Любовь неукротимая Сноу Хизер

Глава 8

Пенелопа очнулась и вмиг окунулась в аромат сандалового дерева и шалфея.

«Габриэль!»

Воспоминания нахлынули неминуемо – как лучи солнечного света ясным утром проникают в незавешенные окна спальни. Пенелопа оглянулась, но Габриэля не оказалось рядом – он сдержал слово и ушел до рассвета. Однако на подушке до сих пор остался отпечаток, и Пен долгое время не смогла отвести от него глаз.

Уже почти два года она не делила постель с мужчиной. И никогда не проводила ночь с кем-то ради спокойствия и комфорта. Майкл навещал ее лишь затем, чтобы заняться любовью, а после проваливался в глубокий сон – и не всегда в ее постели: иногда он уходил спать в свою мастерскую.

Волнующее, будоражащее чувство проснулось в сердце Пенелопы. Хотя между ней и Габриэлем в эту ночь не произошло ничего предосудительного, его объятия казались ей намного более близкими, чем те, что она когда-либо испытывала с мужем. Пенелопа поделилась с ним всем – ну, почти всем. И она ждала, что после всего случившегося придет тяжкое чувство сожаления. Однако оно не пришло. Как бы ни трудно было рассказывать о Майкле и его смерти, сегодня Пенелопе стало намного легче. Вероятно, потому, что Габриэль ни в чем ее не обвинил.

Конечно, всей правды он не знал. И никто не знал, даже Лилиан, которой было известно многое. Но всем совершенно незачем было знать остальное. И Пенелопа поклялась, что с Габриэлем не повторит тех ошибок, которые погубили Майкла. Теперь она стала мудрее – сейчас у нее имелся опыт обращения с такими людьми. И она от всей души надеялась, что этого хватит.

Пенелопа бодро поднялась с кровати. Ей не терпелось продолжить лечение Габриэля – пока он не передумал и не прогнал ее прочь. А изменить решение он мог в любой момент – ведь он согласился оставить ее очень неохотно. Пен была намерена доказать ему, что он сделал правильный выбор.

Она быстро привела себя в порядок после сна (так быстро, как только позволяла больная нога) и была полностью готова вновь встретиться с пациентом. Пенелопа испытывала легкое волнение, не зная, как посмотрит ему в глаза после ночи, проведенной в его объятиях, хотя объятия эти были абсолютно невинными.

«Не такими уж и невинными», – прошептал внутренний голос.

Разумеется, лежа на руке сильного и красивого мужчины, Пенелопа не могла избавиться от порочных мыслей, которые то и дело закрадывались ей в голову. А когда она вновь заснула, то увидела Габриэля во сне. Только вот в этом сне он был очень и очень живой…

Щеки Пенелопы налились жаром, и она толкнула двери, разделяющие покои пациента на несколько помещений. Она застыла, услышав манящий аромат копченого бекона, свежеиспеченных рулетов и легкий запах крепко заваренного английского чая. Пенелопа ощутила неукротимое чувство голода, в момент прогнавшее все смущение. К тому же она осознала, что ей безумно хотелось провести это утро в обществе Габриэля – хотелось намного сильнее, чем она могла себе представить.

Но тут она заметила, что Габриэль не один. Чтобы поприветствовать леди, мужчины встали: Габриэль, выглядевший превосходно в светлых брюках, контрастировавших с зеленым фраком, и мистер Аллен, одетый, как всегда, в строгий черный костюм. Сама Пенелопа тоже была одета в черное, но она надеялась, что никогда не выглядела так мрачно и жалко, каким сейчас предстал перед ее взором управляющий.

Габриэль приветливо улыбнулся, но все же его улыбка показалась Пенелопе немного напряженной.

– Доброе утро, леди Мантон! Надеюсь, вы хорошо отдохнули.

– Прекрасно, благодарю, – ответила она, мило улыбнувшись.

Габриэль и сам знал, что Пенелопа остаток ночи проспала просто замечательно – ведь он тому немало поспособствовал. Когда он предложил ей свое общество на случай новых кошмаров, она была уверена: за всю ночь глаз не сможет сомкнуть. Но рядом с ним, в его объятиях, Пенелопа почувствовала себя такой защищенной, что сама не заметила, как провалилась в глубокий сон.

– Как ваша нога? – Он говорил вежливо и немного чопорно – конечно, из-за присутствия Аллена.

– Лучше, чем я ожидала, – ответила она и осторожно, чтобы не перегружать ногу, направилась к столу. – Со вчерашним и сравнить нельзя.

– В таком случае, я полагаю, вам следует сегодня вернуться в отель, – заключил мистер Аллен. Его тон был вежливым, но что-то задело Пенелопу. Ей показалось, что управляющего почему-то радовала перспектива ее скорейшего отъезда.

– О, пока нет, – возразила она, чуть усилив хромоту. – Ведь нога все еще болит, и мне не хотелось бы рисковать.

Что Пенелопе меньше всего нравилось, так это навязчивое стремление Аллена поскорее избавить Габриэля от ее общества. Она посмотрела на бывшего солдата.

– Конечно, если лорд Бромвич не возражает поспать на раскладной кровати еще ночь-другую.

– Разумеется, не возражаю! – безо всяких колебаний отозвался Габриэль.

Пенелопа села на предложенный слугой стул и разложила на коленях льняную салфетку. Мужчины также заняли свои места.

Завтрак проходил в довольно напряженной атмосфере: наслаждаться восхитительно приготовленной пищей мешало холодное молчание. Габриэль бросал в сторону Аллена гневные взоры, управляющий же неодобрительно и отчасти высокомерно посматривал на Пенелопу. Так что она довольно скоро совершенно потеряла аппетит.

Леди Мантон не смогла сдержать облегченного вздоха, когда трапеза подошла к концу.

– Ну… – заметно приободрившись, начала она, вставая из-за стола. – Завтрак был просто чудесным. Уверена, мистер Аллен, у вас впереди еще много дел. Должно быть, нелегко управлять таким местом, как Викеринг-плейс. У нас же с лордом Бромвичем весьма обширные планы на сегодня, и мне уже не терпится приступить к их исполнению.

– Замечательно, – бросил в ответ мистер Аллен, вытирая уголок рта салфеткой. – Потому что я намерен провести этот день с вами. Я желаю лично наблюдать ваши методы.

Пенелопа едва не взорвалась от негодования. Аллен собрался сидеть с ними весь день? И каких же после этого можно было ожидать успехов?

– Я была бы рада обсудить интересующие вас методы позже, мистер Аллен. Видите ли, мое лечение основано на беседах, которые проводятся с пациентами в индивидуальном порядке, в отсутствие любых третьих лиц. К тому же, я думаю, лорд Бромвич хотел бы, чтобы все, о чем мы с ним разговариваем во время сеансов, оставалось между нами.

Лицо Аллена удлинилось еще больше – если это, конечно, вообще возможно.

– Тем не менее управляющий здесь я, и лорд Бромвич находится под моей опекой. Я ценю, что его семья попросила вас принять участие в его лечении, однако должен настоять на том, чтобы любые беседы проводились исключительно под моим руководством.

– Аллен! – прорычал Габриэль.

– Нет, – прервала его Пенелопа, заметив, как насторожился стоящий на посту Деннингс. – Если вы действительно хотите присутствовать при наших беседах, я буду только рада, – соврала она в надежде, что Аллен утомится довольно скоро и покинет их, чтобы приступить к своим ежедневным обязанностям.

Они втроем устроились в покоях пациента: Пенелопа – на кушетке, Габриэль и мистер Аллен – друг напротив друга. Леди Мантон, одарив бывшего солдата улыбкой, значение которой прочитывалось однозначно: «Смирись. С этим ничего не поделать», откашлялась и прервала затянувшееся молчание:

– Что ж, лорд Бромвич, исходя из нашей вчерашней беседы, я еще больше утверждаюсь в мысли, что ваши приступы берут начало из военного опыта…

– Вы думаете? – бесцеремонно прервал ее Аллен. – У лорда Бромвича мания, леди Мантон. Или вы забыли, в каком состоянии застали его по приезде?

Щеки Пенелопы загорелись от гнева, но она постаралась сдержать эмоции.

– Конечно, я все помню. Однако по прошествии приступа лорд Бромвич пребывает во вполне здравом уме и трезвой памяти.

– Такие перемены свойственны многим безумцам, – холодно заметил мистер Аллен.

– Перемены – возможно. Но в случае с лордом Бромвичем мы наблюдаем не перемены: он адекватен абсолютно все время вне приступа. А приступы, к слову, не такие уж и частые.

– Но вы не врач. И вряд ли можете…

– Довольно, Аллен! – огрызнулся Габриэль, не дав Пенелопе возможности ответить. Леди жестом дала ему понять, что вмешиваться не стоит: она может возразить управляющему сама.

Леди Мантон сдержанно улыбнулась Аллену.

– Да, я не профессионал, однако хорошо знакома с психическими расстройствами – я тщательно изучала их, и с подобными случаями не сталкивалась ни разу. Здесь налицо следующее: жестокое обращение с пациентом ухудшает его состояние. Я ознакомилась с вашими методами лечения, мистер Аллен, и обнаружила среди них весьма болезненные и мучительные. Порезы, ожоги…

– Вполне приемлемые методы лечения душевнобольных, – прищурившись, ответил мистер Аллен.

– Устаревшие и варварские методы.

Управляющий презрительно фыркнул:

– Но даже королю они вполне подходили.

– Которого вовсе не лечили, и в итоге он умер от безумия, – бросила Пенелопа в ответ, за что управляющий смерил ее гневным взором.

Она не хотела верить, что жестокость может быть приемлема в лечении душевнобольных. Она считала, что в этом нет ни капли человечности и уж точно – здравого смысла. Однако Пенелопа сейчас злилась на мистера Аллена и грубила ему не из-за этого. Своими аргументами она лишь старалась скрыть истинную причину негодования: она не могла остаться равнодушной к тому, что управляющий категорически отказывался признать Габриэля не сумасшедшим, а просто страдающим от временного расстройства на почве тяжелых психологических переживаний. Аллен настойчиво утверждал, что Габриэль – безумец, и это исключало всякую возможность для последнего покинуть Викеринг-плейс и вернуться к нормальной жизни.

Все же Пенелопе не следовало так критически воспринимать позицию мистера Аллена. Она сама не знала, что на нее нашло, ведь она всегда была максимально вежлива и учтива в общении с самыми разными людьми. И она прекрасно понимала, что если разозлит Аллена, то вряд ли выиграет спор.

Пенелопа сделала глубокий вдох и сказала:

– Прошу меня извинить. Я понимаю, что мы оба хотим для мистера Бромвича только хорошего. Просто мы по-разному смотрим на то, как следует его лечить. – Следующие слова дались ей с трудом, но все-таки она нашла в себе силы их произнести: – Надеюсь, вы простите меня за то, что я излишне страстно верю в правильность моих методов.

Мистер Аллен, казалось, никак не отреагировал на ее слова: он продолжал сидеть так же неподвижно, и даже выражение его лица ничуть не изменилось.

– Вспышки страсти могут нарушить психическое равновесие, леди Мантон. Это довольно известная причина потери рассудка. Подтверждение тому вы найдете в любом справочнике.

Из-за его ли тона, из-за смысла всей фразы или из-за всего вместе Пенелопа ощутила прилив ярости.

– Да, но в книгах вряд ли можно найти что-то о душевной усталости, возникшей на почве увиденного в ходе долгой войны. А все симптомы недуга лорда Бромвича связаны исключительно с этим, – перевела она тему беседы в более надежное для нее русло.

Габриэль от гнева стиснул зубы и сжал кулаки: его злило, что Пенелопа запретила ему встревать в этот разговор и теперь он никак не может ее защитить от колкостей Аллена. Деннингс насторожился и подошел ближе, пристально осматривая всех беседующих. Сам управляющий сохранял внешнее спокойствие.

Пенелопа же теперь обращалась именно к Габриэлю, так как понимала, что Аллена совершенно не интересуют ее слова:

– Я верю, что все эти симптомы можно значительно смягчить или даже вылечить окончательно, если мы избавимся от ассоциаций, которые связывают их и военное прошлое пациента.

– Что? – спросили в один голос Габриэль и Аллен.

Пенелопа задумалась на несколько секунд, рассуждая, как донести свою мысль более доступно.

– Согласитесь, человеческий разум – вещь очень могущественная и вместе с тем таинственная. Врачи и философы годами спорили, откуда берутся разного рода умственные расстройства и как их лечить. Мне же посчастливилось иметь дело со школой ассоцианизма. Мы полагаем, что все люди рождаются чистыми как белый лист бумаги и каждый случай в нашей жизни оставляет на нем ту или иную запись. А это значит, все пережитое напрямую связано с нашим разумом. Следовательно, любой опыт в человеческом разуме сливается с определенными ассоциациями. И те, в свою очередь, заставляют человека переживать то или иное событие снова и снова при малейшем упоминании чего-либо, будоражащего в памяти событие, с ними связанное.

Оба собеседника удивленно уставились на Пенелопу. Она не могла их за это судить, потому что понимала, как, должно быть, звучало для них ее высказывание: сама она с таким же видом выслушивала химические теории, которыми делилась с нею Лилиан.

– Попробую объяснить на примере, – продолжила она. – Ребенок схватился за горячую печь. Теперь его разум запомнил, что трогать печь – больно, и ребенок больше до нее не дотронется. Конечно, это очень простой пример. Но я хочу, чтоб вы поняли: наш разум хранит в памяти все, что с нами происходит. Иногда ассоциации очевидны. Но иногда разум может найти совершенно нелогичные связи между неизвестными нам вещами и некоторыми пережитыми событиями, такими как травма – душевная или физическая, – пережитая во время войны. И именно эта связь, зародившаяся в нашем разуме, может заставить нас вести себя абсолютно иррационально, при этом мы сами едва ли поймем причину своего поведения.

– Нелепо, – пренебрежительно бросил Аллен, помотав головой.

Однако Габриэль явно заинтересовался. Казалось, он не просто хочет послушать еще, но и готов позволить Пенелопе проверить эту теорию на себе. Но они ни за что не смогут проникнуть в психику бывшего солдата достаточно глубоко, чтобы найти и уничтожить ненужные ассоциации, пока Аллен мешает им своим присутствием.

Будь проклята эта больная нога. Если бы не она, Пенелопа смогла бы отправиться с Габриэлем на прогулку и поговорить наедине, ведь Аллен вряд ли отправился бы с ними. Судя по его нездоровой, бледной коже, он не любит бывать на свежем воздухе.

Однако пока боль в ноге не пройдет, прогулка исключается. Пенелопа могла только надеяться, что Аллену надоест ее слушать и он вернется к своим обычным ежедневным делам.

С того разговора прошло уже четыре дня, и ничто не изменилось.

Пенелопа узнала, что Викеринг-плейс является не только частной клиникой для душевнобольных, но и личной резиденцией Аллена. Леди Мантон сомневалась, есть ли у управляющего официальное разрешение использовать свою усадьбу в качестве больницы. Ведь в любое подобное заведение, согласно Уставу лечебниц для душевнобольных от 1774 года, по крайней мере раз в год должны наведываться для проверки сотрудники Королевского колледжа.

Пенелопа была настолько раздосадована поведением мистера Аллена, что невольно желала ему болезни, не смертельной, конечно. Она хотела, чтобы он прихворнул на несколько дней и оставил в покое ее и Габриэля, чтобы они наконец смогли нормально побеседовать.

Несмотря на свое откровенное пренебрежительное отношение к теориям Пенелопы, мистер Аллен присутствовал при ее встречах с Габриэлем, где бы те ни устраивались. Разумеется, Картер или Деннингс всегда сопровождали его. Причем теперь санитары располагались намного ближе к ней и пациенту, чем раньше, словно и сама леди Мантон по каким-то причинам вызывала у них подозрение. Пенелопа заметила, что Деннингс более бдителен, чем Картер. Но как бы там ни было, до сих пор состояние Габриэля ничуть не улучшилось.

С другой стороны, нога Пен практически зажила, и она вернулась в отель уже пару дней назад. У нее также была возможность прогуляться с Габриэлем, но мать-природа этому активно препятствовала. И теперь Пенелопа ненавидела дожди, хотя раньше относилась к ним совершенно равнодушно.

Ожидая Габриэля возле портика, Пенелопа стряхнула с зонта капли воды. Этим утром, как и прошлым, она вся сжималась от страха: ее не покидало предчувствие, что сегодня мистер Аллен прямо с крыльца попросит ее удалиться.

Он изначально не хотел пропускать ее в клинику, ему пришлось это сделать лишь по настоянию маркизы Бромвич. Но теперь, казалось, неприязнь управляющего к Пенелопе одержала верх над его почтением к влиятельной матери Габриэля. Новоявленной целительнице было очень интересно почему. Так что она решила выяснить это ради своего друга.

Управляющий открыл дверь, скупо кивнув и посторонившись, позволяя гостье войти. С души Пенелопы словно камень свалился. Слуга принял ее плащ и зонт, и Пенелопа повернулась к Аллену, надеясь сегодня найти наконец с ним общий язык.

– Прежде чем мы навестим лорда Бромвича, я хотела бы поговорить с вами наедине, – сказала она.

Темные глаза Аллена сузились, костлявый нос сморщился, но все же он простер руку, приглашая гостью в свой кабинет.

Войдя, управляющий прошел к столу, но садиться не стал – просто встал рядом. Пенелопа последовала его примеру. Она прекрасно понимала, что сейчас сила на стороне Аллена. Если он больше не боялся навлечь гнев семьи Бромвич и потерять некоторый доход, который приносит ему пребывание здесь Габриэля, он мог выставить отсюда Пенелопу в любой момент. Поэтому она старалась осторожно подбирать слова.

– Я ценю, что вы разрешили мне навещать лорда Бромвича. Это очень любезно с вашей стороны, – начала она, стараясь не выдать своих истинных чувств. – Я также понимаю, что вы не поддерживаете моих взглядов относительно лечения Габриэля.

Аллен фыркнул, даже не пытаясь скрыть презрения. В отсутствие Габриэля он не считал нужным церемониться с этой особой.

Пенелопа сжала губы. Почему управляющий так себя ведет? Он думает, что женщине не место в лечебнице, если она, конечно, не пациент? Или же он полагает, что ее теории глупы и принесут больше вреда, чем пользы?

В голову Пенелопы закралась отвратительная мысль. А что, если Аллен просто не хочет лечить Габриэля? В конце концов, как бы грустно это ни звучало, большинство людей верили, что безумцев излечить нельзя, можно лишь поддерживать то, что осталось от их рассудка. А забота о сумасшедшем маркизе – дело престижное и одновременно прибыльное. Имея такую репутацию, Аллену проще убедить зажиточных людей поместить в его лечебницу своих любимых несчастных родственников.

Пенелопа отругала себя за столь низкие мысли. Нет, мистер Аллен просто убежден в неверности ее теорий и неумении обращаться с душевнобольными. Она должна найти способ доказать ему, что он не прав и что он сам убедится в этом, если попробует поработать с ней, а не против нее. Ну или хотя бы не станет мешать ей.

– Однако, полагаю, нам обоим есть что предложить лорду Бромвичу. – Пенелопа старалась говорить очень вежливо. – Его семья нам обоим доверила заботу о нем, – напомнила она. – Неужели мы не сможем лечить маркиза сообща?

– Его семья… – протянул мистер Аллен, сверля Пенелопу пристальным взором. Он сложил руки на груди. – Сомневаюсь, что они будут доверять вам, узнав о ваших сомнительных методах.

И снова он взялся за ее методы? Пенелопа старалась сдерживать эмоции.

– Семья обратилась ко мне именно из-за моих, как вы сказали, сомнительных методов. Они также не исключают вероятности, что за недугом лорда Бромвича стоит пережитое им на войне, – сообщила она.

Однако Аллен вызывающе выгнул бровь.

– Действительно, – усмехнулся он. – Картер сообщил мне, что несколько дней назад ранним утром лорд Бромвич пробрался из своей комнаты в ванную. Как раз тогда, когда в его комнате спали вы, леди Мантон. Сомневаюсь, что маркиза Бромвич хотела для сына именно такой заботы.

Пенелопа приоткрыла рот, не в силах сдержать негодование. Щеки ее запылали – конечно, от гнева, но Аллен, бесспорно, интерпретировал это иначе.

– Мне привиделся кошмар, и я закричала во сне. Его светлость просто приходил убедиться, что со мной все в порядке.

Пенелопа внутренне содрогнулась: даже ей это оправдание казалось глупым.

– Понимаю. Кошмары мучили, полагаю, всю ночь, – процедил Аллен, перебирая пальцами.

Она стиснула зубы, а потом сделала глубокий вдох.

– Когда я проснулась, он ненадолго задержался. Мы беседовали о его недуге.

Управляющий ухмыльнулся.

– Раз вы так утверждаете… Вы же понимаете, что мой долг – делать все возможное для заботы о моих подопечных. Посему я написал брату лорда Бромвича, маркизу Деверо, письмо, в котором изложил свои опасения.

Пенелопа почувствовала подступивший к горлу ком. Она не сомневалась: Аллен описал все в самом непристойном свете. Неужели семья Габриэля оставит такое письмо без внимания? Вряд ли. И самоуверенное лицо управляющего прекрасно показывало, что он на это надеялся.

– Полагаю, отныне семья лорда Бромвича запретит вам видеться с ним. И уверяю вас, леди Мантон, как только я получу от них письменное подтверждение, я сам приму все возможные меры, чтобы вы сюда больше не явились. – Он подкрепил свои слова ядовитой ухмылкой. – Я так же с превеликим удовольствием позабочусь о том, чтобы вы впредь никогда не могли контактировать с моим пациентом.

Боже праведный, это просто возмутительно! Пенелопа, конечно, сомневалась, что семья Габриэля прибегнет к столь крайним мерам, но все-таки она была лично знакома только с его матерью. Мистер Аллен же послал письмо напрямик брату Габриэля, лорду Эдварду, который сейчас занимал место главы семейства. И хоть это и нечестно, последнее слово в таких случаях всегда остается за мужчиной. Относится ли лорд Эдвард к тому сорту людей, которые предпочитают верить словам мужчины, а не признанию женщины? Если да, то Пенелопа может навеки распрощаться с мечтой помочь Габриэлю.

Грудь сдавило отвратительное чувство беспомощности. Намерена ли Пенелопа ждать приговора? Ведь даже если лорд Деверо не поверит Аллену, последний ясно дал понять: он не позволит Пенелопе навещать Габриэля. В таком случае ей скорее всего придется попытаться убедить семью Бромвич забрать Габриэля домой. Но все может обернуться иначе…

Пенелопа не хотела подвергать риску будущее Габриэля, основываясь на каких-то догадках. Возможно, он действительно сумасшедший. Вероятно, безумие, сгубившее Майкла, и у него в крови. Но даже если это так, Пенелопа чувствовала, что военное прошлое тоже сыграло свою роль. Независимо от того, пробудил этот опыт его безумие или просто явился причиной коротких срывов, Габриэлю можно помочь. Пенелопа знала, что даже если не вылечит его, то уж наверняка значительно облегчит страдания больного.

Но только не здесь.

Если Пенелопа по-прежнему намерена сдержать обещание, данное Габриэлю и себе самой, она обязана предпринять все необходимое, чтобы помочь несчастному, – даже если придется увезти его отсюда. И она должна сделать это прежде, чем Аллен получит ответ лорда Бромвича.

Только проливные дожди могли сдержать посыльного. Но как ни парадоксально, Пенелопе была необходима ясная погода, чтобы реализовать свой план. Ясный день и удача.

Леди Мантон получила такую возможность лишь тремя днями позже. Из-за туч, обволакивающих небосвод столь долгое время, показалось солнце, и ранним утром Пенелопа направилась в Викеринг-плейс.

Она прибыла еще до полудня. Стараясь унять нервную дрожь, она медленно вышла из кареты. Погода благоприятствовала, но план Пенелопы мог сработать, только если ей улыбнется удача, которая, бесспорно, понадобится хотя бы затем, чтобы убедить Габриэля отправиться с ней.

Как обычно, мистер Аллен встретил ее в дверях. За последние несколько дней, проведенных в ожидании ответа от лорда Деверо, его злорадная ухмылка пропала, но теперь вместе с лучами солнца она озаряла его лицо. Очевидно, именно сегодня, в этот погожий день, он рассчитывал получить долгожданное письмо.

– Чудесный денек, не так ли, леди Мантон? – злорадно проговорил он, пропуская гостью в холл.

– Чудесный, – согласилась она. – И сегодня мне бы хотелось пригласить лорда Бромвича на прогулку.

– Ищите способ остаться наедине? – спросил он, многозначительно приподняв бровь.

Пенелопа одарила его милой улыбкой, не желая показывать, что поняла намек, однако уши ее зардели. Она должна была любыми способами вытащить Габриэля в парк, а для этого – усыпить бдительность Аллена.

– Солнечный свет чрезвычайно полезен. Думаю, он благоприятно повлияет на его светлость.

Мистер Аллен согласился проводить Пенелопу к покоям Габриэля, попутно обдумывая просьбу посетительницы.

– Лорду Бромвичу чуть полегчало после вашего последнего визита. Думаю, прогулка не повредит, – заключил он. – Разумеется, Картер будет сопровождать вас.

Леди Мантон ощутила сладкий вкус победы. «Но рано радоваться», – напомнила она себе. Пенелопа преодолела один из многих барьеров, а сколько их впереди… Но все же тот факт, что сопровождать их будет менее бдительный Картер, а не Деннингс, внушал надежду.

– К тому же, – продолжил Аллен, отпирая дверь в палату, – прощаться лучше на природе.

Пенелопа, сохраняя внешнее спокойствие, проследовала за управляющим внутрь комнаты. Сегодня она скажет «прощай», если все пойдет согласно плану: но не Габриэлю, а клинике Викеринг-плейс.

Картер тихо заворчал, но Пенелопа сомневалась, что он действительно разозлен. Все они устали от долгих, напряженных дней, проведенных в покоях Габриэля. Леди Мантон полагала, что смотритель был бы не против сменить обстановку.

Вот уже полчаса Пенелопа, Габриэль и Картер прогуливались в саду позади поместья. Леди заметила, что не они одни отдыхают здесь от затхлости и мрачности стен Викеринг-плейса. По одной из дорожек санитар катил в коляске хилого старичка, который, казалось, заснул. На скамье возле засохшего фонтана сидела молодая женщина. «Душераздирающая картина», – подумала Пенелопа: больная беспрестанно покачивалась взад-вперед, бормоча что-то себе под нос, а рядом с ней безучастно стоял смотритель.

Пенелопа взглянула на Габриэля, идущего рядом с ней. Даже если он никогда не избавится от своих приступов, она может попытаться помочь ему ослабить их, чтобы он мог жить в родовом поместье со своей семьей. Но даже если его родные все-таки признают его невменяемым, возможно, Деверо поселят его в отдельном доме и наймут слуг, которые будут за ним ухаживать. Если же приступы станут значительно слабее и реже, Габриэль, вероятно, сможет жить вполне неплохо, хоть эта жизнь и будет отличаться от той, для которой он был рожден. Вера в то, что она поступает правильно, – хотя и выбрала для этого не самый лучший способ, – все укреплялась.

– Пройдемся по тому же пути, что и на прошлой неделе? – сворачивая с дорожки, предложила она.

Габриэль остановился.

– Несколько дней подряд шли проливные дожди, – возразил он, нахмурившись. – А эта дорога и до ливней не была особенно надежной. Не хочу, чтобы ты снова поранилась или ушиблась. Может, сегодня просто прогуляемся по саду? – Он повлек Пенелопу за собой на посыпанную гравием дорожку, окружавшую сад.

Будь проклята его осторожность! Если Пенелопа начнет настаивать, Картер может что-то заподозрить.

Через некоторое время – когда они уже прошли большую часть окружного пути – Пенелопа так тихо, как могла, обратилась к своему спутнику:

– Если мы останемся в саду, то никогда не сможем оторваться от Картера, чтобы нормально поговорить.

Габриэль с любопытством покосился на собеседницу.

– Когда круг закончится, сверни на тропу, по которой мы гуляли на прошлой неделе.

Пенелопа улыбнулась, а Габриэль лишь чуть заметно кивнул, показывая, что все понял.

Сердце леди Мантон принялось отбивать сумасшедший ритм, когда они приблизились к заветному повороту. Она заметила, что женщина, одна из пациенток, и ее сопровождающий направлялись как раз к той самой тропе. Осталось пройти еще несколько ярдов. Как только они достигнут того места, где остановились в прошлый раз, Пенелопа должна убедить Габриэля пройти немного дальше, и уже тогда…

– Лорд Бромвич!

Леди Мантон подняла глаза. Перед ними остановились две женщины, укутанные в тяжелые накидки с капюшонами. Хоть солнце и светило ярко, но на улице все-таки стоял февраль.

– Мисс Крибб! – Габриэль остановился, вежливо приветствуя знакомую. – Я не знал, что вы сегодня в списке посетителей.

– У моей госпожи нынче появились кое-какие дела, – пояснила мисс Крибб, – и она освободила меня на полдня. А как вы знаете, любую свободную минутку я предпочитаю проводить с Энн.

Пенелопа сдержанно потянула Габриэля за руку – сегодня у них не было времени на дружеские беседы. Однако он ее неправильно понял.

– О, прошу прощения. Забыл вас представить. Леди Мантон, мисс Крибб и ее сестра миссис Бойд.

– Очень приятно, – окинув взором дам, пробормотала Пенелопа. Она понимала, что ведет себя невежливо, но сгорала от нетерпения отправиться дальше.

– Раз уж вы здесь, не зайдете ли вы, мисс Крибб, к нам на чай после полудня? – поинтересовался Габриэль.

– Нет, благодарю. Ведь у вас тоже посетитель.

– Уверен, леди Мантон не станет возражать, – заверил он.

– Разумеется, не стану, – подтвердила Пенелопа: она решила сделать все возможное, лишь бы поскорее закончить этот разговор.

– Хорошо, – согласилась мисс Крибб. – В таком случае до встречи. – Она кивнула и повлекла сестру в противоположном направлении, Пенелопа же потянула Габриэля к сокровенной тропе.

Ступив на нее, девушка ускорила шаг. Габриэль поторопился за ней, Картер же немного отстал, на что она и надеялась. Звук его тяжелых шагов все приглушался. Он следовал за парой так, чтобы они были в поле его зрения, но слышать их разговора он уже не мог. Если им повезет, Картер присядет на тот же пенек, где он отдыхал в прошлый раз. Пенелопа на это рассчитывала – ей бы очень не хотелось прибегать к запасному плану.

– Довольно, Пен. – Голос Габриэля вывел ее из раздумий. – Что у тебя на уме?

Она с удивлением уставилась на него: неужели ее намерения столь очевидны? Глаза Габриэля утверждали, что да. Проклятье! А заподозрил ли неладное Картер? Пенелопа оглянулась через плечо. Служитель медленно плелся позади и настороженным не выглядел. Даже если у него и имелись какие-то подозрения, они пропали, как только Габриэль пригласил мисс Крибб на чай.

Посвятить ли Габриэля в свои планы уже сейчас? Нет. Интуиция подсказывала Пенелопе, что он скорее разделит ее замысел, если у него будет меньше времени на раздумья.

Она решила побеседовать на отвлеченную тему.

– Как ты познакомился с мисс Крибб? Сомневаюсь, что ты приглашаешь на чай всех посетителей.

Габриэль неопределенно посмотрел на Пенелопу, а потом закрыл глаза. Она задала этот вопрос, просто чтобы отвлечь его, но теперь поняла: ей действительно интересно знать ответ.

– Как ты уже поняла, мисс Крибб приходит сюда каждую неделю навестить сестру, – ответил он наконец. – Муж миссис Бойд погиб в битве при Ватерлоо. Он… – Габриэль взволнованно прикрыл рот ладонью. – Мы служили в одном батальоне. Вот почему я познакомился с этими сестрами. Мисс Крибб так добра, что навещает и меня, когда приходит к Энн.

Пенелопа понимающе вздохнула. Она догадывалась, что у этой истории есть длинное продолжение, но сейчас не было времени на расспросы. Они только что миновали пень, на котором Картер отдыхал в прошлый раз, а значит, осталось совсем недалеко до места, где ожидал нанятый Пенелопой экипаж.

Она ускорила шаг.

Наконец они достигли цели: в том месте, где нужно было свернуть в лес, Пенелопа еще за три дня до побега привязала на ствол дерева шарф. Теперь она поспешила снять его.

– Что это? – спросил Габриэль.

Пенелопа осмотрелась в поисках Картера, но санитара нигде не было видно. Сердце, казалось, вот-вот выскочит из груди. Они уже близко.

Пенелопа повернулась к Габриэлю и взяла его за руку.

– Ты доверяешь мне?

Он нахмурился, глядя на их сплетенные пальцы.

– Верю ли я?… – Их глаза встретились. – Конечно.

Его слова согрели ей душу. На раздумья времени не оставалось, и она потянула его за собой в глубь леса.

– Отлично! Тогда следуй за мной.

– Пен! – изумился он, но пошел следом.

Деревья становились все чаще, и все труднее было перешагивать через многочисленные вьющиеся растения и уклоняться от веток. Но Пенелопа двигалась вперед, увлекая за собой Габриэля; она шла так быстро, как только могла. Если Картер не отдыхал на пеньке, он мог уже достичь той границы парка и леса и мчаться беглецам наперерез или же – в Викеринг-плейс поднять тревогу.

Наконец они вышли из леса и очутились на узкой деревенской дорожке. Пенелопа тяжело дышала, но на сердце ее стало легче, когда она увидела экипаж, ожидающий их. Она отпустила руку Габриэля и стянула с дерева другой шарф, который привязала этим утром для кучера – чтобы тот знал, где встречать беглецов.

– Что за черт?! – вспылил Габриэль.

Пенелопа повернулась и поразилась перемене, исказившей его лицо. Сейчас оно выражало раздражение и негодование. Проклятье, у них совсем нет времени на споры!

– Ты сказал, что доверяешь мне, – напомнила она. – Так докажи это. В карету, быстрее!

Глава 9

– Ты с ума сошла?!

Габриэль недоверчиво смотрел на Пенелопу, прежде такую спокойную и рассудительную, а теперь, после безумной пробежки по лесу – с запачканным подолом платья, накидкой, надорванной по краям, с листочками, запутавшимися в волосах. После он окинул взором старую черную карету, стоявшую в стороне. Эта женщина задумала похитить его? Как иначе можно понять происходящее?

– Господи, Пен! Всего одна неделя в Викеринг-плейс – и ты стала еще более безумной, чем я.

– Мы не сумасшедшие, – возразила она. – Габриэль, мы должны уехать. Прямо сейчас!

Габриэль замолчал и вновь осмотрел Пенелопу и удивительно маленький экипаж. Кучер сидел на козлах, лицо его выражало бесконечную скуку – как будто он каждый день подвозил сбежавших из лечебницы душевнобольных пациентов.

– Аллен больше не пустит меня к тебе. Он ясно дал это понять, и сегодняшняя наша встреча должна была стать последней.

– Что? – Взгляд Габриэля остановился на Пенелопе.

– Он узнал, что ты приходил ко мне тогда ночью, и подумал худшее. Он бросил мне в лицо отвратительные обвинения, когда я зашла к нему на днях попросить не мешать нам проводить беседы наедине. Я постаралась все объяснить, но он отказался слушать и начал угрожать.

Удивление Габриэля сменилось гневом.

– Вот мерзавец!

– Он терпел мое присутствие все эти дни только потому, что меня просила о помощи твоя матушка. Но он написал твоему брату. Я даже подумать боюсь, какие ужасные вещи управляющий ему сообщил, и если твоя семья ополчится на меня, нашим отношениям придет конец.

Габриэль пришел в ярость. До какой низости нужно было дойти, чтобы женщина решилась на все это безрассудство! Он посмотрел в ее лицо – воплощенная целеустремленность – и понял, что назад она не повернет.

Все же…

– Тогда я сам напишу брату и все объясню. И вскоре тебе снова позволят посещать меня.

– Возможно, но рисковать я не хочу. Аллен все равно будет твердить, что мое общество вредит тебе или по крайней мере что я некомпетентна, и твой брат предпочтет просто не вмешиваться.

От острого чувства тревоги по спине побежали мурашки. Габриэля раздражала одна мысль об Эдварде, особенно после последнего визита матери, когда она поведала сыну о проделках его брата. Тот и его жена Амелия последнее время жили на широкую ногу, щедро растрачивая семейные сбережения. Все зашло так далеко, что если Габриэль в скорейшем времени не поправится и не вернется домой, семье грозит нищета. Деньги меняют человека, и чаще – в худшую сторону. Так что Габриэль был готов к тому, что братец не упустит возможности задержать его в Викеринг-плейс подольше.

Теперь Габриэль твердо решил: он не вернется в клинику никогда.

На днях его поразил рассказ Пенелопы о тесной связи разума с ассоциациями: ее слова просто запали в душу. Конечно, ему очень хотелось верить, что он все-таки не безумец. Однако чувствовал он себя иначе.

За месяцы, проведенные в Викеринг-плейс, Габриэль охотно повиновался Аллену и врачам, которых тот к нему приглашал. Но все было тщетно, и день за днем им овладевало все большее уныние, и, как следствие, болезнь постепенно прогрессировала. Однако если верить Пенелопе, существовал реальный шанс вернуть его к нормальной жизни.

– Нужно спешить! – Голос Пенелопы прервал его размышления. Она обеспокоенно посматривала в сторону леса. – Картер, должно быть, уже заметил наше отсутствие. Назад пути нет, Габриэль, – для меня уж точно. Тебе придется сделать выбор – и прямо сейчас!

Боже! О каком еще выборе может идти речь? Габриэль больше не доверял Аллену. Он также не знал истинных намерений брата и невестки. Да что там говорить – он и в себе самом-то сомневался! Единственным человеком, кому он действительно верил, была Пенелопа – она, бесспорно, сделает все возможное, чтобы помочь ему.

Да помогут ей Небеса! Габриэль сделал выбор.

– Тогда пойдем.

Пенелопа с облегчением вздохнула. Неужели она и правда думала, что Габриэль ей откажет? Он, конечно, был глупцом, что позволил ей пойти на этот крайний шаг, но она оказалась еще глупее его, раз посмела подумать, что он ее бросит.

Она кивнула и направилась к карете. Кучер заметил, что пора отправляться, и поудобнее устроился на козлах.