Жасминовые ночи Грегсон Джулия
– Возможно, – уклончиво ответила она, а сама подумала: черт побери, ты должен помнить о таких вещах – это важно для меня.
Она со стуком поставила бокал и, сверкнув глазами, вскочила на ноги.
– Черт возьми, Саба, не гляди на меня так.
– Как не глядеть? – закричала она. – Я вообще не гляжу на тебя.
Слово за слово, и вот они уже орали друг на друга так громко, что на соседнем поле закричал встревоженный осел.
Дом распахнул дверцы веранды, спустился на берег и сел, уронив голову на руки, по-детски разобиженный. Как долго он ждал этой поездки, рисовал чудесные картины – как они плывут по Нилу, смотрят на фелуки и деревни, как потом любуются мрачной и величественной Долиной царей, и все время она рядом с ним, прекрасная и милая…
На несколько минут его захлестнула волна непреодолимой жалости к себе, потом он встал и, подойдя к самой кромке воды, нашел плоский камень и швырнул его в море. Камешек скакнул четыре раза и пошел на дно.
Значит, так будет всегда? Он швырнул изо всех сил еще один камень – компромиссы, сомнения, сознание того, что ее планы не менее важны, чем его. Ведь если это так, то он не выдержит. Слава богу, есть еще время отыграть все назад – никакие веские обещания еще не прозвучали.
С веранды она наблюдала, как он швырял в море камень за камнем, потом ушла в спальню, легла на кровать и зарыдала.
Она рыдала, поначалу от злости, потом от горестных сомнений. «Я люблю его, но надо ли мне все это? Эти слезы, мольба, крики, недовольство. Я просто повторю судьбу моей мамы».
Когда он вошел в спальню, она лежала, уткнувшись лицом в мокрую от слез подушку.
– Я не могу так поступить, – тихо сказала она.
Он погладил ее по спине.
– Я понимаю.
Он лег с ней рядом и уткнулся лицом в ее плечо.
– Саба, – сказал он. – Я умру, если потеряю тебя.
– Я прошла через это с моим отцом, – ответила она. – Постоянное чувство того, что я все делаю неправильно – словно моя работа позорила нашу семью.
– Я никогда не хотел, чтобы ты так думала.
Ох, как сладко ощущать его ладонь на своей голове; какое облегчение, когда ты знаешь, что он тебя все-таки любит, что они вместе и могут обсуждать такие непростые вещи, не боясь, что мир рухнет.
– Прости, мне стыдно, что я испортила твой сюрприз. – Она поцеловала его в грудь. – Такая замечательная идея… и мне очень хочется поехать… Но я не могу подвести людей…
Он уже тихонько расстегивал ее платье, а она улыбалась ему. Но потом, когда она лежала в его объятьях, впервые за все время ей стало ясно, как непросто соединить вместе две разные жизни, сколько трудностей еще ждет их впереди.
В тот вечер они поужинали на веранде. Солнце садилось, на небе уже висел бледный диск луны, вода залива окрасилась золотом и серебром. Они вежливо признали красоту вечерних минут, но она скорее видела ее, чем ощущала, – размолвка потрясла их обоих, и Саба с трудом сдерживала слезы, когда подавала Дому вино и кушанья, все буквально на цыпочках, и все это было для них непривычно.
Молчание становилось тягостным. Наконец она отважилась:
– Дом, скажи мне, что ты думаешь. Ты такой грустный.
Он покачал головой и грустно сказал:
– Я думаю о полетах.
– О полетах? Куда? – Внезапно ее разобрал смех. – Подальше от меня?
– Нет! Нет – просто… ну… – Он покрутил в руках вилку и взглянул ей в глаза. – Я думал о том, что если бы ты научилась летать, то поняла бы, что от земли оторваться легко – но вот сесть трудно. – Он взмахнул вилкой. – Тут все не так, как с автомобилем. Скорее похоже на езду на мотоцикле – ты должен балансировать и так и эдак, а когда разгонишься, думать, как не упасть при торможении. – Он задумчиво посмотрел на нее. – Я не хочу ничего тебе навязывать.
– Я знаю. – Она с трудом сглотнула.
В наступившей тишине они услышали хриплый крик осла. Каждый вечер ему приносили пучок травы.
Она набрала в грудь воздуха и взяла Дома за руку.
– Ты можешь честно пообещать мне две вещи?
– Кажется, я не давал тебе оснований сомневаться в моей честности.
– Да, хорошо, – быстро согласилась она. – Я хочу, чтобы ты обещал мне, что не станешь просить меня стать твоей женой. Пока что – в данный момент.
Она едва не рассмеялась – он так удивился или почувствовал облегчение?
Он долго смотрел на нее.
– Как странно. Сегодня, стоя на берегу моря, я думал о том, что скоро мы с тобой пойдем под венец.
– Пока еще я ничего тебе не сказала. – Она широко улыбнулась. – Мне хочется чувствовать себя свободной еще некоторое время – пожалуй, впервые в жизни.
Внезапно она больше не могла сдерживаться.
– Я хочу работать. И не хочу из-за этого чувствовать себя виноватой. Я много лет прожила с отцом, и с меня хватит. Но мне не хочется потерять тебя…
Она буквально почувствовала энергию его мыслей.
– Супружество, – сказал он наконец. – Такое привлекательное слово, правда? Оно наполняет тебя уверенностью в том, что ты кому-то нужен. Как будто тебя запрягли, правда?
– Дом, я не шучу. – Или она все-таки говорила это не всерьез? Ей так хотелось растаять в его объятьях и навсегда забыть о собственной персоне.
Но он сказал это серьезно. В его душе всплыли былые, не очень разумные традиции, потому что он еще не привык к тому, что женщина может быть так независима. Не привык к новому мышлению. Для этого требовалось время, и он пока не знал, примет он это новое мышление или нет.
К полуночи небо почернело. Осталась лишь полоска призрачного лунного света, тянувшаяся от берега к горизонту.
– Давай искупаемся, – предложил Дом. – Хватит говорить о серьезном.
– Ты с ума сошел? – Она с облегчением увидела его улыбку. – Холодно ведь.
– Мы британцы, – заявил он, направляясь к берегу. – Мы созданы для этого. Снимай свои одежды, женщина, и прыгай в волны.
Они быстро разделись. Он обхватил ее за плечи, и они побежали к морю. Потом он пихнул ее в воду, она завизжала от страха, деланого и настоящего, потому что оказалось не так холодно, как она ожидала, и потому что ей нравилось чувствовать на своих плечах его руки. Сильные мужские руки.
Бок о бок они плыли по светлой полосе. Вокруг них было чернильное море. Подплыв к плоту, они увидели на сумрачном горизонте лодку с темным парусом.
Дом был прекрасным пловцом и сдерживал свою прыть, чтобы плыть рядом с ней.
Она думала о Северном море, о том, какое оно холодное в ночное время; об отце, который, возможно, никогда не попадал в южные края.
«Ничто не повторяется, – думала она. – Вернувшись в Англию, я словно шагну сквозь знакомую дверь в совершенно новое, непознанное пространство».
– Я хочу сделать сейчас еще одну попытку, – сказал Дом. – В прошлый раз я просто не решился. – Они сидели на плоту и болтали ногами в воде. – Если я не сделаю, то не прощу себе этого до конца жизни. Вот так.
В лунном свете на его лице сверкали жемчужные капли; под скулами залегли резкие тени. Шрамы вообще не были заметны, их можно было разглядеть лишь при ярком свете.
– В пустыне у меня случился момент истины. Я увидел ясно тебя и твою жизнь – и понял, что ты мне очень нужна. Если даже жизнь рядом с тобой будет означать постоянную войну, сопровождающуюся битьем посуды и швырянием кастрюлек, мне плевать. По крайней мере, я буду рядом с той, кого я обожаю, кем восхищаюсь; которая может петь в ванной.
– Господи. – Она прижала ладонь к его губам. – Перестань. Я и раньше кричала на тебя – разве ты не был в ужасе?
– Да, был. – Он обнял ее за плечи и прижал к себе. – Ты тиранка. А мне предстоит играть роль несчастного супруга, которого клюют даже куры.
– Давай поплаваем, – предложила она. Все было слишком избыточно – слишком неясно – слишком чудесно.
– Стой-стой, моя любимая торопыга, я еще не закончил. Просто нам придется заключить договор насчет того, что нам нужно в жизни… Не знаю там про конфетти и столовые приборы, но дети нам нужны непременно, пожалуй, мне нужен самолет, а тебе твое пение. Что, это невозможно?
– Возможно. – Она поцеловала его в губы. – А вообще, перспектива мне очень даже нравится.
Море казалось еще холоднее, чем прежде, – у них даже перехватило дыхание. Потом они пришли в себя и поплыли рядом, по-детски оглашая морскую гладь песней «Жизнь на океанской волне». Вскоре они уже говорили про новую экскурсию по Нилу. Дом рассказывал ей интересные вещи, о которых она раньше не знала: как после многолетних разочарований и напрасных надежд археолог Говард Картер посветил фонариком в погребальную камеру Тутанхамона и увидел стену из чистого золота и странные фигурки животных.
Удивительно! Она мысленно повторяла эти слова, когда они подплывали к темной полосе берега. Как хорошо быть молодой, живой и знать, что впереди у тебя совместное будущее с этим замечательным парнем, что впереди твоя собственная жизнь, пока еще скрытая туманом. В окне их спальни горел слабый огонек. Вода над песчаной косой потеплела, а потом снова сделалась холодной и чистой; невидимое течение щекотало кожу.