Лавандовое поле надежды Макинтош Фиона
Килиан махнул рукой.
– Она ветрена?
– Не думаю. Скорее, растеряна. Война нас всех заставляет делать то, о чем мы потом жалеем.
– И вправду, – вздохнул Килиан.
На дороге впереди образовалась пробка. Придется ждать.
– Простите, полковник. Можно повернуть на…
– Вы ни в чем не виноваты.
Внимание Килиана привлекла еврейская чета на тротуаре. На одежду у них были нашиты желтые звезды. Обоим лет по сорок с небольшим, опрятно одеты, держат за руки мальчика. Как это семейство уцелело? Кто защищал их? Долго ли еще продлится их везение? Килиану отчаянно захотелось спасти их, а вместе с ними и свою душу.
– Расскажите мне о вашей возлюбленной, – продолжал он.
Водитель покосился в зеркало заднего вида, заиграл желваками на скулах.
– Что бы вы хотели узнать, полковник?
– Вы давно ее знаете?
– С прошлого года.
– Не так уж и долго.
– Да.
– Но уже знаете, что любите ее.
– Да, полковник.
– А почему вы уверены?
– Потому что я знал многих женщин, и ни одна на меня так не действовала.
– Как – так?
– Я с ней часто спорю. Она меня до белого каления доводит! – Леве усмехнулся.
Килиан рассмеялся.
– Да, это верный знак, что она вам небезразлична. Хорошенькая?
– Очень красивая, темноволосая, совсем крошечная.
Килиан снова улыбнулся. Лизетта идеально подходила под описание Леве.
– Вы ей доверяете?
– Даже и не знаю, что ответить. Она влюбилась в другого, и мне кажется, будто меня предали, хотя нельзя же заранее планировать в кого-то влюбиться.
– Она лгала вам?
– Нет.
– Тогда не сдавайтесь, Леве. Она бросит того, кто старше ее, она еще образумится.
– Доехали, полковник.
Килиан выглянул в окно и с удивлением обнаружил, что они и в самом деле приехали к отелю «Мерис» на рю де Риволи, напротив Тюильри. Он вздохнул.
– Вас подождать, полковник?
– Нет, отсюда до службы и пешком совсем недолго. А вы, верно, пригодитесь еще где-нибудь.
– Как вам будет угодно.
Килиан нахмурился.
– Леве, ответьте мне на один вопрос.
– Да?
– Вы немец?
– Да.
– Тогда почему не сражаетесь?
– Был ранен в самом начале войны. Покалечило ногу. Теперь от меня вермахту толку мало. – Он выразительно пожал плечами. – В феврале меня приписали к вашему отделу, полковник.
– Вы умеете молчать. Я это ценю.
– У всех свои тайны, полковник.
Другой старший офицер, пожалуй, отчитал бы шофера за такие вольности, но Килиан улыбнулся.
– А у вас какие секреты, Леве?
– Ухаживать у меня получается лучше, чем воевать, полковник.
Килиан улыбнулся еще шире.
– Благодарю, Леве.
Заговорщически кивнув водителю, он вышел из машины, в очередной раз ощутив, как недостает ему общения с людьми без скрытых намерений.
Штюльпнагель не заставил его долго ждать.
– Полковник Килиан, – расплылся в улыбке генерал, когда Килиан, громко стуча каблуками по мраморному полу роскошного, утопающего в позолоте отеля, зашагал ему навстречу через парадный холл. – Спасибо, что явились лично. Мне сказали, я вчера забыл у вас папку.
Килиан удивленно моргнул, но, уловив намек, ответил:
– Да, я проходил мимо, вот и решил проверить, получили ли вы ее. Я отослал немедленно, как заметил.
– Еще раз спасибо. А я как раз шел немного подышать свежим воздухом. Не хотите составить мне компанию? Может, чашечку кофе?
– С удовольствием.
Штюльпнагель повел его в сторону Тюильри, к кафе «Ренар», по дороге занимая светской беседой. На улицах было гораздо больше народа, чем обычно: кто сидел у фонтана, кто прогуливался в парке. В кафе оказались одни лишь немцы – судя по всему, солдаты в увольнительной. Они волочились за молоденькими француженками. Завидев генерала и полковника, бойцы вскочили и стали навытяжку.
Штюльпнагель небрежно ответил на приветствие и нашел столик в глубине кафе, подальше от фонтана и остальных посетителей.
Только теперь он перестал притворяться.
– Зачем мы здесь?
Килиан набрал в грудь воздуха.
– Я точно не уверен, но обязан сообщить вам, что меня, возможно, разоблачили.
Генерал тихонько вздохнул.
– Каким образом?
Килиан шепотом поведал ему все, что знал сам.
– Итак, до сих пор вам не выдвинули никаких обвинений, – подытожил Штюльпнагель.
– Нет. И все же я вижу в этом предостережение.
– Безусловно. Очень уж в неслучайное время эта женщина объявилась в вашей жизни.
Килиан согласно кивнул.
– А с другой стороны, зачем им я? У меня нет доступа к информации, способной заинтересовать союзников. Всем известно, что я тут в ссылке.
Штюльпнагель потянул себя за губу.
– Да, пожалуй, смысла в том никакого. А может, это совпадение?
– Очень надеюсь. Она – крестница Вальтера Эйхеля, он мне ее и представил. Вряд ли он замешан во что-то зловещее.
– Вы познакомились с ней совсем недавно?
– На прошлой неделе. В понедельник водил ее поужинать. Меня настораживают две вещи. Первое – несовпадение во времени: откуда бы союзникам или гестапо знать, что вы собираетесь вовлечь меня в заговор, если мне и самому это было неизвестно? Шпион, владеющий подобной информацией, вступил бы в контакт со мной после нашей вчерашней встречи, а не перед ней. Вдобавок, не могу представить, что даже самая осведомленная шпионская сеть могла увязать все воедино: встречу с Лизеттой, заговор, Лукаса и его связь с гестапо.
– Совершенно немыслимо, – согласился Штюльпнагель. – Как вы и говорите, фон Шлейгель лишь подтвердил слова Эйхеля. Да и потом, вы же знаете гестаповцев, полковник, – они всегда рады сеять сомнения.
– Вы считаете, он солгал?
– Нет, Килиан. У него нет никаких причин лгать о мадемуазель Форестье, но он пытался отыскать невидимые связи.
Килиан задумался.
– Подозреваю, он втайне презирает таких, как я, кто вел более… ну, скажем, привилегированную жизнь… Уже тот факт, что гестапо мной заинтересовалось, таит потенциальную опасность. Мне бы очень не хотелось испортить все дело. Если я представляю хоть какую-то угрозу, меня следует убрать из общей картины.
Генерал кивнул.
– Да. К сожалению, кроме вас, в Париже у меня нет никого, кому бы я рискнул довериться. Мне нужен человек с вашим опытом работы с людьми.
– Что же мне теперь делать? – спросил Килиан.
– Ничего. – Генерал допил кофе. – Как вы сказали, этот тип уехал.
– А Лизетта Форестье?
– Вам она нравится?
Килиан кивнул, не готовый признать, насколько же она ему нравится.
– Она из хорошей семьи. Я проверю ее связи. Поддерживайте с ней отношения и установите слежку. На карту поставлено слишком многое. Наблюдение лучше поручить человеку незаинтересованному… Найдите кого-нибудь надежного, не из вашего ведомства. Лучше всего – гражданское лицо.
– Да, конечно.
– И, может, у вас найдутся какие-нибудь дела вне Парижа, на неделю-другую? Дайте себе передышку, только не прерывайте связи с моим штабом – вы можете понадобиться нам в любую минуту.
Килиан задумался.
– Я давно уже откладываю одну поездку… Спасибо, генерал.
– Пока все идет по плану. Тем не менее я ценю ваши решительные действия. Уведомляйте меня обо всем, что покажется вам странным.
Килиан поднялся.
– А вы дадите мне знать, если ваши источники обнаружат что-либо необычное о Лизетте Форестье?
– Разумеется. – Штюльпнагель развернулся в кресле и посмотрел на просторы садов. – Полковник, я, пожалуй, несколько минут посижу на весеннем солнышке…
Они пожали друг другу руки.
– Не забудьте представить меня парижскому епископу, – произнес Штюльпнагель громко и жизнерадостно.
– Конечно, генерал.
– Превосходно. До свидания, полковник Килиан. Хайль Гитлер!
Килиан прокладывал себе дорогу сквозь толпу людей, отогревающих замерзшие за зиму кости и заледеневшие сердца. Теплый весенний денек его не радовал.
После встречи с Вальтером Лизетта вернулась к себе молчаливая и удрученная. Ее больше не страшила встреча с фон Шлейгелем, зато волновало, успел ли гестаповец поговорить с Маркусом Килианом. Если успел, то ее задание провалено, а жизнь висит на волоске.
Предельно сосредоточившись на работе, Лизетта кое-как сумела дотянуть до конца дня. Наконец сотрудники начали собираться по домам, но девушка мешкала, стараясь не думать ни о Маркусе, ни о Люке, ни о фон Шлейгеле, ни о том, что из нее смогут вытянуть пытками. Впрочем, наверное, допрашивать ее не станут, а сразу сочтут виновной – выведут на задворки какого-нибудь неизвестного здания и пустят пулю в голову. Наверняка то же самое случилось в Л’Иль-сюр-ла-Сорг. Лизетта не сомневалась: Люк каким-то образом причастен к смерти старика. Жаль, ей так и не хватило смелости узнать. А что теперь? Доведется ли ей еще когда-нибудь с ним поговорить?
Надо предупредить его об этом новом повороте событий. Но как? Затерявшись в мрачных думах, Лизетта торопливо шагала домой, не обращая внимания на тепло догорающего погожего дня.
29
Килиан впервые присмотрелся к своему шоферу. Он и не подозревал, как они похожи внешне, даже роста одинакового! Словно братья!
– Ваша семья родом из Пруссии, Леве?
– Из Баварии. Но я не знаю точно, откуда мои родители.
– Гитлер захотел бы поместить вас на какой-нибудь из своих плакатов.
– Тогда, выходит, и вас, полковник.
– Я для этого уже староват. – Килиан решил рискнуть. – И, к сожалению, я не такой образцовый нацист, как бы ему хотелось.
– Я тоже, полковник, – осторожно ответил его собеседник. Килиан понял, что его самым внимательным образом изучают.
Он коротко кивнул. Разговор зашел на опасную территорию.
– Спасибо, что так быстро пришли, Леве.
– Я в вашем распоряжении, полковник. Чем могу служить?
– У меня к вам необычная просьба, – начал Килиан. – Прошу, садитесь.
Они расположились в дальнем углу кабинета полковника. Удобные кресла и низкий столик создавали атмосферу, более располагающую к непринужденной беседе, чем письменный стол. Килиану нравилась гордость Леве: хотя тот и занимал несравненно более низкое положение, но совершенно не тушевался.
– Вы как-то упомянули, что умеете молчать… Я впечатлен этим вашим умением.
– Так точно.
– Мне оно снова понадобится.
– Хотите, чтобы я подвез мадемуазель Форестье?
Килиан через силу улыбнулся.
– Все немножко сложнее. Да, я хочу, чтобы вы ее подвозили – собственно говоря, хочу, чтобы с сегодняшнего дня именно вы отвечали за то, чтобы отвозить мадемуазель Форестье, куда она ни прикажет.
– Я бы с удовольствием, полковник, но…
– Не волнуйтесь, с вашим начальством я все улажу.
– Хорошо. Но, полковник, что такого сложного в том, чтобы возить мадемуазель Форестье?
– Сложности начнутся, если я придам этому сопровождению несколько иной характер.
Леве открыл было рот, а потом нахмурился.
– За ней надо следить?
Килиан кивнул.
– Зачем?
– Вам это знать ни к чему.
– Что именно вас интересует?
– Где она бывает, с кем встречается.
– Для этого мало просто следить за человеком с водительского сиденья. Вы просите меня организовать наблюдение за мадемуазель Форестье… верно?
– Да. Я хочу, чтобы вы следовали за ней неотступно, как тень. Это надо хранить в строжайшей тайне.
– А еще кто-нибудь об этом знает?
– Нет, – солгал Килиан. – Я прошу вас сделать это ради меня.
– Но почему именно я?
– Вы – лицо гражданское, примерно одних с ней лет, вам легче вращаться в ее кругу. Но главным образом, Леве, я прошу вас, потому что, по-моему, на вас можно положиться. Вам можно доверять? – спросил Килиан, вперив в собеседника испытующий взгляд. Ответный взор Леве не дрогнул.
– Да, можете. Но вы говорите о доверии, а это вещь обоюдная. Могу ли я быть уверен, что для слежки за молоденькой женщиной есть веские причины?
– Можете. Наблюдение устанавливается как необходимая мера предосторожности.
– Против чего, полковник?
– Мое положение требует от меня быть начеку. Эта женщина вошла в мою жизнь слишком неожиданно, так что я всего лишь проявляю разумную заботу о безопасности. – Он замялся, лгать было неприятно. – Офицерам не следует забывать о бдительности.
– Что-то случилось? Вас что-то обеспокоило?
– Нет. Просто вышел новый приказ – тщательно проверять все новые связи с гражданскими лицами, – солгал Килиан, чувствуя себя неловко под проницательным взором Леве.
– Как это, должно быть, неудобно для офицеров.
– Как и многое другое при этой власти! – отрезал Килиан. Леве удивленно заморгал, и полковник хмуро улыбнулся. – Теперь из-за этого можно ждать расстрельной команды.
Леве понимающе кивнул.
– Ваша тайна со мной в полной безопасности, полковник Килиан… как и мадемуазель Форестье.
Люка охватил ужас. Почему Лизетту так быстро заподозрили? Нравится ей это или нет, пора ей выбираться из липкой паутины заговора. Пока, на какое-то время, она в относительной безопасности: полковник Килиан и не подозревает, что приставленный им к Лизетте гражданский наблюдатель – на самом деле шпион. Но Люк понимал: его прикрытие может в любой миг рассыпаться.
До Монмартра он добрался на метро. Взбежал по лестнице к квартирке Лизетты, беспокойно поглядывая на часы. На стук в дверь никто не ответил. Люк немного выждал и постучал снова, громче. Похоже, Лизетты дома нет, и тут уж ничего не поделаешь.
– Люк?
Он вихрем развернулся и увидел Сильвию, прислонившуюся к стене. Красавица Сильвия до мозга костей была отважным воином – Люк бы не побоялся вместе с ней лицом к лицу встретить любого врага. Она бросалась навстречу опасности так же решительно и гневно, как и он – но, в отличие от него, ей не приходилось вести войну еще и с личными демонами. Она просто хотела, чтобы Франция снова принадлежала французам.
Только приехав в Париж, одинокий, не помнящий себя от горя, Люк сам не заметил, как у них с Сильвией завязался роман. Теперь Люку было стыдно, хотя он с самого начала не лгал ей о своих чувствах. Для него их отношения основывались на товариществе и удобстве. Теперь, глядя на Сильвию, он вспомнил Катрину, интрижку с которой тоже принимал как нечто само собой разумеющееся. Катрине он не лгал – и вот к чему это все привело. Недаром бабушка как-то сказала, что честность не всегда помогает завести друзей.
– Привет, Сильвия. – Он заставил себя дружески улыбнуться. – Ты сегодня в ночной смене?
Она кивнула.
– Мне надо поговорить с Лизеттой.
– Само собой.
– Послушай, Сильвия…
– Не здесь, Люк. Поговорим внизу.
Вздохнув, молодой человек проследовал в ее квартирку.
– Итак, – начала Сильвия, – могу я тебе что-нибудь предложить?
Он покачал головой.
– Обычно ты не отказываешься от послеполуденного… отдыха, – промолвила она, тщательно подбирая слова.
– Сильвия, прошу…
– Что, ты ей признался, и я для тебя уже нехороша? – В зеленых глазах девушки сверкала с трудом сдерживаемая ревность.
Люк грустно посмотрел на нее.
– Ты с самого начала знала о моем отношении к Лизетте. Я не хотел причинить тебе боль.
Она встряхнула гривой темно-золотых волос.
– Знаю. Но мне все равно больно. И не говори, что ты ничего не обещал, я и это помню.
Люк глядел на нее, не зная, что и сказать. В самые первые дни, полные муки и отчаяния от того, что он так близко к Лизетте, но вместе с тем и так далек от нее, Сильвия стала для него спасительной скалой, надежной опорой. С ней он вел долгие разговоры в самые тяжелые времена, она поддерживала его, запрещала открываться Лизетте раньше времени, отвлекала, когда он уже был готов сдаться, – и да, утешала весьма практичным образом. Во взаимном физическом притяжении они никогда не видели ничего романтического.
Люк обнял Сильвию, крепко прижал ее к себе и, вопреки инстинктам, вернулся к полнейшей откровенности.
– Что ты от меня хочешь услышать?
– Ты все равно не скажешь того, что я хочу от тебя услышать… – пробормотала она.
– Прости меня.
– И ты меня прости. – Сильвия, натянуто улыбнувшись, оттолкнула его.
– Сильвия…
Стук в дверь застал обоих врасплох. Словно обжегшись, они торопливо отскочили друг от друга.
– Кто там? – одними губами спросил Люк.
Сильвия покачала головой и, нахмурившись, показала ему закуток за дверью. Кивнув, Люк на цыпочках прошел туда и вжался в стену. Сильвия открыла дверь.
– Лизетта! Привет.
Люк застыл.
– Да… привет, Сильвия, – послышался знакомый голос. – Ты не видела сегодня Люка?
Она его ищет!.. Сердце в груди Люка замерло, а потом бешено забилось. Прислушайся Лизетта хорошенько, она бы услышала этот стук.
– Сегодня? – переспросила Сильвия. – Еще нет, но надеюсь увидеть.
– Понятно, – смущенно ответила Лизетта. – Ты не знаешь, как мне с ним связаться?
Сильвия медленно покачала головой.
– Он приходит и уходит, как вздумает. Сама знаешь, как это бывает. Мы никогда не рассказываем больше необходимого. Когда он в Париже, то останавливается у меня, и поскольку я не жду, что он будет согревать мне постель сегодня, то, сдается мне, его нет в городе.
– Слушай, если ты вдруг получишь от него весточку, дай ему знать, – запинаясь, проговорила Лизетта. – Мне надо сообщить ему кое-что важное.
Люк хотел выйти из своего укрытия и принять на себя все последствия этой лжи, но упустил момент. Дверь захлопнулась. На лестнице прозвучали торопливые шаги Лизетты.
– Не пугайся, она ничего не заподозрила, – рассмеялась Сильвия.
– Меня больше интересует, что она хочет мне сказать.
– Подозреваю, ты хочешь услышать, что она любит тебя, а со своим немцем спит только ради блага родины.
Люк сердито двинулся к двери.
Сильвия схватила его за руку.
– Люк, постой! Не делай ничего опрометчивого! Ни наша интрижка, ни ваши с Лизеттой отношения не имеют ничего общего с работой. Если выдашь себя, погубишь все подполье.
– Я ничего ни с чем не смешиваю, Сильвия. Все совершенно ясно. Правда в том, что я люблю Лизетту. Ничего не переменилось. Ты мне замечательный друг. Ты смелая и красивая, верная и… ты придавала мне сил, когда они были мне так нужны. Но я не люблю тебя. Прости.
В глазах Сильвии затаилась боль.
– Что ж, тебе лучше идти. – Голос ее звучал твердо. Это снова была Сильвия, которой он доверял, носившая здравомыслие и решительность, точно броню. Она взяла пачку сигарет.