Сын палача Сухачевский Вадим
— Ну… я как-нибудь… — пробормотал тот.
— А вот на «как-нибудь» никогда не полагайся, — нахмурился майор. — Хорошо еще, что пока другие за тебя думают. На, держи, — с этими словами он протянул Викентию новенький паспорт.
Теперь Викентий в одно мгновение стал Одинцовым Федором Николаевичем.
— Не волнуйтесь, паспорт подлинный, — усмехнулся «ангел», — пройдет любую проверку.
— Класс! — взглянув на паспорт, подтвердила Ульяна.
Вот только Викентий остался новым документом недоволен. Не самим то есть документом, а именем, вписанным в него.
— Опять Федуло — в ухо надуло… — чуть слышно пробурчал он.
Никто так и не понял, что он там имел в виду.
— А вот теперь уходим, и быстро, — поторопил «ангел», — рвануть может уже с минуты на минуту, — с этими словами он первым шагнул в камин.
Остальные последовали за ним.
Васильцев, шедший бок о бок с «ангелом», спросил:
— А скажите на милость, зачем вам все это надо?
— Боюсь, вам не понять, — ответил тот. — Впрочем, попытаюсь объяснить. Видите ли, я — государственник, то есть служу Отечеству, каким бы оно ни являлось в ту или иную минуту истории.
— Даже если эти минуты — такие, как нынешние?
— Ах, минуты, вместе со всякими бериями и более высокими мандаринами, — они проходят, такого уж свойство времени; а вот Отечество — оно остается, ему я и служу… Ну вот, к примеру… Очень скоро будет война…
— С кем? — удивился Юрий.
— С немцами.
— Но у нас же с ними…
— Да, пакт, я знаю. Тем не менее война скоро будет, уж поверьте мне. И вот тогда такие люди, как вы…
Васильцев усмехнулся:
— Сразу станем под ружье к Усатому?
— Да не Усатому — Отчеству вы пойдете служить. И вы, и Катя, и Викентий, и Полина-Ульяна! Лично я в этом не сомневаюсь!
Васильцев примолк, обдумывая его слова.
Долго пробирались по каким-то петляющим проходам, пока наконец где-то впереди не начал брезжить солнечный свет.
— Выходим? — спросил Юрий, обернувшись к «ангелу-хранителю», но вдруг обнаружил, что тот исчез. Так же внезапно, как появился, — такие уж, видимо, привычки были у этих самых ангелов-хранителей.
— Давай! — приказал народный комиссар.
— Есть!
— Есть!
— Есть! — прошло по цепочке сотрудников, пока не дошло до последнего, который наконец и крутанул ручку рубильника.
Последовало «бабах!», но какое-то странное «бабах», совсем не такое ожидалось. Народный комиссар взял морской бинокль и посмотрел в сторону того дома на Первой Мещанской.
Что за черт! Дом стоял целехонький. И квартира была на месте!
Только из трубы на крыше сначала посыпались огни фейерверка, а вслед за этим оттуда выплыли четыре воздушных шарика. И когда народный комиссар внимательнее вгляделся в свой бинокль, то сумел рассмотреть четыре смеющиеся рожицы, нарисованные на этих шарах.
Две рожи показывали языки, а рядом с двумя другими были намалеваны кукиши, — уж не лично ли ему, народному комиссару государственной безопасности?
— Ну, сукины дети! — в сердцах только и сумел проговорить он.
Васильцев, Катя, Ульяна и Викентий — а согласно документам уже совсем-совсем другие люди, с другой совсем внешностью, — сидели в купе поезда, готового к отбытию. Всю дорогу от дома молчали, и только сейчас Викентий нарушил тишину.
— И как теперь дальше-то? — тоскливо вздохнул он.
— Что-нибудь да будет, — осторожно протянул Васильцев, а Ульяна прильнула крепко к Викентию и сказала:
— Нет, все-таки маленький ты еще у меня. Все тебе надо знать сразу! А жизнь — она штука долгая.
— Ладно, потом разберемся, — уже очень по-взрослому отозвался сын палача.
Сейчас ему было вполне довольно, что девушка вот так прижимается к нему и называет «миленьким».