Детство Иисуса Кутзее Джозеф
– Откуда берутся деньги? – спрашивает мальчик.
– Зависит от того, какие деньги ты имеешь в виду. Монеты делаются на монетном дворе.
– Ты на монетном дворе деньги получаешь?
– Нет, я получаю деньги от казначея в порту. Ты сам видел.
– Почему ты не ходишь на монетный двор?
– Потому что там деньги не раздают просто так. За них надо трудиться. Их надо зарабатывать.
– Почему?
– Потому что так устроен белый свет. Если б ради денег нам не приходилось трудиться, если бы монетный двор просто раздавал всем деньги, в них бы не было никакой ценности.
Он берет мальчика на футбольный матч и платит у турникета.
– Почему надо платить? – спрашивает мальчик. – Раньше не нужно было.
– Это игра чемпионата, последняя в сезоне. В конце игры победители получат торт и вино. Кто-то должен собрать деньги, чтобы купить торт и вино. Если пекарь не получит деньги за торт, он не сможет купить муку, сахар и масло для следующего торта. Такое правило: хочешь торт – плати за него. И то же с вином.
– Почему?
– Почему? Вот тебе ответ на все твои «почему», прошлые, настоящие и будущие: потому что так устроен белый свет. Он не для нашего удобства сделан, мой юный друг. Это нам надо к нему приспосабливаться.
Мальчик открывает рот, чтобы ответить. Он быстро прижимает палец к его губам.
– Нет, – говорит он. – Больше никаких вопросов. Молчи и смотри футбол.
После игры они возвращаются в квартиру. Инес занята у плиты, в воздухе висит запах горелой пищи.
– Ужин! – кричит она. – Идите мыть руки!
– Мне уже пора, – говорит он. – До свиданья, до завтра.
– Вам надо идти? – говорит Инес. – Не хотите остаться и посмотреть, как он ужинает?
Стол накрыт на одного – на маленького принца. Инес перекладывает из сковородки ему в тарелку две тощие сосиски. Аркой вокруг она размещает половинки вареного картофеля, кружки моркови, головки цветной капусты, капает на все это жиром со сковородки. Боливар, спавший все время у открытого окна, встает со своего места и бредет поближе.
– Мм, сосиски! – говорит мальчик. – Сосиски – лучшая еда.
– Давно я не видал сосисок, – говорит он Инес. – Где вы их купили?
– Диего добыл. Он дружит кое с кем в кухне «Ла Резиденсии».
Мальчик режет сосиски на кусочки, режет картошку, энергично жует. Его, похоже, ничуть не беспокоит, что над ним стоят двое взрослых, а на коленях у него – голова пса, который следит за каждым его движением.
– Морковь не забудь, – говорит Инес. – От нее видишь в темноте.
– Как кошка, – говорит мальчик.
– Как кошка, – говорит Инес.
Мальчик ест морковь.
– А от цветной капусты что? – спрашивает он.
– Цветная капуста полезна для здоровья.
– Цветная капуста полезна для здоровья, а от мяса делаешьс сильный, да?
– Правильно, от мяса делаешься сильный.
– Мне пора, – говорит он Инес. – От мяса делаешься сильный, но вы бы подумали, прежде чем давать ему сосиски.
– Почему? – говорит мальчик. – Почему Инес надо подумать?
– Потому что неизвестно, что они кладут в сосиски. То, что идет на сосиски, не всегда полезно.
– А что идет на сосиски?
– Ну а ты как думаешь?
– Мясо.
– Да, но какое мясо?
– Кенгуриное.
– Не глупи.
– Слоновье.
– Они кладут свиное мясо в сосиски – не всегда, но иногда, а свиньи – нечистые животные. Они не едят траву, как овцы или коровы. Они едят все, на что набредут. – Он поглядывает на Инес. Она смотрит на него, поджав губы. – Они, к примеру, едят какашки.
– Из унитаза?
– Нет, не из унитаза. Но если они натыкаются в поле на какашку, они ее едят. Не задумываясь. Они всеядные, а это значит, что едят они всё подряд. Даже друг дружку.
– Это неправда, – говорит Инес.
– В сосисках – какашки? – спрашивает мальчик. Откладывает вилку.
– Он говорит чепуху, не слушай его, нет у тебя в сосиске какашек.
– Я не говорю, что у тебя в сосиске прямо какашка, – говорит он. – Но в ней есть какашное мясо. Свиньи – нечистые животные. Свинина – какашное мясо. Но это мое мнение. Не все с ним согласятся. Решай сам.
– Я не хочу больше, – говорит мальчик и отодвигает тарелку в сторону. – Пусть Боливар доест.
– Доедай – получишь шоколадку, – говорит Инес.
– Нет.
– Надеюсь, вы собой довольны, – напускается на него Инес.
– Это вопрос гигиены. Нравственной гигиены. Едите свинину – становитесь свиньей. Отчасти. Не целиком, но отчасти. В вас есть свинья.
– Вы сумасшедший, – говорит Инес. Обращается к мальчику: – Не слушай его, он сошел с ума.
– Я не сумасшедший. Это называется пресуществление. Почему еще, вы думаете, есть людоеды? Людоед – это человек, который относится к пресуществлению серьезно. Едим другого человека – воплощаем этого человека. Вот во что верят людоеды.
– Что такое людоед? – спрашивает мальчик.
– Людоеды – дикари, – говорит Инес. – Не тревожься, тут их нет. Людоеды – это легенда.
– Что такое легенда?
– Это история стародавних дней, которая теперь не правда.
– Расскажите мне легенду. Хочу легенду. Расскажи мне легенду о трех братьях. Или о братьях на небе.
– Я не знаю о братьях на небе. Доедай ужин.
– Не хотите рассказывать о братьях, расскажите о Красной Шапочке, – говорит он. – Расскажите, как волк заглатывает бабушку девочки и превращается в бабушку, волка-бабушку. Пресуществлением.
Мальчик встает, соскребает еду с тарелки в собачью миску и кладет тарелку в мойку. Собака заглатывает сосиски.
– Я буду спасателем, – объявляет мальчик. – Диего собирается учить меня в бассейне.
– Отлично, – говорит он. – А еще кем собираешься быть, кроме спасателя, иллюзиониста и фокусника?
– Никем. Это все.
– Вытаскивать людей из воды, ускользать из ящиков и показывать фокусы – это все удовольствие, а не карьера, не труд жизни. Как ты планируешь зарабатывать на жизнь?
Мальчик бросает взгляд на мать, словно ища подсказки. Затем говорит увереннее:
– Мне не надо зарабатывать на жизнь.
– Нам всем надо зарабатывать на жизнь. Такова людская доля.
– Почему?
– Почему? Почему? Почему? Так приличный разговор не ведут. Как ты собираешься питаться, если все время будешь спасать людей, вырываться из цепей и отказываться работать? Где будешь брать еду, которая делает тебя сильным?
– В магазине.
– Ты пойдешь в магазин, и тебе там дадут еду. Просто так.
– Да.
– И что же будет, если люди придут в магазин и заберут всю еду просто так? Что будет, когда магазин опустеет?
Безмятежно, со странной улыбочкой на губах, мальчик отвечает:
– Почему?
– Что «почему»?
– Почему магазин опустеет?
– Потому что, если есть икс батонов хлеба, и ты отдал из них все просто так, у тебя не останется ни батонов, ни денег, на которые закупить еще батонов. Потому что икс минус икс равно ноль. Равно ничто. Равно пустота. Равно пустой желудок.
– Что такое икс?
– Икс – любое число, от десяти до ста или до тысячи. Если у тебя есть что-то, а ты отдал это, у тебя этого больше нет.
Мальчик зажмуривается и странно гримасничает. А потом начинает хихикать. Он хватается за материну юбку, зарывается лицом ей в бедро и смеется, смеется, пока у него лицо не краснеет.
– Что такое, милый? – говорит Инес. Но мальчик не перестает смеяться. – Лучше уйдите, – говорит Инес. – Вы его расстраиваете.
– Я его просвещаю. А если бы вы отправили его в школу, отпала бы необходимость в таких домашних уроках.
Мальчик подружился со стариком из Корпуса «Е», у того на крыше голубятня. Судя по почтовому ящику в фойе, его зовут Паламаки, но мальчик зовет его сеньором Паломой – господином Голубкой. Сеньор Палома разрешает мальчику кормить голубей с рук. Он даже дает ему личного голубя – белоснежную птицу, которую мальчик называет Бланко.
Бланко – спокойная, даже вялая птица, позволяет мальчику сажать себя на запястье – иногда и на плечо – и так с собой гулять. Голубь не выказывает никакого желания улететь – да и вообще никакого желания летать.
– Мне кажется, у Бланко повреждены крылья, – говорит он мальчику. – Если так, понятно, почему он не летает.
– Нет, – говорит мальчик. – Смотри! – Он подбрасывает птицу в воздух. Она томно машет крыльями, делает круг-другой, после чего усаживается обратно на плечо мальчика и охорашивается.
– Сеньор Палома говорит, что Бланко умеет доставлять записки, – говорит мальчик. – Он говорит, если потеряюсь, я могу привязать записку к лапке Бланко, Бланко прилетит домой, и сеньор Палома придет и найдет меня.
– Сеньор Палома очень добр. Ты уж, пожалуйста, носи с собой карандаш, бумажку и нитку, чтобы привязать записку к лапке Бланко. А что ты напишешь? Покажи, что напишешь, когда захочешь, чтобы тебя спасли.
Они проходят по пустой игровой площадке. В песочнице мальчик садится на корточки, разглаживает песок и начинает писать пальцем. Он читает из-за его плеча: «О», потом «Е», потом значок, который он не может разобрать, затем опять «О», потом «Х», еще раз «Х».
Мальчик встает.
– Читай, – говорит он.
– Мне трудно. Это по-испански?
Мальчик кивает.
– Нет, сдаюсь. Что тут написано?
– Тут написано: «Иди за Бланко, Бланко мой лучший друг».
– Ну конечно. Когда-то Фидель был твоим лучшим другом, а до этого – Эль Рей. Как получилось, что Фидель больше тебе не друг, а его место заняла птица?
– Фидель для меня слишком старый. Фидель грубый.
– Я никогда не видел, чтобы Фидель был груб. Это тебе Инес сказала, что он грубый?
Мальчик кивает.
– Фидель – милейший мальчик. Мне он нравится, и тебе тоже раньше нравился. Я тебе вот что скажу. Фиделю обидно, что ты с ним больше не играешь. По-моему, ты поступаешь с Фиделем плохо. Это ты, вообще-то, с ним груб. По-моему, тебе лучше меньше водиться на крыше с сеньором Паломой и больше – с Фиделем.
Мальчик гладит птицу. Выговор принят без возражений. Или, может, он просто пропускает сказанное мимо ушей.
– Более того, думаю, тебе стоит сказать Инес, что тебе пора в школу. Настаивай на этом. Я знаю, что ты очень умный и сам научился читать и писать, но в настоящей жизни тебе придется писать, как другие люди. Нет смысла отправлять Бланко с сообщением, привязанным к лапке, если его никто не сможет прочесть – даже сеньор Палома.
– Я могу его прочесть.
– Ты можешь, потому что ты же его и написал. Но вся соль записки в том, чтобы другие люди тоже могли ее прочесть. Если потеряешься и пошлешь записку сеньору Паломе, чтобы он пришел и спас тебя, ему нужно разобрать, что ты написал. Иначе придется тебе привязать к лапке Бланко себя самого, и пусть он несет тебя домой.
Мальчик смотрит на него растерянно.
– Но… – говорит он. А потом понимает, что это шутка, и они оба хохочут и никак не могут остановиться.
Они на детской площадке Восточных кварталов. Он качает ребенка на качелях – так высоко, что тот вопит от страха и удовольствия. А теперь гаснут последние сумерки, они сидят рядом, стараются отдышаться, пьют воду.
– А у Инес в животе могут получиться близнецы? – спрашивает мальчик.
– Конечно, могут. Это не очень обычно, однако возможно.
– Если у Инес будут близнецы, я смогу быть третьим братом. Близнецы всегда должны быть вместе?
– Нет, не должны, но обычно склонны. Близнецы от природы любят друг друга, как звездные близнецы. Будь оно иначе, они бы разбрелись и потерялись в небесах. Но их взаимная любовь держит их вместе. И будет держать до скончания веков.
– Но они же не вместе – звездные близнецы, не по-настоящему вместе.
– Верно, они не привязаны друг к другу в небе, между ними есть малюсенький зазор. Так устроено в природе. Вот, к примеру, возлюбленные. Если бы возлюбленные были все время крепко привязаны друг к другу, им бы уже не нужно было друг друга любить. Они бы стали единым целым. И нечего бы им было желать. Поэтому в природе есть зазоры. Если бы все было плотно пригнано одно к другому, все во вселенной, не было бы ни тебя, ни меня, ни Инес. Мы бы сейчас не разговаривали, была бы тишина – единство и тишина. И поэтому, в целом, хорошо, что есть зазоры, что мы с тобой – двое, а не один.
– Но мы же можем упасть. Упасть в зазор. В трещину.
– Зазор – это не то же самое, что трещина, мой мальчик. Зазоры – часть природы, часть того, как все устроено. В зазор нельзя упасть и пропасть. Этого просто не случается. Трещина – другое дело. Трещина – разлом в природном устройстве. Ты все говоришь, что нам надо обходить трещины, но что они, эти трещины? Где между нами трещина? Покажи.
Мальчик молчит.
– Близнецы в небе – как близнецы на земле. А еще они как числа. – Может, для ребенка это все слишком сложно? Вероятно. Однако мальчик впитает его слова – нужно на это надеяться, – впитает их, обдумает и, быть может, начнет видеть в них смысл. – Как один и два. Один и два – не одно и то же, между ними есть разница, и это зазор, но не трещина. Благодаря зазорам мы можем считать – перейти от одного к двум и не бояться упасть.
– Можно мы когда-нибудь пойдем их повидать – близнецов в небе? На корабле – можно?
– Думаю, да, – если найдем подходящее судно. Но туда добираться долго. Близнецы очень далеко. Никто никогда их не навещал – по крайней мере, я о таком не слышал. Вот эта, – он топает, – единственная звезда, которую мы, люди, когда-либо посещали.
Мальчик смотрит на него растерянно.
– Это не звезда, – говорит он.
– Звезда. Она просто так не выглядит вблизи.
– Она не светится.
– С близкого расстояния ничего не светится. А издалека все светится. Ты светишься. Я свечусь. А звезды и подавно.
Мальчику, похоже, это нравится.
– Все звезды – это числа? – спрашивает он.
– Нет. Я говорил, что близнецы – как звезды, но это просто так говорится. Нет, звезды – не числа. Звезды и числа – довольно разные вещи.
– Мне кажется, звезды – числа. Думаю, вон та – 11. – Он тыкает пальцем в небо. – А вон та – 30, а вон та – 33333.
– А, в смысле, можем ли мы присвоить каждой звезде номер? Да, так их можно определять, но это очень скучно, не вдохновенно. Думаю, лучше давать им собственные имена – Медведица, Вечерняя звезда, Близнецы.
– Нет, глупый, я сказал, что любая звезда – это число.
Он качает головой.
– Любая звезда – не число. Звезды в некотором смысле – они как числа, однако в основном они совсем на числа не похожи. Например, звезды рассыпаны по всему небу хаотично, а числа – они как флотилия кораблей, плывущих порядком, и каждый знает свое место.
– Они могут умереть. Числа могут умереть. Что с ними происходит, когда они умирают?
– Числа не могут умереть. Звезды не могут умереть. Звезды бессмертны.
– Числа могут умереть. Звезды могут упасть с неба.
– Неправда. Звезды не могут упасть с неба. Те, которые как будто падают, падающие звезды, – не настоящие. А числа – если б числа выпадали из порядка, возникла бы трещина, разлом, а с числами не так. Между числами никогда не бывает трещины. Ни одно число никогда никуда не пропадает.
– Есть трещина! Ты не понимаешь! Ты ничего не помнишь! Число может упасть с неба, как Дон Кихот, когда он упал в трещину.
– Дон Кихот в трещину не падал. Он спустился в пещеру по лестнице, сделанной из веревки. И вообще Дон Кихот тут ни при чем. Он ненастоящий.
– Настоящий! Он герой!
– Прости. Я не это хотел сказать. Конечно, Дон – герой, и конечно, он настоящий. Я хотел сказать вот что: с людьми такое, как с ним, больше не случается. Люди живут себе от начала жизни до ее конца и в трещины не падают.
– Падают! Они падают в трещины, и их больше не видно, потому что они не могут вылезти. Ты сам говорил.
– Теперь ты путаешь трещины и ямы. Ты думаешь, что люди умирают и их хоронят в могилах – в ямах в земле. Могилу делают могильщики при помощи лопат. Это вполне естественно, в отличие от трещины.
Шуршит одежда, и из темноты возникает Инес.
– Я вас зову-зову, – говорит она сердито. – Меня хоть кто-нибудь слышит вообще?
Глава 21
Он приходит в следующий раз, стучит в дверь квартиры, дверь распахивает мальчик – он раскраснелся и возбужден.
– Симон, представляешь! – кричит он. – Мы видели сеньора Дагу! У него волшебная ручка! Он мне показал!
Он почти забыл про Дагу – человека, унизившего Альваро и портового казначея.
– Волшебная ручка! – говорит он. – Интересно. Можно я войду?
Подходит непререкаемый Боливар и обнюхивает ему промежность. Инес склонилась над шитьем: у него возникает мимолетное неприятное видение, какой она будет старухой. Она поясняет, не здороваясь:
– Мы были в городе, в Асистенсии, брали пособие на ребенка, и там был этот человек, ваш дружок.
– Он мне не дружок. Я с ним и парой слов не обмолвился.
– У него волшебная ручка, – говорит мальчик. – Внутри там дама, и ты думаешь, что она картинка, а она нет, это настоящая дама, малюсенькая-малюсенькая дама, а если ручку перевернуть, с дамы падает одежда, и она вся голая.
– Мм. А еще что сеньор Дага тебе показал, кроме малюсенькой дамы?
– Он сказал, что он не виноват, что Альваро порезался. Он сказал, что Альваро первый начал. Он сказал, что Альваро виноват.
– Люди всегда так говорят. Всегда первый начал кто-то другой. Всегда кто-то другой виноват. Сеньор Дага не сказал тебе случайно, что стало с тем велосипедом, который он забрал?
– Нет.
– Ну вот в следующий раз увидитесь – спроси у него. Спроси, кто виноват, что у казначея нет велосипеда и он вынужден теперь везде ходить пешком.
Молчание. Его удивляет, что Инес нечего сказать о мужчинах, которые отводят мальчиков в сторону и показывают им авторучки с голыми дамами внутри.
– Кто виноват? – спрашивает мальчик.
– В смысле?
– Ты сказал, что всегда кто-то виноват. Это сеньор Дага виноват?
– Что велосипеда больше нет? Да, это он виноват. Но, когда я сказал, что всегда кто-то виноват, я говорил в общем. Когда что-то идет не так, мы сразу говорим, что это не мы виноваты. Мы так считали от начала времен. Оно будто вшито в нас, часть нашей природы. Никогда мы не готовы признать вину.
– Это я виноват? – спрашивает мальчик.
– В чем? Нет, не ты. Ты – всего лишь ребенок, в чем ты тут можешь быть виноват? И все же я считаю, что тебе лучше держаться от сеньора Даги подальше. Он не лучший образец для молодого человека. – Он говорит медленно и серьезно: предупреждение это адресовано в равной мере и Инес, и мальчику.
Через несколько дней, выбравшись из трюма в порту, он с удивлением видит на пристани Инес собственной персоной – она увлеченно беседует с Альваро. Сердце у него екает. Она никогда прежде не появлялась в порту: наверняка скверные новости.
– Мальчик пропал, – говорит Инес, – его украл сеньор Дага. – Она позвонила в полицию, но те не будут помогать. Никто не поможет. Должен Альваро – и Симон. Нужно найти Дагу – это вряд ли трудно, он же работает с ними – и вернуть ей ребенка.
Женщины – зрелище в порту редкое. Рабочие поглядывают с любопытством на расстроенную даму с растрепанными волосами, в городской одежде.
Постепенно они с Альваро вытягивают из нее всю историю. Очередь в Асистенсию была долгой, мальчик маялся, сеньор Дага оказался там, предложил купить мальчику мороженое, а потом не успела она оглянуться, как их обоих не стало, словно исчезли с лица земли.
– Но как вы могли отпустить его с таким человеком? – негодует он.
Она отметает вопрос, решительно тряхнув головой.
– Взрослеющему мальчику нужен в жизни мужчина. Не может же он все время быть с матерью. И я решила, что он приятный мужчина. Я думала, он искренен. Давида зачаровала его сережка. Он тоже хочет сережку.
– Вы сказали, что купите ему такую?
– Я сказала ему, что он может носить сережку, когда подрастет, не сейчас.
– Я вас оставлю потолковать, – говорит Альваро. – Позовете, если понадоблюсь.
– А вы-то как это допустили? – спрашивает он, когда они остаются одни. – Как вы могли доверить ребенка этому человеку? Может, вы что-то недоговариваете? Может, он и вас зачаровал – золотыми серьгами и голыми дамами в авторучках?
Она делает вид, что не слышит.
– Я ждала-ждала, – говорит она. – А потом поехала на автобусе домой – подумала, может, они вернулись туда. Но я их там не нашла, позвонила брату, он сказал, что свяжется с полицией, но потом перезвонил и сказал, что полиция не поможет, потому что я… потому что у меня нет нужных бумаг на Давида.
Она умолкает, пристально смотрит вдаль.
– Он мне сказал… – говорит она, – он сказал мне, что подарит мне дитя. Он не говорил мне… он не сказал мне, что дитя у меня заберет. – Тут она вдруг принимается беспомощно рыдать. – Он не сказал мне… он не сказал…
Его гнев не угасает, но сердце все равно рвется к ней. Не обращая внимания на грузчиков, он обнимает ее. Она плачет у него на плече.
– Он не сказал мне…
Он сказал мне, что подарит мне дитя. С ума сойти.
– Пойдемте, – говорит он. – Пойдемте, где уединенно. – Он заводит ее за сарай. – Послушайте меня, Инес. Давиду ничто не угрожает, я уверен. Дага не посмеет ничего с ним сделать. Возвращайтесь домой и ждите там. Я выясню, где живет Дага, и навещу его. – Он умолкает. – Что он имел в виду, сказав, что подарит вам дитя?
Она высвобождается из его объятий. Плач утихает.
– А что, по-вашему, это может значить? – спрашивает она, в голосе слышится жесткость.
Полчаса спустя он уже в Центре переселения.
– Мне срочно нужны кое-какие данные, – говорит он Ане. – Вы знаете человека по имени Дага? Ему за тридцать, носит сережку. Недолго поработал в доках.
– Почему вы спрашиваете?
– Потому что мне надо с ним поговорить. Он забрал Давида у его матери и скрылся. Если вы мне не поможете, придется обратиться в полицию.
– Его зовут Эмилио Дага. Его все знают. Он живет в Городских кварталах. По крайней мере, там зарегистрирован.
– Где именно в Городских кварталах?
Она уходит в картотечное хранилище и возвращается с клочком бумаги, на котором адрес.
– Когда в следующий раз зайдете, – говорит она, – расскажите, как вы нашли его мать. Я бы хотела знать, если у вас будет время.
Городские кварталы – самый вожделенный комплекс, обслуживаемый Центром. Адрес, выданный Аной, – квартира на верхнем этаже главного корпуса. Он стучит. Дверь открывает привлекательная молодая женщина, густо накрашенная, ее покачивает на высоких каблуках. Вообще-то и не женщина совсем – он сомневается, есть ли ей и шестнадцать.