Лавандовая комната Георге Нина
Черное, грохочущее, распоротое молниями бургундское небо тяжело нависло над землей между Дижоном и Лионом.
Царивший внутри «Лулу» мрак, напоминавший темное чрево кита, поглотившего пророка Иону, освещали фортепианные концерты из произведений Чайковского. Макс, отважно цепляясь ногами за пианино и не обращая внимания на бортовую качку, наяривал баллады, вальсы и скерцо.
В таком сопровождении Эгаре Чайковского еще не слышал: под завывания ветра, упирающегося в борт и толкающего «Лулу» к берегу, под стоны и уханье судового дизеля и под скрип балок. С полок сыпались книги; Линдгрен лежала под привинченным к полу диваном, Кафка, прижав уши, с тревогой следил за падающими книгами из дыры в обшивке кресла.
Когда они вошли в Сей, приток Соны, Жан Эгаре увидел впереди стену из молочных облаков, напоминающих клубы пара в прачечной.
Эгаре чувствовал запах наэлектризованного воздуха, запах вспененной зеленой воды, ощущал мозолистыми ладонями сопротивление штурвала, и ему все это очень нравилось. Ему нравилось жить!
Он наслаждался – даже штормом.
Пять баллов по шкале Бофорта.
Боковым зрением, в промежутке между двумя огромными волнами, он увидел женщину. В дождевике, с огромным зонтом в руках, наподобие тех, с которыми ходят лондонские биржевые маклеры, она смотрела поверх гнущегося под натиском шквалистого ветра камыша. Подняв руку для приветствия, она вдруг расстегнула молнию своего дождевика, сбросила его с себя, повернулась спиной к воде, раскинула, как крылья, руки, уподобившись бразильской статуе Христа на горе Корковадо, и, сжимая в правой раскрытый зонт, упала навзничь в кипящую реку.
– Что за черт?.. – пробормотал Эгаре. – Сальво!.. Женщина за бортом!.. Справа по борту!.. – заорал он через секунду.
Итальянец выскочил из камбуза как ошпаренный.
– Che?[58] Ты что, пьяный? – крикнул он.
Эгаре показал на тело, качавшееся на волнах, как на качелях. И на зонт.
Неаполитанец уставился на воду. Зонт пошел ко дну.
На щеках Кунео играли желваки.
Наконец он схватился за канаты и спасательный круг.
– Ближе! – крикнул он. – Массимо! Брось свое пианино! Ты мне нужен! Сию секунду! Subito![59]
Пока Эгаре направлял судно к берегу, Кунео привязал к канату спасательный круг, подошел к релингу и, крепко упершись в палубу своими короткими узловатыми ногами, швырнул его за борт. Потом протянул Максу канат со словами:
– Когда я крикну – тащи! Только тащи как следует, изо всех сил, понял?
После чего снял свои начищенные ботинки и ласточкой прыгнул в воду.
Молнии одна за другой раскалывали небо.
Макс и Эгаре смотрели, как Кунео энергичными движениями кролем плывет по кипящей воде.
– Oh fuck! Fuck! Fuck! – бормотал Макс.
Он закатал рукава куртки и снова взялся за канат.
Загремела в клюзе якорная цепь – Эгаре отдал якорь.
Судно крутилось на волнах, как белье в стиральной машине.
Кунео доплыл до женщины и обхватил ее одной рукой.
Эгаре с Максом подтащили их к борту и подняли на палубу. С усов Кунео капала вода, а треугольное лицо женщины кудрявыми водорослями облепили мокрые рыжие волосы.
Эгаре поспешил в рубку.
Он уже включил рацию, чтобы вызвать скорую помощь, но тут Кунео положил ему на плечо тяжелую мокрую руку:
– Не надо! Она не хочет. Обойдемся без врача. Я все сделаю. Ее сначала нужно растереть и согреть.
Эгаре не стал возражать.
Впереди из тумана проступали очертания марины Кюизери. Эгаре направил «Лулу» в гавань. Вдвоем с Максом, мгновенно промокнув до нитки под дождем и ветром, они пришвартовали судно к понтону.
– Надо валить на берег! – крикнул Макс сквозь свист и вой ветра. – Иначе нас тут так растрясет – неделю блевать будем!
– Я не могу оставить книги и кошек! – крикнул Эгаре в ответ, захлебываясь от воды, которая заливала ему лицо, шею, струилась по рукам. – К тому же я – capitano, а значит, не могу покинуть свое судно.
– Вас понял, командир! Тогда я тоже остаюсь.
Судно заскрипело, словно в знак презрения к этим двум сумасшедшим.
Кунео тем временем освободил «утопленницу», с лицом в форме сердечка, от ее мокрых одежд и уложил в каюте Эгаре в чистую постель. Она лежала голая под целой горой одеял, и глаза ее выражали радость и умиротворение. Кунео переоделся в белый спортивный костюм, придававший ему несколько нелепый вид.
Стоя на коленях перед кроватью, он ложка за ложкой вливал ей в рот провансальский писту[60]; чесночно-миндально-базиликовый крем, с которым его обычно едят, он положил прямо в чашку и залил прозрачным овощным супом.
Она улыбалась ему.
– Значит, Сальво. Сальваторе Кунео. Из Неаполя, – подытожила она. – А я – Саманта.
– И при этом очень красивая, – сказал Сальво.
– Правда, там страшно? – спросила она, когда вошли Эгаре с Максом. – Просто жуть!
У нее были большие синие глаза.
– Ну что вы! – поспешил успокоить ее Макс. – Э-э-э… А что вы имеете в виду?
– Ерунда! Небольшой дождь. Повышенная влажность, – прибавил Кунео.
– Я мог бы что-нибудь почитать вслух, – предложил Эгаре.
– Можно что-нибудь спеть, – вставил Макс. – Хором.
– Или приготовить что-нибудь вкусное, – сказал Кунео. – Вы любите тушеную говядину с травами по-провансальски?
Она кивнула.
– Но только из говяжьей щеки, хорошо?
– А что же там все-таки «страшно»? – спросил Макс.
– Жизнь. Вода. Рыба крендель в томате.
Мужчины изумленно уставились на нее.
Эгаре подумал, что эта Саманта совсем не похожа на сумасшедшую, хотя говорит и делает, на первый взгляд, более чем странные вещи. Просто она… необычная.
– Никак не могу с вами согласиться, – сказал он. – А что это за «рыба крендель»?
– Вы… э-э-э… специально упали в воду? – спросил Макс.
– Конечно специально, – ответила Саманта. – Ни один нормальный человек не пойдет гулять в такую погоду и не упадет случайно – задом – в реку. Это уж действительно был бы идиотизм, верно? Нет, такие вещи делают вполне сознательно.
– Так, значит, вы… хотели?..
– Что? Склеить ласты? Самой переправиться через Стикс? Умереть? Нет-нет, что вы! С какой стати?
На треугольном лице было написано искреннее удивление.
– А, понятно. Это, наверное, так выглядело со стороны? Нет-нет. Я люблю жизнь. Хотя она иногда бывает ужасно утомительна и с точки зрения совокупно-универсального – бессмысленна. Нет. Мне просто захотелось узнать, каково это – в такую погоду прыгнуть в реку. У нее был такой необычный, притягательный вид. Взбесившаяся вода. И мне стало интересно, будет ли мне страшно в этой воде и не скажет ли мне этот страх чего-нибудь важного.
Кунео кивнул, словно хорошо понимал, что она имеет в виду.
– И что же он должен был сказать? – спросил Макс. – Что-нибудь вроде: «Бог умер, да здравствует спорт!»?
– Нет, я подумала, не подскажет ли он, как мне изменить свою жизнь. Перед концом человек раскаивается лишь в том, чего не сделал, – так, кажется, говорят?
Мужчины кивнули.
– Во всяком случае, умирать я не собиралась. Кто захочет отправиться на тот свет с тягостной мыслью, что у него уже не осталось времени сделать что-нибудь по-настоящему важное?
– Ну, хорошо, – сказал Жан. – Можно, конечно, попытаться осознать свои глубинные желания и мечты. Вопрос лишь в том, обязательно ли для этого прыгать в реку.
– А вы знаете более эффективный способ? Интересно – какой? Лежа на диване? Там у вас не осталось больше супа?
Кунео восторженно улыбнулся Саманте и в очередной раз пригладил свои усы.
– Слава богу! – прошептал он и дал ей еще супа.
– И мне действительно пришло в голову кое-что важное, когда волны играли со мной в кошки-мышки и я чувствовала себя как последняя изюмина в кексе. До меня вдруг дошло, чего мне не хватает в жизни, – заявила она.
И сунула в рот еще одну ложку супа.
И еще одну. И еще.
Они с нетерпением ждали продолжения.
– Я хочу еще раз поцеловать мужчину, и не просто поцеловать, а по-настоящему, – сообщила она, после того как выскребла последнюю каплю супа из тарелки. Потом довольно рыгнула, взяла руку Кунео, положила ее себе под щеку и закрыла глаза. – Когда высплюсь… – пробормотала она.
– Я к вашим услугам, мадам, – тихо произнес Кунео, глядя на нее маслянисто-туманным взглядом.
Она не ответила. Только улыбнулась. Через несколько секунд она уснула и тихо засопела.
Мужчины растерянно переглянулись.
Макс беззвучно рассмеялся и поднял вверх большие пальцы обеих рук.
Кунео попробовал сесть удобнее, чтобы не будить спящую. Ее голова лежала на его большой ладони, как кошка на подушке.
30
В то время как над «книжным городом на реке Сей» свирепствовал ураганный ветер, который, по сообщениям синоптиков, ломал деревья как щепки, «прорубая» в лесах целые просеки, забрасывал машины на крыши и предавал огню крестьянские дома, трио мужчин изо всех сил старалось вести беззаботную жизнь.
– А почему Кюизери – это рай, как, ты говорил, три тысячи лет назад? – тихо спросил Макс Жана.
– О, Кюизери! Кто любит книги, тот сразу же влюбится в эту деревушку, в которой все помешаны на книгах. Или просто помешаны, что почти незаметно. Чуть ли не в каждом доме – книжная лавка, типография, переплетная мастерская, издательство… И на каждом шагу – художественные объединения. Там все просто вибрирует от творческой инициативы и фантазии.
– Что-то пока это незаметно, – сказал Макс.
Ветер с воем носился над судном и свирепо сотрясал все, что было не принайтовано. Кошки обосновались на постели под боком у Саманты: Линдгрен устроилась у ее шеи, а Кафка – на ногах, в ложбинке между икрами. «Она теперь наша», – всем своим видом говорили они.
– Каждый букинист в Кюизери специализируется на чем-то своем. Тут можно достать все. А уж если я говорю все, то это и в самом деле означает все, – заявил Эгаре.
В своей прежней жизни, когда он еще был книготорговцем в Париже, он периодически имел дело с торговцами раритетами – например, когда какой-нибудь состоятельный клиент из Гонконга, Лондона или Вашингтона уверял себя, что ему просто необходимо иметь первое издание Хемингуэя за сто тысяч евро, в замшевом переплете, с дарственной надписью автора старому доброму другу Тоби Отто Брюсу. Или книгу из библиотеки Сальвадора Дали. Одну из тех, что он прочел незадолго до своих сюрреалистических грез о «мягких часах».
– Значит, тут есть и «пальмовые листья»? – спросил Кунео.
Он все еще стоял на коленях перед кроватью, держа ладонь под щекой Саманты.
– Нет. Есть сайенс фикшн, фантастические истории и фэнтези. Да, специалисты тут видят существенные различия. Кроме того…
– «Пальмовые листья»? А это еще что такое? – перебил его Макс.
Эгаре издал стон.
– Ничего, – ответил он.
– Ты что, никогда не слышал о библиотеке судьбы? – воскликнул Кунео. – О… книге жизни?.. – почти благоговейно прибавил он шепотом.
Саманта зачмокала во сне.
Жан Эгаре тоже знал эту легенду. Магическая книга книг, Великая мировая память, написанная пять тысяч лет назад семью неземными мудрецами-ясновидцами. Согласно мифу, эти семь риши нашли состоящие из эфира книги, в которых запечатлены все прошлое и будущее мира. Сценарий всей жизни. Написанный мудрецами, жившими за пределами таких ограниченных вещей, как время и пространство.
Риши смогли перевести и начертать на мраморе, камне или на пальмовых листьях судьбы миллионов людей.
Глаза Кунео блестели.
– Представь себе, Массимо, – твоя жизнь написана на одном-единственном узком листе пальмы! Все о твоем рождении, смерти и о промежутке между ними. Кого ты полюбишь, на ком женишься, профессия – всё! Даже твои прежние жизни!
– Пффф… king of the road… – пропела во сне Саманта.
– Вся твоя жизнь, включая прежние жизни, – на бумажной салфетке. Очень правдоподобно! – пробормотал Эгаре.
Он всю свою книготорговую жизнь отшивал коллекционеров, которые стремились любой ценой стать обладателями этих так называемых «Хроник Акаши».
– Серьезно? – воскликнул Макс. – Ребята, а может, я был Бальзаком!
– А может, просто маленькой макарониной.
– И про свою смерть тоже узнаешь. Правда, не точную дату, а только в каком месяце и в каком году, – сообщил Кунео.
– Спасибо… – с сомнением произнес Макс. – Что за удовольствие – знать дату своей смерти? Я бы до конца жизни трясся от страха. Нет уж, спасибо, я предпочитаю неизвестность, которая дает хоть иллюзию бесконечности.
Эгаре многозначительно покашлял:
– Вернемся к Кюизери. Большинство из тысячи шестисот сорока двух жителей так или иначе имеют дело с печатной продукцией, остальные заняты обслуживанием гостей. Говорят, это братство букинистов создало густую сеть по всему миру, которая функционирует вне обычных путей коммуникации. Они даже не пользуются Интернетом – каждый из этих книжников-мудрецов держит свои знания в секрете, так что после его смерти они тоже погибли бы…
– Упс… – пробормотала Саманта.
– Поэтому каждый воспитывает по крайней мере одного последователя, чтобы устно, так сказать, из рук в руки, передать ему все, что надо знать о книжном деле. Им известны разные мистические истории – о возникновении знаменитых произведений, о тайных изданиях, рукописях, о «Женской библии»…
– Круто! – сказал Макс.
– …или о книгах, в которых между строчками можно прочесть совершенно иную историю, – тихо рассказывал Эгаре заговорщическим тоном.
– Я слышал, будто в Кюизери живет одна женщина, которая знает подлинные финалы многих литературных шедевров, потому что она собирает ранние и первоначальные редакции рукописей. У нее, например, есть самый первый финал «Ромео и Джульетты», в котором влюбленные остаются в живых, женятся и рожают детей.
– Фффу!.. – пробормотал Макс. – Ромео и Джульетта остаются в живых, женятся и становятся родителями? Да тут же вся драматургия – коту под хвост!
– А мне нравится, – возразил Кунео. – Мне всегда было так жалко малышку Джульетту.
– И кто-то из них, наверное, знает, кто скрывается под псевдонимом Санари? – спросил Макс.
Надеюсь, подумал Эгаре. Он из Дигуэна послал открытку президенту книжной гильдии Кюизери, Сами ле Трексеру, и сообщил о своем визите.
Около двух часов ночи они наконец в изнеможении уснули, убаюканные слабеющими волнами, которые все замедляли свою пляску, по мере того как стихала гроза.
Когда они проснулись, день со своим безобидным, свежевымытым солнечным светом делал вид, будто ночью ничего не случилось, а от бури не осталось и следа. Как и от женщины, которую они выловили из реки.
Кунео ошарашенно смотрел на свою пустую руку и словно с упреком показывал ее Максу и Эгаре.
– Опять начинается! – жаловался он. – Почему мне попадаются женщины только на реках? Я еще от первой не успел прийти в себя!
– Верно. У тебя ведь было слишком мало времени – всего пятнадцать лет, – ухмыльнулся Макс.
– Что за народ женщины! – продолжал сетовать Кунео. – Ей что, трудно было написать свой номер телефона, хотя бы губной помадой на зеркале?..
– Я схожу за круассанами, – предложил Макс.
– Я пойду с тобой, amico. Может, встречу эту спящую певицу, – заявил Кунео.
– Вы тут ничего не знаете, – возразил Эгаре. – Лучше пойду я.
В конце концов они отправились на берег втроем.
Когда они, пройдя городские ворота, направились к булочной, им навстречу попался орк с охапкой багетов в руках. Его сопровождал эльф, уткнувшийся в свой айфон.
Эгаре заметил целую команду Гарри Поттеров, громко споривших с отрядом мартиновских ночных стражей перед голубым фасадом книжного магазина «La Dcouverte». Потом они встретили двух расфуфыренных вампирш на горных велосипедах, которые жадно покосились на Макса. А из церкви вывалились два фаната Дугласа Адамса, в махровых халатах и с полотенцами через плечо.
– Convention! – воскликнул Макс.
– Чего? – не понял Кунео, все еще таращившийся на орка.
– Конвент фэнтези. Полдеревни ходит, переодевшись в своих любимых авторов или персонажей. Класс!
– Что, и в кита Моби Дика тоже? – спросил Кунео.
Эгаре, как и Кунео, смотрел вслед существам, словно явившимся прямиком из Средиземья или Винтерфелла. Вот что делают книги!
Кунео при виде каждого «костюма» спрашивал, из какой он книги, и Макс с раскрасневшимися от возбуждения щеками объяснял ему, кто откуда и что изображает. Правда, когда им попалась навстречу женщина в ярко-красном кожаном плаще и в белых ботфортах, он никак не смог прокомментировать это явление.
– Эта дама, господа, не просто женщина, переодетая каким-то персонажем, а медиум, она общается с Колетт и Жорж Санд, – пояснил Эгаре. – Каким образом – это ее тайна; она уверяет, что встречается с ними во время своих путешествий во времени, которые совершает во сне.
В Кюизери находилось место для всего, что хоть как-то было связано с литературой. Например, здесь бы врач, специализировавшийся на литературной шизофрении. К нему приходили на прием люди, чьей второй личностью оказывались Достоевский или святая Хильдегарда Бингенская. Или авторы, запутавшиеся в собственных псевдонимах.
Эгаре направил стопы к президенту книжной гильдии Кюизери, Сами ле Трексеру. Рекомендация Трексера был входным билетом в букинистические круги, с помощью которых Эгаре надеялся раскрыть тайну Санари. Трексер жил над старой типографией.
– Значит, старший литератор даст нам что-то вроде пароля, или как? – спросил Макс, который почти на каждом углу застревал перед очередным книжным развалом, манившим к себе обложками романов, фотоальбомов и географических карт.
– Скорее «или как».
Кунео то и дело останавливался у меню бистро и делал какие-то записи в своем блокноте с кулинарными рецептами. Они находились в Брессе, регионе, который, по мнению его жителей, был колыбелью французской креативной кухни.
В приемной президента их ждал сюрприз: Сами ле Трексер оказался не президентом, а… президентшей.
31
За письменным столом, который выглядел сколоченным из первого попавшегося подручного материала, сидела та самая женщина, которую Сальво выудил накануне из реки Сей.
Сами оказалась Самантой. На ней было белое льняное платье, открывавшее стройные ноги со ступнями хоббита. Огромными и очень волосатыми.
– Итак? – Она закинула ногу на ногу и игриво покачала мохнатой ступней. – Чем я могу вам помочь?
– Э-э-э… Видите ли, я ищу автора одного произведения. Он носит псевдоним, а настоящее имя его…
– Как вы себя чувствуете? – перебил его Кунео, обращаясь в Саманте.
– Прекрасно, – улыбнулась она. – И спасибо вам за любезное предложение помочь мне исполнить мое желание – поцеловать мужчину, прежде чем я состарюсь. Я уже давно вынашиваю эту мысль.
– А можно где-нибудь здесь раздобыть такие классные копыта, как у вас? – спросил Макс.
– Да, так вот по поводу «Южных…»…
– Да, в «Эдене». Это торгово-развлекательно-информационный центр для туристов, где вам охотно впарят ноги хоббита, уши орка, распоротый живот…
– Возможно, их написала женщина…
– Я буду рад приготовить для вас что-нибудь особенно вкусное, синьорина Саманта. А если вы перед этим пожелаете немного поплавать – пожалуйста! Я ничего не буду иметь против.
– Я, пожалуй, куплю себе такие ноги. Вместо домашних туфель. Кафка обалдеет. Как вы думаете?
Эгаре, чтобы совладать с собой, посмотрел в окно:
– Вы заткнетесь наконец или нет?! Санари! «Огни»! Мне нужен автор настоящий! Прошу вас!
Он произнес все это громче, чем хотел. Макс и Кунео изумленно уставились на него. Сами, напротив, откинулась на спинку кресла с таким видом, будто ее все это очень забавляло.
– Я ищу его – или ее – уже двадцать лет. Эта книга… это… – Жан Эгаре лихорадочно подыскивал слова. Но все, что он видел перед собой внутренним взором, был свет, разлитый над реками. – Эта книга – как женщина, которую я любил. Она ведет к ней. Это – живая вода любви. Это та мера любви, которую я еще был в состоянии вынести. Которую я еще мог чувствовать. Это – соломинка, через которую я дышал последние двадцать лет.
Эгаре провел ладонью по лицу.
Но это была не вся правда.
Это была уже не единственная правда.
– Она помогла мне выжить. Книга мне уже не нужна, потому что я теперь снова… сам могу дышать. Но я хотел бы поблагодарить автора.
Макс смотрел на него с удивлением и уважением.
Сами широко ухмыльнулась:
– Понятно. Книга-акваланг.
Она посмотрела в окно. Литературных персонажей на улицах становилось все больше.
– Не ожидала я, что в один прекрасный день ко мне придет такой вот, как вы… – произнесла она со вздохом.
Эгаре почувствовал, как у него судорожно напряглись мышцы на спине.
– Вы, конечно, не первый. Правда, их было немного. Но никто из них не смог отгадать загадку. Они задавали не те вопросы. Это особое искусство – задавать правильные вопросы.
Сами все еще смотрела в окно. Там на тонких нитках были развешены разнообразные деревяшки. Пристально всмотревшись в них, можно было увидеть силуэт прыгающей рыбы. И лицо. И ангела с одним крылом…
– Большинство спрашивает, только чтобы слышать себя. Или услышать что-то, что им по плечу, но только не то, что им больно слышать. Вопрос «ты меня любишь?» – из этой же оперы. Его надо запретить раз и навсегда.
Она стукнула одну хоббитовую лапу о другую.
– Спрашивайте! – сказала она.
– У меня… Я… могу задать только один вопрос? – спросил Эгаре.
Сами приветливо улыбнулась:
– Конечно нет. Можете задавать столько вопросов, сколько хотите. Только вы должны спрашивать так, чтобы я могла ответить либо да, либо нет.
– Значит, вы его знаете?
– Нет.
– Правильный вопрос означает, что правильным должно быть каждое слово, – возбужденно произнес Макс и толкнул Жана локтем.
– Значит, вы знаете ее? – поправился Эгаре.
– Да.
Сами благосклонно посмотрела на Макса:
– Я вижу, мсье Жордан, вы поняли принцип. Правильные вопросы должны делать человека счастливым. Кстати, как продвигается ваша следующая книга? Это, кажется, будет вторая по счету? Да уж, проклятье второй книги, все надежды и чаяния… Вы спокойно можете выдержать паузу – лет в двадцать. Лучше всего, если вас немного подзабудут. Тогда вы станете свободны.
У Макса запылали уши.
– Следующий вопрос, господин душевед!
– Это Брижит Карно?
– Нет! О боже!
– Но Санари еще жива?
Сами улыбнулась:
– Еще как!
– Вы можете… помочь мне познакомиться с ней?
Сами на секунду задумалась.
– Да.
– Каким образом?
Она пожала плечами.
– Это был неправильный вопрос. Да или нет, – напомнил Макс.
– В общем, я сегодня готовлю на ужин буйабес[61], – вмешался Кунео. – Я зайду за вами в половине восьмого. И вы с capitano Perdito продолжите свою игру в да-нет-знаю-не-знаю у нас на борту. S? Я надеюсь, вы – не дай бог! – не обручены? У вас нет желания совершить маленькое путешествие по рекам и каналам?
Сами переводила взгляд с одного гостя на другого.
Читать бесплатно другие книги:
