Сын палача Сухачевский Вадим
Да, Юрий знал. Это те двое, что вывозили их в прошлый раз из тех подземных нор. Вполне подходящие претенденты: у одного тоже глаз на пузе — видимо, следствие каких-то внутридинастических мутаций, — у другого, как и положено, большой горб на спине.
— Да они будут просто счастливы! — воскликнула Катя. — Они нас на руках вынесут! И Полю вернут — на черта она им?! И, надеюсь, камешки нам простят — наша услуга будет дороже любых драгоценностей!
И так она убежденно это говорила, что Юрий и сам уже почти не сомневался: пройдет! Поцеловав ее, он скинул ноги с кровати.
— Ты куда? — спросила она.
— Ты, девочка, забыла главное, — усмехнулся он. — За капусткой на Центральный рынок.
Проходя через гостиную, увидел Афанасия, он так и дрых, одетый, на диване. Кот Прохор сидел рядом с ним, и казалось, что выслушивал какие-то наставления от своего недавнего недруга.
Или друга уже? Кто поймет психологию их, котов?
Выйдя из дому, Васильцев был настолько захвачен новыми, радужными мыслями, что даже не заметил двух «хвостов» в штатском.
«Полтора кила капустки? Ужо будут вам ваши полтора кила капустки!» — впервые за сутки по-настоящему весело думал он.
Другой человек вовсе не спал всю эту ночь.
Викентий лежал на веранде пустующей дачи, на подстеленной плащ-палатке, и думал о том, что должно будет произойти на следующий день.
Вообще-то на этой даче имелась вполне приличная спальня с двумя кроватями, но Викентий за все время ни разу туда даже не зашел — и вовсе не из-за того, что не хотел огорчать хозяев дачи, на них ему было глубоко наплевать; просто ему, в самом деле, было решительно все равно, где и как спать. Жизненным удобствам он не придавал никакого значения — чай, когдатошнему Федьке-Федуле и не в таких условиях приходилось порой кантоваться.
Рядом лежали два мешочка с драгоценными камнями, целое состояние, обеспеченная богатая жизнь, если умело этим распорядиться.
Но и богатая жизнь Викентия никак не прельщала. Может так случиться, что после совершенного им завтра и вовсе не будет у него никакой жизни. Но это ничуть не пугало его, разве что несколько огорчало: в таком случае он не выполнит свой план — возрождение Тайного Суда, только настоящего, справедливого, не такого, какой существовал прежде.
Что ж, значит — не судьба. Недорассчитал, значит, своих силенок Федька-Федуло, слабаком оказался! Ну а значит — туда ему, Федуле, и дорога.
Но все равно он сделает это — замочит тех гадов, которые когда-то убили Викентия Ивановича!
Их убьет он, Викентий-второй, накануне замочивший самого Люцифера, а это вам не хухры-мухры. И пристрелит их из того маузера, что остался от Викентия Ивановича, — так оно будет и символично, и вообще правильно!
Правда, самых главных гадов уже давно замочили, года полтора назад, остались только их наследнички, но и наследнички у них наверняка такие же упыри, и, стало быть, жизни тоже не заслуживают.
Он развязал один мешочек и оглядел камешки. Да, красотища! И ведь достались-то как легко! А нынче сделают свое дело — и так же легко уйдут невесть куда. Но это не вызывало у Викентия ни малейшего сожаления. Главное было — то дело, для которого они предназначены.
Вот с девчонкой что потом делать? Этого он пока для себя никак не решил.
Если нынче все выгорит — что, тоже ее потом замочить?
Настоящий палач Тайного Суда только так бы, конечно, и поступил. Уж больно много она теперь знает, и про него, и про Тайный Суд. Зачем ей рассказал в ту блажную минуту? Мальчишка, дурак! Уж Викентий-то Иванович, поди, ни за что бы так не поступил.
Да, надо с ней как-то решать! Настоящему палачу Тайного Суда такие «знайки» не нужны.
Но он вспомнил ее лицо — и понял, что просто не сможет это сделать. Может, оттого, что прав был этот очкастый Юрий Васильцев, и не дорос еще он, Викентий, до звания палача?..
Впрочем, эту беспокойную мысль он оставил на время. Вернее всего, вообще ничего такого не придется решать. Вряд ли он выйдет из нынешней передряги живым, а покойникам ничего такого решать не требуется.
Однако в этом случае и с Васильцевым не удастся снова встретиться, и Тайный Суд возродить — вот это вот по-настоящему жалко! Столько сил было положено…
Ну а если нынче все-таки выгорит?..
«Вот тогда и будем думать», — сказал он себе, поднимаясь со своей плащ-палатки, потому что в окно уже проник утренний свет.
И был еще один человек, тоже всю ночь продумавший о завтрашнем дне. Сколько всего еще предстоит в этот день! Справится ли?
Справится, обязан справиться! На то он и Невидимка, чтобы справиться со всем, что задумано…
Глава 7
Сов. секретно (Продолжение)
Народному комиссару
Государственной безопасности СССР
(Сов. секретно, в 1 экз.)
…………………………………..
…и потому считаю своим долгом высказать Вам свои подозрения.
Как Вам известно, с тех пор, как я занял должность комиссара 3-го ранга Палисадникова, который, ослепнув, застрелился, и старшего майора Недопашного (насмерть загрызенного собственным псом), вверенный мне подотдел понес новые потери (о случаях самовозгорания и прямого попадания шаровой молнии Вы, конечно, уже знаете).
Если просуммировать все, то объяснить происшедшее лишь случайными совпадениями не кажется мне разумным. Тут прослеживается определенный почерк, и почерк этот удивительным образом совпадает с методами, которым обучали «невидимок», к подготовке которых я когда-то был причастен. И вот сейчас мне кажется…
«Кажется ему!.. Кажется — так креститься надо!» — в сердцах подумал читавший это донесение народный комиссар.
Проект с «невидимками» был не его, наркома, детищем, еще покойный Вячеслав Рудольфович Менжинский начал его готовить, и готовил в строжайшей тайне. Даже Самому нарком не стал докладывать, когда узнал о проекте: тот больно подозрителен, мог воспринять неправильно — что-де готовят этих «невидимок», на все способных, чтобы и до него, до Самого, когда-нибудь однажды добрались.
Закрыли проект с полгода назад. Собственно, он, нарком, и закрыл — уж слишком непредсказуемыми в своих действиях оказались подчас эти самые «невидимки».
Ну, самих «невидимок», понятно, ликвидировали, но один, гад, по некоторым сведениям, все-таки сбежал. А Сам вполне может посчитать, что отпустили того «невидимку» по его душу, с него, с Самого, станется. Глядишь, решит еще, что подкрадывается к нему сейчас какой-нибудь эдакий неуловимый «невидимка».
Страсть как не любил Сам тех, кто подкрадывается к нему втихую…
Был случай такой, можно сказать, даже забавный. Там, на Ближней даче в Кунцеве, один сержантик из внутренней охраны пошил себе тапочки, на свои кровные пошил, чтобы не тревожить покой вождя грохотом сапог. А тот ему: «Чего это ты подкрадываешься, как убийца?»
Больше того сержантика, понятное дело, не видели. А вся охрана теперь громыхала сапогами, как на плацу.
И еще было… Прибыл один хрен из закордона, нелегал, такой же хват, как этот Рамзай. И с таким же сообщением: мол, скорая война с немцем предстоит.
Он, нарком, решил было убрать этого хвата сразу же, в момент пересечения им границы, но тот ушлым оказался, ото всех, гад, ловко ушел, добрался до Москвы ему одному ведомыми путями и даже пробился на прием лично к Самому.
Вошел в кабинет, а Сам вроде как бы дремлет. Ну, тот к нему — на цыпочках, чтобы не разбудить…
И ведь всему этих орлов учили, а вот не объяснили, что вождь никогда не спит на своем посту, только может глаза прикрыть, но все слышит, все примечает.
Почуял, что к нему кто-то на цыпочках приближается, — да и влепил ему пулю прямо в лобешник, так что наркому потом не пришлось делать работу за вождя[18].
Да, стрелял Коба[19] метко, этого не отнимешь. У самого Камо обучался, когда вместе банк в Тифлисе грабили[20], а потом еще и отточил умение, когда грабил торговые корабли в батумском порту[21].
А ты, …, не подкрадывайся!
Ну ладно, в тапочках или на цыпочках; а тут — нате вам! — настоящий «невидимка». Ох как не обрадуется вождь такому известию!
И не только из-за этой докладной было плохое настроение у народного комиссара. Еще на столе лежала копия донесения от Рамзая, посланного тем из Токио и перехваченного людьми наркома в ГРУ. В том донесении дурень Рамзай тоже пугал близким нападением немцев.
Какое, на хрен, нападение?! У немчуры и танков с гулькин нос, и Пакт о ненападении у нас с ними, между прочим, имеется.
Эх, жаль, к его, наркома, мнению своевременно не прислушались, не вызвали этого …ного Рамзая в свое время в Москву. Скажем, для вручения ордена. Ну а там уже…
Нет, жив еще!..
Коба его донесению, конечно, не поверит, но расстроится. Он всегда расстраивается от чужой дурости. И на него, на наркома, посмотрит с укоризной: мол, чего ж ты?
А что он, что он?! Он ли не предлагал?!
Мелькнула еще одна мысль. Так, мыслишка. А что, если по своим каналам заложить этого Рамзая, к чертовой матери, япошкам! Больно много крови всем портит. Пускай сами косоглазые его и шлепнут[22].
Теперь этот, с «невидимками»…
Записку нарком дочитывать не стал, только взглянул на подпись: «И. о. нач. 5-го подотдела старший майор госбезопасности Рудаков», — и потянулся к телефонной трубке.
По внутреннему телефону.
— Рудаков слушает!
— Не Рудаков ты, а на другую букву должен начинаться!
— Товарищ народный комиссар?.. Но я — не понимаю…
— Ты что это, Чудаков (скажем так, для мягкости), что ж это ты, старший майор Чудаков, вытворяешь, а? Про Невидимку — и открытым текстом!
— Каким же открытым, товарищ народный комиссар?! Как положено — с грифом «Сов. секретно»…
— От кого «секретно»?!
— Как же! Служебная переписка… Я не понимаю…
— Боюсь, когда поймешь — уже поздно будет. Чтобы больше про невидимок ни слова, понял, Чудаков?
— Есть, товарищ народный комиссар!.. А как насчет?..
— Все, некогда мне тут с тобой, Рудаков-Чудаков, рассусоливать. Разговор окончен!
«И кого же мне на подотдел ставить после этого кандидата в покойнички? — положив трубку, подумал народный комиссар. — Ох, дурак же, дурак!..»
Из многотиражки
«На страже безопасности социалистической Родины»
…и как всегда исподтишка, затравленный враг нанес новый удар…
…вместе с нашим товарищем погиб и его водитель, старший сержант…
…Светлая память о нашем товарище, старшем майоре государственной безопасности П.
В. Рудакове навсегда…
Из ПРИКАЗА № …
1. Поздравляю всех сотрудников НКВД с праздником Мира и Труда — Первым мая.
……………………………………….
6. На похороны старшего майора государственной безопасности П.
В. Рудакова, погибшего от рук подлого врага, выделить 700 рублей.
7. Временно исполняющим обязанности начальника 5-го подотдела назначить майора государственной безопасности И.
М. Коловратова.
…………………………………..
15. Отличившихся на Всесоюзном Ленинском коммунистическом субботнике (перечень фамилий) премировать с занесением в личное дело.
Народный комиссар
Государственной безопасности СССР
Л.
П. Берия
И.О. начальника 5-го подотдела
майору госбезопасности И.
М. Коловратову
(Сов. секретно)
…сообщить, что некий «инженер» (подлинная фамилия пока не установлена) с супругой снял большую квартиру по адресу: Первая Мещанская, дом…
Ведет себя странно, ездит на такси, принимает гостей…
…Не далее как вчера…
Наконец-то дело простое и привычное, подумал майор Коловратов, беря трубку:
— Сержантов Сундукова и Ухова ко мне!
— Сержант Сундуков по вашему приказанию…
— Сержант Ухов по вашему приказанию…
— Вот что, товарищи сержанты. На Первой Мещанской появился какой-то странный «инженер». Последить!
— Есть!
— Есть!
— Общие указания будут такие…
Все бы дела такие простые, подумал майор, отпустив этих двоих (олухов изрядных и пьяниц, судя по рожам). Вот с Невидимкой этим…
Но он эту мысль оборвал. Даже, пожалуй, перекрестился бы, если бы не состоял членом ВКП (б). Вон, покойный старший майор Рудаков что-то говорил, говорил про этого Невидимку — и где он сейчас, тот Рудаков?
Что за Невидимка такой (прости господи)? Все знает, ко всему имеет доступ, даже к внутреннему телефону…
Вдруг шелохнулась странная мысль: «А вдруг сейчас Невидимка возьмет да и позвонит?..»
И в этот самый миг раздался звонок внутреннего телефона…
По внутреннему телефону.
— Да! Майор Коловратов!.. Слушаю!
— (Сквозь какой-то треск.) Приветствую, майор Коловратов. Обустроились уже на новом месте?
— («Отчего сердце-то так зашлось?..») Не лучше ли вам сперва представиться?
— А то вы еще не догадались, Коловратов? Что же тогда волнуетесь так? Сердчишко-то вон как стучит — аж через трубку слышно.
— («Да неуж?.. Врет! Не может быть, чтобы вправду через трубку слышал!.. Хотя черт его разберет!..») Товарищ… товарищ Невидимка… я так понимаю?
— Очень даже правильно понимаете, майор. Тут один ваш предшественничек, царствие ему небесное, все жаловался, что связь с ним не держу. Ну вот вам пожалуйста связь; дальше что?
— (Сунув таблетку валидола под язык.) Гм… А будете отчитываться о проделанной работе?
— Знакомая музыка! Вот вашего предшественника покойного, старшего майора Рудакова, тоже, помню, отчеты сильно волновали. Теперь сам, наверно, отчитывается. На самом-самом верху!.. Да не сосите вы так усиленно свой валидол, майор Коловратов.
— («Черт!») В таком случае, по какому поводу звонить изволите? («Правильно: лучше-ка вот так вот, повежливее с ним».)
— А затем «изволю», что дело у меня к вам. Слушайте хорошенько, майор, и запоминайте. Инженера этого с Первой Мещанской не трогать и в докладных о нем ничего не писать, поняли?.. Что-то не слышу ответа.
— («Судя по голосу, совсем ведь молод, сукин сын, а замашки!..») Да понял я, понял…
— А теперь не слышу энтузиазма в голосе. Смотрите у меня там…
— Вас понял, товарищ Невидимка!
— Вот, другой разговор. Надеюсь, не обманете, а то — глядите у меня… В общем, до скорого…
Короткие гудки отбоя.
«До чего до скорого? — подумал Коловратов. — До скорого звонка или до скорого свидания?» После этого разговора ему ни первого, ни второго не хотелось до ужаса. Причем второго, свидания то есть, — как-то особенно не хотелось.
Хотелось лишь вот чего: ругаться матом. Что он и проделал вслух. Но обычного в таких случаях облегчения не испытал. И колотье в сердце не унялось. «К врачу сегодня пойти, что ли? — подумал он. — Вон, и валидол уже не помогает. Да, с сердцем надо что-то решать…»
Но прежде надо было решать, как быть с указанием этого чертова Невидимки. Неужели вот так вот безоговорочно все выполнять, как рядовому по команде ефрейтора?..
Как-то не хотелось…
И в конце концов майор Коловратов решил, что не станет пока отзывать двух этих сержантов, Ухова и Сундукова. Ничего страшного не произойдет, если до нынешнего вечера отдежурят у дома этого «инженера», ну а завтра он просто не станет их туда посылать. Забыл якобы… И после принятого решения сердце сразу успокоилось слегка.
Лишь вечером, когда Ухов и Сундуков не явились с докладом, как им было велено, к восьми часам, в сердце у майора Коловратова опять поселилось беспокойство.
Да какое!..
В дозоре.
— …Вот что я тебе, Ухов, скажу — где-нибудь в Италии куда как проще работать, не говоря уж о Бразилии.
— Смотря по чему судить… («А для рапорта отметим так: проявление низкопоклонства».)
— Во-первых, там тепло, а тут по вечерам… Это несмотря на май месяц. Гляди, что делается!
— Да, денек! Того и гляди снег повалит, а я, дурак, даже шапку не надел…
— А во-вторых, там у них кафешки на каждом углу, я в кино видел. Сиди себе в какой-нибудь такой кафешке, беседуй, между делом веди наблюдение, а при этом кофеек попивай себе. Или чего покрепче, если душа пожелает. Никто на тебя и внимания не обратит. Согласись, не служба — одно удовольствие! А тут, понимаешь, расхаживай взад-вперед, чтоб на одном месте не примелькаться, да зубами от холода постукивай!.. Это который уже час мы эдак с тобой?
— С семи ура. А уже у нас… Мама родная, половина одиннадцатого вечера уже! Пятнадцать часов! И сколько нам еще здесь топтаться?
— Ясно сколько: пока не отзовут.
— Если по совести, то майору следовало бы дозор на две смены разбить.
— (Строго.) Начальству видней! Приказы не обсуждаются! Лучше думай, что с тобой докладывать станем.
— Да всех делов: «объект» снова выезжал куда-то на такси. Богатый, гад! В общем, не густо.
— Наше дело доложить, а уж майор пускай сам разбирается, на то у него ромбы в петлицах… Ладно, что еще было?
— Ну, этот еще, здоровенный, с ковром на плече, входил-выходил.
— Ну и какая тут связь с «объектом»?
— Ты ж сам приметил ковер…
— Мало ли что! Ты своей головой думай. Ковер!.. Какая связь с «объектом», спрашиваю!
— Да черт его… Может, и никакой.
— М-да, не густо. Ради такой чепухи мерзни тут с утра до ночи!.. Вот шестому подотделу — это я понимаю расследование предстоит!
— А что там?
— А то! Я нынче, когда в столовую отлучился, позвонил сводку по городу узнать.
— Ну?
— Гну!.. Представляешь, нынче возле гостиницы «Будапешт» одну венгерскую гражданку подстрелили, из какой-то там делегации по куроводству. А как труп в морге стали осматривать, так оказалось, что вовсе это не куроводка, а очень даже куровод, со всеми положенными о-го-го какими причиндалами.
— Маскировался?
— Не-е, тут, думаю, другое. Слыхал про такое буржуазное явление — гомосексуализм?
— Это по-нашему — когда мужики?..
— Во-во, то самое. Но дело, согласись, интересное… А ты тут топчись, жди неизвестно чего…
— Вот и сам ты, Сундуков, приказы обсуждаешь, а еще меня за это все время коришь.
— («Ах ты собака!») И не обсуждаю вовсе! Когда это я обсуждал?..
— Погоди-ка! Вон, это не нам ли рукой из той машины машут?.. Да точно же, нам!..
— Неужто смену все-таки прислать догадались?..
— Пошли!.. (Подойдя к машине.) Нас зовете? Что-то я вас не знаю…
— Да, да, ну-ка сперва покажите ваши документики…
В этот миг что-то брызнуло из машины, и оба сержанта чихнули и тут же утратили всякую способность соображать. Руки, ноги — все работало вроде бы вполне исправно, слух и зрение тоже вполне присутствовали, а вот в разуме — ну ничегошеньки!
Им сзади приказывали идти — и они шли, приказывали сворачивать — они сворачивали. А если приказали бы кого-нибудь убить — убили бы наверняка.
Только такого им никто не приказывал. Тут и без них имелось кому убивать.
После восьми вечера майор Коловратов с каждым часом чувствовал себя все неспокойнее. Почему до сих пор не явились с докладом сержанты Ухов и Сундуков?..
Ах да! Он же не отдал приказа отозвать их из дозора. Но догадались бы позвонить, остолопы!..
Может, загуляли? Дай Бог если только так…
Приехав домой, поужинал в одиночестве холодным борщом и холодной же телятиной (жена с дочкой были в это время на даче в Болшеве), Коловратов послушал по радио передачу о международном положении, но все это ничуть его не отвлекло, тревога только нарастала.
Когда раздался звонок в дверь, нервы у майора настолько расшалились, что он дернулся как ошпаренный. Идя открывать, по пути нечаянно зацепил плечом вешалку в коридоре, и она со всей одеждой рухнула на пол (позже это будет особо отмечено следователем в протоколе осмотра квартиры, однако разумных объяснений так и не найдется).
Прежде чем отпереть, майор Коловратов глянул в дверной глазок…
Ба! Ну вот они, голубчики, Ухов с Сундуковым!.. Только вот рожи у обоих какие-то не свои. Неужели впрямь напились, засранцы? Ну ужо он им устроит сейчас!..
Однако майор был почти счастлив столь незамысловатому объяснению их пропажи. И все же, распахнув дверь, грозно рявкнул с порога:
— Что это вы, сержанты, позволяете себе?!
Вдруг отметил: а ведь от них вовсе и не пахнет спиртным. Отчего же стоят как столбы и глаза у обоих неживые, как у мороженых судаков?..
Эти мысли были едва ли не последние в жизни майора. Дальше Сундуков и Ухов раздвинулись, и между ними возник некто третий с каким-то небольшим цилиндрическим баллончиком в руке.
— Гм… — промычал майор Коловратов. — Вы-то, извиняюсь, кто?
Тонкая струйка устремилась из баллончика ему в лицо, и майору почудилось, что он слышит треск, как будто рубашка на груди порвалась, — треск, с которым его сердце разорвалось на части…
Снова в дозоре.
Двое лежали на асфальте неподалеку все от того же дома на Первой Мещанской. Наконец один из лежавших открыл глаза и толкнул другого в плечо:
— Эй, Сундуков, ты живой?
— А?.. Что?.. Ухов, это ты?.. А чего это с нами?
— Вроде вчера — ни грамма… Или, может?..
— Да ничего «не может»! У меня с похмелья всегда башка трещит, а ноги ходят. А тут в башке все нормально, а вишь — встать не могу.
— И я не могу. Ну-ка, если вместе… Вот так… Ну слава богу! Ты только теперь меня держи, а то я сейчас опять…
— И ты меня… Так что было-то?
— Думаю, это с устатка у нас: ведь сколько часов в дозоре провели!
— Возможно… И что теперь делать будем? В контору пойдем?
— А тебя с поста кто-нибудь снимал? То-то! Покуда не снимут, мы — в дозоре.
— Какой дозор, когда ноги не свои.
— А ты соберись! Ты кто есть? Сержант государственной безопасности! Собрался?
— Да вроде бы…
— А ноги как?
— Отходят помаленьку… Вроде уже сам стоять могу.
— Я тоже… Ого, гляди-ка, наш, кажись, «объект»!
— Ага, он, точно!.. Что это он с авоськой в такую рань?
— А ты идти можешь?
— Кажись, уже могу… Ну-ка… Да, могу!