Детство Иисуса Кутзее Джозеф
– Я ищу человека по имени Эмилио Дага, – говорит он. – Здесь ли он?
– А то, – говорит девушка. – Заходите. Вы за Давидом пришли?
Внутри все пахнет табачным перегаром. Дага, облаченный в хлопковую футболку и джинсы, босой, сидит лицом к большому окну с видом на город и закат. Он разворачивается на стуле, приветственно вскидывает руку.
– Я пришел за Давидом, – говорит он.
– Он в спальне, смотрит телевизор, – говорит Дага. – Вы дядя? Давид! Твой дядя пришел!
Мальчик выбегает из соседней комнаты очень воодушевленный.
– Симон, иди, смотри! Это Мики-Маус! У него собака по имени Платон, он ведет поезд, а индейцы стреляют по нему стрелами. Скорей!
Он не обращает внимания на мальчика, говорит Даге:
– Его мать с ума сходила от беспокойства. Как вы могли так поступить?
Он никогда не видел Дагу так близко. Неукротимая шевелюра, копна золотых кудрей оказывается грубой и сальной. В футболке дыра под мышкой. К своему удивлению, он Даги не боится.
Дага не встает.
– Успокойтесь, viejo, – говорит он. – Мы прекрасно провели время. Потом малец поспал. Спал как бревно, словно ангел. А теперь смотрит детскую программу. Что за беда?
Он не отвечает.
– Давид, идем! – говорит он. – Нам пора. Попрощайся с сеньором Дагой.
– Нет! Я хочу смотреть Мики-Мауса!
– В другой раз посмотришь Мики, – говорит Дага. – Честно. Мы его придержим специально для тебя.
– А Платона?
– И Платона. И Платона мы тоже придержим, правда, милая?
– А то, – говорит девушка. – Мы запрем его в мышиный ящик до следующего раза.
– Пошли, – говорит он ребенку. – Твоя мама ужас как изволновалась.
– Она мне не мама.
– Конечно, мама. Она тебя очень любит.
– Кто она, юноша, коли не мама? – спрашивает Дага.
– Она просто дама. У меня нет мамы.
– Есть у тебя мама. Инес твоя мама, – говорит он, Симон. – Давай руку.
– Нет! У меня нет ни мамы, ни отца. Я просто есть.
– Чепуха. У нас у всех есть мама. И у всех есть отец.
– У тебя есть мама? – спрашивает мальчик у Даги.
– Нет, – говорит Дага. – И у меня нет мамы.
– Видишь! – торжествующе говорит мальчик. – Я хочу с тобой остаться, я не хочу к Инес.
– Иди сюда, – говорит Дага. Мальчик трусит к нему. Дага сажает его к себе на колени. Мальчик прижимается к его груди, сует большой палец в рот. – Хочешь со мной остаться? – Мальчик кивает. – Хочешь жить со мной и Фрэнни, втроем? – Мальчик кивает. – Тебе нормально, милая, если Давид будет жить с нами?
– А то, – говорит девушка.
– Он не может выбирать, – говорит он, Симон. – Он всего лишь ребенок.
– Вы правы. Он просто ребенок. Должны решать его родители. Но, как вы слышали, у него нет родителей. Как же мы поступим?
– У Давида есть мать, которая его любит не меньше любой матери на свете. Я, хоть и не отец ему, тоже о нем пекусь. Пекусь о нем, опекаю его и попечительствую ему. Он пойдет со мной.
Дага выслушивает эту краткую речь молча, а затем, к его удивлению, улыбается ему – довольно приятно улыбается, обнажая превосходные зубы.
– Это хорошо, – говорит он. – Забирайте его к его даме-маме. Скажите, что ему было хорошо. Скажите, что со мной ему ничто не угрожает. Тебе же со мной ничто не угрожает, да?
Мальчик кивает, палец по-прежнему во рту.
– Славно – тогда, думаю, тебе пора к этому господину-хранителю. – Он снимает с себя ребенка. – Приходи скорее опять. Обещаешь? Приходи смотреть Мики.
Глава 22
– Почему надо все время говорить по-испански?
– Надо же на каком-то языке разговаривать, мой мальчик, иначе придется лаять или выть, как животные. А раз нам надо разговаривать на каком-то языке, лучше на одном и том же. Разумно?
– Но почему испанский? Терпеть не могу испанский.
– Неправда, можешь ты терпеть испанский. Ты хорошо говоришь по-испански. У тебя испанский лучше моего. Ты просто упрямишься. На каком языке ты хочешь говорить?
– Я хочу говорить на моем личном языке.
– Нет такого – личный язык.
– Есть! Ла ла фа фа ям йин ту ту.
– Это белиберда. Она ничего не означает.
– Означает. Для меня означает.
– Может, оно и так, но для меня она не означает ничего. Язык должен что-то значить и для меня, и для тебя, иначе он не считается языком.
Жестом, который он наверняка подцепил от Инес, мальчик пренебрежительно вскидывает голову.
– Ла ла фа фа ям йин! Смотри на меня!
Он смотрит мальчику в глаза. На краткий миг он что-то там видит. У этого нет названия. Это как – вот что до него доходит в этот миг. Словно рыба, что вырывается, когда пытаешься ее удержать. Но не как рыба – нет, как как рыба. Или как как как рыба. До бесконечности. Но вот миг улетел, и он попросту молчит и смотрит.
– Видел? – говорит мальчик.
– Не знаю. Погоди, у меня голова кружится.
– Я вижу, что ты думаешь! – говорит мальчик с торжествующей улыбкой.
– Нет, не видишь.
– Ты думаешь, что я могу колдовать.
– Вовсе нет. Ты понятия не имеешь, что я думаю. Теперь внимание. Я собираюсь сказать кое-что о языке, серьезное, и хочу, чтобы ты проникся этим до глубины души… Каждый прибывает в эту страну чужаком. Я прибыл чужаком. Ты прибыл чужаком. Инес и ее братья когда-то были чужаками. Мы прибыли из разных мест, из разного прошлого, мы искали новой жизни. Но теперь мы все в одной лодке, вместе. И нам приходится ладить друг с другом. Ладить можно при помощи общего языка. Такое правило. Оно хорошее, и мы должны ему подчиняться. Не просто подчиняться, а подчиняться от души, не как мул, который упирается копытами. От души, по доброй воле. Если откажешься, если будешь говорить грубости про испанский и настаивать на своем личном языке – окажешься в личном мире. Там не будет друзей. Тебя будут чураться.
– Что такое «чураться»?
– Тебе негде будет голову преклонить.
– У меня все равно нет друзей.
– Это изменится, как только ты пойдешь в школу. В школе заведешь много новых друзей. Да и есть у тебя друзья. Фидель и Элена тебе друзья. Альваро тебе друг.
– И Эль Рей мне друг.
– И Эль Рей тоже тебе друг.
– И сеньор Дага.
– Сеньор Дага тебе не друг. Сеньор Дага пытается тебя искусить.
– Что такое «искусить»?
– Он пытается увлечь тебя прочь от матери Мики-Маусом и мороженым. Помнишь, как ты заболел от того мороженого, которое он тебе дал?
– Он и огненную воду мне давал.
– В смысле – огненную воду?
– У меня от нее горло жгло. Он говорит, что это лекарство, когда мутно.
– Сеньор Дага носит это лекарство в серебряной фляжечке в кармане?
– Да.
– Пожалуйста, больше никогда не пей из той фляжки, Давид. Это, может, и лекарство, но для взрослых, для детей оно нехорошее.
Он не докладывает Инес про огненную воду, но рассказывает Элене.
– Он оказывает на мальчика влияние, – говорит он ей. – Я не могу с ним тягаться. Он носит серьги, при нем нож, он пьет огненную воду. У него хорошенькая девушка. У него есть Мики-Маус в ящике. Ума не приложу, как образумить мальчика. Инес тоже под чарами этого человека.
– А чего ты ждал? Посмотри на это ее глазами. Она в возрасте, когда женщина без детей – без своих детей – начинает тревожиться. Это вопрос биологии. Она в восприимчивом состоянии, биологически говоря. Удивляюсь, как ты этого не чувствуешь.
– Я так на Инес не смотрю – биологически.
– Ты слишком много думаешь. А тут вообще не в думанье дело.
– Я не понимаю, зачем Инес еще один ребенок, Элена. У нее есть мальчик. Он достался ей в дар, из ниоткуда, просто-напросто подарок. Такого подарка должно быть достаточно любой женщине.
– Да, но он не ее природный ребенок. Она этого никогда не забудет. И если ты что-нибудь не предпримешь, юный Давид, того и гляди, получит себе в отчимы сеньора Дагу, а потом и выводок маленьких сводных братишек и сестренок Дага. А если не Дагу, так какого-нибудь другого мужчину.
– В каком смысле, если я что-нибудь не предприму?
– Если ты сам не дашь ей ребенка.
– Я? Да я и мечтать о таком не могу. Я не из отцов. Я заточен быть дядей, не отцом. Да Инес и не любит мужчин – по крайней мере, у меня такое впечатление. Не любит мужскую шумность, грубость и волосатость. Не удивлюсь, если она попытается не дать Давиду вырасти мужчиной.
– Отцовство – это не карьера, Симон. И не метафизическое предназначение. Тебе не нужно любить женщину, ей не нужно любить тебя. Произведете половой акт, и – о чудо! – через девять месяцев ты отец. Все довольно просто. Любому по плечу.
– Нет, не так. Отцовство – не просто вопрос полового акта с женщиной, так же как и материнство – не просто послужить емкостью для мужского семени.
– Ну, в обычной действительности то, что ты описываешь, считается отцовством и материнством. В мир никак иначе не попадешь – только если зачат семенем какого-нибудь мужчины, выношен в утробе какой-нибудь женщины и прошел ее родовыми путями. Рождаться приходится от мужчины и женщины. Без исключения. Прости, что я вот так запросто. Поэтому спроси себя: «Кто же вложит семя в Инес: мой друг сеньор Дага или я сам?»
Он качает головой.
– Хватит, Элена. Давай сменим тему? Давид говорит, что Фидель на днях кинул в него камень. Что происходит?
– Не камень, а стеклянный шарик. Такого Давиду стоит ожидать, если его мать не позволяет ему дружить с другими детьми, если она внушает ему, что он – эдакое высшее существо. Другие дети будут дружить против него. Я поговорила с Фиделем, отчитала его, но толку не будет.
– Они были лучшими друзьями.
– Были лучшими, пока ты не притащил во все это свою Инес – с ее странными представлениями о воспитании детей. Еще и поэтому тебе нужно занять свое место в том доме.
Он вздыхает.
– Давайте поговорим наедине, – говорит он Инес. – Я вам хочу кое-что предложить.
– А попозже нельзя?
– О чем вы шепчетесь? – кричит мальчик из соседней комнаты.
– Не твое дело. – Опять к Инес: – Пожалуйста, давайте выйдем на минутку, а?
– Вы шепчетесь про сеньора Дагу? – кричит мальчик.
– Нисколько не про сеньора Дагу. Это личное, между мной и твоей мамой.
Инес вытирает руки о фартук. Они выходят из квартиры, пересекают детскую площадку, заходят в парковую зону. Мальчик торчит в окне, наблюдает за ними.
– Я собираюсь сказать кое-что о сеньоре Даге. – Он умолкает, втягивает воздух. – Насколько я понимаю, вы хотите еще одного ребенка. Это так?
– Кто вам сказал?
– Давид говорит, что вы собираетесь подарить ему брата.
– Я рассказывала ему сказку на ночь. Просто к слову пришлось. Это просто мысль такая.
– Ну, мысли могут воплотиться в действительность, так же, как семя может стать плотью и кровью. Инес, я не хочу вас смущать, поэтому скажу попросту, но со всем уважением: если вы подумываете вступить в отношения с мужчиной с целью зачатия, рассмотрите меня. Я готов выполнить эту роль. Выполнить роль и удалиться, оставаясь вашим защитником, обеспечивая вас и всех ваших детей. Можете звать меня заступником. Или, если хотите, дядей детей. Я забуду, что произошло между нами, между мной и вами. Все будет вымыто из памяти. Будто и не случилось… Ну вот. Я сказал. Пожалуйста, не отвечайте сразу. Подумайте.
В сгущающихся сумерках, молча, они возвращаются в квартиру. Инес уходит вперед. Она явно рассержена или огорчена – почти не смотрит на него. Он винит Элену, что та его подтолкнула, винит и себя. До чего это грубо – так себя предлагать! Будто он предлагает прочистить трубы!
Он догоняет ее, берет за руку, поворачивает к себе.
– Это непростительно, – говорит он. – Извините меня. Пожалуйста, простите.
Она не произносит ни слова. Будто выточенная из дерева, стоит она, руки вдоль тела, ждет, чтобы он отпустил ее. Он ослабляет хватку, и она бредет дальше.
Из окна над ними они слышат мальчика:
– Инес! Симон! Сюда! Сеньор Дага пришел! Сеньор Дага пришел!
Он ругается про себя. Если она ждала Дагу, почему не предупредила? Что она вообще в нем нашла – с этой его вальяжной походочкой, вонью помады для волос и плоским гнусавым голосом?
Сеньор Дага пришел не один. С ним его миловидная девушка, наряженная в белое платье с ошеломительно красными оборками, тяжелые серьги в форме колес фаэтона, что колышутся под шаг. Инес приветствует ее с ледяной сдержанностью. Дага же чувствует себя как дома, похоже: он валяется на кровати и никак не развлекает свою девушку.
– Сеньор Дага хочет взять нас на танцы, – объявляет мальчик. – Можно мы пойдем танцевать?
– Нам сегодня нужно в «Ла Резиденсию». И ты это знаешь.
– Я не хочу в «Ла Резиденсию»! Там скучно! Я хочу танцы!
– Никаких танцев. Ты еще маленький.
– Я умею танцевать! Я не маленький! Я покажу. – И он кружится по комнате – в мягких голубых туфлях ступает легко и не без изящества. – Вот! Видела?
– Ты не пойдешь на танцы, – говорит Инес твердо. – За нами заедет Диего, и мы отправимся с ним в «Ла Резиденсию».
– Тогда сеньор Дага и Фрэнни тоже поедут!
– У сеньора Даги свои планы. Мы не рассчитываем на то, что он их оставит ради нас. – Она говорит так, будто Даги нет в комнате. – Кроме того, ты отлично знаешь, что в «Ла Резиденсию» посторонним нельзя.
– Я посторонний, – возражает мальчик. – Мне можно.
– Да, но ты – другое дело. Ты мой ребенок. Ты светоч моей жизни.
Светоч моей жизни. Вот это да, сказать такое в присутствии чужих людей!
А вот и Диего, и второй брат – тот, что никогда рта не открывает. Инес встречает их с облегчением.
– Мы готовы. Давид, собирайся.
– Нет! – говорит мальчик. – Не хочу ехать. Хочу праздник. Можно нам праздник?
– Не время для праздника, нам нечего предложить гостям.
– Это неправда! У нас есть вино! В кухне! – И он вмиг вскарабкивается на кухонный шкафчик и тянется к верхней полке. – Видите! – кричит он, победно показывая бутылку. – У нас есть вино!
Побагровев, Инес пытается отнять у него бутылку.
– Это не вино, это херес, – говорит она, но мальчик от нее ускользает.
– Кто хочет вина? Кто хочет вина? – распевает он.
– Я! – говорит Диего.
– И я! – говорит его молчаливый брат.
Оба смеются – к досаде своей сестры. Сеньор Дага присоединяется:
– И я!
Емкостей для питья на шестерых не находится, и мальчик идет по кругу с бутылкой и стаканом, наливает каждому и торжественно дожидается, пока стакан не опорожнят.
Подходит к Инес. Та хмурится и отвергает стакан.
– Пей, – повелевает мальчик. – Я нынче царь и велю тебе пить!
Инес пригубливает по-дамски.
– Теперь я, – объявляет мальчик, и никто не успевает его остановить – он подносит бутылку к губам и делает щедрый глоток. Мгновение он торжествующе оглядывает собравшихся. А затем давится, кашляет и плюется. – Гадость какая! – Он задыхается. Бутылка падает у него из рук, сеньор Дага ловко спасает ее.
Диего с братом валяются от хохота.
– Что с тобой, Царь благородный? – вопит Диего. – Ты как в чаду, и пьешь ты шатко?[2]
Мальчик отдышался.
– Еще! – кричит он. – Еще вина!
Если Инес не собирается предпринять хоть что-нибудь, пора вмешаться ему, Симону.
– Ну хватит! – говорит он. – Уже поздно, Давид, нашим гостям пора.
– Нет! – говорит мальчик. – Не поздно! Я хочу сыграть. Хочу сыграть в «Кто я?».
– Кто я? – говорит Дага. – И как же в это играют?
– Нужно сделать вид, что вы – кто-то, и все будут угадывать, кто. В прошлый раз я делал вид, что я – Боливар, и Диего тут же угадал, правда, Диего?
– А расплата какая? – спрашивает Дага. – Какая тебе будет расплата, если мы угадаем?
Мальчик, похоже, смущается.
– Когда-то мы в это играли, – говорит Дага, – и если кто-то угадывал, нужно было выложить тайну – самую сокровенную тайну.
Мальчик молчит.
– Нам пора, на игры нет времени, – робко говорит Инес.
– Нет! – говорит мальчик. – Хочу в другую игру. Хочу «Правду или последствия».
– Так-то лучше, – говорит Дага. – Расскажи нам, как играть в «Правду или последствия».
– Я задаю вопрос, а вам надо отвечать, врать нельзя – только правду. Если говорите неправду – расплата. Хорошо? Я начинаю. Диего, у тебя зад чистый?
Воцаряется тишина. Второй брат краснеет, а затем взрывается могучим хохотом. Мальчик счастливо смеется, кружится, танцует.
– Ну же! – кричит он. – Правда или последствия!
– Играем один кон, – снисходит Инес. – И больше никаких грубых вопросов.
– Никаких грубых вопросов, – соглашается мальчик. – Теперь опять моя очередь. Вопрос к… – он оглядывает комнату, их, одного за другим, – мой вопрос к… Инес! Инес, кто тебе нравится больше всех на свете?
– Ты. Ты мне нравишься больше всех.
– Нет, не я! Какой мужчина тебе нравится больше всех на свете, чтобы он тебе в животе ребенка сделал?
Молчание. Инес сжимает губы.
– Тебе нравится он, или он, или он, или он? – спрашивает мальчик, поочередно указывая на четверых мужчин.
Вмешивается он, Симон, четвертый мужчина.
– Никаких грубых вопросов, – говорит он. – Это грубый вопрос. Женщина не делает ребенка со своим же братом.
– Почему?
– Не делает, и все. Никаких «почему».
– Каких «почему»! Я могу спрашивать, что хочу! Такая игра. Хочешь, чтобы Диего сделал внутри тебя ребенка, Инес? Или хочешь Стефано?
Он вмешивается опять – ради Инес.
– Ну хватит!
Диего встает.
– Поехали, – говорит он.
– Нет! – говорит мальчик. – Правда или последствия! Кто тебе больше всех нравится, Инес?
Диего смотрит на сестру.
– Скажи что-нибудь. Что угодно.
Инес молчит.
– Инес вообще ничего не хочет с мужчинами, – говорит Диего. – Вот тебе ответ. Она никого из нас не хочет. Она хочет быть свободной. А теперь поехали.
– Правда? – спрашивает мальчик у Инес. – Это неправда, верно? Ты обещала мне братика.
И вновь он влезает:
– Каждому по одному вопросу, Давид. Таково правило. Ты свой вопрос задал, получил ответ. Как говорит Диего, Инес не хочет никого из нас.
– А я хочу брата! Я не хочу быть единственным сыном! Это скучно!
– Если правда хочешь брата – иди и найди его себе сам. Начни с Фиделя. Возьми Фиделя в братья. Братья не обязательно должны появляться из одной и той же утробы. Заведи свое братство.
– Я не знаю, что такое «братство».
– Вот те на. Если два мальчика согласны звать друг друга братьями, они завели братство. Проще некуда. Они могут найти других мальчиков и сделать их тоже братьями. Можно поклясться в верности друг другу и выбрать название – Братство Семи Звезд, или Братство Пещеры, или что-нибудь в этом духе. Даже Братство Давида, если хочешь.
– Или это может быть тайное братство, – добавляет Дага. Глаза у него блестят, он чуть улыбается. Мальчик, который его, Симона, едва слушал, вдруг словно столбенеет. – Можете принести клятву тайны. Никому не следует даже знать, кто они, твои тайные братья.
Он нарушает молчание.
– На сегодня довольно. Давид, иди за пижамой. Диего уже заждался. Придумай своему братству хорошее название. Вернешься из «Ла Резиденсии» – пригласишь Фиделя стать твоим первым братом. – К Инес: – Согласны? Благословляете?
Глава 23
– Где Эль Рей?
Телега стоит на пристани, пустая, готовая к погрузке, но место Эль Рея занимает конь, которого они прежде не видели, – черный мерин с белым пятном на лбу. Когда мальчик подходит слишком близко, новый конь нервно зыркает и бьет копытом.
– Эй! – Альваро окликает возницу, спящего на облучке. – Где большая кобыла? Малец пришел ее повидать.
– Свалилась с конским гриппом.
– Его зовут Эль Рей, – говорит мальчик. – Он не кобыла. Можно мы его навестим?
Альваро и возница обмениваются настороженными взглядами.
– Эль Рей – в конюшнях, отдыхает, – говорит Альваро. – Лошадиный врач даст ему лекарство. Навестим его, как только он поправится.
– Я хочу его увидеть прямо сейчас. Я могу его полечить.