Парижский вариант Ладлэм Роберт
Но важно было другое — загадочный Смит, старик-англичанин, с которым Мавритания сталкивался когда-то в пустынях западного Ирака, и бесстыдная цээрушница оставались живы и на свободе.
Париж, Франция
Пухлолицая брюнетка, вышедшая со станции метро «Площадь Согласия» на рю де Риволи, во всем, кроме одежды, необыкновенно походила на ту неприметную особу, что преследовала Джона Смита от самого Пастеровского института. Одета она была в брючный костюм пастельных тонов, по каким безошибочно опознаются американские туристки, да и двигалась характерной торопливой походкой. Перейдя рю Руайяль, она вышла на авеню Габриэль, пробежала мимо отеля «Крийон» и свернула в ворота американского посольства. Глотая слезы, она пожаловалась клерку, что у нее дома — в Норт-Платте, в Небраске, — несчастье, ей надо срочно возвращаться, а паспорт украли...
Клерк сочувственно покивал и направил надоедливую туристку на второй этаж. Брюнетка едва не взлетела по лестнице, распахнула дверь и шлепнулась на стул напротив невысокого, широкоплечего мужчины в безупречном темно-синем костюме в полоску.
— Привет, Аарон, — бросила Рэнди, опираясь локтями о стол. Слезы ее как-то незаметно высохли.
— Ты не выходила на связь почти двое суток, — с неудовольствием заметил Аарон Айзеке, глава парижского отделения ЦРУ. — Где Мавритания?
— Пропал.
Рэнди вкратце пересказала все, случившееся с ней в Толедо и Мадриде.
— И ты раскопала это все в одиночку? Шамбор — жив, ДНК-компьютер в руках какой-то группировки, называющей себя «Щитом полумесяца»... Тогда какого черта директор ЦРУ получает эти данные из Белого дома и от армейской разведки?!
— Потому что я копала не в одиночку. Не совсем. Со мной были Джон Смит и Питер Хауэлл.
— МИ-6? Директора удар хватит.
— Ну извини! Большую часть сведений добыл Смит. Он подслушал название группы, он видел живыми Шамбора и его дочь. Говорил с ними. Шамбор сказал, что компьютер в руках «Щита полумесяца». Я разузнала только, что Мавритания у них главарем.
— Да кто такой этот Смит?
— Помнишь парня, с которым я работала в деле «Гадеса»?
— Тот самый? Мне казалось, он военврач.
— Он самый. Вообще-то он микробиолог, исследователь из ВМИИЗ США, а заодно — военный врач в звании подполковника. Военная разведка привлекла его не только из-за опыта — он один из немногих разбирается в последних разработках молекулярных микросхем.
— Ты в это веришь?
— Не до конца. Но это неважно. Что ты мне можешь сообщить о Мавритании и охоте за ДНК-компьютером, чего я еще не знаю?
— Говоришь, когда Мавритания от тебя ушел, он направлялся от Толедо на юг?
— Да.
— Мы знаем, что он родом из Африки. Когда он работал на «Аль-Каиду» или другие группировки, то действовал из Испании или стран Магриба. И людей он терял в те годы преимущественно в Испании. Если его люди направлялись на юг, логично предположить, что в Северную Африку, особенно учитывая последний долетевший до Лэнгли слушок — одна из жен Мавритании алжирка, и в Алжире у него, похоже, есть резиденция.
— Уже что-то. Имена? Адреса?
— Пока ничего. Наши агенты идут по следу. Если повезет, скоро что-нибудь проясним.
Рэнди кивнула:
— Как насчет террориста по имени Абу Ауда? Фулани, очень рослый, темнокожий, немолодой — за пятьдесят, необычные зелено-карие глаза?
Айзеке нахмурился:
— Первый раз слышу. Запрошу Лэнгли. — Он снял трубку стоявшего на столе телефона. — Кэсси? Отправь запрос в штаб-квартиру, срочно. — Он надиктовал то немногое, что услышал об Абу Ауде, и повесил трубку. — Хочешь узнать, что мы выяснили насчет взрыва в Пастеровском?
— Что-то новое? Черт, Аарон, так что же ты молчишь?! Айзеке хмуро ухмыльнулся:
— Нам позвонил агент Моссада в Париже — возможно, он наткнулся на золотую жилу. В Пастеровском работал один исследователь, филиппинец. Оказалось, что его двоюродный брат пытался подложить бомбу ни больше ни меньше, как в штаб-квартиру Моссада в Тель-Авиве. Парень родом с Минданао, где окопалась банда Абу-Сайяфа из Исламского фронта освобождения моро[11] — а этот был в свое время союзником Бен Ладена и «Иман аль-Джавахири». Сам ученый, правда, давным-давно с Минданао уехал и в связях с террористами не замечался...
— Тогда почему Моссад сообщил о его родственничке вам?
— В вечер взрыва ученого не было на месте. Сказался больным. А должен был прийти, как утверждает его начальник — кстати, тяжело раненный при взрыве. Они там проводили какой-то важный опыт.
— Где же располагалась лаборатория, если начальник так пострадал?
— Прямо под лабораторией Шамбора. Кого не убило сразу, того покалечило.
— Моссад считает филиппинца подсадной уткой?
— Улик против него не нашлось, но я все же передал сведения в Лэнгли, и аналитики считают, что да, это след. Служба безопасности в Пастеровском не из самых лучших, но вряд ли она позволила бы беспрепятственно затащить на территорию такую бомбу совершенно посторонним людям. Особенно учитывая, что, похоже, похитили не только сопротивлявшегося Шамбора, но и прототип его машины вместе со всем оборудованием. За несколько минут до взрыва.
— Так что с этим филиппинцем-симулянтом?
— Ну, с первого взгляда все в порядке. Он обратился к врачу по поводу болей в груди, тот посоветовал ему посидеть дома пару дней... Хотя и боли в груди вместе с замечательной аритмией легко вызываются парой таблеток.
— С легкостью, — согласилась Рэнди. — Так где этот парень сейчас? И как его зовут, кстати?
— Доктор Акбар Сулейман. Как я уже говорил, живет он в Париже, недавно получил докторскую. Мы запросили парижскую полицию — сейчас он в отпуске, покуда лабораторию не восстановят. Моссад утверждает, что он до сих пор в городе. Адрес его у меня есть.
Рэнди спрятала листок бумаги в карман.
— Передай в Лэнгли, что я вместе с Джоном Смитом и Питером Хауэллом продолжаю следовать за Мавританией и ДНК-компьютером. И мне нужно безоговорочное право распоряжаться всеми агентами, которые у нас есть в регионе.
Айзеке кивнул:
— Хорошо...
И тут зазвонил телефон.
— Да? — бросил Айзеке в трубку. И, помолчав немного: — Спасибо, Кэсси. — Он повесил трубку и пожал плечами. — На Абу Ауду ничего нет. Видимо, держится в тени.
Выйдя из посольства, Рэнди направилась в аэропорт — в Брюссель, к Джону. Если доктор Акбар Сулейман был членом «Щита полумесяца» и они успеют найти его, он, возможно, выведет их на Мавританию. Еще один шанс, скорее всего, они не получат. Нет времени.
Глава 20
Брюссель, Бельгия
Аэропорт Завентем расположен в тринадцати километрах от бельгийской столицы. Поэтому Джону Смиту пришлось взять напрокат очередной «рено», прежде чем забрать одежду и оружие, предоставленные ему заботами Фреда Клейна. Когда агент выехал на шоссе, ведущее к городу, на нем был мундир — там, куда он направлялся, штатское было бы неуместно, — а костюм покоился в чемоданчике вместе с «вальтером». Серые, угрюмые небеса поливали землю дождем.
Проехав Брюссель, Джон свернул с шоссе на местную дорогу, поминутно поглядывая в зеркальце заднего вида — нет ли за ним «хвоста». Вокруг простиралась зеленеющая равнина, уныло мокнущая под нескончаемым майским ливнем, плоская, как русские степи или великие прерии американского Запада. Дорога поминутно перебрасывала свое длинное тело через речку или канал. Машин было много — с Лос-Анджелесом или Лондоном в час пик, конечно, не сравнить, но куда больше, чем на широких магистралях Монтаны или Вайоминга.
Продвигаясь в сторону французской границы, Джон иногда останавливался около постоялых дворов или просто в придорожных рощицах, чтобы окинуть взглядом небо — не следует ли за ним вертолет или легкий самолетик. Убедившись, что слежки нет, он тем же способом направился к границе, пока не выехал к окраинам Монса, в пятидесяти пяти километрах на юго-запад от Брюсселя. Войны и солдаты были неотъемлемой частью истории Монса — или, как называют его фламандцы, Бергена — на протяжении двух тысячелетий, с тех пор как римские легионы разбили на северной границе имперских владений укрепленный лагерь. Здесь генералы Людовика XIV раз за разом проигрывали кровопролитные сражения своей вечной Немезиде, Джону Черчиллю, герцогу Мальборо. При Монсе сходились армии в бурную эпоху Французской революции, здесь британские экспедиционные силы во время Первой мировой впервые дали сражение превосходящим силам противника.
Иначе говоря, это было весьма подходящее место для штаба верховного командования союзных держав в Европе — сугубо военной части НАТО — и резиденции верховного главнокомандующего сил НАТО лично, генерала армии США Карлоса Хенце.
Выглядело упомянутое заведение не слишком впечатляюще. В нескольких километрах за городской чертой, позади будки часового, торчал ряд флагштоков, на которых мокли под дождем флаги стран-участниц Организации и флаг ООН, за ним виднелось бурое двухэтажное здание, похожее на барак, а еще дальше — кучка строений не менее жалкого вида.
Предъявив часовому документы, Джон Смит заявил, что явился с отчетом к главному военному врачу. XXI век требовал повышенной безопасности — покуда один часовой сосредоточенно сверял физиономию и нашивки подполковника Смита с личной карточкой, второй позвонил главному военврачу и удостоверился, что тому действительно назначена встреча.
Когда часовые наконец отпустили гостя, Джон оставил машину на стоянке и торопливо пробежался к центральному корпусу. На козырьке над парадными дверями, точно вывеска заштатного отеля, горделиво красовались стальные буквы: «Штаб верховного командования союзных держав в Европе», а над ними — зеленый с золотом гербовый щит. Клерк в вестибюле направил гостя на второй этаж, где Джона встретил уже знакомый сержант Маттиас, в парадном мундире, украшенном рядами нашивок и ленточек. Отдав гостю честь, сержант провел Джона по бесконечным коридорам в кабинет, разумеется, не главвоенврача, а генерала Карлоса Хенце.
— Эти игры плаща и кинжала взаправду нужны, подполковник? — как всегда резко поинтересовался генерал.
— Не смотрите на меня так, сэр. — Джон подтянулся и отдал честь. — Это не моя идея.
Хенце глянул на него исподлобья.
— Штатские, — проворчал он, указывая агенту на кожаное кресло рядом со столом. — Мне сообщили из администрации президента. Вот, кстати, данные, которые они передали. — Он подтолкнул Джону через стол стопку папок, а одну оставил при себе. — Мои люди не нашли вообще ничего по этому «Щиту полумесяца». Даже ЦРУ. Сдается, вы наткнулись на совершенно новую банду арабских террористов, подполковник. Вначале у меня были сомнения, но вы, похоже, все-таки свое дело знаете. Что теперь?
— Не только арабских, сэр. Фанатики со всех концов мусульманского мира — арабы из разных стран, афганцы, фулани из северной Нигерии... и еще бог знает кто. Их главарь родом, кажется, из Мавритании. Ислам объединяет многие народы и расы, а я даже не уверен, что группа состоит только из мусульман.
Звезды на погонах генерала зловеще блеснули, будто споря не то с террористами, не то с унылыми небесами за залитыми дождем окнами, не то с орденскими планками, расползшимися по узкой генеральской груди аж до самого плеча. Взгляд Хенце затуманился, словно перед внутренним его взором пролетали все страны, все народы, все возможные следствия услышанного. То была уже не потенциальная угроза, а реальная — настолько близкая и страшная, что генерал, по привычке своей, развернулся вместе с креслом к окну.
— Индонезия? — пророкотал он. — Малайзия? Турция?
— Не могу судить. Но не удивлюсь, если в рядах группировки отыщутся люди из всех этих стран, и у нас есть свидетельство тому, что задействованы боевики из среднеазиатских государств.
Хенце резко развернулся в кресле, пронзив агента взглядом. — Свидетельство?
— Мой знакомый агент МИ-6 опознал звуковой сигнал, обычный для тех краев, — похожим способом переговариваются ночью наши лесные индейцы.
— Бывшие советские республики? Таджики? Узбеки? Киргиз-кайсаки, помоги нам бог?
Джон кивнул. Хенце задумчиво потер переносицу и швырнул агенту последнюю, тоненькую папку.
— Президент потребовал отдать вам и это. Полное официальное досье НАТО на капитана Дариуса Боннара плюс все, что Овальный кабинет выбил из французов. Вы подозреваете адъютанта генерала Лапорта? Доверенного работника штаба? Фактически моего подчиненного?
— Я подозреваю всех, генерал.
— Даже меня?
Вспомнив о собственных подозрениях, вызванных визитом псевдосанитара в парижский «пансион» Хенце, Джон позволил себе слегка улыбнуться.
— Пока нет.
— Гос-споди всевышний! — выдохнул Хенце, откидываясь в кресле и вглядываясь в лицо агента пристально, как через оптический прицел. — Когда мы с вами говорили вчера, мы ни черта не знали. Теперь нам известно, что эта штуковина существует, придумавший ее яйцеголовый жив и здоров, а банда, похитившая его и штуковину, собрана с миру по нитке. Поэтому ответьте-ка на мой первый вопрос: что теперь?
— Теперь мы будем их искать.
— Как?
— Пока не знаю.
— Пока не знаете?! -Генерал неверяще уставился на Джона. — А когда узнаете?!
— Когда узнаю, тогда узнаю.
От возмущения генерал побагровел и даже слегка приоткрыл рот.
— Предполагается, — осведомился он, — что это меня утешит?
— Такая война, генерал. Я бы хотел рассказать вам больше — намного больше. У меня есть идеи, наметки, предчувствия, но ничего такого, на что я мог бы с уверенностью положиться, и тем более — поведать вам, когда, что и как.
Хенце продолжал буравить агента лазерным взглядом, но кровь от его лица отлила.
— Мне такая война не нравится, — пожаловался он. — Совсем не нравится.
— Мне тоже. Но вести приходится именно ее.
Хенце задумчиво кивнул каким-то своим мыслям. Он, верховный главнокомандующий сил НАТО в Европе, по чьему приказу готовы ринуться в бой механизированные и компьютеризованные армии десятка стран, в полной мере осознал свое бессилие перед новым врагом — неведомым, лишенным своей земли и своего племени, сражающимся даже не за устаревший образ жизни — а лишь ради неутолимых обид и мечты о грядущем апокалипсисе.
— Я уже прошел через одну «новую» войну, подполковник. — Генерал устало потер глаза. — Она едва не сломала меня. После Вьетнама, боюсь, я не выдержу еще одной. Может, оно и к лучшему. Командиры должны сменяться.
— Мы справимся, — пообещал Джон.
Хенце кивнул:
— Мы обязаны победить.
Он слабо махнул рукой, указывая на документы. Джон собрал папки под мышку, отдал генералу честь и вышел.
Выйдя в коридор, он остановился подумать и решил, что оставит изучение документов до Брюсселя, где ему предстояло встретиться с Рэнди. Агент уже двинулся к выходу, когда кто-то окликнул его, и, обернувшись, увидел идущего ему навстречу генерала графа Ролана Лапорта.
— Bonjour,генерал Лапорт.
От тяжелой поступи француза, казалось, подрагивали на петлях двери.
— Подполковник Смит! Человек, заставивший содрогнуться штаб! Мы непременно должны переговорить. Пойдемте, мой кабинет за углом. Выпьем кофе... поп?
Джон согласился на чашку кофе и вслед за генералом проследовал в его кабинет. Лапорт занял массивное, обтянутое багряной кожей клубное кресло — единственный, пожалуй, предмет меблировки, кроме кресла за письменным столом, способный выдержать его тушу. Джон поневоле устроился в одиноком и неуместном хрупком креслице эпохи Людовика XV. Вскоре задерганный французский лейтенантик принес кофе.
— Итак, — проговорил Лапорт, — наш Эмиль все-таки жив, это magnifique[12],но находится в руках похитителей, а это уже не так magnifique.Вы не могли ошибиться, подполковник?
— Боюсь, что нет.
Лапорт хмуро кивнул:
— В таком случае нас обманули. Останки, найденные в руинах взорванного лабораторного корпуса, попали туда неслучайно, равно как фальшивые отпечатки пальцев и анализы ДНК в досье Сюртэ, а баски послужили лишь прикрытием для настоящих преступников. Я прав?
— Полностью, — согласился Джон. — Настоящие террористы называют себя «Щитом полумесяца», это многонациональная группировка мусульманских экстремистов, возглавляемая неким мсье Мавританией.
Генерал со злостью осушил чашечку.
— Сведения, которые я получил и передал вам, оказались во многом ошибочными. Я вынужден извиниться.
— Собственно говоря, большую часть данных, которыми мы располагаем теперь, я раздобыл, преследуя ваших басков, так что в конечном итоге вы оказали нам большую помощь, генерал.
— Merci.Это меня утешает.
Агент отставил чашку.
— Могу я поинтересоваться, где сейчас ваш адъютант, капитан Боннар?
— Дариус? Я отправил его по делам на юг Франции. Недалеко от Испании.
— Нельзя ли поточнее, генерал?
Лапорт нахмурился.
— На нашу военно-морскую базу близ Тулона, а потом на Минорку, по личным делам. А что? Почему вас вдруг заинтересовал Дариус?
— Насколько хорошо вы знакомы с капитаном Боннаром?
— Знаком?! — изумился француз. — Вы подозреваете Дариуса?.. Нет, нет, невозможно! Я помыслить не могу о подобном предательстве!
— Это он передал вам те документы, которые получил от вас я.
— Невозможно, — сердито отрезал генерал. — Хорошо ли я знаком с Дариусом? Да я знаю его, как отец — сына! Шесть лет он неотлучно рядом со мной. У него было безупречное досье, множество благодарностей и наград за отвагу, еще до того, как мы встретились, — когда он был у меня взводным в Четвертом драгунском во время иракской войны. А до того он служил poilu[13] во Втором пехотном полку Иностранного легиона, действовавшем в Северной Африке по просьбе наших бывших колоний, — они до сих пор обращаются к нам за помощью. Он выбился в офицеры из низов. Как можете вы подозревать столь уважаемого человека?
— Боннар служил рядовым легионером? Он не француз?
— Конечно, француз! — рявкнул Лапорт. Физиономия его словно окаменела, застыв в недовольной гримасе. — Ну да, его отец — немец, и Дариус родился в Германии, но его мать — настоящая француженка, и в Легион он вступил под ее фамилией.
— Что вы знаете о его личной жизни?
— Все! Он женат на прекрасной юной особе из хорошей семьи, многие годы служившей Франции. Он изучает нашу историю, как и я.
Лапорт широким жестом обвел рукой кабинет, и только теперь Джон обратил внимание, что стены его увешаны картинами, репродукциями, фотографиями, картами, так или иначе связанными с великими минутами французской истории. Исключение было только одно — репродукция той же картины, которую видел агент в парижском доме Лапорта. С нее зловеще поблескивал окнами кроваво-алый замок.
— История — это не просто описание прошлого нации или народа, — продолжал генерал. — Истинная история запечатлевает душу страны, и, не зная ее, невозможно познать народ. Не помня прошлого, мы обречены повторять его, подполковник, non?Как может предать страну человек, преданный ее истории? Impossible.
Джон слушал, и в его душе росло убеждение — Лапорт слишком многословно, слишком шумно защищает Боннара, точно пытается убедить самого себя. Или сердце подсказывало ему, что невозможное, с его точки зрения, может оказаться вполне вероятным? В последних словах генерала прозвучало явное сомнение.
— Нет, я не верю. Только не Дариус.
А Джон — верил. Выходя из кабинета, он оглянулся. Генерал Лапорт в тяжком раздумье восседал на своем алом троне, и в глазах его стоял ужас.
Париж, Франция
Питер Хауэлл как раз задремал на узенькой койке, которую по его настоянию поставили рядом с кроватью Марти, когда за ухом его зажужжала не то пчела, не то оса, не то какой-то гнусный кровосос. Агент машинально прихлопнул вредную тварь и проснулся — от боли в пострадавшем ухе и от трезвона, который поднял стоящий на тумбочке телефон.
Марти зашевелился на больничном ложе и что-то пробормотал. Питер глянул на него — не просыпается ли? — и схватился за трубку.
— Хауэлл слушает!
— Спим, Питер?
— Даже полевые агенты по временам испытывают эту досадную потребность, как бы ни было это неудобно для вас, бюрократов на окладе, которые каждую ночь дрыхнут в своих постелях — или в постелях своих любовниц.
Находившийся в Лондоне сэр Гарет Саутгейт хихикнул — без особого, правда, веселья. Именно на его, как главы МИ-6, плечи падала незавидная обязанность общаться с Питером Хауэллом, несмотря даже на то, что сам сэр Гарет с куда большим удовольствием выставил бы этого непочтительного шутника. Но приходилось терпеть все выходки отставного агента, в которых тот находил некое извращенное удовольствие. Питер Хауэлл был великолепным профессионалом, особенно в нештатных ситуациях. Поэтому Саутгейт подшучивал над ним в ответ и не поддавался на провокации.
Но сейчас смех застревал у сэра Гарета в горле.
— Питер, как там доктор Зеллербах?
— Без изменений. А вам какого черта понадобилось?
— Хотел передать тебе кое-что важное, — Саутгейт подбавил в голос серьезности, — и поинтересоваться твоим мнением.
Марти снова беспокойно заворочался, и Питер с надеждой покосился на него, чтобы вернуться к разговору, только когда больной снова замер в прострации. Теперь, осознав, что успел достать босса, он вернулся к вполне цивильному обращению — noblesse oblige[14],так сказать.
— Я... как это в Калифорнии говорят — одно большое ухо?
— Очень мило с твоей стороны, — отозвался Саутгейт. — Информация сверхсекретная, только для ушей премьер-министра. Собственно говоря, я звоню тебе через новый скрэмблер и пользуюсь новыми кодами, чтобы быть уверенным, что террористы еще не успели его взломать. И больше не буду пользоваться им никогда, покуда мы не взяли под контроль этот чертов молекулярный компьютер. Ты меня понял?
— Лучше тогда вообще молчи, старик, — пророкотал Питер.
— Извини? — Сэр Гарет позволил раздражению прорваться.
— Правила не меняются. Как я выполняю задание — мое дело. Если мне ради успеха придется разгласить любую тайну, я это сделаю. Так можете и передать премьер-министру.
— Питер! — Саутгейт повысил голос. — Тебе так нравится изображать самонадеянного ублюдка?
— Безмерно. А теперь выкладывайте, что хотели мне сообщить, или вешайте трубку.
На самом деле Питер успел рассчитать, что его подключили к делу с самых верхов, через голову главы МИ-6, а значит, тот не в силах его уволить, и, представляя, как Саутгейт ерзает на стуле, открыто ухмылялся.
Голос сэра Гарета был суше Сахары.
— Генерал сэр Арнольд Мур и его пилот пропали — предположительно, погибли — во время перелета из Гибралтара в Лондон. Генерал собирался лично представить премьер-министру некий сверхсрочный доклад. Даже по сверхсекретному каналу кодированной связи он сказал только, что дело касается — цитирую — «недавних сбоев в электронных сетях США». Только поэтому мне поручено было сообщить об этом тебе.
Питер мгновенно напрягся.
— Генерал Мур не намекнул, как или где он добыл те сведения, которые хотел представить премьер-министру?
— Нет. — Саутгейт тоже оставил на время ссору. — Мы проверили все источники. Известно нам вот что — генерал вообще должен был находиться в Кенте, в своем поместье. Вместо этого он полетел в Гибралтар, взяв личного пилота. Оттуда он и пилот на вертолете отправились куда-то и вернулись шесть часов спустя. Где он провел это время — неизвестно.
— Диспетчерская Гибралтара не знает, куда они полетели?
— Никто не знает. Пилот, понятное дело, пропал вместе с ним.
Питер подумал секунду.
— Ладно. Мне придется остаться здесь, покуда я не смогу допросить Зеллербаха. А вы бросьте все силы, но разузнайте, куда летал Мур! Как только поговорю с Зеллербахом, я отправлюсь на юг и поищу сам. Дальность полета у вертолетов небольшая, так что выбор у нас будет невелик.
— Хорошо, я... Погоди! — Голос Саутгейта отдалился, словно глава МИ-6 разговаривал с кем-то еще, но слов было не разобрать. Через несколько секунд сэр Гарет вернулся. — Мне только что сообщили — в море близ Лиссабона нашли остатки муровского «торнадо». На обломках фюзеляжа — следы взрыва. Полагаю, можно считать и генерала, и его пилота погибшими.
— Учитывая ситуацию, несчастный случай можно исключить, — согласился Питер. — Займите своих ребят делом. Я с вами свяжусь.
Саутгейт хотел было сказать, что Хауэлл — тоже один из его людей и ему следовало бы выполнять приказы, а не отдавать их, но прикусил язык и вздохнул про себя.
— Хорошо. И... Питер... постарайся без нужды никому не проболтаться.
Вместо ответа агент повесил трубку, подумав про себя: «Напыщенный осел!» Слава всем святым, он-то всякий раз успевал отвертеться от любых начальственных постов. Власть бьет в голову вполне приличным до того людям и напрочь отсекает приток кислорода к мозгам. Впрочем, если вдуматься, приличные люди редко стремятся к власти или добиваются ее. Для этого надо с самого начала быть самовлюбленным дураком.
— Господи! — прошептал за его спиной слабый голос. — Питер... Питер Хауэлл?Питер, это ты?
Вскочив на ноги, агент бросился к постели Марти. Тот тер глаза.
— Я что... умер? Без сомнения. Да. Я, несомненно, в аду. — Он тревожно вгляделся в лицо Питера. — Иначе я не встретил бы Люцифера. Мне следовало догадаться. Где еще мне довелось бы встретить этого несносного англичанина, как не в преисподней?
— Вот это дело! — Питер широко ухмыльнулся. — Привет, Марти, дурачок. Здорово ты нас напугал.
Не обращая внимания на его слова, Марти нервно заозирался.
— Выглядит все мирно, — бормотал он, съеживаясь в комок, — но меня не обманешь! Это все иллюзия! Я вижу пламя за этими невинными стенами! Алое, желтое, багровое! Слепит! Жаркий пламень из сердца ада! Но вам не сдержать Марти Зеллербаха!
Он отшвырнул смятые одеяла.
— Охрана! — заорал Питер, прижимая рвущегося на свободу пациента к койке. — Медсестру! Врача! Кого-нибудь, вашу мать!
Дверь распахнулась, и показался охранник.
— Сейчас! — крикнул он, едва заглянув в палату. Марти не столько бился в крепких руках Питера, сколько упрямо давил всем своим немалым весом, словно пытаясь пробиться сквозь стену.
— Надменный сатана! Я из твоих когтей вырвусь вмиг! Реальность — и мираж. Bay, да с кем ты связался, по-твоему? Весело же будет помериться хитростью с архиврагом! Тебе не победить, нет! Я улечу отсюда, как на крыльях алохвостого сокола. Никак... нет... нет...
— Т-ш-ш, парень, — приговаривал агент, пытаясь успокоить его. — Я не сатана. Ну, не совсем. Помнишь старину Питера? Мы неплохо проводили время, да?
Но Марти все бредил, захваченный маниакальной фазой синдрома Аспергера. Наконец вбежала медсестра, и, пока она вместе с Питером удерживала пациента, доктор Дюбо ввел ему в вену раствор мидерала — единственного средства, способного сдерживать проявления болезни.
— Я улечу... не обманешь, дьявол! Только не меня! Я...
Врач довольно покивал, заметив, что медсестра и агент продолжают прижимать буйного больного к кровати.
— Постарайтесь его успокоить. Он слишком долго пробыл в коме, и мне не хотелось бы рецидива. Лекарство скоро подействует.
Питер бормотал Марти на ухо что-то успокоительное, пока тот бредил, выстраивая воздушные замки из слов, уверенный, что находится в царстве Аида и должен обмануть самого сатану. Но вскоре больной обмяк, более не пытаясь вырваться, глаза его потускнели, веки опустились, и Марти принялся клевать носом.
Медсестра одобрительно улыбнулась Питеру.
— Вы хороший друг, мсье Хауэлл. Многие на вашем месте вылетели бы из палаты с воплями.
Питер нахмурился:
— Да ну? Что, у людей совсем не осталось смелости?
— Или совести.
Она похлопала его по плечу и вышла.
В первый раз с начала кризиса Питер всерьез пожалел, что не может воспользоваться электронной связью. Хотелось немедля сообщить Джону и Рэнди, что Марти очнулся, и в то же время — срочно связаться с агентами на юге Франции, на Коста-Брава и в Испании, и во всех местах, куда мог добраться вертолет с Гибралтара, где могли остаться свидетельства того, как провел генерал Мур последние часы своей жизни. Но удобнее всего это было бы сделать с помощью мобильного телефона.
Он разочарованно опустился на койку и со вздохом опустил голову в ладони. И в этот миг за спиной его послышались шаги — тихие, вкрадчивые, — и дверь отворилась неслышно...
— Рэнди?
Уже оборачиваясь, Питер понял, что это не Рэнди — не ее походка, и потянулся к «браунингу» на поясе, но поздно. В темя ему уперлось холодное пистолетное дуло. Агент застыл. Кем бы ни был его противник, это был опытный, умелый враг... и он был не один.
Глава 21
Брюссель, Бельгия
Джон захлопнул последнюю папку с бумагами, откинулся на спинку стула и заказал вторую кружку пива. Он уже заглядывал в кафе «Эгмон» и оставил хозяину записку для Рэнди, предлагая ей встретиться здесь, в кафе «Ле Серф Ажиль», за столиком на улице, — это было его любимое заведение. Располагалось оно на рю Сен-Катрин, в нижнем городе, недалеко от биржи, в том месте, где когда-то к берегам Сены причаливали сотни рыбачьих лодочек. В окрестностях прежнего рыбного рынка по сей день в любом кафе подавали рыбу, хотя реку уже давно загнали в бетонные берега и перекрыли сводом, по которому теперь проходил бульвар Аншпах.
Но сейчас агент, потягивая темное пиво, думал не о рыбе, не о реке под ногами и не о превосходной здешней кухне. Он единственный выбрал столик на улице — по небу еще катились темные тучи, но дождь прекратился час назад, — и по просьбе клиента официант вытер столик и два стула. Остальные посетители решили не рисковать — вдруг хляби небесные разверзнутся снова? Джона это устраивало. Одиночество было ему по душе — надоели подглядывающие и подслушивающие.
Покинув штаб объединенного командования, он переоделся и выглядел теперь простым туристом — бежевые брюки, рубашка в клетку с широким воротом, синяя спортивная куртка и кроссовки. Последнее было очень важно: вдруг придется за кем-нибудь гоняться? Куртка тоже была очень важна: под ней удобно прятать пистолет. И, конечно, без черного плаща, перекинутого сейчас через спинку стула, обойтись было никак невозможно — в нем так удобно скрываться в ночи.
Но сейчас предзакатное солнце еще пыталось прорвать лучами облачный полог, а агент Джон Смит обдумывал услышанное им в штабе НАТО. Досье на капитана Дариуса Боннара оказалось весьма содержательным. То ли Лапорт не знал, то ли решил умолчать, думая, будто защищает подопечного, но столь расхваленная им нынешняя супруга-француженка Боннара не была у капитана первой: во время службы в Легионе тот женился на алжирке. Пришлось ли ему для этого обратиться в ислам, досье умалчивало. Однако, даже получив офицерское звание, все свои отпуска Боннар проводил в Алжире, с женой и ее родственниками. Почему Боннар с ней развелся — тоже остава лось неясно, да и свидетельства о разводе в досье не было. Это сразу насторожило Джона. Террористы, словно шпионы-резиденты, часто жили под разными именами и вели двойную жизнь, переезжая из страны в страну.
Итак, Дариус Боннар, любимый адъютант заместителя верховного главнокомандующего объединенных сил НАТО, был немцем, служившим во французской армии, женатым некогда на алжирке, а ныне находился где-то на юге Франции — совсем недалеко от Толедо.
Агент задумчиво потянулся к кружке. Он поднял взгляд как раз вовремя, чтобы увидеть, как в полуквартале от кафе из таксомотора выходит Рэнди, и с улыбкой откинулся на спинку стула, наблюдая за цээрушницей. Та выбрала скромный костюм — темные брюки и облегающий жакет, — а волосы затянула простеньким хвостиком. Стройная и гибкая, она походила на школьницу. Когда, заметив Джона, она побежала к нему, агент поймал себя на мысли, что уже не вспоминает о Софии каждый раз, как видит ее сестру. Это показалось ему непривычным.
— Ты словно увидел привидение, — заметила Рэнди, подбегая. — Волновался за меня? Очень мило, но совершенно зря.
— Где тебя носило? — сумел прорычать агент, хотя улыбка так и рвалась к губам.
Шпионка бесцеремонно шлепнулась на сухой стул и огляделась в поисках официанта.
— Погоди минуту, я все расскажу. Я только что из Парижа. Думала, тебе будет приятно, что я первым делом заехала к Марти...
Джон вздрогнул:
— Ну, как он?
— Снова отключился, а Питеру так ничего и не успел рассказать. — Пока она объясняла про рецидивы, скуластое лицо агента прочертили тревожные морщины. В тяжелые минуты, особенно в бою, Джон напоминал хищного зверя, но сейчас забота о друге тяготила его. Встрепанные темные волосы, исцарапанные еще в Мадриде щеки, потемневшие от тревоги синие глаза показались Рэнди такими милыми...
— Как неудобно без мобильников, — проворчал агент. — Так Питер бы мне сам позвонил и все сразу рассказал.