Пусть умрут наши враги Шакилов Александр
– Сволочь, – Зил не услышал уверенности в своем голосе.
– Нет. Я всего лишь твой учитель. Тот, кто дал тебе базовые знания.
Столько всего навалилось, столько… Все обдумать, понять, осознать и – главное! – принять, пустить в себя и позволить стать частью жизни, новой жизни… Не получалось, не хотелось, проще ведь было отринуть и быть прежним собой, привычным и таким родным, и не знать себя настоящего, и заставить себя забыть о том, что узнал тут, лежа на треклятом диване!..
– Лучше бы вы пытали меня. Разрежьте меня на органы. Полукровки, говорят, едят печень чистяков, а наши сердца для вас – лучшее лакомство. Окорока мои, ноги мои, давайте-ка на вертел, и в камин их, в камин! Пусть хорошо прожарятся! Соли и специй не жалейте, но и слишком много не надо!.. – Зил сам не заметил, как сорвался на крик, как и не заметил, когда это его всего успели обсыпать мелом, так что хищная сетчатка его больше не держала и медленно не обгладывала.
Леший сел на диване. Генерал Барес – отец? отец?!! – опустился рядом с ним и, ласково улыбаясь, заговорил о том, что родимое пятно на руке Зила – это на самом деле настолько редкий прибор, состоящий из наночипов, что никто из полукровок раньше его не видел, но все знали, что однажды Инкубатор срастит «птицу» с одним из новорожденных малышей… Эти наночипы на руке Зила вроде тех, что заставляют мертвецов ходить и нападать на людей, но сложнее. Еще он рассказал, что слишком много знаний за короткий промежуток времени ни один мозг не выдержит, даже такой замечательный и особенный мозг, как у Зила, так что следующая порция информации будет сжатой, с блокированием и отсечением всякого ненужного и лишнего.
– И помни, сынок, я тебя люблю.
Зила передернуло от этих слов генерала.
И все же он не воспротивился, когда Барес сам себе проткнул когтем палец, – не такие уж и тупые у него коготки – и вдавил ранку в родимое пятно Зила. «Птицу» – прибор, понимаешь! – рептилус заранее тщательно очистил тряпкой и водой от крови Фелиса.
На этот раз Зил не исчез, не растворился в ином сознании. Нет, он вполне ощущал себя и знал, что находится в одном помещении с полукровками. Он понимал, что он – это он, а не кто-то другой, но при этом еще и видел, слышал и осязал то, что случилось с Баресом много лет назад, и теперь он знал то, что знал сам Барес.
Он, Зил, помнил, как его, тогда еще полковника Бареса, отправили проинспектировать Инкубатор. «Там случилась уж очень подозрительная серия самоубийств самок, надо бы проверить. Справишься?» – «А то!». Был светлый теплый день, в городе пахло жареным мясом, улицы были чисто выметены. У него, Бареса, было отличное настроение, он недавно получил повышение, и дело ему представлялось ерундовым: всего-то надо с грозным видом отчитать обслугу, пройтись по помещениям и пообещать, если впредь будет бардак, наказать всех без разбору, наплевав на справедливость.
Случилось так, как он, Барес, планировал: испуганные рожи, прямо-таки умоляющие, чтобы на них повысили голос, а потом – гулкие шаги по стерильно чистому полу вдоль рядов родовых капсул, в которых содержались беременные самки, к телам которых были подведены шланги с питательными жидкостями, шланги, отводящие отходы жизнедеятельности и, наоборот, подводящие к плодам в животах то, что станет основой жизни малышей, их видовой особенностью. Уже засобиравшись к выходу, Барес услышал крик. «Что это?» – «Не обращайте внимания, полковник. Это в карантине. Там такое постоянно. Пополнение бунтует, но наши самок быстро обламывают». И полковнику Баресу уйти бы, поверив сопровождавшему его спецу, но ему вдруг показалось странным, что заточенные в родильные камеры самки, где они не могут даже пальцем пошевелить, каким-то образом сумели лишить жизни не только себя, но и будущих наследников спасителей. И он решительно отправился к дверям карантина.
Вот за этими дверями полковник Барес и встретил мать Зила.
Сидя на диване непонятно где – где он, а? где?! – и одновременно будучи в карантине Инкубатора, Зил смотрел на свою мать глазами тайгера-полукровки. Он, Зил, видел перед собой юную девушку, она была младше даже, наверное, Лариссы. Такая же, как Ларисса, светловолосая, с такими же фиалковыми глазами. Худенькая, испуганная, заплаканная, она при этом не выглядела сломленной. Как же Зил был на нее похож: лоб, изгиб бровей, подбородок… Да все вообще! Кроме, разве что, оттопыренных ушей. И еще – она действительно была красива. Зил понял, почему она так поразила Бареса, почему он сразу влюбился.
– Да, сынок, это была любовь с первого взгляда. И не только с моей стороны – да-да, твоя мама тотчас на меня запала. Вот только увидела перед собой такого статного полосатого красавца – и!.. Да ты ведь не знаешь еще, кем была твоя мать…
– А кем она была? – Зил с трудом разлепил пересохшие, растрескавшиеся губы. Люто хотелось пить, очень-очень хотелось. Перед ним все еще стояла его мать, его новая старая мать, его настоящая мать, та мать, которая его родила. Стояла – и смотрела ему прямо в глаза, то есть в глаза Бареса. Смотрела то ли с укором, то ли с надеждой. – Так что скажешь… папочка? Она была самкой, предназначенной только для одного – до самой смерти рожать детей от ублюдков, ведь так, да?!
– Она была княжной.
– Что?..
Яркие фиалковые глаза, хрупкая фигура, и взгляд. Взгляд – властный. Взгляд девушки, не привыкшей к отказам, но уверенной, что все вокруг живут лишь ради нее и готовы пасть ниц, только того ей захочется. Зил почувствовал, – или же это когда-то, много лет назад, почувствовал Барес?! – что хочет встать перед ней на колени и рыдать, рыдать, рыдать, и подчиняться, идти за ней хоть на край света, совершать ради нее самые безумные поступки – радость для него, счастье…
– Она – родная дочь прежнего владыки Моса.
– Сестра Мора?
– Разве я так сказал? У тебя же нет проблем со слухом, сынок? Твоя мать – родная дочь прежнего князя, княжна. Ее выкрали прямо из…
Мать рыдает у тебя на плече, ее тельце содрогается, ее слезы обжигают твою – твою ли?! – кожу. Она никак не может остановиться, хотя ты гладишь ее по спине – гладкой, удивительно гладкой и такой приятной на ощупь, что… Тут Зил попытался не ощущать, отринуть, и – спасибо! – вроде получилось, впору перевести дух. Отодвинувшись, всхлипывая, мама – будущая мама! или прошлая?!.. – говорит: «Это был следопыт, его зовут Сыч. Он служил моему отцу. Он предал отца, его наняли, чтобы убить меня». «Кто нанял?» – «Эта… новая жена отца, эта тварь, это порождение земель за границами Разведанных Территорий, именно оттуда она явилась, там ее родина» – «Ну же, ну что ты такое говоришь? Успокойся, все хорошо, все будет хорошо…» – «Ты – не веришь – мне?!..» – «Ну что ты, конечно, верю». – «Отец должен был признать мое право на власть, но он не успел, вечером накануне его лучший следопыт, это жалкий урод – ха-ха! – по имени Сыч пробрался в мои покои, чтобы убить меня» – «И что, у него получилось?» – вопрос задан с иронией, ведь понятно, что нет, что вот она, жертва убийства, жива и здорова. «Да». Тишина, темно, слышится трудное дыхание. «Да?» – «Следопыт должен был выкрасть меня из отцовского замка и, убив, спрятать мое тело так, чтобы никто и никогда его не нашел. Следопыты ведь умеют не только разыскивать чужие следы, но и надежно, как никто другой, прятать свои». Темно, стоны, жужжание комара. Зилу хочется отвернуться, не видеть, не слышать, но он не может, проколотый палец Бареса прижат к «птице», будто прирос к родимому пятну, которое на самом деле не пятно, а что-то особенное, если верить Фелису, что-то достойное восхищения. «Он выполнил задание моей мачехи лишь наполовину: выкрал – да, но нет, не убил. Под покровом лесовника, в такой жуткой чащобе, что туда не заходят даже самые отчаянные медвежары, он предложил мне жизнь в обмен на…» – «На что? Не молчи, ну же?» – «На взаимность». Никаких больше стонов, тишина нарушается лишь напряженным отрывистым сопением. «Так я узнала, что верный следопыт отца влюблен в меня, и что он просил моей руки, но отец посмеялся над ним, решив, что следопыт просто шутит».
Сыч…. Сыч… Сыч… Кровь стучит в висках лешего. Сыч… Сыч… Сыч…
«А что же ты?» – «Я поняла, что он всерьез. И тоже посмеялась над ним. Сказала, что лучше смерть, чем быть с ним. Тогда он решил, что смерть – это подарок для меня, недостойной его подарков. Он придумал мне кару куда мучительней. Он ведь давно предал чистокровных, он же поставлял на границу женщин и детей, вот и меня продал, чтоб я стала суррогатной матерью и рожала ублюдков до самой своей смерти. Сказал, что тела самок сильно истощаются при вынашивании отпрысков полукровок. Что женщина может произвести на свет одного-двух, изредка трех таких детей. А потом умирает. Это правда?» Тишина, натужное сопение. «Да, правда».
– Я не мог допустить, чтобы с княжной обошлись как с прочими пленницами, поэтому велел доставить ее к себе домой… Мои родственники, друзья и коллеги сразу же невзлюбили ее. Общество было шокировано тем, что я так возвысил суррогатную мать. Но я любил ее, и мне было все равно, кто и что о нас думает. А потом княжна родила мне сына, которого я назвал вовсе не Зилом, это имя тебе позже дали Селена и Сыч.
– Как же меня зовут на самом деле?
Но Барес, похоже, не услышал вопрос.
– Сынок, пойми, любовь офицера-тайгера и суррогатной матери была изначально обречена…
И Зил тут же понял, что это именно так, потому что ему передалось знание генерала… отца. Потомки спасителей могли бы заполонить все Разведанные Территории, потому что они были сильнее и умнее истинных людей, и воинами были отличными, не сравнить с чистяками, но все дело было в том… Это знание его просто ошеломило. Если бы Зил стоял, он упал бы. В последнем поколении полукровок не родилось ни одной женщины. То есть вообще. Одни только воины. Еще до предыдущей войны полукровки совсем не промышляли похищением чистокровных самок. Только чтобы выжить и продолжиться, они стали совершать набеги на чужие земли.
– Но как же вы без?..
– Все мы умеем подавлять наши половые чувства, мы же воины. Но вообще – это часть нашей большой боли, сынок. И то, что мы делаем с чистокровными самками… Мы знаем, что это жестоко, и что этому нет оправдания. Но иначе нам не выжить. Наши жизни так скоротечны, у нас нет времени корить себя…
Новые знания захлестнули пораженного Зила.
Надо же, каждый полукровка живет ровно тридцати три года и ни днем больше! Меньше – пожалуйста, полукровку могут убить, он может стать жертвой несчастного случая. Телесные болезни – это не про потомков спасителей, полукровки не чихают и очень редко страдают от головной боли, и даже переломы у них срастаются за считаные дни. Крайне редкие исключения, конечно, бывают, но они только подтверждают правило… Особенно Зила впечатлило то, что каждый полукровка с самого своего рождения знает дату своей смерти: год, день, месяц, тот самый миг.
– Лучше уж погибнуть в бою, чем дожидаться.
– Как сказать, сынок, как сказать…
При столь короткой жизни тратить время на обучение – излишняя, опасная роскошь. Поэтому в мозг каждого полукровки при рождении вкачивались сжатые части наследственной памяти обо всех достижениях их народа и даже спасителей. А потом, постепенно, с помощью активаторов, части как бы разжимались по очереди, но, конечно, не все сразу, потому что слишком много знаний за короткий промежуток времени, как уже говорил отец, ни один мозг не выдержит.
– Активаторы, кстати, у нас есть разные, – услышал Зил голос Фелиса. – У меня на груди – базовый, самый простой. Я с ним родился, он – часть меня. Но есть и другие, мощнее, способные разжимать массивы памяти, спрятанные чуть глубже, чем на поверхности. И самый мощный – Главный Активатор. Он даст нам знания и технологии наших небесных предков, но он… м-м… – Фелис замялся.
– Так что с этим активатором? – вырвалось у Зила, недовольного тем, что бывший союзник отвлек его от беседы с отцом и помешал вникнуть в то, что было и есть жизнью полукровок.
– Скоро, дорогой мой ученик, очень скоро Главный Активатор появится у нас, и тогда…
Полукровки с рождения знают, как добывать пищу, и как устроен мир их предков далеко в звездном скоплении, которое не увидеть с Земли. Но знание об устройстве мира приходит лишь к тем, кто перешагнул двадцатилетний порог, то есть редким счастливчикам, выжившим в схватках с чистокровными и прочими опасностями нашего мира. Потому-то у полукровок и нет преимущества в живой силе, что они слишком быстро живут, а тут у них еще и девочки перестали рождаться. Зато их дети превосходно овладевают воинскими навыками, чем многие истинные люди похвастаться не могут, даже прожив втрое дольше.
– Новорожденных навсегда забирают у суррогатных матерей. Самке не дают взглянуть на своего ребенка. Не из-за жестокости, а потому что в этом нет необходимости. Если бы это как-то стимулировало самок, увеличивало бы количество приплода, то их бы даже заставили самостоятельно выкармливать своих детей…
Благодаря личным знаниям отца, которые вливались в Зила вместе с кровью, он узнал, что малыши, зачатые от полукровок, рождаются самыми обычными, без крыльев, голубой кожи и без полосатого меха. Серо-розовые хныкающие комочки. Внешне – чистяки, не отличишь от появившихся на свет в Мосе или в Кие. Все меняется после того, как младенцев на трое суток помещают в специальные плотно закрытые боксы – первичные укомплектаторы, так эти ящики из особого материала называются у полукровок. Укомплектаторы – это наследство спасителей, как и вообще все оборудование Инкубатора.
– Мы – в Инкубаторе? – шевельнул губами Зил.
– Почти, – подал голос рептилус. – Мы в рабочем кабинете вашего отца, который находится в Сфере Управителей, – в глазах Зила тут же возникла картинка: будто бы цельнобетонное белое здание без окон, без дверей, вокруг него ров, заполненный черной дрянью. – Инкубатор располагается за надежно защищенной Сферой. Он – основа выживания нашего вида.
Пока рептилус говорил, малыш на руках служителя Инкубатора кричал и дрыгал ножками – Зил видел малыша отчетливо, слышал его и ощущал запах, ведь нос у тайгера, воспоминаниями которого пользовался Зил, был значительно чувствительней, чем у чистяка. Привычным, много раз проделанным движением служитель сунул малыша в нутро прибора, состоявшего из тускло-коричневых сегментов и похожего на раздавленного жучару, у которого кишки через разломы в панцире вылезли наружу и давно протухли, потому что запах от них… ух…
«Жучара» с хлюпом втянул в себя младенца, крик оборвался.
– Никто из нас не знает, каким будет его дитя после доукомплектации. У рептилуса может быть сын-пирос, а у пироса – тайгер. Родильные капсулы и укомплектаторы сами решают, какой новый член общества получится в итоге, никто – даже управители! – не может повлиять на приборы спасителей.
По велению служителя «жучара» распался на сегменты. Вместо крохотного беззащитного малыша, помещенного в него, на подрагивающей розовой подставке, эдаком здоровенном шершавом языке, лежало нечто крылатое и с рожками. Существо открыло глаза и, радостно заверещав: «Папа!», взмыло в воздух, чтобы кинуться в объятья рептилуса, стоявшего возле служителя. Зил не сразу узнал бледно-голубого помощника отца, потому что тогда он еще был вовсе не бледным. «Шершень, ты, верно, голоден? И да, я твой папа, меня зовут Шацу».
– Родственники. Понятно, – Зил ничуть не удивился. На него столько всего навалилось, что удивляться уже попросту не получалось. – Шацу и Шершень, значит…
– Таких закладок в укомплектатор с каждым из нас случается четыре за всю жизнь. Последняя – в хороший день…
На розовом «языке» лежал обнаженный старик. Был он безобразно толст и мертв. Голос отца прозвучал торжественно, печально, а в конце еще и грозно: «Генерал Корсун оставил нас. Так пусть же умрут все наши враги!..» Отец помнил мертвеца иным, молодым совсем, а потом старым-престарым, но отец никогда не видел генерала Корсуна таким – без всего, что делает полукровку полукровкой, без защитной голубой кожи, без мигательных перепонок на глазах. Мертвый Корсун выглядел как обычный старик-чистяк, всю жизнь не разгибавший спины на огороде. Даже смотреть противно! А ведь однажды сам Барес будет точно так же валяться куском бледного мяса на «языке»…
– Сынок, прости, я ошибся, но я хотел сделать, как лучше. Я заботился о твой маме, я хотел, чтобы мы были все вместе. Из-за меня ты получился таким, из-за меня…
Отец забрал мать из Инкубатора. Чего ему это стоило? Он едва не лишился звания и головы. Да-да, его хотели казнить за попрание офицерской чести… Тут воспоминания были нечеткими, отрывистыми – похоже, отцу были неприятны те события, вот они и поистерлись из памяти. Главное – он сделал так, чтобы всю беременность княжна, мама Зила, провела не в родильной капсуле, а в его служебной квартирке. Да, среди бетонных стен, увешанных пыльными гобеленами с изображенными на них бравыми воинами-тайгерами, убивающими чистяков. Да, в одиночестве, потому что у полковника было много важных дел по службе. Но все же не в беспросветной мгле и без трубок, торчащих из тела!..
– Если бы беременность твоей матери протекала в капсуле, ты получил бы все необходимые элементы для того, чтобы укомплектатор сделал тебя нормальным, но из-за меня…
Нормальным?.. Зил представил себя с крыльями, а потом примерил голубую кожу и полосатый мех. Хм, а ведь ему подошел бы хвост с шипом на конце. Да и неукротимая мощь бугрящихся мышц точно не оставила бы равнодушной ни одну юную самку, то есть прекрасную девушку. А как насчет взмыть в поднебесье быстрее птицы?! А плавать лучше, чем самая проворная щучара?!
Может, Зил еще недавно потому и ненавидел полукровок, что тайно, боясь признаться самому себе, мечтал о новом теле – сильном и умелом, а не таком хлипком и неуклюжем, как ему досталось. А еще – теперь у него не было никаких сомнений – ему всегда хотелось обладать многими знаниями и навыками. Обладать, не изнуряя себя зубрежкой, не набивая шишки и не попадая молотком по сломанному ногтю, а сразу, без малейших усилий, просто по праву рождения. На! – и знаешь все-все-все об окружающем мире: и как называется вон та травка, от чего она лечит, когда цветет, и как можно использовать букашку, – ядовитую, между прочим, – которая по травке неспешно ползет, и что в недрах планеты, и как рассчитать объем воды в пруду, и… И много еще всяких «и». Получи! И вот уже, ни разу не ударив палец о палец, ты умеешь строить лодки, готовить вкуснейшие завтраки, метко стрелять и отлично драться. И не просто умеешь, а можешь. Да просто потому можешь, что вместе с приобретенными знаниями меняется и твое тело. Зачем изнурять себя тренировками, если укомплектатор и так нарастит мышцы и заставит их с бешеной скоростью сокращаться, а заодно и обострит твои рефлексы? Прилагать усилия не надо, на это просто нет времени. Родился? Ну так возьми все блага наследников и пользуйся, сразу живи, без глупых долгих подготовок!..
Жаль, Зил всего этого лишился, потому что отец – перед глазами до сих пор вставал образ бати Лиха, но ничего, это скоро пройдет – пожалел самку, которую Зил знать не знал, да не очень-то и хотел знать, раз из-за нее ему не достались ни крылья, ни когти, ни мигательные перепонки. Из-за нее все, что он знал и умел, стоило ему труда и боли, страданий и пролитых пота и крови. Кроме, конечно, того, что дал ему вместе с базовой активацией Фелис.
– Спасибо, учитель.
Фелис осклабился и подмигнул отцу.
– Он все понял, Барес, он все осознал. И теперь он с нами.
Но Барес не ответил ему, вместо этого он продолжил оправдываться, видимо, считая, что в этом есть необходимость:
– Когда ты родился… Конечно, с разрешения твой матери… – Зил увидел себя: махонький скукоженный комочек плоти шевелил ручками и ножками, после чего в глазах все стало нечетко и размыто. – Я отнес тебя – совсем крохотного, ты у меня на ладони помещался, такой был маленький – в Инкубатор. И засунул в укомплектатор, хотя служители отговаривали меня это делать. Сынок, я надеялся, что тебя еще можно сделать наследником, нормальным, как мы все, членом нашего общества!..
«Жучара» раскрылся. На «языке» лежал все тот же махонький скукоженный комочек плоти. Разве только заплаканный и перепачканный собственными выделениями. И с приметным пятном на крохотной ручке, которого раньше не было. А дальше – головокружение и темнота. Отцу, похоже, стало нехорошо, и он потерял сознание. Ну да понятно – не оправдались его надежды, ребенок навсегда останется слабеньким уродцем без знаний и боевых навыков. Зил на его месте тоже не прыгал бы от счастья и не хохотал бы, радуясь случившемуся.
– На меня организовали травлю: мне плевали в спину, шипели, глядя в глаза, не давали работать. Мало того, меня обещали сжечь заживо… – отец не сказал: «Из-за тебя», его рот не осквернили эти слова. Но при его кровном контакте с Зилом слова вообще не нужды были, ведь Зил мгновенно узнавал и чувствовал то, что вспоминал нынешний генерал Барес о пережитом когда-то полковником Баресом. – О моем проступке – а изъять самку и содержать ее тайно дома было одним из самых страшных проступков – стало известно всему Минаполису. От меня отвернулись друзья. Отвернулся даже Корсун. А ведь я его, раненого, вытащил из-под обстрела. Он был весь в кровище, не дышал уже. Командир приказал мне бросить дохлятину, но я, рискуя трибуналом, отказался выполнять его приказ… – теплая кровь струится по лицу, заливая глаза. Чужая теплая кровь, на Баресе ни царапины, повезло. Корсун – ну чего он такой толстый, зараза, и тяжелый?! – все время стонал, чем люто раздражал Бареса. Но вдруг он затих, и Барес тогда, из последних сил шагая к своим позициям после захлебнувшейся атаки, заорал на него, чтоб тот не молчал, чтоб сказал хоть что-нибудь, иначе он, Барес, бросит его тут, и пусть дикие птеры его обгладывают… Голос настоящего Бареса вытеснил воспоминания Бареса прошлого: – Даже единственный мой друг Корсун – настоящий друг! – предал меня. Ну как он мог, как он мог?! Ты даже не представляешь, сынок, как это было…
– Больно, унизительно и – нет, не страшно – просто тоскливо? Очень даже представляю, отец.
– Если б я оставил тебя в Минаполисе, ты… Ты не выжил бы. Мы… они… здесь не очень-то любят чистяков. А ты с виду был вылитый чистяк: ни голубой кожи, ни меха, ни крыльев. По нашим меркам – урод уродом.
– Да уж, после укомплектатора я не стал красавчиком, – Зила передернуло всего от ощущения собственной неполноценности, привнесенного извне. И дело вовсе не в слишком уж оттопыренных ушах, которых он всегда стеснялся. Просто, родившись таким же мерзким на вид, как все чистяки, он не использовал свой шанс стать нормальным. И не отец в том виноват, а сам Зил. Отец ни при чем, пусть не корит себя, он сделал все, что мог. Да-да, только Зил виноват, и надо сказать об этом отцу, пусть он знает: – Отец, прости меня. Я… Я сделаю все! Все! Чтобы заслужить твое прощение!..
На пережаренном солнцем проспекте Минаполиса ему-отцу гневно кричали вслед. В то же время Зил, ощущая себя как себя, сидел на диване в рабочем кабинете отца много лет спустя, то есть сейчас, то есть… Голова шла кругом! Окружающее стало неразборчивым. Зил никак не мог отыскать в памяти лицо бати Лиха, это казалось ему важным – всего лишь лицо. Брызги крови и отрубленную голову он помнил лучше, чем ему хотелось, а вот лицо… Оно же было добрым? С сетью морщин под глазами? Или злым?.. Лицо ускользало от Зила, пряталось в туманной дыме. И воспоминания о маме Селене и обожаемой сестренке Даринке с трудом удавалось вытащить на поверхность из таких отдаленных глубин памяти, что нащупать и схватить их получалось далеко не с первой попытки. «Это им твоя месть, сынок, за то, что дурачили тебя долгие-предолгие годы!..» – «Но я не хочу…» – «Хочешь, дорогой мой ученик, точно хочешь!» Уже едва угадывались очертания предметов. Зил тряхнул головой, потом ущипнул себя за руку и не почувствовал боли. Диван под ним скрипел с оттяжкой, неохотно. Зато он отлично слышал наследников, которые помогли ему осознать себя заново. И все-таки жаль, что все вокруг выглядело так, будто он нырнул в омут да на самое дно – причем в пасмурный день – и уже там, среди ледяных струй, открыл глаза.
– Он все понял, Барес, он все осознал. И теперь он с нами. Неужели ты не видишь?! Еще немного – и он не выдержит! Ты что, хочешь, чтобы с ним приключилась беда?!
– Фелис, заткнись! – сказано было чересчур резко, но все-таки правильно, а чуть погодя, переведя дыхание, отец обратился к Зилу: – Сынок, теперь, когда ты все-все-все знаешь, когда ты все-все-все прочувствовал, как бы прожил с нами, ты должен… ты… Ты должен сделать выбор, сынок. Кто ты – чистяк постыдный или гордый наследник спасителей? С кем ты – с ними или с нами? От твоего выбора многое зависит, сынок. Очень многое.
Наконец зрение восстановилось, и все вокруг вновь стало четким. Зил увидел, что рептилус Шацу и тайгер Фелис отвернулись, потупились. Только отец, – генерал Барес! – не мигая, смотрел ему в глаза.
Глава 13
Узнать ответы и сделать выбор
– Так, может, он убит?! – орал Мор, брызгая слюной, от которой пахло настойкой спор Древа Жизни. – Если убит, так и скажи нам, бледная поганка!
Князь опять разозлился, услышав от Даля, что следопыт не вышел на связь.
Это случилось уже не в первый, не во второй и даже не в пятый раз, и все же Даль отказывался делать столь категоричные выводы:
– Хозяин, если б Сыч погиб, я наткнулся бы на остатки его сущности, ведь никто и ничто не исчезает бесследно. Но остатков нет, ничего нет. Он просто… его как бы вообще никогда не было в нашем мире. Я не знаю, как это возможно!..
Мор враз смягчился, будто именно такого ответа и ждал:
– Не знает он… Сыч – лучший следопыт Разведанных Территорий. Он служил еще нашему деду. Он – из тех следопытов, кто умеет не только чужой след взять-прочесть, но и свой спрятать так, что никто не отыщет. Вот только зачем ему это надо? Что он задумал?.. А ты, Даль, извини, что мы с тобой так резко… Разнервничались мы что-то, это все из-за жары. Мы ж тебя ценим и уважаем, как родного брата.
Зной еще вчера опустошил последние бурдюки и фляги-тыквы воинов. К тому же, угнетала близость Долины Смерти – отсюда, с возвышения над равниной, были хорошо видны бурые провалы кратеров, над которыми парили черные силуэты скальных драконов. Пограничная застава полукровок тоже отлично просматривалась.
Уважаем… как брата… Ложь, все ложь! Говорец Даль сунул руку в карман куртки, пальцами нащупал ржавый болт, немного подержал – шершавый, тяжелый, горячий, рожденный мертвым. Такой вот у альбиноса талисман, напоминание о последнем унижении, на которое Даль никак не ответил, а заодно и напоминание о том, что он обязательно отомстит. Скоро. Потому что нет князю прощения!..
Дальше переть напролом нельзя было – войско угодило бы под огонь полукровок. Но не только поэтому… Паровые повозки, от самого Моса тащившие за собой тяжелое вооружение, стравив через дымоходы клубы копоти, остановились. Встали и повозки, запряженные зогами и полные снарядов для метательных орудий. Зоги недовольно замотали головами, ведь их морды были связаны веревками, чтобы они не могли никого укусить на марше, а волчарки дружно залаяли, когда их начали наряжать в деревянные доспехи. Полчища насекомых, проявив долготерпение, сопроводили войско аж до самой границы и теперь гудели и вовсю вились над головами как матерых легионеров, так и простых работяг, призванных в народную дружину. Слепни, комары и прочая мошка настойчиво норовили укусить и испить чистой крови истинных людей и животных.
Скрестив руки на груди, сквозь солнцеочки князь смотрел на свою элиту, на своих великолепных стрелков.
Древнее оружие, – автоматы и винтовки – по случаю войны извлеченное из княжеских закромов и врученное воинам, которые его никогда раньше не держали, покрылось пылью и явно нуждалось в основательной чистке, иначе в грядущем сражении – очень скоро грядущем – от него толку будет не больше, чем от дубин. Чуть лучше обстояло дело с основными силами, облаченными в железное дерево и вооруженными привычным живым оружием. Хотя, конечно, все войско чистокровных выглядело неважно после продолжительного похода.
Одни только менталы, весь путь проделавшие налегке, смотрелись свежо и браво. На зависть прочим они ковыряли грязь из-под ногтей кончиками ножей – единственным своим оружием помимо врожденных даров. Так что на фоне остальных менталы выглядели совсем уж щеголями.
Подразделения Кия и Тарны, добравшиеся до точки сбора, валились с ног от усталости, боеспособности в них было меньше, чем в реснице Даля. Всех менталов Кия и Тарны вместе взятых не насобиралось и на один легион. Зато стрелковое оружие у них вообще отсутствовало, из-за чего воины выглядели вполне грозно – в отличие от несчастных придурков, то есть элитных стрелков Мора.
Тут и там раздавались недовольные выкрики насчет того, что пора бы пожрать жареного мясца с икоркой да запить все это лучшим винишком из княжеских подвалов. Этим крикам, само собой, вторил злой смех. Всем было известно, что телеги, в начале похода полные провианта, отстали. Но никто по этому поводу и не расстроился, потому как третьего дня закончилась на них последняя солонина да мешки с мукой опустели. А картофель вообще прокис на второй день марша – видать, уже подпорченный загрузили. От свиней и овец, которых гнали в хвосте колонны, давно уже остались рожки да ножки. Так что никому не хотелось облизываться на пустые казаны – пусть себе обозники подольше не попадаются воинам на глаза.
Нужно было срочно что-то предпринять, иначе войско могло взбунтоваться.
Это понял не только Даль, но и князь.
Князь сделал знак, означающий, что он собирается говорить. Командиры подразделений тут же велели своим подчиненным заткнуться и слушать.
– Воины! Лучшие чистокровные за все время существования планеты! К вам обращаемся мы, ваш князь Мор, владыка Моса!
Те, кто стоял, прислушались. Те, кто уже уронил седалище на землю, поднялись.
– Поход стал серьезным испытанием для нас всех. Но, несмотря на то, что у нас закончились вода и провиант, мы достигли границы наших земель! Мы сделали это! Мы уже герои! – Князь исключительно по рассеянности забыл упомянуть, что на его-то платформе вода в канистрах и мясо на леднике не перевелись, и повар шесть раз в день готовит роскошные блюда для княжеской свиты, о чем, конечно, «лучшие чистокровные» прекрасно осведомлены и о чем помалкивают, но уже морщатся, слушая призывы еще немного потерпеть и затянуть пояса, ведь вскоре их всех ожидают победа, много еды, питья и трофеев. – Мы герои, да. Но… Но этого не достаточно! Ведь там, – князь указал на пограничную заставу полукровок, – прячется враг. Враг коварный и безжалостный. У него есть пища и вода, которые по праву принадлежат вам. Надо лишь пойти и взять свое!
Сказанное Мором растекалось ручейками слов, переданных из уст в уста к самым отдаленным подразделениям, воины которых не могли ни видеть, ни слышать своего военачальника.
Прищурившись, Даль взглянул на заставу – большое здание, сложенное из каменных блоков с бетонными перекрытиями и высоким бетонным забором вокруг. Вдоль забора тут и там торчали деревянные вышки, в которых сидели вооруженные арбалетами полукровки. Все подходы к заставе по фронту на многие и многие сотни мер были заминированы, о чем сообщали многочисленные таблички, вкопанные в бесплодную твердую землю. Но закрыть проход одними только минами полукровкам показалось мало, поэтому они еще и натянули по всей линии разграничения сухую колючую лозу, уколы которой смертельны. И даже если истинные люди прорвутся через заграждения, их встретят не только оперенные стрелы, но и эскадрильи пиросов, вооруженных шипометами.
Атаковать заставу в лоб да еще днем – не слишком хорошая идея, но именно она, похоже, завладела князем целиком, без остатка.
– Первыми в бой пойдет наша доблестная дружина! Этот отряд! – Мор указал на батальон разномастных и разновозрастных мужчин, насчитывающий около четырех сотен гражданских, которые выдохлись в первый же день пути. От их серой покорной массы отделился коренастый широкоплечий мужчина, обширная лысина которого блестела от пота, а насквозь промокшая борода вилась колечками. – Вперед, бесстрашные дружинники, в бой! Ну, чего стоим?! Вперед!
Неуверенно глядя то на своего командира, то на князя, дружинники топтались на месте.
Коренастый подошел к платформе так близко, как позволили ратники, с ухмылками наставившие на него бритвенно заточенные алебарды.
Глядя снизу вверх на владыку Моса, командир батальона возразил:
– Князь, там же все заминировано хлопками, и колючка еще. Люди же подорвутся, погибнут.
– И что?! – взревел Мор и, подхватив с пола платформы подушку, швырнул ее в коренастого. – Как ты смеешь нам перечить?!
Командир не пригнулся, не отвернулся – подушка угодила ему в лицо, которое только стало тверже, да и голос его не дрогнул:
– Мой князь, я хоть человек не военный – я же плел лапти до этой войны, отменные, признаться, лапти делал, чего уж скрывать – но даже я, человек совсем не военный, понимаю, что послать нас так просто вперед – все равно, что угробить всех бессмысленно. Мы не отказываемся воевать! Но, может, лучше сначала пустить зогов? Ящеры – они ж сильные какие, шкура у них толстая! – расчистят проход в минном поле. Ну, поляжет парочка, зато народ сохраним!
Мор молча смотрел на коренастого – так злой ребенок рассматривает перевернутого им на спину жучару, прежде чем раздавить его пяткой.
– Или хотя бы волчарок. Князь, пошли хотя бы волчарок! А уж потом я и мои люди…
Неслыханное сопротивление княжьей воле привело Мора в ярость. Но пока что он сдерживался. Надолго ли его хватит?..
– Нет. Мы будем беречь ящеров и волчарок.
Пораженный откровенностью Мора коренастый открыл рот, не в силах что-либо сказать. Зверье для Мора представляло большую ценность, чем четыре сотни его верных подданных. И все же совладав с собой, бывший лапотник, а нынешний командир батальона дружинников дал князю непрошенный, но верный совет:
– Заставу нужно уничтожить, нанести по ней удар, прежде чем мы пойдем в атаку. У нас же есть пушки, есть катапульты и полно снарядов к ним!
– Нет. Мы будем беречь снаряды. Они понадобятся для штурма Минаполиса, – разговаривая чуть ли не по-панибратски с каким-то незначительным человечишкой, всего-то командиром крохотного подразделения огромной армии, Мор явно получал удовольствие, наблюдая за тем, как сильный, уверенный человек, теряя остатки уважения к себе, начинает суетиться и заискивать перед ним, хотя уже понял, что все напрасно, что, обратившись к князю, он уже обрек себя на гибель.
– Но как же так?..
Князь провел указательным пальцем себе по горлу – и тут же алебарды ратников разрубили коренастое тело бывшего лапотника на десятки кусков. Только вот стоял он, шевелил губами – и развалился на части.
– А вот так, – проводив взглядом голову, укатившуюся под ноги дружинникам, Мор расхохотался, будто увидел нечто неимоверно смешное. – Так будет с каждым бунтовщиком и дезертиром! А кто дойдет до заставы – тому награда. Кто же струсит, назад побежит, тому сразу смерть!
На ходу проверяя вялых от истощения ручных змей и копья, которые усохли от недостатка влаги и потому давно уже жаждали напиться крови врагов, без малого четыре сотни дружинников двинули к минному полю.
Якобы для укрепления боевого духа по приказу Мора забили барабаны, до блеска начищенные медные трубы жутко взревели. От этого грохота и визга у бесстрашных зогов случилось дружное прослабление, так что к аромату застарелого пота, висевшему над войском, добавилась еще несусветная вонь испражнений боевых ящеров – боевой дух еще тот получился!
Дружинники вместо того, чтобы продвигаться по опасной зоне друг за другом, след в след, потопали толпой. И уже в десятке мер от края минного поля рвануло. Не повезло вихрастому пареньку, совсем еще мальчишке, годков пятнадцать ему исполнилось от силы, а то и младше. Его правую ногу оторвало по колено. Он упал, заорал, но быстро смолк, потому что кровь из него хлестала так, будто ей было тесно в юном теле и хотелось побыстрее всей выплеснуться из него на сухую растрескавшуюся землю. И еще раз грохнуло, разорвало в клочья дружинника. И кто-то наступил на колючую лозу, шипами проткнувшую подошву ботинка, и упал, забившись в корчах и разбрасывая раскрытым в немом крике ртом клочья вспененной слюны. И кто-то не выдержал, с воем побежал обратно, и его изрубили на куски алебарды ратников, а следующих пятерых дезертиров пинками под зад погнали опять на поле…
Держа в одной руке глиняную бутылку, а во второй – кнут, отобранный у кого-то из ратников, князь Мор пританцовывал на краю платформы. Когда погибал очередной дружинник, лицо его перекашивало. Пару раз он порывался снять солнцеочки и показать всем свои черные-пречерные глаза, но для этого надо было бросить бутылку или кнут, с которыми князь не желал расставаться. Рессоры платформы гасили его прыжки, но стальные листы, которыми была обшита платформа, нещадно дребезжали. Глядя на безумие своего повелителя, полуобнаженные фаворитки радостно хохотали. Все они были изрядно пьяны уже который день подряд. Как же Далю хотелось врезать по их оскаленным белоснежным зубам!..
Пальцы впились в ржавый болт на дне кармана.
И Даль не выдержал:
– Хозяин, может, все-таки повременить с дружиной? И зогов с волчарками кинуть вперед?!
Прекратив выплясывать, князь подошел к нему:
– Ты, бледная поганка, думаешь, почему мы запрещаем использовать зогов и волчарок? Нет, вовсе не потому, что они слишком ценны, – князь остановился слишком близко, неуютно близко. – Тупые селюки из дружины! Их не жалко, их слишком много, а воевать они все равно не умеют, зато каждый жрет за двоих ратников, а то и за троих легионеров. Так что пусть дохнут.
Вдали, за спиной князя, грохотало минное поле, исторгая из себя мириады осколков из затвердевшей кожуры плодов-хлопков. При каждом взрыве толпу дружинников еще и накрывало оранжевой тучей спор. Те, кто не успевал выбраться из зоны поражения, заходились в кашле и мгновенно слепли. К тому же, по ним стреляли арбалетчики с вышек, их атаковала эскадрилья пиросов, наполняя воздух отравленными шипами. Дружинники метали копья и открывали по ястребкам ответный огонь, заставляя змей плеваться ядом, но все беспорядочно, с перепугу, так что ни разу не попали в крылатых полукровок, а те уже убили десятка два чистяков!.. Отряд был обречен.
– Они – герои! – закричал Мор, обратившись к войску. – Им нужна помощь! Наша дружина – вперед!
И еще три отряла по его приказу двинули к минному полю вслед за первым.
«Ну вот зачем?! Зачем было призывать в войско тупых селюков?! И не проще ли было отпустить их домой, раз уж они – плохие воины?! Зачем гробить их ни за что, ни про что?!» – вопросы так и рвались из глотки Даля, но осторожность победила, заткнула ему рот. Ничего бы он этим любопытством не добился, да и не стоило злить князя понапрасну, еще не время для открытого столкновения с ним.
К тому же, Далю страшно было узнать ответы.
До оторопи страшно.
– От твоего выбора многое зависит, сынок.
Бледно-голубая лапка Шацу коготками поскребла полосатое, сплошь в седых проплешинах, плечо Фелиса – с намеком, что кое-кому следует тактично удалиться. Намек был понят сразу, и оба отошли к жарко потрескивающему камину, оставив Зила и его престарелого отца вдвоем.
– Ты должен сделать свой выбор, сынок, – повторил отец, вибриссы его задрожали от напряжения. – Должен!
Надо было ответить ему, надо было принять решение, но что-то мешало Зилу окончательно определиться. Может, потому, что он никак не мог выкинуть из головы батю Лиха, маму Селену и сестричку Даринку? Да, они были ему не родными по крови, но благодаря им он стал тем, кем стал. Они научили его всему-всему, они долгие годы заботились о нем, растили его и любили его. Они уж точно любили его!..
А вот любил ли его настоящий отец, тот, благодаря кому он появился на свет? Любила ли его настоящая мать, которая выносила его и претерпела родовые муки ради того, чтобы он смог сделать свой первый вздох?..
Об этом ничего не было в воспоминаниях полковника Бареса, которому еще суждено было стать генералом.
Наверное, отец посчитал эти воспоминания слишком личными и болезненными. Утаив их от Зила, генерал тем самым уберег его от ненужных волнений.
– Что случилось с Трастом и Лариссой?
Ответил Фелис:
– Зил, с ними все в порядке, они живы и здоровы. Содержатся неподалеку в ожидании твоего решения.
Это «содержатся» неприятно резануло слух Зила. Но он сделал вид, что не придал сказанному значения.
– Шершень и Хэби?
– Не то чтобы совсем здоровы. Ты же сломал Шацу руку и чуть не оторвал Шершню крыло… – Фелис сделал паузу и тут же затараторил, пытаясь заглушить шипение Шацу, который, мягко говоря, был недоволен тем, как Зил обошелся с ним: – Но парни зла на тебя не держат, они все понимают, у тебя были трудные дни, твоя жизнь круто изменилась, они все понимают!.. – Фелису пришлось ткнуть Шацу кулаком в живот, чтобы тот наконец перестал шипеть. После этого он добавил: – Парни с самого начала знали, кто ты. Они были заодно со мной, Зил, они всего лишь выполняли мои приказы, если что. Они сделали то, что должны были.
Опять заговорил отец. Он рассказал о том, что у него было слишком много врагов, все хотели его смерти и смерти его сына, раз укомплектатор – величайшее изобретение спасителей! – отверг малыша. И потому отец тайно вывез мать и крохотного Зила из Минаполиса. Кто бы знал, чего ему это стоило!.. Организовав побег, он подкупил семью чистяков, проживавших в поселке неподалеку от границы, чтобы те приютили у себя мать и ребенка, дали им кров и пищу, а также помогали во всем, исполняли любые прихоти.
– Но в тот дом твоя мать с тобой так и не пришла. По крайней мере так уверяли меня те чистяки, – в кошачьих глазах генерала Бареса блеснули слезы. Как же он мгновенно менялся: то он – слабый дряхлый старик, то сильный воин, а теперь вот – любящий муж и отец, искренне обеспокоенный судьбой своей пропавшей без вести семьи. – Я чуть с ума не сошел. Я не знал, что и подумать. Я лично пересек границу и допросил тех чистяков так, что… Переусердствовал, но ничего, это бывает. А потом я организовал поиски. Тайно, конечно. Потому что мне не позволили бы рисковать диверсантами ради моего ребенка. Но я не мог иначе, сынок! Не мог! Ради тебя!
– Мама… Селена. Селена сказала мне, что я такой уродился в прадеда, потому и не похож ни на нее, ни на батю… ну то есть на Лиха.
– Она соврала тебе! Соврала! Она же небось и вырастила тебя с ненавистью в сердце к спасителям и наследникам. Тебе же с раннего детства, чуть ли не с перерезанной пуповины, только и рассказывали, что мы, полукровки, лютые враги и нас надо нещадно уничтожать. Да? Так и было?
– Да.
– Вот видишь. Тебе будет из-за этого трудно теперь. Да, тяжело будет сойтись с одногодками, ну то есть полукровками примерно твоего уровня жизненного опыта и знаний. Такими, как Шершень или Хэби. Но это ничего, это только поначалу. Ты быстро найдешь с ними общий язык, я уверен в этом, ведь ты мой сын. Мой – мой! – сын! И потом мы вместе на Поле Отцов сделаем то, ради чего существовали все поколения полукровок! Мы вместе узнаем нашу Цель!
Все, сказанное отцом, было похоже на правду.
Насчет какого-то поля Зил не очень понял, но прочее улышанное от генерала, дополняло то, что давным-давно он, еще будучи ребенком, узнал от мамы Селены.
Мама считала, что у всех видов живых существ, завезенных спасителями на Землю, слишком мал срок жизни, за который они едва успевают дать потомство. Но при этом у них, у существ, высокая приспосабливаемость к изменениям окружающей среды. Чистокровные старики, деды и прадеды, видели одних тварей и называли их волчарками, а нынешние волчарки уже другие, не похожи на своих предков, то есть внешность их изменилась, стала едва узнаваемой. Это нужно для того, чтобы сохранить жизнь на планете, где не стабилен климат, и где загрязнены почва, воздух и вода из-за тотальной ядерной войны, а также из-за применения химического и биологического оружия.
Но о том ли ты думаешь, а Зил? Или ты специально уходишь от сложных вопросов, заданных самому себе?.. Он крепко-крепко зажмурился. Рядом, ожидая его решения, тяжело дышал генерал. Притихли у камина Фелис и Шацу.
Да ты же просто не хочешь узнать ответы, потому что боишься! Знать правду далеко не всегда приятно. Чаще – страшно. И страшней всего узнать правду о самом себе, понять, кто ты есть на самом деле. Но если решился, главное – не обмануть себя, не приукрасить себя перед самим собой, а пойти до конца и начистоту, вывалив все твое неприглядное, все дурно пахнущее, что есть в тебе, что ты и есть на самом деле!..
И ладно бы страх, пусть бы уже и найдены ответы на незаданные вопросы или потеряны, или еще чего, не это важно. Что-то другое не давало Зилу покоя, что-то он упустил, пытаясь понять причины происходящего.
– Князь! – осенило его. – Князь Мор неспроста на меня охоту устроил. Ну, сбежал я из Моса. Ну, освободил при этом полукровку. И что? Разве такая важная я птица, чтобы он сам за мной в погоню отправился, хутор сжег, казнить меня велел, а когда я опять сбежал, Сыча с ратниками да с волчарками по моим следам отправил?!
– Верно говоришь, сынок, очень верно, – торопливо заявил генерал. – Нужен ты был князю, ой как нужен. Разве не понял еще почему? Из-за матери твоей. Она же не просто крестьянкой какой была, не женой лапотника или кожемяки, она же княжеского роду. По праву наследования – а она была старше Мора – власть после смерти прежнего владыки Моса должна была к ней перейти, а от нее к тебе. Но она исчезла, и князем стал Мор. Ты самим своим существованием угрожаешь его власти. И если у него будут дети, наследники, то им тоже ты, сынок, будешь конкурентом.
– Ходят слухи, дорогой мой ученик, что у Мора в жилах вообще нет княжеской крови. Его мать, вторая жена бывшего князя, мачеха твоей мамы, наставила муженьку рога, если ты понимаешь, о чем я.
Кровь, кровь, кровь!.. И птица, птица, птица-а-а… Каждый рывок сердца больно бил по ребрам, каждое слово генерала отзывалось эхом в висках.
Ну вот как Мор узнал в Зиле, обычном парне, особу княжеской крови?!
Что-то тут не так. Не так!
Сначала в Мосе Зила приметили ратники. Их заинтересовало его родимое пятно, когда он рукава куртки закатал. А уж потом, когда его взяли в плен у хутора, чтобы казнить, князь лично «птицей» заинтересовался. И Сыч еще что-то по поводу нее говорил…
Так что все дело в «птице». Если верить Фелису, она – особый прибор для быстрой передачи огромных объемов знаний, навыков и просто памяти о делах давно минувших дней. А значит… м-да…
Зил рассмеялся.
– Что с тобой, сынок? – генерал чуть отодвинулся от него.
Шацу и Фелис подались вперед, лица их застыли.
– Вы меня разыгрываете! Ха-ха! Ну смешно же! Ну какой я княжич?!
Лица Шацу и Фелиса расслабились, превратившись в маски старцев, которым надоело жить, которые живут просто по привычке. Лишь генерал остался невозмутимым. Умеет старый кот владеть собой, этого у него не отнять.
– Конечно, ты – княжич. И это, сынок, подтверждается тем, что Мор отправил в погоню за тобой лучшего следопыта Разведанных Территорий. Мор ведь знает, что среди чистяков зреет недовольство, что народу нужен лишь повод, самый пустяковый повод, чтобы свергнуть его. И таким поводом запросто мог стать ты, Зил. Если бы кто узнал, что есть еще один законный претендент на престол Моса, как думаешь, долго бы Мор просидел в своем кресле?
Зил вспомнил все, что слышал о злодеяниях Мора: о непосильных налогах, о бесконечных оргиях и хмельных до неприличия пирах, о постыдном пристрастии молодого князя к настойке Древа Жизни, о регулярных казнях на площади перед дворцом – для того, чтобы держать народ в страхе и чтобы не так скучно жилось придворным, о зверствах, учиняемых ратниками князя, которым в Мосе дозволено все-все-все – украсть, отнять, убить, изнасиловать ребенка и даже сжечь целую улицу вместе с населением, и им за это ничего не будет, разве что Мор еще и одарит кошелями с монетами, чтоб могли его верные немые отметить преступление добрым вином!..
И потому князя в Мосе не то чтобы терпеть не могли, а просто люто, пока что тайно, ненавидели. И ратников ненавидели. И фавориток. И всю придворную расфуфыренную кодлу, не знающую, чем себя занять и со скуки натравливающую волчарок на молоденьких девчонок. И только появись повод, Мора и его прихлебателей подняли бы на вилы, распяли бы и четвертовали, им бы вскрывали ржавыми ножами брюшины и совали бы внутрь раскаленные угли, резали бы им носы, языки и уши, рубили бы им руки и ноги, и, выколов глаза, оставляли бы так жить, всячески запрещая им сдохнуть, подкармливая изредка объедками и смазывая пересохшие губы тухлой водой!..
И ладно, пусть за все расплатятся сполна, не жалко.
Но в столице обитает далеко не все население княжества, а в отдаленных районах так вообще не ведают о зверствах Мора, а если и знают, то одобряют, потому что столичные совсем зарвались, жизни не нюхали в общественных нужниках, кровавых мозолей не видали на собственных ладошках, пустой суп, давясь, не хлебали. Так что там, вдалеке от Моса, даже поклоняются светлому образу князя, защитника ото всех бед, от полукровок, столичных франтов и плохой погоды, от мора скота и саранчи на полях. Только благодаря князю весь мир еще не перевернулся! Лишь его стараниями!..
И вот они-то, дальние-предальние граждане провинций, взвоют, узнав, что их любимца, их обожаемого князя свергли, надругались над ним. Взвоют – и возьмутся за оружие. И будут уверены, что это правильно, что иначе нельзя, что, уничтожив их князя, напали на них самих. И что они должны защищаться, атаковав первыми.
И начнется война своих против своих же.
И такие, как Шацу и Фелис, будут этому только рады. Еще и оружием помогут, и, тихонько, чтобы не раздражать противников, переправят через границу экскадрильи пиросов, чтобы те выкашивали подчистую отряды столичных, а заодно и провинциалов не жалели. А уж потом, когда и те, и другие чистокровные выдохнутся, потеряют в боях лучших воинов, можно раз и навсегда избавиться от всех разом, верно? И не кому-то, а Зилу предстояло стать тем самым наследником престола, которым можно – нужно! – заменить Мора, из-за которого начнется гражданская война…
Но ведь можно – можно? – отказаться от чистяков со всеми их мелкими и крупными дрязгами. И стать частью великого народа наследников, существующего ради одной лишь Цели, которая откроется им вскоре на Поле Отцов! Так он вместе с ними, или же быть ему на стороне якобы истинных людей, как прежде?!
Пора сделать выбор, Зил, пока еще можно выбирать.
– И еще, сынок… Ты должен это знать. Объединенное войско трех княжеств вторглось в наши земли. Это война, сынок. Последня война между чистяками и полукровками.
Закрепившись «корнями» в пересохшей почве, он поднялся как можно выше, чтобы обозреть город, притаившийся за неприступными до этого дня стенами.
Над головой вились полчища комаров и слепней. Зеленый смерч из пыльцы, накопленной за долгие годы отшельничества, скручивался и разворачивался над ним шумной бесконечной спиралью. Послушники – жалкие существа, дети цветов – путались под ногами-«корнями», рискуя быть раздавленными, но Родда их судьба ничуть не волновала: одним больше, десятком меньше…
Мир треснул, сломался.
Паломники больше не спешили к Древу Жизни, а ведь еще недавно караваны со всех Разведанных Территорий направлялись туда. Недавно… Нынче ни один скакун не мчал по равнине, зоги не тянули телеги и цистерны с водой к гигантскому грибу, посаженному спасителями. Даже птеры не рыскали над выжженной землей, уставшей от лета, жаждущей зимы и снегопадов с сугробами по темя. Шелестел, свистел ветер в мертвой траве, и падали, издохнув, птицы, посмевшие из последних сил оторваться от тверди в поисках пищи.
А все из-за того, что огромная армия трех княжеств, – Моса, Кия и Тарны – чуть ли не все людишки-мужчины, способные удержать в руках хотя бы зубочистку, не то что алебарду, сорвались с насиженных мест, бросив работу на засеянных полях, в слесарных цехах, в пошивочных мастерских и за станами для производства плетенки, в плодоносных садах, на фермах, полных животных, жаждущих ухода, и в хранилищах древних знаний, в соляных и железных копях, на свалках, среди гниющих зловонных отбросов. Они отправились на войну, покинув дома, выбравшись из городских клоак, позабыв о собственных мечтаниях и устремлениях своих детей.
Последнюю войну между истинными людьми и полукровками.
Даже Создатель не знает, кто одержит победу, кто кого окончательно уничтожит. Но Родда результаты сражений ничуть не волновали, уж он-то при любом исходе точно не прогадает. Воспользовавшись тем, что воины оставили Мос, Родд вернет утраченное много лет назад. Или уничтожит город, если жители окажут сопротивление и не признают его своим правителем. Хотя – это вряд ли: и не окажут, и признают, им некуда деваться.
Пружина из «корней» зазвенела от напряжения.
Что ж, пора.
Родд позволил пружине развернуться, и зеленый смерч пыльцы метнулся к городу, накрыв его удушающей тучей.
– Здравствуй, Мос! Вот и я!
Выдрав из земли «корни», Родд перешагнул через ворота города.
На новом месте Зилу не спалось.
Шацу – адъютант отца – постелил ему на диване. И хоть рептилус где-то раздобыл живой тюфяк из отличных душистых трав и теплое, совсем не колючее одеяло-плетенку, сколько бы Зил ни закрывал глаза и ни пересчитывал прыгающих через куст хлопка зайчеров, сон никак к нему не шел. В омуте его сознания ворочались огромные рыбины мыслей, поднимаясь к поверхности, чтобы блеснуть чешуей и тут же уйти на дно, в непроглядный мрак. Слишком много всего навалилось на Зила, слишком много…
И все же он не заснул не потому, что не мог, а потому что боялся проспать.
Ведь другого шанса не будет.
С тех пор, как в коридоре за дверью стихли последние шаги, прошло достаточно времени. Зил аккуратно, чтобы не скрипнул диван, вылез из-под одеяла, оделся в свое, потому что достойной замены у Шацу так и не нашлось, а носить мертвую одежду Зил категорически отказался. Пусть некрасиво, в спешке, но все же Зил срастил рукав куртки, не подававшей признаков жизни, не отвечавшей на зов хозяина. Уж очень ей досталось. Ничего, потом он обязательно займется одеждой: восстановит ее и залечит раны.
Он подошел к двери – не заперта, генерал Барес терпеть не может запертых дверей – и, сильно толкнув ее, мгновенно нырнул в только-только образовавшийся зазор между бронированной плитой и косяком. Скрип петель – петли обязаны скрипеть, генералу нравится, что это всех раздражает – всполошил охрану, выставленную у кабинета. Но Зил был настолько быстр, что оба молодых тайгера не успели вытащить дубинки из-за поясов, выхватить шипометы из кобур или хотя бы ударить чистяка хвостом. Оба мягко – Зил поддержал их отнюдь не легкие туши – опустились на бетонный пол. А ведь леший всего-то ткнул их пальцами чуть ниже выпирающего кадыка. Тесный контакт с Фелисом и генералом помимо прочего дал ему знания обо всех уязвимых точках полукровок, заодно он научился безошибочно наносить удары в самые болезненные места. Все-таки мгновенное обучение без изнурительных многолетних тренировок – это нечто!
Избавив охрану от увесистых дубинок, Зил протопал по коридору до поворота, где, ничуть не сомневаясь, свернул влево и бесшумно побежал. Он никогда здесь не был, но знал дорогу, потому что этими знаниями обладали Фелис и отец. Коридор, по которому он двигался, освещался широкой полосой, разделившей потолок на две равные части.
Свернув в проход слева, Зил тут же метнул обе дубинки – и два охранника упали на пол. Жаль, в караул выставили четверых. Так что пришлось немного повозиться, работая не только ногами-руками, но и головой – последнему полукровке Зил врезал лбом в кошачий нос, из-за чего едва не замарался кровью. Но получилось все вполне пристойно, то есть тихо, тревогу никто не поднял – вот и замечательно.
Нужная дверь оказалась заперта. Осмотрев распростертые на полу полосатые тела, Зил обнаружил ключ на поясе охранника, оказавшего самое продолжительное сопротивление.
Едва слышно щелкнул замок. Дверь приоткрылась без скрипа, Зил сунул в помещение голову…