Записки следователя. Привидение Ложнов Рудольф

Первым пришёл в себя Виктор. Он обошёл поляну, подошёл к реке. Осмотрел. Никаких следов, никаких признаков. Вернулся ко мне. Постояв несколько минут возле меня, не произнося ни одного слова, направился к нашей машине. Открыл дверцу и вдруг как закричит: записка! Прочитав записку, мы немного успокоились, но настроение в нормальное состояние не вернулось. В записке вы ничего не сообщили, почему уехали. Это нас поставило в тупик. Тревога и беспокойство снова усилились. Продолжать отдых не было настроения, расхотелось. Какой же отдых, когда в воздухе висела неизвестность. Мы позавтракали без всякого интереса и удовольствия. Искупались, а потом стали собираться домой. По приезде домой я Виктора попросила съездить к вам. Ну а теперь рассказывайте!

После сытного, вкусного ужина с употреблением бальзамного напитка я расслабился. Почувствовал вялость, и как-то пропало желание рассказывать. Я попросил жену удовлетворить любопытство Шуры.

По вялому виду Виктора я понял, что он тоже не очень настроен слушать. По-видимому, пока я спал, жена успела рассказать о наших приключениях. Мы сидели, курили и вели разговор на другие темы. Виктор больше расспрашивал, как мы отдыхали в Риге. Какое там море, какой там климат. Я изредка встревал в рассказ жены, когда она просила уточнять некоторые моменты. Незаметно наступила ночь.

Шура, воспитанная в духе коммунистической морали, и тем более, учительствовала в школе, и в рассказе жены не поверила о привидении. Чтобы удостовериться, не придумывает ли моя жена, нет-нет, да обращалась ко мне, надеясь, я так предполагал, что мой авторитет больше внушал ей доверия.

– Васильевич, подтверди, что твоя жена для прикраски придумала сказку о привидении. Она правда шутит? Скажи мне только честно, ты как коммунист должен правду сказать, действительно так было, как рассказала твоя жена, тут нет никакой шутки, выдумки? Я что-то не верю. Это все ваши выдумки и вы сочинили, чтобы одурачить людей. Не бывают разные там ведьмы, привидения. Не верю!

– Шура, я сейчас перед тобой не как коммунист, а как истинный раб божий говорю: вот тебе истинный крест! – и, воздав к небу свой взор, трижды перекрестился. – Бог свидетель, что я говорю правду и жена тоже.

Или моё обращение к богу, или все же мы с женой говорим одно и то же, явно подействовали на Шуру. В тоне её разговора послышались совсем другие нотки.

– Какая же эта женщина: красивая, похожа на земных женщин?

Сделав вполне серьёзный, внушающий, решительный взгляд, я вдохновенно-радужным тоном воскликнул:

– Эта женщина, уважаемая Шура, – это воистину настоящая земная, неописуемой красоты! Что тело, что ноги, хотя я их не видел, что груди, что лицо – чисто ангельские!

– А волосы?

– Они черные как смола!

– А длина?

– Длинные, ниже пояса, почти все тело закрывали!

– Это правда, что она была совершенно голая? – уже заинтересованно спросила Шура.

– Как мать родила. Совершенно голая. Клянусь!

– И эта женщина указала вам путь к пострадавшей девчонке?

– Поверь, Шура, если бы не она, как мы узнали бы об этой девчонке? Именно она привела нас к ней.

– Куда же она потом делась?

– Мы сами в недоумении. Туман рассеялся, и она исчезла.

Шура замолчала. Она глубоко задумалась. Пауза затянулась. Какое-то время мы все молча сидели. Меня уже стало тянуть ко сну. Я хотел предложить всем идти спать. Внезапно Шура встрепенулась, повернулась ко мне лицом и, устремив на меня свой сосредоточенный, испытующий взгляд, проговорила:

– Знаете, мой разум раздвоился. Одна половина принимает и понимает ваш рассказ, а вторая – огрызается, сопротивляется, категорически отказывается принимать. Не знаю. И сомнение гложет, и верить хочется. Ничего с собой поделать не могу. Я по натуре не верю ни в призраки, ни в сверхъестественные явления, ни в привидения. Но как они могут быть? Вы хоть меня убейте, но не представляю, как они могут быть! Нет, не понимаю. Но раз вы оба серьёзно, авторитетно утверждаете…

– Это вполне естественно и понятно. Я с тобой, Шура, полностью согласен. Представляешь, я сам вначале, когда она так неожиданно, внезапно появилась перед нашей машиной, опешил, растерялся. Мой разум помутнел, потерял всякую способность соображать. Даже, кажется, на какое-то время потерял дар речи. Как же такое может быть? Может быть, мне все это снится? Привидение – разве может быть живым человеком? Хотя себя я считаю не из пугливых, но вот увидел её – и со мной такое случилось.

Когда она появилась второй раз, то я её уже принял всерьёз, без всяких там колебаний и сомнений. Поэтому я стал следовать за ней, по её указаниям. В конечном итоге мы обнаружили девчонку. Представь себе, Шура, если бы она не указала нам путь или место нахождения девчонки, как же мы нашли бы её. Девчонка ведь находилась не на нашем пути следования. Она находилась за рекой, в ущелье, под камнем, возле куста шиповника. Это уже установленный факт. На это место мы на днях поедем официально для осмотра с сотрудниками и экспертом. Скажу больше, даже, когда туман рассеялся, при солнечном свете, я не сразу обнаружил её. Тут снова какая-то небесная сила подтолкнула меня заглянуть под камень. Это о чем-то говорит тебе, Шура?

– Ох, Васильевич, ты так толково, обстоятельно умеешь убеждать, что у меня не остаётся выбора. От приведённых тобой фактов не только я, но и ярый атеист перевоплотится в верующего. После твоих убедительных доводов, приведённых примеров, пожалуй, можете считать, что я вам поверила. Я слышала от людей такую притчу, что все в руках божьих. Надо же такому случиться! Жаль только, что нас там не было!

– На все божья воля, Шура! – сказал я, чтобы успокоить её. – Шура, скажи, положа руку на сердце, разум твой соединился или до сих пор пополам?

– Поверила, поверила! Скажи, что с девчонкой? Она жива?

– Девчонка, слава богу, жива. Но состояние её очень тяжёлое и сложное. Она находится в бессознательном состоянии.

– Ну что говорят врачи?

– Говорят, что жить будет. – Я невзначай посмотрел на часы: – У-у, ребята, мы засиделись, скоро рассвет. Пора на покой! Утром мне на работу. Как вы знаете, уже мой отпуск кончился.

Всей гурьбой мы быстро убрали со стола и направились в дом спать.

– Ты прости меня, Васильевич, – обратилась ко мне Шура, – не задержу долго. Все хочу спросить: почему вы не разбудили нас, когда оставляли записку? Разве мы не помогли бы вам?

– Шура, я вполне согласен с тобой. Я ничуть не сомневаюсь, что вы помогли бы нам. Ты только правильно пойми нас. У нас была на учёте каждая секунда, каждая минута. Жизнь девчонки висела на волоске. Мы не знали, сколько оставалось ей жить. Её надо было срочно доставить в медицинское учреждение и живой.

– Я поняла. Ты прав. Как ты думаешь, девчонка скоро очнётся?

– Шура, этот вопрос не ко мне. Я сам живу с надеждой. Доброй ночи!

Николай Петрович Лунев, главный механик производственного объединения «Грушевскуголь», которое располагалось в городе Грушевск, в хорошем, приподнятом настроении возвращался из трёхдневной командировки домой. Для хорошего, приятного настроения была и приятная причина.

Командировка сложилась удачная. С Краматорским машзаводом он, Лунев, заключил договор о покупке четырёх угледобывающих комплексов «Струг» для четырёх шахт объединения. Сидя в вагоне пассажирского поезда, он мысленно представил, как будет внедрять эти новые комплексы в шахтах.

Прикинул, на каких шахтах они будут внедрены. До сих пор на шахтах объединения не было таких комплексов. Эти новые комплексы в разы производительнее, чем старые угледобывающие комбайны. Намного облегчат тяжёлый труд шахтёров. Повысится заработная плата шахтёров.

Неожиданно его размышления прервались. Перед его глазами, заслонив предыдущие приятные картины, возник образ его любимой дочери Юлии. Так ясно и так близко. В то же мгновенье тревожно и больно заныло только что радостно ликующее сердце. «Что это вдруг? – задал сам себе вопрос Лунев и усиленно стал ворошить свой мозг, ища ответа. – Ну ладно, образ дочери, но почему так сильно ноет сердце и охватило чувство тревоги? – снова задал себе вопрос. Дома все было хорошо. Жену, Веру, перед командировкой отправил в санаторий в город Сочи. Дочь Юлия в данный момент находится у бабушки, которая живёт в посёлке Зверев». Чувство тревоги и боль сердца продолжали преследовать Лунева.

Стараясь отвлечься от возникшей тревоги, Лунев обратил свой взор на пейзаж, мелькавший за окном вагона поезда. Но образ дочери не исчезал от его взора и мелькал вместе с пейзажем. «Что это могло значить? – который раз задал себе вопрос Лунев. – Почему так неожиданно?». Почему так тревожно ему?

«Может быть, оттого, что несколько дней не видел её», – стал размышлять он, успокаивая себя. Юля после возвращения из туристического похода, организованного все классом, который проходил на теплоходе по реке Дон, захотела побыть несколько дней у бабушки. Она уехала к бабушке перед его командировкой. В день отправления в командировку Юля позвонила ему и сообщила, что у неё все хорошо. «Я, наверно, сильно скучаю по ней?» – так думал он, сидя в вагоне.

Лунев души не чаял по дочери. Любил её без ума. Юля в семье – одна-единственная. Когда Лунев женился на Вере, первое, что попросил её, – родить ему девочку. Сам он в семье тоже рос один. Других детей у его родителей не было. То ли мать не хотела больше иметь детей, то ли отец. Отец был шахтёром, любил выпивать, любил на сторону похаживать. Хотя он никогда не видел, чтобы отец обижал мать. Он с детства хотел иметь сестрёнку. Даже просил родителей. Но этой мечте не было суждено сбыться. Как Лунев мечтал и хотел, через год Вера подарила ему дочку. Наконец-то его мечта сбылась. У него была дочь. Он был самым счастливым человеком в мире. Так считал он себя и так считает и в данный момент.

Юля росла. Он ни в чем ей не отказывал. Баловал. Вера, жена его, мечтала о сыне. Они решили так: как Юля пойдёт в школу, и тогда она родит сына.

Лунев в то время работал на шахте имени Ленинского комсомола. Сначала, по окончании горного института, механиком участка. Через несколько лет его назначили главным механиком этой шахты. Год назад его перевели в производственное объединение «Грушевскуголь» на должность главного механика в город Грушевск.

Он помнит до мельчайших подробностей, как росла Юля: первые шаги, первые слова, первый день в детском садике, как пошла в первый класс. Откуда ни возьмись, вдруг перед его глазами всплыл обряд крещения дочери. Хотя в те времена был строгий запрет на всякие там церковные обряды, тем более на крещение. Коммунистам категорически запрещалось. Уезжали крестить в церкви, находящиеся подальше от места проживания. Крестным отцом дочери был его друг, Виктор Лисов. Он тоже работал на шахте имени Ленинского комсомола горным мастером, на том участке, где он работал механиком.

Познакомились и по сей день они дружат. Во время крещения Виктор нечаянно упустил Юлю в чан с водой, и она чуть не захлебнулась. Ей тогда было шесть месяцев. Как он тогда испугался за дочь, думал, умрёт. К счастью, все кончилось благополучно. Долгое время он злился на Виктора. Не разговаривал, избегал встречи с ним. Прошло больше года, как они помирились снова, стали, как и прежде, друзьями. Со временем их дети – Юля и Игорь, сын Виктора, – стали друзьями. Они и в первый класс пошли вместе. Вместе сидели за одной партой.

«Неужто что-то произошло между Игорем и Юлей? – вдруг засела у Лунева навязчивая, подозрительная мысль в голове. – Нет, нет! – старался он выкинуть из головы возникшее подозрение. – Это невозможно! Игорь хороший парень. Он не такой, не способен на подлость. Он всегда защищал её. Нет! Они вместе с детства. Юля никогда не жаловалась на Игоря. Я в Игоря верю…»

Сам того не замечая, Лунев задремал. Проспал до ночи. Разбудил его проводник поезда, сообщивший, что через две остановки будет станция Шахтная. Лунев быстро привёл себя в порядок. Завернул матрац, одеяло, положил их на верхнюю полку. Отнёс простынь, наволочку, полотенце в купе проводника. Взял у проводника чай и вернулся в своё купе. Не спеша выпил его. Почувствовал себя свежим, бодрым, как будто не было никакой тревоги и боли в сердце. Снова появилось хорошее, приподнятое настроение.

Через некоторое время поезд остановился на станции Шахтная. Лунев с хорошим настроением вышел на перрон. «Вот я дома!» – сказал себе мысленно и посмотрел на часы, висящие на стене над входом в зал ожидания, под козырьком крыши здания вокзала. Часы показывали первый час ночи. Он не стал заходить в здание вокзала, обошёл его и направился на привокзальную площадь, к стоянке такси. На площади и на стоянке такси не было ни одной души, а также и такси. Лунев пожалел, что не дал телеграмму, чтобы его встретили. «Хотя о чем жалеть! – подумал он, стоя на стоянке такси. – Все равно не успел бы отправить телеграмму. На поезд опаздывал. Пока покупал билет, поезд уже отправлялся.

Только успел заскочить в другой вагон, а после перешёл в свой».

Долгое отсутствие такси, сплошная темень на привокзальной площади, отсутствие людей привели Лунева в тревожное состояние. Ему стало не по себе. Мысли стали путаться в голове. Почему так долго нет такси? Почему никого нет вокруг? Где люди? Почему нет освещения? И вдруг, как в поезде, неожиданно у него больно заныло сердце. Тревога, угасшая в поезде, снова охватила его и стала нарастать. Внезапно возникшее тревожное состояние исчезло с появлением такси. Лунев облегчённо, свободно вздохнул.

Назвал адрес и сел в такси. Минут через двадцать он был у себя в квартире. Перед тем как войти в свою квартиру, заглянул к соседям. Забрал ключ, оставленный им от своей квартиры. «Наконец-то я дома!» – вслух произнёс Лунев, замыкая за собой дверь квартиры. Бросил портфель на диван. Снял пиджак, галстук, и, держа их в руке, самопроизвольно подошёл к телефону. Поднял трубку, чтобы позвонить матери, в посёлок Зверев. Только хотел было набирать номер, и нечаянно его взгляд упал на часы, висящие на стене, рядом с тумбочкой, где находился телефон. Часы показывали два часа ночи.

«Завтра позвоню. Сегодня уже поздно. Не буду тревожить. Пусть отдыхают», – решил Лунев и положил трубку.

Повесил пиджак и галстук на спинку стула и пошёл принять душ. Выкупался под душем и решил подкрепиться. Открыл холодильник. Кроме начатой бутылки коньяка, больше там ничего не было.

«Надо было в буфете на вокзале купить чего-то съестного! – упрекнул себя Лунев. – Придётся с пустым желудком ложиться спать!» Взял бутылку с коньяком и направился было в кухню, но вдруг вспомнил, что в портфеле есть коробка шоколадных конфет, подарок для дочери. Достал её и тут же сел на диван. В два приёма выпил содержимое бутылки и лёг спать.

Проснулся в девятом часу утра от телефонного звонка. Звонили из производственного объединения и просили срочно приехать. «Наверное, что-то случилось, раз срочно просят», – мелькнуло в голове. Он быстро умылся, заварил чай, так как других продуктов не было, выпил его с конфетами. Взял портфель и направился к выходу из квартиры. Возле двери вдруг вспомнил, что нужно позвонить матери, и вернулся к телефону. Набрал номер междугородки и стал ждать. Междугородка долго не отвечала, а на улице беспрерывного сигналила присланная из объединения автомашина. Уже потеряв надежду, что междугородная связь соединит с матерью, он собирался положить трубку, но вдруг в трубке послышался голос:

– Ваш номер не отвечает! Позвоните попозже! – Лунев выругался и в сердцах бросил трубку. «Позвоню из объединения!» – сказал про себя и вышел из квартиры.

После оперативного совещания у генерального директора объединения Лунев в экстренном порядке уехал на шахту имени Красина ликвидировать аварию. По дороге на шахту Лунев повторил про себя слова генерального директора, сказанные после совещания:

– Николай Петрович, ликвидируешь аварию, чем быстрее это сделаешь, можешь отправиться на море, дней на десять. Прости, больше не могу дать.

Сам понимаешь, будем запускать твои «Струги». Они к твоему возвращению прибудут в объединение. Удачного отдыха! «Спасибо, хоть на десять дней!» – мысленно соглашался Лунев с генеральным директором. Два года без отпуска. На прежней работе, на шахте Ленинского комсомола, проработал больше года. Должен был уходить в отпуск, но вдруг отменили. Пришёл приказ о назначении его главным механиком объединения. И тут больше года без отдыха…

Радужная, приятная, долгожданная картина стала вырисовываться перед взором Лунева: «Ликвидирую аварию, получу отпускные, заберу у бабушки Юлю и сразу же на юг, на море, к жене. Как обрадуется Вера! Целых десять дней! Будем вместе отдыхать, купаться в море, загорать…»

Радужные мечты об отдыхе на море разом потухли, как только Лунев увидел картину аварии на грузовом стволе шахты. Оборвалась гружёная клеть. Наделала много беды. Работы по восстановлению повреждённой части ствола заняли почти двое суток. Без отдыха, без перерывов. Только сменялись рабочие. За работой Лунев забыл о тревоге и не нашёл времени, чтобы позвонить матери. На третий день Лунев доложил генеральному директору о восстановлении ствола. Генеральный директор дал добро ему на отпуск на две недели.

С радостным, воодушевлённым чувством возвращался Лунев в Грушевск. По прибытии в город Лунев сразу же решил поехать к матери. По этой причине он отказался идти со всеми работавшими на ликвидации аварии людьми в ресторан. Хотя очень хотелось кушать и расслабиться.

– Пообедаю у матери, – сказал Лунев, прощаясь с товарищами возле ресторана. – Моя мама готовит очень вкусный украинский борщ. Я давно не ел её борща, – немного слукавил Лунев, чтобы отвязаться от назойливо пристающих. Не мог он сказать им о своих тревогах и переживаниях за свою любимую дочь.

Лунев заехал в объединение, получил отпускные и на служебной автомашине выехал в Зверев. Собственную автомашину Лунев ещё не имел и поэтому попросил для поездки служебную машину.

В половине второго часа дня Лунев позвонил в квартиру матери. Пока ехал к матери, у Лунева было прекрасное настроение. Счастливая улыбка не сходила с его лица. Представил, как позвонит, откроется дверь квартиры матери, увидит свою любимую дочь, любимую мать, обнимет их, крепко расцелует…

Прошла минута, может, и больше, а дверь не открывалась. Позвонил повторно. Прислушался. «Может, никого нет дома? Может, куда-то ушли?» – успел подумать Лунев и вдруг услышал шаги изнутри. «Ага, кто-то шаркает ногами. Ага, шаги приближаются к двери! Сейчас откроется! – чуть было не крикнул Лунев от радости. – По-видимому, отдыхали после обеда?» Щёлкнул замок, и дверь бесшумно открылась…

– Ой, батюшки, это ты, сынок? Здравствуй, сынок! – радостно воскликнула мать и кинулась обнимать сына и целовать.

– Здравствуй, мама! – воскликнул Лунев, взаимно обнимая и целуя мать.

– Здравствуй, сынок, здравствуй! – продолжала причитать она, и из прозрачных старческих глаз матери побежали слезы радости и счастья. – Думаю, а сама лежу, не встаю. Кто же к нам так настойчиво просится. Оказывается – это ты, сынок! Легла отдохнуть после обеда, а сама задремала. Прости уж меня, старенькую, сынок. Не ждала тебя сегодня. Думала, вы уже на юге, купаетесь в море. Что-то случилось, сынок? Ой, прости, сынок, совсем с ума вышла. Что же мы стоим у порога, проходи в комнату. Проходи! Совсем голова не соображает, – причитывала Ефросинья Егоровна, освобождая проход для сына.

Пропустив сына, она, перед тем как закрыть дверь, быстро окинула взглядом лестничную площадку, ища кого-то. Не обнаружив никого, быстро закрыла дверь и поплелась за сыном в комнату. «Юли нет! Не приехала с отцом. Значит, все ещё злится на меня!» – отметила про себя бабушка.

– Ты, сынок, располагайся. Небось устал на работе. Приляг, отдохни! Я пойду на кухню, накрою на стол. Наверное, с утра ничего не ел? Я знаю тебя. Все о работе печёшься. Вижу, похудел. Хотя я тебя сегодня не ждала. Но чуяло моё сердце, и сварила борщ. Он ещё горячий. Твой любимый! Ты немного отдохни, сынок. Я быстро! – не останавливаясь, на радостях тараторила Ефросинья Егоровна и старческой походкой, сутулясь, еле-еле передвигая ноги, направилась в кухню.

Лунев сел на диван, и невольно взгляд его упал на спину матери. Жалость и тревога за мать всколыхнули всю его внутренность: «Как будто целую вечность не видел её, – мысленно отметил он. Всего десять дней прошло, как он приезжал с Верой поздравить её с семидесятилетием. – Совсем постарела за эти дни. Вон волосы совсем седые, почти белые стали. А лицо, когда-то красивое, теперь покрылось множеством морщинок. Появилась сутулость. Вся сгорбилась. Еле ноги передвигает…»

– Ты, сынок, по делу или просто так, проведать меня? – услышал Николай голос матери, доносивший из кухни. Вопрос матери застал его врасплох. От неожиданности он растерялся и не сразу сообразил, что ответить. У него на лице появилось выражение удивления и странный взгляд. «Почему мать спрашивает, почему приехал? Что, она не знает, что приехал за Юлей? Юля должна была сказать ей, что отец приедет за ней, как только вернётся из командировки…»

– Ты что, сынок, заснул? – прозвучал голос матери повторно. Николай, собираясь ответить матери, направил свой взор в сторону кухни. В этот момент в дверях кухни показалась Ефросинья Егоровна.

– А я думала, ты заснул, раз не отзываешься. Ты, оказывается, не спишь. Почему ты тогда молчишь, сынок? Тебе что, нездоровится?

– Мама, где Юля? Она что, гулять ушла, дома нет? – спросил Николай, пристально уставившись глазами на мать. – Я, собственно, приехал за ней. Мне дали двухнедельный отпуск. Вера уже несколько дней как уехала в санаторий, в Сочи. Я обещал ей приехать к ней с Юлей, как только вернусь из командировки. Вот и я приехал за ней, чтобы забрать её.

Закончив говорить, Николай стал ждать ответа. Теперь молчала мать. Снова Николай удивился. «Почему молчит мать?» – мелькнула мысль у Николая.

– Почему молчишь, мама? Куда она ушла, скажи, я сейчас же поеду за ней. Она у Игоря? Я мигом к ним.

Ефросинья Егоровна, услышав вопрос сына о дочери, опешила, оцепенела, странно вытаращив глаза, тупо уставилась на Николая. Она онемела, её как будто парализовало, не могла произнести ни одного слова. Одеревенел язык. Она стала терять сознание.

Николай внимательно посмотрел на мать, и его поразило её лицо, своей мертвенной, без кровинки бледностью. Ему показалось, что она стала ниже ростом.

– Мама, что с тобой? Тебе плохо? – успел произнести Николай и тут только заметил, что она медленно падает. Он мгновенно подскочил к матери, быстро схватил её на руки и отнёс на диван. Бережно опустил на диван и кинулся к шкафу, где обычно мать хранила лекарства. Нашёл нужное лекарство и бегом в кухню за водой. Налил быстро в стакан воды и бегом же к матери. Насильно сунул таблетку ей в рот и заставил глотнуть воды.

«Ничего не понимаю, – мысленно стал рассуждать Николай. – Почему вдруг стало плохо матери, когда спросил про Юлю? Что с дочерью? Что с ней случилось?». Вопросы огнём сверили его мозг. Мысли путались. Он плохо стал соображать. «Так я скоро сам с ума сойду. Надо держать себя в руках. Очнись!». Немного успокоившись, Николай пристально посмотрел в неподвижное бледное лицо матери, и ему вдруг показалось, что вместо лица матери, он видит перед собой образ свой дочери. В тот же миг, как в поезде, у него больно заныло сердце. «Что это со мной? Неужели с ума схожу?» – задал себе вопрос, Николай. Резко тряхнул головой и снова посмотрел на мать.

Заметив, что мать пришла в себя, Николай, нежно глядя на неё, как можно более ласковым, любящим голосом спросил:

– Мама, как ты себя чувствуешь? Тебе лучше?

– Спасибо, сынок. Мне уже лучше. Ты за меня не переживай. Я уже старая. Пожила на свете…

– Мама, мама, перестань! Зачем ты так! Рано ещё туда. Внука нашего ты должна ещё нянчить. Выброси все дурное из головы. Ты не одна. Мы у тебя есть. – Николай, заметив, что матери стало лучше, сказал: – Мама, ты не волнуйся, разговаривай спокойно. Скажи, почему ты так расстроилась, когда спросил про Юлю? Почему её нет дома? Что-то случилось с ней? Ты, мама, говори как есть. Поссорились, что ли?

Ефросинья Егоровна удивлённо, но в то же время нежно посмотрела на Николая и слабым голосом проговорила:

– Она разве не дома?

– Я, мама, три дня тому назад вернулся из командировки. Её дома не было. Мама, почему она должна быть дома? Она должна была ждать меня тут, у тебя. Я с ней так договорился, когда она отправлялась к тебе. Юля разве не говорила тебе? Странно! Мама, почему ты снова молчишь? Можешь, в конце концов, объяснить мне, что у вас произошло?

– Ка-ак не-ет д-дома? – неожиданно страшно заикаясь, встревоженным голосом проговорила мать. – О-она в ч-четверг у-уехала д-домой. С-сегодня ч-четвертый д-день, к-как у-ушла от м-меня…

Услышав такую новость от матери, Николай резко изменился в лице. Он весь задрожал. Кровь ударила ему в голову и застучала в висках. Он резко вскочил со стула. Побледневшее лицо дрогнуло, обезумевшие глаза забегали по комнате и на какое-то мгновенье остановились на лице матери, и, не сдержав себя, он выкрикнул:

– Мама, почему Юля уехала?! Почему она уехала, не дождавшись меня?!

Тревога за дочь заполнила все тело Николая, и он, как дикий обезумевший зверь, забегал по комнате. Вдруг он резко остановился возле матери. Бледное лицо матери, её закрытые глаза вмиг отрезвили его. «Опомнись! Что ты делаешь, безумец, успокойся! – резануло у него в голове. – Ты своим поведением ещё больше боли страдания причинишь матери. Сердце матери может не выдержать! Остановись!». Николай через силу сделал несколько глубоких вдохов и выдохов и, почувствовав успокоение, обращаясь к матери, сказал:

– Ты прости меня, мама, что я так глупо, необдуманно повёл себя. Нервы сдали, прости! Давай поговорим спокойно. Хорошо?

– Хорошо, сынок, – уже спокойно, без заикания отозвалась слабым голосом мать. – Давай поговорим. – Любящие глаза матери уставились на сына. Мать положила свою покрытую морщинками руку на руку сына и, нежно гладя, произнесла: – Ты тоже, сынок, прости меня, старую, выжившую из ума. Как-то глупо, без злого умысла все вышло. В тот день, это было в четверг, когда Юля ушла от меня, мы малость повздорили. Ты не думай, сынок, мы не ругались, нет. Может, мне не стоило вмешиваться. Я думала, так будет лучше.

Душа-то болит. Я ведь переживаю за неё, беспокоюсь. Юля ушла вечером гулять, после шести часов…

– Мама, извини, что перебиваю тебя, скажи, с кем Юля ушла гулять? Она тебе говорила?

– Конечно, говорила. С кем же, с Игорем. Игорь приходил к нам. Они вместе уходили гулять. Так вот, в последний вечер Юля поздно пришла с прогулки.

– В котором часу она пришла?

– Во втором часу ночи. На следующий день, то есть в четверг. Когда она выспалась, она обычно вставала часов в одиннадцать дня. Мы сидели за столом, разговаривали. Дёрнуло же меня сказать, что нехорошо молодой девчонке в таком юном возрасте гулять долго в ночное время. Моё замечание почему-то не понравилось ей. Она резко поднялась из-за стола, психанула, кинула на меня гневный, рассерженный взгляд и недовольным, раздражённым тоном заявила, что она сейчас же уедет домой!

Я никогда не ожидала от неё такой выходки, такой агрессивной реакции. Ну, думаю, психанула, рассердилась и в порыве возбуждённости, не подумав, сказала, что уедет. Успокоится, и все пройдёт. Но Юля решила по-своему. Я, конечно, очень пожалела, что сделала замечание. Я извинилась, просила, уговаривала, умоляла, но все было напрасно. Она не реагировала на мои просьбы. Как будто бес в неё вселился. Откуда у неё такая жестокость появилась? Ранее такой черты я у неё не замечала. Не стала со мной разговаривать. На все мои просьбы, мольбы, уговоры отвечала гневным, ненавидящим взглядом. В первом часу дня она взяла лёгкую сумочку и, не прощаясь со мной, ушла. Юля ведь мне не говорила, что ты приедешь за ней. Если бы я знала, что ты должен приехать за ней, может, как-то уговорила её. Я все же надеялась, что она одумается и вернётся, но она не вернулась. Вечером, часов в девять, убедившись, что Юля не вернулась, я решила позвонить вам. С междугородной станции мне ответили, что не могут дозвониться. Я подумала: наверное, дома никого нет. Ушли куда-нибудь. Решила позвонить утром. Утром стала звонить, но мой телефон почему-то молчал. Гудков в трубке не было. Я несколько раз пыталась, но телефон молчал. Он и сейчас молчит. Что случилось с ним, я не знаю.

Когда Юля ушла, у меня душа разболелась. Не находила себе места. Не могла никак успокоиться. Сердце ноет. Ругаю себя, виню. Все думки только о ней: доехала, как доехала, не случилось чего? Стараюсь успокоить себя, ничего не получается. Вся извелась. Тут ещё телефон молчит. Решила: раз не могу дозвониться, поеду сама к вам. Решила поехать на электричке, идущей в пять часов вечера.

Уже собралась, оставалось открыть дверь. Подхожу к двери – вдруг как кольнёт в пояснице. Ни дышать, ни шевельнуться. Кое-как добралась до кровати: где ползком, где на четвереньках. Благо, было что кушать. Только сегодня поднялась на ноги. Утром сходила кое-как на рынок. Купила продукты, овощи. Сварила борщ и легла отдохнуть. Вдруг твой звонок…

Ефросинья Егоровна, устав, перестала говорить. Вдруг она обратила внимание на лицо сына. Её удивило его лицо, которое было белее белой стены комнаты, а глаза выражали невыносимую боль, горе, растерянность и безысходность. Её охватил страх за сына.

И чтобы как-то успокоить его и смягчить боль и страдания, ласковым голосом проговорила:

– Сынок, может, Юля находится у какой-то подруги, – ты не узнавал? Приехала домой, дома никого нет, решила побыть у подруги, пока ты вернёшься?

Николай, слушая мать, становился все мрачнее. Вдруг страшные мысли пронзили весь его мозг. Смертельный страх сковал все его существо. Он был почти на грани срыва. Но ласковый голос родной матери как-то успокоил его, и он пробормотал:

– Нет, мама. Насколько я знаю, у Юли нет близкой подруги. У неё как-то не сложилось с подругами. Она не появлялась в квартире. Соседка, у которой я оставил ключ от квартиры, ничего мне не сказала. Если бы Юля пришла к ней за ключом, то она сообщила бы мне об этом…

Мать и сын, пораженные внезапно возникшей страшной догадкой и охваченные тревогой и страхом, с ужасом посмотрели друг на друга и поняли без слов, что с их девчонкой случилось что-то страшное…

Понедельник – мой первый рабочий день после отпуска. Хотя какой же он первый? Если здраво рассудить и посчитать на пальцах, как ни пытайся обмануть себя, получается – второй. Это, конечно, неофициально. Но как бы там ни было, если подумать, разве можно отбросить или вычеркнуть из моей жизни вчерашний, особенный, незабываемый день? Разве не рабочий день был у меня? Я считаю, это был самый настоящий, насыщенный интересными событиями, я бы добавил – тяжёлый и трудный день, который останется в моей памяти до конца моей жизни. У кого-то, может, возникнет другое мнение, но это уже не имеет никакого значения.

Сутки – вчерашние, пролетели как один миг. Вот я уже по пути на работу. Как я сдал девчонку в руки врачей, прошли сутки, а мне ничего неизвестно о ней. Как она? Пришла ли в себя? А что, если вдруг…

«Нет, нет! Выкинь подобную мысль из головы!» – мысленно выругал себя. Сегодня непременно выберу время и проведаю её. Да, не забыть ещё пригласить с собой эксперта-криминалиста. Нужно сфотографировать девчонку для объявления её в розыск и снять отпечатки пальцев. Если на днях она не придёт в себя, её надо будет объявить в розыск.

Может, всё же звонили мне из больницы? Если звонили, то меня с женой не было дома. Если она пришла в себя, должны сообщить в дежурную часть. Придя в отдел, я точно узнаю, звонили или нет. А если звонка не было, то можно предполагать, что девчонка до сих пор находится в бессознательном состоянии. Придёт ли она в себя? Когда это случится? Это, вероятно, одному богу известно. А что делать, если даже очнётся, а память не восстановится? Да, история архисложная!

Что мы конкретно имеем на данный момент, кроме самой потерпевшей с признаками изнасилования и черепной раной на затылочной части головы? Вот и всё! Никаких документов, указывающих на её личность. Кто она? Как её фамилия, имя? Место проживания? И самое загадочное – как она попала в то ущелье? Никаких следов и улик. Даже признаков присутствия людей. Одни вопросы. Непонятно, где произошло само событие.

Где искать это место? Мест на реке Кундрючьей сотни, а должно быть одно-единственное. Её могли привезти из другого места, бросить туда, где мы обнаружили. Место глухое, безлюдное, удобное и очень надёжное. Никакой ниточки, никакой зацепки. С чего начинать?

За размышлением над загадочной историей я не заметил, как очутился возле отдела. Мысленно представил себе: вот зайду в отдел, и десятки глаз сотрудников будут устремлены на меня с интересующими вопросами. Каждый попытается первым подойти ко мне и первым задать вопрос. Дежурный по отделу, по всей видимости, успел информировать многих сотрудников о найденной девчонке. Иначе не может быть! Как же, такой исключительный, неправдоподобный, уникальный случай! За многие годы работы в следствии мне самому впервые пришлось столкнуться с подобным случаем. Много было разных интересных случаев, но такого случая не было.

Раскрыв рты, забыв о своих ежедневных обязанностях, целыми часами будут слушать мой рассказ. День будет весёлый и насыщенный! Я так размечался, что ничего не заметил, что творится вокруг.

Возле отдела, как ни было странно, я не встретил ни одного сотрудника. Это явление удивило меня.

Как обычно, повседневно, в утренние часы, возле отдела всегда многолюдно. Кто курит, кто знакомого встретил или просто так стоят, разговаривают. Обмениваются новостями. А тут вдруг – пустота! Никого!

Удивительно! С десятками вопросов в голове я зашёл в отдел. И тут никого, пусто! В здании отдела тишина, как будто сегодня не рабочий день. Ни одной души.

«Ничего не понимаю!» – с таким вопросом я направился по коридору к своему кабинету. В коридоре тоже никого. От удивления моя голова перестала соображать. С разочарованным, непонимающим чувством я подошёл к двери кабинета. Стоя возле кабинета, я стал размышлять: «Почему нет людей? Ни сотрудников, ни посетителей? Что, сегодня нерабочий день, что ли? Я же не мог ошибиться? Я точно помню и знаю, что сегодня понедельник, что сегодня рабочий день. Не мог я перепутать дни. Вчера было воскресенье. Я знаю, моя жена тоже знает. Она тоже пошла на работу».

С непонятными, запутанными мыслями, я вошёл в кабинет. В кабинете всё было чисто: пол помыт, шторы висели чистые, свежие. На столах порядок. Даже перекидной календарь поставлен на сегодняшний день. Понедельник. Графин наполнен водой.

«Лукьяновна, наша уборщица, постаралась, – с нежностью подумал я. – Она с материнской любовью относилась ко мне. Уважала и поэтому к моему выходу на работу хотела сделать мне приятный подарок».

Резко зазвонил телефон. Я от неожиданности вздрогнул. Отвык за месяц от этих звонков. Я поднял трубку:

– Слушаю.

– Рудольф Васильевич! – прогудел в трубке голос дежурного по отделу Лукьянова.

– Да.

– С выходом на работу поздравляю!

– Спасибо, Борис Алексеевич! Только вот, сколько я помню, с выходом на работу или на службу никогда ещё не приходилось мне получать поздравления. Но всё равно спасибо! После выхода на работу, обычно, как я помню, спрашивают: как здоровье, как отдохнул, куда ездил, один или с женой, и, наконец – как настроение. Учти это, товарищ дежурный!

– Учту на будущее, Рудольф Васильевич.

– У тебя, Борис Алексеевич, ко мне есть какое-то дело или просто так звонил?

– Да, Рудольф Васильевич, тебя шеф к себе приглашает, и срочно.

– Понял, Борис Алексеевич. Скажи, где шеф?

– Он у себя.

– Хорошо!

На этом наш телефонный разговор с дежурным кончился, и я положил трубку. «Значит, полковник на работе, а где же его подчинённые?» – с таким вопросом в голове я направился к начальнику. Целый месяц не виделись. Интересно, как встретит?

– Разрешите, товарищ полковник?

– Разрешаю. Заходи, товарищ капитан! – с чувством юмора проговорил полковник и гостеприимная, дружелюбная улыбка покрыла всё его лицо. «Явно хорошее настроение у полковника», – отметил про себя, глядя на него. – Ну, здравствуй, искатель приключений! – сказал полковник, выйдя из-за стола.

Сам подошёл ко мне и протянул руку для пожатия.

– Здравствуйте, Константин Дмитриевич! – приветствовал я, пожимая его мягкую тёплую руку.

После обмена приветствиями он взял меня под локоть, повёл к своему столу и усадил на стул, стоящий ближе к нему.

– Присядь!

Я покорно сел на стул и стал ждать. Полковник тоже сел на своё место. Направив на меня свой взор, сказал:

– Разговор пойдёт о девушке, обнаруженной тобой. Прости, времени у меня совсем нет. Вызывают в горком партии. Поэтому не буду расспрашивать об отдыхе, куда ездил, что видел и так далее. О здоровье тоже интересоваться не буду. И так видно, что со здоровьем у тебя всё в порядке. Расскажешь в более свободное время. Сейчас сразу перейдём к делу. Дежурный мне доложил, что ты обнаружил в каком-то ущелье, в районе реки Кундрючьей, девчонку в бессознательном состоянии. Расскажи мне чуть поподробнее. Только не растяни до обеда. Для меня важна конкретика.

– Товарищ полковник, простите, но при всём моём желании и хотении, как бы я ни стремился к этому, изложить коротко и конкретно никак не получится. История такая, что для изложения её потребуется определённое, неограниченное время. Уж просто уникальный, редкостный случай. И я полагаю, что вам очень интересно будет узнать все подробности этого случая.

– Ну, раз так, если нужно время, тогда поступим иначе. В данный момент в Ленинской комнате все сотрудники отдела слушают лекцию о международном положении. Это по указанию городского комитета партии. Лекцию читает международник из общества «Знание», товарищ Полевой П. Г. Он, по моим расчётам, вот-вот должен закончить лекцию. Пойдём в Ленинскую комнату, и по окончании лекции я предоставлю тебе слово и ты подробно расскажешь о вчерашнем событии всем сотрудникам. Заодно, сколько мне позволяет время, и я послушаю. Ты готов рассказать?

– Да. Мне кажется, это самое правильное решение, Константин Дмитриевич.

– Дело интересное и загадочное и, по-видимому, его придётся раскручивать нам. Потому все сотрудники должны быть в курсе этого события. Пошли!

«Вот где, оказывается, сотрудники отдела – подумал я, шагая рядом с полковником в направлении Ленинской комнаты. Ленинская комната находилась на втором этаже в новом здании милиции, построенном для отделов: паспортного, инспекции по делам несовершеннолетних и лаборатории для эксперта-криминалиста. Само здание располагалось на территории двора милиции, на правой стороне от главных ворот, напротив прокуратуры.

Когда мы поднялись на второй этаж и подошли к Ленинской комнате, лектор Полевой заканчивал свою лекцию. Мы подождали несколько минут в коридоре. Когда вышел Полевой в сопровождении замполита Чернышкова, полковник поблагодарил лектора за лекцию, и мы вошли в зал. Полковник попросил сотрудников милиции не расходиться. Занять свои места. Когда все заняли свои места, Ивашков громко, чтобы все слышали, сказал:

– Вчера на территории нашего района, в ущелье рядом с речкой Кундрючьей, в пяти километрах от хутора Малого, Рудольф Васильевич вместе с женой, находясь на отдыхе в том районе, обнаружил девушку возраста примерно пятнадцать-шестнадцать лет, в бессознательном состоянии, с проникающей раной головы. Подробно об этом событии расскажет он сам, – полковник указал рукой на меня. – Так или иначе, этим делом придётся заниматься нам, и поэтому прошу слушать внимательно и запомнить детали. Рудольф Васильевич, прошу!

Я поднялся на трибуну. Окинул взглядом зал. Все лица знакомы. Новых лиц не заметил. Поздоровался с трибуны, так как не виделся с ними целый месяц. Мне очень приятно было слышать от них встречное приветствие. В зале расшумелись, но сердитый голос полковника прекратил шум. В зале установилась полная тишина. Несколько десятков пар глаз моментально устремились на меня, и в их глазах я прочёл нетерпение и заинтересованность. „Вот она, сенсация! Значит, мои надежды оправдались! Теперь вперёд!“

– Я, ребята, не буду останавливаться на не относящихся к делу моментах: например, почему я там оказался, что делал, как отдыхал, как ловилась рыба, что варили и так далее. Если кому будет интересно, расскажу в свободное от работы время. Но в то же время, как вы сами понимаете, без начала события никак нельзя, и поэтому я вкратце расскажу, как мы попали туда. Я, моя жена и наши родственники, Виктор и Шура, с субботы отдыхали на поляне возле речки Кундрючья, как выяснилось позже, недалеко от того места, где мы с женой нашли девчонку. Мы остались ночевать на природе.

Рано утром в воскресенье, не было ещё пяти часов, я с женой поехал в хутор Зайцев по личным делам. Нужно было застать дома одного человека. Он рано уходил на работу, и поэтому мы выехали рано. Наши родственники остались на поляне, продолжали отдыхать. Ехали вдоль речки. Поднялся туман. Он быстро стал сгущаться. Мы и километра не проехали, как туман окутал так, что совсем ничего не стало видно. Я совсем не стал видеть дорогу. Стоял сплошной туман. Я сбросил газ совсем. Пытался хоть черепашьим шагом двигаться.

Неожиданно внезапно перед самым капотом машины, ну, почти вплотную, из тумана возникла женщина с длинными, черными как смола, густыми волосами. Волосы уходили ниже капота машины. Никакой одежды на ней не было. Волосы закрывали всё тело, кроме лица и рук. Я резко затормозил машину. Машину от резкого торможения качнуло вперёд, и тут же заглох двигатель.

Женщина тут же исчезла. Я, увидев так внезапно перед машиной женщину, да ещё голую, ясное дело, испугался, опешил и вдобавок растерялся. Язык отнялся у меня. Не мог вымолвить слово. Я, знаете, почему так испугался? Потому что вначале мне показалось, что я эту женщину зацепил машиной.

Подумал и не подумал, сейчас не могу точно вспомнить, но, увидев, как женщина тут же исчезла перед машиной, подумал, наверное, что женщина упала от удара и поэтому её не стало видно. Вот и возник весь страх у меня.

Немного придя в себя, я вышел из машины, чтобы убедиться, не лежит ли женщина под машиной.

Впереди машины женщины не было. Заглянул под машину, там тоже никого не было. От всего этого мне стало не по себе. Быстрее сел в машину и стал заводить машину. Машина не заводилась. Я повторил попытку. Результат тот же. Сделал третью попытку, но всё безрезультатно.

Страшновато стало. Туман сплошной, никого вокруг. Переборов страх, я решил проверить двигатель. Может, думаю, от резкого торможения отскочил какой-нибудь провод. Открыл капот, проверил, все провода на месте. Других неисправностей не обнаружил. Стал закрывать капот, вдруг со стороны речки туман как будто поредел и появился узкий светлый вроде как коридор. В конце просвета, как мне показалось, посредине реки или на той стороне реки снова появилась эта женщина. Женщина делала какие-то движения рукой. Присмотревшись повнимательнее, я заметил, что она движением руки показывала, чтобы я подошёл или как бы направился к ней. Я вначале растерялся. Думаю, зачем я ей нужен и что мне делать?

В это время я услышал стук со стороны лобового стекла машины. Обратил свой взор на стук. Это стучала моя жена. Я подошёл к двери машины. Она опустила стекло и спрашивает, чего эта женщина как будто машет рукой. Я сказал, что она якобы зовёт меня к себе. Жена мне говорит: если она зовёт, надо идти. Я ей говорю, что не пойду. Что, я должен в речку лезть? Не пойду! Жена мне тогда говорит: подойди хоть ближе и спроси, зачем ты нужен ей и что она хочет. Я направился было к ней, но по мере приближения она стала удаляться. Я дошёл до берега реки. По светлому просвету я определил, что женщина находится на противоположном берегу реки. Берег, где я остановился, был крутой и обрывистый. До воды было больше метра. Я стал искать место, где берег не такой крутой.

Пошёл вправо и через несколько метров заметил пологий берег. Спустился к воде и стал искать место, где бы перейти реку. Я не знал глубину реки. Вы, может, подумали, что туман рассеялся, – ничуть. Он как был густой и плотный, так и стоял. Даже в одном метре ничего не видно было.

– Рудольф Васильевич! – прозвучал вдруг в тишине зала голос эксперта-криминалиста Градовой. – Прости, пожалуйста, что перебиваю. Очень интересный, просто интригующий рассказ твой, но так не терпится, нервы на пределе, удовлетвори моё любопытство, всё это правда? В самом деле, это было так, а не твоя выдумка для красного словца? И то, что женщина была совершенно голая, как говорят, в чём мать родила?

„Вот и начинается! – промелькнуло у меня в голове. – Такого поворота событий я ожидал. Теперь держись!“

– Валентина Петровна, твёрдо, уверенно заявляю, что мне нет никакого резона пыль в глаза ваши пускать. Ну, нет никакого смысла мне врать. Женщина была совершенно голая. Но её тело находилось под прикрытием её длинных волос. Я повторяю, что на ней не было одежды.

– И что, она была красивая, как обыкновенная женщина или была как настоящая ведьма? – послышался другой вопрос из зала.

– Клянусь перед вами и осмелюсь заверить, что такой восхитительной, божественной красоты мне не довелось ещё видеть!

Я, говоря эти слова, конечно, немного слукавил, но ничего. Пусть примут мои слова как есть.

– А смотрятся как её… – не успел договорить свой вопрос задающий из зала, как гром среди ясного неба прогремел голос полковника:

– Прекратить задавать некорректные вопросы, не относящиеся к делу! Размечались, мечтатели! Продолжайте, Рудольф Васильевич!

– Так вот, я опустился к воде. Начал одной ногой прощупывать дно. Попался камень. Наступил на него.

Вода дошла до щиколотки. Нагнулся, вижу, чуть дальше лежит ещё камень. Перешёл на второй камень. На моём пути оказалось шесть таких камней. Вот так, по камням, я перешёл реку. Когда перешёл реку, передо мной возникла тёмная стена из голых камней. Я пощупал руками камни, которые выступали, они держались крепко в стене. Высоту стены я не мог определить, но стена уходила вверх. Я, держась за выступы камней, стал продвигаться в сторону просвета. Под ногой камни то уходили глубоко, и я погружался по грудь в воду, то поднимались. Вода тогда доходила до колен. Я добрался до просвета и остановился. Вода доходила мне почти до пояса, а берег – по грудь. В просвете, примерно в четырёх метрах от себя, я снова увидел женщину. Я опёрся руками о край берега и стал выбираться из воды на берег. Неожиданно туман быстро стал рассеиваться. Над моей головой стали появляться лучи солнца. На моих глазах, очень быстро, туман стал исчезать.

Когда туман исчез совсем, лучи солнца осветили всю округу. Я осмотрелся. Я оказался в узкой расщелине – с высокими, крутыми боками из голых камней, метра два шириной и длиной метра четыре. Никакой растительности, кроме раскидистого куста шиповника в конце расщелины.

– Рудольф Васильевич, можно вопрос? – спросил опер Дмитриченко, сидящий в первом ряду. – Скажи, куда делась голая женщина? Ты с ней разговаривал, когда оказался в расщелине? Что она рассказала?

– Джек Фёдорович, вот тут-то у меня ошибка вышла. Пока я выбирался из воды на берег, я на женщину не смотрел. Когда выбрался, а тут туман стал рассеиваться. Я в какой-то миг забыл про женщину. Когда туман ушёл, женщины уже не было нигде. Моя жена тоже, когда ушёл туман, спрашивала, где женщина. Я ответил ей то же, что сказал сейчас вам.

– Если ты действительно видел женщину, не могла же она испариться или улететь? – напирал на меня Дмитриченко.

– Представь себе, Джек Фёдорович. Испарилась. Я тщательно осматривал местность. Там-то и искать негде. Одни скалы голые и куст. Спрятаться негде.

– А где же ты тогда нашёл девчонку, если негде там спрятаться? – продолжал задавать вопросы Дмитриченко.

– После того как моя жена спросила, где женщина, за первым вопросом тут же последовал второй вопрос: „Ты хорошо проверил за кустом?“ Я ответил ей, что проверял. Она тогда говорит: „Проверь лучше“. Я, чтобы не обидеть жену, сделал вид, что проверяю. Нагнулся, как будто заглядываю под куст… Не знаю, говорю вам от чистого сердца, не кривлю душой, Какая-то неведомая сила заставила меня внимательнее заглянуть за куст. Присмотрелся. Вдруг вижу… Что вы думаете? Женщину!

– А что, женщина пряталась за кустом? – спросил кто-то из зала.

– Нет. Женщина пряталась не за кустом шиповника, а лежала под камнем. – В зале зашумели, стали задавать вопросы, перебивая друг друга. Я поднял руку, чтобы успокоились. – Вы, пожалуйста, не перебивайте меня. Я сейчас вам всё расскажу. Женщина лежала, как бы вам точнее сказать, под пластушкой. Пластушка, скажу вам, приличного размера, выступала от стены. Эта выступающая часть пластушки образовала под собой нишу. Вот в этой нише лежала женщина. Почему я сразу не заметил женщину? Если не очень внимательно, поверхностно смотреть, то незаметна эта ниша.

Куст шиповника почти закрывал её и затемнял. Я пригнул несколько веток и придавил камнями к земле. Тогда мне хорошо стала видна лежащая женщина. Меня удивило то, что эта женщина лежала в платье, а не голая. Я присмотрелся. Мне показалось, что женщина не живая, мёртвая. Тогда я позвал жену. Моя жена перешла по тем же камням реку, и мы вместе подошли к нише. Жена посмотрела и говорит, что у этой женщины волосы светлые, а не чёрные. Женщина лежала без видимых движений, и мы подумали, что она мертва. Мы тогда решили вытащить её из ниши. Я ползком подлез к ней и аккуратно вытащил её. Она действительно была без признаков жизни. Вдруг моя жена говорит: „Слушай, эта женщина не та, которая звала тебя за собой, а молодая, даже очень юная девчонка“. Действительно, это была очень молодая девчонка со светлыми волосами. Жена проверила пульс. Пульса не было.

Никаких признаков жизни. Я вспомнил, что в таких случаях надо проверить дыхание через зеркало. Я быстро перешёл реку. Из сумки жены достал зеркало и назад. Поставили зеркало под нос и стали ждать. Через некоторое время мы заметили слабое потение зеркала. Мы очень обрадовались, что она жива. Решили немедленно доставить её в ближайший фельдшерский пункт. Я поднял её на руки. Она была совсем лёгкая, вес не более тридцати-сорока килограммов. Мы перешли реку и положили её на заднее сиденье. После того как положили её, жена мне говорит: „Посмотри, моя рука вымазалась в крови…“

– Рудольф Васильевич! – крикнул кто-то из задних рядов. – Ты в начале своего рассказа сказал, что после того, как появилась перед твоей машиной голая женщина, ты затормозил и заглох двигатель. Ты впоследствии несколько раз пытался завести его, но не смог. Как же ты завёл его после того, как с девчонкой собирались уезжать? Нашёл причину? Какая же была причина?

– Вопрос, я вам скажу, ребята, очень интересный и очень загадочный. Я сам до сих пор в недоумении. Скажу честно, без лукавства, что у меня нет конкретного ответа на этот вопрос. Нет и всё! Да, действительно, я вначале пытался завести двигатель, это правда, но не смог. Когда уже с девчонкой собирались уезжать, ключ зажигания находился в замке зажигания. Как только мы с женой сели, я забыл в этой суматохе, что двигатель ранее не заводился, повернул ключ на заводку, и двигатель сразу же завёлся. Двигатель работал нормально, как и прежде. Если у кого-то возникли сомнения по поводу моего ответа на заданный вопрос, для полной убедительности обращайтесь к моей жене.

– Рудольф Васильевич! – громче всех кричал кинолог Бакланов. – Рудольф Васильевич, я вас знаю не первый год и много раз выезжал с вами на места происшествий и поэтому скажу, что вы серьёзный, неглупый, нормальный во всех отношениях человек, но скажите честно, что вы этот рассказ сочинили специально, чтобы заинтриговать нас, так ведь? Ну, скажите откровенно, положа руку на сердце, именно для интриги сочинили? Мы все знаем, что никаких привидений или других всяких там ведьм, чертей, домовых, леших на свете не бывает. Это всё выдумки писателей для детских сказок.

То, что вы обнаружили умирающую или раненую девушку, это вполне возможно и естественно. Тут спору нет. Я с вами согласен. Каждый порядочный, благородный человек на вашем месте поступил бы точно так же, не оставил бы человека в беде. Я в этом вполне уверен. Но то, что вы сочинили про голую женщину и вдобавок ещё с длинными волосами, закрывающими всю её наготу, – это чистой воды фантазия. Такое бывает только в сказках, в головах выдумщиков и фантазёров. Но признаюсь честно, что ваш рассказ, Рудольф Васильевич, меня очень тронул, понравился. За это огромное спасибо!

– Рудольф Васильевич, – подал голос опер Бобов, – ты не принимай к сердцу реплику кинолога Бакланова. Он ведь, кроме носа своей служебно-розыскной собаки и слов „след“ и „нюх“, ничего не видит и не слышит, и поэтому у него нет времени на выдумки и фантазии. Скажи-ка лучше, как себя чувствует девчонка на данный момент? Надежда, что она будет жива, есть?

– Николай Никифорович, пожалуй, вначале всё же отвечу на реплику, как ты выразился, Бакланова. От чистой души хочу сказать тебе спасибо, Анатолий! Очень приятно было слышать от тебя, что мой фантастический рассказ понравился и тронул тебя. – Зал заполнился смехом. – Значит, я не зря старался. А теперь отвечу на вопрос Бобова. Девчонка жива и надеемся, что будет жить. Конечно, состояние её очень тяжёлое. Пробит череп. В данный момент она находится в бессознательном состоянии. Долго ли будет длиться такое состояние, пока никто не может сказать.

– Что же говорят врачи? – не унимался Бобов.

– Николай Никифорович, я уже ответил на твой вопрос. Диагноз неутешительный. Она пока в коме. Есть вероятность, что она может потерять память. Всё зависит, затронут ли мозг.

– Кто же её так? – послышался голос из зала.

– Очень правильный вопрос! – вместо меня ответил полковник Ивашков. – Именно этот вопрос предстоит нам, то есть всем нам, – рукой указал полковник на зал, – выяснить. У некоторых из вас, вероятно, сложилось впечатление, это было видно из задаваемых вами вопросов, что Рудольф Васильевич умышленно сочинил приключенческий рассказ, чтобы вас развлекать, пусть даже в приукрашенном виде. Хочу обратить ваше внимание на то, что каждый сотрудник отдела, независимо от рода службы, где бы ни находился, должен помнить об этом событии. Я пока не могу категорично заявить, что это преступление. Но мы должны быть готовы к этому, потому что разгадать эту историю всё равно придётся нам. А теперь – всем по своим рабочим местам!

Как только полковник покинул Ленинскую комнату, толпа сотрудников плотным кольцом окружила меня, не давая уйти. Посыпались десятки вопросов разного любопытства. Многих сотрудников интересовали прелести голой женщины. Другие явно не верили про голую женщину. Толпа раздвоилась примерно на две половины. Я, отвечая на их вопросы, не старался переубедить их. Это было бы впустую толочь воду в ступе. Потеряв почти час, отвечая на вопросы, я вернулся в свой кабинет.

Провёл со следователями оперативку, а после пошёл к эксперту-криминалисту.

Только переступил порог двери лаборатории, тут же Валентина Петровна предложила сесть за стол. Я по её глазам заметил, что она хочет поговорить со мной.

– Валентина Петровна, давай договоримся, что ты сейчас не будешь задавать вопросы. Согласна?

Глухова сделала недовольный вид, но всё же ответила примирительно:

– Но если так тебе хочется, не буду докучать. Ведь ты сюда не просто так явился, признайся? Наверняка я нужна тебе, или я ошибаюсь? Угадала?