Укус скорпиона Пищенко Виталий
В Кахамарке нас встречал Франциско Писарро, нервно расхаживавший по площади.
– Как Атауальпа? – первым делом спросил он у брата.
– Он принял наше предложение, – расхохотался тот в ответ.
– Слава Всевышнему! – перекрестился Франциско.
Ночь прошла в тревожном ожидании. Никто не сомкнул глаз, понимая, что перуанцы могут напасть в любой момент. Огни вражеского лагеря сверкали на склоне горы, словно звезды на небесах – так их было много, вселяя в сердца испанцев еще больший трепет. По крайней мере, на физиономиях графобов читался именно страх.
Но ничего не произошло. Наступило утро, постепенно разгорался день, время шло к полудню. Лишь тогда в Кахамарке появились гонцы, сообщившие, что Повелитель инков скоро прибудет в город в сопровождении знати и воинов.
– Вот тогда и начнется резня, – шепнул мне на ухо Бруно. – Великий лев окажется в зубах гиены.
– А если попытаться изменить программу и предупредить инков? – спросил я.
– Жалко их, да? Это же только игра. К тому же не забывай, нам нужен шлем. А его можно будет снять только с поверженного Сына Солнца. Таковы условия игры.
– Ну, хорошо, – кивнул я. – Допустим, этот шлем окажется у нас в руках. А где взять второй?
– Он рядом с нами, – и Бруно кивнул в сторону Франциско Писарро, о чем-то спорившего в этот момент с де Сото.
– Проклятье! – выругался я. – Неужели нельзя было придумать более простой способ заполучить эти чертовы шлемы?
– Нельзя, – усмехнулся Бруно. – Как говорят русские, дальше положишь – ближе возьмешь… Да и кто мог подумать, что все пойдет шиворот навыворот?
– Идут! Идут! – разнеслись над площадью крики дозорных.
Действительно, перейдя мост, войско Атауальпы шествовало к Кахамарке.
– Все по местам! Живо! – закричал Франциско Писарро.
Мы с Бруно рванулись к одному из глиняных домов и, спрятавшись внутри, принялись наблюдать через оконце, затянутое пузырем какого-то животного, за процессией Верховного инки.
Зрелище было впечатляющим. Впереди паланкина, в котором несли Атауальпу, шло огромное количество прислужников, за ними следовала разодетая в яркие разноцветные одежды придворная знать, а дальше – само войско, разбитое на отряды. Передовая колонна состояла из пращников, несших прочные деревянные щиты, следом двигались тяжеловооруженные воины с бронзовыми топорами и боевыми копьями, имевшими наконечники размером с кулак, из которых торчало множество острых шипов. Дальше шли отряды, вооруженные дротиками, арьергард же составляли воины с длинными тридцатифунтовыми пиками.
– Представляю, каково было настоящим испанцам при виде этой мощи, – пробормотал я, зачарованно разглядывая тридцатитысячное войско инков.
– И все-таки они победили, – задумчиво произнес Бруно. – Беда индейцев в том, что они были слишком доверчивы.
– И не знали железа, – авторитетно добавил я.
– Пожалуй.
– Подожди, – встрепенулся я, – они останавливаются.
– Похоже. Черт! Кажется Атауальпа сходит с носилок, рабы устанавливают шатер. Только этого нам не хватало! Мы и так слишком долго находимся в виртале, и опять задержка.
– Они посылают гонца, – добавил я, продолжая наблюдать за войском перуанцев. – Надо пойти послушать, что он скажет.
Мы вышли на площадь и увидели, что Франциско Писарро, скрестив руки на груди, тоже поджидает гонца. Но прошло не менее десяти минут, прежде чем тот появился, чтобы сообщить, что Повелитель Страны Солнца решил провести ночь за городом и только утром сможет посетить испанцев.
– Как же так? – запротестовал Писарро. – Мы готовились к этой встрече, столы ломятся от яств. До завтра почти все станет несъедобным, и мы не сможем достойно принять великого правителя Перу.
– Хорошо. Я передам Повелителю слова белого человека, – сказал гонец и поспешил в обратный путь.
К Франциско, наблюдавшему за удаляющейся фигурой посланника, подошел Эрнандо.
– Молодец! – сказал он брату. – Еще одну ночь в этой мышеловке нам не вынести. И люди устали. С утра находятся при полном вооружении подле оседланных коней.
– Знаю, – ответил Франциско. – Но еще не известно, клюнет ли на эту уловку Атауальпа. Будем ждать и верить в провидение Господне.
Однако ждать пришлось не так уж и долго. Вернулся гонец и объявил, что сын Солнца благосклонно отнесся к столь сердечному приглашению и в знак миролюбия незамедлительно прибудет в город без вооруженной охраны.
Глаза у Франциско вспыхнули хищным блеском, которого гонец, увы, так и не заметил.
– Я рад такому известию, – поклонился испанец. – Мы ждем Великого инку.
На закате торжественная процессия вступила в Кахамарку. Атауальпу по-прежнему несли в паланкине, но только сейчас испанцы разглядели, что он украшен драгоценными камнями и золотыми пластинами.
Сам властелин Страны солнца сидел на массивном троне из чистого золота, при виде которого конкистадоры едва не сошли с ума. Да и на придворных, со всех сторон обступавших носилки, было навешано множество золотых и серебряных украшений. У многих из них на голове красовались золотые короны, также подогревавшие кровь испанцам, сидевшим в засаде.
Мы с Бруно стояли возле лошадей в ожидании сигнала к атаке и наблюдали как к Атауальпе подходит Вицент де Вальверде – домашний священник Писарро.
Что он говорил, мы не слышали, лишь заметили, как меняется в лице Верховный инка. А затем заговорил он сам. Гневно, отрывисто, резко – так, что было слышно на весь город.
– Я никому не намерен покоряться и платить дань! Только слабоумный может променять живого бога на мертвого. Скорее, я уничтожу вас самих!
Писарро поднял руку и взмахнул белым платком. В то же мгновение из крепости донесся грохот пушечных выстрелов, вслед ударили аркебузы. Над площадью разнесся боевой клич испанцев:
– Сант-Яго с нами! Бейте их!
Всадники и пехотинцы ворвались в самую гущу окаменевших от неожиданности инков. Многие так и не поняли, что произошло, сраженные в первые же секунды боя пулями и железными мечами.
А потом началась паника. Охваченные ужасом перуанцы попытались спастись бегством, даже не помышляя дать хоть какой-то отпор. Их затаптывали лошадьми, разили алебардами, били мечами и копьями. Обезумев от ужаса, не зная, где искать спасения, индейцы бросились к стене, которая была построена между домами и ограждала площадь, и проломили ее своими телами. Но и это их не спасло. Всадники настигали их и рубили, рубили, рубили, опьяненные кровью.
Атауальпа с окаменевшим лицом смотрел на это страшное побоище, осознавая свое бессилие и не веря в происходящее. Около носилок метались знатные инки из ближайшего его окружения. С голыми руками они бросались на врагов, принимая бессмысленную смерть.
Мы с Бруно так и не вышли из своей засады.
– Боже мой, – шептал я, – неужели все так и было на самом деле?
– Увы, – ответил итальянец. – Впрочем, сейчас не время для исторических экскурсов. У нас здесь свои дела и, кажется, пора ими заняться вплотную.
Он вскочил в седло.
– Ну же!
Я повиновался.
– Займешься Писарро, а Атауальпа мой! – кинул Бруно, пуская коня с места в галоп.
Мне не оставалось ничего иного, как ринуться в атаку вслед за ним, выставив вперед длинное копье.
Защитников Владыки Солнца к тому времени почти не осталось. Бруно подскочил к паланкину и проткнул мечом последних двух спрайтов, удерживавших носилки на весу. Они опрокинулись на землю, и Филетти, соскочив с коня, сорвал шлем с головы Атауальпы. Тут же подоспело несколько конкистадоров и начали вязать инке руки. А я, наконец, увидел Франциско Писарро. Он тоже спешил к паланкину. Я направил коня к нему и на полном скаку ударил его кобылу копьем в круп. Лошадь опрокинулась на землю вместе с всадником. Шлем слетел с головы Франциско и откатился в сторону. Выпрыгнув из седла, я подхватил его и в тот же миг увидел Бруно, выводящего на стену каменного дома меню выхода.
– Быстрее! – махнул он рукой.
Я сорвался с места, проклиная тяжеленные доспехи конкистадоров.
– Все, уходим, – сказал Бруно и ткнул рукой в слово «ВЫХОД».
В последний миг я успел оглянуться на груды тел, залитых потоками крови. И еще я увидел глаза Атауальпы, в которых отразилось страшное будущее его народа. Это было началом конца великой империи инков, это было концом начала моей службы специальным курьером самой могущественной разведывательной службы, когда-либо существовавшей на Земле. Ибо в направленном на меня взляде графоба светилось чисто человеческое злорадство…
Уровень 4
Стрельба по бегущей мишени
– Глупости, – сказал Кристофер Шин, – виртуальные ощущения ни в коей мере не сравнимы с реальными. Возьмем, к примеру, этот бокал с шампанским, истекающим пузырьками углекислого газа, и пройдемся по цепочке ощущений. В данный момент у меня задействованы только органы зрения, но теперь я беру бокал с подноса, и тут же в работу включается осязание. Делаю глоток – получаю вкусовые ощущения. Далее через какой-то промежуток времени начнут работать органы пищеварения, почки и, простите за вульгарность, мочевой пузырь. Мало того, алкоголь воздействует и на мой мозг, внося коррективы в вестибулярный аппарат, органы зрения, память и так далее. А о каком, извините, метаболизме может идти речь в виртуальности? Нет, это грубая подделка, вроде той, когда в мозг подопытной мыши вживляют электрод, способный заменит ей кусок сыра. Мышь чувствует себя сытой и умирает от истощения.
– А секс? – спросил Эдвард Смит.
– Что, секс? Тот же суррогат. Ваш мозг отвечает на раздражители, и вы даже можете испытать оргазм. Но это будет мнимый оргазм, тот самый кусочек несуществующего сыра. Разве вы почувствуете себя удовлетворенным, вернувшись в нормальный мир? Виртуальный секс не вызывает даже поллюций, так что эротические сновидения в этом плане более эффективны.
– Но вы забываете о рэйверах, – сказал я.
– Отчего же? – Шин протянул свою пухлую руку к подносу, ставя на него пустой бокал и подхватывая новый. – В этом аспекте можно рассматривать три варианта. Первый – это когда один из партнеров является рэйвером, другой – графобом, второй: рэйвер – личностная матрица, и третий: рэйвер – рэйвер. Как видите, в первых двух случаях сексуальные взаимоотношения сводятся к тривиальному одностороннему получению мнимого удовольствия, о котором я говорил ранее. Пожалуй, это можно в какой-то степени сравнить с обычным употреблением некоторыми индивидуумами, преимущественно женского пола, различных стимуляторов, вроде вибраторов и прочей дребедени. Хотя… гм… можно вспомнить и надувные куклы для мужчин. А вот третий случай не так уж и прост. Главный вопрос, который здесь возникает – возможно ли зачатие в виртуальности? Ответить на него мы пока не в состоянии. Нужна экспериментальная проверка. Но увы, у отдела нет времени отвлекаться на такие пустяки. И без того на разработку направлений, которыми мы сейчас занимаемся, уйдут годы и годы. К сожалению, ЦРУ пока не осознает до конца, какие перспективы открывает виртуальность. Отсюда те мизерные ассигнования, выделяемые нашей службе.
Шин допил шампанское и, поставив бокал на столик, посмотрел на меня.
– Ну а вы, что думаете обо всем этом по прошествии двух месяцев работы в нашем не очень-то дружном коллективе?
– Что вы имеете в виду? Ассигнования или секс в виртале?
Шин сморщился.
– Ненавижу термин «виртал». Звучит как-то грубо и резко. «Виртуальность» – слово красивое и полностью объясняет суть явления. Не правда ли?
Дремавший доселе в кресле Кеннет Грипс, вдруг вздрогнул, приоткрыл одно веко, пробормотал: «Да-да, конечно,» – и тут же тихонько захрапел, так и не закрыв глаз. Выглядело это довольно жутко.
– Вот видите, – медленно проговорил Шин, видимо тоже потрясенный этаким зрелищем. – Старцы глаголют истину и только ее. А мнением я вашим поинтересовался касательно зачатия в виртуальности, ибо к ассигнованиям вы не имеете совершенно никакого отношения.
– Смотря с какой стороны подойти к этому вопросу, – начал я. – Физиологически сие вполне допустимо, но, как вы правильно заметили, требует экспериментальной проверки. А вот что касается психологического аспекта…
– Психологического? – фыркнул Шин. – Дорогой мой, психологии не существует. Ее выдумали бездельники, которых я называю абстрактными мыслителями. Вся наша психология заключается в одной фразе: «Страх перед смертью». Да-да, именно страх перед смертью, ни больше и ни меньше. Присмотритесь получше к нашей жизни, и вы поймете, что все наши помыслы, все стремления связаны только с этим. И заметьте, Зигмунд Фрейд тоже не обошел этот аспект стороной. Вспомните его мортидо! Только вот зачем он приплел сюда секс с его дурацким либидо, я не пойму. Не сделай он этого, старика можно было бы записать в разряд величайших гениев человечества. А так получилась очередная пустышка. Современные же, так называемые, прогрессивные психологи, вообще, ни черта не смыслят в человеческой мозгах. А там, поверьте мне, сидит лишь маленький и липкий ужас перед неотвратимым концом. Мы недалеко ушли от животных, у которых, как вы знаете, основной инстинкт – это инстинкт самосохранения. И не всегда он выше материнского, как нас убеждают бездарные естествоиспытатели. Я видел, как моя кошка драпала из горящей квартиры, начхав на своих котят, которые так и сгорели заживо. Только вот человеческий инстинкт самосохранения следует помножить на два, так как мы еще и осознанно понимаем, что жизнь чертовски хорошая штука, чтобы с нею расставаться. И не верю я ни в какой героизм, самопожертвование или чувство долга. Все это чепуха и идеологическая трепотня.
– А войны? – спросил я.
– Что войны? Если вы не пойдете в армию, вас расстреляют как дезертира. Тут верная смерть, а на войне есть хоть какой-то шанс уцелеть. Выбора нет. Просто из двух зол выбирают меньшее. Это, заметьте, основная аксиома нашей жизни.
Я слушал его и думал, неужели я единственный кретин, решивший пожертвовать собой ради блага цивилизации? Нет, глупости. Из истории я знал тысячи примеров, когда люди шли на смерть ради спасения друга, семьи, страны. А если Шин прав, и все это лишь патетика патриотизма и самоотверженности? Кто знает, о чем думали эти люди, заглянув смерти в глаза? Не проклинали ли они себя за необдуманный шаг, приведший их на край пропасти? Или же они попадали в такие условия, что выбирать уже было не из чего? Смерть или смерть – тут нет дилеммы. Ответить на этот вопрос я не мог, но и тем более не верил в собственную исключительность.
А Шин продолжал вещать своим размеренным менторским голосом:
– Бихевиористы были правы, когда сводили всю психологию к ответным реакциям подопытного на раздражители. Дайте вам возможность насладиться чем-то, ну… хотя бы хорошей пищей, вином или женщиной, но при этом скажите, что прежде чем придет наслаждение, вы испытаете дикую боль. И поверьте мне, вы откажетесь от еды, даже если будете голодать, но согласитесь на эту боль, если наступит время умирать от истощения. Разве я не прав?
– Не знаю, – ответил я. – Вы заставили меня крепко задуматься. И, признаюсь, я сейчас не готов вступать с вами в полемику, если, вообще, найдется в этом необходимость.
– Ценю откровенность, – улыбнулся Шин, и его толстая физиономия расплылась от удовольствия. – Но вообще-то, я бы хотел поговорить с вами вот на какую тему…
«Боже мой, – мысленно застонал я, – он сегодня замучит меня своими философскими размышлениями».
И тут, словно фея из доброй сказки, в комнату вошла Кэрол Тренси, крутя на указательном пальце коротенькую цепочку с ключами.
– Кого подвезти? – спросила она, рассматривая нашу слегка подвыпившую компанию.
– Еще полно шампанского, – сказал Шин. – Да и куда торопиться? Дома меня ждут только мыши.
Смит тоже отказался ехать, кивнув на спящего Грипса, дескать, кто присмотрит за стариком. Я же подхватился на ноги и, пожелав всем приятного вечера, поспешил за Кэрол.
Добрых полчаса мы выбирались из здания ЦРУ и шли до автостоянки, где застыл в ожидании хозяйки роскошный бирюзовый «ягуар».
– Вы любите красивые вещи? – спросил я.
– И дорогие, – улыбнулась Кэрол.
– Я о вас почти ничего не знаю, хотя в нашем отделе не так уж и много сотрудников.
– Не удивительно, когда в мужском коллективе всего одна женщина, не считая уборщиц, ей приходится не выставлять себя напоказ. Да и разве можно поговорить с мужчинами о дамских делах?
– Да, – вздохнул я, садясь в машину, – вам нелегко.
– Привыкла, – пожала плечами мисс Трэнси. – И, может быть, так даже лучше. Меньше отвлекаешься от работы.
Она включила зажигание, и машина лениво выползла из теснины парковки.
– Вы уже обжились на новом месте? – спросила Кэрол, когда мы проехали последний пропускной пункт.
– Как вам сказать… Квартира неплохая, но все равно это клетка.
– Помышляете о побеге?
– И вы тоже?
– Зачем? Я сама предложила свои услуги ЦРУ.
– И мне незачем. Снова в тюрьму я не хочу.
– Я слышала, вы кого-то убили? – не слишком, на мой взгляд, тактично поинтересовалась мисс Трэнси.
– Гм, – прокашлялся я. – И вы после этого не боитесь ехать со мной в одной машине?
– Бруно о вас очень хорошо отзывается. Вы вытащили его из МИ-5. Признаться, надо быть смелым человеком, чтобы сунуться в это логово.
– Не знаю, – я пожал плечами, – может быть, я и смелый. Смотря с какого боку.
– Даже так? Тогда зачем вы рисковали жизнью, вытаскивая его из контрразведки?
– А как я мог вернуться без него?
– Причина только в этом?
– Тогда была в этом. Сейчас я сделал бы то же самое, но исходя из иных мотивов.
– Дружба? – улыбнулась Кэрол.
– Можно сказать и так.
Мы надолго замолчали, и я все это время с тоской смотрел в окно на приближающийся жилой массив Лэнгли. Вот моя новая тюрьма. Лучше, чем Стрэнк, но что с того? Вечерами я прихожу в пустую квартиру, ужинаю, включаю телевизор и смотрю на экран, не видя его. Нет, работа мне нравиться и нравилась бы еще больше, если бы не столько повседневного риска. Смешное словосочетание – «повседневный риск», и страшное. Бруно говорит, что к нашей работе можно привыкнуть. Верю, но с большим трудом. Тем более вот уже две недели, как я хожу в виртал один. Филетти научил меня всему, что умел сам, остальное придет с опытом. Если доживу до него, этого опыта.
В общем, на работе, я занят, мне не до тоски-печали. Но вот после нее разом приходят и полное одиночество, и мысли, мысли, мысли…
Я так и не смог по-настоящему с кем-то сдружиться, даже с Бруно. Когда выдается мало-мальски свободная минута, он возится с компьютерами. Да и в кампанию медленно спивающихся виртуальщиков, в которую я с недавних пор записался, он тоже не входит. Так что общаться нам с ним просто некогда…
Мы въехали в поселок, в основном застроенный одно и двухэтажными коттеджами и свернули на Линкольн-стрит, куда селили новобранцев, вроде меня.
– Четвертый дом, – сказал я, и Кэрол послушно притормозила возле моего узилища.
– До завтра, – улыбнулась она.
«Черт, – подумал я, – до чего ж она красива. Как Лора Клейн, даже красивее».
Честно говоря, я устал от воздержания. Нет, когда меня отпускали на выходные в Вашингтон, я мог заплатить за любую проститутку, даже самую дорогую, но с юных лет у меня выработалась к ним брезгливость. Сколько было до меня у такой дамы мужиков – сотня, тысяча? Да и что это за секс сродни работе? Нет уж, увольте.
О Кэрол же я и не мечтал. Квазимодо и Эсмеральда при любом раскладе не пара. И все же я забросил удочку.
– В Вашингтоне я купил отличный кофе, может…
Но она не дала мне договорить, задав встречный вопрос:
– А выпивка у вас есть?
– Нет, – честно признался я. – Мне хватает тепленькой кампании во главе с Шином.
– Плохо, – сморщилась Кэрол. – Тогда сделаем так, сбегаете за своим кофе, а потом мы поедем ко мне.
– Понял, – сказал я, пряча улыбку.
Похоже, наступил квазимодин день!
У мисс Тренси был собственный особняк, да такой здоровенный, что я сперва подумал, будто мы подъехали к дому самого директора ЦРУ. Нет, эта дама положительно имела много денег и жила на широкую ногу.
Внутреннее содержание ее жилища соответствовало внешнему виду: всюду ковры, дорогая бытовая техника, мебель из натурального дерева и еще много всякой всячины, на описание которой ушло бы не менее получаса.
А еще у Кэрол была прислуга: три женщины, которые смотрели за порядком в доме, готовили обеды и, вообще, занимались всем хозяйством. Как оказалось, мисс Тренси ненавидела домашнюю работу.
Покуда я рассматривал обстановку, она отдала приказание накрыть стол и вручила одной из служанок мою банку кофе.
– Нет, – встрепенулся я, – Сварю сам.
– Тогда позже, – улыбнулась Кэрол. – После ужина. А пока идем в библиотеку, выпьем немного, чтобы взбодриться.
– С удовольствием, – сказал я. – Правда бодрости во мне, хоть отбавляй.
Библиотека меня потрясла не меньше, чем все остальное. Я видел подобное изобилие разве что в хорошем книжном магазине где-нибудь на Мэлтон-стрит в Нью-Йорке.
– Вот это да… – выдохнул я, замерев на пороге.
– Интеллектуальные мужчины, – фыркнула Кэрол. – Почему-то вас всегда поражает больше всего библиотека, а не, скажем, этот «саркофаг» на две персоны или 786 модель компьютера, которых в мире всего-то штук двадцать из-за сумасшедшей стоимости процессора.
Действительно, только сейчас я заметил стоявший на письменном столе черного дерева мощный сервер с монитором 72 по диагонали и странного вида, широченный «саркофаг».
– Удивлены, откуда все это? Получила наследство от дядюшки. У него была своя компьютерная фирма.
– Я чужих денег не считаю, – честно сказал я и, не моргнув, выдержал ее пристальный взгляд.
– Похвальная черта, – усмехнулась Кэрол. – И, вообще, я вижу, вы положительный во всех отношениях человек. Что будете пить?
«Ну и переходы у нее, – подумал я, – похвалит и тут же кувалдой по голове, дескать, знаем мы ваше увлечение спиртными напитками».
Но я все же попросил бурбон, а пока она звенела бокалами, подошел к компьютеру. Оказалось, он работал, и на черном фоне хранителя экрана без конца бежала разноцветная надпись. Прочитав ее, я замер, и долго стоял, словно в трансе, не веря собственным глазам…
Красота порождает ненависть
А потом я тихо, почти беззвучно прошептал: «Маргарет» – и, увидев, как напряглась спина мисс Тренси, услышав, как предательски звякнули в ее руке бокалы, понял, что не ошибся.
Кэрол повернулась ко мне, на ее губах играла презрительная усмешка.
– Хотите убить меня, как Лору? – спокойно спросила она.
– Нет, слишком поздно, – прошептал я.
– Неужели мы поумнели? – иронически заметила мисс Тренси, а потом добавила, – Когда вы появились у нас, я решила заменить экранную заставку, да все было недосуг, а потом, вообще забылось. Честно говоря, была уверена, что вы провалите тест в Кэмп-Пири. Увы, ошиблась. Хотя… Какая теперь разница? Садись, мы должны поговорить.
Она протянула мне бокал, наполовину наполненный янтарной жидкостью, и уселась в кресло, закинув ногу на ногу. Но я так и остался стоять, пытаясь переварить новость, навалившуюся на меня тугой удушливой волной.
Маргарет Тревор жива! Значит, я не преступник? Значит, тогда я ее только ранил?
«Нет, – с тоской подумал я, – этого не может быть… Я видел то, что сделал с ее телом луч бластера. Такие раны смертельны, тут и не специалисту ясно. Да и не дышала она тогда, я проверил. К тому же, если бы я только ранил ее, меня не осудили бы на пожизненный срок».
И тут я, наконец, понял, в чем дело, и, пристально поглядев на Кэрол, как ни в чем не бывало потягивающую бурбон из своего бокала, спросил:
– Так сколько вас теперь, мисс Маргарет, две, пять?
– Не знаю, – пожала плечами Тренси-Тревор. – Любой мой дубль может сделать себе сколько захочет клонов. Что может быть проще виртуального клонирования?
– Но вы-то – оригинал?
– Увы… Только я клон первого порядка, так же, как и Лора. Нас сделала сама Маргарет.
– А где она сейчас?
– Понятия не имею. Мы живем сами по себе, встречаемся раз в год в День благодарения. Нужно же обмениваться информацией. И даже этого чересчур много. Скучно находиться в кампании с собой, зная заранее, что скажет твоя виртуальная сестрица. Хотя, кое в чем мы различаемся. Лора, к примеру, обожала азартные игры, а я их терпеть не могу.
«Господи! – думал я. – Как далеко они зашли… Десятки, сотни женщин с одинаковым темпераментом, мышлением и даже запросами. Это, как цепная реакция. Да и кто знает, может быть, уже появились дубли не только Маргарет? Ведь у каждого из них наверняка есть друзья или близкие, возжелавшие разойтись по всему свету, как сыны израилевы».
– А как выглядит сейчас мисс Тревор?
– Какая разница? – женщина подняла бокал, полюбовалась цветом его содержимого.
– Уж, наверное, не так, как выглядела прежде, – сам себе ответил я. – Готов поспорить: она создала себе самую шикарную матрицу. Рядом с ней и Клеопатра казалась бы дурнушкой. Как и рядом с вами…
– Да? – Кэрол обворожительно улыбнулась. – Спасибо, – потом внезапно расхохоталась: – Господи, да вы и впрямь считаете, что я – Маргарет!
– Почему бы и нет?
– Думайте, что хотите, – в ее глазах появились колючие льдинки. – Мне наплевать. Да и зачем вам Маргарет?
– Я могу с ней увидеться?
– Для чего?
«А, действительно, для чего? – с тоской подумал я. – Чтобы с помощью ее доказать правосудию, что я убил вовсе не человека? Но разве клон – не мыслящее существо с душой и плотью? Нет, стоп. Так я могу договориться до чего угодно. Суд постановил, что я явился причиной смерти мисс Лоры Клейн, спасибо Хэлтропу, он не сказал, кто на самом деле убитая, а просто закрыл дело с исчезновением. Правда, теперь основная проблема именно в этом. Но все же у меня есть свидетель, который может рассказать правду, а, значит, и надежда восстановить свое доброе имя.»
Впрочем, и комплекса вины, по большому счету, я могу не испытывать, ведь на самом деле мисс Тревор я не убивал, а уничтожил лишь порождение виртала, которое и человеком-то… Черт, я совсем запутался. Да и чему тут удивляться? Наша цивилизация еще не создала критериев, по которым можно было бы четко ответить на вопрос: кто есть гомо сапиенс, а кто…
– Стрэдфорд знает, кто вы? – спросил я.
– И кто же я? – изумленно вскинула она брови.
– Ну… – замялся я.
– Не человек? Вы это хотите сказать?
Признаться, я даже покраснел.
– Так вот какую дилемму вы решали эти пять минут! Да, я – клон. Но чем я отличаюсь сейчас от Маргарет? Ее физическая сущность… Нет, зачем усложнять. Она, вернее, ее тело, вошло в виртуальность, изменило физические параметры и вышло тем же человеком. Я же очеловеченный программный продукт, но во крови и во плоти, как и вы. «Cogito ergo sum – я мыслю, значит, существую», – сказал почти четыре века назад Рене Декарт, повторив фразу древнегреческого философа Парменида, изрекшего «Мыслить и быть одно и то же». Право, точнее просто невозможно сказать.
– Может быть, вы и правы… – пробормотал я.
– Я права, и вы это понимаете. А чтобы удовлетворить вашу любознательность, отвечу на последний вопрос. Нет, говорить что-либо подобное Стрэдфорду я и не думала. Если бы вы размышляли, прежде чем задавал вопросы, то сэкономили бы кучу времени. Я – человек. И Лора была человеком! Вы убили человека!
– Нет! – вскинулся я.
– Да! Да! Да! – лицо Кэрол внезапно исказилось, но оно осталось по-прежнему прекрасным. – Неужели вы думаете, что мы простили вам Лору? Не надейтесь! Свое вы получите… – она так же внезапно успокоилась и почти ласково улыбнулась: – Не бойтесь. Это произойдет не сегодня. И не завтра. Убийца, даже раскаявшийся, должен нести свой крест долго, очень долго… А ведь вы не раскаялись…
«Почему все они так и норовят ткнуть меня мордой в грязь? То Лора, то она, – со злостью подумал я. – Окажись кто-нибудь из них на моем месте, у них бы и не так голова пошла кругом. Хотя… Хотя положение у Кэрол, если она, конечно, не врет, похуже моего. Кому-кому, а ей действительно не позавидуешь. Жить среди людей и знать, что ты не такая как все. Бр-р-р».
Меня даже передернуло.
– Надеюсь, с вопросами мы покончили? – спросила Кэрол, допивая свой бурбон.
– Не знаю, – признался я. – Все так неожиданно, нужно обдумать это.
– Тогда проваливайте! Забейтесь в свою конуру и ломайте голову, как выпутаться из этой истории. А я устала и хочу спать. Завтра у меня тяжелый день…
Уснуть я не мог. Открытие ошарашило меня, выбило из колеи. Чем больше я думал, тем больше убеждал себя, что Кэрол лгала. Именно под ее личиной укрылась Маргарет Тревор! А как, иначе, объяснить ее богатство? Она же обмолвилась, что получила наследство от дяди, имевшего компьютерную фирму. Уж не от дядюшки ли Арчибальда? Не отдала бы жадюга Маргарет деньги своей матрице, никогда бы не отдала! Да и не верил я во множественное клонирование. Не сошла же с ума мисс Тревор, чтобы пойти на такое… Дублей, пусть внешне непохожих друг на друга, человечество не потерпит. И так нас слишком много на этом маленьком шарике, и без того чуть ли не половина человечества живет в скотских условиях, голодает и умирает от пустяковых болезней. А значит, клонов начнут преследовать, если, вообще, не отстреливать, как в старом фантастическом триллере «Бегущий по лезвию бритвы», где подобным образом поступали с киборгами. Наверняка Маргарет понимает это. И потому должна быть осторожной. Чертовски осторожной… Нет, Кэрол не матрица, она и есть Маргарет Тревор!
Всю ночь я ходил по комнате, словно загнанный в ловушку зверь, а утром прямиком отправился в кабинет шефа. Стрэдфорд был не в духе, хмурился, глядя на меня из своего глубокого кресла, да изредка поглядывал на монитор компьютера.
– Ну что еще? – проскрипел он, как несмазанная дверная петля.
– Я хочу расторгнуть контракт с ЦРУ, – сказал я.
– Что?!
– Повторяю, я хочу…
– Я понял, что ты сказал! – взревел Стрэдфорд. – И еще я понял, что ты рехнулся. Больше устраивает жизнь за решеткой? Или подобным образом ты пытаешься добиться повышения по службе?
– Ни то и ни другое, – спокойно ответил я. – Тот крючок, на который подцепило меня ЦРУ, проржавел. Я хочу добиться в суде пересмотра дела.
– Хочешь сказать, что никого не убивал?
– Нет, этого я не говорю. Только вот убил я совсем не человека, и в этом весь вопрос.
– А кого же тогда? – опешил Стрэдфорд.
– Это и предстоит выяснить суду.
– Та-ак, – протянул шеф, – замечательно. Ну-ка садись и выкладывай все начистоту.
И я поведал ему все, начиная с того дождливого вечера, когда сержант Стоуни приехал за мной. Ну, почти все…
Когда рассказ наконец закончился, Стрэдфорд долго сидел в задумчивости, и я, как ни старался, не мог определить по выражению его лица на моей он теперь стороне или нет. Впрочем, ответ, как мне казалось, я просчитал еще ночью, иначе не явился бы к нему со своей просьбой.
– Чего же ты ждешь конкретно от меня? – спросил, наконец, Стрэдфорд.
– Отсюда я не могу начать судебное разбирательство. Я хочу, чтобы вы негласно отпустили меня на некоторое время, пока я не выиграю дело.