Лавандовое поле надежды Макинтош Фиона

32

Маркус не объявлялся у Лизетты уже почти целый месяц. Она безуспешно пыталась подстроить встречу с ним, но ясно было, что его тайная деятельность шла полным ходом. Лизетта уведомила Лондон, что Килиан замешан в заговор с целью свержения Гитлера и что в число заговорщиков входит командующий немецкими войсками во Франции.

От Люка не было ни весточки. Лизетта оставила Плейбою сообщение с вопросом, не знает ли он, где отыскать подпольщика по кличке Фосиль. Ответа она не получила. Их сообщник в кафе – тот, что вывешивал на плечо полотенце – тоже куда-то пропал. Жизнь резко менялась. Квартира Сильвии пустовала. Надеясь узнать хоть что-то о судьбе Люка, Лизетта нарушила все правила безопасности и отправилась в дом, где первый раз встречалась с подпольщиками.

Она спустилась с Монмартра. Дни стояли жаркие и солнечные, так что прогулка была в удовольствие. Над Парижем нависло напряженное томление: не страх и не радость, а пульсирующее ожидание, раскатывающееся по улицам по мере того, как все новые и новые сведения о высадке на северном побережье просачивались по радио и распространялись по городу, точно лесной пожар.

Многие втайне праздновали тот день, когда генерал де Голль объявил о создании в освобожденном городе Байе нового французского правительства. Не далее как сегодня Лизетта слышала победоносную речь, которую он произнес в городской ратуше Шербура.

В некоторых местах контрольные пункты свирепствовали, в других – напротив, бездействовали. Нельзя было заранее предсказать, на что наткнешься. Лизетта подозревала, что город наводнен переодетыми гестаповцами. На всякий случай она носила при себе абсолютно все документы, удостоверение из банка и даже письмо от Килиана в конверте с нацистской эмблемой. Любая мелочь могла помочь.

По пути Лизетту останавливали дважды, но оба раза отпускали без особых вопросов. Приближаясь к авеню де Ваграм, она удвоила бдительность. Многие из домов в этом районе были реквизированы немцами, а мимо одного из них ходить было и вовсе запрещено. Пересекая широкие бульвары, девушка старалась держаться подальше от белых оград и нацистской символики. У нее на глазах патрули догнали и грубо скрутили двоих прохожих, требуя у них документы.

Не глядя в ту сторону, Лизетта продолжала с уверенным видом идти на авеню де Ваграм близ Триумфальной арки. Ее путь лежал в дом номер восемьдесят семь, величественный парижский особняк из бледно-серого камня, построенный в начале восемнадцатого века. Высокие окна выходили на крошечные балкончики с витыми железными решетками. Лизетта постучала в дверь. Открывшая женщина показалась ей смутно знакомой.

– Bonjour, mademoiselle, – учтиво поздоровалась консьержка. – Чудесное нынче утро.

– О да.

– Чем могу служить?

– Я по поводу Александра, – ровным голосом выговорила Лизетта условную фразу.

Женщина без колебаний произнесла условный ответ. Лизетта улыбнулась.

– Merci, madame.

Консьержка вся расцвела, словно узнав долгожданную гостью, и впустила Лизетту в дом. Когда дверь затворилась, обе женщины вздохнули с облегчением.

– Сейчас предосторожностей слишком много не бывает, – пояснила консьержка. – Все кругом куда бдительнее и наблюдательнее, чем обычно.

– Да, даже на улицах чувствуется. Простите, что пришла без предупреждения. Мне надо видеть Армана. – Это была кодовая кличка руководителя парижского подполья. – Он здесь?

Женщина кивнула.

– Да. Вам повезло. Он зашел совсем ненадолго. Сами можете себе представить, как сейчас все накаляется. Идемте. Я дам ему знать, что вы здесь. Как вас зовут?

– Анжелина.

– Идите за мной. Кофе?

– Если не сложно.

– Я и Арману приготовлю. Он никогда не задерживается, но я его уговорю.

Она провела Лизетту во дворик, уже согретый лучами летнего солнца. Лизетта села, нежась в теплом сиянии. Как там Килиан? С кем встречается, какие строит планы? Она в очередной раз поймала себя на том, что с Килиана мысли ее сами собой переходят на Люка.

«Выбирай!» – потребовал внутренний голос. Девушка нахмурилась. И в самом деле – чего бы ни требовало от нее задание, сама-то она должна знать, кому принадлежит ее сердце.

Она представила, что оба они стоят перед ней, такие похожие и такие разные: Люк шире в плечах, Маркус хрупче и утонченнее – и, безусловно, ухоженней. В ее воображении на лице Маркуса играла сардоническая усмешка, светлые непроницаемые глаза были устремлены на нее, а сам он казался таким гордым и уверенным в себе. На лице Люка застыло затравленное выражение, но твердый подбородок был решительно вздернут, а взор ярко-синих глаз проникал ей в самую душу, пробивая все барьеры, которые Лизетта старательно возводила долгие годы.

– Анжелина? – окликнули ее.

Лизетта вздрогнула.

– Простите, – устало обронил небритый всклокоченный мужчина, появившийся у нее за спиной. Ему было лет тридцать, но выглядел он старше. Однако улыбка у него оказалась открытая, а голос добродушным. – Не хотел вас пугать.

– Добрый день, Арман. Простите, что пришла вот так, неожиданно.

Она поднялась со скамеечки у нагретой солнцем стены и шагнула в тенистую прохладу дворика.

– Вам здесь всегда рады. Давно вы тут не были.

– Да. В прошлый раз у вас здесь не было ни помидоров в кадках, ни петрушки. Какой чудесный запах!

– Прекрасно выглядите. Надеюсь, у вас все хорошо.

– Да. Мне ведь не приходится так рисковать, как многим другим, – заметила Лизетта.

– Не стану лишний раз любопытствовать. Так что вас сюда привело?

Все та же консьержка принесла две чашки кофе из цикория и так же бесшумно удалилась. Лизетта подула на горячий напиток.

– Я ищу Фосиля.

– Его нет в Париже. По-моему, он покинул город еще в прошлом месяце. С тех пор мы его не видели.

– В прошлом месяце, – расстроенно повторила Лизетта. – А как давно?

– Простите, не знаю точно. Манон мельком видела его в середине мая, он собирался уезжать из Парижа.

– Но куда? Прошу вас, мне надо знать!

– Анжелина, вам известны правила. Мы оберегаем друг друга тем, что сообщаем другим лишь минимум самой необходимой информации.

– Арман, вы же помните, он следил за мной…

Он резко кивнул.

– Ну вот. Мы с ним… Мы… – с запинкой начала Лизетта.

– Что?

Она не знала, что и ответить. Хороший вопрос – кто они с Люком друг другу?

– Мы вместе, – решительно заявила она, не зная, как еще описать их отношения – особенно в свете последних нескольких недель.

Арман печально посмотрел на нее, вздохнул и сказал:

– Манон полагает, что он отправился на юг.

– Не может быть! – Такого девушка не ждала.

Арман вскинул руку, умеряя ее пыл.

– Я же не говорю, что это правда. Ничего определенного.

Лизетта отставила так и не тронутый кофе.

– В Прованс?

Зачем Люк пошел на этот риск? Возможно, у него не было выбора.

Арман покачал головой.

– Нет, в центральную Францию. Там сейчас много всего происходит. Мы поддерживаем подпольные организации, rseaux, в местах, где надеемся задержать немецкие войска. Не стану вам лгать, Анжелина, – нам предстоят яростные бои, поэтому туда стекается множество участников Сопротивления.

Лизетта почти не осознавала, что он говорит. В голове остался лишь один образ – Люк, бросающийся под пули.

Арман сочувственно тронул ее за плечо.

– Вы очень скоро получите от него весточку.

Лизетта вздохнула.

– Да. Простите. Просто нам не довелось попрощаться.

– Я несколько раз встречался с Фосилем, и он произвел на меня впечатление человека хладнокровного, бесстрашного, отчаянного, но не опрометчивого. Решения его всегда обоснованны, и он неизменно заботится об остальных. Да вы и сами это прекрасно знаете. Фосиль намерен оберегать вас любой ценой.

Лизетта и сама знала, как преданно Люк охранял ее, но услышать это от постороннего человека, осознать в полной мере оказалось мучительно больно. Особенно если вспомнить, как она восприняла эту заботу, как швыряла ему в лицо упреки и обвинения, что он первым бросил ее, а потом еще и шпионил.

Какой же самовлюбленной эгоисткой она была!

– Простите, не хотел вас огорчить, – расстроился Арман. – Я думал, вам приятно будет это услышать.

Глаза у Лизетты затуманились. Она впилась ногтями в ладони, чтобы сдержаться и не выдать себя еще больше.

– Нет, что вы, все хорошо. И спасибо – мне и впрямь надо было это услышать.

– Анжелина, Плейбой сообщил мне о последних лондонских инструкциях по поводу вашего задания. У меня работа такая – знать все обо всех. Вашей миссии сейчас придается огромное значение. Мы можем вам хоть чем-то помочь?

Лизетта покачала головой.

– Прекратить войну, – невесело предложила она.

– Мы делаем все, что в наших силах, – отозвался Арман. Оба улыбнулись, повисшее в воздухе напряжение исчезло. – Держитесь поближе к радио. Не знаю, долго ли этот дом еще продержится как безопасная гавань, но ваш тайник по-прежнему надежен. Хозяин кафе тоже отправился на юг, но оставил вместо себя кузена, сочувствующего нашему делу. Пользуйтесь тайником без опаски, а мы найдем способ с вами связаться.

– Арман, у меня в задании сейчас затишье… Не знаю, надолго ли, возможно – навсегда.

– Понятно. – Он озабоченно нахмурился.

– Чем я могу помочь? Позвольте мне тоже что-то делать!

Арман задумался.

– Ну, мы все так или иначе нарушаем коммуникации. Сейчас у нас около пятидесяти rseaux, покрывающих все районы Франции. Париж – не самый важный участок, по-настоящему горячие места – Гасконь и Овернь. Умеете обращаться с аккумуляторной кислотой?

– С чем?

Он улыбнулся.

– Один из испытаннейших методов саботажа: пережигать провода.

– Неважно – умею ли. Расскажите, что надо делать, а уж я подстроюсь.

– Заходите в кафе каждый день. Ждите указаний. Но, Анжелина, мы должны вас беречь.

– Я понимаю. И все же, если я могу пригодиться, позвольте мне помочь!

– Хорошо. Возможно, что-нибудь подвернется в самом скором времени.

– Говорят, кто-то перерезает телефонные провода, – вспомнила девушка пересуды на улицах. – Сильвия?

Арман усмехнулся и поднялся, потягиваясь в скудных лучах солнца.

– Она оборвала телефонную линию к северу от Парижа, вынудив немцев вести переговоры по радио. А значит, Блетчли-холл получил возможность радиоперехвата.

– С ней все в порядке?

– У меня нет никаких причин думать обратное.

Поднявшись, Лизетта расцеловала его в обе щеки.

– Спасибо, Арман. Не только за сегодня, а вообще… За то, что прикрывали меня. Я не хотела отнимать у вас столько драгоценных часов.

– За это скажите спасибо Фосилю. Надеюсь, он вернется к вам живой и невредимый.

– Я тоже, – пробормотала Лизетта, мечтая как можно скорее увидеть Люка. – Я очень надеюсь.

33

Прочитав записку Сильвии, Люк на следующее утро покинул Париж. Ему не хотелось думать, что именно насмешки жестокой красавицы погнали его прочь из города, но, как бы там ни было, все оказалось к лучшему. Немыслимо было оставаться там, где все напоминало о Лизетте. Уход с поста водителя при штабе лишил Люка возможности подобраться поближе к Килиану, но гестапо рано или поздно разоблачило бы юношу, это лишь вопрос времени. Пора было уносить ноги из Парижа. Лучше внести свой вклад в движение Сопротивления на юге, где разворачивалась основная борьба с захватчиками.

Главной задачей подпольщиков было любой ценой нарушить передвижения немцев. Теперь, когда личностью Лукаса Равенсбурга заинтересовалось гестапо, Люк использовал как прикрытие имя Кристиана Леве: на это имя у него имелись документы и удостоверения немецкого шофера при парижском штабе армии. Прикинувшись шофером, отправленным на юг возить какое-то высокопоставленное лицо, он уехал из Парижа на автобусе, всего за десять франков. Путь его лежал в Мон-Муше – одно из ключевых мест, где требовалось задержать немецкие войска. В этой гористой местности таланты и умения Люка особенно пригодятся.

Ночуя где придется, воруя еду или пробавляясь подаянием какого-нибудь дружественно настроенного крестьянина, Люк пешком добрался до Монтлюкона, где обосновались гестаповцы. Купив себе краюху хлеба и ломоть сыра, он осторожно прощупал владельца лавки и решил рискнуть. Надо войти в контакт с местными партизанами – иных путей нет. К великому облегчению Люка, лавочник – с виду нытик и плакса – оказался сторонником де Голля.

– Ступай к виадуку Гараби, – посоветовал он. – Если тебя захотят отыскать, то так и сделают.

По пути к виадуку Люк с удивлением обнаружил, что местные жители выставили круглосуточные дозоры, чтобы орудующие в этих краях партизаны не уничтожили последнюю оставшуюся дорогу на Париж.

– Они уже все железнодорожные мосты взорвали, – жаловались горожане.

Люк дивился глупости обывателей. Неужели они и в самом деле хотят, чтобы у немцев остался легкий доступ к Парижу? Несколько часов спустя ему многозначительно кивнул какой-то незнакомец. Вслед за ним Люк скрылся в лесу, где и присоединился к партизанам, с которыми провел не одну неделю. Всего в районе насчитывалось около десяти тысяч маки – место для летучих отрядов было выбрано идеально. Кругом сжимали кольцо немецкие войска, но предводитель партизан даже и без артиллерии умудрялся поддерживать в своих людях спокойствие, решимость и боевой дух. Лондон обещал прислать оружие, но ускорить его доставку не удавалось.

Восемнадцатого июня на плато Мон-Муше разгорелась кровопролитная битва. Хорошо оснащенные немецкие отряды поддерживала тяжелая артиллерия, слабо вооруженные партизаны сражались из последних сил. Бой начался рано утром и длился до глубокой ночи.

У Люка не было особых навыков обращения с винтовкой. За время работы в Париже он усоверенствовал мастерство подрывника, но прежде не принимал участия в настоящей битве. Ужасная реальность схватки ошеломила его, от грома выстрелов голова шла кругом. Он взял на себя роль гонца, связного между партизанскими подразделениями. Ловкий и проворный, Люк от природы обладал великолепным зрением и прекрасно понимал горы, а за предыдущие недели неплохо узнал окрестности. Все это позволяло ему поддерживать связь между отрядами маки и оттаскивать раненых с поля боя.

Зорко осматривая гребень холма, Люк пробирался через кустарник, взвалив на плечи одного раненого, а второго волоча под руки. В бесчувственное тело на плечах попала пуля. Собрав последние силы, юноша затащил раненых в канаву за пригорком и чуть не разрыдался: партизана убили. Погибшему было не больше девятнадцати.

– Не принимай все так близко к сердцу, – сказал второй раненый, заметив отчаяние Люка. – Лучше умереть, чем работать на каком-нибудь вонючем заводе бошей.

Люк кивнул, глядя на мрачное, изможденное лицо партизана.

– Ты куда ранен?

– В ногу, над коленом. Могло быть и хуже. Вот, возьми. – Он снял шейный платок. – Затяни, ладно? Как можно туже.

Люк выполнил его просьбу. Раненый с гримасой втянул в себя воздух.

– Ты как?

– Жить буду. Дай мне пистолет этого паренька, сумею убить еще фрица-другого.

Скалы вокруг сотряс очередной взрыв.

Люк вытащил из кармана погибшего пистолет.

– Меня зовут Люк. До войны я выращивал лаванду.

– А я – Клод, выращивал маслины и виноград. Лучший уксус, лучшее оливковое масло на юге.

Он усмехнулся сквозь запекшуюся кровь, что покрывала его лицо. Люк не знал, Клода ли это кровь или кого другого. Да и какая разница?

– Спасибо за пистолет, – кивнул Клод и добавил: – Если найдешь бутылку анисовой водки, я и от нее не откажусь.

Люк мрачно рассмеялся. Дым после взрыва рассеялся. На склоне слева от Люка с Клодом виднелись окровавленные тела. Трое партизан погибли, но один еще шевелился.

– Клод, там нужна моя помощь, – сказал Люк.

– Славный ты парень. Я тебя не забуду. Ступай.

Люк взобрался на гребень и короткими перебежками направился к несчастному, которому оторвало ногу. Спустились сумерки. Маки сражались в заведомо проигранной битве.

Раненый уже не кричал, а тихонько стонал. Он потерял слишком много крови – Люк понял, что бедняга не выживет. Не зная, чем помочь, молодой человек лег рядом с умирающим и взял его за руку. Тот слабо забормотал, обращаясь к нему. Он был родом из Лиможа, рабочий с фарфорового завода. Жена, четверо детей.

– Расскажите им, – прошептал он на ухо Люку. – Меня зовут Оливье Руссель.

Ему было больше тридцати. Дышал он часто и поверхностно. Нашарив грязный платок, Люк вытер ему кровь с лица. Парень чем-то походил на Лорана – и глаза у него сверкали так же, хотя уже и начинали тускнеть.

– Благодарю вас, – церемонно прошептал он.

Люк не обращал внимания ни на свист пуль, ни на содрогание земли от взрывов, ни на вопли раненых. Он не мог оставить несчастного умирать в одиночестве.

Наконец он осторожно высвободил ладонь из пальцев мертвеца. Душа его преисполнилась скорби. Битва казалась совершенно бессмысленной, особенно теперь, когда на помощь врагу подоспели самолеты.

Люк понимал: французам не победить. И все же каждый час, что они сдерживали натиск немцев здесь, дарил лишний час их соратникам на севере… лишний час союзникам, с боем прокладывающим путь к Парижу. Вот почему сражались партизаны – но Люк оказался на открытом месте, под вражеским огнем. Надо бежать в укрытие, вернуться к основным силам, узнать, нет ли новых сообщений. Нельзя думать об усталости – сейчас никто не может позволить себе этой роскоши.

Люк собрался с силами, подхватил с земли винтовку и побежал через клубы дыма. Он понятия не имел, что происходит, лишь надеялся попасть на позицию одного из главных отрядов маки.

Он так и не добрался туда.

Взрыв прогремел так близко, что Люка подбросило в воздух. В зависшей бесконечности все звуки исчезли, все движение остановилось. Клубы дыма замерли. Бойцы что-то кричали, но лица их застыли. Мелькали вспышки выстрелов, словно зарницы в замедленной съемке. Люка куда-то несло, тело онемело, утратило чувствительность. Лишь одна мысль оставалась четкой и ясной: Лизетта. Имя любимой звучало в уме, точно мантра. Люк не слышал ничего больше, не способен был ни подумать, ни вымолвить ничего иного.

Он не умрет! Он вернется к ней!

Люк рухнул на землю и больше не шевелился. Спустилась ночь, командир партизанского отряда дал приказ отступать.

Люк смутно слышал, как ревет осел и кудахчут куры. Все тело горело и чесалось. Сквозь щели в деревянных стенах бил яркий солнечный свет. Под головой было что-то мягкое, но лежать было жестко. Наверное, он в каком-то хлеву.

Люк заморгал, ничего не понимая.

Кто-то схватил его за руку. Повернув голову, Люк увидел незнакомого мальчика. Круглая удивленная физиономия в разводах грязи, синие глаза серьезны и настороженны. Четкость зрения помаленьку возвращалась к Люку. Лицо мальчугана усеивали веснушки, во рту недоставало переднего зуба.

– Вы живы, monsieur, – чуть пришепетывая, выдохнул мальчик.

Люк с трудом разомкнул спекшиеся губы.

– Воды, – прохрипел он.

Мальчик убежал и вернулся с какой-то старухой. Седые волосы собраны в аккуратный пучок, одежда ветхая, но чистая. Она до боли напомнила Люку бабушку.

Старуха велела своему маленькому спутнику приподнять Люку голову.

– Пейте, monsieur. – Она указала на кружку.

Люк отглотнул воды. В жизни он не пил ничего слаще.

– Где я? – простонал он. – Я думал, пришел мой смертный час.

Женщина покачала головой.

– Недалеко от Понтажу. В пяти километрах от поля боя.

– Как я сюда попал?

– Маки принесли. Вас приняли за мертвого, хотели было бросить, но один из них, Клодом звать, взвалил вас на спину и вытащил.

– Клод, – прошептал Люк. – Он же ранен.

– Пуля прошла навылет, – заверила его старуха. – Будет хромать, но это почетная хромота. Маки сдерживали немцев весь день и почти весь вечер. Было еще одно сражение. Маки проиграли и его, но сделали, что надо было. Задержали этих грязных бошей.

Она отвернулась и плюнула на пол.

– Где теперь немцы?