Женщины могут все Робертс Нора
— Дэвид… Мой муж умер всего несколько недель назад.
— Бывший муж, — ледяным тоном отрезал он. — Пилар, не ссылайся на него. Я этого не выдержу.
— Как бы там ни было, тридцать лет не забудешь за две недели.
Дэвид обхватил ее плечи, заставив встать на цыпочки, и только тут Пилар поняла, что он взбешен.
— Пилар, Тони Авано перестал быть твоим островком безопасности. Пойми это. И стань моей.
Каттер снова поцеловал ее, долго и страстно, а затем отпустил.
— В семь часов, — сказал он и вышел на дождь.
«Этот никчемный сукин сын лежит в могиле и уже не сможет испортить жизнь ни мне, ни Пилар», — решил Дэвид. Он размашисто шагал, вобрав голову в плечи, весь кипя от гнева.
Он не позволит этому случиться. Для этого понадобится один прямой разговор, после которого все тайны и недомолвки выйдут наружу. И этот разговор состоится. Причем очень скоро.
Поскольку и Каттер, и София смотрели себе под ноги, столкновение было весьма ощутимым.
— Ой! — воскликнула София и схватилась за шляпу, которая должна была защитить ее от дождя. — Я думала, вы ушли домой.
— Сначала мне нужно было кое-что сделать. Я только что пытался соблазнить в оранжерее вашу мать. У вас есть возражения?
Рука Софии бессильно повисла.
— Простите, что вы сказали?
— Вы меня отлично слышали. Меня тянет к вашей матери, и я веду себя соответствующим образом. Намереваюсь действовать так и в ближайшем будущем. Это вас не смущает?
—Ах…
— Что, ни возмущения, ни паники, ни призыва к благоразумию?
Потрясение не помешало Софии понять, что перед ней стоит сердитый, крайне раздосадованный человек.
— Пока нет. Я подумаю.
— Черт побери, когда закончите, пришлете мне ответ по факсу!
Каттер яростно зашагал дальше; Софии даже на миг показалось, что из его ушей валил дым. Ошарашенная, сгоравшая от любопытства, она водрузила на место шляпу и помчалась вперед.
Когда она влетела в оранжерею, Пилар стояла и задумчиво смотрела на рабочий стол. Горшки раскатились, некоторые разбились, а часть рассады безвозвратно погибла.
Теперь было понятно не только «что», но и «где».
— Мама…
Пилар вздрогнула и схватила садовые рукавицы.
— Да?
София медленно шагнула вперед. Щеки матери пылали, волосы были взлохмачены прикосновением мужской руки.
— Я только что видела Дэвида.
Пилар выронила рукавицы из онемевших пальцев и быстро нагнулась за ними.
— И что?
— Он сказал, что пытался соблазнить тебя.
— Что?! — Теперь в голосе Пилар звучала не паника, а настоящий ужас.
— Судя по тебе, начало было удачное.
— Это было просто… — Пилар сняла с себя фартук, но так и не решила, куда его деть. — Мы поспорили, и он разозлился. Вот и все.
— Мама… — София бережно взяла у нее перчатки и фартук и положила их на стол. — Что ты чувствуешь к Дэвиду?
— София, что за вопрос?
«Вопрос, на который ты не хочешь отвечать», — подумала София.
— Попробуем разобраться. Тебя тянет к нему?
— Он привлекательный мужчина.
— Согласна.
— Мы не… то есть я не… — Не зная, что делать, Пилар оперлась руками о стол. — Я слишком стара для этого.
— Не говори глупостей. Ты красивая женщина в самом расцвете лет. Почему бы тебе не завести роман?
— Мне не нужны романы.
— Тогда секс.
— Софи!
— Мама! — тем же возмущенным тоном ответила София, а потом обняла мать. — Я испугалась, что обидела тебя, и хотела утешить. Прибежала сюда, увидела, что ты вся красная и взъерошенная, и поняла, что тут не обошлось без нашего нового и очень сексуального главного менеджера. Это же чудесно!
— Ничего чудесного. Во всяком случае, это больше не повторится. София, я была замужем тридцать лет. Пойми, мне сейчас трудно думать о других мужчинах.
— Мама, отца больше нет. — Объятия Софии стали крепче, а тон — мягче. — Мне трудно смириться с его смертью, с тем, как это случилось, и привыкнуть к мысли, что мне не дали с ним попрощаться. Это тяжело, хотя я знаю, что он не любил меня.
— Ох, Софи, это не так!
— Нет. — Она отпрянула. — Я не хотела, не искала и не нуждалась в его любви. Ты меня любила. Всегда. А он нет. И тебя тоже. Он просто не был на это способен. Но теперь все это в прошлом, и ты можешь порадовать человека, который обратил на тебя внимание.
— Ох, малышка… — Пилар погладила дочь по щеке.
— Я желаю тебе этого. И ужасно разозлюсь и огорчусь, если ты не воспользуешься этой возможностью, думая о том, чего никогда не было. Я люблю тебя. И хочу, чтобы ты была счастлива.
— Я знаю. — Пилар поцеловала дочь в обе щеки. — Знаю. Но мне нужно время. Ох, Сага, дело не в твоем отце и даже не в том, что с ним случилось. Дело во мне. Я не знаю, как мне вести себя с кем-то другим и хочу ли я сама иметь с ним дело.
— А как ты узнаешь, если не попробуешь? — София хотела сесть на стол, но передумала. Обстоятельства этому не способствовали. — Он тебе нравится, правда?
— Нуда, конечно. — «Нравится? — подумала она. — Едва ли женщина позволит себя раздеть и будет возиться в земле для цветов с мужчиной, который ей только нравится». — Он очень порядочный человек, — пролепетала она. — Хороший отец.
— И тебя тянет к нему. У него потрясающая задница.
— София…
— Если ты скажешь, что не заметила этого, я плюну на приличия и назову свою мать лгуньей. А еще эта улыбка. Быстрая и насмешливая.
— У него добрые глаза, — забывшись, пробормотала Пилар и заставила дочь вздохнуть.
— Да… Ты куда-нибудь поедешь с ним?
Смущенно отвернулась и начала собирать цветочные горшки.
— Не знаю.
— Съезди. Попробуй. Выясни, что это такое. И возьми у меня в тумбочке презерватив.
— Ох, ради бога!
— Я передумала. — София обвила рукой талию матери и хихикнула. — Возьми два.
ГЛАВА 12
Мадди пристально следила за Дэвидом, завязывавшим галстук. Это был его праздничный галстук, серый в голубую полоску. Отец нарочно сказал, что едет обедать с госпожой Джамбелли, чтобы они с Тео подумали, будто это деловое мероприятие. Но галстук выдавал его с головой.
Следовало разобраться, что она об этом думает.
Но в данный момент она развлекалась тем, что испытывала отцовское терпение.
— Это средство самовыражения.
— Нет, это безумие.
— Это древняя традиция.
— В семье Каттер такой традиции не было. Нет, Маделин, нос ты протыкать не станешь. Ни за что.
Мадди вздохнула и напустила на себя мрачный вид. На самом деле протыкать нос она не собиралась, но хотела в третий раз проткнуть левое ухо. Чтобы добиться этого, нужно было начинать с носа. Если отец когда-нибудь догадается об этой стратегии, то наверняка оценит ее по достоинству.
— Это мое тело.
— Нет, до восемнадцати лет не твое. Пока не настанет этот счастливый день, оно мое. Отстань от меня и переключись на своего братца.
— Не могу. Я с ним не разговариваю.
Мадди, лежавшая на отцовской кровати, перевернулась на спину и задрала ноги к потолку. Как обычно, она была одета в черное, но этот цвет уже начинал ей надоедать.
— А можно вместо этого сделать татуировку?
— О, конечно. Мы все сделаем себе татуировку. В ближайший уик-энд. — Он обернулся. — Как я выгляжу?
Мадди задрала голову и задумалась.
— Лучше среднего.
— Мадди, ты мое последнее утешение.
— Если я получу высший балл за научный доклад, мне можно будет проткнуть нос?
— Если Тео получит высший балл за что угодно, я подумаю над тем, разрешить ли ему проткнуть нос.
Девочка невольно рассмеялась. И то и другое было одинаково проблематично.
— Хватит, па!
— Поехали. — Он стащил дочь с кровати, обхватил рукой за талию и потащил к двери так, что ноги волочились по полу.
Эта игра, существовавшая столько, сколько она себя помнила, неизменно заставляла Мадди визжать от восторга.
— Если нельзя проткнуть нос, то можно сделать еще одну дырку в левом ухе? Для маленькой кнопки?
— Не понимаю, зачем человеку сверлить в себе новые дырки, не предусмотренные природой. — Дэвид задержался у двери Тео и постучал в нее свободной рукой.
— Отстань, пресмыкающееся! Дэвид посмотрел на Мадди.
— Кажется, он имеет в виду тебя. — Он толкнул дверь. Вместо того чтобы сидеть за письменным столом и делать уроки, сын валялся на кровати с телефонной трубкой в руке.
Дэвид испытал противоречивые чувства. Досаду от того, что задание не выполняется, и облегчение от того, что Тео уже обзавелся новыми друзьями, общение с которыми мешает его учебе.
— Я перезвоню, — пробормотал Тео и дал отбой. — Я только сделал перерыв.
— Ага, на целый месяц, — подхватила Мадди.
— В холодильнике полно еды. Разогреете себе обед. Номер ресторана в блокноте у телефона. Номер моего мобильника вы знаете. Без особой надобности не звонить. Никаких драк, никаких голых незнакомцев и никаких набегов на бар с алкогольными напитками. Пока не сделаете уроки, никаких телефонных звонков и никакого телевизора. Не подожгите дом. Что я забыл?
— Не пачкать кровью ковер, — вставила Мадди.
— Верно. Если будете истекать кровью, пачкайте кафель. Он поцеловал Мадди в макушку и опустил на пол.
— Я вернусь к полуночи.
— Папа, мне нужна машина.
— Угу. А мне нужна вилла на юге Франции. Я подумаю. Погасить свет в одиннадцать, — добавил он, отвернувшись.
— Но я не могу без колес! — крикнул ему вслед Тео и негромко чертыхнулся, услышав, что отец спускается по лестнице. — Отбросить коньки можно и без машины. — Он упал на спину и мрачно уставился в потолок.
Мадди только покачала головой:
— Тео, ты болван.
— А ты уродина.
— Ты никогда не добьешься своего, если будешь ворчать. Если я помогу тебе получить машину, ты двенадцать раз отвезешь меня в парк и не пикнешь при этом ни слова.
— Как ты поможешь мне получить машину, мерзкий гик? — И все же Тео задумался. Сестра почти всегда получала то, что хотела.
Мадди прошлась по комнате, чувствуя себя здесь как дома.
— Сначала дело. А разговоры потом.
Тереза считала, что сколько бы лет ни было человеку, для своих родителей он или она всегда останется ребенком, нуждающимся в любви, участии, а иногда и поддержке. Разве мать может стоять на берегу, следить за тонущим ребенком любого возраста и не нырнуть к нему на помощь?
То, что Пилар была взрослой женщиной, у которой выросла собственная взрослая дочь, не помешало Терезе направиться прямо к ней в комнату и высказать то, что было у нее на уме, пока Пилар выбирала наряд для вечера в ресторане.
Для вечера с Дэвидом Каттером.
— Люди начнут болтать.
Пилар возилась с сережками. Каждый этап одевания требовал от нее колоссальных усилий.
— Это всего лишь обед.
С мужчиной. С привлекательным мужчиной, не скрывавшим, что он хочет спать с ней. Dio!
— Для сплетен достаточно малейшего повода. Стоит тебе с Дэвидом где-нибудь появиться вместе, как слухи тут же уложат вас в постель.
Пилар поднесла к шее жемчужное ожерелье. Слишком торжественно? Или старомодно?
— Мама, тебя это беспокоит?
— А тебя нет?
— С какой стати? Да и кому я нужна? — Она боролась с застежкой. Казалось, пальцы внезапно стали чужими — огромными и неуклюжими.
— Ты Джамбелли. — Тереза подошла, взяла у Пилар из рук ожерелье и застегнула ей на шее. — Достаточно одного этого. Думаешь, если ты занималась домом и воспитывала дочку, то уже никому не интересна?
— Ты занималась домом, воспитывала дочку и создавала империю. Так что сравнивать нас не приходится. Сегодня это стало окончательно ясно.
— Ты говоришь глупости.
— В самом деле? — Она обернулась. — Два с лишним месяца назад ты заставила меня заняться бизнесом, но с первого дня стало ясно, что у меня для этого нет никаких талантов.
— Мне не следовало так долго ждать. Под лежачий камень вода не течет. Много лет назад я приехала сюда с определенными целями. Возглавить компанию «Джамбелли» и сделать ее лучшей в мире. Выйти замуж, родить детей и следить за тем, чтобы они росли здоровыми и счастливыми.
Она машинально начала переставлять баночки и пузырьки на трельяже Пилар.
— И в один прекрасный день передать все сделанное им. Моя мечта о множестве детей не сбылась. Жаль. Но я никогда не жалела, что ты моя дочь. Пилар, можно жалеть о неудачном замужестве, но разве ты жалеешь, что у тебя есть София?
— Конечно, нет.
— Ты думаешь, что я в тебе разочаровалась. — Их взгляды встретились в зеркале. Глаза Терезы были спокойными и ясными. — Так оно и есть. Я разочарована. Потому что ты позволила мужчине командовать тобой. Позволила Тони убедить тебя в том, что ты ничтожество. И потому, что ты не ударила палец о палец, чтобы изменить это.
— Я долго любила его. Может быть, я ошибалась, но сердцу не прикажешь.
— Ты так думаешь? — спросила Тереза. — Впрочем, никакие мои слова тебя не переубедили бы. Но теперь я вижу свою ошибку. Я слишком легко смирилась с тем, что ты продолжала плыть по течению. Теперь этому настал конец. Ты слишком молода, чтобы не ставить перед собой новых целей. Я хочу, чтобы ты принимала участие в семейном бизнесе. В том, что досталось мне по наследству. Настаиваю на этом.
— Даже ты не можешь сделать из меня деловую женщину.
— Тогда сделай из себя что-нибудь другое, — нетерпеливо сказала Тереза, повернувшись лицом к Пилар. — Перестань считать себя тем, кем считал тебя Тони, и стань самой собой. Я недаром спросила, есть ли тебе дело до того, как другие люди оценивают твои поступки. Знаешь, что бы мне хотелось услышать? «Да плевать мне на них! Пусть болтают! Давно пора дать им повод для сплетен!»
Пилар удивленно покачала головой:
— Ты говоришь так же, как Софи.
— Раз так, слушай нас. Если тебе хоть немного нравится Дэвид Каттер, возьми его. Женщина, которая сидит и ждет, пока ее выберут, обычно остается с пустыми руками.
— Это всего лишь обед… — начала Пилар, но осеклась, когда в комнату вошла Мария.
— Мистер Каттер ждет вас внизу.
— Спасибо, Мария. Скажи ему, что мисс Пилар сейчас спустится. — Тереза повернулась к дочери, увидела в ее глазах искорку страха и одобрительно сказала: — Такое выражение лица было у тебя в шестнадцать лет, когда в гостиной тебя ждал молодой человек. Приятно видеть его снова. — Она наклонилась и коснулась губами щеки дочери. — Желаю приятно провести вечер.
Оставшись одна, Пилар слегка помедлила. Нужно было немного успокоиться. «Мне не шестнадцать лет, и это всего лишь обед, — напомнила она себе. — Все будет просто, непринужденно и, возможно, даже приятно. Только и всего».
Выйдя на лестничную площадку, Пилар нервно открыла сумочку и стала шарить в ней. А вдруг она что-нибудь забыла? Внезапно она недоуменно моргнула и разжала пальцы. На ладони лежали две пачки презервативов.
«София, — подумала она и быстро закрыла сумочку. — О господи!» Горло щекотало от смеха, молодого и глупого. Когда этот смех вырвался наружу, она ощутила странное облегчение.
Пилар спускалась по лестнице и гадала, что ждет ее сегодня вечером.
Это было настоящее любовное свидание. Более подходящего слова не придумаешь, призналась себе Пилар. Ничем другим нельзя было объяснить розовое сияние вечера или этот знакомый холодок под ложечкой. Хотя со времени ее последнего свидания прошли десятки лет, но сомневаться в этом не приходилось.
Она почти забыла, как приятно сидеть напротив мужчины за столом с горящими свечами и разговаривать. Просто разговаривать. Ощущать, что тебя внимательно слушают. И это чувство, это воспоминание были глотком холодной воды, предложенным человеку еще до того, как он понял, что умирает от жажды.
Нет, конечно, она не собиралась позволять себе ничего, кроме… э-э… дружбы. Стоило Пилар подумать о том, что украдкой сунула ей собственная дочь, как у нее начинали потеть ладони.
Но дружить с привлекательным, интересным мужчиной было бы приятно.
— Пилар! Как я рада тебя видеть!
Пилар узнала знакомый запах и веселый голос еще до того, как подняла глаза.
— Сьюзен! — На ее лице появилась светская улыбка. — Чудесно выглядишь. Знакомьтесь, пожалуйста. Сьюзен Мэнли. Дэвид Каттер.
— Нет, нет, не вставайте! — Ослепительная блондинка, только что оправившаяся после очередной косметической операции, обменялась с Дэвидом рукопожатиями. — Я ходила пудрить нос, возвращалась к своему столику и вдруг увидела тебя. Мы с Чарли привезли сюда его клиентов из другого города. Кстати говоря, смертельно скучных, — подмигнула она. — Только вчера я говорила Лауре, что хотела бы с тобой встретиться. Мы не виделись целую вечность. Милая, я ужасно рада, что ты стала выезжать. Ты замечательно выглядишь. Знаю, как тяжело тебе пришлось. Это было страшным ударом для всех нас.
— Да. — Пилар почувствовала скрытый укол. Удовольствие от вечера тут же испарилось. — Спасибо за телеграмму с соболезнованиями.
— Жалею, что не смогла сделать большего. Впрочем, зачем говорить о грустном? — Сьюзен слегка сжала руку Пилар, не сводя глаз с ее спутника. — Надеюсь, твоя мать в добром здравии.
— Спасибо, вполне.
— Мне нужно идти. Нельзя бросить Чарли на съедение этим занудам. Рада была познакомиться с вами, мистер Каттер. Пилар, я позвоню тебе на неделе и приглашу на ленч.
— Буду ждать, — ответила Пилар, поднося к губам бокал. — Прошу прощения, — сказала она, когда Сьюзен отошла. — Долина Напа мало чем отличается от провинциального городка. Куда ни пойди, всюду встретишь знакомых.
— Тогда за что же просить прощения?
— Это неудобно. — Пилар снова поставила бокал и принялась водить пальцами по его ножке. — Люди начнут болтать. Именно это и предсказывала моя мать.
— В самом деле? — Каттер заставил Пилар отпустить бокал и взял ее за руку. — Тогда дадим им повод для сплетен. — Он поднес ее руку к губам и непринужденно поцеловал. — Спасибо Сьюзен. — Когда у Пилар расширились глаза, он объяснил: — За повод сделать это… Как вы думаете, — задумчиво спросил Дэвид, — что она завтра утром скажет Лауре, когда позвонит ей?
— Могу только представить. Дэвид… — По предплечью побежали мурашки. Они не прошли даже тогда, когда Пилар убрала руку. — Я ничего… не ищу.
— Забавно. Я тоже ничего не искал. Пока не увидел вас. — Он наклонился поближе и негромко произнес: — Давайте сделаем что-нибудь греховное.
К лицу Пилар прихлынула кровь.
— Что?
— Ну, например… — Его голос превратился в обольстительный шепот, — попросим подать десерт.
Затаившая дыхание Пилар невольно рассмеялась:
— Замечательно!
И все действительно было замечательно. Вечерняя дорога домой под колючими звездами и холодной белой луной. Тихая музыка по радио, горячее обсуждение книги, которую оба недавно прочитали. Позже она удивлялась тому, что можно быть такой спокойной и возбужденной одновременно.
Пилар чуть не вздохнула, когда увидела огни виллы. «Вот и дом», — подумала она. Вечер, начавшийся с волнений, заканчивался сожалением о том, что все так быстро кончилось.
— Дети еще не спят, — сказал Дэвид, заметив, что флигель освещен, как казино в Лас-Вегасе. — Придется их убить.
— Да, я заметила, что отец вы жестокий и ужасный. И что дети вас до смерти боятся.
Он искоса взглянул на нее.
— Я бы не возражал, если бы они иногда дрожали от моего взгляда.
— Думаю, слишком поздно. Вы воспитали двух счастливых и послушных детей.
— Если бы так… — Он побарабанил пальцами по рулю. — У Тео в Нью-Йорке были сложности. Кража в магазине, побеги из дома. Учиться тоже стал хуже, хотя и до того не блистал.
— Мне очень жаль, Дэвид. С подростками всегда трудно. А отцу-одиночке — вдвойне. София в этом возрасте вела себя так, что волосы вставали дыбом. Ваш сын — славный мальчик. Думаю, его поведение было нормальной реакцией на происшедшее.
— Наверно, это дало мне толчок, в котором я нуждался. Я позволял ему пользоваться свободой, потому что так было легче. Днем у меня не было времени, а вечером не было сил. Когда их мать ушла, мне было труднее с Мадди, чем с Тео и я занимался главным образом ею.
— Позднее раскаяние, — кивнула она. — Это мне знакомо.
— Да, пришлось поломать голову, как с ними быть. Это одна из причин, почему я предпочел купить микроавтобус и проехать на нем через всю страну, а не прилететь на самолете. У нас появилось время. Ничто так не сплачивает семью, как три тысячи миль, проделанные в одной машине. Особенно если вы в ней ночуете.
— Это был очень смелый шаг.
— Настоящая смелость потребовалась от меня позже. — Он свернул на подъездную аллею. — Когда я был главным дегустатором экспериментального вина Мадди. Это было ужасно.
Она фыркнула.
— Выходит, мы сами готовим себе конкурента? — Пилар хотела открыть дверь, но Дэвид положил руку ей на плечо.
— Я выйду. Давайте закончим вечер как положено. Пилар снова занервничала. «Что он хотел этим сказать? — думала она, пока Дэвид обходил микроавтобус. — Что я должна пригласить его в дом, чтобы можно было обняться в гостиной? Конечно, нет. Об этом не может быть и речи».
Он проводил Пилар до дверей. Можно было пожелать друг другу спокойной ночи и даже обменяться небрежным поцелуем. Как делают друзья, напомнила она себе. Когда Дэвид открыл дверь, Пилар слегка попятилась.
— Спасибо за чудесный обед и чудесный вечер.
— Это вам спасибо. — Дэвид взял ее за руку и ничуть не удивился тому, что рука дрожала. Он заметил тревогу в глазах Пилар еще тогда, когда открывал дверь. В том, что он заставил женщину нервничать, не было ничего страшного. Наоборот, льстило его самолюбию.
— Пилар, я хотел бы увидеться с вами еще раз.
— Ох… Да, конечно. Мы…
— Не в деловой обстановке. — Они продолжали стоять на крыльце. Дэвид повернул ее лицом к себе. — Компания тут ни при чем. Наедине. — Он привлек ее к себе. — По очень личным мотивам.
— Дэвид…
Но он снова прильнул к ее губам. На этот раз нежно. Бережно. На смену внезапному жару, взбудоражившему доселе дремавшие желания, пришло неторопливое тепло, от которого все растаяло внутри. И появилось ощущение, что твои кости превратились в растопленный воск.
Наконец Дэвид слегка отодвинулся, продолжая кончиками пальцев гладить лицо Пилар. Затем пальцы скользнули ниже, к шее…
— Я позвоню вам.
Она кивнула, пытаясь нашарить дверь за спиной.
— Спокойной ночи, Дэвид.
Пилар вошла в дом, закрыла за собой дверь и взлетела по лестнице как на крыльях. Неважно, что она вела себя как глупая школьница — за последние десять лет это был самый счастливый вечер в ее жизни.
Погреба всегда казались Софии раем контрабандиста. Гулкие пространства, наполненные огромными бочками с созревающим вином. Она могла проводить здесь целые часы. Когда София была ребенком, один из виноделов сажал ее за маленький столик и наливал стаканчик из той или иной бочки.
Она с детства умела определять разницу между коллекционным вином и простым ординаром — по внешнему виду, по запаху, по вкусу. Понимать тонкости, которые отличали одно вино от другого.