Цацики и вселенная Нильсон-Брэнстрем Мони

Пятница, тринадцатое

Пятницу тринадцатого мая Цацики не забудет никогда. Считается, что когда тринадцатое число выпадает на пятницу, это приносит несчастье. Для Цацики тот день был и счастливым, и несчастливым одновременно. Начался он очень даже неплохо.

Вернувшись с продленки, он обнаружил письмо. Мамаша приклеила его скотчем на зеркало в прихожей, чтобы Цацики сразу заметил его, как вернется. Письмо было от Сары, первое любовное письмо в жизни Цацики.

Посередине листа Сара нарисовала большое сердце, а внутри сердца написала:

«Привет, Цацики! Спасибо за вечеринку. Мне бы очень хотелось еще с тобой потанцевать. Целую, твоя Сара».

Она написала «твоя Сара». Это означало, что Сара была его девушкой, хотя они это вроде никак не оговаривали. Его девушка хотела еще с ним потанцевать.

Можно подумать, Цацики не хотел! Но если тебе девять с половиной, не так-то просто взять и начать танцевать медленный танец, когда тебе заблагорассудится. В школе, например, это не пройдет. Тебя сразу начнут дразнить.

А если тот, с кем ты хочешь потанцевать, еще и ходит на другую продленку, то встреча становится совсем уж невозможной. Тогда надо устраивать вечеринку, а это не так просто, к тому же каждый день вечеринку не устроишь. Выходит, им с Сарой оставалось только улыбаться друг другу при встрече.

Цацики вздохнул. Они могли бы спланировать новую вечеринку с Расмусом-Элвисом, но Цацики не знал ни его телефона, ни адреса.

Цацики предложил устроить вечеринку Перу Хаммару, но тот наотрез отказался. Он считал, что мальчишник куда веселее. Можно поиграть в футбол и в компьютерные игры.

Быть взрослым проще. Когда Мамаше с Йораном хотелось потанцевать, они просто включали музыку, и всё.

Сейчас Мамаша и Йоран были на кухне.

— Я боюсь, — донесся до Цацики Мамашин голос.

— Трусиха, — ответил Йоран. — Мы же должны знать.

— Знать что? — полюбопытствовал Цацики.

— Ничего.

Щеки у Мамаши горели.

— Ну скажи, — попросил Цацики.

— Иди сюда, — сказала Мамаша и притянула Цацики к себе. — Ты меня любишь?

— Конечно, люблю, — ответил Цацики. — Четыре раза вокруг Земли и обратно. Ты же знаешь.

— А по-твоему, я хорошая мама?

— Да, — сказал Цацики.

Он решил не заострять внимание на том, что в последнее время Мамаша постоянно ворчит и всем недовольна. Цацики чувствовал, что происходит что-то особенное. Мамаша была сама на себя не похожа.

— У нас будет ребенок, — сказал Йоран. — Во всяком случае, Мамаше так кажется.

— Что? — Цацики изумленно переводил и взгляд с Мамаши на Йорана. — Почему вы ничего не сказали?

— Мы точно не знаем, — сказала Мамаша и обеспокоенно на него посмотрела. — Как раз это мы сейчас и хотим проверить.

Караул, он станет старшим братом! У Цацики-Цацики Юхансона появится орущий младенец, который будет ломать его игрушки, глотать детали «лего» и спускать в унитаз пульт от телевизора. Так делала Бэббен, младшая сестра Пера Хаммара. Но она смешная, и от нее вкусно пахнет, когда она не ходит обкаканная.

— Здорово! — ответил Цацики.

— Ты правда так думаешь?

У Мамаши на глазах заблестели слезы, и она обняла Цацики так, что чуть не задушила его.

— Ну конечно, — ответил Цацики. — А почему я должен думать иначе?

— Не знаю, — сказала Мамаша. — Я очень боялась, что ты расстроишься.

— Почему? Ты что, перестанешь меня любить?

— Конечно, не перестану, — сказала Мамаша и снова обняла Цацики. — Но вдруг я не смогу любить этого так же сильно?

Она похлопала себя по животу.

— Так нельзя, — серьезно произнес Цацики. — Надо любить всех своих детей.

— Эй! — возмутился Йоран. — А как же я? Разве папы не должны любить своих детей? К тому же мы еще не знаем наверняка, может, там пока и нет никакого ребенка.

— Есть, — ответила Мамаша.

— Ничего себе, это же первый тест на беременность в моей жизни, — сказал Йоран. — Я должен это видеть.

— И я тоже, — сказал Цацики.

В его жизни это тоже был первый тест на беременность.

— О’кей, — согласилась Мамаша. — Я готова.

— А что, когда ждешь ребенка, поднимается температура? — удивленно спросил Цацики, когда Мамаша достала какую-то штуку, похожую на градусник.

— Нет, — рассмеялась Мамаша. — Эту штуку опускают в стаканчик с мочой, и если на ней появятся две полоски, значит, женщина ждет ребенка, если одна — значит, нет.

— С мочой? — удивился Цацики. — Фу, гадость какая! А я-то думал, у тебя там яблочный сок. А вдруг бы я это выпил?

Жизнь и смерть

— Я стану отцом, я стану отцом!

Йоран просто взбесился. Он целовал Мамашу, целовал Цацики, он отплясывал на кухне, как ненормальный. Потом он еще раз поцеловал Мамашу, встал на колени и приложил ухо к ее животу. Вид, по мнению Цацики, у него был совершенно безумный. Мамаша тоже так думала.

— Ну как, что-нибудь слышно?

— Кажется, да, иди сюда, — Йоран подвинулся, и Цацики тоже смог приложить ухо к Мамашиному животу.

— Привет, — смущенно прошептал он своему маленькому брату или маленькой сестре. — Привет.

— Отвечает? — прошептал Йоран.

— Нет, вообще ничего не слышно, — сказал Цацики.

— Рецина, — мечтательно сказала Мамаша. — Мы назовем ее Рецина.

Йоран окаменел.

— Как ты сказала? Рецина?

— Да, — довольно ответила Мамаша. — Красивое имя, правда?

«Рецина» — это был сорт греческого вина.

— Нет! — в ужасе закричал Йоран. — Мою дочь не будут звать Рециной. Ее будут звать Эвой или Карин, а если родится мальчик, мы назовем его Калле.

— Ни за что, — отрезала Мамаша. — Неужели ты не понимаешь, это же должно сочетаться с Цацики! Цацики и Карин — как, по-твоему, это звучит? А то, что там не Калле, я чувствую большим пальцем правой ноги.

— Большим пальцем ноги? — удивился Цацики. — Это всегда чувствуют большим пальцем ноги? А чем ты чувствовала, что рожусь я?

— Всем телом, — ответила Мамаша. — Потому-то я и уверена, что родится девочка.

— Только не Рецина, — пробурчал Йоран.

— А по-моему, звучит здорово, — сказал Цацики и несколько раз повторил это имя, как бы пробуя его на вкус. — Цацики и Рецина. Хотя Сара тоже красиво.

— Да, Сара очень красиво! — поспешил поддакнуть Йоран. — Всё лучше, чем Рецина.

— Ты привыкнешь, — засмеялась Мамаша.

— Никогда в жизни! — сказал Йоран. — И что у меня за жена? Только и думает, что о еде и вине.

— И рок-н-ролле, — добавил Цацики.

Они сидели за ужином и отмечали радостное событие. Зазвонил телефон. Мамаша пошла ответить. И пропала на целую вечность. Когда она вернулась, Цацики и Йоран уже всё доели.

— Кто это звонил? — спросил Йоран.

— Янис, — ответила Мамаша.

— Что он хотел? — спросил Цацики. — И почему ты мне не дала поговорить?

— Димитрис болен.

— Что с ним? — спросил Цацики.

— Рак, — вздохнула Мамаша.

Цацики знал, что рак — опасная болезнь. Заболеть раком можно, если много курить. А его дедушка курил очень много.

— Но он же поправится? — сказал Цацики.

— Нет, — ответила Мамаша. — Не поправится. Ему осталось всего несколько месяцев. А может, даже меньше.

— Зачем ты так говоришь? — возмутился Цацики.

— Я же не могу тебе врать, — сказала Мамаша.

— Замолчи! — закричал Цацики. — Я не хочу тебя слушать!

От злости слезы брызнули у него из глаз. Мамаша наверняка просто не расслышала. Его дедушка не может умереть. Это ужасно. Дедушка, которого ты едва успел узнать, умирает. Так быть не должно.

— Но, дорогой… — попыталась объяснить ему Мамаша.

— Не трогай меня! — крикнул Цацики.

Он считал, что это Мамаша виновата. Он видеть ее не желал. Что за глупость, ну кто ее за язык тянул?! Он убежал к себе и спрятался под одеялом.

— Цацики, любимый, — Мамашина рука пролезла под одеяло и нащупала мокрую щеку Цацики. — Любимый…

— Но почему? — плакал Цацики. — Почему люди умирают?

— Потому что любая жизнь когда-нибудь подходит к концу. Теперь настала очередь Димитриса.

— Но это ужасно, — всхлипывал Цацики.

— Нет, — возразила Мамаша. — Это не так, если есть на что оглянуться. А Димитрис прожил долгую и счастливую жизнь. Ужасно, когда умирают дети или молодые люди.

— Когда умирает твой дедушка, это тоже ужасно, — Цацики был безутешен. — С кем я теперь буду играть в нарды?

— Грустно тем, кто остается, — сказала Мамаша. — Но не думаю, что Димитрису так уж грустно. Знаешь, о чем он просил?

— Не-ет, — рыдал Цацики.

— Он хочет, чтобы ты приехал в Агиос Аммос пораньше, чтобы он успел с тобой проститься.

— Я тоже этого хочу, — сквозь слезы закивал Цацики. — Проститься с моим дедушкой.

Поняв, какое печальное это слово — «проститься», он зарыдал еще сильнее. Раньше он об этом не задумывался. Проститься. Сказать «прощай». Это означало, что ты больше никогда не увидишь этого человека.

— А ты плакала, когда умерла твоя бабушка? — спросил Цацики, немного успокоившись.

— Да, — сказала Мамаша. — Смерть всегда приносит много печали. Зато жизнь — много радости. Кто-то умирает, кто-то появляется на свет. Такова жизнь.

— Ты хочешь сказать, что дедушка умирает, потому что должна родиться Рецина? В таком случае мне не нужна никакая сестра.

— Нет, не совсем так. Она бы родилась в любом случае, но мне нравится думать, что эти события взаимосвязаны, — ответила Мамаша.

— Обещай, что никогда не умрешь, — сказал Цацики и крепко-крепко обнял Мамашу.

— Этого я обещать не могу. Могу обещать только, что постараюсь оттянуть свою смерть до тех пор, пока ты не станешь взрослым.

— Но и тогда ты не должна умирать. Я не смогу без тебя жить.

— Сможешь, — улыбнулась Мамаша. — У тебя появится своя семья, которая будет значить для тебя гораздо больше, чем я.

— Нет, — плакал Цацики. — Ты должна жить столько же, сколько я.

От одной мысли, что однажды Мамаши не станет, у Цацики внутри стало совершенно пусто. Как будто какое-то чудовище высосало все его силы.

— Ты должна!

— Столько я не проживу.

— Проживешь, — сказал Цацики. — Я изобрету лекарство, с помощью которого все смогут жить сколько угодно.

— Но я этого не хочу, — решительно заявила Мамаша. — Смерть хороша тем, что заставляет человека хоть чего-то добиться, пока он жив.

Цацики вздохнул. Он так долго плакал, что силы его совсем иссякли и голова раскалывалась.

— А ты поедешь со мной к дедушке? — спросил он Мамашу.

— Нет, — ответила она. — Я должна лететь в Японию. Я не могу отменить гастроли, это очень важно для всей группы. Но мы приедем за тобой позже.

— Если хочешь, я могу поехать с тобой, — предложил Йоран, который тоже заглянул в комнату.

Цацики задумался.

— Нет, — наконец сказал он. — Я поеду сам. Так будет лучше.

— Элена тоже приедет, — сказала Мамаша.

— Правда? Вот здорово! — Цацики вдруг почувствовал, что соскучился. — Когда я еду?

Медляк в сортире

В понедельник Цацики должен был лететь в Грецию. До каникул оставалось две недели, но фрёкен пообещала устроить в пятницу небольшой выпускной специально для Цацики. Цацики очень этого ждал.

Вообще он много чего ждал. Например, ему предстояло лететь одному — из его друзей еще никто не путешествовал один на самолете. По крайней мере, так далеко. Он хотел поскорее увидеться с Эленой, бабушкой и Янисом. А потом в Агиос Аммос приедет Пер Хаммар.

Да, Перу Хаммару действительно удалось убедить свою маму. Он полетит с Мамашей и Йораном. Как же здорово будет, когда они встретятся все вместе — он, Элена и Пер Хаммар.

Еще ему не терпелось поскорее заняться своим гарпуном, который дожидался его у Яниса. Это был его собственный гарпун, и он будет ловить им рыбу.

И, хотя его мучила совесть, он почти совсем не думал о дедушкиных похоронах.

Мамаша рассказала ему, что в Греции на похороны приходят плакальщицы. Это такие женщины, которые умеют очень хорошо плакать, выть и рвать на себе волосы от горя. Цацики никогда не видел плакальщиц. Было бы интересно посмотреть на них.

Он уже начал укладывать вещи. Йоран подарил ему новые плавки, новую красивую маску и ласты. Старые стали ему малы.

— Цацики, где ты витаешь? — спросила фрёкен. — Занятия не кончились, тебе предстоит провести в школе еще несколько дней.

— Ой, простите, — улыбнувшись, сказал Цацики и продолжил писать про большой круг кровообращения.

Они изучали анатомию человека. Скоро у них будет контрольная. Первая в жизни. Фрёкен считала, что они уже сейчас должны узнать, что это такое, потому что в средней школе их ждет очень много контрольных.

Цацики очень захотелось в туалет. Это с ним нередко случалось, когда он что-то писал, потому что он так и не смог полюбить письмо.

— Ты куда? — спросила фрёкен.

— В туалет.

— Давай скорей.

Как Только Цацики вышел в коридор, дверь Другого класса открылась и вышла Сара.

— Привет, — сказал Цацики и улыбнулся.

— Привет, — ответила Сара и тоже улыбнулась. — Ты куда?

— В туалет, — сказал Цацики.

— И я, — сказала Сара.

— Смешно, что нам захотелось в уборную одновременно.

— Да, здорово, — согласилась Сара. — У меня так раньше ни с кем не бывало.

— И у меня тоже, — сказал Цацики. — Во всяком случае, с девочкой.

С Пером Хаммаром они часто вспоминали об этом одновременно и тогда бежали в сортир и писали крест-накрест. Только Мамаша сердилась, потому что все вокруг было забрызгано.

— В понедельник я уезжаю в Грецию, — сказал Цацики.

— Я знаю, — ответила Сара.

Вид у нее был уже не такой радостный.

— Я тут подумал… — начал Цацики. — Ну… я хотел спросить тебя… может, потанцуем, пока я не уехал?

— Давай, — просияла Сара. — Когда?

— В эти выходные, — предложил Цацики. — Приходи ко мне.

— В выходные не получится, — огорченно сказала Сара. — Я уезжаю в деревню.

— Жалко, — вздохнул Цацики.

Дойдя до уборной, они остановились каждый у своей двери. Никто не решался войти первым. А писать крест-накрест с девочкой было невозможно.

— Может, сегодня вечером? — предложила Сара.

— Нет, — вздохнул Цацики. — Мы едем к дедушке с бабушкой.

— Жалко, — вздохнула Сара в ответ.

— А давай потанцуем здесь, — предложил Цацики. — Медляк в сортире.

— Но здесь же нет музыки, — хихикнула Сара.

— Музыку можно себе представить.

— Ладно, давай.

Цацики сделал шаг вперед. Сара обняла его за шею, а Цацики обнял Сару за талию.

Вероятно, они представили себе разную музыку, потому что сбились с такта и захихикали, но зато потом получилось отлично. Танцевать в сортире оказалось не такой уж плохой затеей.

— Я буду скучать, — прошептала Сара.

— Я тоже, — прошептал Цацики в ответ, потому что говорить в полный голос, когда танцуешь медленный танец, никак не получалось. — Но мы увидимся осенью.

— Да, — прошептала Сара, так что у Цацики в ухе приятно защекотало.

Потом они просто стояли молча и плавно раскачивались из стороны в сторону. Цацики закрыл глаза, совершенно позабыв, где находится. Он даже забыл, кто он, и поцеловал Сару прямо в губы. А Сара поцеловала его. От ее нежных губ исходило приятное тепло. Оно растекалось по всему телу, и Цацики просто не мог остановиться. Их губы были созданы друг для друга.

А что, если они так и простоят здесь до конца жизни? Ноги все это время не переставали танцевать.

Вдруг дверь распахнулась.

— Ой, простите, — пискнул первоклашка, таращась на Цацики и Сару.

— Ничего! — улыбнулся Цацики. — Заходи, только закрой за собой дверь. Мы тут с моей девушкой просто немного танцуем.

Цацики, как ни странно, ни капельки не смутился. Наоборот, он чувствовал только гордость.

— А-а, — смущенно хихикнув, ответил малыш. — А можно я пописаю?

— Конечно, — сказал Цацики. — Мы уже всё. Песня как раз кончилась.

— Какая песня? — не понял мальчик.

— Неважно, — ответил Цацики. — Поймешь, когда вырастешь.

Потом они с Сарой побежали обратно, каждый в свой класс. Они даже забыли пописать.

Скоро Цацики уже еле сдерживался. Он поднял руку.