Записки следователя. Привидение Ложнов Рудольф
– О чём хочешь поговорить со мной?
– Тут вот какое дело… – произнёс я, а сам продолжал думать, рассказать ей или нет. Взвесив «за» и «против», пришёл к выводу: надо! – То, о чём хочу поделиться с тобой, пока знают три человека. Ты будешь четвёртой. Тебе можно открыться, но будет просьба. Об услышанном прошу пока молчать. Даже я начальнику пока не говорил. Эту девчонку изнасиловали.
– Как изнасиловали! – удивлённо воскликнула Валентина Петровна. – Как же так? Изнасиловали! Надо же!
– Что так удивилась, Валентина Петровна? Разве ты первый раз слышишь об изнасиловании? Не один ведь раз выезжала на подобные преступления. Прекрасно знаешь, что это такое.
– Ну и шутки у тебя, Рудольф Васильевич! Решил разыграть меня? У тебя получилось. Доволен?
– Валентина Петровна, побойся бога. Какие могут быть шутки? Я в полном серьёзе, а ты – шутки решил разыграть!
– У тебя что, уже есть официальное заключение судмедэксперта?
– Официального – нет. Но предварительное заключение, сделанное по моей просьбе, в день доставки в больницу девчонки, есть. Судмедэксперт обследовал её и установил факт изнасилования.
– И ты предполагаешь, что насильник, чтобы скрыть следы преступления, решил убить её? Я правильно сформулировала твою мысль?
– Всё верно. Вполне возможно. Такая версия имеет право на существование.
– Ну и дела… – сочувственно вздохнула Валентина Петровна. – Как ты теперь намерен поступить? Возбудить уголовное дело?
– Возбудить дело – мероприятие не из сложных. По-видимому, оно и будет возбуждено. Дело осложнится в другом…
– В чём? Сомневаешься?
– Нет, не сомневаюсь. Вопрос – кого будем искать. На данный момент – чистый лист, неиспачканный. Как его испачкать, пока знает только один бог. За что зацепиться? Ведь нет никаких зацепок, улик. Пока нахожусь в полной темноте. Не видно просвета. Пришла бы хоть девчонка в себя. Тогда может, появится какая-то зацепка. Время идёт, следы смываются, теряются.
– Рудольф Васильевич, а ты осмотр места происшествия производил?
– Валентина Петровна, если бы я знал, где это место происшествия…
– Как где? Я думаю, место, где нашли девчонку.
– С тобой я согласен. Место, где нашли девчонку, надо осмотреть. Правда, я, когда нашёл девчонку, поверхностно осмотрел, но не тщательно. Не было времени. Надо было спасать девчонку. Но меня мучает вопрос, где настоящее место происшествия. Оно может быть где угодно. Я почему-то уверен, интуиция подсказывает, что место совершения преступления где-то совсем в другом месте, а не там, где лежала девчонка. Узнать о месте мы можем только через девчонку. Если память вернётся, то узнаем. А если не вернётся…
– Я всё же считаю, – начала Валентина Петровна, – надо осмотреть то место, где нашли девчонку. Это хоть какая-то будет помощь. Я помогу тебе.
– Заранее благодарю за помощь. Только вот не соображу, как это сделать. Ума не приложу.
– А что мешает?
– Что мешает? Время. Времени нет совершенно. Было бы близко – полбеды. Сорок километров в одну сторону и сорок – обратно. Считай, полдня пропало. Как бы ни было, нужно найти время и съездить.
– Когда намечается?
– Надо подумать. – Я прикинул в уме. Конечно, тянуть нет смысла. – В общем, готовься! Если с транспортом получится, то вероятнее всего – завтра! Как ты?
– Вроде бы помех не будет, – обрадованно высказалась Валентина Петровна. – Ох, как хочется посмотреть это место! По твоим рассказам, там чудесные места. Место, где вы отдыхали, тоже покажешь?
– С величайшим удовольствием! Места там действительно чудесные, красивые, первозданные. Для отдыха особенно. Речка, лес, зелень, главное – тишина. А воздух? Чудный, чистейший! Лучший отдых для меня – это природа! Воспоминается детство: как только чуть поднялась трава, после таяния снега, про обувь забывали. Босиком всю весну, всё лето и, можно сказать, до заморозков… А как поют птицы, заслушаешься! Подойдёшь к дереву – осине, слушаешь шелест её листьев, прижмёшься к стволу, обнимешь его, и он снимет с тебя твой стресс, усталость и отдаст тебе свою энергию… Где-то прочитал или кто-то сказал, что человек достигает наивысшей красоты наедине с природой.
– А Лев Толстой сказал, – продолжила Валентина Петровна, – что быть с природой, видеть её, ощущать её, поговорить с ней – это великое счастье.
– Действительно, – подхватил я, – что такие встречи помогают понять природу, полюбить её – прекрасную, величественную, которая находится рядом с нами, окружает нас.
– Что-то мы размечтались с тобой, – сказала Валентина Петровна. В этот момент раздался телефонный звонок. Валентина Петровна взяла трубку. – Рудольф Васильевич у меня. Он нужен вам срочно? Хорошо, передам. – Валентина Петровна положила трубку. – Тебя срочно требует начальник.
– Зачем нужен, не сказал?
– Нет. Сказал, чтобы ты немедленно явился к нему.
«Что за срочность такая? – стал размышлять я, покидая лабораторию криминалиста. – Сколько тут времени прошло, как был я у него, почти ничего. Полчаса, не так уж много. Что-то, наверное, случилось? – вдруг осенило: – Неужели наша больная очнулась? Было бы великолепно!»
С приподнятым, весёлым настроением я открыл дверь кабинета начальника.
– Разрешите, товарищ полковник?
– Заходи, заходи, присаживайся!
Я, не спуская глаз с полковника, сел на стул возле его стола. Пристально стал изучать лицо полковника. Лицо предвещало что-то хорошее, приятное. «Значит, я не обманулся в своих предположениях: проснулась девчонка!». Я на радостях воскликнул:
– Наша девчонка проснулась? Вот здорово! Как она себя чувствует? Разговаривает…
– Не совсем так, – озадачил меня начальник. – Но всё равно приятная новость! Нашлась наша девчонка!
– Как нашлась? – вытаращил я глаза на полковника. – Она же была в больнице, что, сбежала? Когда это случилось? Где же были врачи, медсёстры? Я ведь предупреждал, чтобы постоянно следили за ней. Вот так новость!
– Да угомонись ты! Не тарахти! Дай мне слово сказать! – более строгим голосом проговорил Ивашков со слегка смеющимися глазами. – Сбежала, не сбежала, какая разница. Никуда она не сбежала! Хотя, честно скажу, я об этом ничего не знаю. Наши соседи по работе, зверевчане, объявили розыск пропавшей девчонки.
Вот бумаги и фотография пропавшей. Ну-ка посмотри, не похожа на нашу? Потому я вызвал тебя. Кроме тебя, некому больше опознать её.
Я взял фотографию. Стоило мне взглянуть на лицо девушки, никаких сомнений – это она! На фотографии она ещё красивее. Лицо овальное, без всяких изъянов. Глаза? Глаза крупные, голубые, смелые. Черты лица строгие, решительные. «Видать, характер не из слабых. Такая может постоять за себя…»
– Ну, что молчишь? – прервал мои размышления полковник. – Узнал её? Наша, не наша?
– Наша, наша! Стоило мне взглянуть на фотографию, я сразу же узнал её. Теперь, товарищ полковник, я могу посмотреть на её данные?
Полковник придвинул ко мне бумаги. Так: фамилия – Лунёва, звать – Юлия, отчество – Николаевна. Год рождения… Проживает в городе Грушевск. «Интересно! – отметил я мысленно. – Живёт в городе Грушевске, а розыск объявили зверевчане. Не понимаю…»
– Товарищ полковник, скажите, почему объявили розыск зверевчане, а не грушевские? По прописке она грушевская.
– На постановлении об объявлении розыска сказано, что в Зверевский отдел милиции обратилась её бабушка, которая проживает в посёлке Зверев. До пропажи она гостила у бабушки. В день пропажи она уехала домой в Грушевск. Отец её должен заявить о пропаже девчонки по месту жительства. Скоро, по-видимому, постановление о розыске получим от грушевцев.
«Всё же бог услышал мои молитвы, – обрадованно проговорил я про себя. – Появилась наконец-то надежда, хоть небольшая, но всё же есть зацепка!». Мои дальнейшие размышления прервал прокурор нашего города и района Семён Павлович Хопров, зашедший в кабинет Ивашкова и сразу же с вопросом ко мне:
– Рудольф Васильевич, ты что, совсем зазнался и забыл, что на территории города и района существует прокурор, как в ранние времена говорили, государево око. Это око узнаёт о происшествиях в последнюю очередь. Как ты всё это прикажешь понимать? Все знают, даже моя секретарша знает, а я – прокурор – ничего не знаю. Нехорошо как-то получается. Нашли девчонку в бессознательном состоянии с раной в голове – и молчок! Как же так, товарищ начальник следствия?
– Семён Павлович, прошу прощения, промашка вышла, – невпопад, с чувством угрызения совести, проговорил я, направив свой взор на Ивашкова, ища защиты у него. «Дежурный по отделу и начальник отдела должны были уведомить прокурора о происшествии. Их прямая обязанность». – Я думал, я надеялся, что вы уже в курсе событий. Дежурный по отделу должен…
– Хорошо, что признал свою ошибку. Не стал выкручиваться. Прощаю. В следующий раз не оплошай, прощения не жди. Ваш начальник в общих чертах обрисовал мне картину. Я в курсе. Ещё раз повторяю, я должен был услышать от тебя в первую очередь и подробно. Давай теперь, докладывай! Я хочу услышать более подробную информацию и после решить, как дальше нам быть.
– Я готов доложить, Семён Павлович. Картина на сегодняшний день такова: в позапрошлый четверг, то есть пятого числа этого месяца, только что мы узнали, что девчонку звать Юлия Лунёва, ей шестнадцать лет, проживает в городе Грушевск, изнасиловали, а после, по моим предположениям, пытались убить, чтобы скрыть следы преступления. Но богу было угодно, чтобы девушка осталась жива. У неё пробит череп, и по этой причине она по сей день находится в бессознательном состоянии. Мне пока неизвестно место совершения преступления. Я только знаю место её обнаружения. Вот, по сути, всё, чем я располагаю на этот час.
– Не густо, – пробурчал прокурор и тяжко вздохнул. – Итак, ты предполагаешь, что преступник вначале изнасиловал её, а после пытался убить, так? – закончив говорить, прокурор пристально уставился на меня.
– Да, Семён Павлович. И мне даже представляется, что преступник совершенно был уверен, что девчонка мертва.
– Какие основания у тебя есть так думать? – не сводя своего пристального взгляда, заговорил прокурор. – Есть факты, улики или доказательства?
– Заключения судмедэксперта по поводу черепной раны пока у меня нет. Я официально не могу назначить судебно-медицинскую экспертизу. Причина – не возбуждено уголовное дело. Но когда я и врач Евгений Иванович, лечащий врач нашей пострадавшей, исследовали рентгеновский снимок, на мой вопрос, каким образом могла образоваться подобная рана черепа, врач высказал своё предположение.
По его мнению, рану черепа девчонка могла получить в момент борьбы. Удариться затылочной частью головы об угол твёрдого предмета. Девчонка потеряла сознание. Насильник, по-видимому, проверил пульс, дыхание. Предположив, что у девчонки нет пульса и дыхания, и посчитав её мёртвой, оставил её. В этом мы с женой убедились, когда её обнаружили. Проверили пульс и дыхание. Не почувствовали ни то, ни другое. Только проверив зеркалом дыхание, убедились, что она жива. Преступнику не до проверок, вероятно, было. Это факт!
– Рудольф Васильевич, – задал прокурор вопрос, – скажи, ты хорошо осмотрел место, где обнаружил девчонку?
– Да нет, поверхностно. Времени не было. Надо было спасать девчонку.
– Мне понятно. Ты тут прав. Поступил правильно, спасая жизнь девчонки. Ты сам как думаешь, может, событие произошло в том же ущелье?
– Я, Семён Павлович, постоянно думаю над этим вопросом. Выдвигал разные версии, предположения. Как ни пытался связывать это место с местом совершения преступления, у меня не получается. Преступление, как мне видится, совершено в другом месте.
Выслушав меня, прокурор испытующе, изучающе посмотрел на меня и спросил:
– Обосновать можешь?
– Да. Есть факты, подтверждающие: девчонка перед тем, как попасть в то ущелье, побывала в воде.
– Так-так. Это очень даже интересно! – неожиданно воскликнул прокурор. – Ну-ка, ну-ка, расскажи подробнее. Невероятно! И у тебя есть доказательства?
– То, что она побывала в воде, я ничуть не сомневаюсь. Когда мы с женой осматривали её, заметили, что волосы у неё были залохмаченные, спутанные, как обычно бывает после купания. Прилипшие, хотя они были в момент обнаружения сухие. Одной туфли на ноге не было. Не было на ней ни трусиков и ни бюстгальтера. Их не было в ущелье. Я думаю и допускаю, что бюстгальтера, может, у неё не было, но вот без трусиков – вряд ли. У неё очень короткое платье, и не могла же она выставить своё интимное место напоказ всем. Это факт!
– Рудольф Васильевич, ответь мне ещё на такой вопрос: что сказал судмедэксперт после обследования девчонки, была она девственницей перед изнасилованием?
– Да.
– Какие есть ещё факты, улики, подтверждающие об изнасиловании?
– Есть. У девчонки разорвано платье на груди.
– Да-а, хорошенькое дельце ты подкинул нам, Рудольф Васильевич, – сказал прокурор, обращая свой взор в сторону Ивашкова, будто ища у него поддержки. После непродолжительной паузы он заговорил: – Вот что хочу сказать вам, уважаемые начальники. Основание для возбуждения уголовного дела есть. Хотите вы или нет, предлагаю возбудить уголовное дело и, используя все процессуальные права, тщательнейшим образом проверять всё. – Прокурор неожиданно направил свой взор на меня. – Не мне тебя учить, как расследовать дела. Жду от тебя хороших результатов.
Я в упор посмотрел на прокурора, намереваясь высказать своё несогласие с его указанием по поводу возложения на меня расследования данного дела, ибо данное преступление входит в подследственность прокурорских следователей.
Но прокурор, по-видимому, разгадав мой замысел, опередив меня, твёрдым, решительным, можно сказать, приказным тоном в голосе заявил:
– Никаких возражений не принимаю. Расследование данного дела поручаю тебе. Пока это устное указание. Письменное получишь попозже. Обиды не держи на меня. Пойми, я забочусь о деле. Лучше тебя этого дела никто не знает. Тебе и карты в руки. Ты вник уже в это дело и живёшь им. Раскрути это дело, честь и хвала тебе, а начальник твой в долгу не останется перед тобой. Обратись ко мне, начальнику отдела, помощь окажем. Постоянно держи нас в курсе. По этому делу на сегодня всё. Теперь хочу услышать подробную информацию по факту огнестрельного ранения некого гражданина Лисова. По данному факту прояснения есть?
– По факту получения огнестрельного ранения Лисовым я недавно доложил полковнику. Картина очень запутанная, и мы с товарищем полковником пришли к выводу, что материал, вероятно, будет отказной. Я ещё проверю некоторые моменты и тогда вынесу окончательное решение. – Высказав, я прямо посмотрел на прокурора.
– Вначале ты доложи-ка мне коротко саму суть события. Я должен быть в курсе. А потом видно будет, какое решение вынести.
– Хорошо. Постараюсь коротко. Горный мастер шахты имени Ленинского комсомола Лисов приехал отдыхать на реку Кундрючья. Как утверждает он, приехавшие на мотоцикле с коляской трое мужчин отобрали у него продукты, спиртное и охотничье ружьё. Один из мужчин выстрелом из его же ружья ранил его. Выстрелом повреждена дверка автомашины.
Три дня потратил на проверку данного материала, а результата пока никакого – нуль. Ни одно утверждение Лисова не нашло подтверждения, кроме как выстрел. По моему мнению, Лисов что-то мутит. Пока понять не могу. Хочу докопаться до истины за оставшиеся два дня, которые дал мне полковник.
Прокурор, молча слушавший меня, вдруг спросил:
– Скажи-ка мне, Рудольф Васильевич, в каком месте реки Кундрючьей произошло это событие с Лисовым?
– В четырёх километрах от хутора Малого. Примерно так.
Семён Павлович неожиданно свёл свои густые чёрные брови к переносице, а лицо приняло серьёзное выражение, и, направив на меня свой пронзительный взгляд, спросил:
– Скажи-ка, как далеко то место, где ты обнаружил девчонку, от того места, где произошло событие с Лисовым?
– Не очень. Я не измерял расстояние. Ну, примерно с километр. – Я с интересом посмотрел на прокурора.
– Так-так… – что-то бормотал про себя прокурор. – Говоришь, недалеко, да? В пределах одного километра… – и неожиданно задал вопрос: – Ни тебе, Константин Дмитриевич, ни тебе, Рудольф Васильевич, не пришла в голову мысль, что эти два события – одной и той же цепи звенья, а? Ну, пораскиньте, пошевелите своими мозгами!
«А ведь прокурор прав! – вдруг осенило меня. – Как всё просто! Это я сейчас могу так думать. Днём раньше у меня не было оснований так думать. Вот теперь есть! – от радости чуть не вскрикнул я вслух, но вовремя опомнился. – Не рано ли трубить фанфары, товарищ следователь! Конечно, рациональное зерно всё же тут есть. Но весь вопрос в том, как связать эти два события?»
– Рудольф Васильевич! – прозвучал так же неожиданно голос прокурора в тиши кабинета начальника. По-видимому, ему тоже надоело сидеть молча, так как мы сидели молча. – Ну, что молчишь? Появились в твоём мозгу интересные мыслишки по поводу моего предложения? Давай, поделись. Может, я что-то подскажу дельное…
– Семён Павлович, в ходе проверки материала по ранению Лисова мы наткнулись на очень интересный, можно сказать, уникальный случай. Просто какое-то чудо получается.
– Ну, рассказывай, послушаем. А этот уникальный случай имеет какое-то отношение к нашему делу?
– Очень даже! Приехали мы вместе с Лисовым на эту полянку, где произошло событие с ним. Я, опер Макаров и два наших понятых стали искать следы мотоцикла, а наш водитель Батиев от безделья решил искупаться в реке и заодно половить раков. Во время ныряния он неожиданно наткнулся на бутылку водки. Достал её и отнёс на берег. Снова стал нырять в поисках раков и снова, примерно на том же месте, нашёл ещё две бутылки водки.
Когда мы вернулись на поляну, Батиев показал нам свою находку. У меня в голове тут же возникла интересная идея. Я предложил всем присутствующим, конечно же, умеющим плавать и нырять, поискать ещё водку и продукты. И вот что получилось от моей идеи: нашли ещё две бутылки, продукты и две сумки. Впоследствии эти найденные в реке сумки опознала как свои сумки жена Лисова. В этих сумках находилось спиртное и продукты. Их брал с собой Лисов на природу, чтобы отметить его день рождения.
– Да, действительно интересный, уникальный случай! – воскликнул прокурор, весь сияя от изумления. – Как тебе случай? – обратился он к полковнику.
– Одно приключение за другим, – проговорил Ивашков, довольный услышанным. (Сообщу читателю, что про этот случай до этого момента я не рассказывал полковнику). – Что сам Лисов говорит по факту находки? Он присутствовал при этом?
– Да. Он присутствовал. Всё видел своими глазами, как ребята ныряли и находили в реке бутылки и другие продукты. Впоследствии даже участвовал в распитии спиртного. Но вопросов я ему не задавал. Решил раньше времени не беспокоить его.
– Почему? Были на то причины? – спросил полковник, удивлённым взглядом уставившись на меня.
– Не счёл нужным. Смысла не видел никакого.
– Может, ты прав. Тебе было виднее. Ты сказал, что когда увидел добытую Батиевым находку, у тебя возникла интересная идея. В чём она заключалась, можешь объяснить?
– Я, увидев находку, подумал: не сам ли Лисов выбросил свои продукты и спиртное? Какую цель он при этом преследовал, пока для меня остаётся загадкой. Не могу ухватиться за конец ниточки. Сами подумайте: если мужики отобрали у Лисова продукты и спиртное, и в том числе ружьё, зачем бы они после выбросили их в реку? Не для того же они отобрали их, чтобы потом просто так выбросить в реку.
Тут что-то не так. Смысла или мотива нет. Почему же тогда ружьё мы не обнаружили вместе с продуктами? Большую площадь обыскали ребята, но ружья не нашли.
– Ты сам что думаешь по поводу ружья? – спросил прокурор.
– Что я думаю? Ружьё где-то в другом месте. Может, даже в той же реке. Где – пока не знаю, но я его должен найти.
– Видывал в своей многолетней прокурорской работе всякие там случаи, истории, события, но как наш случай встречаю впервые, – многозначительно проговорил прокурор. – Слушай, Рудольф Васильевич, если вдумчиво, усердно, творчески, с большим старанием и желанием расследуешь эти события, то получится очень интересный, приключенческий детективный роман. Правильно я выразился? Ты вот что, возбуди-ка и по этому случаю тоже уголовное дело. У тебя будет больше возможностей и руки будут развязаны. Хочу дать совет: исследуй весь район реки, обязательно найдёшь ружьё, а может, ещё кое-что. Думаю, Константин Дмитриевич поддержит меня и поможет людьми и техникой.
– Согласен, – сказал Пашков. – Пусть следователь составит план мероприятий. Договорились?
– Договорились. На днях представлю план мероприятий. Константин Дмитриевич, сразу с просьбой. Мне завтра срочно нужно попасть в Зверев. Там проживает бабушка пропавшей девчонки. Встреча с ней мне нужна как воздух. Могу ли я рассчитывать на транспорт?
– Батиев устраивает? Может, он ещё что-нибудь накопает, а? Ещё есть вопросы?
– За транспорт спасибо, товарищ полковник! Если вы не возражаете, я могу взять с собой эксперта-криминалиста? После встречи с бабушкой Юлии я намерен произвести осмотр места обнаружения Юли. При осмотре эксперт мне очень пригодится. С помощью технических средств попытаемся обнаружить хоть какие-то следы, отпечатки.
– Добро. Пусть едет.
Утро следующего дна выдалось свежее и бодрящее. Настроение у меня было превосходное. В этом наверняка повинно установление личности моей подопечной. Немаловажную роль сыграл также утренний воздух – прозрачный, пряный, благоухающий. Мысли текли равномерно, неторопливо, без скачков. Почувствовал лёгкое вдохновение.
– Зачем вызывал полковник, Рудольф Васильевич? – потушив мерное гудение двигателя, прозвучал голос Валентины Петровны у самого моего уха. Я невольно обратил свой взор на неё. По её лицу блуждала довольная улыбка. – Есть новости про девчонку, так?
– Ты как в воду смотрела. Есть новости, есть, Валентина Петровна! Ещё какие!
– Постараюсь угадать. Проснулась девчонка, угадала?
– Нет, не угадала. Но всё равно новость про неё. Нашлась наша девчонка, нашлась! Теперь мы знаем всё про неё. Данные, местожительство. Ну как, хорошая новость?
– Как вам удалось так быстро установить её личность? Не сорока же принесла на хвосте. Так обычно говорят при таких случаях. Ты что, действительно волшебник?
– Я не волшебник. Сорока и притащила на хвосте.
– Опять твои шутки!
– Знаешь, чем больше шуток, смеха – лучше живётся, и жизнь покажется прекрасной. Запомни это! Помнишь, ты не раз говорила, что я везучий. Так вот, на этот раз везучим меня сделали наши соседи – зверевчане. Они объявили розыск её. Прислали бумаги и фотографию её.
– Ты опознал её?
– Иначе не могло быть. Стоило мне взглянуть…
– Она что, зверевская?
– Можно сказать, и да и нет.
– Не поняла. Требуется пояснение.
– Родилась в Звереве, а живёт в Грушевске.
– Почему мы тогда едем в Зверев, а не в Грушевск?
– Есть на то причина. Оказывается, у нашей пострадавшей по имени Юлия есть её любимая родная бабушка – Ефросинья, которая проживает в Звереве.
– Теперь поняла. Ты хочешь поговорить с бабушкой Юлии?
– Очень даже хочу. От встречи с ней, как мне кажется, зависит судьба моего дела. Представляешь, появился шанс, то есть – зацепка!
– Это очень хорошая новость! Ты рад?
– Ещё спрашиваешь, конечно, рад! Ещё как рад!
– Куда направить машину? – подал голос водитель Батиев, когда мы заехали в посёлок.
– Вначале поедешь к отделу милиции. Заберём опера Макарова. Он должен ждать нас там. А после – вот адрес, – сказал я, подавая водителю бумагу с адресом бабушки Юлии.
Я знал этот посёлок хорошо, так как часто приходилось бывать по делам службы. Зная улицу, где живёт бабушка, я стал подсказывать водителю дорогу. Минут через десять мы оказались возле пятиэтажного многоквартирного дома по улице Советской Конституции. Квартира бабушки находилась на втором этаже второго подъезда.
Я, Макаров, Глухова поднялись на второй этаж. Макаров подошёл к двери пятой квартиры и нажал на кнопку звонка. Внутри квартиры раздалась мелодия песни «Подмосковные вечера». Мы молча выслушали мелодию, ожидая открытия двери. Дверь пока молчала. Макаров повторил звонок. Снова музыка заполнила наше время ожидания. На этот раз после окончания музыки в квартире послышались шаги ног. Шаги приближались к двери. Через несколько секунд изнутри квартиры раздался старческий хрипловатый женский голос:
– Кто там?
– Ефросинья Егоровна, откройте дверь, мы из милиции, – сказал я. Ждать пришлось недолго. Дважды щёлкнул замок, и дверь бесшумно открылась. Перед нами предстала, по-видимому, очень больная женщина и не по годам ставшая старой. Глаза окружало море морщинок. Лоб, щеки и подбородок тоже были в морщинках, словно её лицо высохло и потрескалось под жарким солнцем юга. «Видать, нелёгкую жизнь пришлось прожить этой женщине, – подумал я, глядя на неё. – Волосы совсем седые, сама вся сутулая. Глаза блеклые, почти безжизненные. Сказалась, вероятно, на её здоровье пропажа внучки».
– Мы можем войти в квартиру, Ефросинья Егоровна? – спросил Макаров. – Нам надо поговорить по поводу вашей внучки Юлии.
Ефросинья Егоровна удивлённо уставилась на нас.
– Проходите! – еле слышно проговорила она. Она отстранилась, пропуская нас. – Можете не разуваться. Идите в зал. – Она закрыла за нами дверь и последовала за нами. – Усаживайтесь! – и показала на диван.
Макаров и Глухова сели на диван. Ефросинья Егоровна устроилась за столом, который стоял посреди комнаты. Я тоже сел за стол, напротив хозяйки квартиры, чтобы удобно было писать протокол допроса.
Я посмотрел в глаза Ефросиньи Егоровны. В них отражались боль, страдание, страх и тревога. «Как только держится у неё душа? – с грустью подумал я мысленно. – Надо обрадовать её, чтобы придать ей силы и влить в душу живительный бальзам!»
– Ефросинья Егоровна, ваша внучка Юлия нашлась. Она жива!
Продолжить разговор помешала Ефросинья Егоровна. Услышав новость, она, забыв про свои болячки и плохое здоровье, рывком поднялась со стула и, причитывая со слезами на глазах: «Спасибо вам, ребята, нашлась моя внученька, живая моя Юленька…» – сделала резкое движение в мою сторону и обхватила меня руками, стала обнимать. Слёзы радости капали при этом на мою рубашку.
– Ой, спасибо, мои сынки, что нашли мою внученьку! Спасибо, мои родненькие! Нашлась моя Юленька! Жива она! Я уже не надеялась её увидеть. Думала, умру и не увижу Юленьку. Сердце совсем сдало, исстрадалось. Как я переживала! Молилась день и ночь. Бог есть! Он услышал меня, мои молитвы. Я знала, что он поможет. Я всегда так говорила: молитесь, он вас услышит и поможет…
Перестав причитывать, она отошла от меня. Подошла к иконе Божьей Матери, висящей в углу комнаты.
Опустилась на колени и, крестясь, стала нашёптывать молитву. Процедура благодарения Всевышнему длилась довольно-таки долго. Мы не стали ей мешать.
Закончив молебен, Ефросинья Егоровна поднялась и, обратив свой взор на нас, заголосила:
– Ой, родненькие вы мои, вы, наверное, голодные! Простите меня, старую, совсем из ума выжила. Я сейчас накрою стол. Вы посидите. Посидите, мои родные! Я быстро! – и направилась было в сторону кухни, но я остановил её.
– Ефросинья Егоровна, пожалуйста, не суетитесь. Успокойтесь. Спасибо за беспокойство, за доброту, за гостеприимство! Мы не голодны, – сказал я. – Вы присядьте, у нас с вами будет долгий тяжёлый разговор. Как вы себя чувствуете?
– Хорошая новость придала мне силы. Мне намного лучше. Спасибо, сыночки!
– Ефросинья Егоровна, у нас к вам есть несколько вопросов. Чтобы вас сильно не утомлять, давайте договоримся так. Я буду задавать вопросы, а вы, по возможности, постарайтесь ответить на них. Хорошо?
– Вы так много сделали для нашей семьи, я буду стараться. Задавайте вопросы.
– Прекрасно. Я читал ваши показания, данные вами в отделе вашей милиции. Простите, Ефросинья Егоровна, что мы не представились. Я следователь, звать меня Рудольф Васильевич. Он, – я рукой показал на Макарова, – оперативный работник уголовного розыска, Иван Григорьевич Макаров. Она – эксперт-криминалист, Валентина Петровна Глухова. Мы из города Красный Сулин. Там мы работаем.
Так вот, из ваших показаний я понял, что у вас с внучкой произошла семейная ссора. Скажите, какова причина ссоры, то есть почему вы поссорились? Была веская причина для ссоры?
Вопрос мой, как мне показалось, не совсем пришёлся по душе Ефросинье Егоровне. Она как-то сникла. Радостный блеск глаз потух. Видать, тяжело ей говорить об этой ссоре.
– Прости, Господи, старуху, выжившую из ума, – неожиданно тихо заговорила она, крестясь, обратив при этом свой взор на образ Божьей Матери. – Всё случилось из-за этой ссоры. Мне, может быть, не стоило вмешиваться, но душа болит, и вот я не сдержалась. Хотя какая это ссора? Был разговор между бабушкой и внучкой на моральную тему. Я сказала внучке, что нехорошо юной девчонке долго гулять в ночное время. Ей ведь только шестнадцать лет. Пришла домой поздновато, во втором часу ночи.
Почему-то моё замечание не понравилось внучке. Она как спичка вспыхнула. Я не поняла, что на неё наехало. Ранее я не замечала подобную вспышку, да и не было. Неожиданно она заявила, что сейчас же уедет домой, и ушла. Представляете? Я ведь ничего плохого не сказала. Ой, прости меня, Господи!
– В котором часу она ушла от вас?
– Это было в полдень.
– Точнее можете определить время?
– Точное время? Ну, где-то после двенадцати. Сколько минут первого было, не помню. Простите старуху. Совсем память плохая стала. Забываю.
«После двенадцати? – почему-то засело это время в моей голове. – Постой, постой! После двенадцати… Точно! В полдень Лисов выехал из дома. Дома Лунёвой Ефросиньи и Лисовых не так уж далеко друг от друга. Что это? Совпадение или случайность? Так, так…»
– Ефросинья Егоровна, вы сказали, что Юля поздно возвращалась с гулянки. Скажите, она сама гуляла или с кем-то? У неё есть парень?
– У Юли много друзей. Среди них есть парни и девчонки. Она родилась здесь и до восьмого класса училась здесь, и поэтому у неё много знакомых. Юля у нас красивая девчонка, ну и мальчишки старались с ней дружить. «Действительно, она красивая. Я в этом сам убедился», – мысленно вспомнил её я.
– Всё же, Ефросинья Егоровна, Юля кого-нибудь выделяла из мальчишек? Вы, вероятно, секретничали ней, не так ли?
Неожиданно Ефросинья Егоровна стала креститься.
– Я, как перед Богом, откроюсь, – продолжая креститься, сказала она. – Хотя мы любим друг друга, но Юля не очень-то откровенничала со мной. Про сердечные дела она разговоры со мной не вела. Она ведь не со мной жила. Они жили отдельно от нас. Вот вы спросили, выделяла ли Юля кого-нибудь из мальчишек. Как мне кажется, ну, иногда замечала, что она чаще бывала с Игорем, чем с другими. Я вам скажу, почему. Потому что Юля и Игорь с первого класса вместе. Любовь ли или дружба с детских лет продолжается, не знаю. Всё же, как я думаю, наверное, любовь.
– Скажите, Игорь часто бывает у вас?
– Нет. Нечасто. Бывало, забегут мимолётно, попросят чего-нибудь вкусненького и, захватив с собой, только и видела. Дети есть дети!
– А Игорь этот далеко живёт? Знаете, где он живёт?
– Как же, конечно, знаю. Как же не знать. Мой сын Николай дружит с его отцом. Давно дружат они. Не разлей вода, как говорят в народе.
– Как его фамилия?
– Лисов. Лисов его фамилия.
– Выходит, Игорь – сын Виктора Лисова?
Глаза Ефросиньи Егоровны расширились от удивления.
– Да. Вы что, знаете Виктора?
– Знаю. Пришлось познакомиться.
«Интересная картина вырисовывается, – заметил про себя. – Игорь Лисов дружит с Юлей. Виктор, конечно, знает об их дружбе. Это факт! Виктор в полдень, то есть в первом часу дня уезжает на своей машине на природу, на реку Кундрючья. В первом часу дня от бабушки уходит Юля и бесследно исчезает. Это всё происходит пятого числа этого месяца.
Далее. На четвёртый день после исчезновения Юли, то есть девятого числа, в воскресенье, я с женой с помощью привидения нахожу девчонку в ущелье, недалеко от того места, где произошло загадочное событие с Лисовым. Вот это новость! Загадочный вопрос: каким образом Юля оказалась в ущелье? И ещё загадочнее: как Юля вообще попала на реку Кундрючья?»
– Мой сын Николай и Виктор Лисов работали на одной шахте, – неожиданно я услышал голос Ефросиньи Егоровны, прервавший мои размышления. – Задружили они давно, ещё до появления Юли на свет. Виктор – крёстный отец Юлии. Он крестил её. Николай с Виктором частенько приходили к нам. Что сын, что Виктор очень любили кушать моего украинского борща. У меня борщ вкусный получался…
Я почти не слушал Ефросинью Егоровну. У меня в голове всё смешалось…
– …Бывало, как только переступали порог квартиры, тут же услышишь: «Борщ украинский есть?» Мне было приятно, что они крепко дружат и любят мой борщ. Как накушаются борща, Виктор всегда говорил, что его жена Анна тоже готовит вкусный борщ, но мой вкуснее. Ой, простите меня, сынки, старую, совсем оплошалась. Совсем на радостях забыла спросить: где сейчас моя внучка? Она дома, у родителей? Вы мне не сказали: где она была всё это время?
«Жалко, от души жалко бабушку расстраивать, но что делать, другого выхода нет, – рассудил я, глядя на неё, ожидавшую приятную новость. – Лучше горькую правду сказать сейчас, чем ложь».
– Ефросинья Егоровна, прошу вас, только не расстраивайтесь, с вашей внучкой всё нормально. Она жива. Причин для переживаний нет. Слегка приболела она. Простудилась. Юля в настоящее время находится в больнице в нашем городе. Со всеми бывает такое…
– Рудольф Васильевич, простите, я правильно назвала ваше имя и отчество?
– Всё правильно.
– Пожалуйста, скажите мне правду, вы не обманываете меня? С ней правда всё нормально? Она жива?
– Ефросинья Егоровна, уверяю вас, что с Юлией всё нормально. Приболела и всё. Подлечат и отпустят.
Она доверительно посмотрела на меня.
– Я верю вам. У меня будет просьба. Могу ли я её проведать? Что ей надо? Может, продукты какие, одёжку?
– У неё всё есть. Проведать можно будет чуть позже, через несколько дней. Как только врачи разрешат, я позвоню вам. Пока зря не тратьте время на поездку. Договорились?
– Если только врачи не разрешают, то я согласна. Рудольф Васильевич, вы и вправду обещаете позвонить?
– Обещаю. Вы не беспокойтесь, я непременно позвоню.
«Показать её туфельку, найденную в ущелье? – такой вопрос сверлил мой мозг. – Или нет? Если покажу, то у неё возникнет подозрение. Ещё не дай бог, что может случиться с ней. Лучше воздержусь. Не к спеху. Про сумку тоже не буду спрашивать. Пока обойдёмся». – Да, кстати, Ефросинья Егоровна, у вас есть связь с сыном Николаем?
– Да. Есть. Телефон работает.
– Тогда у меня к вам будет просьба. Сообщите своему сыну Николаю, чтобы он, если он сможет, завтра приехал ко мне в отдел милиции.
Я написал на листе бумаги свои данные и отдал ей.
– Иван Григорьевич, – обращаясь к Макарову, сказал я, когда вышли из квартиры Ефросиньи Егоровны, – как нам лучше поступить? Вначале допросим Игоря Лисова, а после поедем на осмотр ущелья? Твоё мнение?
– Можно мне внести своё предложение? – подала голос Валентина Петровна.
– Валяй!
– Я предпочла бы вначале произвести осмотр ущелья. На мой взгляд, это важнее сейчас, чем допрос Игоря. Его показания косвенные. Почему-то я убеждена, что Игорь ничего не знает о пропаже Юли. Ты же читал его объяснение. С Игорем поступим так: оставим на завтра повестку. Согласен, Рудольф Васильевич?
– Объяснение Игоря читал. Пожалуй, ты права, Валентина Петровна, – согласился я. – А ты как, Иван Григорьевич?