Уик-энд Остермана Ладлэм Роберт

Элис стояла в центре кладовки, наморщив лоб, и в который раз уже спрашивала себя, что происходит со всеми? Что-то ужасное, необъяснимое вторглось в их жизнь. Добрые отношения между ними рушились на глазах, но почему?

Они лежали в постели: Элис на спине, Джон — отвернувшись от нее — на левом боку. В комнате для гостей, расположенной почти напротив, устроились Остерманы.

Впервые в этот долгий вечер Таннеры остались вдвоем. Элис чувствовала, что муж очень устал, но она не могла больше откладывать этот разговор.

— У тебя что-то произошло с Диком и Джо? Таннер вздохнул почти с облегчением, перевернулся на спину и уставился в потолок. Он предвидел, что жена задаст ему такой вопрос, и заранее заготовил в ответ очередную ложь. Он уже начинал привыкать к этому, но ведь осталось потерпеть совсем немного, и тогда он сможет все объяснить Эли. Фоссет твердо обещал ему это.

Джон медленно заговорил, стараясь, чтобы его голос звучал как можно естественнее.

— Ты слишком проницательна.

Она приподнялась на локте и с удивлением посмотрела на него.

— Я? Ты преувеличиваешь. Напротив, сегодня я не понимаю, что происходит. Он помолчал.

— История неприятная, но все скоро кончится. Помнишь, я говорил тебе о деле, с которым пристает ко всем Джим Лумис?

— Да, я помню, что ты из-за этого не позволил Дженет пойти на ленч к Лумисам.

— Верно... так вот, Джо и Дик втянулись в эту заваруху. Я сказал им, что этого делать не стоило.

— Почему?

— Я навел справки... У нас есть несколько тысяч, которые стоило бы вложить под хороший процент. Вот я и подумал, может быть, рискнуть?.. Я позвонил Эндрю Харрисону — он шеф юридической службы у нас в «Стэндарт мьючиал». Он кое-что выяснил.

— Что же?

— Эта затея дурно пахнет. Прекрасный материал для газетной сенсации. Грязное дельце.

— Ты хочешь сказать, что оно противозаконное?

— Возможно, на следующей неделе можно будет сказать и так. Харрисон предложил нам снять о нем репортаж. Поднялся бы страшный шум. Я рассказал Джо и Дику.

— Господи! Ты согласился делать такую передачу?! — в ужасе воскликнула Элис.

— Не волнуйся. Сейчас у нас на это нет ни средств, ни времени. Все расписано на месяц вперед. А ради этой истории ломать наши планы не стоит. Даже если бы мы решили снимать, я заранее предупредил бы Дика и Джо, чтобы они успели выйти из игры.

Элис снова услышала голоса Кардоуна и Тримейна: «Ты говорила с ним? Что он сказал?» «Не позволяй Джону калечить людские судьбы. Нельзя судить не разобравшись». Они оба были напуганы, и теперь она знала почему.

— Джо и Дик страшно волнуются, ты знаешь об этом?

— Да. Я догадался.

— Ты догадался? Но ведь они же твои лучшие друзья!.. Они боятся. Они просто в панике.

— Ну ладно, ладно. Завтра в клубе я успокою их. «Ястреб Сан-Диего» давно уже не хищник.

— Но это же в самом деле жестоко! Неудивительно, что они так обеспокоены! Им кажется, что ты делаешь что-то ужасное. — Перед глазами Элис встала фигура Лейлы, замерившей у стены в кладовке и слушающей мольбы и угрозы Тримейна. — Они рассказали Остерманам, — убежденно сказала Элис.

— Ты уверена? Откуда ты знаешь?

— Не важно откуда. Они все, должно быть, считают тебя чудовищем... Завтра же утром — я умоляю тебя! — скажи, что им не о чем волноваться.

— Я же уже обещал...

— Слава Богу, что все стало ясно. И эти крики у бассейна, и ваш глупый спор... Я очень, очень сердита на тебя... — Но Элис Таннер не сердилась. Теперь, когда тайное стало явным, оно ее больше не страшило. С этим она справится. Она снова легла на подушку, все еще взволнованная, но тепло и покой, от которых она успела отвыкнуть за последние несколько дней, уже разливались по всему телу...

Таннер крепко закрыл глаза и затаил дыхание. Ложь прошла и на этот раз. Прошла легче, чем он предполагал. Теперь он почти не испытывал трудностей. Он привык к своей роли, Фоссет был прав. Он прекрасно с ней справляется. Он убедил даже Элис.

Джон стоял у окна спальни. Он смотрел на лужайку за домом и на темнеющую невдалеке рощу. Внезапно он вздрогнул. Может быть, ему почудилось? В темноте блеснул огонек сигареты. Кто-то шел и курил не скрываясь. Боже праведный! Таннер похолодел. Неужели этот идиот не понимает, что выдает расположение охранников?

Он присмотрелся внимательнее и облегченно вздохнул. Да это же Берни Остерман.

Однако через мгновение его снова охватило беспокойство.

Неужели Берни что-то заподозрил?

Таннер бесшумно покинул спальню, спустился вниз и вышел во двор.

— Я ждал, что встречу тебя здесь... — Берни сидел у края бассейна, задумчиво глядя на ровную поверхность воды. — Вечер прошел сегодня ужасно.

— Мне так не показалось.

— Значит, ты просто ослеп и оглох. Это была ненастная ночь в Малибу... Если бы у нас были кинжалы, вода в бассейне давно окрасилась бы кровью.

— Твое воображение явно в плену голливудских штампов. — Таннер уселся рядом с ним и спустил вниз ноги.

— Я писатель. Я наблюдаю и анализирую.

— По-моему, ты не прав, — сказал Таннер. — Просто у Дика неприятности: он сам мне об этом сказал... А Джо напился. Ну и что?

Остерман подался вперед.

— Ты, вероятно, удивишься, почему я вышел из дома и сижу здесь у бассейна. Меня привела сюда какая-то подсознательная мысль, что ты не сможешь сегодня спать, как и я.

— Ты меня заинтриговал.

— Я не шучу. Нам пора поговорить.

— О чем?

Остерман поднялся и закурил. Немного помедлив, он спросил:

— Что ты больше всего хочешь? Что ты хочешь для себя и для своей семьи?

Таннер не поверил своим ушам: Остерман начал разговор самыми банальными, избитыми фразами. Однако Джон ответил так, будто воспринял вопрос всерьез.

— Покоя, наверное... покоя, надежной крыши над головой, обычных человеческих благ... Такой ответ ты ожидал услышать?

— Я не о том. Все это у тебя есть, сейчас по крайней мере.

— Тогда я тебя не понимаю...

— Тебе никогда не приходило в голову, что ты уже давно лишен возможности выбирать? Что ты не живешь, а лишь выполняешь определенные функции?

— По-моему, это естественно. Я с этим не спорю.

— Ты и не сможешь спорить. Система не позволит тебе... Ты умеешь что-то делать, ты этому научился и обречен заниматься этим до конца своих дней. И спорить тут бесполезно.

— Из меня не получился бы физик-ядерщик, а ты не годишься в нейрохирурги, — пожал плечами Таннер.

— Конечно, все относительно. Но то, что я говорю, не просто фантазии. Всеми нами управляют силы, которые мы сами не способны контролировать. Мы достигли того возраста, когда человек становится профессионалом, но в этом есть и дурное предзнаменование. Мы живем и работаем внутри заданного нам круга; нам не дано переступить черту, даже оглянуться... А ты, боюсь, связан еще больше, чем я. У меня, по крайней мере, есть возможность выбрать, на какую тему писать очередную мыльную оперу, но все-таки всего лишь мыльную оперу и ничего больше... Мы задыхаемся.

— Я — нет. Мне не на что пожаловаться. Меня в моем положении все устраивает.

— Но у тебя же нет крепких тылов! У тебя ничего нет! И не пытайся возражать мне. Ты даже еще не расплатился за это... — Остерман сделал выразительный жест рукой, указывая на бассейн, дом и двор Таннера.

— Возможно, если речь идет о деньгах, ты прав. Но, по-моему, все мы в таком положении...

Остерман придвинул к себе стул и опустился на него. Внимательно глядя в глаза Таннеру, он мягко заговорил:

— Выход есть. Я с радостью помогу тебе. — Он помолчал немного, словно подыскивая нужные слова, затем снова заговорил: — Джонни... — Остерман отшвырнул сигарету и опять надолго замолчал. Таннер испугался, что Берни так и не решится начать.

— Я слушаю. Продолжай.

— Прежде мне нужны определенные... гарантии. Это очень важно. — Остерман теперь говорил торопливо, словно боялся не успеть.

И вдруг в одном из окон вспыхнул свет. Они оба резко повернули головы. Это была спальня маленькой Дженет.

— Что это? — с тревогой спросил Берни.

— Дженет. Это ее комната. Нам наконец удалось добиться, чтобы она включала свет, когда идет в ванную. Иначе она сбивает все стоящие на пути предметы, а мы все еще полчаса не можем за... — Он не договорил. Воздух прорезал леденящий душу крик. Кричал ребенок.

Таннер вскочил на ноги и рванулся к дому. Крик не стихал. В трех других окнах тоже вспыхнул свет. Берни Остерман почти догнал Таннера у спальни девочки. Они появились здесь первыми. Элис и Лейла еще только выходили из своих комнат.

Джон изо всех сил ударил в дверь плечом, забыв о дверной ручке. Дверь распахнулась, и четверо взрослых вбежали в комнату.

Девочка стояла босиком в центре комнаты и истошно кричала.

Ее любимый щенок лежал в большой луже крови. Голова была отделена от туловища.

Джон Таннер схватил на руки дочь и выскочил с ней в коридор. Сознанием завладело ужасное зрелище обезглавленного трупа в роще и щенка с отрезанной головой в комнате дочери.

«Обезглавленное тело значит террор» — так говорил один из агентов Фоссета в мотеле Ховарда Джонсона.

Он должен взять себя в руки. Должен.

Таннер не помнил, как отдал дочь Элис. И только теперь он увидел, что Элис качает дочь на руках, тихо шепча ей какие-то слова на ухо, а в нескольких футах от него плачет Реймонд, уткнувшись в грудь Берни Остермана. И вдруг он отчетливо услышал слова Лейлы:

— Я возьму Дженет, Эли. Иди к Джонни. Таннер злобно крикнул:

— Если ты до нее дотронешься, я убью тебя! Ты слышишь, убью!

— Джон! — в ужасе воскликнула Элис. — Что ты несешь!

— Она же была рядом! Всего в нескольких шагах! Ты что, не понимаешь? Она была совсем рядом!

Остерман бросился на Таннера и, отбросив его к стене, сильно ударил по щеке.

— Эту собаку убили несколько часов тому назад! Опомнись! Несколько часов назад? Не может быть! Это произошло только что. Загорелся свет, и щенку отрубили голову. А Лейла была рядом. Всего в нескольких шагах. Берни ладонями сжал ему виски.

— Мне пришлось ударить тебя. Прости. У тебя начиналась истерика. Успокойся. Возьми себя в руки. Это ужасно... просто ужасно, я знаю. У меня тоже есть дочь.

Таннер попытался сосредоточиться. Он обвел глазами холл. Все смотрели на него, даже Реймонд, который все еще всхлипывал, прислонившись к косяку своей двери.

Джон высвободился из рук Остермана.

— В доме кто-нибудь есть? — Таннер не смог сдержаться, его тревожил вопрос: «Где были люди Фоссета? Где они были?»

— О ком ты, дорогой? — Элис обняла его за плечи, словно боясь, что он упадет.

— Значит, никого, — еле слышно проговорил он.

— Мы здесь. И сейчас позвоним в полицию. Прямо сейчас! — Берни положил руку Таннера на перила лестницы и потянул его вниз.

«Что задумал Берни? Он же из „Омеги“. И жена его из „Омеги“. Зачем же им нужно звонить в полицию?» — лихорадочно соображал Таннер.

— В полицию? Ты хочешь вызвать полицию?

— Разумеется, если кто-то пошутил, то более отвратительной шутки я в жизни не видел. Я хочу, чтобы приехала полиция. А ты против?

— Нет. Конечно, надо позвонить.

Они вернулись в гостиную, и Остерман скомандовал:

— Эли, быстро звони в полицию. Если не знаешь номера, спроси на телефонной станции. — Он повернулся и вышел на кухню.

«Где были люди Фоссета?»

Элис сняла трубку. Но через мгновение стало ясно, что звонить никуда не надо.

Луч фонаря скользнул по стеклам и заплясал на стене гостиной. Это наконец прибыли люди Фоссета.

Раздался звонок в парадную дверь, и Таннер, резко вскочив с дивана, бросился в холл.

— ...Мы услышали крики и увидели, как загорелся свет в окнах. Что-то случилось?

— Вы, как обычно, немного опоздали! — тихо произнес Таннер. — Входите. «Омега» уже побывала здесь.

— Успокойтесь. — Дженкинс вошел в холл. За ним показался Макдермотт.

Из кухни вышел Остерман.

— Господи! Быстро вы, однако...

— Ночной патруль, сэр, — пояснил Дженкинс. — Мы увидели, что в доме зажегся свет и поднялась суматоха. В ночные часы такое случается редко.

— Вы очень оперативны, спасибо...

— Да, сэр. — Дженкинс кивнул и, не дослушав, прошен в гостиную. — Что случилось, мистер Таннер? Вы можете рассказать нам здесь или предпочтете поговорить наедине?

— Здесь нет никаких секретов, — вмешался Остерман, не дав Таннеру раскрыть рта. — Наверху, в первой спальне, справа по коридору, лежит щенок. Он мертв.

— Да? — Дженкинс удивленно поднял брови и повернулся к Таннеру.

— У него отрезана голова. Мы хотели бы знать, кто это сделал.

— Понятно... — протянул Дженкинс. — Мы позаботимся об этом. — Он повернулся к Макдермотту: — Принеси брезент, Мак.

— Сейчас. — Макдермотт вышел.

— Могу я от вас позвонить?

— Конечно.

— Нужно поставить в известность капитана Маколиффа. Придется позвонить ему домой.

Таннер опешил. Это дело не имеет никакого отношения полиции. Ведь это «Омега»! Что Дженкинс делает? Зачем он звонит Маколиффу? Нужно сейчас же связаться с Фоссетом. Маколифф — обыкновенный полицейский офицер. Он подотчетен муниципальному совету Сэддл-Вэлли, а не правительству.

— Вы считаете, это необходимо? В такой поздний час? То есть я хотел сказать, что капитан Маколифф...

Дженкинс резко повернулся к Таннеру и, глядя ему прямо в глаза, произнес:

— Капитан Маколифф — шеф местной полиции. Он будет очень удивлен, если я не доложу ему об этом происшествии.

Теперь Таннер все понял. За ними следит «Омега». Звонок Дженкинса шефу предназначается исключительно для Лейлы и Берни Остерман.

Когда капитан Алберт Маколифф появился в доме Таннеров, он сразу взял бразды правления в свои руки. Таннер молча наблюдал за тем, как тот уверенно отдает приказания подчиненным. Это был рослый тучный человек. Из-под застегнутого ворота форменной рубашки выпирала могучая шея. Его длинные мускулистые руки были до странности неподвижными. При ходьбе они безвольно мотались по бокам — верный признак того, что их обладатель долгие годы занимался пешим патрулированием, время от времени перекидывая тяжелую полицейскую дубинку из одной руки в другую.

Маколифф перешел сюда из нью-йоркской полиции. Несколько лет назад городской совет пришел к выводу, что городу нужен надежный человек, который мог бы навести здесь порядок. А лучшей обороной во времена вседозволенности, как известно, является нападение.

Сэддл-Вэлли был нужен жестокий наемник. И они наняли расиста.

— Итак, мистер Таннер, давайте по порядку. Что происходило здесь этой ночью?

— Мы... у нас была вечеринка. Собрались друзья.

— Сколько человек?

— Четыре супружеские пары. Всего восемь человек.

— Вы вызывали прислугу?

— Нет... нет, никого не вызывали.

Маколифф бросил удивленный взгляд на Таннера и отложил в сторону свою записную книжку.

— У вас нет прислуги?

— Нет.

— А в течение дня миссис Таннер никого не приглашала помочь ей на кухне? Или во дворе?

— Нет.

— Вы уверены?

— Спросите ее сами.

Элис в этот момент наскоро готовила постели для детей.

— Это может оказаться важным. Возможно, пока вы были на работе, она приглашала кого-нибудь из негров или цветных.

Таннер заметил, что Берни вздрогнул.

— Я сегодня весь день был дома.

— Хорошо...

— Капитан... — Остерман сделал шаг вперед. — Кто-то проник в дом и зверски убил щенка. Это мог быть грабитель. Мистера и миссис Таннер пытались ограбить в прошлую среду. Наверное, следует проверить...

Он не успел договорить. Маколифф медленно повернул голову и смерил его взглядом, полным нескрываемого презрения.

— Я займусь этим, мистер... — шеф полиции заглянул в свою записную книжку, — мистер Остерман. А сейчас мне хотелось бы, чтобы мистер Таннер рассказал, что происходило здесь этой ночью. Я буду признателен вам, если вы позволите ему сделать это. С вами я тоже поговорю, когда придет время.

Таннер всячески старался привлечь внимание Дженкинса, но тот упорно отводил глаза. Журналист никак не мог решить, о чем он должен говорить, или, вернее, о чем он говорить не должен.

— Ну что, мистер Таннер... — Маколифф опустился на стул и снова взял в руки записную книжку. — Начнем с самого утра. И не забудьте о визитах почтальона или посыльных из магазинов, если таковые были в течение дня.

Таннер начал было рассказывать, но в этот момент со второго этажа раздался громкий голос Макдермотта:

— Капитан! Поднимитесь на минуту сюда! В комнату для гостей...

Не говоря ни слова, Берни стал подниматься по лестнице впереди Маколиффа. За ними последовала Лейла.

Тут же Дженкинс приблизился к Таннеру и тихо заговорил:

— У меня мало времени. Слушайте. Ни при каких обстоятельствах не упоминайте об «Омеге». Поняли? Ни слова! Я не мог предупредить вас раньше, так как рядом все время были Остерманы.

— Но почему? Ведь все ясно! Что же мне говорить? Почему я снова должен лгать?

— Маколифф не из нашего ведомства. Ему ничего не известно о проведении операции. Расскажите правду о вечеринке. И все!

— Вы хотите сказать, что он ни о чем не знает?

— Да. Я же говорю вам, что его не информировали.

— А как же люди вокруг дома? А патрули в роще?

— Это не его люди... Если вы заговорите об этом, он решит, что вы сумасшедший. И тогда Остерманы все поймут. Если вы сошлетесь на меня, я буду все отрицать.

— Вы что, не доверяете Маколиффу?

— Дело не в этом. Он хороший полицейский, но у него мания величия — он мнит себя местным Наполеоном, поэтому мы решили не использовать его, во всяком случае открыто. Но он может помочь нам в силу своего служебного положения. Попросите его выяснить, куда поехали Тримейны и Кардоуны.

— Кардоун напился, Тримейн повез его домой.

— Пусть выяснит, сразу же они отправились домой или нет. Маколифф обожает снимать показания; он тут же уличит их, если они солгут.

— Но каким образом я...

— Сделайте вид, что вы волнуетесь за друзей. Это будет выглядеть естественно. И помните, развязка близка.

В гостиную вернулся Маколифф. Макдермотт «по ошибке» принял продольную защелку на окне за следы взлома.

— Продолжим, мистер Таннер. Значит, к вам приехали гости. И что же было дальше?

Джон Таннер, тщательно подбирая слова, описал события прошедшего вечера и ночи. Спустившиеся сверху Лейла и Берни Остерман немного дополнили его рассказ. Уложив детей в кабинете, Элис тоже пришла в гостиную, но не смогла ничего добавить.

— Прекрасно, леди и джентльмены... — Маколифф встал со своего стула.

— А остальных вы не собираетесь допрашивать? — Таннер тоже поднялся и теперь стоял прямо напротив шефа полиции.

— Я как раз хотел попросить разрешения воспользоваться вашим телефоном. Мы должны предупредить их.

— Разумеется.

— Дженкинс, позвоните Кардоунам. Сначала я поговорю с ними.

— Слушаюсь, сэр.

— А как же Тримейны?

— Всему свое время, мистер Таннер. После того как мы побеседуем с Кардоунами, я обязательно повидаюсь и с ними.

— Чтобы они не успели договориться между собой? — ехидно спросил Остерман.

— Совершенно верно, мистер Остерман. Вы знакомы с нашими методами работы? — Маколифф не скрывал, что Берни его раздражает.

— Я каждую неделю сочиняю полицейские отчеты и инструкции...

— Мой муж пишет сценарии для телевидения и кино, — пояснила Лейла.

— Капитан... — окликнул Дженкинс Маколиффа. — У Кардоунов никто не отвечает.

— Звони Тримейнам.

Все в комнате в напряженном молчании ждали, пока Дженкинс наберет очередной номер. Быстро переговорив с кем-то, Дженкинс положил трубку.

— Та же картина, капитан. Дочь Тримейнов говорит, что их тоже нет дома.

Джон и Элис молча сидели в гостиной. Остерманы поднялись к себе наверх. Полицейские уехали на поиски пропавших Кардоунов и Тримейнов.

И у Джона и у Элис было тяжело на сердце. Элис уже решила для себя, кто убил щенка. Джона же мучила мысль, что теперь «Омега» предупреждает не Фоссета, а его, Таннера, или все-таки Берни.

— Это сделал Дик, да? — наконец заговорила Элис.

— Дик? — рассеянно переспросил Таннер.

— Он угрожал мне. Он зашел на кухню и угрожал мне.

— Угрожал? — опять переспросил Таннер. В голове его застучало... Если это так, то почему люди Фоссета не появились раньше? — Когда? Как угрожал?

— Когда они уже собрались уезжать... То есть я не хочу сказать, что он угрожал лично мне, — сбивчиво объясняла Элис, — он говорил вообще, обо всех нас.

— Что он сказал? — Таннер надеялся, что люди Фоссета слышат его. Он напомнит им об этом позднее.

— Он сказал, что ты не имеешь права судить не разобравшись и что ты должен сначала попытаться понять...

— Что еще?

— Он сказал... что все люди притворяются... Да, он так и сказал... Он советовал мне помнить, что на самом деле люди не всегда таковы, какими они нам кажутся. Просто одни умеют притворяться лучше, а другие — хуже.

— Но где же здесь угроза, Эли? Может быть, он говорил о чем-то другом?..

Элис пожала плечами. Затем со вздохом добавила:

— Должно быть, эта баснословная сумма...

— О чем ты?

— О том деле, в которое Джо и Дика втянул Джим Лумис и которое ты взялся расследовать.

«О Господи, — подумал Таннер, — все смешалось, правда и вымысел». Он уже успел позабыть о своей маленькой лжи.

— Да, оно сулит крупные барыши, — торопливо подтвердил он, боясь, что Элис все же поймет, что деньги — недостаточный мотив. Он решил упредить ее. — Тут дело не только в деньгах. Пострадала бы их репутация. После такого скандала им никогда не отмыться.

Элис безучастно смотрела на единственную горящую в комнате лампу.