Пламенная нежность Маккуистон Дженнифер
– Нет, – покачал головой доктор. – Однако я не могу предъявить неопровержимых доказательств его непричастности. Неважно, что думаю я, важно, что есть люди, которые в это верят.
– Да… я понимаю, – прошептала Джулиана.
Увы, она и впрямь все понимала. Неужели недостаточно вздернуть на виселицу невиновного? Неужели и впрямь необходимо повесить на него еще одно абсурдное обвинение – просто для пущей уверенности?
Глядя вслед удаляющемуся доктору, Джулиана вновь ощутила приступ тошноты. Нет, сейчас не время болеть… сейчас время действовать! Стучась в двери конторы, она уже отчетливо понимала: в Соммерсби произошло не одно, а целых два убийства. И кто бы ни умертвил старого графа, он наверняка был в имении еще до его смерти!
А это означало, что список потенциальных подозреваемых существенно сокращался…
Патрик ненавидел крыс. Еще сильней, чем давящую тишину. И не потому, что они беззастенчиво шныряли по его телу, когда он лежал на койке. И не потому, что будили его в ночи топотом бесчисленных лапок. И не потому, что они воровали еду и пили воду из его чашки… Нет, он ненавидел крыс за то, что они могли беспрепятственно проникать в темницу и выходить на свободу. Они появлялись словно из ниоткуда, протискиваясь сквозь узенькие лазы в стенах, в которые с трудом можно было просунуть палец. Он ненавидел этих тварей всей душой – и одновременно уважал за ум и хитрость.
Патрик не знал, сколько прошло времени. Два часа? Двое суток? В камеру не проникал солнечный свет, и время в ней словно остановилось. Но когда в темноте послышался скрип отворяемой двери, он резво вскочил на ноги, распугав крыс, которые тотчас с визгом кинулись врассыпную. Яркий свет ослепил его, и Патрик беспомощно заморгал.
Но когда глаза мало-помалу привыкли к свету, он увидел вовсе не Блайта, пришедшего вновь его мучить, и не тюремщика с очередной порцией прогорклой овсянки. Это была Джулиана, сопровождаемая мистером Фармингтоном, и это зрелище ослепило Патрика едва ли не сильней, чем свет лампы в кромешной тьме его узилища.
Какое-то время Патрик лишь беспомощно моргал, глядя на жену, стоящую перед ним с упрямо вздернутым подбородком. Когда за Фармингтоном закрылась дверь, Джулиана, с секунду поколебавшись, поставила лампу на пол. И вдруг бросилась Патрику на грудь. Ему ничего не оставалось, кроме как обнять жену – ему не хватало сейчас ни сил, ни здравого смысла, чтобы ее оттолкнуть.
Сжимая Джулиану в объятиях, Патрик терзался тем, что даже его дыхание оскверняет чистоту супруги. Но сейчас он вдыхал ее словно воздух – чтобы было чем дышать после того, как эта дверь захлопнется за нею и он вновь останется один, в кромешной тьме.
Джулиана случайно задела его ушибленные ребра, и из груди Патрика вырвался слабый стон.
Отстранившись, Джулиана стала всматриваться в его лицо.
– Что они с тобой сделали? – Она нежно коснулась ладонями его небритых щек. – Боже, что я с тобой сделала!
Патрик поморщился от этих вопросов, а еще оттого, что ее палец случайно скользнул по ссадине под правым глазом.
– Ничего, Джулиана… – Он решительно отстранил жену. – Какой черт принес тебя сюда? Ведь я не зря просил тебя не приходить! Те, кто держит меня здесь, вовсе не благодушные добряки!
– Ты не просил меня, Патрик. Ты приказал мне – так, словно я вовсе не имею права голоса! А оно у меня, разумеется, есть. Мистер Фармингтон был не в восторге, когда я попросила его позволения навестить тебя нынче утром. Но мне удалось его уговорить. – Она развязала ленточки на шляпке и аккуратно сняла ее. – У нас с тобой есть четверть часа. И я не желаю провести их в бесполезных спорах о том, должна я была приходить или нет.
Услышав имя судьи, Патрик едва не заскрежетал зубами от ярости. Разумеется, Фармингтон позволил ей это свидание! Немудрено, после того как Патрик наотрез отказался сделать признание во время допроса. Наверняка судья подслушивает сейчас под дверью, ловя каждое слово, чтобы после использовать эти сведения в суде. Но что она, Джулиана, намерена делать в течение этой четверти часа? Любоваться его окровавленным избитым лицом? Или склизкими стенами темницы?
Но помимо воли Патрик продолжал вдыхать ее аромат, хотя она была подарком, которого он не заслужил, и утешением, в котором не нуждался. Он почти видел, как бешено работает сейчас ее мысль, как в этой хорошенькой головке рождаются одна за другой фантастические идеи… Но Патрик не хотел, чтобы супруга совала свой веснушчатый носик куда не следует, подвергая себя опасности, – ведь он не может быть рядом с нею, чтобы защитить!
– Я просил тебя не приходить вовсе не потому, что не желаю тебя видеть. Это для твоей же безопасности. – Да, он велел ей не приходить и не вмешиваться. И все же она здесь, в его камере, благоухающая словно пирог, который только что вынули из печи, и этот запах корицы сводил его с ума, воспламеняя чувства, мешая ясно мыслить. – Джонатан Блайт не чурается использовать грубую силу для достижения своих целей, да и судья Фармингтон вчера вел себя ничуть не лучше.
Они глядели друг другу в глаза, и ни один из них не намерен был отступать.
– Я в безопасности, Патрик, – твердо произнесла Джулиана.
– Одно то, что ты сейчас здесь, свидетельствует об обратном. Ты можешь заразиться тут чем угодно. А еще тебя могут обвинить в тайном сговоре со мной! – Патрик глядел на жену с растущим раздражением. Боже праведный, она выглядела… восхитительно. Словно рыжеволосый призрак, проникший в его ад. Сумасбродное привидение, облаченное в платье с дерзким вырезом, сотворенное из шелка и кружев, отчего ее нежная кожа будто светится изнутри… и все это здесь, в его мрачной камере! – Я не желаю, чтобы ваши пути с судьей и Блайтом пересекались, Джулиана!
Прошло, наверное, минуты две, прежде чем она заговорила:
– У меня был короткий разговор с доктором Мерриллом нынче утром. Он сообщил судье Фармингтону, что полагает, будто твой отец вполне мог умереть не своей смертью. Ты знал, что в этом пытаются обвинить тебя?
Ее слова словно обожгли Патрика. Сама по себе идея была не нова. Новым было лишь то, что слова эти произнесла своим нежным голосом его жена.
– Хочешь спросить, не убил ли я, часом, своего отца? – хрипло спросил он.
– Нет. – Она покачала головой и повысила голос: – Такое мне ни разу в голову не приходило. Зато приходило иное. Логично предположить, что тот, кто застрелил твоего брата, затем умертвил и старого графа.
– Прошу тебя, Джулиана! – Патрик украдкой кинул взгляд на дверь. – Я прошу тебя, говори потише!
– Но кто бы ни был убийцей твоего отца, он непременно должен был находиться в Соммерсби еще до его смерти, – прошептала она, но все равно достаточно громко. – Что сильно сужает круг подозреваемых, не правда ли?
Патрик потерял дар речи. Он надеялся, что виконт Эйвери просто перестраховался, предупредив его в свое время о гнусных слухах. Патрик верил, что это всего лишь очередная сплетня! И отказывался допустить, что отец скончался в силу не вполне естественных причин. Однако доктор Меррилл не просто прекрасный врач, он к тому же друг семьи. И если доктор полагает, что старый граф был убит, в это волей-неволей приходилось верить…
Слова Джулианы помогли разрозненным фактам сложиться во вполне стройную, логичную картину. Патрик втайне полагал, что убийцей брата мог быть кто-то из его многочисленных кредиторов. Но Джулиана была права: головоломка оказалась куда сложней… и страшней. На ум Патрику пришло сразу две кандидатуры на роль потенциального душегуба. Они оба желали большего, чем имели. И оба считали себя достойными этого.
Злодей, убивающий графа, – это либо безумец, либо тупица, либо вконец отчаявшийся человек. И под это описание подходили его кузены.
– Это может быть Блайт… или Уиллоуби, – хмуро сказал он.
Джулиана покачала головой:
– Нет, в виновность Джорджа я не могу поверить. Он никогда бы не посмел совершить такое…
– Джордж, говоришь? – В голосе Патрика звучало недоверие. – Мне не нравится то, насколько вы успели сблизиться с Уиллоуби.
– Он верит в твою невиновность! И, полагаю, нам обоим ясно, что Уиллоуби слишком прост, чтобы выдумать столь хитроумный план.
– Оба этих парня не такие уж простые, как это может показаться с первого взгляда, – предупредил ее Патрик.
Черт подери, да кузены, оказывается, куда сложней, чем мог предположить даже он сам! А ведь они вместе выросли… Да, Джордж Уиллоуби, возможно, слишком прост, чтобы выдумать план двойного убийства, однако дьявольски умно подольстился к Джулиане!
Усилием воли Патрик приказал себе забыть сейчас о ревности и всецело сосредоточиться лишь на известных ему фактах. Учитывая все обстоятельства, на роль убийцы куда более подходил именно Блайт.
– Мне нужно разыскать Пруденс. – Голос Джулианы гулким эхом отразился от низкого сводчатого потолка.
Патрик снова взглянул на дверь. В щелке, над самым полом, был отчетливо заметен свет.
– Я пока не готов обсуждать это с судьей, – предупредил он Джулиану.
– Она видела, как убийца взвел курок, Патрик, – вновь заспорила Джулиана, однако благоразумно понизила голос. – Если бы мне удалось столкнуть их с Блайтом, она смогла бы его опознать.
– Нет. Если Джонатан Блайт тот, кого мы ищем, это может быть чересчур опасно… для тебя.
Разве кузен Блайт уже не доказал, что способен на насилие, если дело касается того, во что он свято верит? Но если преступления совершил он, то что им руководило? Патрику на ум приходило совсем немногое, что могло бы хоть отчасти оправдать столь страшные злодейства. И первыми в этом списке значились любовь и семья. По крайней мере, сейчас Патрик чувствовал, что вполне способен убить каждого, кто посягнет на то, что он любит…
Даже изумленное и обиженное личико жены не могло поколебать его решимости. Потеряв уже двоих близких ему людей, Патрик и мысли не допускал о том, что может потерять и ее! Говоря попросту, пусть себе обижается, пусть гневается – все это пустяки, когда речь идет о спасении ее жизни!
– Я способна на большее, чем ты думаешь. – Голос Джулианы звучал спокойно. – Я не произнесу ни единого слова, которое сможет поставить тебя под удар.
– Христос всемогущий, Джулиана! – Черт возьми, с нею он чувствовал себя совершенно беспомощным. – Я вовсе не об этом! Опасность заключается не в том, что ты можешь сказать. Я беспокоюсь, что убийца может сделать с тобой! Кто бы это ни был, он очень опасен! И я не стану тобой рисковать!
Тут дверь распахнулась и на пол упала длинная тень судьи Фармингтона – как раз между ними, словно разделяя их беспощадней любой решетки…
– Ваше время вышло, леди Хавершем, – с каменным лицом произнес судья.
Патрик старался не думать о темноте, которая вот-вот поглотит его, и о полчищах назойливых грызунов. Все это ни в какое сравнение не шло с тем страхом, что теперь терзал его душу.
– Ради господа бога, пожалуйста, не расследуй это дело в одиночку! – Патрику было уже все равно, слышит его судья или нет. – Это смертельно опасно!
«Я не хочу потерять и тебя тоже», – едва не вырвалось у него.
– Я буду очень осторожна, – последовал ответ.
С этими словами Джулиана вышла за порог, двери закрылись, и наступила кромешная тьма.
Патрик невидящими глазами смотрел туда, где только что стояла его жена, в надежде каким-то чудом вновь увидеть ее, ощутить ее неповторимый аромат. Это невыносимо – сидеть взаперти в тюремной камере, в то время как жена творит безумства! Патриком овладело бессильное бешенство – он вновь и вновь вспоминал их разговор и терзался все мучительней.
Как пить дать, она отправится на поиски Пруденс. Достаточно было взглянуть на ее упрямо вскинутую рыжеволосую головку, чтобы отпали последние сомнения… Страх почти парализовал его. Боже, как он за нее боится!..
Потому что если упрямица без чьей-либо помощи и поддержки предпримет попытку расследовать эти убийства, то велика вероятность, что именно она станет следующей жертвой.
Глава 25
Очень быстро обнаружились два обстоятельства. Пруденс дьявольски трудно отыскать. А Джордж Уиллоуби явно пытается свести Джулиану с ума.
Если прежде этот джентльмен ограничивался лишь улыбками и томными взорами, то теперь, похоже, вознамерился сделаться для нее незаменимым. Он приносил ей домашние туфли, настоял на том, чтобы читать вслух, словно держать книжку для Джулианы было непосильным бременем. Он то и дело говорил «отдохните», «милая» и «умоляю вас». Джулиане поневоле вспоминались молодые люди, что ухаживали за нею в течение трех сезонов и видели в ней лишь милую игрушку, которую нужно холить и лелеять, которой следует восхищаться…
От этого тоска по мужу делалась день ото дня острей, и вовсе не потому, что ей не хватало мужского внимания. Нет. Просто она поняла, что именно ее так привлекало в Патрике. В отличие от сладенького и услужливого Уиллоуби Патрик относился к ней как к равной. Да, он часто спорил с Джулианой, порой довольно грубо приказывал, бывало, бранился с нею в присутствии посторонних… а иногда прижимал к стене и жарко целовал… Но никогда муж не относился к ней словно к хрупкому цветочку, который может сломаться от любого неосторожного прикосновения, – даже тогда, когда он мучительно, и не без оснований, за нее тревожился.
И еще одно обстоятельство беспокоило Джулиану. Она так и не смогла обнаружить Пруденс, хоть и предприняла еще две поездки в Чиппингтон. Бывшая служанка уволилась из лавки модистки и, похоже, растворилась в толпе городских пролетариев, унеся с собою полученные от Джулианы пять соверенов.
Джеймс Маккензи из Лондона так и не вернулся, а судья Фармингтон наотрез отказывался предоставить свидание с Патриком, и Джулиана чувствовала себя скованной по рукам и ногам, желая делать хоть что-нибудь. Что угодно.
Что угодно, лишь бы не выносить мистера Уиллоуби!
– Нынче вам надлежит сопровождать меня в церковь, – объявил Джордж, идя следом за нею к завтраку воскресным утром.
Джулиана лишь хмуро взглянула на него, занимая свое место за столом. Место хозяйки дома. С чего это вдруг он перестал задавать вопросы и вообразил, будто знает, что ей надлежит делать?
– По правде сказать, нынче я намеревалась съездить в Лидс.
– Благоразумно ли это? – Уиллоуби склонился над чайным столиком, наливая для нее чашку ароматного чая. – Вам, похоже, нездоровится. А Лидс все-таки не ближний свет.
Того, что ей нездоровится, Джулиана и не думала отрицать. Всю неделю ее постоянно подташнивало, а сегодня утром затошнило всерьез.
– И тем не менее я еду. У меня есть там дело. Так что придется вам попросить кого-нибудь другого сходить с вами на службу. К примеру, вдовствующую графиню. Да и тетя Маргарет с радостью составит вам компанию, если вы попросите…
– Если я буду сидеть в церкви рядом с тетей Маргарет, то мне будет несколько затруднительно молиться о том, чтобы она наконец уехала из поместья. – Ставя перед нею чашку, Джордж заговорщически улыбнулся. – Ведь вам известно, что она единственная отказывается покидать Соммерсби.
Джулиана уставилась в чашку, наблюдая, как ароматный парок клубится над тонким фарфоровым ободком.
– О нет, она вовсе не единственная, – со значением произнесла Джулиана.
В конце концов, ведь он тоже пока здесь, путается у нее под ногами!
Чай оказался восхитительным. Все эти дни Джордж то и дело угощал ее чаем – то с ложечкой меда, то с лепестками розы… Но Джулиана не любила чай, сколь бы непатриотично это ни могло показаться. Она предпочитала шоколад. Но леди Хавершем благоразумно смолчала, косо поглядывая на Джорджа, усевшегося возле нее, – ведь если бы она намекнула на свои предпочтения, он с головой утопил бы ее в горячем шоколаде!
– Тетя Маргарет – единственная, кто наотрез отказался покинуть имение, невзирая на все мои увещевания. – Джордж потянулся за ломтиком тоста, намазал его джемом, сверху положил ложечку взбитых сливок и водрузил это сооружение на тарелку Джулианы. – Последние из гостей уехали нынче поутру.
Джулиана подняла от чашки взгляд, полный недоумения. Только сейчас она заметила, что за широким столом, кроме них двоих, никого нет. Джулиана воззрилась на человека, явившегося причиной этой вопиющей пустоты. Он выглядел совершенно обычно – карие глаза, милая обаятельная улыбка. Костюм, прекрасно сидящий, выгодно подчеркивал ширину его плеч – возможно, даже чересчур, а каштановая шевелюра была тщательно, волосок к волоску, уложена. До Джулианы наконец дошел смысл его слов.
– Вы всех выдворили из поместья? – ахнула она. Вот уже несколько дней кряду новоиспеченная графиня не вспоминала о тете Маргарет, да и пожилая леди вовсе ей не досаждала. Честно говоря, если бы Джулиане предложили выбирать между Уиллоуби и тетей Маргарет, она скорее всего, предпочла бы общество пожилой тетушки. – И вы не посоветовались со мною?
– Но ведь именно вы заронили в мою голову эту мысль, когда просили позаботиться о гостях!
Джулиана глубоко вдохнула, силясь взять себя в руки.
– Мой муж предельно ясно выразился: он намеревается продолжать добрую традицию гостеприимства в память об усопшем отце. Вы не имели никакого права, Джордж…
– Но вашего супруга сейчас здесь нет. А вам нужно хорошенько отдыхать. – Джордж заботливо расстелил салфетку на ее коленях. – Но не беспокойтесь, – улыбнулся он. – Думаю, мне удастся отделаться и от тети Маргарет в течение двух-трех дней.
Стало быть, тетушка все еще в поместье.
– Но я вовсе не просила вас торопить ее с отъездом! И я не нуждаюсь в вашей помощи, Джордж!
Его рука, расправлявшая салфетку, вдруг стиснула ее бедро:
– Джулиана, я хочу защитить вас. И если случится самое худшее, хотя я уверен… то есть мы все надеемся, что до этого не дойдет… я хочу, чтоб вы знали – я предприму все усилия, чтобы наша семья сохранила титул, и предложу вам свое имя в качестве защиты!
Джулиана уставилась на него, не веря собственным ушам.
– Какое имя, Джордж? Если так случится, что Патрика признают виновным и казнят, графский титул будет возвращен английской короне!
Рука Джорджа переместилась с ее бедра на колено и покровительственно похлопала по нему.
– Я был обескуражен не менее всех прочих, когда услышал, что мы можем лишиться титула. Однако Джонатан Блайт в течение этих тяжелых месяцев успел встретиться кое с кем из влиятельных персон. Он заверил меня, что при дворе всерьез рассматривают вопрос передачи графского титула ближайшему родственнику…
Глаза Джулианы, устремленные на Джорджа, медленно наполнялись ужасом. Так Блайт наводил справки? Выяснял, может ли он рассчитывать на графский титул? Но ведь такие действия изобличали в нем человека, которому была выгодна смерть членов семьи Хавершем! Стало быть, мотивов у него хоть отбавляй… и его можно обвинить в случившемся с таким же успехом, что и Патрика!
– Но об этом говорить несколько преждевременно, а пока… я не могу позволить вам плясать вокруг старухи, которой следовало бы убраться восвояси еще неделю назад, – продолжал Джордж. – Особенно теперь, когда вы… в таком положении.
Всеблагие небеса! А разве самому Джорджу не следовало убраться отсюда еще неделю назад? Джулиана уже открыла рот, чтобы объяснить, с каким нетерпением она ждет его отъезда, как вдруг вошел мистер Питерс и деликатно откашлялся.
– Прибыл мистер Джеймс Маккензи, миледи. Я тотчас проводил его в дом, как вы изволили распорядиться.
– О, хвала небу! – Джулиана заерзала на стуле, радуясь поводу избавиться наконец от общества опостылевшего Джорджа Уиллоуби.
При виде высокой фигуры Маккензи, маячившей за спиной дворецкого, сердце Джулианы едва не выскочило из груди. Костюм солиситора нес на себе явные следы долгого путешествия, а лицо украшала небольшая бородка, которой прежде не было. Но Джулиана никогда в жизни не испытывала столь головокружительной радости при виде покрытого дорожной пылью, усталого джентльмена!
– Мистер Маккензи… – Джулиана встала, но вдруг пол поплыл под ногами и она была вынуждена схватиться за столешницу, чтобы не упасть. – Я безмерно рада вас видеть. Полагаю, мой отец ввел вас в курс дела?
– Да. Я приехал тотчас, как только смог. Ваш батюшка приедет завтра, у него в Лондоне еще какие-то дела. – Взгляд Маккензи остановился на Джордже, и он сощурился: – Как Хавершем?
– По-прежнему томится в Чиппингтонской тюрьме.
Маккензи нахмурился:
– Я надеялся, что его по крайней мере переведут в Норт-Райдинг. Здоров ли он?
– Не знаю, – созналась Джулиана. – Я навещала его на следующий день после ареста, но судья не разрешает мне больше видеть мужа.
Солиситор смачно выругался и развернулся на каблуках. Джулиана кинулась вслед за ним:
– Я прикажу подать экипаж, мы поедем в город вместе и…
– Нет, миледи, это негодная идея. У крыльца стоит лошадь, которую я перехватил в Лидсе, – домчусь до города быстрее ветра. А с вами лишь потеряю время. Патрик гниет заживо в тюремной камере и понятия не имеет, куда я запропастился. Не хочу, чтобы он считал, что и я тоже его покинул…
Джулиана вздрогнула словно от пощечины:
– Но я его не покидала!
– Ах нет? – Маккензи кивком указал на двери столовой. В его зеленых глазах притаилась печаль. – Ваш интимный завтрак свидетельствует об обратном!
Джулиана ахнула, хотя к ее возмущению примешивалось и легкое чувство вины:
– Но Джордж Уиллоуби кузен Патрика… и между нами нет ничего… ничего, что бы не подобало…
– Рука джентльмена лежала у вас на коленях, я ясно это видел. Вряд ли в этот момент вы думали о муже, леди Хавершем!
Джулиана уже собралась с силами, чтобы дать оскорбителю подобающий ответ, но тут желудок свело жесточайшей судорогой. Она стремглав кинулась к подставке для зонтов, и ее обильно вырвало. Затем у нее мучительно закружилась голова, и прошло еще немало времени, прежде чем она рискнула вновь взглянуть на гостя.
– И давно ли вам вот так нездоровится? – спросил Маккензи, с любопытством глядя на нее.
В глазах Джулианы словно клубился серый туман, она видела еще хуже, чем обычно.
– Это просто нервы, не стоит беспокоиться. Возможно, взбитые сливки оказались несвежими. Ума не приложу, как объяснить мистеру Питерсу, что стряслось с зонтами…
Маккензи вздернул темную бровь:
– Моя Джорджетт держит поблизости ночную вазу, когда ей вот так нездоровится. Разумеется, в такие дни я стараюсь ночевать на диване в гостиной. – Он надел шляпу и направился к дверям. – Если вы нездоровы, то лучше вам остаться дома, а не трястись в экипаже. Патрику сейчас нужна ваша сила, а не такие вот представления, леди Хавершем…
Глава 26
При звуке ключа, поворачивающегося в замке его темницы, Патрик всякий раз холодел от ужаса.
И страшился он вовсе не того, что сулит ему лично чей-то очередной визит. Он жил в постоянной тревоге за Джулиану. Даже во сне ему виделось, как тюремщики приносят весть о ее ранении… или даже хуже.
И на этот раз, едва заслышав знакомый звук, Патрик вскочил на ноги и приготовился к самому худшему. Но при виде знакомой фигуры Джеймса Маккензи с плеч Патрика словно свалилась невидимая тяжесть.
– Черт бы тебя побрал, Маккензи! – улыбнулся Патрик. – Наконец-то ты соблаговолил почтить меня визитом… а я уж было подумал, что и ты счел меня виновным.
Джеймс хихикнул:
– Единственное, в чем ты провинился, – это в вопиющем несоблюдении норм личной гигиены. – Он сгреб друга в объятия. – По-прежнему отказываешься регулярно принимать ванны…
Патрик слегка поморщился – синяки на ребрах уже понемногу заживали, но он все еще не вполне был готов к медвежьим объятиям товарища.
– Знал бы ты, как я тебе рад!
Джеймс насмешливо фыркнул:
– Хорошо, что хоть кто-то здесь мне рад. Твои тюремщики там, за дверью, испытывают противоположные чувства. Мистер Блайт прямо-таки позеленел, когда я представился твоим адвокатом, да к тому же потребовал твоего перевода в Норт-Райдинг. – Маккензи покосился на дверь, изумленно вздернув бровь: – Неужели Чиппингтон настолько мал, что для тебя не сыскали иного тюремщика, кроме твоего кузена?
– Уверяю тебя, кузен Блайт сторожит меня, не смыкая глаз. Он в десять раз надежней любого наемного стража, – сухо сказал Патрик. – И где, скажи на милость, тебя так долго носило?
Джеймс помялся и вновь покосился на дверь.
– Чтобы уладить дела в Лондоне, мне потребовалось больше времени, чем я ожидал. Но петицию от твоего имени уже рассматривают в парламенте. Послушай, мы можем с тобой тут беседовать без риска, или все же лучше мне потребовать, чтобы тебя немедленно перевели в иное место?
Патрик пожал плечами:
– Не уверен, что нам дадут возможность переговорить в более непринужденной обстановке. Так что начинай… но, прошу, говори потише.
Джеймс присел на краешек узкой койки и поставил на пол керосиновую лампу.
– Твое прошение рассмотрено, и готовится внеочередное заседание палаты лордов. Правда, мне отказано в праве защищать тебя там. Но я подыскал для тебя барристера [3] высшего ранга – хотя, учитывая его аппетиты, тебе придется изрядно раскошелиться. – Маккензи прищурился. – Впрочем, полагаю, дело вполне того стоит. Ведь чтобы восстановить тебя в правах, горячей воды и куска мыла явно недостаточно. Сдается, твои сторожа пытались выбить из тебя некое признание, а?
– Однако остались ни с чем.
– Молодец! Хороший мальчик, – одобрительно улыбнулся Джеймс и, помявшись, спросил: – А как у вас обстоят дела с прелестной Джулианой? Вижу, вы до сих пор проживаете в разных комнатах…
Патрик улыбнулся горькой шутке товарища.
– Признаюсь честно, это неплохо было бы исправить. Пребывание здесь явно не идет на пользу моей семейной жизни.
– Воистину так. – Улыбки на лице Маккензи как не бывало, а взгляд стал колючим. – Хавершем… скажи начистоту – ты доверяешь своей супруге?
– Да, – ни секунды не колеблясь, ответил Патрик. – Она доказала мне свою преданность. По собственной воле отказалась свидетельствовать против меня и не дала спуску гостям и родственникам, когда кое-кто из них дурно отозвался обо мне. Так что, полагаю, вопрос следует ставить иначе – доверяет ли она мне.
– Что-о?
– Она знает, почему я на ней женился. – Патрик взъерошил волосы. – Не удивлюсь, если сейчас она меня ненавидит. Честно говоря, я оказался никуда не годным мужем. А почему ты спросил, верю ли я Джулиане?
– Я нынче утром заезжал в Соммерсби. Твоя жена чертовски странно себя ведет.
Патрик тотчас напрягся:
– О чем ты, черт возьми?
– Сегодня утром ей сделалось дурно. Потом ее вырвало. Прямо при мне. По опыту знаю – такое происходит порой с теми, кто терзается чувством вины.
Руки Патрика сами собой сжались в кулаки:
– Черт тебя возьми, Джеймс, почему ты не сказал мне об этом с самого начала? – Ни разу в жизни он не позволил себе ударить друга, хотя они частенько устраивали шутливые боксерские поединки. Однако сейчас Патрику мучительно захотелось от всей души врезать Маккензи по физиономии. – Если она и вправду нездорова, то это первое, что ты должен был мне сообщить!
Маккензи лишь пожал плечами:
– Здоровье твоей супруги сейчас не самая главная моя забота. Твое – другое дело. А еще – твое освобождение. Хотя… не уверен, что утреннее недомогание Джулианы объясняется болезнью или нечистой совестью. Джорджетт чувствовала себя очень похоже в самом начале беременности. Не могла смотреть на еду, а от запахов, даже привычных, ее выворачивало наизнанку. – Джеймс потянул носом и прибавил: – Так что, возможно, это и хорошо, что ее к тебе не допускают. От здешних миазмов даже меня подташнивает, ей-богу…
– Погоди… ты хочешь сказать, что Джулиана, возможно, беременна? – Эта простая мысль все никак не желала укладываться в голове Патрика. – Нет… еще слишком рано, – запротестовал он, хотя всем сердцем желал ошибиться. – Ведь мы женаты всего пару недель!
– Твоя жена – существо тонкое и артистическое, ты сам об этом не раз говорил. Возможно, естественные недомогания она ощутила раньше, чем это бывает обыкновенно у других женщин. – От этого холодно-отстраненного замечания друга Патрику еще мучительней захотелось пересчитать ему зубы, невзирая на предельную деликатность формулировки. – Разумеется, тебе стоило бы удостовериться, что это дитя от тебя. Потому что твоя супруга чересчур близко сошлась с твоим кузеном Джорджем Уиллоуби.
Небо и ад! Сказав, что он доверяет жене, Патрик был предельно правдив. К тому же кузен Уиллоуби все еще оставался в списке подозреваемых. Поэтому, услышав, что тот сблизился с Джулианой, Патрик не на шутку встревожился.
Однако Маккензи всего этого, разумеется, не знал.
И Патрик решил поведать другу все без утайки. И о Пруденс, и о том, что в то роковое утро брат так и не выстрелил из своего ружья, и о подозрениях касательно смерти отца. Проговорив все это вслух, Патрик почувствовал, что его охватывает бессильное отчаяние.
– Так, стало быть, кузен Джонатан Блайт, который караулит тебя снаружи, покуда ты томишься внутри, – твой главный подозреваемый в убийстве Эрика? – не веря своим ушам, спросил Джеймс.
Патрик угрюмо кивнул:
– А еще в смерти моего отца.
– А кто едва не переломал тебе все ребра? Тоже он?
Патрик вновь кивнул. И решился сказать главное, хотя это и звучало по-настоящему жутко:
– Так вот, нездоровье Джулианы… ему можно подыскать куда более зловещее объяснение. Сам понимаешь, у меня было время подумать. Мой отец, верней всего, был отравлен. А она… и меня нет рядом, и я не могу ее защитить…
Лоб Маккензи прорезала глубокая складка:
– Что ж, тогда все ясно. – Он поднялся на ноги, потрясая кулаками. – Похоже, самое время пригласить сюда судью.
Джулиана пробудилась в каком-то полубреду. Сквозь гардины просачивался серый утренний свет. Обессиленная, она лежала без движения. Воздух в комнате казался спертым и неподвижным, дышать было трудно.
И тут она вспомнила. Ей стало плохо, и ее стошнило на подставку для зонтов, да еще в присутствии Маккензи…
Потом кто-то – кажется, тетя Маргарет – принес ей имбирной воды, чтобы прополоскать рот, и это немного помогло, а потом… Потом вся комната вдруг стала бешено вращаться, и ей пришлось прилечь и закрыть глаза… Это было последнее, что помнила Джулиана, проснувшись в комнате, где царила могильная тишина.
Она осторожно пошевелила руками, потом ногами… слава богу, они повиновались. Да и желудок, похоже, уже не намеревался выпрыгнуть наружу. Но тишина в доме пугала. В Соммерсби никогда не бывало так тихо. По коридорам все время кто-то ходил, откуда-то доносились голоса служанок, а сверху, из детской, слышался топот маленьких ножек. Но сейчас не было слышно никого: ни собак, ни слуг, ни даже вездесущего и нудного Джорджа Уиллоуби.
По подоконнику забарабанили первые капли дождя, и Джулиана, с трудом заставив себя подняться, уставилась на непогоду за окном, которая вполне гармонировала с ее состоянием. Или, напротив, ее нездоровье было отражением осенней непогоды? Впрочем, не стоило грешить на серые тучи, пытаясь оправдать мрачное настроение. Хотя ее бедный желудок, извергнув содержимое, мало-помалу успокоился, у Джулианы было множество причин для переживаний.
Джеймс Маккензи бросил ей в лицо обвинение в супружеской неверности, а потом отправился в тюрьму, чтобы повидаться с Патриком. Без нее…
Джулиана стала спускаться по лестнице, но ноги едва держали ее и она вынуждена была держаться за перила. Впрочем, сейчас ее самочувствие вряд ли что-нибудь значило. Все надежды, лелеемые ею на их с Патриком будущее, развеются словно дым, стоит этому шотландцу поделиться с ее мужем своими подозрениями. Она должна ехать к Патрику немедленно, прямо сейчас, и объяснить мужу, что Маккензи ошибся, что неверно истолковал все, что увидел…
Однако мистер Питерс в ответ на ее просьбу подать экипаж сокрушенно покачал головой:
– Искренне сожалею, миледи, но я не предполагал, что вы намерены выезжать сегодня. Все семейство уехало в Чиппингтон на воскресную службу. – Дворецкий замялся. – Нам сообщили, что вы отдыхаете наверху и велели вас не беспокоить. Однако если вам лучше, то, возможно, вы примете посетительницу. Я проводил мисс в зеленую гостиную.
– Не думаю, что нынче я в состоянии принимать кого-либо, мистер Питерс.
– Так мне и сообщить мисс Смит?
Джулиана встрепенулась и переспросила:
– Мисс Пруденс Смит?
Дворецкий кивнул, сочувственно глядя на госпожу:
– Да, миледи. Однако если вы дурно чувствуете себя, то я…
Но Джулиана уже устремилась в сторону зеленой гостиной – со всей скоростью, на которую были способны сегодня ее ватные ноги.
– Пруденс! – Она притворила за собой двери. – Я так рада, что ты не уехала в Лидс!
Бывшая служанка горестно закивала:
– О нет, мисс… я… я скрывалась дома, все пытаясь на что-то решиться. Все время думала о ваших словах. И о том, что я сделала. Верней, о том, чего не сделала. – Пруденс нахмурилась. – И знаете, вы правы. Я так виновата, что перепугалась и смолчала тогда… Но сейчас мне куда страшней! Я не могу есть, не могу спать. Уж очень боюсь, что убийца вновь что-нибудь сотворит! И даже в Лидс я не уехала от страха. Ведь если бы он захотел, то легко нашел бы меня там. Вот поэтому я здесь. – Мисс Смит била нервная дрожь. – Есть единственный способ избавиться от всего этого ужаса – увидеть его в кандалах. Ведь именно об этом вы твердили мне тогда, правда?
– Да, – кивнула Джулиана. – Знай, что здесь, в Соммерсби, ты под надежной защитой.
– Ох, не знаю, мисс. – Пруденс кинула боязливый взор на закрытые двери гостиной. – Не думаю, что вы сможете тут меня защитить. Да и саму себя… Нынче я пошла в церковь помолиться и… снова увидела его.
– Ты видела убийцу в церкви? – ошеломленно переспросила Джулиана. – Имя! Тебе известно его имя?
– Нет, мисс. Но… – Пруденс часто задышала, затем всхлипнула: – Он сидел на скамье, предназначенной для семейства Хавершем… возле леди Хавершем.
Ноги Джулианы, и без того ослабевшие, едва не подкосились. Она мало-помалу начинала что-то понимать. Еще секунда – и…
– Ты говорила с ним? – спросила она, охваченная страхом за Пруденс.
– Нет. Я… ударилась в панику. Просто выбежала из церкви, прямо посреди общей молитвы, и понеслась домой. А потом стала раздумывать и поняла, что непременно должна рассказать вам об этом и что должна успеть сделать это до окончания литургии! Ну, я взяла внаем коляску, и вот… я здесь. О, прошу, прошу вас, скажите, что вы знаете, кто он! Если даже после этого его имя остается для вас тайной, то я… я не вынесу этого!
И Пруденс истерически разрыдалась.
Джулиана покачнулась на своих трехдюймовых каблучках и едва не упала.
– Да, – медленно сказала она, еще не веря себе. – Боюсь… я знаю, кто он такой.
– Так, стало быть, вы скажете обо всем судье? – Пруденс закусила губу.
– Нет. Это непременно должна сделать ты, – поправила ее Джулиана, обняв бывшую горничную за плечи и торопливо ведя к дверям.
– Но я… я не могу, мисс, – бормотала мисс Смит.
– Мне суд не поверит, Пруденс. Джентльмен, сидевший нынче на службе возле леди Хавершем, – это Джордж Уиллоуби, кузен моего мужа. Нам вместе нужно как можно скорей попасть в Чиппингтон и рассказать судье все, что я только что от тебя услышала!
Пруденс задрожала: