Город пустых. Побег из Дома странных детей Риггз Ренсом

Глава одиннадцатая

Так уж вышло, что теперь все зависело от голубя. Окажемся ли мы к восходу солнца в безопасности или угодим в черную бездну чрева пуст оты; удастся ли нам спасти мисс Сапсан или мы будем блуждать по этому адскому пепелищу, пока время, отведенное на ее спасение, окончательно не истечет; вернусь ли я домой и увижу ли когда-нибудь своих родителей — все это зависело от одного-единственного тощего странного голубя.

Я шел перед группой, обшаривая окружающее пространство в поисках пустот. Но на самом деле нас вел голубь, натягивая поводок, как идущая по следу гончая. Мы поворачивали налево, когда птица летела налево, и шли направо, когда туда разворачивалась она. Мы брели покорно, как овцы, даже когда для этого приходилось пробираться по изрытым воронками улицам с останками разрушенных зданий. В мерцающем зареве пожаров обломки железных прутьев, торчащие из этих руин, напоминали зазубренные копья, устремленные нам в грудь.

После всех ужасающих событий этого вечера я уже едва держался на ногах, а голову странно покалывало. Рокот взрывов стих, и сирены наконец-то тоже замолчали. Мне начинало казаться, что только весь этот апокалиптический шум до сих пор не позволял мне отключиться прямо на ходу. Теперь наполненный гарью воздух был насыщен другими, более приглушенными звуками — шумом воды, льющейся из лопнувших труб, жалобным лаем угодившей в ловушку собаки, хриплыми голосами зовущих на помощь людей. Время от времени в темноте возникали призрачные фигуры других пешеходов. В их глазах светился страх, и они подозрительно озирались на нас, прижимая к груди какие-то вещи — радиоприемник, ворованное серебро, позолоченную шкатулку, похоронную урну… Мертвые несли мертвых.

Мы подошли к Т-образному перекрестку и остановились, потому что голубь никак не мог определиться, куда ему лететь — направо или налево.

— Ну же, Уинни, — подбадривала птицу девочка. — Хорошая моя. Покажи нам дорогу.

Енох наклонился вперед и прошептал:

— Если ты не поможешь нам найти мисс Королек, я лично поджарю тебя на вертеле.

Птица встрепенулась и потянула налево.

Мелина свирепо сверкнула на Еноха глазами.

— Какой же ты засранец, — прошипела она.

— Главное — результат, — невозмутимо отозвался он.

Наконец мы подошли к станции подземки. Сквозь арку входа мы вслед за голубем вошли в вестибюль билетной кассы. Я уже хотел заявить: Какая умная птица. Мы поедем на подземке, — как вдруг осознал, что вестибюль пуст, а сами кассы закрыты. Хотя ничто не указывало на то, что на эту станцию в ближайшем будущем войдут поезда, мы продолжали идти вперед. Ворота оказались незаперты, и мы прошли по коридору, облицованному выщербленной кафельной плиткой, к лестнице, ведущей в освещенные электрическим светом внутренности города.

Мы начали медленно спускаться, хотя на каждой площадке нам приходилось осторожно обходить спящих людей, которые лежали прямо на полу, плотно укутавшись в одеяла. Поначалу они напоминали рассыпанные из коробка спички, но постепенно их становилось все больше, а непосредственно подземную платформу прямо-таки затопило людьми. Сотни людей лежали на полу и скамьях, были втиснуты между рельсами и стенами, сидели на складных стульях. Те, кто не спал, покачивали на руках младенцев, читали книги в бумажном переплете, играли в карты или молились. Они не ожидали поезда. Никаких поездов в подземке уже давно не было. Люди бежали от бомб, обретая здесь убежище.

Я попытался прощупать станцию на предмет пустот, но здесь было слишком много теней и лиц. Нам ничего не оставалось, кроме как положиться на удачу, если она еще нам не изменила.

Но что же теперь?

Голубь, на которого мы всецело полагались, похоже, был в растерянности. Его, как и меня, видимо, смущала вся эта толпа. Поэтому мы просто стояли и ожидали, прислушиваясь к коллективному дыханию, храпу и шепоту, окружившему нас зловещим облаком.

Не прошло и минуты, как голубь дернулся в сторону путей, после чего натянул шнур и, подобно йо-йо, нырнул обратно в ладони Мелины.

Мы на цыпочках обошли тела спящих людей и спрыгнули в желоб, по которому проходили рельсы. Они разбегались в двух противоположных направлениях, с каждой стороны исчезая в тоннеле. Меня охватило нехорошее предчувствие, что наше будущее лежит где-то в этих черных расщелинах.

— Я надеюсь, что нам не придется бродить там, — прошептала Оливия.

— Еще как придется, — заверил ее Енох. — Что это за праздник, если мы не поползаем по всем имеющимся в наличии сточным канавам!

Голубь вспорхнул и полетел направо. Мы поплелись по колее за ним.

Я перепрыгнул через какую-то маслянистую лужу, и из-под моих ног с писком разбежалась стая крыс, заставивших Оливию с визгом взлететь на руки Бронвин. Перед нами зиял пугающе черный вход в тоннель. Мне пришло в голову, что было бы очень скверно повстречаться в нем с пустотами. Здесь не было ни стен, на которые мы могли бы вскарабкаться, ни домов, в которых можно было бы укрыться, ни надгробных плит, преграждающих путь нашим потенциальным преследователям. Тоннель был длинным и прямым, к тому же его лишь изредка освещали красные лампочки, которые слабо поблескивали в угрожающем мраке.

Я пошел быстрее.

Темнота снова сомкнулась вокруг нас.

Когда я был ребенком, я часто играл с папой в прятки. Я всегда прятался, а он меня искал. У меня это отлично получалось, прежде всего потому, что, в отличие от большинства четырех-пятилетних детишек, я умел подолгу сидеть, не издавая ни звука, изумляя этой своей способностью окружающих. Кроме того, у меня не было ни малейшего намека на клаустрофобию. Я умел втиснуться в самое незначительное пространство в каком-нибудь чулане и с огромным удовольствием провести таким образом двадцать или тридцать минут, не обнаруживая себя ни единым шорохом. Все это обнадеживало и позволяло предположить, что с более просторными, хотя и темными пространствами тоннелей подземки проблем у меня возникнуть не должно. Во всяком случае, этот тоннель предназначался всего лишь для поездов, а значит, войти в него было значительно проще, чем в тот, который по сути представлял собой открытое кладбище, до отказа заполненное всевозможными ужасами. Тем не менее, чем дальше мы углублялись в этот тоннель, тем сильнее меня одолевал до омерзения липкий и противный страх. И страх этот в корне отличался от Ощущения, которое охватывало меня при приближении пустот. То, что я испытывал сейчас, по сути являлось дурным предчувствием.Поэтому я вел группу настолько быстро, насколько позволяли возможности самых медленных наших ходоков. Я подгонял Мелину, пока она не наорала на меня. Гуляющий по моей кровеносной системе адреналин заставлял меня забыть об изнеможении.

Идти пришлось долго. Мы миновали несколько развилок, пока голубь не привел нас к заброшенному участку путей, на котором шпалы покоробились и прогнили, а под ногами хлюпали лужи стоячей воды. Поезда, проезжавшие по отдаленным тоннелям, выталкивали сюда воздух, движение которого напоминало дыхание какого-то гигантского существа.

Затем далеко впереди мигнула вспышка света. Крошечная поначалу, она стремительно росла и приближалась.

— Поезд! — закричала Эмма.

Мы стремглав рассыпались в стороны и прижались спиной к стене. Я даже уши закрыл ладонями в ожидании оглушительного рева, но его не было. Все, что я услышал, так это тихий пронзительный визг, который — в этом я был почти уверен — раздавался непосредственно у меня в голове. Когда свет заполнил весь тоннель, со всех сторон окружив нас своим белым сиянием, я внезапно ощутил давление в ушах, и свет исчез.

Мы, как оглушенные, спотыкаясь, отошли от стен. Теперь и рельсы, и шпалы у нас под ногами были новыми, как будто их только что проложили. В тоннеле уже не стоял резкий запах мочи. Лампы на стенах стали ярче, и вместо ровного света от них исходило мерцание, потому что вместо электрических ламп там теперь были закреплены газовые рожки.

— Что это было? — спросил я.

— Мы вошли в петлю, — ответила Эмма. — Но что это был за свет? Я никогда не видела ничего подобного.

— Вход в каждую петлю имеет свои особенности, — произнес Миллард.

— Кто-нибудь знает, что это за время? — спросил я.

— Рискну предположить, что мы попали во вторую половину девятнадцатого века, — снова отозвался Миллард. — До 1863 года в Лондоне не существовало подземной железной дороги.

И тут у нас за спиной снова возник свет. На этот раз он сопровождался порывом горячего ветра и громоподобным ревом.

—  Поезд! — снова закричала Эмма, и на этот раз это действительно было так.

Мы распластались по стенам за мгновение до того, как он пронесся мимо нас циклоном грохота, изрыгающим клубы дыма. Но он не был похож на современный поезд подземки, а скорее напоминал миниатюрный паровоз. При нем даже имелся служебный вагон, из которого на нас изумленно уставился человек с густой черной бородой и слабо мерцающим фонарем в руке.

Поезд скрылся за поворотом, и Хью бросился подбирать свою кепку, которую сдуло ветром. Увидев, что она изорвана в клочья, он досадливо отшвырнул в сторону ставший бесполезным головной убор.

— Не нравится мне эта петля, — произнес он. — Мы не провели здесь и десяти секунд, как она попыталась нас убить. Давайте скорее сделаем то, зачем мы сюда пришли, и вернемся обратно.

— Поддерживаю обеими руками, — буркнул Енох.

Голубь повел нас дальше вдоль путей. Минут через десять он остановился, потянув нас к стене, с виду гладкой. Мы не понимали, что это означает, пока я не поднял голову и не заметил замаскированную дверь на стыке стены и потолка, в двадцати футах у нас над головой. Поскольку другого способа попасть туда не было, Оливия сняла туфли и взлетела, чтобы рассмотреть ее поближе.

— Тут замок, — сообщила нам она. — И он кодовый.

В нижнем углу двери проржавело отверстие, в которое мог бы пробраться голубь, но нам все равно был нужен код.

— Что бы это могло быть? — задумчиво произнесла Эмма, обращаясь ко всем сразу.

Ответом ей стали только недоуменные взгляды.

— Понятия не имею, — пробормотал Миллард.

— Нам придется догадаться, — заявила она.

— Может, это мой день рождения? — предположил Енох. — Попробуйте набрать три-двенадцать-девяносто два.

— Почему кто-то должен знать твой день рождения? — поинтересовался Хью.

Енох нахмурился.

— Просто попробуйте.

Оливия покрутила диск взад и вперед, затем подергала дверцу.

— Извини, Енох, — пожала плечами она.

— Как насчет дня нашей петли? — предложил Гораций. — Девять-три-сорок.

Это тоже не сработало.

— Это не может быть чем-то настолько простым, как дата, — вмешался Миллард. — Это свело бы на нет все назначение замка.

Оливия начала набирать случайные комбинации. Мы стояли рядом, наблюдая за ней и отчаиваясь все больше с каждой неудачной попыткой. Тем временем мисс Сапсан осторожно выскользнула из-за пазухи Бронвин и поковыляла к голубю, который бродил на поводке и что-то клевал на земле. Увидев мисс Сапсан, он попытался убежать, но директриса пошла за ним, издавая низкий угрожающий звук горлом.

Голубь захлопал крыльями и вспорхнул на плечо Мелины, подальше от мисс Сапсан. Та стала у ног девочки и пронзительно закричала, глядя на голубя и заставляя его нервничать.

— Мисс С., что вы затеяли? — спросила Эмма.

— Мне кажется, она чего-то добивается от твоей птицы, — сообщил я Мелине.

— Если голубь знает дорогу, он может знать и код, — вмешался Миллард.

Мисс Сапсан обернулась к нему и издала очередной крик, после чего перевела взгляд на голубя и закричала еще громче. Уинни попыталась спрятаться за шею Мелины.

— Возможно, голубь знает код, но не знает, как нам его сообщить? — предположила Бронвин. — Зато он мог бы сказать его мисс Сапсан, потому что у них общий птичий язык. А потом мисс Сапсан сообщила бы код нам.

— Заставь своего голубя поговорить с нашей птицей, — буркнул Енох.

— Ваша птица в два раза больше Уинни, и у нее острый клюв и когти, — пробормотала Мелина, отступая на шаг назад. — Она боится, и я ее понимаю.

— Ей незачем бояться, — успокоила ее Эмма. — Мисс Сапсан никогда не причинит вреда другой птице. Это противоречит кодексу имбрин.

Мелина широко открыла глаза и тут же прищурилась.

— Эта птица — имбрина?

— Она наша директриса! — гордо заявила Бронвин. — Алма ЛеФэй Сапсан.

— Вы не перестаете меня удивлять! — воскликнула Мелина и издала не особенно дружелюбный смешок. — Если у вас есть имбрина, зачем вам понадобилась вторая?

— Долго рассказывать, — откликнулся Миллард. — Достаточно сказать, что нашей имбрине нужна помощь, которую может оказать только другая имбрина.

— Да посади ты этого проклятого голубя на землю, чтобы мисс Сапсан могла с ним поговорить! — не выдержал Енох.

Наконец Мелина неохотно уступила.

— Ну давай, Уинни, будь хорошей девочкой.

Она сняла голубя с плеча и осторожно опустила его на землю у своих ног, после чего наступила на поводок, чтобы птица не смогла улететь.

Все столпились вокруг, наблюдая за тем, как идет к голубю мисс Сапсан. Он попытался убежать, но его остановил натянувшийся поводок. Мисс Сапсан приблизилась к нему вплотную, клекоча и булькая. Мне показалось, что мы наблюдаем за допросом. Голубь сунул голову под крыло и начал дрожать. И тогда мисс Сапсан клюнула его.

— Эй! — возмутилась Мелина. — Прекрати немедленно!

Голубь продолжал прятать голову под крыло и не шевелился. Поэтому мисс Сапсан клюнула его еще раз, сильнее.

— Довольно! — воскликнула Мелина и, приподняв ногу с поводка, наклонилась к птице. Но не успела она обхватить Уинни пальцами, как мисс Сапсан разорвала поводок быстрыми движениями когтей, захлопнула клюв на одной из сухопарых лапок птицы и, подскакивая, пошла прочь, увлекая за собой отчаянно сопротивляющегося и кричащего голубя.

Это не на шутку перепугало Мелину.

— Вернись немедленно! — в ярости закричала она и рванулась к птицам, но Бронвин схватила ее за руки.

— Погоди! — попросила она. — Я уверена, что директриса знает, что делает…

Мисс С. остановилась на некотором расстоянии от нас, там, где никто не мог до нее дотянуться. Голубь трепыхался у нее в клюве, а Мелина трепыхалась, пытаясь вырваться из рук Бронвин. В обоих случаях усилия их оказались совершенно тщетными. Мне показалось, что мисс Сапсан ожидает, когда голубь выбьется из сил и сдастся. Но вдруг ей это надоело. И она принялась вращать голубем над головой, продолжая удерживать его за лапу.

— Пожалуйста, мисс С.! — закричала Оливия. — Вы его убьете!

Я сам едва удержался от того, чтобы не броситься их разнимать, но птицы превратились в сплошной клубок когтей и клювов, к которому никто не смел даже приблизиться. Мы кричали и умоляли мисс Сапсан прекратить терзать несчастного голубя.

Наконец она это сделала. Голубь выпал из ее клюва и замер рядом, покачиваясь. Он был так потрясен, что даже не пытался спасаться. Мисс Сапсан снова заклекотала на него, так же, как делала это совсем недавно, и на этот раз голубь что-то проворковал в ответ. Затем мисс Сапсан три раза стукнула клювом по земле, потом десять раз, потом еще пять.

Три-десять-пять. Оливия набрала эту комбинацию. Замок щелкнул и открылся, дверь распахнулась внутрь, и сверху размоталась веревочная лестница, нижний край которой лег на землю.

Допрос, который учинила голубке мисс Сапсан, сработал. Она сделала то, что должна была сделать, чтобы помочь нам всем. С учетом этого, мы могли бы закрыть глаза на ее поведение. Но никто не ожидал того, что произошло вслед за этим. Она снова взяла оглушенного голубя за лапу и изо всех сил швырнула его о стену.

Мы громко ахнули от ужаса, а я был так шокирован, что просто потерял дар речи.

Мелина наконец вырвалась из хватки Бронвин и бросилась поднимать безжизненное тельце птицы, которой мисс Сапсан сломала шею.

— О птица! Она его убила! — прошептала Бронвин.

— Подумать только, через что нам пришлось пройти, чтобы поймать это существо, — произнес Хью, — и что теперь?

— Я разобью вашей имбрине голову, — обезумев от ярости, взвизгнула Мелина.

Бронвин снова схватила ее за руки.

— Ты этого не сделаешь! Прекрати!

— Ваша имбрина дикая тварь! Если она всегда так себя ведет, то лучше уж быть с настоящими тварями!

— Забери свои слова обратно! — закричал Хью.

— И не подумаю! — крикнула в ответ Мелина.

Последовала перепалка, едва не перешедшая в кулачный бой. Бронвин держала Мелину, а мы с Эммой повисли на Хью, пока их не покинула если не обида, то хотя бы желание драться.

Никто не мог поверить в то, что сделала мисс Сапсан.

— Из-за чего столько шума? — поинтересовался Енох. — Это был обычный тупой голубь.

— Нет, не обычный, — возразила Эмма, в упор глядя на мисс Сапсан и обращаясь лично к ней. — Это был друг мисс Королек. Ему уже исполнилась не одна сотня лет. О нем написали в «Историях». И вот теперь он мертв.

— Убит, — уточнила Мелина и сплюнула на землю. — Это было убийство.

Мисс Сапсан невозмутимо чистила перья, делая вид, что ничего не слышит.

— В нее вселилось какое-то зло, — пробормотала сверху Оливия. — Это совершенно не похоже на мисс Сапсан.

— Она меняется, — кивнул Хью. — В ней все больше звериного.

— Я надеюсь, что в ней еще осталось что-то человеческое, и мы сможем его спасти, — мрачно произнес Миллард.

Мы тоже на это надеялись.

Когда мы выбрались из тоннеля, каждый из нас был погружен в свои собственные тревожные мысли.

За дверью оказался коридор, который привел нас к лестнице, та в свою очередь привела нас в другой коридор и к другой двери, которая открылась в комнату, залитую дневным светом и от пола до потолка забитую одеждой. Одежда висела на вешалках, лежала на полках и в шкафах. Еще тут стояли две ширмы, спрятавшись за которые, можно было переодеться, несколько больших зеркал и рабочий стол со швейными машинами. Рядом с машинами лежали мотки сырой пряжи. Это помещение представляло собой наполовину бутик, наполовину швейную мастерскую. Кроме того, это был настоящий рай для Горация.

— Я попал на небо! — пропел он, озираясь по сторонам.

Мелина угрюмо стояла в углу, ни с кем не разговаривая.

— Что это? — изумился я.

— Это комната для переодевания, — отозвался Миллард. — Ее назначение — помочь заезжим странным людям не выделяться среди нормальных обитателей этой петли.

Он кивнул на стену, где висела рамочка с иллюстрациями, показывающими, как носили одежду того периода.

— Что ж, в чужой монастырь со своим уставом не ходят! — заметил Гораций, подскакивая к вешалке с одеждой.

Эмма попросила всех переодеться. Новая одежда должна была не только помочь нам затеряться в толпе. Она также могла сбить со следа охотящихся на нас тварей.

— Но наденьте под эту одежду свои свитера, — напомнила она нам. — Кто знает, в какую еще переделку мы можем угодить.

Бронвин и Оливия выбрали платья простого покроя и скрылись за ширмой. Я сменил свои выпачканные пеплом и пропотевшие брюки и пиджак на относительно чистый, хотя и разрозненный костюм. Он так сковывал движения, что я тут же задался вопросом, сколько столетий люди постоянно носили такую неудобную и официальную одежду.

Миллард тоже надел костюм и уселся перед зеркалом.

— Как я выгляжу? — поинтересовался он.

— Как невидимый юноша в одежде, — отозвался Гораций.

Миллард вздохнул, еще немного посидел перед зеркалом, затем разделся и снова исчез.

Осмотрев одежду, Гораций приуныл.

— Тут нечего выбрать! — пожаловался он. — Если удается найти какую-нибудь вещь, которую не побила моль, она обязательно залатана совершенно неподходящей по цвету тканью! Мне надоело выглядеть, как беспризорник.

— Беспризорники не привлекают ничьего внимания, — отозвалась Эмма. — А вот маленькие джентльмены в цилиндрах бросаются в глаза.

Она вышла из-за ширмы в блестящих красных лодочках на плоской подошве и синем платье с короткими рукавами, едва прикрывающем колени.

— Как тебе? — поинтересовалась она, кружась на месте.

Подол платья взлетел колокольчиком вокруг ее ног.

Она была похожа на Дороти из «Волшебника страны Оз», только гораздо красивее. Я не знал, как сообщить ей об этом при всех, поэтому только смущенно улыбнулся и показал поднятый вверх большой палец.

Она засмеялась.

— Тебе нравится? Тем хуже, — с лукавой улыбкой произнесла она. — Я буду чересчур выделяться.

Но тут же на ее лице мелькнуло страдальческое выражение, как будто на фоне того, через что нам пришлось пройти, и того, что нам еще предстояло, ей стало неловко за собственное веселье и шутки. Досадливо поморщившись, она снова нырнула за ширму.

Меня тоже угнетало все, чему мы стали свидетелями. Все ужасы, которые мы увидели, продолжали нескончаемой вереницей скользить перед моими глазами. Но нельзя же переживать беспрестанно, — хотел крикнуть я ей. Невозможно усугубить ситацию смехом, точно так же, как нельзя помочь горю слезами. И смех не означает, что тебе безразлично или что ты о чем-то забыл. Он означает только, что ты человек. Но этого произнести я тоже не сумел.

Когда Эмма снова вышла из-за ширмы, она была одета в похожую на мешок блузу с разорванными рукавами и узкую юбку до щиколоток. Теперь она гораздо больше походила на нищенку. Впрочем, на ее ногах по-прежнему поблескивали красные туфли, от которых Эмма так и не смогла отказаться.

— Как насчет этого? — спросил Гораций, размахивая пышным рыжим париком, обнаруженным в одном из ящиков. — Как это помогает затеряться среди нормальных людей?

— Похоже, мы собираемся на ярмарку, — добавил Хью, глядя на стену, на которой висел плакат с соответствующим объявлением.

— Секундочку! — воскликнул Гораций, присоединяясь к Хью у плаката. — Я слышал об этом месте! Это старая туристическая петля.

— Что такое туристическая петля? — спросил я.

— Таких петель раньше было много, — пояснил Миллард. — Они были расположены в особенно важных местах и периодах истории и представляли собой нечто вроде Гран-тура, [4]который когда-то считался неотъемлемой частью образования любого странного человека. Разумеется, это было много лет назад, когда выезжать за границу все еще было относительно безопасно. Я и не знал, что они до сих пор существуют.

Произнеся это, он затих, погрузившись в воспоминания о лучших временах.