Сын палача Сухачевский Вадим

Глава 8

Что это?!

«Будет вам нынче полтора кила капустки!» — думал Васильцев, подходя к слепцу с табличкой на груди. К лжеслепцу, разумеется: Юрий видел глаз, зорко смотрящий на него сквозь прореху в куртке из того места, где у всех людей расположен пуп.

Все было, как и тогда, в первый раз. Лжеслепец свистнул в два пальца, и сразу подкатила та самая рухлядь на колесах, с фанерками вместо выбитых боковых окон. За прошедшие два года этот катафалк еще более обветшал, одна дверца совсем перекосилась, багажник вообще отвалился, и вместо него было приделано нечто наподобие кузова.

И водитель был прежний, все тот же горбун, но теперь, надеясь, что нынче все пройдет, как задумано, он, Васильцев, уже смотрел на этот горб по-другому. Нынче вполне могла произойти смена монархов, и можно было догадаться, кто их сменит, так что в этом горбе он видел что-то даже по-королевски величественное.

Снова, как и тогда, лжеслепец сел в машину на приставное сиденье, снова завязал Юрию и Кате глаза.

На этот раз машина колесила по Москве еще дольше, чем тогда, но он, Юрий, знал, что конечная точка маршрута будет та же самая.

Наконец остановились. Повязки с них сняли, хотя могли бы и не снимать — вокруг все равно была непроглядная тьма. Юрий и Катя на ощупь выбрались из машины, и кто-то — кажется, горбун — сразу начал их обыскивать. Достав авторучку у Юрия из внутреннего кармана, спросил:

— Пясатель?

— Журналист, — зачем-то соврал Васильцев.

— Хорош врать! — был ответ. — А то мы не знаем, кто ты есть, Васильцев, на самом деле! Что-то я, кстати, камешков на вас двоих не обнаруживаю.

— Не тебе предназначены — вот потому и не обнаруживаешь, — буркнул Юрий.

— Как знать, как знать, кому предназначены, — отозвался горбун. Из этого можно было сделать вывод, что они с Катей не ошиблись — кое-кто тут явно ожидает скорого государственного переворота. — И все же — камни-то где?

— Когда будет надо, появятся, уж будь уверен.

— Ну смотри, Васильцев, смотри. Если соврал — знаешь небось, что с вами будет?

— Знаю, — кивнул Юрий и положил авторучку на место.

…И тут вспыхнул свет, настолько ослепительный, что Васильцев на какое-то время потерял зрение. Да, электричества здесь не жалели — вероятно, втихаря подключились к сети метрополитена.

Наконец, несколько притерпевшись к этому свету, Юрий огляделся и увидел, что с прошлого раза здесь все переменилось — видимо, в соответствии со вкусами новых владык. Посреди огромной залы находился большущий бассейн, и в нем плескались в чем мать родила какие-то наяды весьма неприглядного вида.

Двойной трон монархов, Луки и Фомы, короля нищих и императора помоек, располагался по другую от Юрия сторону бассейна, только одеты монархи на сей раз были в римские тоги, и на головах у них сидели лавровые венки. Рядом стояла челядь, видимо, из числа самых приближенных, тоже одетая в тоги. Все это выглядело по-римски величественно. Однако, приглядевшись, Юрий отметил, что вода в бассейне грязно-желтоватая — ее, наверно, спустили из труб центрального отопления; что наяды престарелые и вислогрудые; что тоги приближенных сотворены из асбеста, которым утепляют те же трубы; в общем, вся эта роскошь была весьма второсортная. И только сами монархи были одеты в настоящие шелка — не иначе как их подданным удалось спереть для этого шторы из какого-то дорогого ресторана.

Император, глядя на Васильцева из-под тоги глазом, расположенным на животе, произнес:

— Nous vous accueillons nouveau dans leurs possessions[23].

Юрий вспомнил, что здешним монархам полагалось говорить на языках всех народов, имеющих помойки и нищих, то есть, стало быть, на всех существующих и когда-либо существовавших языках. Правда, во французском император был явно слабоват, но — noblesse oblige[24].

— Курмалы обала, — добавил горбатый король то ли на этрусском, то ли на шумерском, то ли вообще на какой-то придуманной ими тарабарщине.

— Ну а капустка где? — спросил император.

Юрий показал авоську. Она пошла по рукам, пока не достигла трона.

— С Центрального рынка? — строго спросил король.

— С Центрального. Полтора кила.

— Что ж, хорошо, хорошо…

Монархи стали поочередно засовывать руки в банку с капустой и с наслаждением чавкать. Челядь с завистью взирала на них.

Наконец они слегка насытились. Император поставил банку уже только с половиной «полутора кил» между собой и королем и сказал по-русски:

— Да, капустка хороша, это ты, Васильцев, молодец. Ну а теперь к делу! Не буду спрашивать, что вас привело сюда, потому как сами знаем. Однако я не вижу неких вещиц, кои вы должны были сюда принести для обмена на интересующий вас товар.

— А где товар? — в свою очередь спросил Юрий.

— Что ж, это разговор делового человека, — согласился император.

— Шеш анабеш, — подтвердил король.

Дальше они стали о чем-то торговаться с Катей на английском. Юрий слабовато знал этот язык, да и мысли его были сейчас заняты другим.

Бассейн, отделявший его от монархов, был очень широк; попадет ли он из этой авторучки с такого расстояния? Катя не промахнется, в этом Юрий был уверен; а вот он?..

Обязан попасть! Иначе…

О том, что будет «иначе», не хотелось даже и думать.

— Але це виходить за всякі рамки, — вдруг взвизгнул император. — Ми так не домовлялися![25]

— However, this is our pre-condition[26], — твердо парировала Катя, и они снова перешли на английский.

Первой должна была выстрелить Катя, а Юрий — сразу же вслед за ней, но она почему-то медлила, видимо, еще не достигла с монархами каких-то договоренностей.

Сзади кто-то тронул его за плечо и тихо произнес:

— Рад вас приветствовать, Васильцев.

Юрий обернулся и увидел своего старого знакомца, командира здешней гвардии, карлика со странным именем Вонмиглас. Позади выстроилась вся его гвардия.

На сей раз обмундирование у них было римское — мечи-гладиусы в ножнах, кожаные доспехи, деревянные щиты с медными набалдашниками. Все они, по какой-то странной здешней традиции, тоже были карликами и в обязательном порядке евнухами, как и сам Вонмиглас.

Но Юрий знал, что, кроме того, этот самый Вонмиглас, только под другим именем, служит еще и в НКВД, и даже до немалых чинов уже дослужился. Карликом, предположим, он был от рождения; а вот был ли он прежде кастратом или же мужественно пошел на эту операцию по долгу службы, оставалось только гадать.

— Тоже рад видеть вас, — кивнул ему Юрий. И неожиданно решился спросить: — Зачем вам это, Вонмиглас?

— Что? — не понял тот.

— Ну, служба эта. Я имею в виду — вот здесь.

— Таково задание, — сухо ответил тот. Потом, вдруг помягчев, добавил очень по-человечески: — Да и привык я тут, как-то оно тут даже поспокойнее, чем там. И пенсия двойная никому еще не мешала.

Значит, служба там, наверху, была, по его мнению, еще грязней, чем здесь, у этих упырей-монархов. Видимо, тамошние упыри все же покруче.

Впрочем, сейчас было не до него. Юрий, напрягшись, силился понять, в чем состоит суть спора между Катей и монархами. Наконец общий смысл понемногу стал до него доходить.

Поля сейчас находилась где-то в другом месте, монархи обещали, что подвезут ее тотчас, едва только увидят камешки. Катя же заверяла их, что камни тоже должны поднести — но не раньше того, как она увидит Полину.

Вот почему не стреляла: пока здесь не будет Полины, этого, конечно, нельзя было делать.

— Но вы же, надеюсь, не думаете, что мы станем вас обманывать! — воскликнул император, на что Катя ответила вполне по-базарному:

— Не держите нас тут за фраеров! — чем вызвала явне уважение к своей персоне со стороны стоявших возле трона «сенаторов».

— Но кто же принесет камни? Кто еще знает сюда дорогу? — спросил ее король.

Ответ Кати был прост, как московский рынок:

— Кому надо, тот и знает, — пожала она плечами, заставив монархов переглянуться.

Тут вдруг по рядам гвардии карликов пробежал какой-то ропот, затем один из них крикнул:

— Поймали! Лазутчика поймали!

Другие гвардейцы вволокли в зал какого-то мальчишку, связанного по рукам и ногам. И вдруг Юрий понял: да это же Викентий-младший, тот самый палачонок Викентий, который уже столько раз переигрывал его. Как он сюда проник? И попался так глупо!

— А камни при нем были? — спросил король.

— Были! Вот они! — ответил карлик и показал оба мешочка. — Но вот что было еще! — с этими словами он показал всем здоровенный маузер.

«Мальчишка! Дурак!» — про себя обругал Юрий Викентия. Да, глупость была неслыханная — принести сюда камни. Теперь Полю могут не вернуть или потребуют за нее еще что-нибудь. Эти монархи — обычные уголовники, а у уголовников только так и бывает.

Впрочем, что-то тут явно не складывалось. Не мог этот мальчишка так изощренно преследовать их с Катей и ни разу не проколоться, было видно, что не те у него мозги.

— Что ж, за камешки тебе, конечно, наше мерси, — ухмыльнулся император. — Ну-ка, подай сюда, — обратился он к гвардейцу.

Мешочки так же, как «полтора кила капустки», прошли по рукам, пока не очутились у трона.

Монархи несколько минут наслаждались, с благоговением перебирая камни руками. Затем император обратился к Викентию:

— Камушки ты принес, вроде даже ни одного не прикарманил, это ты, мальчик, молодец. Но в то же время ты и нехороший мальчик! Зачем ты заявился сюда с оружием? Признайся, хотел нас убить?.. Кстати, — обратился к страже, — как он сумел сюда пробраться?

— Мы его в кузове лимузина нашли, — выступил вперед один из стражников. — Должно быть, запрыгнул в кузов на ходу.

— Все эти багажники!.. — капризно надулся король. — Я когда еще хотел сменить лимузин! Почему мы, наши величества, должны ездить в этом драндулете?

— Так ведь традиция, — боязливо произнес один из «сенаторов».

— Удавить вас всех за такие традиции! — так же капризно отозвался король. — Традиция у них!.. Не традиция, а срамота! Вон к чему чуть не привело.

«Сенаторы» потупились.

Но этот мальчишка был действительно в чем-то молодец.

— Я вам камни принес, — сказал он недрогнувшим голосом, — теперь отдавайте девчонку.

С минуту монархи переговаривались между собой на каком-то мертвом языке, затем император с издевательской улыбкой произнес:

— Да, камни ты принес, и условие должно быть выполнено. То есть должно было бы! Если бы не эта твоя пистолетина. Но теперь ты, милок, сильно проштрафился, и в виде штрафа с тебя — еще пара таких же мешочков, тогда и забирай на здоровье свою девчонку, нам она не очень-то и нужна.

— Ынышик набузук! На фиг не нужна! — подтвердил король.

— Суки! Волчары поганые! — крикнул мальчишка, как какая-нибудь сухаревская шпана. — Отдайте девчонку! Был же договор!

— А насчет этого… — король потряс в воздухе маузером, — насчет этого у нас тоже был договор?

Крыть парню было решительно нечем.

Юрию уже стало ясно, что Полину они теперь ни за что не отдадут, да и их жизнь, и его, и Кати, и этого мальчишки, теперь не стоит ломаного гроша, а потому надо было немедленно стрелять, лишь тогда события могут обернуться по-другому.

— Кроме того, — ухмыльнулся король, — ты еще и осмелился на оскорбительные по отношению к нам слова, так что…

Монархи опять стали переговариваться на своей тарабарщине.

— Нет, нет, — подытожил император, — мы сейчас говорили не о девчонке, с ней все ясно. Ты ее не получишь, да она тебе и не нужна: зачем покойнику какая-то девчонка? Ведь ты уже понял, что твоей жизни, да и их жизням тоже (он кивнул на Катю и Юрия как на малосущественные предметы) подошел конец. Мы лишь обсуждали, каким он будет, этот конец. И пришли к выводу, что в назидание другим конец этот будет страшным…

Краем глаза Юрий увидел, что Катя опустила руку в карман, где у нее лежала авторучка. Он тоже изготовился выхватить свое оружие. Теперь он ждал лишь сигнала. Перед выстрелом Катя должна была подать сигнал.

— Да, да, страшным, — продолжал император. — Даже говорить неприятно, какой она будет, твоя смерть! Потому что никому, никогда и в голову не должно прийти…

«Сенаторы» согласно закивали головами.

— Не боюсь я вас, сучары! — перебил его Викентий. — Все равно вас всех когда-нибудь…

Ну, Катя! Ну же! Подай сигнал! Скажи!..

И она сказала…

— Разговор, милостивые государи, подошел к концу…

Это и был тот самый условный знак!..

Но почему, почему она не стреляет?! И голос у нее какой-то не такой…

Ладно, он, Юрий, выстрелит первым. Прямо в глаз этот ненавистный, ухмыляющийся из пуза!..

Однако — что это? Почему рука словно вата, почему не слушается?.. И почему Катя медленно оседает на пол? И почему все заволакивает какой-то дымкой?..

Падая, Юрий сквозь муть в глазах видел, как летят со своих тронов прямо в бассейн король с императором, как сыплются туда же вслед за ними «сенаторы». И наяды больше не плескались в бассейне — их там уже не было, должно быть, все пошли ко дну.

«Что, что это?!» — еще раз успел подумать он, прежде чем провалился в небытие.

Глава 9

Король умер, да здравствует король! Из лабиринта

— Ты как?..

Юрий открыл глаза. Это была Катя.

Глаза еще заволакивала муть, но говорить он мог.

— Все нормально… — проговорил он. Потом спросил: — Что это было?

— Кто-то пустил газ. Не смертельный, усыпляющий. Я первой почувствовала, поэтому вколола себе… У меня там, в авторучке, с другой стороны шприц, в нем такая ампула — она против всех подобных прелестей, тоже в Лондоне снабдили. Я уже собиралась выстрелить, но вдруг почувствовала, что не сумею, и сразу все поняла. Поэтому, прежде чем выстрелить, сделала себе укол. Но он не сразу действует, поэтому выстрелить так и не смогла. Зато видишь, я все-таки первой встала. Тебя я тоже уколола, так что только мы с тобой здесь в сознании.

Муть уже уходила из глаз. Юрий огляделся. Вокруг бассейна лежали вповалку люди. Гвардии карликов каким-то образом удалось и улечься строем. «Сенаторы», те, которые не упали в бассейн, распластались на его краю. Но все были, кажется, живы.

Явно иная судьба постигла тех, кто свалился в бассейн. У короля перевесил горб, и из воды торчали только ноги. Император лежал на воде лицом вниз. Сквозь грязную воду можно было разглядеть на дне нескольких наяд и «сенаторов».

Но те, кого не постигла такая участь, уже начали пошевеливаться, в том числе и Викентий. Хоть он и был крепко связан по рукам и ногам, но Юрий помнил, чего тот иногда стоил, поэтому спросил у Кати:

— А нельзя ли сделать так, чтобы этот паренек поспал подольше?

— Легко! — кивнула она. — Но для этого твоя авторучка нужна, там шприц со снотворным.

Юрий протянул ей свою авторучку, и она быстро сделала Викентию укол в руку. Заверила:

— Теперь еще часов десять проспит как цуцик.

Остальные стали понемногу подыматься, иные уже стояли на ватных ногах, во взорах было полное недоумение.

— А это вы здорово проделали! — раздался вдруг бодрый голос сзади.

Юрий обернулся. У входа в зал стояли подвозившие их сюда на драндулете горбун и лжеслепец.

— А я и не сомневался, что Васильцев что-нибудь эдакое выкинет, — с усмешкой кивнул горбун. — Голова!

— Да, голова! — подтвердил лжеслепец. Его глаз, на миг проглянув сквозь прореху, весело подмигнул. — Главное — как чисто сработано! Не то что когда прошлых короля с императором завалили. Отравили ядом: некрасиво. Что народ станет говорить? А тут — сами утопились, несчастный случай, и к нам никаких подозрений.

Юрий ничего не понимал, однако предпочел промолчать.

— Вообще они, старички, уже всех достали Римом своим! — пожаловался горбун. — Силов уже никаких! Рим, понимаешь, им подавай! В наше-то время!

— Да, достали, — согласился лжеслепец. Он кивнул на бассейн: — Болото вон себе соорудили, в нем кикиморы голые барахтаются, одна срамота. А от болота от ихнего только вонь и комарье… Ладно, — обратился он к своему напарнику, — пора уже и нам… Только без всяких этих Римов.

— Ну их, эти Римы, на фиг, — кивнул горбун. — Болото велим засыпать, гвардию переоденем, кикимор новых наберем. Другое дело — трон. Трон оставим.

Говоря это, он стал снимать с себя грязную хламиду, и под ней оказался вполне узнаваемый полувоенный френч. На ногах были сапоги.

«Ему бы еще усы… и горб как-нибудь вправить, — так и вообще вылитый нынешний вождь», — подумал Васильцев.

Лжеслепец тоже скинул свое рванье, и под ним оказался короткий пиджачок с жилеткой, в которой было аккуратно проделано отверстие для глаза. Шею украшал галстук в горошек, на голову он успел надеть кепку, тоже весьма узнаваемую. И вдруг прокартавил:

— В общем, вег’ной дог’огой идем, товаг’ищи!

Этой «верной дорогой» они прошагали к трону и одновременно уселись на нем.

— О! — обрадовался лжеслепец, или кто он теперь? — И капустка, смотри, осталась!

Вместе они минут пять уплетали капустку; тем временем и «сенаторы» уже потянулись к трону. Скоро и они снимут эти тоги, подумал Васильцев, впервые приглядевшись к их лицам. Вон тот, с козлиной бородкой весьма смахивал на товарища Калинина, а тот, полный, с маленькими усиками, — ну чем не товарищ Жданов?

— Ну, что надо сказать? — спросил их горбатый.

И недружно грянуло:

— Le Roi est mort, vive le Roi! Le Empereur est mort, vive le Empereur![27]

Потом еще и еще раз, все более уверенными и радостными голосами.

Смена власти свершилась! И — боже! — как этот мир, которого не должно было быть, походил на тот, другой, наземный, такой же, в сущности, почти нереальный и такой же жестокий!

Император произнес короткую тронную речь.

— За нами будущее! — провозгласил он.

Толпа загудела одобрительно, но он оборвал этот гул мановением руки и продолжил:

— А почему за нами будущее? — И сам же ответил на свой вопрос: — Потому что, хотя они там богатые (он указал куда-то на потолок, видимо, имея в виду весь наземный мир), но мы — духовные!

Васильцев вспомнил тот, другой мир, где совсем еще недавно от голода процветало людоедство, так что считать его слишком богатым едва ли приходилось. Впрочем, смотря с чем сравнивать. Большинство здешних обитателей жило, возможно, и похуже. С жиру не станут люди поклоняться помойкам, как идолам.

— Да, мы бедные — но мы духовные! — подтвердил второй вождь.

— Бедные — но духовные!.. — едва не прослезился «товарищ Калинин».

— Бедные — но духовные! — с жаром воскликнул «товарищ Жданов».

Дальше уже вся толпа кричала, постепенно входя в раж: «Бедные, но духовные! Бедные, но духовные! Ыш анабузык беш!..»

Вот когда Васильцев понял смысл этих загадочных слов, слышанных им здесь прежде. Он тогда думал, что это какой-то боевой клич…

Впрочем, это и был такой боевой клич: «Бедные — но духовные!» Вот и там, в стране, ощетинившейся танками против остального мира, возможно, в этот самый момент люди выкрикивают на каком-нибудь своем собрании ту же самую мантру: «Бедные — но духовные! Ыш анабузык беш!»

А может, где-то внизу, под этим полом, существует какой-то третий мир, а под ним — четвертый, и везде раздается тот же крик: «Бедные — но духовные! Бедные — но духовные! Бедные — но духовные!..»

Наконец новый император жестом оборвал этот шквал неистовства.

— Однако лимузин — сменить! — приказал он.

Со сменой монархов стремительно менялись и традиции.

— Надоел, пг’аво, — грассируя, согласился новый король. — Хоть мы бедны и духовны, но все же как-то стыдно, батеньки.

«Сенаторы» (или кем они там числились нынче) дружно закивали.

— А с этой машиной как быть? — решился спросить Вонмиглас.

— А ну его к чег’ту, этот дг’андулет! — прокартавил второй вождь. — И неожиданно предложил: — Вот этим отдадим (он кивнул в сторону Кати и Васильцева), пусть на нем отсюда и уматывают, а то уже, пг’изнаться, надоели!

— Мне тоже надоели, — сказал его напарник, — пускай и вправду уматывают.

Значит, отпускали. Да еще с таким царским подарком! Это было странно и вызывало у Юрия всякие подозрения.

— А поскольку, — проговорил второй вождь, — они все же оказали нам немалую услугу…

— Аг’хиважную! — уточнил его напарник по трону.

«Неужели?! — думал Васильцев. — Какую-нибудь подлость еще, конечно, придумают, непременно придумают, уж такова их подлая природа; но пока…»

— И камни у вас, как было договорено, — твердым голосом сказал он. — Теперь за вами — «товар».

— «Товар»… Да, «товар»!.. — задумался император. Он обратился к королю: — Нам нужен этот «товар»?

— На фиг он нам не нужен! — совсем не по-королевски отозвался тот. — Пускай забирают и катят себе… — В глазах его вдруг появился знакомый Васильцеву по фотографиям прищур. — Если, конечно, куда-нибудь докатят, — с хитринкой (тоже вполне классической) добавил он.

Значит, какая-то подлость действительно готовилась.

Но пока все выходило гладко. Вонмиглас подал знак двум своим подчиненным, те поспешно выбежали из залы и через пару минут вернулись, волоча какой-то мешок, имевший очертания человеческого тела.

Юрий перехватил у них мешок, надорвал его, и увидел лицо Полины. Она была жива, просто сейчас спала.

— Почему она еще спит? — шепотом спросил он у Кати.

— Наверно, была там, откуда шел газ, — тоже шепотом ответила Катя, — и ей досталось больше, чем другим.

— Что ж, как видите, мы слово держим, — важно сказал король. — Не возражаете, если ваш «товар» положат в кузов?

Юрий не возражал, и гвардейцы вынесли Полину из тронной залы.

— А с этим как? — кивнув в сторону Викентия, спросил у императора тот, что напоминал товарища Калинина.