Перстень с трезубцем Теущаков Александр
– Балинт предупреждал, что с севера навстречу Ахмеду-паше двигается войско паши Али. Таким образом, они стараются захватить всю центральную часть Венгрии, завоеванную Фердинандом и двинуть свои войска на Австрию.
– Да, теперь я понимаю, что помощи нам ждать не от кого…
Их разговор прервали громкие выстрелы из пушек, сопровождаемые залпами из ружей. Команды и крики на южной стене, заставили всех отдыхающих от последнего сражения вскочить и занять свои места на стенах.
Илона и Михал тоже поспешили из донжона, турки начали очередной штурм.
На протяжении двух, последующих дней, были отбиты три атаки османских войск, пытавшихся прорваться к центральным воротам. К крепости подкатили сооружение из бревен, внутри которого располагалась пушка. Несколько выстрелов удалось произвести по воротам замка, после чего меткий пушкарь Ласло разнес в щепы сооружение.
В замок пришли последние защитники Хэди во главе с Гиорджи. Еще раз удивился Михал, увидев среди них мэтра Эрно. Он ничего не сказал лекарю, а только крепко сжал ему локоть. Слова были излишни, раз Эрно пришел со всеми в замок – значит, он принял это решение самостоятельно. Турки со всех сторон обошли городок, и ночью ворвались на улицы. Начались массовые убийства, сопровождающиеся грабежами и пожарами. Городок через несколько часов после разграбления был сожжен. Захваченную у гайдуков пушку, турки развернули и обстреляли церковь, разрушив ее лицевую стену.
Все оставшиеся в живых жители Хэди, с раненными подались к ущелью в горы. Люди, и в том числе метр Эрно, пожелавшие биться с врагом до конца, направились с Гиорджи через пещеры в замок Ласло.
Глава 33
Последнее сражение
В один из последних дней июля в Железную руку прибыло несколько человек, которым удалось бежать из крепости Темешвар. Среди них был Пете. Тот самый Пете, которого граф Ласло отправил в Темешвар. Это он провел нескольких воинов – защитников крепости в замок графа и передал прощальное, короткое письмецо от барона Балинта.
С замиранием сердца Михал читал строки, написанные под жестоким и яростным напором турок.
«Дорогой граф, нет времени на подробности, Темешварскую крепость пришлось сдать. Турки разнесли несколько башен и ворвались внутрь. Оставшимся в живых воинам и в том числе Иштвану Лошонци разрешили покинуть крепость. С прискорбием сообщаю о гибели моей жены и друга Габора. Своих детей я успел отправить на север. Дай Бог тебе избежать всего, о чем я поведал. Прощай мой друг и помни, что для меня наша дружба была самой светлой. Передай сердечный привет Кэйтарине и Этель и, пожалуй, моим незабываемым, любимым Бианке и Ханге…» На этом короткое письмо прерывалось.
– Что случилось с воинами, им разрешили покинуть крепость? – задал вопрос граф. Пете, понуро опустив голову, рассказал, что пришлось ему увидеть в последние часы.
– Мне и нескольким воинам удалось ночью выскочить из крепости, нас отправили, потому – что мы были самыми молодыми среди защитников. Мы залегли недалеко и видели, как днем выходили оставшиеся в живых люди. Вдруг турки накинулись на них с оружием. Лошонци и его воины погибли в бою, а остальные были отпущены.
– А Балинт, что с ним, как он передал тебе письмо?
– Он и направил меня и ребят в Вашу крепость, чтобы мы сообщили обо всем. Господин барон не вышел с остальным войском, он погиб еще утром.
– Почему ты так решил?
– Мне потом сказали, что его и нескольких дворян, схватили турки и казнили прямо на площади.
– Значит, Темешвар пал, – громко произнес граф Ласло, – ну, что же, там защитники сражались как герои и память о них останется всегда в наших сердцах. Воины! Нам тоже предстоит до последнего вздоха защищать свою землю от проклятых турок, не посрамим свою честь. Нас не пугает, что наш враг сильнее и многочисленнее, пусть они сами боятся при каждом выстреле наших пушек и при отражении каждого штурма. Погибли наши друзья и товарищи: Борат, барон Балинт, Габор и тысячи неизвестных нам героев, но мы свято верим, что они до последнего защищали свою Родину. Они – венгры, верившие в свободу своей родной земли и не предавшие своих отцов и предков. Мы будем помнить о них вечно.
Наступила тишина, все встали и, сняв головные уборы, почтили молчанием погибших.
Недолго продолжалось затишье, со стороны караульной башни раздался оглушительный выстрел из пушки, оповестивший об очередной атаке турок на замок.
Теперь у врага появилось больше шансов захватить крепость. Со стороны Хэди шла горная дорога и, соединяясь с основной, вела к воротам замка. Скалы и ров, по-прежнему были главным препятствием турецких войск, но осаду они начали одновременно с трех сторон.
Воины-дербенджи, оснащенные веревками и длинными шестами, как кошки карабкались по скалам, помогая друг другу подниматься выше и выше. Несколько пушек подкатили ближе ко рву и под прикрытием щитов, били по воротам.
Ласло приказал беречь снаряды и использовать их только для подавления пушек врага. С боковых башен громыхнули два выстрела, и самый близкий щит разметало по сторонам, следом два снаряда угодили в лафет и саму пушку, отбросив ее ко рву.
Воспользовавшись заминкой со стороны защитников замка, сотни турецких солдат ринулись под стены, на ходу приставляя лестницы и забрасывая «кошки» на длинных веревках. Первые басурмане, которые достигли зубчатого парапета, полетели вниз вместе с лестницами, отчаянно размахивая руками и громко крича, вспоминали Аллаха. Брань, крики, рычания раздавались с обеих сторон, стрелы сыпались градом. На головы турок полилась смола и горячий жир. Когда под стенами собралось огромное количество османских воинов, защитники, поджигая фитили, побросали вниз бомбы, которые, разрываясь, несли смерть и заражали воздух. Едкий дым расползся по земле, заставляя воинов противника отступить. Кашляя и проклиная венгров, они были вынуждены отойти за ров. Вдогонку прозвучало несколько выстрелов из пушек и ядра, врезавшись в скопление турок, находили свои жертвы. Опять дорога, ведущая вниз, была усеяна множеством трупов.
Такие победы радовали каждый раз, но подсчитывая свои потери, граф с болью в сердце осознавал, что ряды защитников крепости быстро редеют. Приходилось беречь каждого воина, ибо подкрепления со стороны ждать не приходилось.
Михал иногда приходил в помещение донжона и проведывал Хангу. Бедная девушка не знала покоя, ей иногда в промежутках между атаками турок, удавалось немного поспать, а все остальное время она проводила операции, перевязки и принимала новых раненных. Река – ее помощница уже не справлялась и к ним в помощь прислали еще женщин. Метр Эрно постоянно находился на стенах, к нему тоже подносили раненных, он перевязывал их, а если требовалась операция, отправлял к Ханге. Михал заметил, что он не пытался прикрываться и прятаться от стрел и пули, посылаемых врагами, как будто он сам искал смерти, а не она его.
Граф Ласло, предвидя, что защитников крепости ожидает впереди, отдал приказ, чтобы раненных небольшими партиями переправляли по подземным переходам в ущелье и дальше в горы. Он никому не хотел объяснять и даже не пытался намекать, что еще день-два, при надлежащем напоре, и турки ворвутся в крепость. Раненных людей либо сожгут на кострах живьем, или сбросят в ров с водой, а то и просто со скал.
Берток отправил Болгарку и детей вместе с женщинами и стариками из крепости, пообещав беречь себя. Ханга категорически отказалась уйти с раненными воинами.
Илона всегда находилась рядом Ласло. Ему даже казалось, что она в самые опасные моменты пытается закрыть его собой. Ворвавшиеся, во время последнего штурма турецкие воины, бросились на гайдуков. Завязалась кровавая схватка. Ласло, отбиваясь от двоих турок, медленно отступал к стене, и в этот момент Илона со своим незаменимым мечом обрушила град ударов на головы врага. Ласло и графиня добили их вместе и общими силами скинули турок со стен.
Таких случаев с каждым разом было больше и больше. Не хватало людей, чтобы защищать все стены. Приходилось с боем отстаивать каждую башню, каждый лестничный спуск.
Собрав вечером оставшихся в живых командиров, граф держал совет:
– Положение тяжелое, сами видите, воинов не хватает, даже на то, что бы удерживать стены. Разделимся на равные части. Ты Людвик, остаешься у центральных ворот, ты Гергей будешь держать со своими людьми оборону со стороны Хэди, я же буду сдерживать турок со стороны соляных копий. Крепитесь, если турки ночью пойдут на штурм, мы должны отбить все атаки. Соберите последние бомбы и разделите их поровну. Осталось несколько снарядов, берегите их, бить только по скоплению врага. А теперь о главном: если турки ворвутся в замок, уходите через тайный ход в соляные пещеры, как только преследователи достигнут разветвления проходов, следует подорвать бочки с порохом. Ни один из вражеских воинов не должен проникнуть вглубь пещер.
– А ты Михал, почему ты о себе не говоришь, разве ты остаешься? – спросил тревожно Гиорджи.
– Мы всегда будем вместе, не переживайте, я последним покину свой замок.
– Мы с тобой, в голос произнесли Гиорджи и Берток.
– Спасибо друзья мои, что готовы до конца быть со мной. Он взглянул в сторону Гергея и сказал, – не забудь Герге, о чем мы с тобой договаривались, возьмешь еще с собой графиню Илону.
– Ну, уж нет, – возразила графиня, – я ни о чем и ни с кем не договаривалась и мое место рядом с тобой граф. Позволь мне самой решать, как поступать дальше. Если ты прикажешь мне, то хочу напомнить тебе, что я сама являюсь графиней, и мое решение не может оспорить никто.
Ласло осталось только согласиться с ней кивком головы.
Затруднения турок было в том, что ни с одной стороны замка невозможно сделать подкоп под стены и заложить мины. Фундамент и сами стены были воздвигнуты на монолите скалы.
Кара-бей видел в своей жизни разные замки и по величине они во много раз превосходили Железную руку, но расположение крепости было настолько удобным для обороны, что ему вспомнился рассказ его отца о взятии одной из крепостей на Дунае. Она располагалась в самом узком месте – Железных воротах, и называлась – Голубац, которую несколько веков назад воздвиг король Зигмунд. «А не те ли это Ласло, о которых мне рассказывал отец, защищавших в свое время неприступную крепость. Она ведь тоже располагалась на скале и досталась нашим войскам дорого. Если это действительно они, то мне понятно, кого нанимали предки Ласло для строительства крепости. Сегодня будет последний штурм замка, если мне не удастся его взять, то придется оставить на время. Неприятно конечно будет оправдываться перед Ахмедом – пашой, ведь под его ударами пали близлежащие крепости в Темешваре и Липпе. Возьмем мы Железную руку, но теперь уже на обратном пути».
Глубокой ночью прозвучал оглушительный взрыв возле центральных ворот – это турки, прокравшись между трупами, заложили на поверхности заряд из нескольких бочек с порохом. В образовавшуюся брешь сразу же ринулись османские воины. Несколько десятков успело проскочить, но они уперлись в кованую решетку, сквозь которую их встретили защитники крепости стрелами, копьями и выстрелами из ружей. Остальных же нападающих ожидали льющиеся сверху потоки кипящего жира и смолы.
Начался очередной штурм. При свете факелов было видно, как центральную часть стены густо облепили турки, по приставленным лестницам и веревкам они карабкались наверх. Лучники и воины с ружьями начали свою охоту, они тщательно целились в гайдуков, появляющихся в амбразурах или между зубцами стены. Стоило защитнику появиться, как в то место летели десятки стрел и пуль.
Один за другим погибали воины Ласло, раненных не успевали оттаскивать в безопасное место, они лежали или полусидели тут же на крепостных стенах.
Обходя с Илоной укрепления, граф увидел сложенных в одном месте погибших защитников. Он заметил среди них лежащего без движения метра Эрно. Михал молча постоял над ним и, тяжело вздохнув, мысленно простил его за все и, попрощавшись, последовал дальше.
Завязался ожесточенный бой на стене караульной башни и граф спешно метнулся на помощь к Людвику и его солдатам. Двое турок ловко орудуя копьями, зажимали коменданта в угол фланкирующей стены. Он отчаянно отбивался саблей, а другой рукой пытался вынуть кинжал, но один турок, изловчившись, ударил Людвика в грудь копьем и как только он замер, второй удар сразил его наповал. Ласло с налету разрубил турка, а второго достала своим мечом Илона. В запале и горячке Михал не заметил, как его спина оказалась на линии огня противника.
Что-то подтолкнуло Илону в тот момент, и она бросилась к Ласло, прикрыв его своим телом. Вдруг она резко замерла, затем медленно повернулась к Михаю и как-то удивленно посмотрела на него. Ноги Илоны подкосились, и она повалилась на землю. Ласло успел подхватить графиню, прежде чем она упала, и заметил, как тонкая струйка крови вытекала из уголка ее губ. Михал обхватил рукой ее спину и почувствовал липкую кровь.
Он подтащил ее к лестнице и, подхватив на руки, стал спускаться. Кто-то предложил свою помощь, но он отказался и, пройдя площадь, внес Илону в здание донжона.
Ханга, увидев на руках Михала ослабшую графиню, без слов указала на полати и попросила уйти графа за занавеску. Много смертей пришлось увидеть девушке за эти дни, она казалось, уже привыкла к этому страшному зрелищу, но уход близкого ей человека, размягчил ее душу и слезы потекли по ее щекам. Она вытащила обломок стрелы с наконечником и перевязала смертельную рану Илоны. Догадываясь о ее скорой кончине, тихо успокаивала:
– Тетушка Илона, Вы поправитесь.
Графиня, покачав головой, прошептала:
– Девочка моя, присмотри за моим Андором. Позови Михала…
Ханга, отдернув занавеску, поманила рукой графа и тихо прошептала ему на ухо:
– Прощайся Михал, она умирает. С этими словами, откинув полог занавески, девушка отошла в сторону.
Михал сел рядом с графиней и положил ее голову себе на колени. Поглаживая ее волосы, он спросил:
– Илонка, куда же ты собралась?
Дрогнули веки и графиня тихим голосом ответила:
– Срок пришел, мой дорогой Андор.
– Как ты меня назвала?!
– Мой милый и любимый Андор.
– Значит ты все это время…
Илона сомкнула веки в знак согласия. Она искала его руку. Михал нежно взял ее руку и нагнувшись над умирающей, сказал:
– Не надо Илона, не уходи.
Она едва пошевелила головой и шепотом сказала:
– Береги нашего сына. Поцелуй меня…
Михал прикоснулся своими губами к ее губам и почувствовал, как рука Илоны замерла. Он посмотрел ей в лицо и, увидев безжизненные глаза, прижал голову Илоны к своей груди.
«Ушла. Какой я был глупый, разве сердце любящей женщины возможно обмануть». И вдруг он вспомнил, как она звала его в пещере, когда он, раненный в спину, упал вниз. Как в подземелье ее замка, Илона призналась ему в любви. Он все помнил…
Подошла Ханга и, утирая слезы платком, присела рядом с умершей Илоной.
– Ты все слышала? – спросил ее Михал.
– Да. И более того, тетушка Илона уже давно поведала мне часть твоей тайны.
– Какой?
– Когда я была в гостях у нее в крепости, она заговорила о тебе, и как бы невзначай спросила о твоей ране в спину от турецкой стрелы. Я не думала тогда, что это тайна и сказала, что рана давно зажила.
– Значит, Илонка давно догадывалась, что я и есть Андор, а ведь молчала и даже вида не подавала.
– Да Михал, она умела хранить тайны.
Граф обнял сестру за плечи и, скорбно смотря на Илону, сказал:
– Трудно от вас женщин что-то скрыть, вы все чувствуете нутром.
– Так Андор, твой сын? – Михал кивнул. – Теперь понятно его сходство с Лайошем. А Этель, она знает об этом?
– Да, Ханга, знает. Все случилось в замке Илоны, когда я был в беспамятстве.
Девушка больше ничего не спрашивала и, низко склонив голову, прикоснулась губами к холодеющей руке Илоны.
Он позвал Гергея и двух гайдуков. Илону перенесли в часовню, где святой отец, прочитав над ней молитву, отпел ее. Михал после всего обратился к Гергею:
– Захороните Илону пока в пещере. Гергей, запомни это место, когда будет возможность, ее нужно будет перезахоронить в фамильном склепе Жомборов. Затем придешь и заберешь с собой Хангу.
– Уже пора уходить? – с тревогой спросил Гергей.
– Если турки сейчас не возобновят атаку, то утром нам все равно некому будет защищать замок. Иди сынок и сделай так, как я тебя просил.
– Господин Михал…
– Герге!
– Я все понял.
Турки действительно прекратили штурм и оттянули войска от стен крепости. Кара-бей не хотел больше посылать на смерть своих воинов. Он заметил, что пушки в крепости молчали, ружья отвечали только редкими выстрелами. Видимо защитников осталось слишком мало. Он отдал приказ, и его солдаты подкатили несколько пушек ко рву, так и не встретив сопротивления со стороны осажденных.
Началась длительная бомбардировка крепости. Сначала взрывами разнесло остатки ворот, затем рухнула на землю решетка. Следом караульная башня, рассыпаясь на части, обвалилась, засыпав проход к площади. Били прицельно по тем местам, где раньше располагались пушки защитников.
Когда прекратилась канонада, и рассеялся дым, сотни турецких солдат ворвались в полуразвалившуюся крепость. Собравшись на площади и, ощетинившись пиками и саблями, они смотрели во все стороны, пытаясь заметить хоть одно движение со стороны противника. Но на территории замка стояла тишина. На миг все затихло, только ржавое ведро поскрипывало на ветру, висевшее у входа в кузницу. Облазив вокруг башни и галереи, турки убедились, что гайдуки, все до одного покинули крепость.
Заполонив донжон, турецкие воины поднялись на второй этаж и, поражаясь великолепию и убранству комнат и залов, ждали команды для начала грабежа. Но прежде чем разрешить воинам срывать со стен дорогое старинное оружие и набивать свои мешки вещами, Кара-бей сам решил взглянуть вглубь сердца замка. Собрались остальные офицеры и, отдав приказ солдатам пока не трогать богатства, сопровождали бея по залам. Вдруг один солдат поднялся по лестнице и, поклонившись бею, боязливо проговорил:
– Мой повелитель, там внизу какой-то одноглазый разбойник требует, чтобы Вы спустились к нему.
– Что значит, требует?! – возмутился офицер, стоявший рядом с беем. Почему до сих пор его не убили?
– Он сказал, что Кара-бей к последнему защитнику отнесется милостиво, как подобает великому воину, гайдук хочет взглянуть в глаза победителю.
Группа военачальников медленно спустилась на первый этаж. Перед их взорами предстал мужчина, одетый в черный доломан. Он снял с головы шапку и все увидели его улыбающееся лицо. Один глаз у мужчины был перевязан черной повязкой.
– Достопочтенный бей и вы – презренные шакалы. После его слов турки кинулись было к нему, но бей прикрикнул и, подняв руку, остановил солдат. Гиорджи продолжил:
– Позвольте передать Вам привет от его превосходительства графа Ласло, – Гиорджи поклонился и в конце обращения добавил, – и ко всему прочему, господин граф передает Вам подарок. Гиорджи держал в руках зажженный фонарь. Вдруг он нагнулся, и огонь свечи лизнул что-то лежащее на полу. Три дымных ручейка растеклись в разные стороны и не успели турки прийти в себя, как три мощных взрыва потрясли донжон.
С улицы османские воины увидели, как здание, подорванное изнутри, вздыбилось и рухнуло, развалившись на огромные каменные куски. Все, кто в тот момент находились в здании донжона, были похоронены под его обломками.
Вот так Гиорджи отомстил Кара – бею за смерть своего отца, погибшего при первом наступлении турок в 1526 году и за всех защитников крепости, сожженных заживо османскими захватчиками.
Оставшиеся в живых защитники крепости пробрались в соляные копи, их осталось всего семнадцать человек. Граф разделил отряд на две части и приказал Гергею и в том числе Ханге, уходить через гору Барса.
– Михал, как мы можем бросить вас, – запротестовала девушка.
– Сестра моя, мы же ненадолго расстанемся. Мы сейчас дождемся Гиорджи и нагоним вас.
– А если он не вернется, и турки скоро появятся здесь, – не унималась Ханга. Она была единственным человеком среди воинов, способная повлиять на графа.
– Не переживайте за нас, мы обязательно придем, – успокаивал Ласло свою сестру и гайдуков, – Герге, как выйдете из ущелья, в лощине вас будет ждать Балаж с лошадьми и провиантом. Если не поспеем вовремя, нас не ждите, скачите в Бестерце. На территории, занятой турками, лучше всего пробирайтесь ночами. Прибудете в имение, передашь Этель вот это письмо, – граф протянул Гергею бумажный пакет.
– Михал, мой хороший, ну прошу тебя, пойдем с нами, – взмолилась Ханга, предчувствуя беду.
– Не могу, мое солнышко, я должен последним покинуть свои владения и убедиться, что там никого не осталось. Не волнуйся, мы вернемся.
Ханга подошла и, обняв брата, взглянула ему в глаза и тихо сказала:
– Береги себя, мы все тебя ждем, помни об этом. Мы все тебя любим.
Небольшая группа людей, вытянувшись в одну линию, скрылась в темном проходе пещеры.
– Ну, что Берток, будем ждать Гиорджи или пойдем ему на помощь, – произнес Ласло, подбрасывая на руке ружье.
– Может, подождем еще чуть-чуть.
– Время прошло много, вдруг турки схватили его, и он не успел запалить фитиль. Я проберусь тайным ходом в донжон и если там все так и произошло, подорву башню.
– Михал, ты рискуешь быть взорванным.
– А Гиорджи не рискует? Останетесь в подземелье и дождетесь моего возвращения. Все, я пошел.
Только он произнес последние слова, как снаружи пещеры раздался сильный взрыв.
Ласло кивнул головой.
– Подорвал. Теперь будем ждать возвращения Гиорджи.
Прошло время, но друг не появлялся. Тревожная мысль закралась в голову графа: «А вдруг он сам себя…». Михал замотал головой, отгоняя прочь дурную мысль. Вдруг со стороны входа послышались множественные шаги.
– Это не Гиорджи – это турецкие собаки, – произнес Берток.
– Кремень, – сказал Ласло и протянул руку к Бертоку.
– Михал, дай я сам подорву пещеру, а вы уходите.
– Берток, не спорь со мной, дай трут и кремень.
Друг, нехотя протянул Ласло вещи.
– Идите знакомым путем, не сворачивая, я вас догоню, здесь есть более короткий путь. Если что, встречаемся в лощине, где ждет Балаж с лошадьми. Все братцы, прощаемся. Семеро мужчин крепко обнялись и шестеро, оставив своего предводителя, ушли в пещерный проход.
Светало. Прошло два часа после того, как Гергей, Ханга и пять гайдуков добрались до выхода из горы Барса. Пройдя ущелье, они достигли лощины, где их ждали Балаж и еще один человек с навьюченными лошадьми.
В тот же миг все отчетливо услышали шум взрыва, донесшегося со стороны замка. Видимо Гиорджи подорвал заминированный донжон. Но через какое-то время с той же стороны донесся непонятный гул, как будто где-то прогремел гром. И вот, наконец, показались фигурки людей и, по мере приближения можно было разглядеть, что это были гайдуки. Но когда группа из пяти человек приблизилась к отряду Гергея, среди них не было Михала.
Ханга бросилась им навстречу и буквально, затерзала вопросами Буйко. Он понуро опустил голову и передал ей, что граф остался поджидать Гиорджи.
– А где Берток?!
– Он вернулся к графу Ласло, а нам приказал идти в лощину.
Буйко с волнением закончил объяснения и, поджав губы, еще больше помрачнел.
– Буйко, что случилось? – спросила Ханга.
– Мы слышали взрыв в пещере, видимо господин граф взорвал вход в соляные копи.
– Ты думаешь… – у Ханги от ужаса округлились глаза.
– Я ничего не понимаю, господин граф приказал нам идти к вам, а сам остался ждать Гиорджи, – снова повторил он.
– Нам нужно вернуться, – затревожился Гергей.
– Конечно, конечно, – подхватили остальные гайдуки.
– А как же предупреждение Михала о турках, вдруг они не станут дожидаться рассвета и пошлют разведку в ущелье, – предостерегла Ханга.
– Мы мигом, – предложил Буйко, – правда, Пете, – обратился он к другу.
– Да-да, Гергей мы только узнаем, где господин Михал и Берток, – поддержал друга Пете.
– Боже мой! Боже мой, – догадка прокралась в сознание Ханги, – как я зразу не додумалась: три товарища никогда не оставят друг друга в беде. Эти взрывы… Боже мой! Они все погибли, – и Ханга затряслась в рыданиях.
Гергей утешал жену, обняв ее за плечи:
– Милая, успокойся, не нужно так убиваться, они вернутся, вот увидишь. – А сам, пока успокаивая Хангу, махнул рукой Буйко и Пете, чтобы они быстрее ветра бежали в пещеру. – Не плачь, радость моя, вот уже наши парни поскакали на конях встречать их. Ханга посмотрела в сторону ущелья и, заметив клубы пыли, судорожно вздохнула.
Только через час вернулись Буйко и Пете и рассказали, что вход в соляные копи завален основательно. Они облазили весь завал и убедились, что выйти теперь из пещеры в сторону замка, нет никакой возможности. Хангу потрясло это известие. Она столько дней держала себя в напряжении, и теперь ее словно прорвало, она долго плакала и не могла успокоиться. Уговорами, объятиями Гергею удалось все же успокоить жену.
– Что же теперь нам делать? – спросила она, тяжело вздыхая.
– Нам необходимо помнить предостережение Михала, что турки могут поехать мимо горы Барса. Давайте спрячемся вон в том лесу, и подождем Михала и Бертока, – предложил Гергей.
Не зря они спрятались, спустя час из ущелья показались турки, их было сотни две и все на конях. Видимо это была разведка. Но вскоре они вернулись и скрылись в ущелье. Прождав до вечера, Гергей, как старший по званию, отдал приказ:
– Едем в Бестерце. Как условлено, пробираться будем ночами.
Эпилог
Самый опасный отрезок пути, отряду Гергея пришлось преодолевать ночами. Дорога на север вела к реке Марош. Первые восемьдесят верст были самыми тяжелыми. Два перевала, ущелья, долины остались позади, когда всадники добрались до местечка Дева. Затем вдоль реки Марош их путь лежал в Дьюлафехервар.
В этих землях обстановка была более спокойная. Мятежные крепости и города находились южнее и боевые действия османских войск, в основном происходили там. В Дьюлафехерваре люди с тревогой обсуждали последние события: взятие турками Липпы, затем городов – Лугоша, Караншебеша и многих укреплений на Темешварской территории. О северной части Венгрии пока сведений не было, но все и так понимали, что летний поход Сулеймана направлен на разгром войск Фердинанда и завоевывание земель, ранее захваченных султаном.
Тяжело было на душе. Осталось позади сражение за Железную руку, за чистый и ухоженный городок Хэди, а так же крепость Черный коршун. Трудно было осознавать, что их больше нет, они практически стерты с лица земли. Удастся ли их восстановить? Сколько лет еще будут властвовать турки, дадут ли народам Венгрии и Трансильвании придерживаться своей веры или как это было принято турками в Балканских странах, обращать людей в мусульманскую веру. Христианские церкви рушили или перестраивали в мечети.
Но самая большая утрата, как считали Гергей и Ханга, была гибель графа Михала. Конечно, его смерть была под сомнением, теплилась еще маленькая надежда, что он остался жив. Но граф не такой человек, чтобы оставить своих воинов и уйти, бросив их без помощи – значит, случилась непоправимая беда.
Перед глазами Ханги теперь явственно промелькнула вся жизнь ее брата Михала, она знала всю тайну их рода. Пусть ее мать Бианка не была из знатного рода Ласло, но по линии отца, Ханга унаследовала кроме богатств, все тайны. Она знала, что неуловимый гайдук Вашар Андор и граф Ласло Михал – это одно и то же лицо. Все его друзья: Гиорджи, Борат и Берток всегда были его товарищами и первыми помощниками, в течение многих лет боровшихся против турецких захватчиков и осатанелых, жадных до богатства дворян, для которых первостепенным делом было, набить свою утробу и мошну. Что для таких людей сплоченное и сильное государство, когда они привыкли считать только свои барыши и количество крепостных крестьян. Теперь Ханга понимала, почему ее отец Ласло Лайош и граф Ласло Михал ненавидели этих господ. Она всегда видела отношения Михала к простым людям, он приходил к ним на помощь, не взирая, на свой статус, что так не нравилось состоятельным дворянам. Для Михала дружеское рукопожатие его друзей значило больше, чем насыпанные в пригоршню золотые монеты. «Ах, если бы большинство дворян были таковы! То не находилась бы сейчас наша земля под турецким игом. А сколько их продалось Габсбургским королям? Почему павшие крепости защищали в основном иностранцы, нанятые на службу Фердинандом. Неужели венгерский народ не в состоянии сам защитить себя и свои земли?».
Вот теперь и вспомнились Ханге рассказы Михала о знаменитом секейском герое Дьёрде Дожа, поднявшего простых людей на восстание. Родную землю шли защищать от турок крестьяне, скотоводы, ремесленники, одним словом – беднота, а сытые и ожиревшие от богатства дворяне предали свой народ и тем самым положили начало гибели всей страны. Что теперь происходит? Венгрия разделена на части двумя страшными правителями: Фердинандом и Сулейманом и каждый, радея за спокойствие нашего народа, преследует свою цель – закабаление всех людей, живущих в Венгрии и Трансильвании.
Много еще чего объяснял Ханге Ласло Михал, чтобы сейчас она рассуждала именно так, а не иначе. Она чувствовала, что в ее жилах текла кровь Ласло, бурлила в непокорной, свободолюбивой натуре и, глядя на всю свою родню: Этель, бабушку Кэйтарину, своего племянника Лайоша, маму, она понимала, что иначе они не смогут жить.
Михал учил ее добру, от него она перенимала мужество и умение принимать правильные решения. Для Ханги поступки ее брата всегда были примером, и она с гордостью вспоминала, и всегда будет помнить о нем.
Она теперь знала всю историю Ласло и Жомбор от начала до конца и тайну, в которую ее посвятила тетушка Илона, она будет хранить до конца своих дней. Вот как в жизни случается, сначала два состоятельных рода враждовали между собой, а закончилось все родством: Лайош и Андор два родных брата по отцу.
Еще два дня ушло на дорогу. Проехали города Турда, Коложвар и вот, наконец, впереди показались крыши Бестерце.
Бабушка Кэйтарина говорила Ханге, что у нее тоже есть большой дом в этом городе, но имение графа Ласло находилось на некотором расстоянии от самого Бестерце. На развилке, дорога увела путников влево. Через несколько верст, показались строения деревень, а затем и самого дома. Это было каменное, одноэтажное здание, утопающее в зелени растущих вокруг деревьев. Проехав главные ворота, отряд направился по аллее. Стройными рядами по обеим сторонам дорожки стояли красивые, пушистые ели, образуя зеленый проход. Затем ели сменили аккуратно подстриженные кустарники. Перед зданием разместилась огромная клумба с цветами, дополняя своей красотой общую картину усадьбы.
Вдруг из дверей дома выскочил подросток и с восторженными криками бросился к спешившимся всадникам. Это был сын Михала – Лайош. Он подбежал к Ханге и по-детски, не обращая внимания на других, крепко обхватил руками ее талию, и прижался девушке. Ханга перецеловала его лицо и с улыбкой произнесла:
– Мой дорогой Лайош, как я рада тебя видеть.
– И я тебя, моя добрая Ханга.
Лайош протянул руку Гергею и по-взрослому пожал ее. Затем он приветливо кивнул всем гайдукам и, подражая взрослому, указал рукой на широкое крыльцо:
– Милостивые господа, в нашем доме рады гостям. Прошу всех пройти. Встревоженные возгласами Лайоша, на террасу стали выходить хозяева дома. Ханга, увидев среди них свою мать, крайне удивилась, но, не раздумывая бросилась к ней в объятия.
– Мама, мамочка, как ты здесь очутилась?! Я ведь совсем не ожидала увидеть тебя в Трансильвании.
– Михал в своем письме просил меня дождаться в их имении. Доченька, моя родная, да как я рада тебя видеть. Осунулась, похудела… – у Бианки навернулись слезы. Она еще раз крепко обняла дочь и поздоровалась с Гергеем.
– Здравствуй дорогой Герге! Спасибо тебе за дочь, я ведь понимаю, как вам всем было трудно и опасно. Она отвернулась, не в силах сдерживать слезы.
Кэйтарина рассаживала приезжих на стулья и послала слугу за Андором. Когда подросток показался в дверях, Ханга поднялась и пошла ему навстречу. Глотая слезы, она еле сдерживала себя, чтобы не разрыдаться. Обняв Андора, она долго гладила его по голове, а затем спросила:
– Как тебе здесь?
– Хорошо, – ответил он сдержанно.
– Андор, я хотела тебе сказать… – Ханга выдержала паузу, – понимаешь, мой хороший…
– Ханга, я уже знаю о смерти мамы.
Девушка отстранила от себя Андора и удивленно спросила:
– Кто сообщил тебе об этом?
– Сюда прибыл гонец, он и рассказал о последних днях моей мамы.
Ханга, нежно обхватив голову мальчика, прижала к своей груди.
– Она была замечательным человеком, мужественной и смелой.
Ты должен гордиться, что у тебя была такая мать. Поверь мне, таких женщин очень мало. Помни всегда о ней, она тебя очень любила.
Андор понимающе кивнул.
Гайдуков увели мыться с дороги, а женщины сидели и обсуждали последние события. Ханга силилась заговорить о самом главном, и все время поглядывала на Этель. Она была крайне удивлена поведением графини. Почему она не задает свой главный вопрос: «Где граф Ласло? Ей что, совсем не интересна судьба ее мужа?» Кэйтарина и Этель в ответ тоже поглядывали на девушку, но не вопросительно, а как бы вкладывая во взгляд чувство ожидания. Как будто они ждали от нее начала рассказа. Ханга уже не могла больше себя сдерживать и, подняв высоко голову, решилась заговорить. Но в этот момент из дверей дома вышел мужчина, увидев его, Ханга ахнула и от удивления прикрыла рукой рот. Это был Берток. Он подошел к ошеломленной девушке и взяв ее руку, поцеловал.
– Берток?!! Откуда ты здесь?! Она обвела взглядом всех присутствовавших и, увидев на их лицах улыбки, еще больше удивилась. Но затем между ее бровей пролегла складка и она строго спросила:
– Чему вы все улыбаетесь?
– Милая Ханга, – Этель подошла и присела рядом, – у тебя очень чувствительная натура и нам не хотелось снова вводить тебя в крайнее смущение. Дело в том, что… – Этель не успела договорить, как Ханга резко поднялась, увидев выходящего на террасу мужчину.
– Михал! – резко выкрикнула она и бросилась на шею брата, – родной мой, а я уже не надеялась увидеть тебя живым.
– На этот раз, моя хорошая, мне снова удалось уйти от смерти.
Михал обнял Гергея и похлопав его по плечу с благодарностью произнес:
– Герге, спасибо тебе за сестру. Ты настоящий витязь, я очень горжусь тобой.
– Кроме всего, господин Михал, она моя любимая жена, – весело ответил Гергей.
– Михал, что случилось в пещере, где ты пропал? – обратилась к графу Ханга.
– Во первых Ханга, я с великим прискорбием сообщаю тебе о смерти Гиорджи. Когда турки сбросили с крыши донжона венгерский флаг, видимо нашему герою показалось это оскорбительным, и он принял свое решение. Недолго развивалось басурманское полотнище над нашей крепостью, Гиорджи подорвал здание вместе с собой. Честь и слава нашему Гиорджи! Вечная память!
Все поднялись, чтобы почтить молчанием подвиг мадьярского героя.
– После того, как я приказал вам покинуть пещеру, – продолжал Михал, – я увидел, как турки приближаются к главному входу. Дождавшись, когда они соберутся в галерее, я поджег шнур и пошел вглубь горы. Не предполагал я, что взрыв будет таким мощным, кроме входа завалило и часть прохода, ведущего к развилке. Благо, я успел отскочить вглубь маленькой пещеры и тем самым спасся. Я бы остался там навечно, если бы не мой друг Берток. Ведь догадался же, нашел меня. Откопали мы проход и покинули соляные копи. Конечно же, вас на месте не оказалось и нам пришлось добираться до Бестерце вдвоем.
Вот, благодаря другу, мы сейчас все вместе, – сказал с улыбкой Михал и обнял за плечи Бертока.
– Что будем делать, господин Михал, когда теперь нам удастся вернуться в крепость? – спросил Гергей.
– Я думаю Герге, что пока жить в замке нам не придется. Мы вернемся, чтобы отдать дань нашим друзьям, перезахороним Илону, поставим памятник погибшим героям, защищавшим нашу землю. Там похоронены наши предки, мои родители. Будем осваивать эту местность, пока нам есть, где жить. С местными дворянами я скоро пообщаюсь, встречусь с воеводой. Даст Бог, может скоро королева вернется в Трансильванию. Будем продолжать жить и накапливать силы для новой борьбы со своими врагами.
Михал подозвал к себе Лайоша и Андора и приобняв их, с гордостью произнес:
– Вот какие витязи у нас растут! Все, что мы совершили – это для них. Им жить дальше и освобождать нашу Родину от врагов. Будем вечно помнить о людях, которые ценой своей жизни, стремились к свободе и независимости нашей Венгрии и родной Трансильвании.
Июль 1552 года. Эрдей
От автора
Эту историю я услышал от своей мамы, когда мне было пять лет отроду. По мере моего взросления ее рассказы обрастали новыми подробностями.
В свое время мать услышала эту удивительную историю от своего отца Михаила. Трагично, именно так сложилась его жизнь. Во время первой мировой войны он воевал в составе Австро-венгерской армии против России. Попал в плен, его сослали в Сибирь, в село Кожевниково Томской области, где он и познакомился с моей бабушкой Аксинией. Семья у них была большая, семь детей, но выжили только три девочки, остальные дети умерли от болезней в раннем возрасте. Средняя из сестер, и была моя мама.
До войны с Германией огромная территория называлась Западно-Сибирским краем. В 1938 году мой дед Ашвани Михаил получил в Новосибирске разрешение вернуться на родину в Венгрию. До того, как попасть в плен, он проживал в городе Кечкемет и имел свою сапожную мастерскую. По пути из Новосибирска в апреле месяце он сильно простудился и по прибытии в Кожевниково слег. Семья продала дом, хозяйство и уже собиралась отбыть в Венгрию, как дед Михаил умер, так и не повидавшись со своими близкими мадьярскими родственниками.