Дом Люцифера Ладлэм Роберт
— Что сделал для нас этот так называемый великий вождь, а, Рашид? А ведь обещал перебить всех иностранных дьяволов, сделать всех нас богатыми! Такими богатыми, что человек, имеющий ученую степень, должен носить эти изношенные тряпки, униформу привратника, — он стукнул себя кулаком в грудь. — И работать в отеле, где никто не останавливается. У моих детей нет никакого будущего. Если, конечно, им еще удастся до него дожить!
Рашид мрачно ответил:
— Как-нибудь переживем и это, Бальшазар. Как видишь, до сих пор еще не померли, да и Саддам, он тоже не вечный.
Только тут они заметили сгорбленную старуху, молча стоявшую перед стойкой. Она вошла так тихо и бесшумно, точно дымок, и клерк с привратником на секунду совершенно растерялись. Как могли они не заметить ее? Над белой повязкой, прикрывающей лицо, блеснули живые черные глаза. Но она тут же опустила их, как следовало делать порядочной женщине в присутствии любого мужчины, не являвшегося ее мужем.
Привратник нахмурился.
Она заговорила на безупречном арабском тихим, испуганным голоском:
— Тысяча извинений. Я портниха. Меня прислали сюда шить для «Сандуса».
Уловив в ее голосе страх, Рашид вновь обрел уверенность и жестом указал на служебную дверь за стойкой.
— Тебе нельзя находиться в вестибюле, женщина. В следующий раз входи через служебный вход. Знай свое место!
Бормоча слова извинений и кланяясь, она прошмыгнула мимо привратника, бывшего доктора философии по имени Бальшазар. И успела незаметно для Рашида сунуть в карман привратницкой униформы мелко сложенный листок бумаги.
Тот сделал вид, что не заметил этого. И спросил у клерка:
— А что слыхать насчет электричества, Рашид? Как там по расписанию, завтра отключат или нет? — И прижал ладонь к карману, где лежала записка.
Женщина скрылась за дверью служебного входа. Мужчины возобновили разговор. Она с облегчением вздохнула. Первое задание было успешно выполнено. Но ей предстояло еще одно, куда более опасное и сложное.
Глава 28
7.44 вечера
Багдад
Резкий и холодный ветер, дующий из пустыни, бушевал на улицах Багдада, разогнав по домам последних покупателей с улицы Шейха Омара. В воздухе витал запах ладана и кардамона. Небо почернело, сильно похолодало. Сгорбленная старая женщина в черном одеянии и с белой пуши на лице — та самая, что передала записку в отеле «Царь Саргон», — ковыляла мимо деревянных прилавков, где были разложены всевозможные запчасти, которые изобретательные иракцы умело пускали в дело. Настали такие времена, что некогда вполне благополучным в материальном смысле горожанам, чтобы хоть как-то свести концы с концами, приходилось выходить на улицу и торговать буквально всем подряд — от лечебных трав и продуктов до старых водопроводных труб.
Она уже почти достигла своей цели, как вдруг вздрогнула и застыла как вкопанная. Сердце бешено забилось. Она просто не могла поверить своим глазам.
Толпа на улице поредела, а потому она сразу заметила его — слишком уж резко он выделялся среди остальных прохожих. Высокий, стройный и мускулистый, он был единственным европейцем на улице. Все те же темно-синие глаза, черные, как вороново крыло, волосы, холодное жесткое лицо, которое она всегда вспоминала с такой ненавистью и болью. Одет неприметно — в ветровку и коричневые хлопковые брюки. И, несмотря на нарукавную повязку с эмблемой ООН, она прекрасно знала, что ни в какой ООН он не работает.
Она бы и без того непременно обратила на него внимание — слишком уж редким зрелищем был сегодня европеец на улицах Багдада. Но этот человек был знаком ей слишком хорошо, и на секунду она так и застыла как вкопанная перед лавкой, торгующей инструментами. Затем быстро вошла и притворила за собой дверь. Даже самый внимательный наблюдатель не заметил бы в ее поведении ничего необычного. Но потрясена она была до глубины души.
Что делает он в Багдаде? Вот уж кого не ожидала она встретить здесь. Подполковника Джонатана Смита, доктора медицины.
Джон оглядывал улицу с деревянными прилавками и маленькими мастерскими и лавчонками. Весь день он посещал кабинеты и приемные различных клиник и больниц, беседовал с явно нервничающими врачами, медсестрами и прочим персоналом, которым довелось работать в военно-полевых госпиталях. Многие подтвердили, что в прошлом году в Ираке было зарегистрировано шесть человек с симптомами острого респираторного синдрома, пострадавших, по всей видимости, от того вируса, о котором говорил Джон. Но никто ничего не знал о трех выживших.
Шагая по улице, он пытался избавиться от ощущения, что за ним наблюдают. Разглядывал тускло освещенную фонарями улицу с маленькими рынками и магазинчиками, мужчин в длинных просторных рубашках, сидевших за столиками с чашками горячего чая и посасывающих курительные трубки. Старался придать лицу самое безмятежное выражение. И все же этот район Багдада казался ему несколько необычным местом для встречи с доктором Радах Махук, знаменитой на весь мир педиатром и хирургом.
Но Домалевский проинструктировал его на этот счет вполне определенно.
Джон уже начал отчаиваться. Знаменитый педиатр была его последней надеждой. А если задержаться в Багдаде еще на сутки, опасность возрастет многократно. Любой заподозривший что-либо местный житель мог донести на него республиканским гвардейцам. Но, с другой стороны, он мог встретить человека, чья информация окажется полезной. И он узнает, наконец, откуда взялся этот проклятый вирус и кто такие эти негодяи, заразившие им иракцев и Софи.
Нервы его были буквально на пределе, когда, наконец, он остановился у двери в мастерскую, по обе стороны от которой свисали на цепях почти лысые покрышки.
Именно сюда, в это мрачное местечко, и послал его Домалевский. По словам дипломата, мастерская принадлежала некогда процветавшему багдадскому бизнесмену, чью фирму полностью разорили спровоцированные Саддамом Хусейном войны.
Жалкий вид этой лавки привел Смита в еще большее замешательство и лишь усилил его подозрения. Он взглянул на часы. Он пришел вовремя. Последний раз оглядевшись по сторонам, Смит толкнул дверь и вошел.
За прилавком стоял низенький лысеющий мужчина с традиционными черными усами и читал газету. Толстые пальцы испачканы смолой. У прилавка стояла покупательница, женщина в обычном здесь черном одеянии, окутывавшем ее с головы до пят.
— Гасан? — спросил коротышку Джон.
— Его здесь нет, — равнодушно бросил тот в ответ. Говорил он по-английски с сильным восточным акцентом. И окинул Джона острым внимательным взглядом.
Джон понизил голос и, оглядываясь на женщину, которая подошла поближе и стала осматривать новый ряд покрышек, сказал:
— Хотел бы с ним потолковать. Фарук аль-Дубх говорил, что вроде бы у него имеются совсем новенькие «Пирелли».
Это был пароль, который сообщил ему Домалевский. Слова эти не могли вызвать подозрения у посторонних, поскольку «процветающая» компания Гасана на улице Рашид приторговывала из-под полы лучшими новыми покрышками, которые только можно было раздобыть на Западе, и все об этом прекрасно знали.
Гасан одобрительно приподнял бровь. Потом скомкал газетный листок между двумя натруженными ладонями и произнес приветливо и на куда лучшем английском:
— Ах, «Пирелли»! Отличный выбор. Лучшие в мире покрышки! Идемте за мной. Вот сюда, пожалуйста.
Но перед тем, как вывести Джона в помещение в глубине лавки, он пробормотал несколько слов по-арабски.
И тут волосы на голове у Джона встали дыбом. Он резко обернулся, но успел лишь заметить, как женщина в длинном черном одеянии, словно тень, выскользнула из двери на улицу.
Джон нахмурился. Он нутром чуял, что здесь что-то неладно.
— Кто?.. — начал было он.
Но Гасан лишь настойчиво твердил:
— Сюда, пожалуйста. За мной, быстрее.
Через задернутую занавеской дверь они выбежали из лавки и оказались в просторном и темном помещении вроде склада, где громоздились целые горы старых покрышек. Одна пирамида доставала почти до потолка. В центре комнаты сидела пожилая арабка и нянчила младенца. Тонкие морщины изрезали щеки и высокий лоб. Угольно-черные глаза с любопытством оглядывали Джона. На ней было длинное цветастое платье, черный вязаный жакет, а на голове красовалось некое подобие белого тюрбана. Но Джон, казалось, не замечал всего этого. Он не сводил глаз с младенца. Личико его горело и было покрыто потом. Младенец жалобно запищал, и Джон поспешил к нему. По всей очевидности, ребенок был болен, и Джон, как истинный врач, просто обязан был прийти к нему на помощь, уже не думая о том, ловушка это или нет.
Гасан торопливо заговорил с женщиной по-арабски, среди незнакомых слов Джон различил свое вымышленное имя. Женщина нахмурилась и стала задавать вопросы. Но не успел Смит взять на руки ребенка, как в лавке послышался страшный грохот. Похоже, кто-то выбил входную дверь. Джон замер. Затем послышался топот сапог и громкий голос, что-то спрашивающий по-арабски.
Кровь бросилась в лицо Джону. Их предали! Он выхватил «беретту» и резко развернулся.
Одновременно с ним Гасан выдернул из груды сложенных горкой покрышек автомат АК-47 и рявкнул:
— Республиканская гвардия!
Судя по тому, как ладно лег ему на руку автомат, Смит понял, что Гасан не впервые пользуется этим грозным оружием, чтобы защитить себя или свою лавку.
Джон направился на шум, Гасан преградил ему дорогу. И, обернувшись к пожилой женщине с больным ребенком, тихо и яростно прошипел:
— Убирайтесь отсюда, вы, все! Сам справлюсь. Это мое дело!
Решительный араб не стал дожидаться, пока Смит предпримет какие-то действия. Подошел к двери, просунул ствол АК-47 через занавеску и открыл огонь.
Звук стрельбы в закрытом помещении показался просто оглушительным. Фанерные стены дрожали, от них в разные стороны разлетались щепки. Женщина за спиной Смита закричала. Ребенок заплакал.
Зажав «беретту» в руке, Джон бросился к ним, перепрыгивая через кучи покрышек. Женщина с ребенком на руках, не дожидаясь его, устремилась к задней двери. Внезапно автоматные очереди загрохотали уже в складском помещении. Гасан резко отпрянул. Из раны у плеча струилась кровь. Джон притянул женщину с ребенком к себе, они укрылись за горой покрышек. Вокруг свистели пули, вонзаясь в тугие покрышки с глухим хлюпающим звуком. В воздухе разлетались клочья черной резины.
Гасан, укрывшийся за покрышками в другом углу помещения, возбужденно бормотал молитвы:
— Аллах велик. Аллах справедлив. Аллах милостив. Аллах...
Еще один всплеск оглушительных автоматных очередей. Женщина прикрыла ребенка своим телом, чтобы защитить от автоматного огня, Джон навалился сверху. Шальные пули разбивали бутылки и банки, стоявшие на полках. Пол засыпали сверкающие осколки стекла. Винты, болты и шурупы, содержавшиеся в разных емкостях, разлетались, как шрапнель. Где-то в глубине помещения с шумом хлестала вода из разбитого бачка туалета.
Джон сталкивался с подобным и прежде — с глупой убежденностью плохо обученных солдат, считавших, что ураганным огнем можно подавить всякое сопротивление. На деле же такой огонь не мог нанести значительного урона умело укрывшимся людям. Гасан продолжал бормотать слова молитвы. Новый всплеск очередей — и Джон, приподнявшись, с тревогой взглянул на женщину. Лицо ее побелело от страха. Смит похлопал ее по руке, он не мог подобрать слов утешения на незнакомом ему языке. Ребенок продолжал плакать. Она пыталась его успокоить, бормоча сквозь слезы какие-то невнятные слова.
И вдруг неожиданно настала тишина. По некой непонятной пока причине гвардейцы внезапно прекратили огонь. Чуть позже Джон понял, почему. Громкий топот сапог — они подбирались к занавешенной двери. Видно, намеревались ворваться в складское помещение.
— Слава Аллаху! Наконец-то! — Гасан выскочил из-за своего укрытия, бешено сверкая черными глазами и злобно ухмыляясь во весь рот. И не успел Джон остановить его, как он разрядил автомат прямо в занавешенную дверь.
Из-за занавески послышались крики и стоны. Грохот. Топот ног. Затем снова полная тишина.
Джон колебался. Он понимал, что женщину следует вывести отсюда и немедленно, но, возможно...
Вместо этого, низко пригнувшись, он метнулся к занавешенной двери.
Тут снова загремели выстрелы.
Джон упал на пол и пополз вперед. Добрался до шторы из бусин — как раз в этот момент огонь прекратился. Он затаил дыхание и заглянул под край оборванной шторы. И в этот момент грянул одиночный выстрел, а за ним — серия очередей. Он успел заметить, как Гасан залег за прилавок. Навалился всем телом на одного из гвардейцев и душил его. Смит не мог не восхититься храбростью этого человека.
Затем он заметил еще нескольких гвардейцев — они пытались подкрасться к Гасану сзади. Нет, слишком уж их много. И этому отчаянному арабу долго не продержаться. Джону страшно хотелось броситься ему на помощь. Возможно, с двумя он и справится, и это даст время женщине с ребенком убежать из опасного места.
Но тут он услышал, как к дому подъехала машина.
Очевидно, они вызвали подкрепление. Нет, схватиться сейчас с гвардейцами в открытую — это просто самоубийство.
Он обернулся, женщина не сводила с него глаз. Она прижимала к груди ребенка и, очевидно, ждала, какое он примет решение. Гасан велел ему спасти ее. Он жертвовал жизнью не только чтобы защитить свое имущество и бизнес, он хотел, чтобы женщина с ребенком спаслись. К тому же Джону следовало выполнить свою миссию — и это могло бы спасти миллионы людей от ужасной смертельной болезни. И ему с болью в сердце пришлось смириться с тем фактом, что помочь Гасану он никак не может.
Что ж, решено так решено, надо действовать. От одиночных выстрелов и очередей продолжало звенеть в ушах. Джон подбежал к задней двери и распахнул ее. Из лавки доносились звуки борьбы и крики раненых. Он ободряюще улыбнулся женщине, взял ее за руку и вывел в темную аллею, такую узкую, что даже ветру здесь негде было разгуляться. И потащил ее за собой, а потом метнулся в сторону и свернул в боковой проход.
Она крепко прижимала к груди ребенка, стараясь не отставать от него. Они свернули еще раз, теперь уже влево. И застыли как вкопанные.
Военные автомашины блокировали узкий проход с двух сторон. Из них выпрыгивали солдаты и устремлялись прямо навстречу им. Все кончено. Они в ловушке. Они попали в лапы республиканским гвардейцам.
Глава 29
1.04 ночи, среда, 22 октября
Фредерик, Мэриленд
Специалист «Уровня-4» Адель Швейк вздрогнула и проснулась. Прямо возле уха звенел резкий сигнал тревоги из датчика, установленного ею в кабинете доктора Рассел, в четверти мили отсюда, в здании ВМИИЗа. Она тут же насторожилась, отключила звук, спрыгнула с постели и включила видеокамеру, установленную там же, в кабинете покойной Рассел.
И, сидя за столом в полутемной спальне, не сводила глаз с монитора. Вот, наконец, там возникла какая-то фигура, вся в черном. Человек, вторгшийся в кабинет — пока непонятно кто, он или она, — явно был чужаком, но движения его были точны и ловки, словно у кошки. И отмечены такой целенаправленностью, что Адель тут же поняла: ему доводилось бывать в этом здании и прежде. На нем были респираторная маска и черный бронежилет — настоящее произведение искусства в своем роде. Такой жилет мог остановить пулю, выпущенную из большинства марок пистолетов и автоматов.
Она вся напряглась и, сидя перед мерцающим экраном, пыталась понять, какова же цель вторгшегося в чужое помещение незнакомца. Вскоре стало ясно, что он проводит тщательнейший обыск в кабинете Софи Рассел. Адель вскочила, сбросила ночную рубашку, надела камуфляжную форму и, выбежав из дома, бросилась прямо к машине.
Примерно в квартале от Форт-Детрика стоял фургон с выключенными фарами. Сидевший в нем в полной темноте Марти Зеллербах уставился на экран монитора с самым несчастным видом. Его лицо искажали тревога и отчаяние. Он принял мидерал несколько часов тому назад. И действие лекарства уже начало ослабевать, когда, наконец, он закончил свою совершенно блестящую программу по автоматическому переключению реле наугад, что не давало никакой возможности выследить его.
Однако это достижение не приблизило его к решению двух основных проблем, связанных с телефонными звонками Софи Рассел, если таковые вообще имели место, и местонахождением Билла Гриффина, который сумел слишком хорошо спрятаться.
Ему нужно было найти какой-то оригинальный, совершенно новый подход, и при других обстоятельствах он только радовался бы, что перед ним стоит такая интересная и сложная задача. Но радости Марти не испытывал, лишь тревогу. Ведь времени было так мало, а он, работая над этими двумя проблемами, так до сих пор ни на шаг не приблизился к их разрешению. Плюс еще тот факт, что он очень волновался за Джона, который уехал в этот Ирак да так и запропал там. К тому же, несмотря на нелюбовь и недоверие к людям, Марти не мог не переживать за судьбы человечества в целом — что, если страшный вирус, вырвавшись на волю, продолжит свое смертоносное шествие по планете?
Марти и сам не заметил, когда альтруизм успел поселиться в нем. Он и сейчас не желал замечать и признавать за собой этой черты, но часто с теплотой думал о малышах, беспомощных стариках, предрасположенных к сварливости, о людях зрелого возраста, которые тихо и спокойно исполняли самую неблагодарную работу и даже не помышляли при этом о вознаграждении. Мало того, он сам не раз отдавал на благотворительные нужды весь годовой процентный доход с хранящегося в банке капитала. Ему вполне хватало на жизнь, он зарабатывал более чем достаточно, выполняя различные кибернетические разработки для частных лиц, компаний и по правительственным заказам. И даже удавалось откладывать весьма внушительные суммы — именно с этого счета он с такой радостью снял пятьдесят тысяч и отдал их Джону.
Марти вздохнул. Он чувствовал, что находится на грани нервного срыва, наверное, скоро придется принять еще одну таблетку. И в то же время испытывал величайшее искушение вновь погрузиться в непознанное, туда, где он мог ощущать себя столь восхитительно свободным, быть самим собой. При одной мысли об этом он испытывал радость — казалось, мир раздвигал перед ним свои горизонты, был ярок, светел и полон самых разнообразных возможностей.
Для него наступал заветный час, минуты и часы балансирования на грани, когда он начинал терять контроль над собой. Зато мысль, вырвавшись на свободу, парила на головокружительных высотах. Нет, он должен, просто обязан найти и проверить записи всех этих входящих и исходящих звонков Софи Рассел. И еще ему просто позарез надо отыскать этого Билла Гриффина!
Теперь самое время!
И он, откинувшись на спинку стула, закрыл глаза и погрузился в блистательный звездный мир своего воображения.
Но из этого благостного состояния его вдруг вывел суровый и холодный голос, грянувший, точно гром среди ясного неба:
— Будь я твоим врагом, Марти, тебе пришел бы конец!
Марти испуганно подскочил в кресле, обернулся и возмущенно завопил:
— Питер, черт бы тебя побрал! Идиот несчастный! Да у меня мог случиться разрыв сердца, инфаркт! Разве можно так подкрадываться и пугать человека?
— Подсадная утка!.. — проворчал Питер Хауэлл и удрученно покачал головой. — Вот кто ты есть, Марти Зеллербах. Нельзя расслабляться ни на минуту. — Питер, все еще одетый в черную униформу коммандос, устало опустился в шезлонг. Серый шлем остался лежать на коленях. Он вернулся из ВМИИЗа, где все прошло вроде бы гладко, и вернулся в фургон незамеченным.
Но Марти разозлился не на шутку. Ему было не до игр в шпионов. Больше всего на свете ему хотелось, чтобы вся эта морока, наконец, закончилась и он мог бы вернуться в тихое свое бунгало, где самым волнующим событием дня являлось появление почтальона.
Он скривил губы в насмешливой улыбке.
— Дверь была заперта, ты, пугало огородное! И действовал ты, как самый обычный взломщик!
— Я бы сказал, скорее необычный взломщик, — невозмутимо усмехнулся в ответ Питер. — Будь я заурядным воришкой, умеющим подбирать ключи к чужим замкам, мы бы сейчас с тобой не сидели и не болтали вот так.
Оставив Джона Смита в Международном аэропорту Сан-Франциско, они поехали на своем фургончике через всю страну, но не прямым путем, а бесконечно петляя по шоссе и дорогам. Ели и спали в машине. Почти все время Питер вел машину сам, сам же делал все закупки, стараясь максимально облегчить Марти существование и избавиться от его постоянных жалоб и нытья. Правда, ему пришлось давать Марти уроки вождения, что было нешуточным испытанием для его терпения. Даже сейчас, глядя на этого гения электроники, ему никак не удавалось понять, как этот маленький рыхлый человечек мог ощущать свое превосходство над ним — ведь к нормальной повседневной жизни он был абсолютно не приспособлен. Да к тому же еще Марти был страшным занудой.
— От души надеюсь, что ты достиг лучших результатов, чем я, — ворчливо заметил Марти.
— Увы, нет, — угрюмо ответил Питер. — Ничего не нашел, никаких следов. — Добравшись до Мэриленда, они решили, что лучше всего начать с самого начала, то есть с лаборатории и кабинета Софи, чтобы убедиться, что Джон ничего не упустил. А потому и припарковали свой фургон примерно в миле от ВМИИЗа, там, где он стоял сейчас, и Питер, надев форму коммандос, проскользнул в Форт-Детрик. — Ах, Марти, мой мальчик, — вздохнул он. — Боюсь, нам понадобятся все твои феерические и неземные способности электронного гения, чтобы копнуть прошлое этой несчастной дамочки. Скажи, ты можешь взломать ее персональный файл в Детрике?
Марти так и просиял. Вскинул руки над головой и прищелкнул пальцами, точно кастаньетами.
— Да как нечего делать! — И он, не сводя глаз с монитора, защелкал по клавишам с невероятной быстротой, затем посидел с минуту, скрестив руки на груди и улыбаясь Питеру, точно Чеширский кот.
— Ну, вот вам, пожалуйста! Персональный файл Софи Лилиан Рассел, доктора медицины! Влез!
Питер молча наблюдал за ним, сидя в тени, в сторонке. Затем, когда Марти начал издавать все эти восклицания, поднялся, подошел поближе и склонился над экраном. И тихо заметил:
— Джон считает, что в сообщении из Института имени принца Леопольда, на след которого тебе удалось напасть, Софи обнаружила нечто очень важное. Именно поэтому само сообщение было уничтожено, а страничка в журнале, где Софи сделала о нем запись, сопровождаемую, возможно, какими-то комментариями, была вырвана. — Он заглянул в сверкающие зеленые глаза Марти. — И нам нужно найти нечто, связанное с этим сообщением.
Марти даже подпрыгнул в кресле.
— Не проблема! Сейчас я сделаю распечатку всех ее файлов. — Он словно излучал электроэнергию, так и горел энтузиазмом, на лице сияла довольная улыбка. — Ну, вот, прошу вас! Пожалуйста!
Питер похлопал его по плечу.
— Сдается мне, дружище, настало время принять таблеточку мидерала. Ты уж извини. Знаю, они тебе не нравятся. Зато они помогут тебе немного встряхнуться. Потому как нам обоим сейчас предстоит усиленно шевелить мозгами. Тебе хорошо, ты можешь подпитать свои извилины лекарством.
Разложив перед собой распечатку с файлом Софи, Питер вслух читал доклад из Института принца Леопольда, а Марти сверял его с фактами из личного дела Софи. Марти читал строчку за строчкой, смешно шевеля губами, Питер читал и перечитывал доклад. Мидерал был просто чудодейственным средством — речь Марти немного замедлилась, теперь он уже мог усидеть в кресле перед компьютером и не срывался с него поминутно. Он вел себя как воспитанный, но немного угрюмый джентльмен.
Уже близился рассвет, но они не продвинулись ни на йоту. Никак не удавалось отыскать связь между деятельностью Софи в прошлом и недавними ее контактами во ВМИИЗе.
— Ладно, — признавая поражение, заметил Питер. — Давай отойдем на шаг назад. — Где она защищала свою вторую диссертацию?
Марти, щурясь, уставился в распечатку.
— В Калифорнийском университете.
— В каком именно?
Если бы Марти не принял таблетки, он бы наверняка возмущенно всплеснул руками, поражаясь тому, как плохо информирован бедный Питер. Но вместо этого он лишь качнул головой.
— В Беркли, разумеется.
— Ах, ну да. И еще говорят, что все мы, британцы, снобы. Можешь взломать базу данных этого почтенного заведения или нам придется проделать весь этот путь назад, до Западного побережья?
Марти лишь презрительно приподнял бровь. И заметил тихо и медленно, но с нотками раздражения в голосе:
— Скажи мне, Питер, мы так же не переносим друг друга, когда я не принимаю лекарств?
— Да, мой мальчик. В точности так же.
Марти с достоинством качнул головой. — Так я и думал. — Затем вновь взялся за компьютер, и через десять минут распечатка работы Софи в Беркли лежала перед Питером.
Питер вновь принялся читать вслух сообщение из Института принца Леопольда.
Марти сверял текст с новой распечаткой.
— Ни одного имени не повторяется. По экспедициям тоже ничего. Да и вообще, вся ее программа была связана с генетическими разработками, а не с вирусологией. — Он откинулся на спинку кресла, распечатка соскользнула с колен. — Безнадежное дело...
— Ерунда! Как говорят у нас, в Британии, мы еще не начали драчку.
Марти презрительно сощурился.
— Это слова Джона Пола Джонса, выступавшего противБритании.
— Да, но фактически он ведь был британцем, когда говорил это.
Марти усмехнулся.
— Так ты что же, по-прежнему цепляешься за колонии?
— Никогда не одобрял потери капиталовложений. Ладно. А где она готовила свою докторскую?
— В Принстоне.
— Глянь там.
Но распечатка ее докторской тоже ничего не дала, в ней отсутствовали детали, способные хоть как-то помочь. К тому же работа никак не была связана с вирусами. Она исследовала набор генов, содержащих информацию, ответственную за генетическую мутацию у кошек мэнской породы.
— Она часто ездила в дальние экспедиции, — заметил Марти. — Может, здесь что выплывет?
— Согласен. Там указан ее научный руководитель?
— Доктор Бенджамин Ли. Весьма известная и уважаемая личность. Кстати, он до сих пор еще преподает. В Принстоне. Там же и живет.
— Ясненько, — кивнул Питер. — К черту эти бумажки. Едем туда.
8.14 утра
Принстон, Нью-Джерси
фургон с Марти и Питером катил на север, солнце освещало окрашенные в яркие осенние тона деревья и кустарники. Они пожертвовали сном и двинулись в путь сразу же, к югу от Уилмингтона пересекли двойной мемориальный мост через реку Делавэр, по обходным автомагистралям миновали большие города Филадельфию и Трентон. И когда въезжали в Принстон, солнце светило уже вовсю, и листва на деревьях переливалась волшебными красными, золотистыми и оранжевыми оттенками.
Старый славный городок Принстон, где во время войны за независимость шли тяжелые бои и квартировали английские войска. Здесь все еще сохранились обсаженные деревьями улицы и лужайки с сочной зеленой травой, старинные особняки и построенные в стиле классицизма университетские здания. Сохранилась также атмосфера особой элегантной утонченности и покоя, в которой так приятно и удобно заниматься наукой и вести спокойный, размеренный образ жизни. Прославленный университет и исторический город как бы слились в единое целое.
Доктор Бенджамин Ли жил на узенькой боковой улочке, сплошь заросшей высокими кленами, листва которых сейчас пылала, точно огонь. Уютный трехэтажный особняк был обшит деревянными планками на восточный манер, и цвет у них со временем стал каким-то неопределенным — нечто среднее между темно-коричневым и темно-серым, — доказательство того, что этому дому довелось на своем веку противостоять ветрам и непогодам.
Чего, по крайней мере, внешне, нельзя было сказать о его хозяине. Высокий и мускулистый с темными глазами и белыми длинными усами мандарина-аскета, он был далек от образа типичного китайца с загадочной для европейцев душой. Крепким, выдающимся подбородком, полными щеками и красноватым обветренным лицом он напоминал капитана китобойного судна из Новой Англии.
Бенджамин Ли являлся полукровкой, превосходным образчиком смешения желтой и белой крови, что становилось ясно при одном только взгляде на стены его кабинета. Тут висели портреты его родителей. Мать, высокая, крепкого телосложения блондинка. На голове кепи яхт-клуба, в руках удочка. На другом красовался утонченного вида джентльмен в традиционных одеждах китайского мандарина — он сидел на носу лодки и задумчиво смотрел вдаль.
Доктор Ли как раз только что закончил завтракать. Проводил гостей в кабинет и жестом пригласил садиться.
— Чем могу быть полезен? По телефону вы упомянули Софи Рассел. Я прекрасно ее помню. Замечательная была студентка. Очень способная. Не говоря уже о том, что чертовски хорошенькая. Пожалуй, единственная из всех моих учениц, при виде которой я всякий раз испытывал искушение назначить свидание и завести романчик. — Он опустился в кресло с высокой спинкой. — Как, кстати, она поживает?
Марти, на котором продолжало сказываться действие таблеток, начал медленно, запинаясь:
— Видите ли, Софи Рассел, она... в общем, она...
Его нетерпеливо перебил Питер.
— Погоди, Марти. Об этом должен сказать я. — И, глядя прямо в глаза старику профессору, он произнес громко и четко: — Она умерла, доктор Ли. Вы уж простите за прямоту. Мы очень надеемся на вашу помощь. Дело в том, что она умерла от этого самого нового вируса.
— Умерла? — доктор Ли был потрясен. — Но когда? Как такое возможно? — Он переводил взгляд с Питера на Марти и обратно. — Просто я хотел сказать... ведь она была так молода. — Он умолк на несколько секунд. Затем до него дошла вторая часть сказанного Питером. — Новый вирус? Но это же катастрофа глобального масштаба! У меня внуки, и я до смерти боюсь за них. От этого страшного заболевания может перемереть половина человечества. Что делается, чтобы остановить его? Кто-нибудь мне скажет или нет?
Питер попытался его успокоить.
— Люди работают сутками напролет, профессор. Этими же исследованиями занималась и доктор Рассел.
— Исследованиями? Так, значит, вот как Софи заразилась!
— Возможно. Именно это мы и хотим выяснить.
Лицо профессора прорезали озабоченные морщины.
— Просто не в силах пока представить, чем могу помочь, но постараюсь. Говорите, что вы хотели бы узнать.
Питер протянул ему листок бумаги с докладом.
— Это из Института тропических заболеваний имени принца Леопольда. Пожалуйста, прочтите и скажите нам, есть ли в нем что-то, связанное с исследованиями доктора Рассел в Принстоне. Занятия, экспедиции, собственно научные исследования, друзья. Любой факт, который вы сумеете вспомнить.
Профессор Ли кивнул. И начал читать. Читал он медленно, время от времени поднимал глаза от бумаги и задумчиво смотрел в потолок. Громко тикали старинные часы на камине. Вот он еще раз перечитал доклад. И еще.
И наконец, покачав головой, сказал:
— Не нашел ничего, что могло быть хоть как-то связано с ее работой или учебой. Ведь Софи занималась генетикой и, насколько мне известно, ни разу не ездила в экспедиции в Латинскую Америку. Жискур же никогда не учился в Принстоне, а Софи не училась в Европе. Просто не представляю, где они могли познакомиться, — сложив губы трубочкой, он еще раз взглянул на доклад. Затем вдруг резко поднял голову. — Постойте-ка, кажется, припоминаю... Да, ездила. Еще в студенческие годы, когда была выпускницей. Но речь шла не о вирусах, это точно, — он снова задумался, потом добавил: — Черт, никак не могу вспомнить точно. Но, кажется, она мельком упомянула об этом на одном неформальном сборище, — он вздохнул. — Боюсь, что больше ничего не могу сказать.
Марти внимательно слушал доктора Ли. Даже сидя на таблетках, когда его блестящая мысль была заторможена, он все равно был умней и сообразительней девяноста восьми процентов людей, населяющих эту планету. Этот факт особенно раздражал Питера Хауэлла. И вот Марти, словно чтобы лишний раз доказать это, быстро спросил:
— А где она училась последний год?
Профессор поднял на него глаза.
— В Сиракузах. Но тогда биологию она не изучала. Так что все равно не вижу никакой связи между этой ее поездкой и Жискуром или его докладом.
Питер открыл было рот, собираясь что-то сказать, но Марти опередил его:
— Держу пари, там можно найти зацепку. — И вопросительно покосился на Питера.
Тот кивнул:
— Это наш последний шанс.
Специалист «Уровня-4» Адель Швейк сидела в маленькой «хонде» и вела наблюдение за домом. Рядом с ней расположился на переднем сиденье грузный Мэддакс. Адель удалось проследить за тем, как одетый в черное мужчина вышел из Форт-Детрика, а затем сел в припаркованный примерно в миле фургон. Она поехала за ним и проследила до самого Принстона. Теперь ей было пора возвращаться на свой пост во ВМИИЗе.
— Вон там его фургон, — сказала она Мэддаксу. — Человек, судя по всему, опасный, так что будь осторожен. С ним еще один, того можешь не опасаться. Можешь взять их, когда будут выходить.
— А мистеру аль-Хасану ты доложила?
— Не было времени.
Мэддакс кивнул.
— Ладно, езжай. Мы о них позаботимся.
Он вышел из машины и поспешил к своему фургону. Швейк отъехала, даже не оглянувшись.
Глава 30
9.14 утра
Лонг Лейк, штат Нью-Йорк
Горный воздух Адирондака был напоен ароматом хвои и свеж, высокие сосны, освещенные утренним солнцем, отбрасывали длинные тени на комплекс зданий, в которых размещалась компания «Блэнчард Фармасьютикалз». Прибывший сюда главный врач Джесси Окснард находился под глубоким впечатлением. Они с Нэнси Петрелли, секретарем Комитета по здравоохранению, только что закончили обход лабораторий и производственных цехов «Блэнчард», причем во время этой экскурсии их сопровождал лично Виктор Тремонт. Главному врачу, разумеется было, известно о существовании этой компании, но прежде она всегда держалась в тени, и он понятия не имел, что здесь проводятся исследования мирового значения.
Затем два представителя правительства встретились за кофе с ведущими сотрудниками, после чего Виктор Тремонт проводил их к себе, в просторный, отделанный деревом кабинет. Огромное, во всю стену окно смотрело на озеро, давшее название этому уютному маленькому городку. Они расселись в кресла у камина, где пылали поленья, и стали слушать Тремонта, который бойко и с энтузиазмом описывал им открытие и достоинства многообещающей противовирусной сыворотки.
— И вот примерно лет десять тому назад наши микробиологи пришли ко мне с предложением, поскольку в то время именно я руководил здесь всеми научно-исследовательскими разработками. По их прогнозам, в странах третьего мира должны были появляться и распространяться все новые и новые опасные заболевания, и связано это с низким уровнем жизни и ростом населения. Иначе говоря, на нашей планете остается все меньше и меньше мест, где вспышки опасных заболеваний могли бы быть локализованы и изолированы от всего остального мира. И у промышленно развитых стран нет средств защиты от этой чумы, этих болезней, которые могут оказаться даже опаснее СПИДа или гемморрагической лихорадки. Мои люди надеялись, что, работая с наименее известными из них, мы получим не только очень важные и интересные чисто научные данные, но и сможем выработать сыворотки, предотвращающие распространение опаснейших заболеваний. Один из вирусов, на котором они сосредоточили свое внимание, являлся смертельным для определенного вида обезьян, генетика которых весьма схожа с человеческой. И вот мы создали рекомбинантную сыворотку-коктейль против этого вируса, а также разработали биотехнологию производства антител в промышленных масштабах, схема которого могла бы послужить в будущем образцом для изготовления других подобных сывороток. — Он взглянул на гостей, глаза его так и горели энтузиазмом и неподдельной искренностью. — Именно по поводу этих разработок и исследований я вам и звонил, госпожа Петрелли. Возможно, наши скромные усилия помогут спасти мир. Я, по крайней мере, искренне надеюсь на это.
Но Джесси Окснард вовсе не был так уж уверен в этом. То был крупный грузный мужчина с тяжелой челюстью и пышными усами. Он нахмурился и, помолчав немного, заметил:
— Но все эти разработки... да и сама сыворотка... они ведь пока только на стадии исследования, верно?
На загорелом аристократическом лице Тремонта мелькнула понимающая улыбка. Он покачал головой, и отблески пламени из камина эффектно заиграли в его красивых седых волосах.
— Мы уже прошли стадии испытания на животных, в том числе и приматах. Нам удалось доказать, что сыворотка успешно вылечивает зараженных вирусом обезьян. И, как я уже говорил, мы разработали технологию ее массового производства. Фактически на данный момент мы уже располагаем миллионами доз. И собираемся получить патент на свое изобретение, а также подать все материалы на одобрение в Администрацию по контролю за продуктами питания и лекарствами. Для использования в ветеринарии.
Нэнси Петрелли наблюдала за тем, какое впечатление производят все эти речи на главного врача, и не переставала дивиться ораторским способностям Виктора Тремонта. Да она сама уже почти верила каждому его слову. Нет, увлекаться не стоит, когда имеешь дело с Виктором, надо держать ухо востро. Она и думать себе не позволяла, что он, к примеру, может быть ее другом. Сначала она была нужна ему для первых инвестиций, позднее понадобилось ее влияние в верхах — в качестве конгрессмена и секретаря Комитета по здравоохранению. И как бы он ни притворялся и ни пускал пыль в глаза, истинную цену ему она знала всегда.
Нэнси была реалисткой. Носила короткую стрижку, была энергична и напориста. Одевалась женственно и одновременно — как подобает деловой женщине, в вязаные костюмы от Сент-Джон. Она предпочитала не рисковать, разве что в самом крайнем случае, когда собственная выгода была очевидна. И поддерживала Виктора и затеянную им грандиозную авантюру лишь потому, что чувствовала: дело сулит несметные прибыли. В то же время она прекрасно осознавала, что, если его на чем-то поймают, он будет отвечать за массовую гибель людей. А потому решила дистанцироваться от него при первом же намеке на неприятности. Ну а потом — стоять на своем и твердить, что о его преступных замыслах она ничего не знала. И в то же время она очень надеялась на успех предприятия и на то, что затея Тремонта ее обогатит.
И вот, чтобы усыпить возможные подозрения Окснарда на свой счет, она заметила кисло:
— Но обезьяны все же не люди, доктор Тремонт.
Виктор вопросительно покосился на нее и кивнул.
— Согласен. Но в данном случае они очень близки. И генетически, и физиологически.
— Что-то я вас не совсем понимаю. Давайте немного разберемся в этом вопросе, — пробурчал Окснард, поглаживая пышные усы. — Вы ведь не можете быть стопроцентно уверены, что эта сыворотка годится для излечения людей.
— Конечно, нет, — с мрачным видом ответил Тремонт. — И не будем этого знать, пока не испытаем сыворотку на людях. Но с учетом сложившейся ситуации, думаю, все же стоит попробовать.
Главный врач снова нахмурился.
— Но это нешуточное препятствие. Ведь нельзя исключать, что мы вдруг обнаружим полную непригодность и даже вред применения сыворотки на людях.
Тремонт сплел пальцы и какое-то время разглядывал свои руки. Затем поднял голову и произнес с той же почти неподдельной искренностью:
— Что ж, по крайней мере, один факт выглядит вполне определенным. Тот факт, что, если не предпринять самых срочных мер, не найти средства от этого ужасного вируса, умрут миллионы людей, — он удрученно покачал головой. — Думаете, меня самого не раздирали сомнения? Вот почему я колебался, и прошло целых два дня, прежде чем решился выйти с этим предложением. Я прежде всего должен был внушить самому себе, что поступаю правильно. И теперь мой ответ — да. Да, я совершенно убежден, что наша сыворотка наверняка поможет справиться с этой ужасной эпидемией. Но разве я могу гарантировать, что она не приведет к еще большим страданиям до тех пор, пока не пройдет все положенные испытания?
Все трое задумались. Джесси Окснард знал, что просто не имеет права рекомендовать сыворотку Тремонта для использования без тщательной проверки. С другой стороны, он понимал, что, если все же удастся с ее помощью спасти миллионы людей от неминуемой гибели, он будет выглядеть в их глазах смелым и решительным политиком.
Нэнси Петрелли продолжала думать и тревожиться о себе. Она знала, что сыворотка поможет, но за время пребывания в политике научилась осторожности и умению не показывать со всей определенностью, на чьей ты стороне. Нет, ее позиция сведется к тому, что она будет всячески призывать к осторожности. И если понадобится, присоединится к меньшинству, которое в конечном счете — в этом она была твердо уверена — перейдет на сторону Виктора.