Тайный код китайского кунфу Маслов Алексей

Если мы пролистаем книги по боевым искусствам, изданные в 20–30-е годы XX века, наше внимание прежде всего привлечет тот факт, что ушу вновь изменяет название. Нет, боевые искусства по-прежнему именовались «ушу» или «уи», но стал превалировать другой термин, который четко выразил отношение к боевым искусствам в то время, — «Гошу». Его можно перевести как «Национальное искусство», или «Искусство нации», и он стал употребляться с 1926 года. До сих пор на Тайване, куда бежало гоминьдановское правительство после народной революции 1949 года, боевые искусства называют не иначе как «Гошу». И в этих двух иероглифах — «национальное искусство» — заключено зерно и одновременно символ процессов, которые шли в ту эпоху. Обратим внимание: национальным искусством стало именно ушу, а не живопись, не каллиграфия, не поэзия. И это — высочайшее признание его роли в китайской культуре, хотя и не лишенное политического подтекста, заигрывания с миром китайских мастеров. В 20—40-е годы последовательно и ненавязчиво, умно и тактично проводился курс на официализацию ушу, интегрирование его в государственную машину управления.

В первые десятилетия нашего века возникает насущная необходимость рассказать об ушу современным общедоступным языком и официально оформить многие стихийно сложившиеся школы. Местная администрация хорошо знала о них, но без санкции свыше не давала никаких разрешений. Правда, они были и не нужны, так как преследовалось не само занятие ушу, а те люди, которые через преподавание боевых искусств вербовали себе сторонников для борьбы с государственной властью. Во всяком случае, за всю историю Китая не известно ни одного запрета на занятия кулачным искусством. Запрещались ношение оружия, массовые сборища для выполнения каких-то ритуалов в тайных обществах, но ушу как таковое было разрешено. Более того, первый официальный институт ушу — Ассоциация Цзинъу — был создан еще при цинском режиме и тут же стал местом паломничества многих поклонников боевых искусств со всего Китая.

Кажется, в последнее время своего существования и имперская администрация была не прочь поставить занятия ушу под свой контроль и закрывала глаза на то, что они проходили под лозунгами национального обновления и борьбы с иностранным засильем. Ведь именно на лозунге ушу как символа национальной гордости и возник в Шанхае в апреле 1909 года первый институт ушу, руководимый Хо Юаньцзя.

Но у Цинской династии уже не было времени разбираться в тенденциях развития ушу. По Китаю прокатилась полоса восстаний. В декабре 1911 года в результате Синьхайской революции была провозглашена Китайская республика во главе с Сунь Ятсеном, которого в феврале следующего года сменил на посту президента Юань Шикай. В августе 1912 года под непосредственным руководством Сунь Ятсена была создана партия гоминьдан, которая находилась у власти вплоть до образования КНР в октябре 1949 года.

В мае — июне 1919 года города Китая были охвачены массовыми патриотическими антияпонскими выступлениями, в которых участвовали практически все слои городского населения Китая — интеллигенция, торговая буржуазия, ремесленники, рабочие, студенты. Так называемое «движение 4 мая» стало движением за новую культуру и ставило одной из целей духовное обновление Китая. Вдохновителями движения стали известный китайский писатель Лу Синь и группа его сторонников. Малопонятный широким массам язык древней литературы заменялся на народный обиходный язык байхуа.

Движение за новую культуру стимулировало и реформы в культурной жизни, дало толчок к развитию различных обществ ушу. Правительство поощряло их официализацию, и многие до той поры полузакрытые организации объявляли себя «исследовательскими обществами» или даже «академиями ушу». Были они немногочисленны и в основном создавались на базе старых «дворов боевых искусств». Официализация их также была достаточно относительной, так как они нигде не регистрировались, но лишь открывали двери всем желающим, публично заявляли о себе. Во многих городах их поддерживали зажиточные люди. Например, в районах, находившихся под контролем местных милитаристов, не подчиненных правительству, военные правители У Пэйфу, Чжан Цзолинь поощряли школы ушу, рекрутируя из них людей для своих армий.

Ассоциация Цзинъу всего лишь два года держала «монополию» на официальное преподавание ушу. В 1911 году сразу после Синьхайской революции возникает не менее десятка подобных обществ. В Шаньдуне было создано «Общество китайских бойцов ушу» («Чжунхуа уши хуэй»), которое пригласило к себе всех известных бойцов из Циндао. В Тяньцзини было основано «Общество бойцов китайского ушу», объединявшее городских простолюдинов. По количеству подобных объединений всех превзошел Шанхай, где было создано 26 обществ ушу. Всего же по Китаю их насчитывалось около пятидесяти. Они не имели четкой структуры и выступали в качестве организаций для обмена опытом или подготовки преподавателей. Массовый, общедоступный характер такой подготовки, хотя она и была невелика по сравнению с современными масштабами, говорил об отходе от традиции «закрытого» преподавания.

Крупнейшими шанхайскими обществами стали «Китайское общество ушу» (создано в 1918 году), «Исследовательское народное общество Национального искусства», объединявшее рабочих, инженеров, преподавателей, «Общество преданности Национальному искусству» (1934), изучавшее тайцзицюань, чацюань, таньтуй, синъицюань, работу с мечами, копьями, другим оружием. В «Обществе боевой добродетели» («Удэхуэй») преподавали Е Юньбяо и Чжу Дэфу. Существовала даже «Академия Национального искусства Шанхайского молодежного христианского союза», объединявшая более двухсот человек, которые занимались в основном синъицюань. Как видно, религиозные убеждения не мешали практиковать боевые искусства.

Еще в конце правления Цинской династии блестящий мастер бацзицюань и пигуацюань Ли Шувэнь предложил создать официальную школу ушу в Тяньцзини, но в те времена это оказалось невыполнимо. После Синьхайской революции 1911 года члены северных ячеек «Тунмэнхуэя» — «Союзной лиги», руководимой Сунь Ятсеном, поддержали эту идею, видя прямую выгоду для себя в этом предприятии, так как образование общества ушуистов значительно усилило бы их влияние. Был создан подготовительный комитет, в который вошли Ма Фэнту и Е Юньбяо, которые благодаря своему авторитету собрали вокруг себя немало известных бойцов и к тому же сумели ограничить влияние японских мастеров, живших в те времена в Тяньцзини. Наконец, в 1911 году было объявлено о создании «Общества китайских бойцов ушу» («Чжунхуа уши хуэй»). Его руководителем стал Е Юньбяо, заместителем — Ма Фэнту. Обязанности ведущих преподавателей выполняли тот же Ма Фэнту и мастер внутренних стилей Ли Цуньи. Почетным преподавателем стал Ли Жуйдун по прозвищу Носатый Ли. В детстве он обучался борьбе шуайцзяо и шаолиньцюань, а позже стал ближайшим последователем Ван Ланьтина — личного ученика Ян Лучаня и основателя стиля усин тайцзицюань («Стиль Великого предела пяти звезд»). К моменту основания тяньцзиньского общества Ли Жуйдун считался одним из лучших мастеров Китая, и его слава даже превосходила славу создателей общества, не случайно он считался именно «почетным преподавателем».

Общество стало основным центром на севере Китая, притягивавшим известных мастеров ушу. Сюда пришли преподаватель Ли Шувэнь по стилю бацзицюань, мастера синъицюань Хэ Сыгуан и Ли Юйлинь. Именно Хэ Сыгуан возглавил первую китайскую команду ушуистов, которая выехала в 1914 году в Японию для показательных выступлений. Эта команда немало поразила заносчивых японцев, убежденных, что сильнее японского будо ничего не существует. Поскольку в то время система каратэ еще не сложилась (это произошло в середине 30-х годов XX века), ни один японский дзюдоист или кулачный боец не мог продержаться против ушуиста из китайской команды более нескольких минут.

Распалось тяньцзиньское общество по весьма банальной причине — не хватило средств. Если шанхайскую Ассоциацию Цзинъу поддерживал сам Сунь Ятсен, то тяньцзиньцы существовали на собственные скудные средства. В 1928 году общество прекратило свое существование. Мастера ушу то ли не справились с экономическими проблемами, то ли просто не пожелали ими заниматься, посвятив себя более важным предметам.

В общем, гоминьдановское правительство постепенно брало курс на огосударствление ушу и лояльно относилось к народным мастерам и даже к некоторым тайным обществам, практиковавшим боевые искусства, хотя и считало их членов низкими и грязными созданиями. Само же ушу рассматривалось как национальное искусство, символ гордости Китая.

Развитие ушу поддерживало не только центральное гоминьдановское правительство во главе с Чан Кайши, но и ряд крупных независимых военачальников. Самая большая в ту эпоху «Центральная Китайская Академия Национального искусства» («Чжунян Гошу гуань») в Нанкине была создана по инициативе и при непосредственном участии командующего национальной армией Фэн Юйсяна — большого знатока ушу. Под его началом находилось значительное число войск — около ста тысяч. В июле 1926-го — марте 1927 года Национально-революционной армией Китая был предпринят так называемый Северный поход против милитаристов с целью объединения Китая. Этот поход поддерживали и коммунисты, и Фэн Юйсян. В результате Первого, а затем и Второго Северных походов милитаристы были разгромлены, а Фэн Юйсян, присоединившись к Чан Кайши, преемнику Сунь Ятсена, обосновался в Нанкине.

Фэн Юйсян — личность, с одной стороны, весьма необычная, с другой — весьма характерная для того этапа развития боевых искусств.

История приобщения Фэн Юйсяна к ушу довольно интересна. Расскажем несколько примечательных моментов из нее. Фэн родился в 1845 году в чрезвычайно бедной семье, которая проживала в провинции Аньхой. В 50–60-е годы XIX века эти места были охвачены грандиозным движением тайпинов. В конце концов семья оказалась окончательно разорена, глава семейства Фэн Юшу наконец понял, что на прежнем месте выжить невозможно, и решил на некоторое время покинуть семью. В соседнем уезде он нанялся в батраки в богатую семью некоего Чжана. Как-то Чжан нанял для своих двух детей учителя по ушу, который приходил каждое утро к ним в дом. Но ученики оказались удивительно нерадивыми — они не желали рано вставать, учились с большой неохотой, да и вообще не отличались способностями. Их учитель был страшно расстроен, но ему платили деньги, и он по-прежнему приходил в дом к Чжанам. Однажды утром, когда он безнадежно ждал, пока проснутся его ученики, он увидел, как во дворе неумело выполняет какие-то боевые упражнения Фэн Юшу. Сколь ни казалась нелепой фигура батрака, занимающегося ушу, учитель понял, что в этом человеке живет истинное желание овладеть боевым искусством. И он начал обучать Фэн Юшу.

Через некоторое время в школе ушу состоялись экзамены, которые состояли из стрельбы из лука — необходимо было попасть в центр мишени три раза, а также следовало показать несколько комплексов с шестом и копьем. Сдавали экзамены как два сына Чжана, так и бедный батрак Фэн Юшу. Нетрудно догадаться, что лишь он один сумел пройти испытания. После такого события Чжан изгнал батрака из своего дома и даже не выплатил ему последнего жалованья. Но после окончания обучения судьба улыбнулась отцу будущего маршала Китая — он переехал в Хэбэй (в то время — провинция Чжили), стал одним из младших офицеров в армии и сумел нормально содержать семью.

Отец и стал первым учителем Фэн Юйсяна в ушу. С малых лет Фэн Юйсян занимался не только ушу, но борьбой шуайцзяо и поднятием тяжестей. Он был настолько силен, что ни один из сверстников не решался с ним бороться. Вскоре Фэн сходится с другими последователями народных школ боевых искусств, обучается бою с мечом и копьем. Традиционное оружие он полюбил сразу и навсегда — уже будучи заслуженным военачальником, он каждый день поднимался в половине шестого утра и почти полтора часа упражнялся с оружием.

В городе Баодине, где он поселился, Фэн Юйсян посещал школы шаолиньцюань и бацзицюань. Тогда же Фэн Юйсяну был преподан и первый урок боевой морали. В его школе был один из старейших бойцов — Ма Лаотин, отличавшийся блестящим умением. Но вот странность: многие задевали его, во время поединков били, а Ма отвечал им лишь улыбкой. Фэн Юйсян, пораженный его поведением, спросил, почему же он никогда не отвечает обидчикам. Ма Лаотин объяснил: «Когда они бьют меня, я даже не напрягаюсь. Если же я нанесу удар — боюсь, они не выдержат».

По рассказам современников, многие окружающие поражались не только силе Фэн Юйсяна, но и порой весьма жестоким тренировкам-испытаниям, которые он устраивал себе почти каждый день. Например, укрепляя предплечья, он часами наносил удары руками наотмашь по толстому деревянному столбу, пока не перешибал его напополам. Уже будучи известным военачальником, он немало поражал своих подчиненных тем, что мог подойти к дереву и начать бить по нему изо всех сил ногой.[214]

Фэн Юйсян становится одним из крупнейших покровителей народных боевых искусств той эпохи. Считая развитие ушу важнейшим делом (по некоторым сведениям, Фэн Юйсян учился эмэйскому направлению ушу), генерал решает открыть учебное заведение по ушу и привлекает ведущих мастеров Китая. Именно он устраивает сбор денег на создание Академии Национального искусства в Нанкине, и именно его имя привлекает многих китайских мастеров под сень стен академии. 10 октября 1927 года считается днем основания Исследовательского института ушу (Ушу янцзюсо), который вскоре был переименован в Исследовательский институт Национального искусства (Гошу янцзюсо), позже переросший в академию. Место расположения учебного заведения в Нанкине было весьма благоприятным: здесь располагалось центральное правительство, а Фэн Юйсян имел возможность непосредственно стимулировать его работу своими средствами и силой авторитета в мире ушу, привлекая новых специалистов. Его детище быстро обгоняет все подобные институты в Китае. К марту 1928 года в нем работало более семидесяти специалистов, был избран совет, управлявший работой института. Масштабы этой деятельности заставили вновь подумать о переименовании — теперь институт стал называться Центральной Китайской Академией Национального искусства, подчеркивая названием свою главенствующую роль в деле изучения ушу в Китае и консолидации сил мастеров. Ясно, что сделано это было не только лишь с одной целью изучения ушу, — сам факт поддержки известными государственными деятелями боевых искусств создавал этим людям огромную популярность в народе.

Руководителем академии стал Чжан Чжицзян, его заместителями — известные мастера и фактические создатели этого центра Ли Жунчэн и Чжан Сянь. Основными задачами академии были объявлены: «социальное стимулирование, широкая пропаганда, консолидация преподавателей, воспитание учителей». Для решения этих задач была создана первая в Китае «преподавательская группа», где обучали будущих наставников методике преподавания ушу. Начался выпуск первых крупных журналов по ушу: «Еженедельник национального искусства» и «Специальные материалы по национальному искусству». Академия впервые начала посылать преподавателей в другие города для обучения высокопоставленных персон — так неприметно ушу укрепляло свои позиции в мире властных структур. Как-то сам Фэн Юйсян — духовный отец академии — обратился к Чжан Чжицзяну с просьбой прислать к нему в горы Тайшань преподавателя по тайцзицюань. С того времени он ежедневно выполнял комплексы тайцзицюань под руководством наставника из академии, а позже даже сам начал обучать своего секретаря.

В ноябре 1928 года академия провела первый турнир-испытания по Национальному искусству в Нанкине, в 1933 году — второй. В том же 1933 году независимо от испытаний по Гошу прошли крупные соревнования с присуждением мест. В июле 1936 года от академии по приглашению Национального олимпийского комитета Германии поехала группа с показательными выступлениями, что стало одним из первых знакомств европейского мира с ушу. С 1937-го по 1943 год в период национально-освободительной войны против японской агрессии сначала в Шанхае, а после его захвата — в Чунцине, куда переехало правительство, 12 раз проводились различные состязания по ушу.

По размаху своей деятельности в области ушу академия не имела себе равных. Высокий методический уровень преподавания, стабильное финансирование, поддержка официальных кругов позволили академии обогнать по славе и количеству учеников даже такой общепризнанный центр, как Ассоциация Цзинъу, которая по-прежнему оставалась, в отличие от академии, исключительно народным созданием, тесно связанным с закрытыми школами и тайными обществами, В академии работали одни из лучших мастеров того времени, согласившиеся сотрудничать с государством. Например, шаолиньское направление возглавил Ван Цзыпин, а уданское направление — известный учитель Гао Чжэньдун (1879–1960), мастер багуачжан и синъицюань. В шаолиньском разделе преподавались шаолиньцюань, чацюань, таньтуй, бацзицюань («Стиль восьми пределов»), а в уданском — тайцзицюань и багуачжан. Фактически, две организации боевых искусств привлекали особое внимание гоминьдановских властей — Академия Национального искусства в Нанкине и Ассоциация Цзинъу в Шанхае.

Интересно, что последняя неоднократно получала личные письма от Сунь Ятсена. Например, к десятой годовщине ассоциации великий национальный лидер в статье отметил, что кулачное искусство имеет тесную связь с укреплением государства, а это, в свою очередь, — «база для мира во всем мире, которая зиждется на силе народа». Таков был интересный вывод Сунь Ятсена. Он же, тонко подметив суть деятельности ассоциации, оставил на память в ее штаб-квартире каллиграфическую надпись: «Через боевые искусства очищаем дух». Выступая после показательных выступлений бойцов ассоциации 5 ноября 1915 года, Сунь Ятсен также стал говорить о пользе боевых искусств для воспитания нации: «Скажу о том, что кулачное искусство полезно для человеческого тела, а также и о складывании научного подхода к нему… о помощи, которая оказывается людям в овладении кулачным искусством».[215] Политическая поддержка сделала эту организацию столь массовой, что при ней стали открываться отдельные общества-филиалы по изучению истории ушу, его философского наследия.

Видя в бойцах ушу мощную социальную базу, Сунь Ятсен и его сторонники стремились в полной мере использовать ее. Интересно, что в 1949 году китайские коммунисты, придя к власти, также имели возможность оценить авторитет знатоков в народной среде и попытались поставить ушу под государственный контроль. Но если в 10–20-х годах это делалось вежливо и принесло ушу пользу, то события 50-х годов почти полностью разрушили корпус традиционного ушу, подменив его государственным суррогатом.

Ассоциация Цзинъу благожелательно отозвалась на шаги официальных властей, записав в своем уставе базовые цели в следующей последовательности: «Патриотизм, пестование тела, воспитание справедливости, помощь людям».[216] Согласие между государством и ушу было достигнуто полностью, и это послужило на пользу обеим структурам. Мастера ушу сумели сохранить важнейший принцип боевых искусств — не фиксируя внимания лишь на боевой технике, воспитывать нравственные и духовные качества человека в духе китайской философской традиции.

Традиции дружбы и взаимоподдержки боевых искусств и властных структур были продолжены и после смерти Сунь Ятсена, который, как мы помним, в основном ориентировался на Ассоциацию Цзинъу. Властям было очевидно, что эффективно контролировать боевые искусства можно отнюдь не их подавлением — в большинстве центральных провинций ушу занималось практически поголовно все население, — но, наоборот, всячески поддерживая их. В сентябре 1936 года Шаолиньский монастырь решил посетить сам Чан Кайши — абсолютный глава Китайской республики, председатель Центрального политического совета партии гоминьдан, председатель Военного совета Китая. Время было выбрано не случайно — над Китаем уже нависала угроза японского вторжения (оно начнется летом 1937 года), а Шаолинь пользовался колоссальной популярностью в народе.

Визит был обставлен в абсолютной тайне, уездный голова Дэнфэна, где располагается Шаолиньский монастырь, Мао Жоцай получил строжайший указ хранить в секрете все приготовления к визиту. Специальный дом, предназначенный для ночевки Чан Кайши, который необычайно любил чистоту, состоял из трех комнат, которые были целиком отремонтированы, стены обиты белой материей. Чан Кайши прогулялся по цветущим горам Суншань, посетил место пожарища Шаолиньского монастыря (напомним, что к тому времени он еще не был окончательно отстроен после пожара 1928 года), заглянул в находившийся неподалеку даосский монастырь, постоял у огромного черного камня, якобы оставленного здесь мистическими бессмертными, прикосновение к которому приносит удачу, внимательно выслушал рассказ головы уезда о легендах Дэнфэна и о шаолиньских бойцах. Рассказывают, что Чан Кайши высоко оценил мастерство местных мастеров ушу и признался, что сам когда-то занимался боевым искусством и даже считался неплохим бойцом.

Чжаи Чжицзян

На третий день Чан Кайши внезапно прервал визит и вернулся в столицу. Интересно, что мероприятие было окружено столь строгой тайной, что тогдашний уездный голова, а ныне седовласый старец Мао Жоцай только сейчас решился поведать о поездке Чан Кайши.[217] Правда, слухи о том, что глава государства — большой поклонник ушу, активно циркулировали в кругах последователей боевых искусств.

При гоминьдановских властях впервые начали проводиться всекитайские соревнования по ушу. Хотя и раньше существовали подобные состязания, охватывавшие несколько провинций или собиравшие лучших бойцов в столице, но после прихода маньчжуров эта традиция почти прекратилась. И вот будто возвращались времена великих воинов древности — народная среда без всяких «отборочных соревнований» выдвигала сильнейших мастеров для участия в турнирах.

Гао Чжэньдун

Вид состязаний того времени удивил бы поклонника современных спортивных соревнований по ушу. Прежде всего, в них участвовала не молодежь, когда большинству соревнующихся еще не перевалило за 20 лет и их знание ушу заключается лишь в знании гимнастических элементов, как это случается сегодня, но люди, которые уже завоевали известность своим «внутренним мастерством». Средний возраст участников таких соревнований достигал иногда 60 лет, когда перед публикой представал не юноша, а известный мастер со зрелым гунфу. Это был типично традиционный вид состязания, который обычно назывался праздником, или фестивалем, ушу (ушу цзе) и был призван не столько выявить «лучшего из лучших», сколько продемонстрировать удивительное мастерство ушу, воплотившееся в конкретных людях.[218]

Первые такие официальные состязания состоялись в апреле 1923 года в Шанхае. Каждое имя их участника — это целая история ушу! Кто были эти мастера? Ван Цзыпин — патриарх мусульманского стиля чацюань, прославившийся своими поединками с иностранцами, отстаивая национальное достоинство Китая. У Цзянцюань — создатель стиля У тайцзицюань, блестящий знаток даосской дыхательной методики туна и багуачжан. Чжан Фэнянь — 64-летний мастер по китайской борьбе шуайцзяо и подъему весов, чье искусство на соревнованиях было названо «самым чистым». Гао Фэнлинь — великолепный знаток стиля дитанцюань («Кулак лежащего на земле») и патриарх хоуцюань (стиля обезьяны). Легкие передвижения и прыжки этого 68-летнего мастера, его «обезьяньи ужимки» вызывали восторг публики. С юга приехал знаток стилей фаньцзыцюань («Крутящийся кулак»), пигуацюань («Рубящий кулак»), танланцюань (стиль богомола), чоцзяо («Пронзающие ноги») Ван Чжанъу. В его версии эти стили были объединены в единое эффективное боевое направление тунбэйцюань («Стиль сквозной подготовки»). Его руки «летали и вращались, взмывая в небо, будто дракон». Самыми старыми участниками были 81-летний знаток многих шаолиньских направлений Хэ Юйшань и 71-летний мастер стилей чацюань, хунцюань («Красный кулак»), баоцюань («Взрывающийся кулак»), хуацюань («Китайский кулак») Чо Гучэн, а также 68-летний старец Ли Вэйтин — «с седой, будто тронутой серебром бородой, преисполненный чистым духом. Во время демонстрации и в руках, и в глазах, и в теле, и в передвижениях не было такого движения, которое не получило бы духовную наполненность».[219]

Как вообще можно было оценить такое мастерство людей, чьим духом полнится и напитывается ушу, чьим именам поклоняются тысячи людей по всему Китаю? Свести их в поединке и на основе этого «раздать» места? Но сам смысл турниров по ушу того времени заключался в другом: не оценить, кто сильнее (да и как оценить внутреннюю сущность искусства?!), но приобщиться к самой традиции боевых искусств, к мастерству. Многие участники этого турнира уже превратились в легенду, в сгусток мифов, утратив свою человеческую, «земную» биографию еще при жизни, например Ван Цзыпин, У Цзянцюань, Хэ Юйшань. Да можно ли «распределять» их по местам?! И вот тогда была создана система, удивительным образом отражающая уважение к боевой традиции Китая, — победители не распределялись по местам, а называлась группа лучших мастеров Китая. В нашем понимании это были не столько соревнования, сколько показательные выступления или фестиваль, где выбирались лауреаты. Так, по итогам первого турнира 1923 года в Шанхае были названы «18 мастеров ушу», которыми стали, в частности, все те бойцы, которых мы называли выше. Так начала развиваться китайская система соревнований по ушу.

Другая система соревнований — состязательная, где назывались победители, — первоначально возникла не как основная, а как вспомогательная, более низкая по рангу по отношению к «турнирам мастеров», которые устанавливали высочайший горизонт мастерства. В октябре 1928 года «Центральная Китайская Академия Национального искусства» в Нанкине решила провести Первые национальные испытания по Национальному искусству. Пришлось решать много проблем, так как не существовало ни правил, ни критериев отбора участников. К этим соревнованиям допустили не признанных мастеров, а молодых преподавателей и студентов Академии Национального искусства из Нанкина, которые состязались в комплексах с мечами, копьем и в кулачном искусстве. Бойцы сходились и в поединках на длинном и коротком оружии, голыми руками (саньда) и по правилам шуайцзяо. Естественно, что такой тип поединков, особенно на оружии, был чрезвычайно опасен, и поэтому судьи ввели систему предварительного отбора.

Никаких весовых категорий на турнире не существовало. За эффективный удар руками, локтями, коленями, ногами в любую часть тела соперника, кроме запрещенных, боец получал одно очко, победа присуждалась за три очка. За удар в запретную зону — глаза, горло, пах — давалось предупреждение, а после трех предупреждений наступала дисквалификация. Никакой защитной экипировки не было, поэтому в поединках с оружием употреблялись специальные облегченные и затупленные мечи.

В 1933 году такой турнир в Нанкине был повторен, но травмы и повреждения, полученные участниками во время первых соревнований, многому научили. Во-первых, впервые в истории Китая была введена защитная экипировка, и хотя она была весьма примитивной, все же предохраняла от травм. На лицо надевалась маска для игры палками в мяч, на голени — щитки для футбола. Хотя были уже введены весовые категории, а в саньда раздельно выступали мужчины и женщины, ограничения поединков по времени не существовало, бой велся, как и прежде, до трех очков, и некоторые схватки продолжались до одного часа. Газеты охарактеризовали это так: «Площадка для соревнований по национальному искусству превратилась в площадку для боя быков».[220] Зрелищность таких поединков была действительно невелика, для публики наблюдать за ними было утомительно. Соревнования по ушу постепенно становились массовыми, а традиционные правила поединков, когда бойцы могли часами вести бой, выбирая удобный момент для атаки, уже не подходили для этих нужд.

В том же году в Нанкине были проведены Вторые национальные испытания по Национальному искусству. Эксперименты с правилами продолжались, а так как основным видом программы в то время были не комплексы, как сегодня, а поединки, именно они привлекали пристальное внимание судей. Прежде всего, в поединках разрешили участвовать не только представителям различных школ ушу, но и европейского бокса и борьбы. Было решено: раз в реальном поединке можно поразить соперника даже одним эффективным ударом, на что в принципе и направлена боевая техника ушу, то, следуя этому принципу, устроители турнира отменили требование вести поединок до трех очков, и теперь один удар мог решить исход схватки. Чтобы увеличить зрелищность и красоту поединков, несколько ограничили использование ряда приемов, в частности запретили удары локтями и коленями. Но, как ни странно, такие нововведения дали обратный эффект: участники прыгали по площадке, пытаясь достать друг друга рукой или ногой, или бегали один от другого. Иногда легкое касание носком ноги в живот или пальцами руки по волосам засчитывалось как очко и приносило победу. В бою действительно опытный боец без труда одолеет соперника и легким «секретным» ударом пальцами в болевую точку, но так случилось, что на этом турнире такие псевдоудары употребляли и те, кто никогда бы не смог применить их в реальной схватке. В правилах просто забыли оговорить, какой удар можно засчитывать за результативный, и лишь отменили запретные зоны для атаки. Газеты вновь издевательски прокомментировали: «Площадка для состязаний в национальном искусстве превратилась в площадку для петушиных боев».[221]

Дитанцюань

Турниры стали проводиться повсеместно. Нередко участники небольших уездных соревнований, дерзко вызвав участвовать в состязаниях всех лучших мастеров Китая и не получив от них ответа, объявляли себя «сильнейшими в Поднебесной». В Китае появилось небывалое количество чемпионов, которые, по существу, ни с кем из серьезных бойцов не встречались и у настоящих мастеров не учились. Известные знатоки боевых искусств, многие участники когорты «18 мастеров ушу» либо относились к этому скептически, либо старались, не замечая, продолжать передавать «истинную традицию», либо высказывали сожаление, сетуя, что настоящее ушу исчезает. Появилось самое страшное — неверие в учителей, непонимание самой роли учительства в передаче традиции ушу. Многим стало казаться, что достаточно двух-трех лет тренировки под руководством опытного бойца, участия в одном-двух турнирах — и себя уже можно записывать в число «величайших мастеров» Поднебесной.

В такой среде неверия, утраты тяги к тонкой и ускользающе-манящей «истине ушу» все это грозило превратиться в катастрофу. Все меньше и меньше людей решались посвятить всю жизнь не выступлениям, не показу мастерства, а именно долгому, порой утомительно-изматывающему, но тем не менее драгоценному обучению. Если в наши дни этот процесс стал лавинообразен и неостановим, а идеалы спорта заслонили истинные ценности ушу, то тогда он лишь начинался. Его суть хорошо подметил мастер тайцзицюань ученик Ян Чэнфу Дун Иньцзе в своих «Тайных методах»: «В боевых искусствах вопрос о том, сколько передаст учитель, полностью зависит от ученика, а не от учителя. Позвольте мне вкратце объяснить это. Сегодня многие осознали ценность тайцзицюань и по-настоящему желают заниматься им, но они весьма скептически относятся к тому, обладает ли их учитель «истинной традицией». Перед тем как переступить через порог, ученик уже боится этого на одну треть. И даже если учитель желает передать ему Знание, как же он может сделать это?»[222] Эти слова сказаны в начале 30-х годов, т. е. в период самого расцвета соревнований. Вот что волновало носителей истинного ушу в то время — утрата доверия, понимания того, что в ушу скрывается не техника боя, но некая духовная «истинность».

Пытались решить проблему утраты истинности и соревновательным способом — возродить древний способ проведения состязаний, в которых, во-первых, сочетался бы показ комплексов с поединками, а во-вторых, бои были бы максимально приближены к реальным условиям. В 1929 году на такой смелый эксперимент решились ушуистские организации в Чжэнчжоу и Шанхае (Ассоциация Цзинъу), дважды проведя турниры по Национальному искусству. Каждого участника либо могла выдвинуть организация, либо он мог сам заявить себя. Поединки проводились без ограничения времени, без защитного снаряжения, до нокаута. Вероятно, зрелище было не для слабонервных, не случайно эти турниры стали называть «схватка не на жизнь, а на смерть», «состязание не дорожащих жизнью».

Оказалось, что многие «тайные техники» типа «железной ладони», «железной рубашки», «бронзовой головы» (жесткие удары головой), «железного паха» (нечувствительности к ударам в пах) не срабатывали на этих состязаниях. Что это — мифоло-гичность всей этой техники или просто неотработанность ее для боевых условий? Думается, и то и другое. В «тайных методиках» можно встретить немало выдумок, но, безусловно, существуют мастера, которые несильным ударом ладони вызывают сильнейшие болевые ощущения у соперников и валят на землю гигантов, есть и немало таких, кто принимает даже мощнейшие удары оружием на корпус. И в то же время этому надо учиться у настоящих знатоков, а вера в эффективность «железной рубашки» не сможет заменить тщательного и поэтапного обучения у мастера. Таким образом, на помост для лэйтай поднялись во многом недоучки, хотя, безусловно, люди смелые и тренированные. А вот настоящие мастера ушу не участвовали в турнирах. Зачем? Если максимально приблизить поединок к реальному бою, то необходимо просто убить своего соперника, причем хороший ушуист быстро справится с этой задачей. Но если такой цели нет и это всего лишь состязания, зачем же нужна такая жестокость?

Далеко не все и не сразу приняли новый курс в отношении ушу. Гонения на занятия боевыми искусствами давно ушли в прошлое, но столь массовое создание различных официальных обществ, исследовательских институтов и академий было непривычным для сознания многих мастеров, привыкших вести тихую и неприметную жизнь в рамках немногочисленной школы. Многие носители «истинной традиции» по-прежнему оставались последователями традиционной формы передачи знаний боевых искусств и скептически относились к их «огосударствлению». Вместе с этим появилось и немало знатоков ушу, которые не несли в себе «истинной традиции», но в условиях многолюдных официальных и полуофициальных организаций это было не особенно важным. Опасения по поводу утраты истинного духа ушу высказывали, например, многие мастера тайцзицюань, но стремительный рост этих организаций показывал тщетность усилий мастеров помешать «разбавлению» духа ушу.

Дальнейший ход событий показывает, что парадоксы исторического процесса вполне приложимы и к ушу. В конце 20-х годов XX века в Пекин приезжают преподавать известные мастера тайцзицюань различных направлений — Ян Чэнфу, У Тунань, Чэнь Факэ — в надежде популяризировать свои системы. Несколькими годами ранее в Шанхае при Ассоциации Цзинъу Ли Цуньи открывает преподавание синъицюань, в Пекине создаются массовые группы багуачжан. Публика не просто благосклонно встретила эти системы — даже искушенная элита была поражена их стройностью и абсолютным слиянием философских постулатов с боевой и оздоровительной практикой. Внутренние стили завоевывают массы поклонников, издаются и широко распространяются доселе закрытые труды по ним. В свет выходят «тайные речения» Го Юньшэня, Ян Чэнфу, публикуется почти полностью «Канон тайцзицюань», долгое время передававшийся лишь изустно. Безусловно, эти люди не были первооткрывателями основ стиля, но лишь впервые зафиксировали их в письменном виде. Так, учитель синъицюань Го Юньшэнь решился опубликовать то, что считалось тайной тайн стиля, — теорию использования трех видов усилия — светлого, темного и изменчивого, а также этапы нэйгун в синъицюань. Сунь Лутан издает один за другим трактаты «Учение о синъицюань», «Учение о тайцзицюань», «Учение о багуачжан» и фундаментальный философско-практический труд «Истинное описание кулачного искусства».

В какой-то момент боевые искусства как бы обнажились, остались без того покрова тайны, который традиционно скрывал их внутреннее содержание. Тот же Сунь Лутан описал, например, «истинную последовательность» движений комплекса багуачжан и дал публике возможность ознакомиться с методами обучения древних мастеров внутренних стилей. Это может показаться удивительным — как способен великий мастер столь открыто излагать основы своего учения и даже публиковать «тайные речения, которые не передаются вовне». Налицо явный логический нонсенс. Однако китайская культура нимало не смущалась таким положением вещей. Письменный текст в этом смысле, сколь бы подробен он ни был, не способен ничего прибавить. Более того, он останется навсегда непонятен тем, кто не прошел хотя бы базового обучения у мастеров «истинной традиции» и чье сознание не готово к его восприятию.

Многие мастера из закрытых школ ушу начали принимать активное участие в различных политических группировках, выступая на стороне того или иного политического деятеля, преподавая ушу в армии и изменяя таким образом традиционному правилу «не передавать вовне».

В начале 20-х годов XX века Китай находился в состоянии политической раздробленности. Многие центральные регионы контролировались местными милитаристами, имевшими в своем подчинении крупные военные формирования. В эти отряды активно привлекались те, кто знал навыки кулачного боя и владел оружием. В частности, генерал У Пэйфу, который руководил одной из самых мощных в Китае Северной военной группировкой, приложил немало усилий, чтобы привлечь в свои ряды шаолиньских монахов. Речь шла не столько об их реальной боевой мощи, сколько о престиже армии — народ, прослышав, что в армии У Пэйфу находятся шаолиньские усэны, с энтузиазмом поддерживал ее действия. Так, используя традиционное монашеское влияние в народе, У Пэйфу добивался реализации своих политических целей. В 1920 году У Пэйфу даже имел решающее влияние в правительстве, а в 1922 году после кровавых столкновений он разгромил своего основного соперника — руководителя Северо-восточной прояпонской группировки Чжан Цзолиня и пришел к власти в Пекине.

В 1922 году У Пэйфу приказал сформировать первую дивизию особого вспомогательного отряда в уезде Дэнфэн, где находился Шаолиньский монастырь. В нее было привлечено немало настоящих усэнов, а возглавил первый полк этого формирования монах Мяосин по прозвищу Золотой Архат, ученик великого Хэнлиня, к тому времени настоятеля Шаолиня. Он был одним из немногих, кто получил «полную передачу», обучался не только стилю лоханьцюань («Кулак архатов»), но и закрытым разделам дяньсю («надавливание на точки»), вэйгу («переломы костей»), циньна («заломы и захваты»), был посвящен в высшие разделы шаолиньского «внутреннего искусства». Будучи еще молодым, Мяосин сходился в поединках со всеми желающими, в том числе и мирянами, и никому не удавалось одолеть его.

Мяосин нарушил многовековые принципы монахов, которые требовали не посвящать в закрытые разделы техники мирян. Мяосин же, напротив, «наставлял других без устали» и объяснял: «Необходимо сломать пришедшее из древности монастырское правило не передавать тайную технику, для того чтобы, развивая ушу, всячески служить укреплению государства». Но, видимо, нарушение монастырских обетов преподавания ушу не проходит бесследно. Мяосин погиб, не дожив и до 36 лет. Во главе своего отряда — на коне, с мечом или пистолетом в руках — он активно сражался на стороне У Пэйфу против различных мелких вооруженных группировок, называемых «туфэями» — местными бандитами. Так был нарушен буддийский принцип «непричинения вреда живому», и, как говорили, «Будда покарал недостойного».[223]

Не менее поучительная история произошла с другим шаолиньским монахом, Юняном, чье мирское имя было Сю Шия (1905–1986). Придя в Шаолинь в возрасте семи лет, он в течение короткого времени сумел пройти практически все основные этапы обучения, овладев разделами хунцюань («Красный кулак»), лоханьцюань («Кулак архатов»), мэйхуацюань («Стиль сливового цветка»), баоцюань («Взрывающийся кулак»), боем с 18 видами шаолиньского оружия. Юноша был не по годам могуч, и даже опытные бойцы не решались вступать с ним в учебные поединки. По предложению монаха Дэчаня, в будущем настоятеля Шаолиньсы, ему дали прозвище Маленький Янь Цин в память о герое романа «Речные заводи». Но вскоре случилось непредвиденное. Когда ему было всего лишь 15 лет, Юнян отправился домой навестить родственников. Придя в родную деревню, он был потрясен тем, как местный богатей издевается над его родными и избивает их; пару ударов, угроз и оскорблений получил и сам молодой монах. Исход конфликта был плачевен — Юнян с одного удара лишил жизни обидчика!

Мяосин

Возвращаться в монастырь он побоялся и решил вступить в отряд У Пэйфу. В армии солдат воспитывали строго, а часто основным методом поддержания воинской дисциплины были удары палками по ногам и по спине безответных солдат. Как-то командир отряда, решив объяснить какую-то военную тонкость Юняну, ударил его ладонями по ушам, не зная, что перед ним стоит настоящий шаолиньский монах. Юнян взвился в прыжке в воздух и нанес удар ногой. Теперь за «смиренным монахом» числились уже две жизни… Скрываясь от преследования, он понял, что у него нет иного выхода, как вернуться в родную обитель и принять там суровое наказание. В ту пору ему было лишь 16 лет.

Юнян после всех этих событий так и не был принят до конца монашеским братством. В 1926 году он «вернулся в мир» и вступил в Рабоче-крестьянскую Красную армию, а затем в 1929 году — в КПК, пройдя, таким образом, путь от неудавшегося монаха и драчуна до члена компартии.[224]

Сюй Шию

Таких случаев можно перечислить немало. Все это свидетельствовало о кризисе монашеского ушу и других закрытых школ боевых искусств. Создание академий и институтов говорило, что в ушу начался новый процесс, ведущий к его десакрализации. Особенно ярко его проявление можно было видеть на примере монахов, которые долгое время служили символом «закрытости», «сокровенности» ушу, личностной передачи «истинной традиции». Так, своей широкой деятельностью по преподаванию ушу среди мирян прославился чаньский монах Мяоюэ (1883–1945) по прозвищу Железный Архат. Получил он это имя не случайно. Мяоюэ обладал такой удивительной крепостью тела и знанием «жесткого цигун», что был способен перетирать ладонями камни в порошок. В Сямыни он сначала учился стилю тайцзуцюань («Кулак императора Тай-цзу»), по преданию, возникшему в X веке, а затем стал личным учеником мастера Цай Юйминя — создателя стиля уцзу хэянцюань («Кулак солнечного журавля пяти первопредков»), который якобы берет начало от пяти монахов Южного Шаолиньского монастыря. Мяоюэ был посвящен в один из самых закрытых разделов ушу — «медицинское искусство железных ударов», смысл которого состоял в укреплении рук и тела не за счет их набивания, а благодаря исключительно внутренним упражнениям и управлению тока ци. Это искусство не только было эффективно в бою, позволяя легким прикосновением свалить противника с ног, но и широко использовалось в лечебных целях для точечного массажа.

Мяоюэ, закончив обучение, уехал на Филиппины, где вел широкое преподавание основ своего стиля, а вернувшись в Китай, основал свой монастырь и активно включился в пропаганду ушу. Так, в 1936 году он был судьей на крупных состязаниях по Национальному искусству, где к тому же демонстрировал на публике несколько комплексов.

Сближение великих мастеров с простыми народными бойцами и энтузиастами ушу, их выход «в мир» — на соревнования, показательные выступления — создали ощущение вседоступности ушу, хотя по-прежнему подавляющее большинство школ, особенно в деревнях, никак не проявляло себя. Так начал зарождаться пока едва заметный, но все более нараставший кризис в традиционном ушу. Известные мастера и малоизвестные теоретики начали поговаривать о необходимости некой реформы, хотя ее формы были пока никому не ясны.

20—30-е годы стали временем перелома в отношении к ушу, когда многие открыли для себя, что народные боевые искусства, оказывается, можно изучать и на людях, не таясь в школах. Тенденции «революционности» и «обновления» стали все сильнее ощущаться даже в таких традиционных кругах, как сообщество мастеров ушу. Мастер Ван Сянчжай, создатель стиля ицюань («Кулак воли») и ученик знаменитого патриарха синъицюань Го Юньшэня, считал, что настало время разрушить патриархальную замкнутость старых школ, разбить рабские, по его мнению, отношения соподчинения учителя и ученика и вообще обновить подход к ушу. Нельзя сказать, что крупные мастера вообще игнорировали «официоз». Например, мастер синъицюань и носитель «истинной традиции» Ли Цуньи был заместителем председателя тяньцзиньского «Общества китайских бойцов ушу» («Чжунхуа уши хуэй»). В Хунани во время антияпонской войны патриарх шаолиньского стиля шаолинь люхэмэнь («Школа шести соответствий») Вань Цзишэн создал Академию Национального искусства провинции Хунань (Хунаньшэн Гошу гуань), где преподавателями были известные мастера Чжу Гочжэн, Ши Жуньчжан, Ван Цзюаньтянь и другие.

Несколько охладила энтузиазм мастеров кампания борьбы против «метафизического подхода» к теории ушу. Она стала составной частью крупной дискуссии о науке и метафизике, которая утверждала приоритеты научного знания и западного подхода в рассмотрении природы вещей и развития общества. В 1936 году вышла в свет примечательная книга Чжан Найци «Научный подход к стилям внутреннего искусства», перенесшая дискуссию о науке и метафизике на область боевых искусств.

В этот период в Китай проникает все больше и больше западных философских веяний, и китайские философы, не желавшие отстать от прогресса, усердно поднимали те проблемы в своей истории, которые активно муссировались и на Западе. Позже, после народной революции 1949 года, в древней философии Китая таким образом обнаружат «борьбу материализма и идеализма» — тезис вообще спорный, практически ничем не подтвержденный. А в 30-е годы ограничились борьбой науки с метафизикой. Под последнюю подпало ушу, и именно на него обрушился Чжан Найци — самый великолепный знаток внутренних стилей. Китай полон парадоксов и неразберихи!

Понимание метафизики у большинства ученых Китая было достаточно примитивным и практически охватывало всю область традиционной философии. «Научным» считался при этом западный подход. Но так как западного подхода к ушу не было, как нет и не может быть сейчас, то критика «метафизики» ушу превращалась в забавную нелепицу. Благо, тогда еще никто не догадался преследовать людей за традиционное преподавание ушу, как это было сделано через каких-то 15–20 лет. Однако избавление ушу от «метафизики» стало одной из форм реформы ушу.

Стили «внутренней семьи», как считал Чжан Найци, значительно превосходили все другие системы психофизического воспитания, в том числе и пассивную медитацию — «спокойное сидение» (цзинцзо). «Спокойное сидение» приводит к тому, что в сознании всплывают различные иллюзорные образы, и в конце концов такой человек может «стать одержимым», потеряет контакт с реальностью. Фактически, он становится психически ненормальным».[225]

При занятиях нэйгун столь серьезные последствия исключены. Превосходит он по своей эффективности и внешние стили, так как регулирует внутреннюю природу человека, в то время как внешние стили лишь хорошо развивают его телесную крепость.

Чжан Найци полагал, что старый, «метафизический» (сюаньсюэ), подход к ушу уже неприемлем. В полемическом задоре он громил тех, кто преподавал ушу, опираясь на старые даосские представления, или говорил о некоем «дыхании через кости»: «Уцзи, Тайцзи, инь-ян, восемь триграмм, Три драгоценности (Небо, Земля, Человек), пять первоэлементов (металл, дерево, вода, огонь, земля) — вот что используют они для объяснения национального искусства. Эта метафизика «сокровенного и еще раз сокровенного» (слова из «Дао Дэ цзина». — Л. М.) — антинаучная метафизика… Когда вы захотите в конце концов разобраться в этом, они лишь ответят вам: «Это можно постичь мыслью, но нельзя передать словами», «Дух просветляется лишь в учении». Это отнюдь не демонстрирует их собственное понимание, но лишь свидетельствует об их непонимании».[226]

Таким образом, осознание духовной передачи ушу, которое выходило на уровень официальных организаций и публикаций, становилось все менее и менее глубоким. Предпринималась попытка, отдавая дань проникновению в Китай западных научных теорий, объяснить ушу научными понятиями. Правда, четкого понимания того, что же есть наука, научный метод и научные понятия, у модернизаторов не было. Например, «научность» Чжан Найци заключалась в вульгаризаторском объяснении стимулирующего эффекта от занятий нэйгунцюань тем, что «грудная клетка немного втянута внутрь и поэтому не напряжена, а устраняется напряжение в других частях тела». Поразительным способом автор пытался совместить теорию Первонебесного, Посленебесного, Беспредельного с так называемым научным подходом, что выглядело забавно, но в общем-то вполне объяснимо в той ситуации, когда ушу становилось официально признанным Национальным искусством, а следовательно, должно было отвечать курсу обновления Китая.

Показательно, что в этот момент начали говорить о создании «нового ушу», причем этот термин исходил от многих традиционных учителей, в том числе, например, от У Тунаня, преемствовавшего «истинную традицию» стиля У тайцзицюань. Что подразумевалось под этим «новым ушу»? Этот вопрос далеко не случаен, так как такой же термин был повторен во время реформы ушу в 50-е годы прошлого века, а вся эта кампания закончилась созданием никогда ранее не существовавших стилей и комплексов и полным вытеснением традиционного ушу, проводившимися далеко не самыми чистоплотными методами. А вот в 30-е годы при гоминьдановском режиме, который, по утверждениям многих современных авторов, вел всяческие гонения на боевые искусства, под «созданием нового ушу» понималось совсем другое. Дадим слово мастеру У Тунаню: «Автор полагает, что основной смысл этого (обновления. — А. М.) заключается в том, чтобы собрать мастеров Национального искусства со всего Китая. Прежде всего надо провести объединение Национального искусства, используя научные методы. Затем либо создать новое ушу, либо упорядочить уже устоявшиеся направления Национального искусства. Будь то внешние или внутренние школы, южное или северное направления — необходимо взять то ценное, что есть в них, и отбросить все никчемное… Результатом будет новое Национальное искусство, обладающее структурой, системой, принципами и методологией. И это будет особая, новая эпоха в истории Национального искусства нашего государства. Вот таким образом и создастся методология нового Национального искусства».[227]

Как видим, новый подход заключается в том, чтобы, преодолев закрытость традиционных школ, обновить методологию преподавания ушу. Количество стилей приобрело такие масштабы, что ориентироваться в них не могли даже специалисты. Тот же У Тунань сетовал: «Национальное искусство бессистемно, из-за этого разные части тела человека не могут получить одинаковое физическое развитие. По этой же причине невозможно запомнить движения, и человек сталкивается с немалыми трудностями. Начинающий заниматься Национальным искусством, делая движение рукой, не способен одновременно сделать движение ногой. А научившись делать вместе движения руками и ногами, не способен одновременно работать плечами. Поэтому движения надо систематизировать… Поэтому если Национальное искусство систематизировать, то его легче будет изучать, если его осмыслить, то не потребуется столько усилий для его запоминания».[228]

Таким образом, систематизация и осмысление в то время понимались достаточно примитивно — практически, речь шла о разработке системы последовательности изучения приемов и базовых элементов ушу. Раньше такой насущной задачи не стояло — ученик эмпирически копировал мастера при личностном общении, и сам учитель одновременно воплощал собой и систему, и ее внутреннее наполнение. Когда же в 20–30-х годах ушу стало массовым, причем эта массовость была сориентирована не на закрытые школы, а на открытые группы, то действительно потребовалась методика обучения такого количества людей. Обучение один на один уже было трудно поддерживать: в массовости обучения всегда теряется индивидуальный подход, тогда как наставник способен чувствовать и физическое состояние ученика, и его психический настрой. «Новое Гошу» было ориентировано именно на полноценное обучение больших групп людей, и тогда это казалось вполне выполнимой задачей без потери каких-то традиционных ценностей. Дело в том, что школы полузакрытого типа, существовавшие по всему Китаю, поддерживали традицию «истинной передачи» во всей ее полноте и интенсивности, а массовое «открытие» ушу в основном подходило для тех, кто стремился к укреплению здоровья или овладению приемами самозащиты. Эти две стороны — закрытая и открытая — вполне уравновешивали друг друга, причем такое сосуществование могло бы продолжаться и до наших дней, если бы не реформы 50-х годов.

К тому времени уже неоднократно предпринимались реальные попытки разработать современную теорию ушу и даже ввести преподавание Национального искусства в высших учебных заведениях. Над этим работали специалисты Ассоциации Цзинъу, Центральной Китайской Академии Национального искусства, множество других обществ ушу. Но никто не мог создать теории более комплексной и универсальной, чем та, которая сложилась на протяжении столетий и уходила своими корнями в даосизм. В принципе, нет ее и сейчас — то, что широко публикуется в современных книгах по спортивно-гимнастическому ушу, не выходит за рамки общепринятой теории спорта. Традиционное ушу живет по своим законам, лежащим далеко за границами спорта.

Большинство усилий по подготовке специалистов и методических пособий в 20–30-е годы уходило в песок. В 1934 году из 24 выпущенных книг по различным аспектам физической культуры, в том числе и традиционной, по ушу было всего лишь две.[229] Не было создано и оптимальных вариантов для описания техники, оно было сумбурным, плохо раскрывающим характер движения. По иллюстрациям вообще трудно было что-то разобрать — они в основном выполнялись в виде тусклых фотографий без пунктирных линий, обозначающих траекторию движения. В этом и состояла одна из самых больших проблем: невозможно было не только объяснить современным языком смысл ушу, но даже четко описать приемы! Сотни нюансов, которые включает каждое движение, можно воспринять только на примере движений учителя, уловить их чисто визуально. А как объяснить в книге ритмику движений в таолу, как научить тактике поединка, как объяснить «работу воли» в нэйгун?

Подобные затруднения приводили к тому, что официальное ушу постепенно выхолащивалось. Этот процесс лишь начинался, и его результаты были малозаметны. К тому же во многих организациях работали известные мастера, державшие марку традиционного ушу. Плоды этого скажутся через десятки лет, когда государственное и народное ушу, т. е. современное и традиционное, пойдут разными дорогами как в теоретическом, так и в чисто практическом плане.

Ушу уже прочно заняло свое место не только как искусство нации, но и как вид физического воспитания, к нему применялся тот же термин — «тиюй» («спорт»), как, например, и к футболу. Правда, тем же термином обозначались и цирковое искусство, и игра в облавные шашки, поэтому данное название несопоставимо с его европейским аналогом.

Система традиционных школ оставалась по-прежнему очень сильной в деревнях, одновременно с этим ряд школ официализировался и называл себя «исследовательскими обществами», «ассоциациями изучения ушу» и т. д.

Далеко не все общества имели строгую структуру и, естественно, перенимали от своих предшественников все, что стало в то время называться «метафизикой». Большинство таких обществ-школ имело свои тренировочные дворы, собирало деньги с учеников. На их примере можно видеть удивительное сочетание традиций и новаций в китайской культуре. Правда, существуют и другие мнения относительно этого вполне закономерного, хотя и болезненного процесса расслоения ушу. Современный китайский исследователь ушу Си Юньтай пишет: «Правящая верхушка, таким образом, использовала клановую деятельность ушу для того, чтобы разобщить народное единство, одурманить народ… Забота правящих классов об ушу в то время была обманом, истинной же была реакционная политика в отношении ушу, фактически, ушу столкнулось с гонениями и разрушениями».[230] Доказательства этого тезиса привести трудно, во всяком случае, никаких преследований ушу в то время не было, сравнительно мирные отношения складывались и с тайными обществами, где преподавали многие мастера боевых искусств. Чем же клановая система преподавания ушу вредила единству масс, также понять трудно, скорее, наоборот: идея ушу как национального искусства объединяла всех его адептов, а история свидетельствует о том, что во все времена ушу было вымпелом на флагштоке консолидации сил Китая, начиная от борьбы с кочевниками вплоть до антияпонской войны 1937–1945 годов.

В сентябре 1931 года японские войска вторгаются в Маньчжурию и основывают там государство Маньчжоу-го. Его формальным правителем стал последний император Китая Пу И, кстати, неплохо разбиравшийся в ушу. Японцы почувствовали себя в Китае более свободно. Не раз японцы приходили в китайские школы и вызывали их мастеров на поединки, и китайские бойцы, даже такие известные как Сунь Лутан, Ван Цзыпин, отстаивали достоинство как Национального искусства, так и самой китайской нации.

7 июля 1937 года произошло небольшое столкновение между японскими и китайскими войсками у моста Логоуцяо (мост Марко Поло). Никто не мог тогда предположить, что этот небольшой инцидент станет началом изнурительной войны — сопротивления китайского народа японским захватчикам, продлившегося семь лет. В первые два месяца войны были захвачены такие крупные промышленные центры, как Шанхай и Тяньцзинь, ряд обществ ушу прекратил свое существование. В октябре пала Ухань, затем Нанкин. Гоминьдановское правительство переехало в Чунцин. В этом городе накануне войны возникли две крупные организации ушу: Чунцинская Академия Национального искусства и Академия Национального искусства. В Чунцинской академии, руководителями которой были известные мастера Ли Хунгунь, Хэ Бэйхэн и Чжу Гофу, существовали группы военной подготовки, группы высшего уровня, особые группы преподавательских кадров и детские группы. В связи с наступлением японцев в академию приезжали мастера из оккупированных районов, и в конце концов в этой организации собралась целая плеяда известных мастеров — Фэн Юйшэн, Дэн Дэда, Ван Энбо, Ван Цзыпин и другие.

И даже в это тяжелое время проводились поединки с иностранцами в продолжение традиции Хо Юаньцзя, отстаивавшие национальную честь Китая. Правда, по утверждениям ряда специалистов, ставших свидетелями многих из этих событий, все это — не более чем легенды, и поединки с иностранцами либо не проводились, либо не носили столь широкого размаха. Но истории об утверждении национального достоинства китайцев через Национальное искусство были нужны, и не случайно эти рассказы появлялись именно в самые тяжелые для Китая моменты. Так, в декабре 1943 года на поединок вышел 14-летний юноша Цай Лунъюнь. Его соперником стал русский боксер Машалов. Хотя и утверждалось, что Машалов — «знаменитый боец», но до этого он ничем не прославился. По рассказам, бойцы встречались дважды. В первом поединке Машалов проиграл и потребовал во время матча-реванша запретить Цай Лунъюню использовать удары ногами, но вновь был послан в нокаут.

С детства Цай Лунъюнь обучался шаолиньцюань, синъицюань, тайцзицюань, и это стало его основным занятием в жизни. В сентябре 1946 года в другом поединке он встретился с американским бойцом Расселом и послал его в тяжелый нокаут в четвертом раунде, за что получил прозвище Великий Дракон С Чудесными Кулаками. В наши дни Цай Лунъюнь стал вице-президентом Китайской ассоциации ушу.[231]

В тяжелые моменты антияпонской войны рассказы об этих мастерах ушу поддерживали дух китайского народа. Коммунисты, создавая антияпонские опорные базы, приветствовали занятия ушу, считая их одним из способов поддержания духа бойцов. Среди жителей таких опорных баз было немало членов тайных обществ, поэтому практика ушу стала повседневностью на этих территориях. Активные сражения с японцами коммунисты не вели, основная тяжесть борьбы падала на гоминьдановскую армию. В базах, находившихся под контролем КПК, создавались специальные площадки для занятий ушу, даже проводились состязания. В городе Янъани, в Особом районе Китая, где находилось руководство КПК, в том числе и Мао Цзэдун, широко практиковался тайцзицюань. Создавались даже учебные заведения, где преподавались хунцюань («Красный кулак»), бой с «копьем грушевого цветка», о котором упоминал генерал Ци Цзигуан еще в XVI веке, и многие другие направления.

8 марта 1940 года в Янъани прошел женский спортивный праздник, где девушки из бригад самообороны демонстрировали бои с мечами, алебардами и копьями.[232] Однако напряжение, царившее в период войны, не позволяло ни полноценно развивать ушу, ни осмыслять его и думать над его теорией, хотя предложения по обновлению Национального искусства У Тунань опубликовал именно в этот период. Примечательно, что книга У Тунаня была издана именно в гоминьдановском Китае.

Многие учебные заведения и организации боевых искусств распались. Прекратили свое существование знаменитые Ассоциация Цзинъу в Шанхае и Центральная Китайская Академия Национального искусства в Нанкине.

Но при этом система закрытых школ вновь продемонстрировала свою жизнеспособность. Ушу продолжало жить и среди тайных обществ, оставаясь практически не затронутым войной. Вновь сработал механизм самосохранения культуры ушу через самосокрытие, который позволял передавать «истинную традицию» на протяжении столетий.

Важнейшими событиями этого периода можно считать окончательное оформление ряда стилей и формирование новой системы преподавания ушу. Впервые мастера ушу официально вышли на социальную арену.

Это были удивительные люди, жившие на переломе традиции. Чувствуя на себе миссию передачи ушу, они, находясь между традицией и новацией Китая, стремились найти новые способы преподавания. Они тратили свои средства, обычно и так довольно скудные, в «академиях» и «институтах» вели преподавание бесплатно, зачастую жили прямо в тренировочных залах. Сейчас, с расстояния во времени, можно сказать, что в чем-то они ошибались: официализация преподавания и создание крупных обществ еще не гарантируют сохранения целостности ушу. Но эти неутомимые энтузиасты, сделавшие боевые искусства смыслом своей жизни, спасли многие стили от угасания, собрав вместе многих блестящих мастеров, показали ушу как всеохватное явление китайской культуры, как настоящее Искусство нации. Фактически, их деятельность зафиксировала ушу в последней стадии расцвета. В дальнейшем последовал период угасания — порой тихого и малоприметного, порой сопряженного с насильственным разрушением. Мощь традиции истощила себя.