Нарцисс в цепях Гамильтон Лорел
— В этом дело? Ты огорчен, что не можешь арестовать Жан-Клода и добиться для него казни. Он меня не убивал, Дольф. И все равно ты хочешь его смерти?
— Он уже мертв, Анита. Он просто не знает, что надо лежать.
— Это угроза?
Дольф испустил низкий глубокий выдох:
— Анита, он ходячий труп.
— Я знаю, кто такой Жан-Клод, Дольф. Наверное, лучше, чем ты.
— Это я все время слышу.
— Ты что, злишься, что я с ним встречаюсь? Ты мне не отец, Дольф. Я имею право встречаться с кем хочу.
— Как ты можешь терпеть его прикосновения?
И снова гнев, злость.
— Ты хочешь его убить за то, что он мой любовник? — Я не смогла скрыть удивления.
Он не смотрел мне в глаза.
— Ты меня не ревнуешь, Дольф, и это известный нам обоим факт. Тебе не нравится, что он не человек?
— Он вампир, Анита. — Он наконец посмотрел мне в глаза. — Разве можно трахаться с трупом?
Уровень эмоций был слишком личным, интимным. И тут до меня доперло.
— Дольф, какая женщина в твоей жизни трахается с нежитью?
Он шагнул ко мне, дрожа всем телом, огромные руки сжались в кулаки. Почти багровой волной ярость залила его лицо. Скрипя зубами, он проговорил:
— Выметайся.
Я хотела что-то сказать в извинение, но говорить было нечего. Осторожно пробираясь мимо него, не спуская с него глаз, я вышла в коридор. Но он остался стоять, овладевая собой. Зебровски вывел меня из камеры и закрыл за нами дверь.
Будь я в компании другой женщины, мы бы тут же обсудили, что сейчас произошло. Будь я в компании нескольких женщин, мы бы тоже обсудили. Но Зебровски был копом. А копы на личные темы говорить не будут. Если ты случайно узнаешь о чем-то личном, по-настоящему больном, ты будешь на фиг молчать — разве что сам объект захочет об этом говорить. К тому же я не знала, что сказать. Если жена Дольфа обманывает его с трупом, я не хотела об этом знать. У него два сына и нет дочерей — кто еще это мог бы быть?
Зебровски провел меня через замолчавшую комнату персонала. Когда мы вошли, к нам повернулся человек. Он был высокий, темноволосый, с сединой на висках. Четкие суровые черты лица начали расплываться на краях, но он был красив мужественной красотой, что-то вроде Мальборо. Что-то в нем было знакомое. Но лишь когда он повернулся и стали видны следы когтей на шее, я его узнала. Орландо Кинг был одним из первых охотников за скальпами в стране, пока его чуть не убил один одичавший оборотень. Легенды не сходились в том, что это был за зверь: кто говорил — волк, кто — медведь или леопард. Подробности разрастались так обильно, что я сомневаюсь, чтобы кто-нибудь знал правду, кроме самого Кинга. Кинга — и оборотней, которые чуть его не убили, если, конечно, не все они погибли при этой попытке. У него была репутация охотника, от которого еще никто не уходил, который никогда не прекращал преследования, пока не убивал свою дичь. Он зарабатывал хорошие деньги, читая лекции в стране и за ее пределами. Заканчивал он обычно тем, что снимал рубашку и показывал шрамы. Как на мой вкус, это слишком отдавало цирком, но ладно — не мое же тело. И еще он иногда консультировал полицию.
— Анита Блейк, это Орландо Кинг, — представил его Зебровски. — Мы его пригласили помочь обвинить графа Дракулу в убийстве.
Я сердито взглянула на Зебровски, но он лишь осклабился в ответ. Он будет обзывать Жан-Клода кличками, пока я не перестану реагировать. Чем раньше я это сделаю, тем раньше ему надоест.
— Миз Блейк, — заговорил Орландо Кинг глубоким, рокочущим голосом, который я помнила по его лекциям, — я очень рад видеть вас живой.
— А я очень рада быть живой, мистер Кинг. Последний раз, когда я вас слышала, вы читали лекции на западном побережье. Надеюсь, вам не пришлось прервать поездку, чтобы участвовать в раскрытии моего убийства.
Он пожал плечами, и что-то в этом было, создававшее иллюзию, что он выше, шире, чем на самом деле.
— Нас, тех, что посвятили свою жизнь борьбе с монстрами, так мало. Как я мог не приехать?
— Я польщена, — ответила я. — Я слышала вашу лекцию.
— Да, вы потом подходили ко мне поговорить.
— Польщена еще раз. Вы за год встречаете тысячи людей.
Он улыбнулся и тронул меня за левую руку — едва-едва.
— Но среди них мало тех, чьи шрамы под стать моим. И в этом бизнесе нет даже вполовину таких симпатичных.
— Спасибо.
Он был старше меня поколения на два, и я решила, что его комплимент — не заигрывание, а привычка.
Зебровски скалился, и по этой ухмылке можно было понять: он не считает, что Кинг всего лишь вежлив. Я пожала плечами и не стала обращать внимания. Давно уже я поняла: если делаешь вид, что не замечаешь, когда мужчина с тобой заигрывает, почти всем им надоедает, и они перестают.
— Я рад снова видеть вас, миз Блейк. Тем более живой. Но я знаю, что вы спешите, чтобы успеть до рассвета выручить вашего бойфренда-вампира.
Едва заметная пауза послышалась перед словом «бойфренд». Я вгляделась в его лицо — оно было нейтральным. Ни осуждения, ни порицания — только улыбка и доброжелательность. После ража, в который вошел Дольф, приятный контраст.
— Спасибо, что вы понимаете.
— Я был бы рад возможности поговорить с вами до моего отъезда.
Опять мелькнула мысль, не закидывает ли он удочку, и я сказала единственное, что пришло мне в голову:
— Для обмена опытом?
— Именно.
Я просто не понимаю, как действую на мужчин. Я не настолько привлекательна — или, быть может, не вижу в себе этого качества. Мы пожали друг другу руки, и он не стал удерживать мою ни на секунду дольше, чем нужно, не стискивал ее, никак ничего не сделал такого, что делают мужчины, когда заинтересованы. Может, я просто становлюсь параноиком насчет мужчин?
Зебровски вывел меня через море столов забрать Натэниела. Полицейская, детектив Джессика Арнет, одна из новичков в группе, все еще развлекала Натэниела. Она глядела в его сиреневые глаза так, будто в них была гипнотическая сила. Ее не было, но Натэниел действительно умел слушать. Среди мужчин это бывает редко, и потому ценится даже больше, чем красивое тело.
— Натэниел, нам пора.
Он тут же встал, но успел бросить детективу Арнет такую улыбку, что у нее глаза заискрились. В обычной жизни Натэниел — стриптизер, так что охмуряет он совершенно инстинктивно. Он, кажется, одновременно и осознает, и не осознает своего действия на женщин. Когда сосредоточится, то понимает, что делает. Но когда он просто входит в комнату и к нему поворачиваются головы, он не замечает.
Я тронула его за локоть:
— Скажи тете детективу «до свидания». Мы уже спешим.
— До свидания, тетя детектив, — сказал он. Я подтолкнула его к двери.
Зебровски вывел нас наружу. Наверное, не будь с нами Натэниела, он бы продолжал задавать вопросы. Но Натэниела он видел впервые и не очень знал, что при нем можно обсуждать. Так что он молча довел нас до комнаты оформления задержанных, где в одном из трех кресел сидел Жан-Клод. Обычно здесь все время толпится народ, приходит, уходит, а поскольку места здесь как в чулане, кажется очень людно. А сейчас место занимали два торговых автомата да регистратор за своим зарешеченным окошком — новое название, поскольку слово «тюремщик» из моды вышло. Впрочем, три тридцать утра.
Жан-Клод, увидев меня, встал. Белая сорочка была в пятнах, рукав разорван. Не было впечатления, что его били или как-то обижали, но обычно он фанатично относится к одежде. Такое могло быть вызвано лишь серьезными причинами. Борьбой, быть может?
Я не подбежала к нему, но обняла его, прижала ухо к его груди, держась за него, как за последнюю в этом мире прочную опору. Он гладил меня по волосам и что-то приговаривал по-французски. Я уже достаточно стала понимать, чтобы разобрать, что он рад меня видеть и что я очень хорошо выгляжу. Но все остальное было просто приятным шумом.
Только ощутив присутствие Зебровски у себя за спиной, я отодвинулась, но тут рука Жан-Клода нашла мою руку, и я ее взяла.
Зебровски на меня глядел так, будто впервые видит.
— Чего тебе? — Это прозвучало враждебно.
— Я никогда тебя не видел такой... мягкой. Ни с кем.
Это меня поразило.
— Ты же видел, как я целовалась с Ричардом.
Он кивнул:
— Это было другое. Вожделение. А это... — Он покачал головой, подбирая слова. — С ним ты будто в безопасности.
Мне стукнуло в голову: а ведь он прав!
— А ты умнее, чем кажешься, Зебровски.
— Мне Кэти читает вслух книжки для самообразования. Сам я только картинки смотрю. — Он тронул меня за руку: — Я поговорю с Дольфом.
— Вряд ли это поможет.
Он пожал плечами:
— Если уж Орландо Кинга можно было обратить насчет монстров, то всякого можно.
— То есть?
— Ты когда-нибудь читала, или слышала, или видела его интервью до инцидента? Зебровски пальцами показал кавычки, произнося слово «инцидент».
— Нет. Тогда, кажется, меня еще не интересовала эта тема.
Он скривился:
— Да, я все забываю, ты еще была в пеленках.
— Так расскажи.
— Кинг был мотором и звездой движения, которое хотело объявить ликантропов не людьми, чтобы их можно было убивать на месте и без суда. Потом его поцарапали, и — але-оп! — он смягчился.
— Близость смерти делает с человеком такое, Зебровски.
Он усмехнулся:
— Она не сделала меня лучше, чем я есть.
Когда-то я держала руками его живот, сводя края раны, чтобы не вылезли внутренности, пока мы ждали «скорую». Это случилось перед самым рождеством года два назад. В письмо Санта-Клаусу в том году я включила только одно пожелание: чтобы Зебровски был жив и здоров.
— Если Кэти не может сделать тебя лучше, то не может никто и ничто.
Он осклабился шире, потом лицо его стало серьезнее.
— Я поговорю за тебя с боссом, посмотрю, нельзя ли смягчить его сердце, не прибегая к близкой смерти.
Я посмотрела в это чуть грустное лицо:
— Это потому, что ты увидел, как я его обнимаю?
— Ага.
Я порывисто обняла его:
— Спасибо.
Он оттолкнул меня к Жан-Клоду:
— Ты лучше успей его завернуть в покрывало до рассвета. — И посмотрел мимо меня на вампира: — Берегите ее.
Жан-Клод слегка поклонился:
— Я готов беречь ее настолько, насколько она позволит.
Зебровски рассмеялся:
— Слушай, а он тебя знает!
Мы так и оставили Зебровски заливаться смехом, а регистратора глазеть, потому что ночь уже становилась тоньше. Приближался рассвет, а у меня было еще много вопросов. Натэниел вел машину, мы с Жан-Клодом сидели сзади.
Глава 13
Я по привычке застегнула привязной ремень, но Жан-Клод остался сидеть вплотную ко мне, обнимая меня за плечи. Меня начало трясти, и я не могла остановиться. Будто я так долго его ждала, что начала разваливаться. Я не плакала, только позволила ему держать себя, пока меня трясло.
— Все хорошо, ma petite. Ничего уже не грозит нам обоим.
Я потерлась головой об его испачканную сорочку:
— Дело не в этом.
Он дотронулся до моего лица, приподнял его к себе в чуть подсвеченной тьме машины.
— В чем же тогда?
— У меня был секс с Микой.
Я глядела ему в лицо, ожидая гнева, ревности, какой-то вспышки в глазах. А видела только сочувствие и не понимала.
— Ты — как только что поднявшийся вампир. Даже те, кому предстоит стать мастерами, не могут побороть голода в первую ночь или в первые несколько ночей. Он непобедим. Вот почему многие вампиры нападают на ближайших родственников, когда впервые встают. Это те, о ком они думают в сердце своем, и потому вампиров тянет к ним. Только с помощью Мастера Вампиров может этот голод быть направлен в другую сторону.
— Ты не сердишься? — спросила я.
Он засмеялся и обнял меня:
— Я боялся, что ты будешь на меня сердиться за то, что я передал тебе этот ardeur, огонь, жгучий голод.
Я отодвинулась, чтобы заглянуть ему в лицо.
— А почему ты меня не предупредил, что я не смогу его контролировать?
— Когда речь идет о тебе, ma petite, я больше всего стараюсь избегать недооценки. Если кто-нибудь, кого я знал за все эти века, мог бы выдержать этот тест, то это ты. Я тебе не сказал, что ты потерпишь неудачу, так как давно уже не пытаюсь предсказать, что может сделать сила с тобой или посредством тебя. Обычно ты сама себе закон.
— Я была... беспомощна. И я... я не хотела его контролировать.
— Конечно, не хотела.
Я покачала головой:
— Ardeur — это навсегда?
— Я не знаю.
— Сколько пройдет времени, пока я научусь им владеть?
— Месяц или два, может быть, меньше. Но даже когда ты научишься им владеть, поосторожнее в присутствии тех, к кому ты вожделеешь сильнее всего. От них голод вспыхнет в жилах палящим огнем. Ничего стыдного в этом нет.
— Это ты так говоришь.
Он держал мое лицо в ладонях:
— Ma petite, уже больше четырехсот лет прошло, как я впервые очнулся и ощутил, как бушует во мне ardeur, но я помню. И все эти годы я помню, что плач по плоти еще острее и хуже, чем плач по крови.
Я сжала его запястья, прижала его руки к своему лицу.
— Мне страшно.
— Конечно. Так и должно быть. Но я тебе помогу через это пройти. Я буду твоим гидом. Это может пройти за несколько дней или приходить и уходить, не знаю. Но я тебе помогу пройти через это, что бы это ни было.
Натэниел заехал на парковку «Цирка проклятых», возле заднего входа. Было еще темно, когда мы вышли, но в воздухе уже ощущался грядущий рассвет. Приближение утра чувствуется кончиком языка.
Джейсон открыл внешнюю дверь, будто ждал нас. Так, наверное, и было. Жан-Клод бросился к двери, ведущей на лестницу. Мы пошли за ним, но он бросил через плечо:
— Мне надо принять душ до рассвета.
И он покинул нас, мелькнув в двери. Мы пошли по лестнице медленнее, рядом, поскольку крупных людей среди нас не было.
— Как жизнь? — спросил Джейсон.
Я пожала плечами:
— Почти все зажило.
— Только вид у тебя сильно потрясенный.
Я снова пожала плечами.
— Понял, не дурак. Ты не хочешь говорить на эту тему.
— Ты прав.
Джейсон оглянулся на Натэниела:
— Ты остаешься ночевать?
— Остаюсь?
Я поняла, что вопрос обращен ко мне.
— Конечно. Если надо будет, отвезешь меня домой завтра... то есть уже сегодня.
— Да, я остаюсь.
— Тогда можешь ночевать со мной. Слава Богу, койка большая и не много видит гостей.
Я глянула на Джейсона:
— Жан-Клод ограничивает твой круг общения?
Он засмеялся:
— Нет, не совсем так. Просто женщины, которые сюда приходят, помешаны на вампирах. Они хотят спать на подземной кровати «Цирка проклятых». И хотят они не меня, а ручного вервольфа Жан-Клода.
— Я не думала... — Я прервала фразу, поняв, что это оскорбление.
— Давай, не стесняйся.
— Я не думала, что ты такой разборчивый.
— Первое время не был. Но сейчас мне как-то не хочется быть с женщинами, которым я нужен лишь чтобы похвастаться подругам, что, дескать, спала с оборотнем или на кровати, где спят вампиры. Как бы ни было это приятно на несколько минут, у меня такое чувство, что они приходят ко мне как к уроду в кунсткамере.
Я взяла его под руку и чуть сжала:
— Джейсон, не поддавайся этому чувству. Ты совершенно не урод.
— Кто бы говорил!
Я отодвинулась:
— И что это значит?
— Ничего, прости, случайно сказал.
— Нет, ты объясни!
Он вздохнул и прибавил шагу, но я была в кроссовках и не отставала. Натэниел шел следом, не говоря ни слова.
— Объясни, Джейсон!
— Ты ненавидишь монстров. Тебе противно быть не такой, как все.
— Это неправда!
— Ты смирилась с тем, что ты другая, но тебе это не нравится.
Я открыла рот, собираясь возразить, но пришлось остановиться и подумать. Не прав ли он? Я ненавижу тех, кто не такой? И монстров ненавижу за то, что они другие?
— Может быть, ты прав.
Он оглянулся, вытаращив глаза:
— Анита Блейк признает, что может быть не права? Ух ты!
Я попыталась сделать сердитое лицо, но улыбка испортила весь эффект.
— Мне и самой надо привыкать быть монстром — так я слышала.
Он посерьезнел:
— Ты действительно станешь леопардом-оборотнем?
— Вот скоро и узнаем.
— И тебе это нормально?
Моя очередь настала рассмеяться, хотя и невесело.
— Нет. Совсем не нормально, но что случилось, то случилось, и этого уже не поправить.
— Фатализм, — сказал он.
— Прагматичность, — возразила я.
— Это одно и то же.
— Нет, здесь ты не прав.
Джейсон обернулся на идущего чуть позади Натэниела:
— А ты как относишься к тому, что она станет леопардом?
— Я по этому поводу промолчу.
— Ты ведь рад, да? — Оттенок враждебности слышался в интонации Джейсона.
— Нет.
— Теперь она останется вашей Нимир-Ра.
— Быть может.
— И ты этому не рад?
— Джейсон, прекрати. Ричард мне излагал свою гипотезу, что Грегори нарочно меня заразил.
— Ты говорила с Ричардом? — Он явно этого не ждал.
— К сожалению.
— И ты знаешь, что случилось?
— Насчет того, что ваши ребята взяли Грегори? Да. Я даже говорила с Джейкобом по телефону.
Джейсон был удивлен:
— И что ты ему сказала?
— Умрет Грегори — умрет Джейкоб.
— Джейкоб хочет стать Ульфриком.
— Это мы тоже обсудили.
— И что он сказал?
— Он не станет вызывать Ричарда до конца ближайшего полнолуния. Ты лучше подбодри Сильвию, потому что, как следует из предыдущего, Джейкоб должен ее победить в ближайшие две недели.
— А почему он ждет конца полнолуния?
— Потому что в противном случае я пообещала его убить.
— Анита, нельзя так подрывать авторитет Ричарда.
— Его не надо подрывать, Джейсон. Ричард отлично с этим справляется сам.
Мы уже спустились. Тяжелая дверь еще качалась там, где пролетел Жан-Клод.