути. Я, со своим неизбывным оптимизмом, представлял себе конец пути как некий торжественный акт исчезновения, как некое таинство, исполненное достоинства и величия. А что было? Борьба, неприличная драка, фарс. Тело моей матери, которая и думать не хотела о «завершении пути», изгибалось, корчилось, подпрыгивало в этом безумном жару, а лицо строило жуткие гримасы. Первой сгорела одежда, и тело оголилось. Оно стало обугливаться прямо на глазах. И в какой – то момент, когда ее губы тоже «заканчивали свой путь», обнажились ее зубы… будто она засмеялась!.. Я не мог вынести этого дикого зрелища. Отвернулся и стал смотреть на родственников, стоящих в два ряда перед окошком печи. Ладони у них были сложены в молитвенном жесте, физиономии скорбные, так, им казалось, следует наблюдать, как эту женщину, мою мать, единственную, кто не отдавал себе отчета в сакральности происходящего, безжалостно пожирает адский жар. И я расхохотался! Я смеялся, смеялся, как ненормальный. И не мог остановиться. Мой брат-архитектор, самый старший из них, подошел ко мне и сказал: «Постыдись! Уходи!» – или что-то в таком роде. Естественно, я ушел и стал ждать их на улице. При этом я не испытывал никакого стыд, потому что все было ужасно комичным. Если б ты это видел, Нино! Это было так смешно! (Смеется, вытирая слезы). О, мама миа! Как же все было смешно!

Дверь комнаты открывается, входит Клодин.

Клодин. Уолтер!..

Подбегает к нему, встает перед ним на колени, обнимает его.

Уолтер прячет лицо в ладони. Его смех превращается в неудержимое рыдание.

Уолтер. Какие точные слова: постыдись и уходи!.. Какой ужасный конец!.. Какая ужасная картина!..

Клодин. Уолтер, любовь моя!..