Детство Иисуса Кутзее Джозеф
– Он уснул, – говорит он Инес тихонько. И далее: – Простите, что с вами еду я. Вы бы предпочли брата, верно?
Инес пожимает плечами.
– Я знала, что он меня подведет. Он, вероятно, самый эгоистичный человек на свете.
Она впервые критикует кого-то из братьев в его присутствии – и впервые на его стороне.
– Живя в «Ла Резиденсии», делаешься самовлюбленным, – добавляет она.
Он ждет продолжения – о «Ла Резиденсии», о ее братьях, но она все сказала.
– Я никогда не решался спросить, – говорит он. – Почему вы приняли мальчика? В день нашей встречи вы, мне кажется, нас сильно невзлюбили.
– Все случилось слишком внезапно, слишком неожиданно. Вы взялись из ниоткуда.
– Все великие дары даются из ниоткуда. Вам это должно быть известно.
Правда ли это? Правда ли великие дары появляются из ниоткуда? С чего он вообще это сказал?
– Вы и впрямь думаете, – говорит Инес (и он отчетливо слышит, с каким чувством она произносит эти слова), – вы и впрямь думаете, что я не хотела себе ребенка? Каково это, по-вашему, – сидеть взаперти в «Ла Резиденсии»?
Он теперь понимает, что это за чувство: ожесточение.
– Понятия не имею, каково это. Я никогда не понимал «Ла Резиденсию» и того, как вы там очутились.
Она не слышит вопроса – или не считает нужным отвечать.
– Инес, – говорит он, – позвольте в последний раз спросить: вы уверены, что хотите этого – бежать от жизни, которую знаете, лишь потому, что ребенок не ладит со своим учителем?
Она молчит.
– Это не по вам жизнь – жизнь в бегах, – продолжает он. – Она и мне не подходит. А мальчик же может убегать лишь до поры до времени. Рано или поздно он вырастет и примирится с обществом.
Губы у нее сжимаются. Она яростно вперяется во тьму впереди.
– Подумайте об этом, – говорит он в заключение. – Хорошенько подумайте. Но что бы вы ни решили, будьте уверены: я последую, – он умолкает, не дает вырваться словам, которые просятся наружу, – я последую за вами на край света.
– Я не хочу, чтобы он кончил тем же, что и мои братья, – говорит Инес так тихо, что он силится расслышать. – Не хочу, чтобы он стал конторским служащим или учителем, как сеньор Леон. Я хочу, чтобы он чего-то добился в жизни.
– Уверен, он добьется. Он исключительный ребенок с исключительным будущим. Мы оба это понимаем.
Свет фар выхватывает нарисованный краской дорожный указатель. «Cabaas, 5 км». Вскоре появляется следующий – «Cabaas, 1 км».
Означенные cabaas стоят в стороне от дороги, в полной темноте. Они находят контору. Он выбирается из машины, стучит в дверь. Ему открывает женщина в халате, с фонарем. Электричества последние три дня не было, сообщает она. Электричества нет, а стало быть и cabaas не сдаются.
ЗаговариваетИнес.
– У нас в машине ребенок. Мы устали. Мы не можем ехать всю ночь. Может, у вас найдутся свечи?
Он возвращается в машину, трясет ребенка.
– Пора просыпаться, мое сокровище.
Одним текучим движением пес поднимается и выскакивает из машины, его тяжелые плечи сметают его в сторону как соломинку.
Мальчик сонно трет глаза.
– Мы приехали?
– Нет, пока нет. Мы остановились на ночь.
Женщина при свете фонаря показывает им ближайший домик. Он скудно меблирован, но две кровати в нем есть.
– Берем, – говорит Инес. – Можно ли тут где-то поесть?
– В cabaas готовка самостоятельная, – отвечает женщина. – Вон есть плита. – Она машет лампой в сторону плиты. – Вы с собой припасов не привезли?
– У нас буханка хлеба и фруктовый сок для ребенка, – говорит Инес. – Не было времени останавливаться. Можно купить у вас еды? Котлет или, может, сосисок? Не рыбу. Ребенок рыбу не ест. И каких-нибудь фруктов. И любые объедки для собаки.
– Фрукты! – говорит женщина. – Фруктов мы тут давным-давно не видали. Идемте, покажу, что есть.
Женщины уходят, оставив их в темноте.
– Рыбу я ем, – говорит мальчик, – главное, чтоб у нее глаз не было.
Инес возвращается с банкой фасоли, банкой, на которой написано, что это коктейльные сосиски в рассоле, и с лимоном, а еще при ней свечи и спички.
– А Боливару что? – спрашивает мальчик.
– Боливар поест хлеб.
– Пусть ест мои сосиски, – говорит мальчик. – Я их терпеть не могу.
Они едят свою скромную трапезу при свечах, сидя рядком на кровати.
– Чисти зубы и спать, – говорит Инес.
– Я не устал, – говорит мальчик. – Давайте поиграем? Давайте поиграем в «Правду или последствия».
Теперь его очередь пасовать.
– Спасибо, Давид, но на сегодня последствий достаточно. Мне надо отдохнуть.
– А можно я открою подарок сеньора Даги?
– Что за подарок?
– Сеньор Дага дал мне подарок. Он сказал, что его нужно открыть в лихую годину. Сейчас лихая година.
– Сеньор Дага дал ему подарок на дорогу, – говорит Инес, пряча взгляд.
– У нас лихая година, можно я открою?
– Это ненастоящая лихая година – лихая година по-настоящему у нас еще впереди, – говорит он. – Но ладно, открывай.
Мальчик убегает к машине и возвращается с картонной коробкой, которую и потрошит. В ней черный атласный балахон. Он вынимает его из коробки, разворачивает. Не балахон, а плащ.
– Тут записка, – говорит Инес. – Читай.
Мальчик подносит бумажку к свече и читает: «Это волшебный плащ-невидимка. Кто наденет его – незримым для мира станет».
– Я же говорил! – кричит он и приплясывает от восторга. – Я говорил, что сеньор Дага знает волшебство! – Он заворачивается в плащ. Тот слишком велик для него. – Меня видно, Симон? Я невидимый?
– Не вполне. Пока нет. Ты не прочел записку до конца. Слушай. «Инструкции пользователя. Чтобы достичь незримости, носитель должен облачиться в плащ перед зеркалом, а затем поджечь волшебный порошок и произнести тайное заклинание. И тогда его земное тело исчезнет в зеркале и оставит за собой лишь бесследный дух».
Он глядит на Инес.
– Что скажете, Инес? Позволим нашему юному другу облачиться в плащ-невидимку и произнести тайное заклинание? А ну как он исчезнет в зеркале и никогда не вернется?
– Завтра облачишься, – говорит Инес. – Сегодня уже поздно.
– Нет! – говорит мальчик. – Сейчас! Где волшебный порошок? – Он роется в коробке и извлекает оттуда стеклянную банку. – Это волшебный порошок, Симон?
Он открывает банку, нюхает серебристую пудру. Она ничем не пахнет.
На стене домика есть ростовое зеркало, обсиженное мухами. Он ставит мальчика перед зеркалом, застегивает на нем плащ у горла. Плащ ложится к ногам мальчика тяжелыми складками.
– Вот. Держи свечу в одной руке. Волшебный порошок – в другой. Приготовил волшебное заклинание?
Мальчик кивает.
– Отлично. Посыпь порошок на свечку и скажи заклинание.
– Абракадабра, – говорит мальчик и сыпет порошок. Тот падает на пол кратким дождиком. – Я уже невидимый?
– Пока нет. Возьми побольше порошка.
Мальчик сует свечку в банку. Взрыв света, а затем полная тьма. Инес вскрикивает. Сам он, ослепленный, отшатывается. Собака принимается лаять как одержимая.
– Вы меня видите? – слышится голос мальчика – тихонько, боязливо. – Я незримый?
Все молчат.
– Я ничего не вижу, – говорит мальчик. – Спаси меня, Симон.
Он нашаривает мальчика, поднимает его с пола, стаскивает с него плащ.
– Я ничего не вижу, – говорит мальчик. – У меня рука болит. Я умер?
– Нет, конечно, нет. Ты ни невидимый, ни мертвый. – Он шарит по полу, находит свечу, зажигает ее. – Покажи руку. Не вижу, что с ней не так.
– Больно. – Мальчик сосет пальцы.
– Наверное, обжегся. Пойду посмотрю, не спит ли та дама. Может, у нее найдется масло – чтобы не жгло. – Он отдает мальчика в руки Инес. Она обнимает его, целует, кладет на кровать, воркует над ним.
– Темно, – говорит мальчик. – Я ничего не вижу. Я внутри зеркала?
– Нет, мой милый, – говорит Инес, – ты не внутри зеркала, ты с мамой, и все будет хорошо. – Она поворачивается к Симону. – Ищите врача! – шипит она.
– Похоже, это магниевый порошок, – говорит он. – Теряюсь в догадках, как вашему другу Даге пришло в голову дать ребенку такой опасный подарок. Но, с другой стороны, – им овладевает злорадство, – я много чего не понимаю в вашей дружбе с этим мужчиной. И, пожалуйста, заткните собаку – ее брехня сводит с ума.
– Хватит ныть! Делайте что-нибудь! Сеньор Дага вас не касается. Идите!
Он выходит из домика и шагает по залитой луной тропе к конторе сеньоры. «Как старая женатая пара, – думает он про себя. – Мы ни разу не переспали – даже не целовались, а ссоримся так, будто много лет женаты!»
Глава 30
Ребенок спит крепко, но, когда просыпается, становится понятно, что зрение у него по-прежнему не восстановилось. Он описывает зеленые лучи, скользящие в его поле зрения, каскады звезд. Он совсем не расстроен – похоже, эти видения завораживают его.
Он стучит в дверь к сеньоре Роблес.
– У нас вчера вечером произошел несчастный случай, – говорит он ей. – Нашему сыну требуется врачебная помощь. Где здесь ближайшая больница?
– В Новилле. Можем позвонить в «Скорую», но она прибудет из Новиллы. Быстрее сами довезете.
– До Новиллы далеко. Неужели нет врача поближе?
– В Нуэва-Эсперанце есть хирургическое отделение – это километров шестьдесят отсюда. Я узнаю адрес. Бедный ребенок. Что стряслось?
– Он играл с горючим веществом. Оно загорелось, и пламя его ослепило. Мы думали, что за ночь пройдет, но нет.
Сеньора Роблес сочувственно цокает языком.
– Дайте-ка я гляну, – говорит она.
Они застают Инес за нервными сборами в дорогу. Мальчик сидит на кровати в своем черном плаще, глаза закрыты, на лице – зачарованная улыбка.
– Сеньора Роблес говорит, что врач есть в часе езды отсюда, – объявляет он.
Сеньора Роблес неловко опускается на колени перед мальчиком.
– Миленький, твой отец говорит, что ты не видишь. Это правда? Меня не видишь?
Мальчик открывает глаза.
– Я вас вижу, – говорит он. – У вас из волос летят звезды. А если закрою глаза, – он закрывает глаза, – у меня получается летать. Я вижу весь мир.
– Уметь видеть весь мир – это чудесно, – говорит сеньора Роблес. – А сестру мою видишь? Она живет в Маргелесе, рядом с Новиллой. Ее зовут Рита. Она похожа на меня, только моложе и красивее.
Мальчик хмурится от напряжения.
– Не вижу, – говорит он наконец. – У меня рука очень болит.
– Он обжег пальцы, – объясняет он, Симон, – Я собирался попросить вас дать нам немного масла, помазать ожог, но было поздно, не хотелось вас будить.
– Сейчас принесу масла. Вы пробовали промыть ему глаза солью?
– Это такой род слепоты, какой возникает, когда смотришь на солнце. Соль тут не поможет. Инес, мы готовы? Сеньора, сколько мы вам должны?
– Пять реалов за домик и два – за продукты. Хотите кофе на дорогу?
– Спасибо но у нас нет времени.
Он берет мальчика за руку, но мальчик выдергивает ее.
– Я не хочу ехать, – говорит он. – Хочу остаться тут.
– Мы не можем остаться. Тебя надо показать врачу, а сеньоре Роблес надо убрать домик для следующих посетителей.
Мальчик складывает руки на груди и отказывается подчиняться.
– Давай так, – говорит сеньора Роблес. – Ты поедешь к врачу, а на обратном пути вы с родителями еще раз ко мне заедете.
– Они мне не родители, и мы не вернемся. Мы направляемся к новой жизни. Поедете с нами в новую жизнь?
– Я? Вряд ли, миленький. Спасибо тебе за приглашение, но у меня тут слишком много дел, да и в машине меня укачивает. Где же ты собираешься найти новую жизнь?
– В Эстелль… В Эстреллите-дель-Норте.
Сеньора Роблес с сомнением качает головой.
– Не думаю, что в Эстреллите есть какая-то новая жизнь. У меня туда друзья переехали, и они говорят, что это скучнейшее место на свете.
Вмешивается Инес.
– Идем, – приказывает она мальчику. – Сам не пойдешь – я тебя понесу. Считаю до трех. Раз. Два. Три.
Мальчик без единого слова встает, подбирает полы плаща и бредет по тропинке к автомобилю. Обиженно устраивается на заднем сиденье. Собака легко запрыгивает вслед за ним.
– Вот масло, – говорит сеньора Роблес. – Помажь больные пальцы и оберни носовым платком. Ожог скоро сойдет. И вот еще пара солнечных очков, мой муж их больше не носит. Носи, пока глазам не полегчает.
Она одевает мальчику очки. Они ему очень велики, но он их не снимает.
Они прощаются и отправляются по дороге на север.
– Не надо говорить людям, что мы не твои родители, – произносит он. – Вопервых, это неправда. Вовторых, они подумают, что мы тебя украли.
– Мне все равно. Мне не нравится Инес. Ты мне не нравишься. Мне нравятся только братья. Хочу братьев.
– У тебя сегодня скверное настроение, – говорит Инес.
Мальчик не снисходит до ответа. Он смотрит на солнце сквозь очки сеньоры – оно уже совсем поднялось над линией синих гор вдали.
Появляется дорожный указатель: «Эстреллита-дель-Норте, 475 км, Нуэва-Эсперанца, 50 км». Возле указателя стоит автостопщик – молодой человек в оливковозеленом пончо, у ног рюкзак, смотрится он в этом пустом пейзаже очень одиноко. Он, Симон, сбавляет скорость.
– Что вы делаете? – говорит Инес. – У нас нет времени подбирать чужаков.
– Подбирать кого? – говорит мальчик.
В зеркале заднего обзора он видит, как автостопщик трусит к машине. Он виновато разгоняется прочь.
– Подбирать кого? – говорит мальчик. – Вы о ком?
– Да там человек просит его подвезти, – говорит Инес. – У нас нет места в машине. И времени нет. Нам надо отвезти тебя к врачу.
– Нет! Если не остановитесь, я выпрыгну! – И он открывает ближнюю к себе дверцу.
Он, Симон, резко бьет по тормозам и выключает двигатель.
– Никогда больше так не делай! Ты же мог выпасть и убиться.
– Мне все равно! Я хочу в другую жизнь! Я не хочу быть с тобой и Инес!
Повисает ошарашенное молчание. Инес вперяется в дорогу впереди.
– Ты не понимаешь, что говоришь, – шепчет она.
Потрескивают шаги, в водительском окне появляется бородатое лицо.
– Спасибо! – пыхтит незнакомец. Открывает заднюю дверь. – Здравствуйте, юноша! – говорит он и замирает, заметив пса, растянувшегося на сиденье рядом с мальчиком, – пес поднимает голову и низко рычит.
– Какой громадный пес! – говорит он. – Как его зовут?
– Боливар. Это немецкая овчарка. Тихо, Боливар! – Мальчик обнимает пса за шею и спихивает его с сиденья. Пес неохотно устраивается на полу у мальчика в ногах. Незнакомец занимает его место; машина тут же пропахивает кислым духом нестиранной одежды. Инес откручивает окно.
– Боливар, – говорит молодой человек. – Какое необычное имя. А тебя как зовут?
– У меня нет имени. Мне еще предстоит его добыть.
– Тогда я буду звать тебя сеньором Анонимо, – говорит молодой человек. – Привет тебе, сеньор Анонимо, я – Хуан. – Он протягивает руку, но мальчик не обращает на это внимания. – Почему ты в плаще?
– Это волшебство. Он делает меня невидимым. Я невидимый.
Он встревает.
– С Давидом произошел несчастный случай, мы везем его к врачу. Боюсь, добросить вас сможем только до Нуэва-Эсперанцы.
– Хорошо.
– Я обжег руку, – говорит мальчик. – Мы едем за лекарством.
– Болит?
– Да.
– Мне нравятся твои очки. Мне бы такие.
– Берите.
После ледяной поездки рано утром в кузове лесовоза их пассажир рад теплу и удобству их машины. Из его болтовни следует, что он – печатник и направляется в Эстреллиту, у него там друзья, и, если верить слухам, навалом работы.
На повороте к Нуэва-Эсперанце он останавливается выпустить новенького.
– Мы уже приехали к врачу? – спрашивает мальчик.
– Еще нет. Здесь мы расстаемся с нашим другом. Он поедет дальше на север.
– Нет! Он должен остаться с нами!
Он обращается к Хуану:
– Мы можем вас высадить здесь или же поехали с нами в город. Выбирайте.
– Поеду с вами.
Хирургическое отделение они находят без труда. Доктор Гарсиа ушел по вызову, сообщает им медсестра, но они могут его подождать.
– Пойду поищу что-нибудь на завтрак, – говорит Хуан.
– Нет, не пойдешь, – говорит мальчик. – Потеряешься.
– Не потеряюсь, – говорит Хуан. Кладет ладонь на дверную ручку.
– Велю тебе остаться! – рявкает мальчик.
– Давид! – одергивает его он, Симон. – Что на тебя сегодня нашло? Нельзя так разговаривать с посторонним человеком.
– Он не посторонний. И не зови меня Давидом.
– И как прикажешь тебя звать?
– Зови меня моим настоящим именем.
– Каким же?
Мальчик молчит.
Он обращается к Хуану.
– Идите прогуляйтесь. Встретимся здесь же.
– Нет, я, пожалуй, останусь, – говорит Хуан.
Появляется врач – невысокий коренастый мужчина энергичного вида, с копной серебристо-седых волос. Он взирает на них с видом шуточной тревоги.
– Что это? И собака! Чем я могу всем вам помочь?
– Я обжег руку, – говорит мальчик. – Дама помазала маслом, но все равно больно.
– Ну-ка гляну… Так-так… Должно быть болезненно. Пойдем со мной в кабинет, посмотрим, что можно сделать.
– Доктор, мы тут не из-за руки, – говорит Инес. – Вчера вечером произошел несчастный случай с огнем, и наш сын теперь не видит, как следует. Посмотрите его глаза, ладно?
– Нет! – кричит мальчик, восставая против Инес. Поднимается и пес, топает через приемную и устраивается подле мальчика. – Я же говорю вам – я вижу, это вы меня не видите, потому что я в плаще-невидимке. Он делает меня невидимым.
– Можно я гляну? – говорит доктор Гарсиа. – Твой хранитель мне даст?
Мальчик кладет властную руку собаке на ошейник.
Врач снимает темные очки с носа мальчика.
– Видишь меня? – спрашивает он.
– Вы – малюсенький-премалюсенький, как муравей, и машете лапками и говорите: «Видишь меня?»
– Ага, понятно. Ты невидимый, и никто из нас тебя не может видеть. Но к тому же у тебя болит рука, и она-то не невидимая. Ну что, пойдем в кабинет, и ты мне дашь осмотреть твою руку – твою видимую часть?
– Хорошо.
– Можно и мне с вами? – говорит Инес.
– Чуть погодя, – говорит врач. – Сперва мы с молодым человеком потолкуем наедине.
– Боливар должен идти со мной, – говорит мальчик.
– Боливар может с тобой пойти, если будет вести себя хорошо, – говорит врач.
– Что на самом деле случилось с вашим сыном? – спрашивает Хуан, когда они остаются одни.
– Его зовут Давид. Он играл с магнием, магний загорелся, и его ослепило вспышкой.
– Он говорит, что его зовут не Давидом.
– Он много чего говорит. У него плодовитое воображение. Имя Давид ему дали в Бельстаре. Хочет другое – пожалуйста.
– Вы из Бельстара? Я тоже.
– Тогда вы в курсе, какая там система. Наши здешние имена нам дали там, но можно было с тем же успехом раздать номера. Номера, имена – все в равной мере условно, в равной мере случайно, в равной мере не важно.