Ведьмы за границей Пратчетт Терри

Из дыры выглядывало с полдюжины стражников.

— Тут определенно становится жарковато, — сказала нянюшка, выдергивая из шляпы ещё одну булавку.

— У них арбалеты, — предупредила Маграт. — Против арбалетов сильно не повыступаешь. Про метательное оружие рассказывается только в Седьмом Уроке, а я до него ещё не дошла.

— Интересно, как они спустят курки, если будут думать, что у них плавники вместо рук? — с угрозой в голосе заметила матушка.

— Слушай, — примиряюще произнесла нянюшка, — давай только без этого, ладно? Всем же и так известно, что добро всегда побеждает, особенно если врагов больше.

Стражники наконец выбрались во двор.

Стоило им сделать пару шагов, как со стены прямо позади них бесшумно спрыгнула высокая черная фигура.

— Ну вот, — радостно возвестила нянюшка, — я же говорила, что от своей мамочки он далеко не уйдёт!

Один или два стражника вдруг осознали, что одна из ведьм с гордостью смотрит куда-то за их спины, и обернулись.

Их взорам предстал высокий широкоплечий тип с копной чёрных волос, повязкой на глазу и очень широкой улыбкой.

Он стоял, небрежно сложив руки.

Дождавшись, когда внимание всех стражников переключится на него, Грибо медленно разомкнул губы.

Несколько стражников невольно попятились.

— И что такого? — пробормотал один из них… — Оружия-то у него не…

Грибо поднял руку.

Выскакивая, когти не издают никакого звука, а надо бы. Им стоило бы появляться со звуком вроде «дзинь».

Улыбка Грибо стала заметно шире.

Ага! Ну хоть это ещё действует…

У какого-то стражника хватило ума поднять арбалет, но не хватило мозгов сообразить, что позади стоит нянюшка Ягг со шляпной булавкой. Её рука метнулась вперёд столь молниеносно, что, увидев это, любой ищущий мудрости, одетый в жёлтый балахон юнец вполне мог бы там же и прямо тогда же отправиться Путем Госпожи Ягг. Стражник вскрикнул и выронил оружие.

— Ур-р-роул-л-л…

Грибо прыгнул.

Коты очень похожи на ведьм. Они дерутся не ради того, чтобы убить, а ради того, чтобы победить. Это совершенно разные вещи. Какой смысл убивать противника? Ведь тогда он никогда не узнает, что проиграл, а стать настоящим победителем можно только при наличии противника, который побит тобой и сознает это. Нельзя торжествовать над трупом, зато побеждённый противник, который останется побеждённым до конца своих горестных и жалких дней, — вот оно, настоящее сокровище.

Но коты, разумеется, не вдаются в такие глубокие размышления. Им просто нравится, когда кто-то, прихрамывая, опрометью бросается от них прочь, лишенный хвоста и нескольких больших клочьев шерсти.

Техника Грибо была безыскусной, и, встреться он с мало-мальски приличным фехтовальщиком, ему бы ни за что не выстоять. Однако на его стороне было явное преимущество: практически невозможно прилично фехтовать, когда ты словно бы угодил в большой миксер, который так и норовит сбрить тебе уши.

Ведьмы с интересом наблюдали за происходящим.

— Думаю, теперь мы ему не нужны, — заключила нянюшка. — По-моему, он нашёл себе развлечение.

Они заторопились в дворцовый зал.

Оркестр как раз добрался до середины сложной мелодии, когда первая скрипка случайно бросила взгляд на входную дверь и тут же выронила смычок. Виолончелист обернулся посмотреть, что явилось тому причиной, проследил за неподвижным взглядом коллеги и в смятении попытался заиграть на своем инструменте задом наперед.

Издав какофонию взвизгов и фальши, оркестр замолчал. По инерции танцующие ещё несколько мгновений кружились в тишине, но затем тоже остановились и в смущении принялись переглядываться, не понимая, в чём дело. А потом, один за другим, они тоже подняли головы и уставились на вход.

В дверях стоял Суббота.

Эту тишину разорвал звук барабанов, по сравнению с которым музыка, игравшая до него, могла показаться незначительной, словно стрёкот кузнечиков. Нет, теперь звучала настоящая музыка крови; по сравнению с ней любая другая когда-либо написанная музыка выглядит жалкими потугами на оригинальность.

Она лилась в зал, и с ней пришли жар, теплота и растительный запах болота. В воздухе ощутимо обозначилось присутствие где-то рядом громадного аллигатора.

Звуки барабанов становились всё громче. К ним примешивались сложные контрритмы, скорее ощущаемые, нежели слышимые.

Суббота стряхнул с плеча древнего фрака пылинку и вытянул руку.

В руке появился высокий цилиндр.

Он вытянул другую руку.

Прямо из воздуха вынырнула черная трость с серебряным набалдашником, и он торжествующе сжал её в ладони.

А потом надел шляпу. Взмахнул тростью.

Барабаны продолжали стучать. Вот разве только… Возможно, теперь это были уже не барабаны, казалось, будто рокот исходит из самого пола, из стен или из воздуха. Барабанный бой был быстрым и жарким, и люди в зале вдруг обнаружили, что их ноги начинают двигаться сами собой, поскольку дробь как будто проникала прямо в спинной мозг, минуя уши.

Ноги Субботы тоже задвигались. Они громко отбивали на мраморном полу своё стаккато.

Пританцовывая, он спустился по ступенькам.

Суббота кружился, Суббота подпрыгивал. Фалды его фрака мелькали в воздухе. А потом он приземлился у подножия лестницы, опустившись на пол со звуком, который весьма напоминал удар судьбы.

И только тогда произошло движение.

— Не может быть! — хрипло прокаркал принц. — Он мёртв! Стража! Убить его!

Капитан стражников побледнел.

— Я… Э… Опять? То есть… — начал он.

— Быстро!

Капитан нервно вскинул свой арбалет. Наконечник стрелы выписывал восьмерки перед его глазами.

— Я приказываю тебе! Стреляй же!

Арбалет тренькнул.

Послышался стук.

Суббота, опустив голову, взглянул на торчащие из его груди перья, мрачно улыбнулся и вскинул трость.

Капитан со смертельным ужасом воззрился на Субботу. Потом уронил арбалет и повернулся, чтобы бежать, но не успел преодолеть и двух ступенек, как упал лицом вниз.

— Любители, — послышался голос из-за спины принца. — Вот как надо убивать мертвеца.

Вперед вышла Лили Ветровоск. Лицо её от ярости побелело.

— Тебя здесь быть не должно, — прошипела она. — Ты больше в сказке не участвуешь.

Она подняла руку.

Призрачные образы, окружавшие её со всех сторон, внезапно сомкнулись, и блеск их многократно усилился. Через зал рванулось серебристое пламя.

Барон Суббота выставил вперед свою трость. Магическая энергия ударила в набалдашник и ушла в землю, оставив за собой маленькие змеящиеся молнии, которые ещё несколько мгновений потрескивали на полу, прежде чем бесследно исчезнуть.

— Ошибаетесь, мадам, — ответил он. — Мертвеца убить невозможно.

Три ведьмы наблюдали за происходящим, стоя в дверях.

— Я чувствовала, — изумлённо выдохнула нянюшка. — Это заклинание должно было разнести его на мелкие кусочки!

— Разнести на куски кого? Или, вернее, что? — уточнила матушка. — Болото? Реку? Мир? Ведь он и то, и другое, и третье! Да-а, а она умная, эта госпожа Гоголь!

— Что-что? — переспросила Маграт. — Как это понимать: и то, и другое, и третье?

Лили попятилась. Она снова подняла руку и послала в барона ещё один шар серебристого пламени. Тот угодил ему в цилиндр и взорвался, как фейерверк.

— Глупо, ой как глупо! — бормотала матушка. — Видела же, что ничего не вышло, а всё равно пытается!

— А я думала, ты против неё, — удивилась Маграт.

— Конечно против! Просто не люблю, когда люди творят глупости. Тут её заклинания не помогут, Маграт Чесногк, даже ты способна это понять, если как следует… О нет, неужели ещё раз?…

Когда и третья попытка закончилась ничем, барон рассмеялся. Затем поднял трость. К нему бросились двое придворных.

Лили Ветровоск, всё ещё отступая, оказалась у подножия главной лестницы.

Барон шагнул вперёд.

— Хотите испробовать что-нибудь ещё, благородная госпожа? — осведомился он.

Лили подняла обе руки.

Все три ведьмы явственно ощутили, как она пытается сконцентрировать вокруг себя всю энергию.

Тем временем, во дворе единственный оставшийся на ногах стражник вдруг понял, что сражается уже не с человеком, а всего-навсего с разъяренным котом. Впрочем, вряд ли это принесло большое облегчение. Это просто означало, что у Грибо появилась дополнительная пара когтистых лап.

Принц вскрикнул.

То был долгий, слабеющий вскрик, который завершился кваканьем, раздающимся откуда-то с уровня пола.

Барон Суббота сделал ещё один шаг, занёс ногу и с силой опустил её. Квак оборвался.

Барабаны неожиданно замолчали.

И вот после этого наступила настоящая тишина, нарушаемая лишь шелестом платья взбегающей вверх по лестнице Лили.

— Благодарю вас, уважаемые дамы, — произнес чей-то голос позади ведьм. — А теперь будьте так добры, пропустите меня, пожалуйста!

Они оглянулись. Это была госпожа Гоголь, держащая за руку Золушку. На плече у неё висела пухлая, ярко расшитая сумка.

Миновав ведьм, колдунья вуду спустилась по лестнице и провела девушку сквозь безмолвствующую толпу.

— Это тоже неправильно, — вполголоса заметила матушка.

— Что? — спросила Маграт. — Что неправильно?

Барон Суббота стукнул тростью о пол.

— Вы меня знаете, — сказал он. — Вы все меня знаете. И вам известно, что меня убили. Но сейчас я снова здесь. Меня подло убили, а что сделали вы?…

— А что, интересно, сделала ты, госпожа Гоголь? — пробормотала матушка. — Нет, так дело не пойдёт…

— Тс-с, а то не слышно, что он говорит, — прошипела нянюшка.

— Он говорит, что сейчас они могут выбирать, кто будет править — снова он или Золушка, — подсказала Маграт.

— Они выберут госпожу Гоголь, — пробурчала матушка. — И она станет одной из этих, как их, сирых кардинаторов.

— Ну, не так уж она и плоха… — заметила нянюшка.

— Конечно, в своем болоте она не так уж и плоха, — согласилась матушка. — Когда есть кто-то, кто может уравновесить её, она действительно не так уж плоха. Но вот если госпожа Гоголь начнет всему городу указывать, что делать… Это неправильно. Волшебство — вещь слишком важная, чтобы с его помощью управлять людьми. Кроме того, Лили просто убивала людей — а госпожа Гоголь, убив, ещё заставит их колоть дрова и заниматься её хозяйством. По мне так, коли прожил ты тяжкую жизнь, значит, хоть после смерти имеешь право отдохнуть.

— Лежи себе да радуйся, вроде того, — кивнула нянюшка.

Матушка оглядела своё белое платье.

— Жаль, одета я неподходяще, — покачала головой она. — Ведьме пристало ходить в чёрном.

Она спустилась по лестнице в зал, поднесла руки ко рту и крикнула:

— Ау-у-у! Госпожа Гоголь!

Барон Суббота замолчал. Госпожа Гоголь кивнула матушке.

— Слушаю, госпожа Ветровоск.

— Господина никогда не было, так что зови меня лучше матушкой, — огрызнулась та, а потом продолжила несколько более спокойно: — Ты сама прекрасно знаешь, что всё это неправильно. Королевой должна быть она, и это справедливо. Чтобы помочь ей, ты воспользовалась магией, и это тоже правильно. Но на этом и нужно остановиться. Что будет дальше, уже её дело. Нельзя постоянно исправлять всё с помощью магии. С помощью волшебства можно лишь не давать кому-то творить зло.

Госпожа Гоголь выпрямилась во весь свой внушительный рост.

— Да кто ты такая, если указываешь мне, что я здесь могу делать, а чего не могу?

— Мы её крестные, — ответила матушка.

— Точно, — кивнула нянюшка Ягг.

— У нас и волшебная палочка есть, — добавила Маграт.

— Матушка Ветровоск, ты же ненавидишь крёстных, — усмехнулась госпожа Гоголь.

— Мы относимся к другому их типу, — пожала плечами матушка. — Мы даём людям то, что они действительно хотят, а не то, что, как нам кажется, они должны хотеть.

Удивлённые гости беззвучно зашевелили губами, повторяя и переваривая только что услышанное.

— В таком случае, свою роль крёстных вы уже сыграли, — парировала госпожа Гоголь, которая соображала быстрее остальных. — И сыграли замечательно.

— Ты невнимательно слушала, — упрекнула матушка. — Крёстные бывают самые разные. Она может оказаться хорошей правительницей. А может оказаться плохой. Но выяснить это она должна самостоятельно. Без какого-либо вмешательства извне.

— А что, если я скажу нет?

— Наверное, нам тогда придется продолжить исполнять свои обязанности крёстных, — промолвила матушка.

— Да ты хоть представляешь, сколько мне пришлось трудиться, чтобы победить? — надменно вопросила госпожа Гоголь. — Знаешь, сколького я себя лишила?

— Зато теперь ты выиграла. Стало быть, делу конец, — сказала матушка.

— Ты что, матушка Ветровоск, бросаешь мне вызов?

Несколько мгновений матушка колебалась, но потом расправила плечи. Её руки чуть разошлись в стороны — едва заметно. Нянюшка и Маграт немного отодвинулись от неё.

— Если тебе так хочется.

— Мое вуду против твоей… головологии?

— Как пожелаешь.

— А какова ставка?

— Больше никакой магии в орлейских делах, — решительно ответила матушка. — Никаких сказок. Никаких крёстных. Люди должны сами решать — что добро, а что зло, что правильно, а что неправильно.

— Идёт.

— И ты отдаешь мне Лили Ветровоск.

Госпожа Гоголь так шумно набрала воздуха в грудь, что это было слышно во всем зале.

— Никогда!

— Гм, вот как? — спросила матушка. — Стало быть, ты всё-таки боишься проиграть?

— Просто не хочется прибегать к крайним мерам, матушка Ветровоск, — ухмыльнулась госпожа Гоголь. — Ведь тебе может быть больно.

— Вот и не прибегай к ним, — согласилась матушка. — Я очень не люблю, когда мне больно.

— Я против поединков, — встряла вдруг Элла.

Обе соперницы взглянули на неё.

— Теперь ведь она правительница, верно? — осведомилась матушка. — Значит, мы должны её слушаться?

— Я покину город, — сказала госпожа Гоголь, снова поворачиваясь к матушке, — но Лилит моя.

— Нет.

Госпожа Гоголь полезла в сумку и достала оттуда тряпичную куклу.

— Видишь вот это?

— Ну, вижу, — ответила матушка.

— Эта кукла предназначена для неё. Не хотелось бы, чтобы кукла стала тобой.

— Прошу прощения, госпожа Гоголь, — твёрдо отозвалась матушка, — но у меня есть долг, и я ему следую.

— Ты умная женщина, матушка Ветровоск, однако сейчас ты очень далеко от дома.

Матушка равнодушно пожала плечами. Госпожа Гоголь держала куклу за талию. У куклы были сапфирово-голубые глаза.

— Тебе известно о магии зеркал? Так вот, матушка Ветровоск, это моя разновидность зеркала. Эту куклу я могу сделать тобой. А потом я могу заставить её страдать. Не вынуждай меня делать это. Прошу.

— Увы, госпожа Гоголь. Но иметь дело с Лили буду я.

— Честно говоря, Эсме, я бы на твоём месте вела себя поумнее, — пробормотала нянюшка Ягг. — В этих делах она мастерица.

— По-моему, она может быть очень жестокой, — поделилась своим мнением Маграт.

— Я не испытываю к госпоже Гоголь ничего, кроме глубочайшего уважения, — откликнулась матушка. — Прекрасная женщина. Но слишком много говорит. Будь я на её месте, я бы прямо сейчас вонзила в эту штуку пару длинных ногтей.

— Так бы уж и вонзила, — хмыкнула нянюшка. — Всё-таки хорошо, что ты добрая, правда?

— Правда, — кивнула матушка и снова повысила голос. — Я иду за своей сестрой, госпожа Гоголь. Это дело семейное.

Она решительно направилась к лестнице.

Маграт вытащила палочку.

— Если кое-кто хоть что-нибудь сделает нашей матушке, остаток жизни этой «кое-кому» придётся провести круглой и оранжевой, с семечками внутри, — посулила она.

— Вряд ли Эсме одобрит, если ты сотворишь что-нибудь подобное, — сказала нянюшка. — Не волнуйся. Не верит она во все эти штучки с булавками и куклами.

— Да она вообще ни во что не верит. Только какое это имеет значение?! — воскликнула Маграт. — Главное, что госпожа Гоголь этому верит! Это её магия! И это она должна верить!

— Думаешь, Эсме этого не понимает?

Матушка Ветровоск была уже у самого подножия лестницы.

— Матушка Ветровоск!

Та оглянулась.

Госпожа Гоголь держала в руке длинную щепку. Безнадежно покачав головой, она воткнула её в ступню куклы.

У всех на глазах Эсме Ветровоск пошатнулась.

Ещё одна щепка была воткнута в тряпичную руку.

Матушка медленно подняла руку и, прикоснувшись к больному месту, вздрогнула. Но потом, слегка прихрамывая, она продолжила своё восхождение.

— Следующим может стать сердце, матушка Ветровоск! — крикнула ей вслед госпожа Гоголь.

— Не сомневаюсь. У тебя хорошо получается. И тебе это прекрасно известно, — не поворачиваясь, бросила матушка.

Госпожа Гоголь воткнула ещё одну щепку во вторую ногу куклы. Матушка осела и вцепилась в перила. Рядом с ней горел один из факелов.

— В следующий раз! — предупредила госпожа Гоголь. — Ты поняла? Следующий раз — последний. Я не шучу!

Матушка обернулась.

Сотни лиц были устремлены в её сторону.

Когда же она заговорила, голос её был таким тихим, что приходилось вслушиваться.

— Я знаю, что ты способна на это, госпожа Гоголь. Ты действительно веришь в свои силы. Ну-ка, напомни мне ещё раз: мы, кажется, спорили на Лили? И на город?

— Какое значение имеет это теперь? — удивилась госпожа Гоголь. — Разве ты не сдаешься?

Матушка Ветровоск сунула мизинец в ухо и задумчиво им там покрутила.

— Нет, — ответила она. — Даже не собиралась. Ты смотришь, госпожа Гоголь? Внимательно смотришь?

Её взгляд скользнул по присутствующим и на какую-то долю секунды задержался на Маграт.

Потом она медленно подняла руку и по локоть погрузила её в пламя горящего факела.

И кукла в руках Эрзули Гоголь вдруг вспыхнула.

Она продолжала полыхать даже после того, как колдунья вуду вскрикнула и уронила её на пол. И горела до тех пор, пока нянюшка Ягг, насвистывая что-то сквозь зубы, не вылила на неё принесённый с буфетного стола кувшин фруктового сока. Только после этого кукла потухла.

Матушка вытащила руку из огня. На руке не осталось ни следа.

— Вот это и есть головология, — сказала она. — Вот что имеет значение. А всё остальное просто чепуха. Надеюсь, я не обожгла тебя, а, госпожа Гоголь?

Она снова двинулась вверх по лестнице.

Госпожа Гоголь безмолвно уставилась на мокрые обгорелые лохмотья, оставшиеся от куклы. Нянюшка Ягг дружелюбно похлопала её по плечу.

— Как она это сделала? — спросила госпожа Гоголь.

— А она ничего не делала. Наоборот, позволила тебе всё сделать за неё, — ответила нянюшка. — С Эсме Ветровоск нужно держать ухо востро. Хотелось бы мне посмотреть, что сталось бы с одним из этих зен-мудистов, возникни он когда-нибудь против неё.

— И при этом она добрая? — уточнил барон Суббота.

— Ага, — кивнула нянюшка. — Забавно всё-таки, как оно иной раз бывает, правда?

Нянюшка задумчиво посмотрела на пустой кувшин из-под фруктового сока.

— Чего здесь не хватает, — произнесла она тоном человека, после длительных и серьёзных размышлений наконец приходящего к заключению, — так это бананов, рома и всего остального…

Увидев, что нянюшка решительно направляется в сторону дайкири, Маграт едва у спела ухватить её за платье.

— Потом успеешь, — возразила она. — Лучше пошли за матушкой. Вдруг ей понадобится наша помощь?!

— Вот уж это навряд ли, — махнула рукой нянюшка. — Не завидую я Лили, когда Эсме доберется до неё.

— Но я в жизни не видела матушку такой возбуждённой! — воскликнула Маграт. — Может ведь что угодно случиться.

— Надеюсь, так оно и будет, — ответила нянюшка.

А потом со значением кивнула лакею, который, будучи человеком понятливым, тут же подлетел к ней.

— Но ведь она может сделать что-нибудь… ужасное!

— И отлично. Ей всегда этого хотелось, — сказала нянюшка. — Айн банановый дакири, махатма данке, вуле ву.

— Ничего отличного не вижу, — настаивала Маграт.

— Ой, ну ладно, ладно… — сдалась нянюшка. Пустой кувшин она сунула барону Субботе, который машинально принял этот дар.

— Решили сходить туда, разобраться, что да как, — пояснила нянюшка Ягг. — Уж извините. А вы тут продолжайте пока… если ещё осталось, чем продолжать.

После того как ведьмы поднялись по лестнице и скрылись из вида, госпожа Гоголь, нагнувшись, подняла с пола мокрые остатки своей куклы.

Один или двое из гостей кашлянули.

— И это всё? — спросил барон. — Двенадцать лет псу под хвост?