Тротиловый эквивалент Пучков Лев

Завтрашняя «зачистка» точно была «правильной», и вообще, кое-какие мероприятия уже проводились помимо этого, ещё до того, как мы выехали с базы.

Люди Лаптева наверняка уже потрошили сданные Сулейманом «схроны», в городе и ряде сёл чекисты брали «пособников» и «сообщников», так или иначе связанных с «бизнесом» Сулеймана, кто-то срочно отправился в соседнюю Ингушетию по тому же поводу...

А мы ехали в Тхан Юрт. Первые. Незваные. И совершенно самостоятельно: никто нас на эту авантюру не уполномочивал. Нам нужно было во что бы то ни стало подтвердить либо опровергнуть версию Глебыча.

Сулейман дал следующую информацию: командир сводного отряда лучших сапёров ГКО «Дашо Гов» проживает в Тхан Юрте. Зовут его Шах, имеется описание внешности и ряда особых примет. Отряд Сулеймана обеспечивает его работу по заданию ГКО.

Амир дал точный адрес семьи, где живёт этот Шах (Вася на схеме села пометил), назвал людей, которые работают с ним... И всё. Как видите, не густо.

Глебыч безапелляционно утверждает, что этот Шах... (только не падайте в обморок!) его однокашник, однополчанин и в прошлом добрый друг — Осман Шахназаров. Столько водки выпито совместно, столько дамских сердец разбито...

Выпускник инженерного училища, советский офицер. Начальник инженерной службы «мусульманского»[30] батальона, который успешно воевал в Афганистане в составе ограниченного контингента Советской Армии. Четыре года в училище, плюс три в Афгане — там бок о бок работали: получается, что товарищи провели вместе семь лет. Вполне достаточно для того, чтобы как следует узнать друг друга.

Это утверждение открывает перед нами фантастические перспективы и даёт огромное преимущество перед всеми, вместе взятыми, ведомствами, которые сегодня дружно принялись за разработку «Дашо Гов». Потому что они будут ловить мифического Шаха с усреднённым описанием, под которое подходят тысячи местных жителей, и не будут знать, что этот мифический завтра выкинет. А мы займёмся прямой разработкой анти Глебыча. Не надо на меня коситься, это он сам так сказал.

— Короче — это я, только наоборот. Ну, в смысле — с другой стороны я, враг потому что. Типа, анти Глебыч...

То есть мы получаем реальный шанс не только реабилитироваться, но и показать достойный результат.

Это утверждение требует тщательной проверки. Если Глебыч не прав и мы будет наобум тешить себя иллюзиями, то рискуем вляпаться в такие экскременты, что потом до самого дембеля не отмоемся. Потому что дембель наступит очень скоро или даже скоропостижно — просто времени не будет на омовения.

С чего Глебыч взял, что это его старый знакомый? Да всё уже приводилось выше: Шах, стиль работы, описание Сулеймана. Но самое главное — стиль. И плевать ему, что чеченцы любят звонкие «погремухи» и Шахом у них может быть каждый десятый.

Но нам не плевать. Мы должны иметь стопроцентную уверенность, что Глебыч не ошибается. Поэтому мы всё бросили, пересилили усталость — честно говоря, все чувствовали себя после операции как выжатый лимон, и, презрев вполне вероятный риск, покатили в Тхан Юрт. А всего-то собирались сделать следующее: осмотреть помещения, где обитал Шах, и опросить семью, которая его приютила. Для этого Серёга перегнал на «цифру» восемь разных фотографий Шаха из альбома Глебыча, слегка «состарил» их на компьютере и добавил пять вариантов растительности на черепе: снизу и сверху.

Бывает, знаете ли, когда товарищ в спешке покидает насиженное место, он там забывает кое-какие вещи, которые могут характеризовать его определённым образом. Не факт, но бывает. Бывает так, что семья, которая приютила товарища, не начинает рвать на себе волосы и одежду и орать хором, а соглашается отвечать на вопросы. Особенно если спрашивает не боевой робот типа Петрушина, а хрупкая грустная дамочка (Лиза то бишь), да ещё и на родном языке опрашиваемых. На худой конец, достаточно будет, если они просто взглянут на фотографии. А рядом будет присутствовать скромный военный психолог, который посмотрит на их реакцию и сразу вычислит, где тут собака порылась...

* * *

Итак, мы притормозили в километре от села по просьбе Васи Крюкова.

— Здесь мои должны работать, — уверенно заявил Вася и слез с брони. — Щас я, пять минут...

Вообще-то каких-либо признаков постороннего присутствия мы не обнаружили, но спорить никто не стал. Васе виднее, это его профиль.

Разведчик удалился от обочины метров на пять, зашёл в чахлые заросли посадок и перестал существовать. То есть совсем растворился: ничего не видно, ветки не шевелятся, и вообще — тишина, никакого шума, хруста и прочих демаскирующих признаков. Несведущий человек наверняка подумал бы: товарищ по большой нужде присел, без вариантов. Он же не бесплотный дух, чтобы по кустам беззвучно порхать! Тут любой шаг, даже на цыпочках, выдаёт тебя с головой за сто метров.

Но мы товарищи сведущие. Вася у нас уникум, как уже говорилось выше, даже среди мастеров войсковой разведки имеет репутацию этакого местного Бэтмена.

Этого у него не отнимешь: парень родился в семье сибирского охотника, с трёх лет привык ножом в зубах ковыряться, пить сырую оленью кровь, наперегонки с волками бегать и ночевать в медвежьих берлогах.

— Не знаю, как он это делает, — с профессиональной ревностью заметил Петрушин — тоже отнюдь не дурак насчёт тихо подкрасться и при случае притвориться сухостоем. — Может, потому что маленький, лёгкий...

Видите, даже Петрушин признаёт уникальные качества боевого брата. А мы, «головастики», дети асфальта — и подавно...

Вася вернулся минут через пятнадцать — мы уже волноваться начали, и не один. Из кустов бесшумно выросли три серые фигуры — две в лохматом засадном камуфляже. Петрушин и Серёга рефлекторно повели в ту сторону стволами, остальные даже рта разинуть не успели. Люди тени.

— Ну, блин, напугали! Предупреждать надо, этак и до стрельбы недолго...

Хорошо, что такие люди тени — у нас. Плохо, что это не константа. Долго пробыв на войне, такие Васи перестают быть годными для мирных будней войск... и зачастую уходят на гражданку. Угадайте с трёх раз, чем они там будут заниматься? Если кто подумал, что веники плести и подарки в универмаге заворачивать, — не угадали...

— Короче, ушли раньше, — доложил Вася, кивнув в сторону села.

— Насколько раньше? — уточнил Иванов.

— Когда выставились, движения уже не было, — сообщил один из разведчиков — видимо, старший в паре.

— Совсем?

— Оттуда — нет. В село заехала одна машина — «Нива». В шестнадцать с чем-то. А оттуда — никого не было. Ни единой души.

— Да то понятно, — кивнул Петрушин. — Минимум четыре часа было. Только ленивый не уйдёт... Пусто?

— Угу, — подтвердил разведчик. — Тишина.

— Пусто как обычно? — не отставал дотошный Петрушин.

— Пусто как удрали, — покачал головой старший разведчик. — Затаилось село. Никто не ходит. Тишина.

— Ясно, — Петрушин переглянулся с Васей и тут же выразил пожелание в связи с невесть откуда взявшимся личным составом:

— Вдвоём на прикрытии как-то не того. А одного для обеспечения маловато. Пара лишних стволов нам бы не помешала...

— Согласен, — Вася перевёл взгляд на разведчиков:

— Подстрахуете? Работы на пятнадцать минут. В село входить не надо.

— Как скажешь, командир, — разведчики синхронно растянули в улыбках разукрашенные под жуткие маски лица.

— Я вам уже не командир, — напомнил Вася. — У вас своя задача. Это просто просьба. Так что...

— Как скажешь, командир, — подтвердил старший разведчик. — Там всё равно пусто. Куда нам?

— Давай на броню, — распорядился Вася. — Старшим будет Серёга. То есть лейтенант Кочергин. Погнали, братья...

Село расположено хорошо как для «духов», так и для нас. Едешь — пусто, вдруг дорога ныряет в пологую обширную ложбину, и метров с двухсот село, полностью уместившееся в эту ложбину, предстаёт как на ладони. То есть поставил пост на взлобке, за километр увидят, кто подъезжает, и сообщат кому следует.

Пока враги подтянутся, весь отряд может уйти «огородами». А мы на этом взлобке, прямо на дороге, поставили пост прикрытия: «бардак», лейтенант Серёга и двое разведчиков. Саня Жук — водитель «бардака», сел за пулемёты, и таким образом мы получили неплохую огневую точку на отличной позиции с круговым обзором.

Остальные набились в «УАЗ», как те сельди в банку. Самый габаритный, Петрушин, за рулём, Лиза, на правах дамы, на командирском месте. Умостились с грехом пополам, стёкла спустили на всякий случай и поехали по центральной улице прямиком к указанной на схеме усадьбе — метрах в ста пятидесяти от въезда.

Село и в самом деле как будто вымерло. Затаилось. Центральная (она же единственная) улица пуста, в переулках никого не видно, даже собаки молчат...

Нет, кое-где взлаивают, но не борзо, а как-то вопросительно. Типа — это что за кукиши пожаловали, стоит на них брехать или ну их в задницу?

И тишина... Нездоровая такая, местами даже гробовая. Только редкие дымки из труб вьются.

Сектора наблюдения мы не распределили — Петрушин как-то упустил этот момент, а остальные даже не почесались... И теперь все активно крутили головами, всматриваясь в каждое окно, фиксируя взгляд на калитках и крышах...

— Как-то тут того... — неуютно передёрнул плечами восседавший на моих коленях Вася. — Не того...

— Тебе не нравится Костин парфюм? — хихикнул Глебыч.

— Сам такой, — буркнул Вася. — Я не про то...

— Хоть бы кто вышел, сказал чего, — высказал пожелание Петрушин. — Типа...

— С пулемётом, — подхватил Глебыч. — И сказал: смерть оккупантам! И — та та та...

— Пулемёт мы увидим, — покачал головой Вася. — И сказать ничего не успеет. А вот снайпер на крыше — это да...

— Типа — все ушли, нечего вам тут делать, — завершился Петрушин. — Типа — геть, оккупанты! И сразу бы спокойнее стало на душе...

Увы, никто не вышел, не спешили нас порадовать местные товарищи. Люди присутствовали: в нескольких окнах я заметил шевеление занавесок, где-то тихонько хлопали двери — на фоне мерного урчания мотора другие звуки скрадывались...

«Наша» усадьба явно принадлежала какой-то зажиточной семье. Высокий забор из красного кирпича, с массивными металлическими воротами, большой дом из такого же кирпича, слева, в глубине двора, — домишко поменьше, крыши из нержавейки, сам двор наполовину крыт шифером. В том маленьком домике, судя по информации, и проживал наш красавец. С двумя жёнами.

Петрушин развернул «УАЗ» носом к выезду: если вдруг что, запрыгнем и рванём по прямой, не надо будет тратить время на манёвры под огнём.

— К машине, — скомандовал Петрушин, покидая салон. — Полковник, Костя — справа. Лиза, Глебыч — слева... Мы с Васей — фронт. Пошли...

Мы рассредоточились по обеим сторонам от ворот, прикрытые сзади «УАЗом», Петрушин принялся застенчиво постукивать в калитку. Собаки не брехали — то ли просто отсутствовали вообще, то ли хозяева благоразумно закрыли их от греха подальше. Местные товарищи не всегда держат собак — у мусульман вообще это животное пользуется незаслуженным презрением. Но иногда встречаются. И зачастую не вовремя и очень большие — кавказские овчарки. Во время «зачисток» наши солдаты порой приговаривают этих благородных псин при первом же шаге по проверяемому подворью. И не из вредности, а по соображениям личной безопасности. Бывает, ломится толпа во двор, хозяева выпустят собак, а сами выходить не торопятся. Стоят у окон и с интересом наблюдают, как там всё получится.

Получается обычно совсем скверно. Укусы, кровь, короткая очередь, предсмертный вой... жалость к добросовестному защитнику хозяйского добра, как следствие — враждебная предвзятость по отношению к хозяевам. Перспектива даже казённо-вежливого обращения в таком случае автоматически отпадает. Потому что русские, в отличие от местных, к собакам относятся совсем иначе...

Вот так застенчиво постукивать можно было до бесконечности. Практика показывает, что в таких случаях двери по своей воле открывают редко. Нам же следовало торопиться: светлого времени оставалось всего ничего, а ещё надо возвратиться на базу.

Глебыч достал двухсотграммовую тротиловую шашку, самопальную зажигательную трубку[31] с возмутительно коротким куском ОШ, пару спичек и тёрку от сорокамиллиметровой осветительной ракеты (у него в карманах постоянно хранится куча всякой дряни).

— Да, — одобрительно кивнул Вася. — Думаю — да.

— Не думаю, — покачал головой Иванов. — Лишний шум... Может, через забор?

— А ручку поворачивать не пробовали? — спросила гуманная Лиза.

— Думаешь? — Петрушин взялся за ручку, повернул её и осторожно надавил на дверь...

И оказалось, точно — не заперто. И никаких тебе зловещих проволок — спутниц обычных в таких случаях растяжек. Вот новости!

— Так, — озабоченно буркнул Петрушин, бегло осмотрев видимый кусок двора.

— Ну-ка, сдали все назад. Глебыч, давай...

Глебыч тихонько просочился в калитку и замер, осматриваясь. Учитывая тот факт, что здесь некоторое время проживал сапёр маньяк, незапертая дверь и отсутствие хозяев могли свидетельствовать только об одном...

Дверь дома распахнулась, на пороге возникла бабка в платке и бараньем душегрее.

— Ушёл, ушёл! — крикнула бабка, махнув рукой. — Давно ушёл. Никто нет, уходи! Уходи!

За бабкиной спиной виднелись ещё несколько голов в платках — местные дамы.

— Уже лучше, — с некоторым облегчением вздохнул Петрушин, оттесняя Глебыча и вваливаясь во двор. — Пошли, ребята...

Дальше было так: Лиза общалась с дамами, я присутствовал, наблюдая за реакцией, а остальная публика бегло осмотрела двор и большой дом на предмет вражьего присутствия. Экскурсоводом выступал древний дед с клюкой, бородой до пояса и в смешанном рабоче деловом прикиде: затасканной до дыр телогрейке и почти новой папахе. Видимо, папаху специально для нас надел, местные обычно носят этот головной убор «на выход», вне дома. Дед отличался какой-то странной апатичной податливостью — просто ковылял следом и всё время говорил, что тут «никто нет». Был дед явно туг на ухо, все вопросы игнорировал, знай себе талдычит своё «никто нет», поправляет без надобности пояс и неодобрительно трясёт бородой.

«Никто нет» — это насчёт боеспособных мужчин, тут мы прекрасно понимали друг друга. И в самом деле, кроме деда и целого выводка дам, в усадьбе не было никого, кто мог бы держать оружие. Это нормально, здесь такое практикуется. На время «зачистки» все боеспособные отправляются гулять от греха подальше.

Потом досмотровая группа встала за углом хозяйской хаты, а Глебыч осторожно вошёл в небольшой дом — тот самый, «гостевой», где совсем недавно квартировал Шах. Иванов хотел благородно последовать за ним, но сапёр пробурчал обычную присказзку насчёт лишних трупов, и полковник остался с Васей и Петрушиным, которые держались от нас с Лизой подальше, дабы не возбуждать в местных дамах неприязненных чувств.

Дед, убедившись, что незваные гости ведут себя пристойно, посунулся было вслед за Глебычем, но махнул рукой, заковылял к воротам и, встав у распахнутой калитки, стал рассматривать наш «УАЗ». Машина, что ли, понравилась?

— Ага! — подметил Петрушин, впившись взглядом в согбенную спину деда и доставая рацию. — Второй — смотри там. Дед почему-то постеснялся за тобой входить.

— Смотрю, смотрю, — раздался в рации бодрый голос Глебыча. — А на хер он мне тут нужен, этот дед?

— Нет, ты всё равно — смотри там...

— Сейчас машина понравится, придётся дарить, — пошутил Иванов, кивнув в сторону деда. — У нас, чеченов, есть такой славный обычай...

А мы стояли на крыльце и общались. В дом нас не приглашали — то ли полагали, что мы и сами можем, незваные, как досмотровая группа, то ли просто решили, что много чести будет. Однако, вопреки ожиданиям, хоровых воплей не последовало: Лиза бойко болтала с дамами на местном наречии, они её в чём-то убеждали и смотрели на нашу чекистку как-то даже сочувствующе. Типа, вот ведь не повезло: нормальная с виду девчонка — а с этакими уродами водится. Знакомая ситуация, это мы уже не раз использовали. Вроде бы понимают: дамочка, хоть и тихая скромница и говорит на местном, всё равно ведь федерал! Но отношение совсем другое.

— Десять, — напомнил по рации Серёга.

Серёга ведёт хронометраж. Мы находимся во вражьем селе уже десять минут.

Это ничего, что все удрали. Кое кто может подтянуться, если очень понадобится.

Поэтому не следует здесь особенно рассиживаться. Наши хорошо стоят, любой транспорт из села засекут. Но существует такая вещь, как рация...

У нас как раз процесс приблизился к демонстрации фото: Иванов со стороны шею тянул, очень хотел подойти, но боялся разрушить нашу «идиллию». Лиза разложила на перилах крыльца фотографии и о чём-то бойко щебетала, тыкая в них пальцем. Я чуть отступил назад и сосредоточился на лицах наших дам.

Дамы категорично качали черепами и размахивали руками — нет, мол, и всё тут. Но лица и глаза их говорили об обратном. Особенно глаза. Глаза дам однозначно утверждали — врут руки, не верьте жестам...

— Бойся! — раздался из-за угла голос Глебыча.

Я на минутку оставил наших дам и отошёл посмотреть, чего там бояться. А ничего особенного. Глебыч вышел из домика и держал в руках стропу из своего сапёрного комплекта. На другом конце стропы — «кошка», которая, судя по всему, сейчас вдета в ручку шкафа. Встав слева от двери, сапёр прижался спиной к стене, махнул нам — типа, кыш, любопытные! И потянул за стропу...

Тишина. Ну и слава богу. Обычная в таких случаях перестраховка.

— Не бойся, — разрешил Глебыч, возвращаясь в дом. — Потерпите пару минут, чуток осталось...

— Движение, — сообщил по рации Серёга.

— Конкретнее? — насторожился Петрушин.

— Из соседнего дома, следующего за вашим, вышел дед. Идёт к «УАЗу».

— Один?

— Один. Без оружия. С палкой.

— Хорошо. Наблюдай...

— Второй, что там у нас? — нетерпеливо поинтересовался Иванов.

— Скоро заканчиваю, — ответил по рации Глебыч. — Тут шкаф остался и пара тумбочек... Сейчас...

Наш дед вышел за калитку и выпал из моего поля зрения.

— От вас вышел ещё один дед, — мгновенно доложил Серёга. — Они с тем дедом, другим, стоят возле «УАЗа» и о чём то болтают. Вижу только головы — они за машиной.

— Я сказал — дарить придётся, — пожал плечами Иванов. — Может, попросим сдать сапёра в обмен на машину? Как вам идея? Думаю, для деда это актуально...

— Вася — глянь, — распорядился Петрушин, кивнув на калитку. — Как бы эти пердуны нам зеркала не пооткручивали.

Вася подошёл к калитке, но глядеть не стал, а грубо рявкнул:

— А ну — разойдись!

— Зачэм кричиш? — раздался возмущённый голос из-за калитки. — Кто где хочит, там и стаит, да!

— Я сказал — разойдись! — Вася к благодушию не был расположен. — До конца операции всем находиться в своих усадьбах. По домам, я сказал!

Дед вернулся, Вася тоже вошёл во двор и закрыл калитку. Дед, возмущённо качая головой, решительно заковылял к гостевому дому.

— Не пускать? — уточнил Петрушин, оборачиваясь к Иванову.

— Хозяин, — Иванов пожал плечами. — Где хочет, там и ходит. Почему не пускать?

— Второй, заканчивай, — буркнул Петрушин в рацию. — Дед к тебе идёт, значит, там чисто.

— Ну и что — дед? — ответил Глебыч. — Это такой мерзавец, что родную мать не пожалеет, в случае чего. А уж чужого деда... Чуток осталось, потерпите. Пару минут ещё...

Наши дамы разом примолкли и с почтением уставились на деда, направлявшегося к «гостевому» дому. Хозяин, одно слово. Тут у них с этим строго.

А я сфокусировался на младшенькой. Девчонке лет четырнадцать, симпатичная такая, глазастая. Сейчас младшенькая окончательно сдавала бывшего постояльца и заодно, до кучи, враньё всего бабьего выводка. Она долго смотрела на одну из фотографий Шаха — с аккуратной бородкой и короткой причёской (Серёга скомпилировал), затем выразительно вздохнула и поправила непослушную чёлку, спрятав её под платок. Как перед зеркалом. Глазки стали влажными, носиком шмыгнула зачем-то...

— Что и требовалось доказать, — я с плохо скрываемым торжеством посмотрел на Лизу. — В общем-то, домик теперь не обязательно досматривать.

Да, дорогой мой, всё в цвет. Сдали тебя дамы, неуловимый ты наш. Ты здесь жил и к тебе неплохо относились. До того неплохо, что теперь вздыхают и шмыгают носом, глядя на твоё фото. А ты ведь всего несколько часов назад слинял, красавец! Ты чего такого сделал, маньяк, чтобы этак растревожить подростковую душу?

— Ты че там затих, Второй? — в очередной раз потеребил Глебыча Петрушин. — Пара минут давно кончилась... Второй?

— Всё? — уточнила Лиза.

— Да, я же сказал...

— Отлично, — Лиза достала сигареты и закурила.

Выражение глаз наших дам резко стало осуждающим. Типа, не ожидали. Так ты, оказывается, только прикидывалась скромницей?

— А теперь уже без разницы, — пожала плечиками Лиза, собирая фотографии. — Так что, гостиницу смотреть не будем?

— Да там Глебыч что-то застрял...

Где-то на улице, вне двора, послышался негромкий звук работающего двигателя. Мы разом навострили уши.

— Движение, — сообщил по рации Серёга.

— Транспорт? — уточнил Петрушин.

— Белая «Нива», — подтвердил Серёга. — Из соседней усадьбы, следующей за вашей, выехала белая «Нива». Пятидверная. Направляется к противоположной от нас оконечности села. Короче, уезжает. Она пока у нас в секторе.

— Деды перетёрли, и «Нива» уехала, — нахмурился Вася. — Может, пока в секторе, пусть Саня шмальнет?

— Ты чего такой кровожадный? — вмешался Иванов. — А если там просто дед?

— А если он поехал доложить «духам», что мы здесь?

— А вот этого мы наверняка не знаем, — покачал головой Иванов. — И палить наобум не имеем права — не простят. Поэтому давайте побыстрее закруглимся и...

— Второй! — обеспокоился Петрушин. — Второй, ты заснул там, что ли?

Глебыч молчал.

— Аккумулятор... — предположил Вася.

— Исключено, — покачала головой Лиза. — Перед выездом всем заряженные вставила.

Петрушин переглянулся с Васей, и они без лишних слов рванули к «гостевому» домику. Мы с Ивановым последовали за ними...

В «гостевом» было две комнаты — спальня и зал, плюс небольшая прихожая и кухонька. Глебыч стоял в зале, спиной ко входу, и напоминал какую-то неуклюжую статую. Плечи опущены, голова застыла в одной точке, щетинистая макушка слегка подрагивает... В зале было два окна, одно из них распахнуто настежь, тихонько покачиваются тюлевые занавески... Следов, однако, на подоконнике не было...

— Стой, — едва слышно прошептал Глебыч. Все мгновенно замерли на месте, кто где оказался: мы с Ивановым на пороге прихожей, Вася с Петрушиным — у двери в зал.

— Не трогайте меня, — очень униженно попросил Глебыч. — Стол...

— Чего? — так же шёпотом переспросил Петрушин.

— «Нива» ушла, — дисциплинированно доложили наши рации голосом Серёги. — Вы бы поторопились...

— Стол подвиньте, — прошептал Глебыч. — Поставьте передо мной. Только тихо, не заденьте меня...

Вася с Петрушиным потащили из угла стол. Мы с Ивановым обошли Глебыча и полюбовались на картинку.

Несведущего товарища картинка бы не впечатлила. В руках Глебыч держал обыкновенный с виду ватерпас. Для далёких от плотницкой деятельности напомню: это такой прибор для проверки горизонтальности и измерения небольших углов наклона. Небольшой деревянный брусок со стёклышком посерёдке.

Сейчас Глебыч держал этот брусок так бережно, словно это была самая дорогая для него в мире вещь. Под стёклышком тихонько подрагивал пузырёк. Чуть вправо — чуть влево...

— Бумага, — прошептал Глебыч, когда Вася с Петрушиным установили перед ним стол. — Надерите бумаги, положите с обеих сторон.

— Зачем бумага? — обескураженно спросил Вася. — Куда — «с обеих»?

— На стол, — Глебыч очень осторожно вздохнул — в три приёма. — Если горизонт кривой, буду подкладывать.

В тумбочке лежали несколько чистых тетрадей.

Вася надрал листов, разложил на столе с обеих сторон.

— Ближе, — тихо скомандовал Глебыч. — Ещё... Просвет пятнадцать сантиметров. Так... Ближе. Чтобы под основания ладоней попали...

— Готово, — Вася закончил работу и отступил от стола. — Может, я останусь? Помогу бумагу подсовывать...

— Кыш шш! — злобно прошипел Глебыч. — Валите отсюда, живо...

Дважды нас просить не пришлось — спустя несколько секунд все высыпали во двор и прилипли к стене дома.

— «Нива» ушла? — запоздало уточнил Петрушин переполненным жаждой убийства голосом.

— Я же доложил, — рация выдала отчётливый флюид недоумения. — Вы выдвигаетесь?

— А я сказал — мочить, — напомнил Вася. — Почему вы меня никогда не слушаете?

В этот момент калитка распахнулась. В проёме возник дед — хозяин усадьбы.

Посмотрел на нас, как на придурков, хмыкнул в бороду и заковылял к крыльцу.

— Я что-то не понял... — потерянно пробормотал Иванов. — Как такое могло получиться?

— А это мы сейчас спросим, — Петрушин, непроизвольно пригнувшись, миновал дверной проём «гостевого» дома и метнулся к крыльцу хозяйской хаты. — А ну иди сюда, пидор ты старый...

— Ваааа!!! — дружно взревели дамы, плотным кольцом облепляя нашего богатыря и мёртвой хваткой вцепляясь в его одежду. — Вааууу!!!!

Ну вот, хоровое выступление всё же состоялось. Ох и не завидую я сейчас Петрушину!

— Да оставьте вы деда, — из дверей «гостевого» дома выплыл постаревший лет на десять Глебыч и обессиленно прислонился к косяку. На лбу его подрагивали крупные градины пота. — Это я. Я во всём виноват. Надо же — как ребёнка...

— Что это было, Глебыч? — спросил Иванов, надоедливо морщась от надсадного женского визга. — Извини, но я что-то не совсем...

— Это был он, — Глебыч достал сигареты и принялся ломать спички.

Руки сапёра мелко дрожали. Это было мощным отклонением от нормы, у него, даже сильно пьяного, руки — как тиски.

— Он?!

— Да. Это был Шах. Собственной персоной...

Глава 10

ШАХ

Работа над ошибками

В 16.07 я уже подъезжал к Тхан Юрту. Дорога нормальная, быстро добрался. А раньше и не надо: пока допрос, пока родится план, споры да прочее — раньше пяти вечера сюда никто не приедет.

Я хоть и сказал, что идея сумасбродная, но на самом деле это не совсем так. Она просто была неожиданной. А так, если разобраться, как и все мои идеи, это озарение основывалось на богатой личной практике и трезвом расчёте.

Рассуждал я так: судя по предыдущему опыту, сегодня «зачистки» не будет, скорее всего, завтра, с утра. Потрошить Сулеймана начали в лучшем случае где-то около полудня, пока получат информацию, пока обмозгуют всё, организуют взаимодействие, договорятся... В общем, сегодня можно ожидать только разведку на дальних подступах к селу. Разведка следит, кто выезжает, на одиночную машину, которая приехала, скорее всего, особого внимания не обратят.

В командировки я с собой всегда вожу «театральный» комплект, работа такая, приходится иногда менять внешность. Сейчас я был в седом парике, драном бараньем полушубке, а «Нива» моя по самую крышу искупалась в грязи и издалека выглядела заштатным сельским транспортом. И стараться не пришлось: накануне было прохладно, но потом всё растаяло, пока мы катались по полям, перемазали машины так, что теперь долго придётся отмывать.

С собой у меня были следующие вещи: пистолет с глушителем, запасной магазин, набор грима, искусственная борода, две камеры: полупрофессиональная «Canon» и портативная «шпионская», сработанная в виде пряжки для ремня. Ещё я захватил кое-что из набора Курбана — вшитый в тряпицу пассивный радиомаяк и молекулярный клей. Этот маяк — с виду обычная пуговица от пиджака, на самом деле очень тонкая штучка. Несколько раз мне приходилось использовать подобные, при работе с хорошо охраняемыми объектами, на которые нельзя было пробраться... но не здесь, а в странах с более жарким климатом. Обычный маяк нетрудно обнаружить при помощи детектора, так как принцип его действия основан на передаче импульсов, которые фиксирует приёмное устройство. Пассивный маяк ничего не передаёт. Он тихо сидит там, где вы его прилепили, и отражает сигнал строго определённой частоты, направленный в его сторону. Другими словами, это как дамское зеркальце, приклеенное к огромной скале. Вы берёте другое зеркальце и посылаете луч в ту сторону, зеркальце его отражает, получаете маленькую вспышку. В общем, дорогая, но очень удобная вещь — это уже забавы профессионалов, дилетанту такое не по карману. Жаль, радиус отражения маловат — всего-то полтора километра. Но мне, в принципе, больше и не надо...

Я с черепашьей скоростью въехал в село. День неспешно клонился к вечеру, было очень тихо, как будто село вымерло. Проехав мимо давшего мне приют дома, я остановился у соседней усадьбы, вылез из машины и, согнувшись, как и подобает очень старому деду, подковылял к калитке. Если у разведчиков федералов хорошая оптика, пусть смотрят.

Я недолго стучал в калитку, вскоре она открылась, и показался хозяин — Султан. У него жили Аскер, Курбан и Анвар, и он сразу меня узнал, но оторопел — не ожидал увидеть. Я вошёл во двор, сметая хозяина, и захлопнул калитку. Открыл ворота, загнал «Ниву» во двор, двигатель глушить не стал. Султан так и сидел на земле, с недоумением глядя на меня. Я поднял его и стал извиняться, объясняя, что за селом могут следить федералы, а мне нужно было показать, что я приехал к себе домой. Он всё понял правильно, не стал сердиться. Сказал, что пока никто в село не заходил.

Я перелез через забор и оказался во дворе Имрара — хозяина дома, который приютил меня. Забор между усадьбами один, общий, он значительно ниже внешнего ограждения, так что это не составило особого труда.

Семья в буквальном смысле обалдела при виде меня. Стали переживать, укорять — зачем я приехал, подвергая себя такому риску. Я сказал — надо, дело того требует.

Потом провёл с Имраном короткий инструктаж. Он хоть и глубокий старик, ясности ума не утратил, всё на лету схватывает. Дал ему камеру пряжку, показал, как включать, как ходить, чтобы полы одежды не заслоняли объектив. Потом попросил подобрать из гардероба две какие-нибудь одинаковые вещи. Хорошие вещи все были разные, одинаковые нашлись только две старые телогрейки, которые давно следовало бы выбросить. Ещё были две одинаковые папахи — почти новые и две пары резиновых сапог. Имран переоделся в одну телогрейку, мне отдал другую.

С папахами получилось не очень хорошо. Дома Имран папаху не носит, ходит в шапочке. И небольшой контраст виден: телогрейка совсем замызганная, а папаха почти новая. Но я решил, что это мелочь: федералы его не видели, не знают, как он обычно выглядит. Второй палки тоже не нашлось, надо будет взять у Султана, пусть немного посидит дома, без палки.

В общем, мы переоделись одинаково, договорились, как он подаст мне сигнал, я снял старика на свою камеру, взял сапоги и перелез обратно к соседям.

Султан — дед с юмором. Когда я попросил палку, он с готовностью отдал её и тут же спросил: не желаю ли я, чтобы он заодно отдал мне и жену? Мы посмеялись (жена чуть помладше него). Ещё раз попросив извинения за доставляемые неудобства, я устроился в доме, у окна, выходящего на главную улицу, и принялся гримироваться. В качестве образца мне служил поставленный на «паузу» кадр с Имраном. Скульптор из меня ещё тот, но такие вещи мне делать приходилось, и сейчас, в принципе, совсем уж точного внешнего сходства не требовалось.

Почему я вообще решил приехать? Сразу скажу, особой уверенности в том, что эти специалисты сюда пожалуют, у меня не было. Просто я знал Глебыча и мог более менее точно предугадать его поведение. Если Глебыч будет присутствовать при допросе, он услышит знакомое имя. Шах. Меня так звали ещё в училище и потом, позже, когда я служил в армии. В общем, меня всегда так звали. Я за почестями не гонюсь, громкие имена меня не привлекают, но что поделаешь, если это первые три буквы моей фамилии.

Что знает Сулейман? Шах, не чеченец, специалист, приглашённый ГКО, командир «Дашо Гов». Место проживания и имена моих людей. Всё.

Глебыч умный, он сразу сделает выводы и поделится своими соображениями с коллегами. Но это ведь надо проверить. Мало ли людей, которые могут пожелать взять себе такое кодовое имя? Проверить можно просто: показать мои фотографии домочадцам, посмотреть их реакцию. У Глебыча много моих фотографий — правда, пятнадцатилетней давности, но у них наверняка есть специалисты, которые могут обработать фото. Можно ещё осмотреть моё жилище, но это уже сказки для взрослых из полицейских сериалов. Я не имею обыкновения оставлять свои визитки на местах временного проживания. Да, фото — это самый лучший вариант. Разумнее делать это до проведения «зачистки». После «зачистки» тут всё будет вверх дном, но самое главное — люди озлобятся, ни о каких контактах уже не может идти и речи. Сейчас — самое время. Все затаились, ведут себя тихо, в глубине души надеются, что пронесёт — в общем, могут пойти на контакт. Особенно если в их команде есть специально подготовленные люди, умеющие общаться с местным населением. Насчёт безопасности тоже можно было поразмыслить: нетрудно догадаться, что моджахеды давно ушли из села и здесь остались только старики, женщины и дети.

В общем, вероятность их появления была небольшой: может, один шанс из десяти или даже из ста... Но этот шанс имел право на существование. И на моём месте грех было им не воспользоваться. Я ничего не терял, когда ехал сюда. Их разведка, если она действительно стоит на дальних подступах, вряд ли захочет «светиться», останавливая для проверки идущий в село одинокий транспорт. А если и остановит: у меня документы в порядке, охотники за моей головой, это сто процентов, не успели растиражировать мои фото. Для этого ведь сначала нужно получить подтверждение, что Шах — это именно я.

Между вопросами «почему» и «зачем» многие ставят знак равенства. А это не правильно. Это разные вопросы. Мы рассмотрели, почему я сюда приехал, какими обстоятельствами руководствовался при принятии скоропалительного решения.

Теперь самое время уточнить — зачем я сюда приехал. То есть основной мой мотив.

Во первых, меня здорово обидел старый друг Глебыч. Спокойно обошёл оба моих устройства. Одно обезвредил, второе уничтожил путём подрыва, выведя всех на дистанцию безопасного удаления.

Так со мной ещё никто не поступал. Каждое моё устройство — именно моё, а не учеников из «Дашо Гов», которым приходится работать с моими стандартами, — это индивидуальный заказ. Это произведение искусства. А тут пришёл вандал Глебыч и всё похерил, как тот маньяк с кислотой картину мастера. И поставил под сомнение мою репутацию профессионала. Я такие вещи не прощаю.

Во вторых, мне в ближайшее время предстояла филигранная работа, которая требовала полной отдачи, всего моего мастерства и виртуозности. Меня, собственно, за этим сюда и пригласили и платят большие деньги. А как можно без остатка отдаться такой работе, когда тебе дышат в затылок, постоянно наступают на пятки и толкают в бок? Да не просто обозлившиеся на твои выходки враги, рыскающие в поисках какого-то безликого мастера и мифического отряда сапёров, которыми может быть здесь каждый четвёртый! А специально ради тебя спущенная с цепи команда профессионалов. Которая, ко всему прочему, имеет по тебе полный расклад, вплоть до качественных фото и всех твоих привычек.

Думаю, любой на моём месте сделал бы то же самое. Я собирался удалить эту занозу, чтобы она не мешала мне спокойно жить и работать. И я хотел сделать это присущим мне способом: красиво и элегантно. В общем, мастерски.

И знаете, между нами, — это сильно будоражило моё профессиональное самолюбие. Я люблю свою работу. Это искусство. Я артист своего дела, а не просто хороший ремесленник, типа Глебыча. Я люблю показывать высокие результаты, и я сам себе — самый строгий судья. Грациозно обвести вокруг пальца команду охотившихся за тобой мастеров (хорошо бы, чтобы каждый из них в своей отрасли был, как Глебыч) — это меня здорово бы потешило. Я за это даже денег не возьму, меня сам процесс увлекает...

Страницы: «« ... 678910111213 »»

Читать бесплатно другие книги:

Наше сознание творит с нами самые невообразимые вещи. Мы помним только хорошее. Вот драконы, к приме...
Големы убивают людей! Как выскочат из тумана, как набросятся! Точно-точно вам говорю! Наверняка во в...
Представьте себе: вы идете, никого не трогаете, и вдруг вам на голову падает фермерский домик, котор...
Твой отец – фараон (вообще-то он хотел быть чайкой, но не в этом суть). А ты – сын фараона, отправле...
И придет восьмой сын восьмого сына, и покачнется Плоский мир, и поскачут по земле четыре всадника (у...
Король умер, да здравствует король!.. Впрочем, какой именно король здравствует? Тот, что в призрака ...