Нарцисс в цепях Гамильтон Лорел
— Горячо, — сказала я. — Раньше всегда твоя сила ощущалась прохладой, даже холодом. Жар был в звере Ричарда.
— Вожделение пышет жаром, ma petite, даже у холоднокровных.
Я повернулась к кровати и как-то резко осознала свою наготу. Нет, мне действительно нужен халат. Не взгляд Жан-Клода заставил меня отвернуться, а Натэниел и Джейсон. Все, кто был в комнате, отвечали мне, каждый по-своему, каждый по своим причинам. Но топливом этого огня было желание у меня внутри.
Ашер чуть пошевелился, что привлекло мое внимание. Я потянулась к нему, чтобы сбросить халат с его плеч, посмотреть, как он упадет на пол. Я обняла себя руками, будто от холода, но холодно мне не было — настала моя очередь не доверять собственным рукам. Куда я ни глядела, соблазн был так силен, что спрятаться от него было негде. Я была в заперта — не в комнате, в собственном желании.
Когда я решила, что могу говорить, не показывая полностью своего смятения, я спросила:
— Это постоянно или это уйдет, когда мы привыкнем к соединенным меткам?
— Я не знаю, ma petite. Хотел бы я иметь возможность сказать тебе что-то более определенное. Если бы ты была истинным моим порождением, истинным вампиром, я бы сказал: да, это постоянно. Но ты — мой слуга-человек. Ты проявляла в прошлом разные способности, и некоторые из них появлялись и исчезали. — Он поднял руки. — Здесь ничего нельзя сказать.
— Это всегда так — никогда не удовлетворяется, никогда не кончается?
— Нет, ты можешь насытиться, но это требует серьезных усилий. Обычно приходится удовлетвориться тем, что можешь не дать желанию тебя подчинить.
— И ты месяцами не питался вот так из опасения, что я этого не одобрю?
— Годами, не месяцами. Да.
Я глядела на него, а Ашер все стоял на коленях передо мной. Я всегда считала, что из нас троих у Жан-Клода самая слабая воля — Ричард, он и я. Сейчас я стояла, боясь шевельнуться, боясь не шевельнуться, желая делать то, что не свойственно мне, что не мое, даже не Жан-Клода. Я знала, что ликантропы говорят о своих животных как о чем-то наполовину отдельном от них — о своих зверях, но никогда мне не приходило в голову, что сила вампиров отчасти похожа на это. Желание, голод такой силы и неодолимости, что они как отдельные сущности, запертые у тебя в сознании, в теле, в крови.
Ашер пошевелился, и я повернулась к нему. Рука моя дернулась погладить его волосы еще до того, как я оказалась к нему лицом, будто мое тело двигалось независимо от мозга и глаз. У него волосы были жестче, больше похожие на мои, чем на детски-мягкие кудри Жан-Клода или Джейсона или на бархатную шелковистость Натэниела. Я запустила руки в волосы Ашера, будто вспомнила, каковы они на ощупь. Что-то среднее между моими волосами и Ричарда, но не теплые, как у Ричарда. Ашер сегодня не питался, и тепла отдать не мог. Я провела кончиками пальцев по прохладной коже и сказала, не глядя на Жан-Клода:
— Как ты это выдержал? Как ты мог все это время сопротивляться голоду?
— Ты новичок, ma petite. Твой самоконтроль никогда не будет слабее. Я учился контролировать себя столетиями.
Я заставила себя перестать ласкать Ашера. Но он взял меня за руку, когда я ее убрала, и нежно поцеловал пальцы. Даже от этого легкого прикосновения у меня перехватило дыхание. И голос мой прозвучал очень слабо:
— Значит, ты можешь обойтись без насыщения желания.
— Нет, ma petite.
Я повернулась к нему, и Ашер большим пальцем стал гладить мою ладонь круговыми движениями. Я вспомнила эти прикосновения как милую привычку, не важно, кто из нас кого держал за руку.
— Ты сказал, что ты не питался так.
— Я не занимался сексом, не соприкасался ни с кем так полно, как ты сегодня с Натэниелом. Но я должен питать свое желание, как должен пить кровь.
— А если нет?
— Ты помнишь, что стало с Сабином, когда он перестал пить людскую кровь?
Я кивнула. Палец Ашера кружил по моей ладони, и у меня внизу живота возник спазм.
— Сабин начал гнить заживо. — Я поглядела в глаза Жан-Клода. — Это бы случилось и с тобой?
Он сел на кровать в своем черном халате. Джейсон сместился вдоль спинки, будто чтобы лучше видеть, а Натэниел остался лежать на животе, как я его оставила, глядя на нас светлыми глазами.
— Был один вампир из рода Белль, который отверг желание. Еще он пил только кровь животных и, я думаю, сгнил бы как Сабин, но ему не хватило времени. Он стал стариком за несколько дней. Когда он превратился в морщинистую развалину, Белль велела его убить.
— Но ты же не постарел, так что ты делал?
Вопрос не был обвинением. Я просто хотела знать, потом что ощущала Ашера возле своей руки, как что-то огромное и... как что-то, без чего я жить не могу. Я хотела Натэниела, я хотела Джейсона, я хотела Мику, но не так. Наверное, чувства Жан-Клода довели это до такой степени.
— Можно питаться на расстоянии, без прикосновения, — сказал Жан-Клод.
— Так вот почему твоим первым заведением был стрип-клуб. Ты питался вожделением.
— Oui, ma petite.
— Научи меня питаться на расстоянии.
При слове «расстояние» Ашер притянул мою руку к своей щеке и потерся, как кот. Мне пришлось закрыть глаза на секунду, но я не остановила его.
— Питание издали — плохая замена истинному питанию.
Я открыла глаза и всмотрелась в него через комнату, и сейчас я его уже чувствовала. Я ощущала его голод — по крови, сексу, любви — и прикосновение нашей плоти к его плоти. Он обнял себя руками, как от холода, или тоже не доверял своему телу, которое готово было покинуть кровать и направиться к нам.
— Все равно научи.
— Я не могу, слишком еще рано. Через несколько ночей я тебя обучу, но пока еще твое самообладание недостаточно... полно.
Я хотела сказать: «давай попробуем», но Ашер втянул мой палец в рот длинным влажным движением, и я вдруг лишилась возможности думать.
— Иди ложись, ma petite, —сказал Жан-Клод. — Если ты здесь напитаешься, есть шанс, что ты насытишься достаточно, чтобы не давить на нашего чересчур упрямого Ричарда.
Этой мысли было достаточно, чтобы на миг-другой приглушить желание. Я отняла руку у Ашера, и он не возразил. Сам ужас — находиться в присутствии Ричарда, имея это внутри, — помог начать думать. В обычном состоянии в присутствии Ричарда мне хотелось секса, а теперь...
— Боже мой, еще хорошо будет, если я не разденусь и не навалюсь на него в лупанарии. — Я глянула на Жан-Клода. — Что делать?
— Я еще раз говорю, ma petite: если ты напитаешься сейчас такой богатой добычей, может быть, ты будешь достаточно сыта, чтобы потерпеть. Это все, что я могу тебе сегодня предложить. Можешь просто отложить встречу на несколько суток.
Я покачала головой:
— Они убьют Грегори. Я должна вытащить его сегодня.
— Тогда подходи и питайся.
— Объясни слово «питайся».
— Пей их вожделение, — сказал он.
Я поглядела на Джейсона и Натэниела, и они даже не пытались сделать безразличный вид. От выражения их лиц краска бросилась мне в щеки. Я покачала головой.
— Чтобы питаться от них, не обязательно вступать в сношение, как ты уже выяснила.
— Ооо! — протянул Джейсон, но выражение его лица не соответствовало насмешке в голосе. Они отвечали на мой голод, как я отвечала так долго на голод Жан-Клода, притянутые, как мошки в пламя. Невозможно бороться с желанием в него влететь, хотя и знаешь, что сгоришь.
Ашер встал:
— Оставляю вас одних. Но, с вашего разрешения, я буду питаться Натэниелом как моим pomme de sang на сегодня.
— Нет, — возразила я.
У него чуть расширились глаза, лицо стало непроницаемым, пустым и холодным, как весеннее небо. Он отодвинулся от меня.
— Как пожелаешь.
Я схватила его за руку, переплела с ним пальцы.
— Ашер, иди в постель.
Я думала, что его лицо было настолько непроницаемым и сдержанным, насколько это возможно. Я ошиблась.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Я не могу вернуть тебе того, что у тебя было. Я даже не могу дать тебе... — Я остановилась и начала снова. — Но я могу снова дать вам питаться вместе.
— Как?
— Если Натэниел не возражает, ты можешь взять кровь у него, а Жан-Клод у Джейсона. Вы снова будете питаться вместе.
— Ты знаешь, насколько это интимно — вместе питаться от pomme de sang? Pomme de sang — это не случайная связь, а интимнейшая, и делиться ею можно лишь с ближайшим другом.
Я обхватила его руку:
— Я знаю. — И шагнула к кровати, увлекая его за собой. — Дай нам питаться твоим вожделением, Ашер, как в старые добрые дни.
Ашер глядел мимо меня на Жан-Клода:
— Последний раз, когда моим желанием питались двое, это были Белль и ты.
— Я помню, — тихо ответил Жан-Клод.
Он протянул руку Ашеру через комнату, и я вспомнила, как он тянулся к Ашеру сотни лет назад.
— Да будем мы вместе, как были раньше, но лучше на этот раз. Анита любит тебя таким, какой ты есть, а не идеал, вроде бабочки в коллекции — на булавке и с распластанными крыльями. Иди к нам, Ашер, к нам обоим.
Ашер улыбнулся, шагнул вперед, вставая рядом со мной, и предложил мне руку весьма старомодным жестом. Я хотела взять его под руку — как предлог о него потереться на ходу, и вот почему я спросила:
— А нельзя ли мне воспользоваться и твоим халатом, а не только твоей рукой?
Он отвесил низкий изящный поклон, такой низкий, что чуть не коснулся пола.
— То, что тебе пришлось подсказать мне это, доказывает, что я не джентльмен.
Он сбросил халат и подал мне его как пальто. Рост у Ашера шесть футов, так что мои руки целиком ушли в рукава, а подол щекотал пальцы ног. Я подобрала рукава и завязала пояс, но все равно пришлось держать полы одной рукой, как у платья до пола. Зато он покрывал почти каждый дюйм моего тела, и так мне было уютнее. Манящий запах одеколона Ашера пропитал ткань, и этот слабый мужской аромат заставил меня снова обернуться к нему. Заставил искать его глазами. От зрелища Ашера без рубашки мне лучше не стало. Потянуло погладить его голую кожу, лизнуть шрамы. Никогда раньше я не зацикливалась так на оральных контактах, и я подумала: зверь этого хочет или вампир? Но спросить — значило признать желание, а мне не настолько было интересно.
Я положила руку на Ашера, частично потому, что он протягивал мне ладонь, а еще потому, что даже это легкое прикосновение мне приносило радость. Хотелось касаться его, обернуть его собой и получить ответ на вопрос, так терзавший Жан-Клода. Неужто вся эта красота и жар погибли? Может ли Ашер сейчас функционировать как мужчина? Я закрыла глаза, пока он вел меня вперед, потому что слишком сильны были зрительные образы. Памятью Жан-Клода я помнила, каков был Ашер обнаженным, пока не было шрамов. Я помнила его тело в свете огня, когда он лежал, вздыбленный, на ковре посреди комнаты в стране, где я никогда не бывала. Я помню, как играл лунный свет на его коже.
Тут я запуталась в полах халата, и Ашеру пришлось меня подхватить, чтобы я не упала. Вдруг меня прижало к его груди, твердые руки держали мне спину. Лицо мое невольно приподнялось, будто я ждала поцелуя, и это был миг, когда полностью чувствуешь друг друга — до боли, и внезапно становится понятно все, что может сейчас произойти. Он принял меня в объятия и легко и плавно понес вперед. Я бы велела ему поставить меня на пол, но сердце вдруг забилось в самом горле, мешая говорить.
Глава 17
Ашер шагнул к кровати и положил меня туда, нагнувшись для этого над обнаженным Натэниелом. Лежа на спине, я ощущала шевеление со всех сторон. Жан-Клод подползал сбоку, Джейсон рядом с ним спешил от изголовья кровати. Натэниел перевернулся и оказался рядом со мной, на боку. Глаза его не говорили ничего, кроме того, что он не скажет «нет», но я все же спросила:
— Ты хочешь, чтобы Ашер питался от тебя?
— О да, — ответил он, и что-то было в его голосе, что у него слышалось редко: уверенность. В этот момент он знал, чего хочет. У него не было сомнений, а сила его желания делала сильнее его самого.
Ашер прильнул к спине Натэниела, повторяя изгибы его тела. Я вовремя повернулась, чтобы увидеть, как Жан-Клод повторил с Джейсоном движение Ашера. Джейсон протянул руку, взял меня за плечо, и будто распахнулась дверь. Я ощущала до того его желание, но это была лишь бледная тень действительности. Оно с ревом окутало меня, как огромное пламя, только этот огонь не обжигал, он питал меня энергией, будто я была не дровами в нем, а самим пламенем. Я поглощала, я росла.
Найдя губы Джейсона, я поцеловала его, поцеловала его губами, языком, зубами, прикусывая губы, засасывая его в себя. Вдруг его тело оказалось вплотную к моему, руки прижали меня к груди, а Натэниел скользнул мне за спину. Я была зажата между ними, и мне было наплевать.
Ногой я скользнула по бедру Джейсона, коснувшись Жан-Клода по другую его сторону. Джейсон внезапно вдвинулся между моими ногами, и нас разделял только шелк его шортов. Вообще-то этого должно было хватить, чтобы я прекратила, но нет. Он был мне нужен. Натэниел приподнял мне волосы, нежно прикусил шею сзади, и я застонала. Они оба рухнули на меня, руки, рты, тела, будто они были огнем для меня, дерева, но это дерево втягивало их в себя, почти выпивало. Джейсон ткнулся в меня, и шорты у него были достаточно просторны, а шелк настолько тонким, что он вошел. Едва-едва, но я рванулась в сторону, отодвинулась.
— Прости, — прошептал он, тоже отодвинувшись.
Я тем же придыхающим шепотом ответила:
— Я не на таблетках.
Все замерли. Жан-Клод выглянул из-за плеча Джейсона:
— Что ты говоришь, ma petite?
— Я перестала их принимать полгода назад и начала только две недели как. Нужно еще две недели, чтобы была гарантия.
— Но ты же сближалась с Нимир-Раджем.
— Он стерилизован.
— Она — что? — спросил Ашер.
Жан-Клод посмотрел на тот край кровати:
— В ней впервые проснулся голод при этом новом Нимир-Радже. Ты с ним не знаком.
— А ты знаком, — утвердительно сказал Ашер.
— Oui.
Джейсон глядел на меня, и мне пришлось закрыть ему глаза ладонью. Смущение помогло, но ardeur отступил только на миг, как волна прибоя, и я чувствовала, как несется на меня следующий вал. Жан-Клод был прав: каждый раз, когда я говорю «нет», отказываться все труднее.
Жан-Клод спрыгнул с кровати; я услышала, как выдвинулся ящик. Он вернулся с пакетиками и молча раздал их Джейсону и Натэниелу.
Вот это помогло. Я вылезла из их объятий и прижалась к изголовью:
— Нет-нет-нет, ты говорил, без сношения.
— Я говорил, что оно не нужно для питания.
— Нет, нет, нет и нет!
Я подоткнула халат под ноги, прикрыв все, что могла. Это было довольно много.
— Мы не хотим, чтобы они совокуплялись с тобой, ma petite. Но я мог и питаться желанием, и сам питать Белль Морг. В этом процессе наступает момент, когда теряешь контроль над собой и не можешь ясно мыслить. Я не хочу сожалений насчет того, что мы увлеклись.
— Я не буду иметь секс ни с Натэниелом, ни с Джейсоном. И если еще раз об этом скажешь, сам попадешь в этот список.
— Я бы предпочел твой гнев и отлучение от твоего ложа, нежели твою случайную беременность от одного из них.
— Я смогу удержаться и с ними не трахаться, — сказала я зло, но прозвучала не злость, а зернышко сомнения. От него я разозлилась еще сильнее. Все неприятные эмоции я стараюсь прятать под злостью, когда удается.
— До сегодняшнего утра ты могла бы даже еще сильнее поклясться, что не будешь трахаться с первым встречным.
Я покраснела так жарко, что щеки заболели.
— Я не собиралась... — Даже я слышала, как это жалко прозвучало. — Я не смогла...
— Ты не смогла совладать с собой, ma petite, я знаю. Но если ты снова потеряешь над собой контроль, не лучше ли принять меры безопасности?
Я затрясла головой:
— Если я не смогу удержать себя в руках, то мы этого делать не будем.
— А если ты не напитаешься от похоти сейчас, в этой комнате, как ты сегодня пойдешь в лупанарий? Как ты встретишься со своим леопардовым любовником, когда он придет туда с собой, и не потеряешь свое драгоценное самообладание? Как ты будешь стоять рядом с нашим Ричардом и не предложишь себя ему? Ma petite, ты спала с незнакомым мужчиной.
— Он ее Нимир-Радж, — возразил Натэниел. — Они предназначены быть парой.
— Приятно так думать, — сказал Жан-Клод, — но я бывал в положении, в котором теперь ma petite. Я ощущал этот голод веками, и я тебе говорю: ты не сможешь сегодня быть среди оборотней, если не насытишься. Я снова спрашиваю: ты не можешь отложить эту встречу на пару суток?
— Может быть, на одну ночь, — сказала я.
Он покачал головой:
— Нет, ma petite, одной ночи недостаточно. Тебя тянет к Ричарду, а теперь еще и к Нимир-Раджу. Ты не сможешь ясно мыслить в их присутствии, если не напитаешься как следует. На кону стоит жизнь твоего леопарда. Разве ты можешь позволить себе отвлечься? Можешь вынести мысль о потере самообладания на публике, среди возможных врагов?
— Будь ты проклят!
— Может быть, и буду, но разве я сказал неправду хоть в чем-то?
— Нет. — Я встряхнула головой. — Противно признавать, но нет.
— Тогда позволь нам принять меры предосторожности, ma petite. To, что Нимир-Радж не представлял опасности, — чистое везение. Наша жизнь и без того достаточно осложнена.
Я знала, без чего это «без того». Без случайной беременности. Мысль о ней охладила мне кровь лучше всего прочего. Я закрыла лицо руками:
— Не могу я!
— Тогда позвони Ричарду и скажи, что сегодня ты не придешь. В таком виде тебе нельзя идти, ma petite. Голод станет тем злее, чем дольше ты ему отказываешь в удовлетворении.
Я приподняла лицо и посмотрела на него:
— И насколько злым он станет?
Он опустил глаза:
— Достаточно.
Я подползла к нему, заставила на меня взглянуть:
— До чего он дойдет?
Он постарался уклониться от моего взгляда. Щит его снова был на месте, и я не знаю, что он чувствовал.
— Тебя будет тянуть ко всем мужчинам. Ты будешь... я не могу сказать, ни что ты будешь делать, ma petite, ни с кем ты это будешь делать.
Я вытаращила глаза:
— Да я никогда не стану...
Он положил палец мне на губы:
— Ma petite, если ты не наткнулась на воспоминания о первых днях, как это поселилось во мне, тебе очень повезло. Я был редким распутником до того, как стал вампиром. Но то, что я делал, когда впервые на меня обрушилось желание... Оно обрушилось не сразу, потому что сначала я жаждал крови, а потом эта жажда утихла и возникло желание. — Он взял мои руки в свои, прижал к своей холодной груди. — Я делал такие вещи, ma petite, что даже закоренелый либертинец смутился бы. Взгляд, жест — и я уже себя не помнил.
— Белль Морт не пыталась тебя защитить?
— Я встретил Белль Морт, когда уже пять лет был мертв.
Я уставилась на него:
— Я думала, Белль Морт была твоей... как это называется? В общем, которая превратила тебя в вампира.
— Моей создательницей была Лизет. Она была из линии Белль Морт, но не была Мастером, как бы широко ни трактовать это понятие. Во Франции есть обычай, что во всех поцелуях вампиров есть хотя бы по одному вампиру из линии каждого члена Совета. Лизет была единственной своего рода в гнезде, происходившем по большей части от куда менее приятных вампиров. Жюльен был Мастером ее города, и он-то и был моим первым настоящим Мастером. Он приводил мне партнеров, но не тех, которых бы выбрал я. Он приводил... — Жан-Клод тряхнул головой. — Он развлекался за мой счет, потому что знал: кого бы он ни предложил, выбора у меня нет. Я думал, что меня ничто не может смутить, однако он показал мне, что есть вещи, которых я делать не хочу. Но все равно я их делал.
Я подумала, что не будь он так сильно закрыт, я бы увидела, что он вспоминает, но он этого не хотел.
— Позволь мне уберечь тебя от такого падения, ma petite. Ты не такая, каким был я. Ты никогда не отдавала себя свободно. Я боюсь того, что ты сделаешь с собой или подумаешь о себе, если это увидишь. Вряд ли твое самоощущение полностью уцелеет.
— Ты меня пугаешь.
— Это хорошо, тебе и следует бояться. Ашер видел меня до того, как я подчинил себе ardeur. Он тебе может рассказать, каким я тогда был.
Я взглянула на Ашера.
— Я видел ardeur у других, до Жан-Клода, и потом тоже видел, но я не видел, чтобы он кого-нибудь так сводил с ума.
— Значит, ты помог ему научиться владеть им?
— Non. Лизет послала его к Белль, рассказав сперва о красоте Жан-Клода. Меня тоже к ней послали, как это у вас говорится? Приглядеть за ним. Я посоветовал Белль не приглашать Жан-Клода и его Мастера ко двору.
— Почему?
— Я ревновал к его красоте и совершенству. После десяти лет я ей наскучил; по крайней мере, я боялся этого. И мне не нужен был конкурент.
— Я научился контролировать ardeur без помощи кого бы то ни было, кто его испытал. Пять лет я питался плотью, как и кровью. И только тогда я овладел способностью питаться на расстоянии.
— Пять лет! — произнесла я.
— По-настоящему контролировать ardeur научила меня Белль, а попал я к ней, когда уже был мертв пять лет. Но с тобой я буду с самого начала. У тебя не будет так, как было у меня.
Жан-Клод сжал меня в объятии, и это меня еще больше напугало.
— Я никогда бы не объединил наши метки, если бы допускал, что ты можешь получить моего инкуба. Никогда я бы сознательно с тобой такого не сделал.
Я оттолкнулась от него. Страх застыл на языке кислым металлом. Мне так стало страшно, что тело успокоилось, будто все его пульсы, все его движения просто остановились и остался только страх.
— Что ты сделал со мной?
— Я сперва думал, что раз ты не вампир, это не будет истинный голод. Но сегодня, глядя на тебя, я знаю, что это как было у меня. Ты должна его утолить. Нельзя себе все время отказывать, это ведет к безумию — или хуже того.
— Нет, — ответила я.
— Если бы ты устояла перед авансами Нимир-Раджа, то я бы сказал, что твоя сила воли победит его. Если бы удержалась от желания питаться от Натэниела, я бы сказал, что ты овладеешь им. Но ты ела.
— У меня не было секса с Натэниелом.
— Да, не было. Но разве не сделала ты взамен того, что куда больше удовлетворило какую-то часть твоей души, чем простое совокупление?
Я хотела сказать «нет» — и промолчала. Я все еще ощущала во рту плоть Натэниела, помнила его кожу у себя в руках, вкус крови на языке. От воспоминания горячим смерчем вскипел голод. Не просто вожделение — жажда крови Жан-Клода и зверь Ричарда — или мой — хотели еще раз вцепиться и рвать плоть по-настоящему, не притворяясь, не сдерживаясь.
Мне пришла в голову ужасная мысль.
— Если я отрицаю один вид голода, обостряются все?
— Если я отвергаю вожделение, мне нужно больше крови — и наоборот тоже.
— У меня нет твоей жажды крови; Жан-Клод, у меня зверь Ричарда — или мой. Мне хотелось растерзать Натэниела. Хотелось есть его по-настоящему, как животное. И это тоже станет сильнее?
Лицо его начало становиться нейтральным, непроницаемым. Я схватила его за плечи и стала трясти.
— Все! Хватит играть в прятки! Это будет расти?
— Я никак не могу знать этого точно.
— Хватит играть словами! Это будет расти?
— Я так думаю, — ответил он очень тихо.
Я отодвинулась от него, прижавшись к спинке кровати, ждала, что сейчас он скажет: «Ну извини, пошутил». Но он просто смотрел мне в глаза. И я смотрела на него, потому что ничьего больше лица видеть не хотела. Если бы я увидела жалость, могла бы расплакаться. А увидела бы желание — взбесилась бы.
Наконец я сказала:
— И что мне теперь делать?
— Ты будешь питаться, а мы тебе поможем. Проследим, чтобы все было безопасно.
Наконец я посмотрела на остальных. Все лица либо нейтральны, либо — у Натэниела — опущено к кровати, будто он прячет от меня глаза. Правильно, наверное, делает.
— Ладно, но мы придумаем способ получше презервативов.
— Что ты имеешь в виду, ma petite?
— Натэниел наденет шорты, а я — свои трусики.
— Я все же думаю...
Я подняла руку, и Жан-Клод замолчал.
— Пусть наденут под одеждой, на всякий случай, но я знаю, что если скажу Натэниелу, чтобы он не... то он и не будет. — Я мрачно глянула на Джейсона.
— Я буду хорошим, — заверил он.
— Я не боюсь, что Натэниел тебя ослушается, ma petite.
Его интонация заставила меня повернуться к нему.
— А ты что имеешь в виду?
— Я боюсь, что он действительно сделает все, что ты ему скажешь.
Мы смотрели друг на друга несколько долгих мгновений. Я поняла его теперь. Он не мальчикам не верил, он не верил мне. Я хотела бы сказать, что никогда их не попрошу, никого из них, делать со мной это, но что-то было в глазах Жан-Клода, какое-то знание, какая-то скорбь, из-за чего я промолчала.
— Насколько я потеряю самообладание? — спросила я.
— Я не знаю.
— Я устала это слышать.
— А я устал это говорить.
Тогда я спросила то, что надо было спросить:
— Так что мы будем делать?