Головоломка для дураков. Алый круг. Семеро с Голгофы (сборник) Квентин Патрик
– Мисс Хейвуд, по-моему, достаточно ясно все объяснила.
Мисс Хейвуд между тем с чувством собственного достоинства подошла к своему туалетному столику. Я обратил внимание, что она с особой тщательностью уложила темные волосы вокруг ушей.
Через какое-то время она повернулась к нам вполоборота и улыбнулась, обнажив ослепительно белые, но острые зубы.
– Что ж, джентльмены, мне очень жаль, что так обеспокоила вас всех. Однако уже поздно. И если вы позволите…
Безмолвной шеренгой четверо мужчин один за другим вышли в коридор. Фэншоу сразу же удалился к себе в комнату. Мистер Митчелл поспешил спуститься вниз.
Мы остались вдвоем с Баком. Молодой человек испытующе посмотрел на меня.
– Ну, сумеете разгадать такую загадку? – поинтересовался он.
Мне нечего было ему ответить.
XVI
Расставшись с Баком, я направился по коридору от номера мисс Хейвуд в сторону своей комнаты. Проходя мимо двери спальни дочери, я непроизвольно открыл ее. Полоса тусклого света из коридора позволила различить часть раскладушки Бобби и его серьезное даже во сне лицо. Стала видна и кровать, в которой лежала, свернувшись калачиком, неподвижная фигурка Дон.
При виде этих двоих малышей, явно не ведавших, что творилось вокруг них, я испытал чувство облегчения, такое же успокаивающее и теплое, как и при глотке пунша в холодный день.
Ключ торчал в замке изнутри. Я вынул его и запер дверь снаружи. Если где-то рядом разгуливал опасный маньяк, непозволительно было рисковать, учитывая, что дети сами могут выйти наружу, либо кто-то проникнет к ним в комнату. Ключ я сунул в карман. Усталость овладела мной настолько, что не хотелось ни о чем думать, кроме одного – завалиться спать. Так я и поступил.
Хотя, если разобраться, время еще было не позднее – не пробило и полуночи. Как мне показалось, я немедленно заснул. И в мои намерения отнюдь не входило скоро вставать.
Но я внезапно проснулся от странного ощущения, словно кто-то невидимый коснулся моего плеча. Какое-то время я сидел в постели, а мое сердцебиение без всякой видимой причины участилось. А затем я отчетливо услышал звук, который, должно быть, и разбудил меня.
Легкие шаги по коридору мимо моего номера. Я посмотрел на фосфоресцирующий циферблат своих часов. Было ровно три.
Вообще говоря, в самом факте, что кто-то шел по коридору отеля в три часа ночи, не было ничего необычного. Но, вспомнив загадочные и необъяснимые события вечера, я вдруг ощутил сильное любопытство.
Свитер и джинсы валялись на стуле рядом с постелью, куда я их небрежно побросал перед сном. Я включил свет, быстро оделся, снова выключил лампу и выскользнул в коридор.
Все это заняло у меня не больше минуты.
Стоя в темноте за порогом своей комнаты, я услышал звуки со стороны лестницы, ведущей в вестибюль. По-видимому, страдавший бессонницей постоялец решил спуститься вниз.
Я ждал, затаив дыхание. Скрип донесся со ступени, а потом с расположенной еще ниже. Вскоре ноги слегка шаркнули, и это означало, что человек, бродивший в ночи, добрался до фойе. Тогда я тоже двинулся в сторону главной лестницы отеля. В ее пролетах звуки отлично резонировали, и было слышно все, что происходило внизу.
Шаги стали удаляться к парадной двери гостиницы. Раздался негромкий скрежет отодвигаемого засова и скрип открываемой, а затем закрываемой двери.
Кто-то украдкой вышел наружу в дюны.
До этого момента у меня не было никакого плана собственных действий. Но теперь, совершенно не считая это странным, я решил пуститься в преследование. Возникшие обстоятельства никак не могли считаться нормальными и принуждали к необычным поступкам – к таким, как тайная слежка за таинственной фигурой, крадущейся в ночи.
Теперь мне не нужно было прятаться, и я торопливо спустился по лестнице, осторожно пересек совершенно темный вестибюль и нашел входную дверь. Стараясь шуметь как можно меньше, я открыл ее и оказался среди окутанного мраком пространства дюн.
Звезды сияли даже ярче, чем прежде, и после мрака внутри гостиницы казалось светло, почти как днем.
И я увидел ту особу, что первой вышла из отеля. Разглядел высокую и стройную фигуру, поспешно идущую через дюны в сторону церковного погоста.
Я узнал ее сразу. Такие, как она, легко распознавались по силуэту. Это была мисс Хейвуд. Мое любопытство стократно усилилось.
Мисс Хейвуд вечером в дюнах сделала Мэрион Фэншоу необычный подарок в виде букета из веток восковницы. Провела несколько послеобеденных часов, беседуя об искусстве с таким его тонким знатоком, как Бак Валентайн, причем в его спальне. Она, чуть не убитая Вирджилом Фэншоу, сделавшим затем вид, что всего лишь зашел одолжить мазь от простуды!
И именно мисс Хейвуд сейчас с неутомимой энергией, столь характерной для нее, буквально неслась по дюнам в сторону старого кладбища в три часа ночи.
Преследовать ее незаметно оказалось легко, потому что на ней был надет какой-то воздушный наряд в призрачно серо-белых тонах, а на мне была хорошо маскирующая темно-синяя одежда. И женщина, совершенно очевидно, не могла предположить, что ее уход из гостиницы не остался незамеченным.
Вскоре, по мере того как я шел за ней, впереди показались темные очертания старой церкви. Мисс Хейвуд еще более ускорила шаги. Было что-то наводившее страх в ее манере почти скользить по песку. Она действительно отчасти напоминала привидение. Достигнув границы погоста, задержалась на мгновение в нерешительности, но затем двинулась дальше.
Женщина направлялась прямиком к той ели, под которой находилась загадочная могила Ирен Кейси.
Найти укрытие для меня не составило труда. Среди дюн то и дело попадались углубления, и я успевал быстро перемещаться из одной в другую. Так постепенно добрался до края погоста. На несколько секунд я потерял мисс Хейвуд из вида. Но потом она внезапно вновь возникла впереди меня.
Женщина стояла рядом с елью и была теперь не одна. Буквально ниоткуда вдруг возникла рослая мужская фигура и встала рядом с ней. Я нырнул под защиту накренившегося надгробия. Выглянув из-за него, заметил, что мужчина держит в руках нечто темное и длинное.
Присмотревшись внимательно, узнал Бака Валентайна, в руках он держал обыкновенную лопату. Мне вспомнился тот напряженный интерес, казавшийся лишенным смысла, с которым Бак ранее, тем вечером, расспрашивал о расположении могил.
«Захоронение старого мистер Фэншоу… Захоронение старого мистера Митчелла…»
Мне вовсе не казалось глупым лежать, спрятавшись за древним надгробием, и не было по-настоящему страшно. Мною владело лишь одно любопытство. И я мог видеть, как Бак взял лопату и принялся копать. Мисс Хейвуд взволнованно расхаживала рядом, демонстрируя все признаки предвкушения желаемого.
С разделявшего нас расстояния мне было трудно определить, где в точности велись раскопки. Но не приходилось сомневаться, что вскрывалась одна из могил. И хотя на первый взгляд это выглядело совершенно невероятным, тайный акт, совершаемый в ночи, со всей очевидностью указывал, что передо мной находилась сейчас та же парочка, которая две ночи назад осквернила захоронение Ирен Кейси, когда завершить дело помешало наше с Дон неожиданное появление. Я вспомнил о старой женщине из Мыса Талисман, жаловавшейся Барнсу, что по старому кладбищу разгуливает серое привидение.
Серое привидение! Мисс Хейвуд в ее сером, призрачном балахоне!
Не знаю, долго ли пролежал, ощущая, как влага с травы пропитывает мои колени, как все больше и больше затекают мышцы шеи. Я обдумывал, стоит ли заявить о своем присутствии и потребовать от них объяснений. Но как только собрался с духом, чтобы выйти из своего укрытия, Бак вдруг перестал копать. Два силуэта замерли. До меня донеслось негромкое, резкое и взволнованное восклицание мисс Хейвуд.
А потом они оба внезапно исчезли, словно растворились в прохладном ночном воздухе.
Я поднялся с неудобного ложа за камнем и подбежал к месту, где они вели раскопки. У меня в памяти четко запечатлелся порядок расположения захоронений, описанный мне Гилкрайстом ранее этим вечером. И я в самом деле снова увидел разрытую могилу. С нее сняли слой земли до глубины примерно в два фута.
Но это была не могила неизвестной мне Ирен Кейси. Теперь осквернили место упокоения отца Вирджила Фэншоу.
Я стоял там, вглядываясь в черноту ямы, вырытой уже над другим гробом. До этого момента мне не приходило в голову задуматься, что заставило осквернителей могил так поспешно бросить свое занятие и стремительно исчезнуть. Но теперь, подняв взгляд, я заметил в отдалении другую фигуру – темный, чуть сутулый мужской силуэт, который шел прямо в мою сторону между рядами могильных холмиков. И это был не Бак Валентайн.
Я метнулся под тень ели, стараясь спрятаться как можно быстрее. Третий скиталец в ночи, похоже, не успел заметить меня, но не потому, что я так ловко и спешно укрылся. Он, казалось, был полностью сосредоточен на своих, никому неведомых размышлениях.
Этот человек приближался. Плечи его поникли, ноги буквально волочились по земле, он шел странной походкой то ли слепца, то ли лунатика. Остановился у той могилы, которую только что потревожили, не далее чем в пяти футах от меня. Какое-то время просто стоял, полностью погруженный в не слишком веселые мысли, в созерцание открывшейся ему картины.
В его позе отчетливо читались отчаяние и одиночество, грусть, выдерживать которую он больше не мог. Очень медленно опустился на холмик могилы отца мистера Митчелла, расположенной рядом. И сидел, спрятав бледное лицо в ладонях.
Но за мгновение до этого, при свете звезд я узнал его – Вирджила Фэншоу.
Редко доводилось мне видеть людей, которые настолько не обращали внимания на то, что их окружает. Он продолжал сидеть, сгорбившись, уткнувшись лицом в ладони.
А я стоял совсем рядом. Так близко, что мог сделать всего лишь шаг, чтобы утешить его, обняв за плечи. И хотел действительно сделать это, если бы не услышал звук. Поначалу раздался едва слышный всхлип, который затем перешел в отчетливые и безутешные рыдания.
Вирджил Фэншоу сидел в одиночестве на церковном погосте в три часа ночи и плакал так, словно его снедала нестерпимая душевная мука.
И, конечно же, теперь я уже не мог дать ему знать, что вижу его в таком состоянии, совершенно беззащитным и уязвимым. Я бы не посмел в подобный момент приблизиться ни к кому.
Очень тихо мелкими шагами я попятился от ели, развернулся и покинул погост, оставив Вирджила Фэншоу в одиночестве переживать свои тайные горести.
XVII
Когда я проснулся на следующее утро, в окно снова ярко светили солнечные лучи. А потом до меня донеслись приглушенные стуки и смутные голоса, исполненные возмущения.
– Папа! Папа!
И я тут же вспомнил, как накануне вечером запер в соседней комнате Дон и Бобби. Причина столь яростных возгласов стала очевидна.
Вскочив с постели, схватил халат, нашел в кармане ключ от другого номера и все еще полусонный поторопился через залитый солнцем коридор на выручку к своей дочери. При звуке моих шагов раздраженные вопли сделались громче. Я повернул ключ в замке, открыл дверь и сразу же столкнулся с раскрасневшейся, разгоряченной Дон. Ее светлые волосы после сна были растрепаны, но куда более растерзанной выглядела полосатая пижама.
Поверх ее головы я бросил взгляд на раскладушку Бобби. Вполне невозмутимый, сохранивший аккуратную темную прическу, обрамлявшую его кукольное личико, Бобби очень прямо сидел в постели. Маленькие ручки, вполне как у взрослого, были скрещены на груди, а черные глаза наблюдали за мной с нескрываемым презрением.
– Папа, папа! – воскликнула Дон. – Нас кто-то запер. Мы стучали и стучали в дверь. То есть это я стучала.
Бобби воздел обвиняющий перст прямо в мою сторону.
– Это он нас запер, – объявил он своим всегда таким неожиданным басом. – Он запер дверь на ключ. Я точно знаю. Глупый человек.
Дон повернулась к Бобби, готовая встать на защиту отца, но потом вспомнила, насколько возмущена сама, и вновь обратилась ко мне:
– Это правда, папа? Но ведь просто ужасно с твоей стороны сажать нас под замок. Бобби проснулся, ему захотелось в туалет, но он не смог выйти и…
– Ему ничто не мешает пойти туда сейчас, – заметил я.
Бобби ухмыльнулся почти до непристойности цинично.
– Вот дурак! Теперь уже поздно.
Следовало отдать Бобби должное. Последнее слово всегда оставалось за ним.
Но я тем не менее не стал заострять проблему с туалетом, глядя на побагровевшее лицо Дон с вопрошающим выражением. Моя дочь отличалась сообразительностью, она поняла теперь, что я сам запер их на ночь. Ей стало совершенно очевидно: у меня имелись на то весьма веские причины.
Пока Бобби тихо исходил злостью на своей раскладушке, я обнял дочь за плечи и сказал:
– Послушай меня, милая. Прошлой ночью кое-что произошло. Еще один человек умер. Вот почему я вас запер в спальне. Мне нужно было обеспечить вашу безопасность. И по той же причине ты сейчас же соберешь свои вещи, чтобы уехать отсюда.
– Уехать? – повторила Дон с откровенным огорчением. – Как это? Но, папа, нам же еще рано уезжать. Ты обещал устроить пикник в дюнах, а еще хотел…
– Извини, но ничего не получится. Здесь теперь не самое подходящее место для детей. Я отправляю тебя отсюда немедленно.
– Меня? Ты хочешь сказать, что сам со мной не уедешь?
– Нет, дорогая моя. Я не смогу. По крайней мере еще дня два. Я дал слово инспектору, что задержусь здесь. Он нуждается в моей помощи при расследовании и в любом другом содействии.
Нижняя губа Дон угрожающе выпятилась. Все ее маленькое тельце напряглось и сжалось, как будто она ожидала, что к ней применят грубую силу, и стремилась врасти ногами в пол.
– Я никуда не уеду без тебя, папа. Не поеду! Не поеду! Не поеду! Знаю, ты собираешься отправить меня к тете Мейбл, – губа оттопырилась еще заметнее. – К тете Мейбл! – повторила она с нескрываемым отвращением. – К тете Мейбл с ее противным старым псом Пьеро, который кусается. В ее старый и мрачный дом, – ее голос перешел почти в визг. – И сама тетя Мейбл… Она давно из ума выжила.
Я понимал, что она нарочно подобрала самое неприятное определение, какое только смогла найти, чтобы описать мою скучную, но вполне безобидную тетушку. Родительский долг повелевал мне отчитать ее за столь неуместные слова. Но ситуация сложилась так, что мне было не до педагогики.
Нижняя губа Дон, столь упрямо жесткая еще минуту назад, теперь заметно задрожала.
– Нет, папочка, я не могу уехать к тете Мейбл, оставив тебя одного. Что бы ты мне ни внушал, и кто бы там ни умер. Я не уеду, ведь до сих пор не нашла черного бриллианта! – Из ее глаз покатились слезы. – Черный бриллиант, – простонала она. – Я не могу все бросить. И не уеду, пока не найду его.
Она перешла на обыкновенное нытье, а потом в голос зарыдала. И Бобби, до этого момента хранивший бесстрастное молчание, внезапно стал обезьянничать и тоже захлюпал носом.
– Черный бриллиант. Черный бриллиант.
Слезы показались в его глазах. Прежде мне ни разу не приходилось иметь дело с двумя плачущими детьми одновременно.
А поскольку нет ничего хуже, чем плачущий ребенок перед завтраком, решил на время оставить эту тему и в раздражении вышел из комнаты.
Я почти вошел в собственный номер, когда еще одна дверь в коридоре открылась, и из нее показалась хрупкая фигура Мэрион Фэншоу. На ней был только легкий белый пеньюар.
– Доктор Уэстлейк. – Она подбежала, нервно заламывая свои тонкие руки. – Доктор Уэстлейк, мне необходимо поговорить с вами.
Я все еще не до конца проснулся и был слишком озабочен другими проблемами, чтобы испытывать желание именно сейчас беседовать с дамой. Однако Мэрион Фэншоу так редко обращалась ко мне и представлялась личностью столь значительной, что я не мог ей отказать во внимании.
– Слушаю вас, что случилось?
Ее похожие своим разрезом на лепестки цветка глаза, что роднило ее внешность с Бобби, смотрели на меня с мучительной серьезностью.
– Доктор Уэстлейк, мой муж ни о чем мне не рассказывает. Ни о чем. Мои нервы для него лишь предлог. Твердит, что плохие новости вредно подействуют на мою нервную систему. Но прошлой ночью снова что-то произошло, верно? Я знаю. У меня дурные предчувствия. Кого-то еще убили. Пожалуйста, скажите, не скрывая.
Я всегда придерживался мнения, что правда не может никому повредить. И уж меньше всего тому, кто ее говорит.
– Да, – ответил я. – Боюсь, произошло еще одно убийство. Это Мэгги Хиллман. Ее обнаружили мертвой прошлым вечером.
– Мэгги! – выкрикнула миссис Фэншоу сдавленным голосом. – Мэгги! Это какое-то проклятое, ужасное место. Вирджилу пришло в голову, что мы должны непременно приехать сюда. Да, идея целиком принадлежала ему. А теперь нам нужно срочно уехать. Необходимо…
Она стояла чуть в стороне от меня и вдруг прервалась, а ее взгляд с моего лица переместился куда-то дальше вдоль коридора мне за спину. И было немного жутковато заметить, как выражение ее глаз, только что встревоженных и взволнованных, отразило неприкрытую физическую неприязнь.
Я уже видел однажды подобное выражение в ее глазах, когда она смотрела на мужа. И повернулся, ожидая увидеть мрачную, трагичную фигуру Вирджила Фэншоу, идущего по коридору.
Как же я ошибся!
В коридоре показался Бобби. Он выскочил из комнаты Дон и в распахнувшейся пижаме топал босыми ногами прямо к нам. Мальчик обогнул меня и вцепился маленькими ручками в пеньюар матери.
– Доктор Уэстлейк плохой человек, мама, – пробасил он. – Он хочет увезти Дон отсюда до того, как мы найдем черный бриллиант. Ты должна помешать ему. Вели ему не увозить Дон.
Мэрион Фэншоу продолжала стоять на месте, не сводя какого-то зачарованно изумленного взгляда с сына.
– Мамочка, пусть Дон останется, пока мы не отыщем…
Внезапно Мэрион Фэншоу словно вновь ожила. Ее губы скривились в гримасе отвращения. Она резким движением вырвала край пеньюара из пальцев сына, а другой рукой оттолкнула его от себя как нечто для нее глубоко омерзительное.
– Не прикасайся ко мне, – сказала она. – Уходи. Не смей прикасаться ко мне!
Ее красивое лицо болезненно сморщилось и стало маловыразительным. Она громко всхлипнула. Явно уже ничего не видя перед собой, метнулась к себе в номер, захлопнула дверь, закрыла ее на ключ.
По всем законам детской психологии, у Бобби должна была развиться глубокая душевная травма от такого грубого обращения собственной матери с собой. Но если она и имела место, мальчик умел очень хорошо скрывать ее.
Его лицо, подобное фарфоровому лицу японской куклы, оставалось совершенно невозмутимым. Он лишь сунул большой палец в свой маленький красногубый рот и принялся сосать его.
Затем, вынув палец изо рта, объявил:
– Мама глупая. – Его угольно-черные глаза сверкнули, встретившись с моим взглядом. – Мама тоже глупая.
Не приходилось сомневаться, что это «тоже» относилось ко мне.
Абсолютно спокойно он развернулся, прошлепал назад по коридору и исчез в комнате Дон.
Воистину семейство Фэншоу не переставало удивлять стороннего наблюдателя.
Вернувшись к себе в номер, я оделся и спустился вниз в расчете на завтрак. Зная, что дети тоже могут спуститься в любую минуту и желая немного отдохнуть от них, я намеренно не стал заходить на террасу, где они любили проводить время перед трапезами, а двинулся дальше по коридору первого этажа мимо кабинета Митчелла к выходу на задний двор.
И я как раз проходил мимо двери кабинета, когда изнутри донеслись два мужских голоса, по-видимому, происходил ожесточенный спор. Я чуть задержался и узнал сначала нервное покашливание самого мистера Митчелла, а потом монотонное гудение из односложных слов, которые мог произносить только Бак.
Я не любитель подслушивать, но моя вовлеченность в расследование убийств на сей раз служила веским оправданием этому. Я подошел ближе к закрытой двери. Голоса продолжали звучать слишком невнятно, чтобы разобрать содержание разговора. По крайней мере так было, когда свою реплику произносил Митчелл.
Но затем Бак внезапно оборвал фразу хозяина грубоватым, сердитым и достаточно громким тоном:
– Но мы не можем оставить ее там! Разве ты сам не понимаешь? Ее тело нужно куда-то переместить.
Ее тело? Чье же? Неужто Ирен Кейси?
Прошлой ночью при непосредственном участии мисс Хейвуд Бак копался в могиле старого мистера Фэншоу. А теперь скандалил с Митчеллом по поводу необходимости перенести труп женщины.
Во что я ухитрился влипнуть? В сообщество вурдалаков и упырей? Я немного подождал, ожидая услышать что-то еще, столь же умопомрачительное, но внезапно кто-то за спиной меня окликнул. Я повернулся в сторону вестибюля и увидел инспектора Суини в компании доктора Гилкрайста. Оба только что вошли в отель через парадную дверь.
Они не могли выбрать для своего появления более неудачного времени. Но Суини позвал меня снова, и мне пришлось оставить, быть может, самую интересную беседу, когда-либо происходившую в стенах «Талисман-инн».
Когда я присоединился к ним, и Суини и Гилкрайст выглядели усталыми и раздраженными. Маленькие усики инспектора щетинились особенно жестко. Я понял, что этим утром многие его подчиненные предпочли бы не попадаться ему на глаза.
– Привет, Уэстлейк, – сказал он. – Вы поступили очень мудро, отказавшись вчера поехать с нами в морг. Мы провели там много часов, дожидаясь результатов официального вскрытия этой Хиллман. И оно ничего нам не дало. Ни малейшей зацепки.
– Выяснили только одно, – вставил слово Гилкрайст. – Помада, которой обвели родинку, той же марки, что использовали в случае с Нелли Вуд.
– А мы ничего другого и не ожидали, – ухмыльнулся инспектор. – Да, доложу я вам, Уэстлейк, это что-то невообразимое, когда приходится иметь дело с маньяком. Мои люди прочесали всю округу в поисках чужаков, но никто незнакомцев не замечал. Наводили справки и в самом Талисмане, стараясь быть осторожными, но теперь это бесполезно. Правда уже известна каждому. Где-то рядом на свободе разгуливает опасный сумасшедший. Городок в панике. Многие пытаются на время уехать. Девушки боятся отойти на три шага от дома даже днем, если с ними нет сопровождающих. И все винят меня! – Он хмыкнул. – А как дела у сыщика-любителя? Есть для нас информация?
Я вообще-то собирался рассказать инспектору обо всем, с чем мне пришлось столкнуться. Но сейчас, когда он стоял передо мной и ждал, я подумал о поразительном разговоре, происходившим в кабинете управляющего.
Суини был очень хорошим человеком и эффективным работником. Но полицейский всегда остается им же. Даже лучшие из них, особенно в провинции, страдают излишней прямолинейностью. Ни мисс Хейвуд, ни Бак Валентайн не знали, что я выследил их прошлой ночью. Ни Бак, ни Митчелл не подозревали, что я подслушал важную фразу из их разговора. Ни мистер, ни миссис Фэншоу не ведали, что я видел на ночном кладбище.
Если бы я поделился с инспектором своей информацией, он бы непременно допросил всех этих людей с фактами на руках, пытаясь заставить говорить правду.
Но я слишком хорошо успел их узнать, чтобы не осознавать – такая тактика обречена на провал. Существовал только один способ добиться истины от скользких личностей, подобных мисс Хейвуд и иже с нею – дать им почувствовать себя в полной безопасности, позволить действовать дальше.
Такое решение представлялось мне правильным, учитывая перспективу дальнейшего расследования. Мне нужно было немного больше времени, прежде чем выложить все Суини.
И потому я совершенно безыскусно ответил:
– Нет, инспектор. Не думаю, что располагаю чем-то для вас полезным.
Суини не выглядел при этом ни удивленным, ни разочарованным.
– Жаль, конечно, Уэстлейк. Но продолжайте работать. Не вздумайте уезжать или прятаться. Никогда не знаешь, что может произойти. Вам может попасться что-то очень важное для следствия.
Но уже по его тону я со всей очевидностью понял: хотя он настаивал на необходимости моего сотрудничества, больших надежд с дилетантом в роли детектива профессиональный сыщик не связывал.
Он пожал плечами:
– Что ж, я прибыл сюда, чтобы разобраться с этим юнцом Валентайном. Да, преступления выглядят как дело рук сумасшедшего. Но я рассуждаю просто. Свихнуться может любой. И даже вы, доктора, не сразу установите это. Вот почему не стоит делать ставку на какого-то определенного подозреваемого, совершенно очевидного маньяка. Сейчас я собираюсь детально выяснить у Валентайна, где он был и чем занимался.
Когда он направился к лестнице вместе с Гилкрайстом, я невольно отметил про себя, что Валентайн побывал в столь необычных местах и занимался такими делами, какие инспектору и не снились. И едва ли реальные действия Бака можно будет установить в ходе краткого полицейского допроса.
Ко мне присоединились двое угрюмых детей с заплаканными лицами, и мы пошли завтракать. Мистер Ашер уже сидел за своим столиком, излучая нормальную для себя ауру набожности и безрадостности, отчего мог померкнуть любой самый солнечный день. Рядом расположилась мисс Хейвуд, безмятежно потягивая апельсиновый сок. Мне оставалось только поражаться. Она могла провести на ногах всю ночь, играя роль персонажа из фильма ужасов, но к завтраку явиться вовремя.
Этим утром ей хватило дерзости с добрейшей улыбкой кивнуть мне в знак приветствия и потрепать по головке проходившего мимо Бобби, пробормотав:
– Какой милый мальчик!
Словом, мисс Хейвуд быстро приобретала в моих глазах статус идеальной злодейки.
Я, как мог, торопил детей с завершением завтрака. Мне хотелось поскорее оказаться под солнцем на пляже, где у меня, вероятно, появится возможность хорошенько все обдумать. Поэтому уже достаточно скоро они облачились в свои потешные купальные костюмы, и мы втроем вышли на песок.
Удовольствия от жаркого сентябрьского утра у моря почти мгновенно заставили детей забыть о тревогах, связанных с возможным отъездом Дон. Их игра в черный бриллиант приняла новые формы. Теперь Дон подбирала с песка раковину или камушек и заявляла, что нашла черный бриллиант. А Бобби начинал бегать за ней на не слишком твердых ножках, издавая звуки, отдаленно напоминавшие автоматные очереди. Дон отвечала стрельбой из пальца.
Игра приняла весьма кровожадный характер.
Они, воображая схватку, увлеченно носились друг за другом. Через некоторое время я заметил высокую, но, как всегда, немного бесформенную фигуру мисс Хейвуд, которая словно скользила по пляжу в нашу сторону. В руке она несла большой полотняный портплед в полоску и, миновав нас, нашла для себя местечко ярдах в пятидесяти дальше. Из портпледа она извлекла нечто, похожее на альбом для рисования и коробку акварельных красок.
Положив альбом на колени, она, как казалось со стороны, начала воспроизводить на бумаге прелести утреннего вида на океан.
Я не мог упустить такой прекрасной возможности. Дети находились в безопасности, полностью поглощенные бурной перестрелкой, изображая смерть и вновь оживая. Я поднялся с песка и пошел вдоль пляжа в сторону мисс Хейвуд.
Она уже наметила линию горизонта и упорно работала над передним планом, где морские волны накатывались на берег. Причем все в ее рисунке выдавало совершенно неопытную руку.
Мисс Хейвуд повернулась и посмотрела на меня с непроницаемой улыбкой.
– Еще раз доброе утро, доктор. Вот, делаю беглые наброски. Я уже давно обнаружила – ничто так не успокаивает нервную систему, как рисование.
Я не мог не отметить про себя, насколько мало нервная система мисс Хейвуд нуждалась в успокоении из всех известных мне людей.
– Не мог бы я недолго посидеть и посмотреть на вашу работу? – спросил я. – Дети сегодня ведут себя очень шумно. Мне бы хотелось отдохнуть от их буйства.
– Конечно, присоединяйтесь. Буду только рада.
Мисс Хейвуд зажала кисточку в зубах и приглашающим жестом похлопала ладонью по песку рядом с собой. Я присел на корточки, краем глаза наблюдая за ней. Она была, как уже отмечалось, вполне привлекательной женщиной. Волосы насыщенного черного цвета, стянутые в узел, закрывали уши. Глубоко посаженные глаза ярко блестели, как и алые губы. Но я опять обратил внимание на странную скованность лица, подобного маске сфинкса. Кожа туго обтягивала скулы, и создавалось ощущение, стоит женщине пошире открыть рот, и кожный покров лопнет. Меня интриговал ее возраст, но определить его, как я уже понял, было совершенно невозможно.
Мне стало ясно с самого начала, что общаться с ней нужно с чрезвычайной осторожностью и деликатностью. И я сказал:
– Надеюсь, столкновение с Фэншоу вчера вечером не доставило слишком больших неприятностей? Мне показалось очень тактичным с вашей стороны сделать перед Митчеллом вид, будто ничего не случилось.
Она продолжала наносить синие мазки на свой рисунок там, где должно было плескаться море.
– Разумеется, доктор Уэстлейк. Мне совершенно не хотелось устраивать по этому поводу скандал. Бедняга! Боюсь, он был слегка пьян. Конечно, никакой женщине не может понравиться мужчина, который врывается к ней в спальню, чтобы… Чтобы заняться с ней любовью. Но ведь некоторые мужчины в этом смысле неисправимы, верно? – Она издала короткий звонкий смех. – Хотя в моем возрасте мне, наверное, должно льстить такое внимание.
Я несколько опешил. Стало быть, у нее теперь хватало наглости утверждать, что Фэншоу вовсе не собирался покушаться на ее жизнь, а всего лишь проник к ней в комнату, чтобы попытаться склонить к романтическим отношениям.
Она мягко положила ладонь мне на колено.
– Но прошу вас, доктор, давайте не будем больше возвращаться к этому нелепому маленькому инциденту. Мне все-таки было неприятно. И я бы предпочла как можно скорее все забыть.
Так она ненавязчиво закрыла одну из интересовавших меня тем. Но оставалась ее необъяснимая пока связь с Баком.
– Признаться, я несколько удивлен тем, что вы рисуете этим утром океан, мисс Хейвуд. После того, как узнал о ваших беседах об искусстве с Баком, он должен был бы сейчас послужить для вас моделью.
– О да, – кивнула она, а ее кисть положила откровенно неуместное пятно краски на белый гребень волны. – Я хотела сделать попытку изобразить мужскую фигуру. Но после второго ужасного убийства, совершенного прошлой ночью, понимала, что утром полиция наверняка захочет побеседовать с Баком. Не самый лучший день для него.
Она словно заготовила заранее ответы на любые вопросы.
Я какое-то время молча наблюдал ее работу над рисунком. Он выглядел настолько беспомощным и неумелым, что во мне окрепла уверенность: она едва ли когда-либо прежде брала в руки кисть и краски.
– Вы весьма многосторонняя художница, мисс Хейвуд. Пейзаж, фигура мужчины, натюрморт…
– Натюрморт? О нет, доктор, я едва ли когда-либо пробовала себя в жанре натюрморта. Милые цветы! Они так прекрасны сами по себе. Так зачем же пытаться заключить их живую красоту в тесные рамки живописного полотна?
Я никак не мог позволить себе оставить незамеченным это довольно-таки противоречивое эстетическое заявление.
– Но разве вы забыли о восковнице? Вы сказали мне, что собираетесь писать букет восковницы. Вам очень понравилась такая идея, насколько я помню, – и после паузы добавил: – Кстати, миссис Фэншоу тоже без ума от этого растения.
К этому даже она оказалась не готова. Все ее тело заметно напряглось. Она бросила на меня быстрый, но пристальный взгляд. А потом с легким пожатием плеч сказала:
– Маленькая добрая миссис Фэншоу. Значит, ей тоже нравится восковница? Впрочем, ничего удивительного. Столь многие…
Она резко оборвала фразу. Потом, хотя ее пейзаж был еще далек до завершения, сунула альбом и краски в портплед, поднялась, окутанная облаком своего наряда, невнятно попрощалась и быстрым шагом направилась вдоль пляжа в сторону «Головы монаха».
Все произошло столь стремительно, что поначалу я лишь уставился на нее, не двигаясь с места. Затем я перевел взгляд дальше, куда смотрела сама мисс Хейвуд, ожидая увидеть надвигающуюся на нас фигуру какого-то мифического монстра.
Но не узрел ничего чудовищного.
Ко мне поспешно приближались по пляжу трое. Два маленьких человечка – Дон и Бобби, при этом еще и весело подпрыгивали. А третья фигура, появление которой, по всей видимости, и оказало на мисс Хейвуд столь необычный эффект, тоже не выглядела устрашающе, поскольку принадлежала всего лишь доктору Гилкрайсту.
Вся троица подошла ко мне. Гилкрайст промокнул носовым платком пот со лба.
– Суини послал меня к вам, Уэстлейк, сообщить, что ему ничего не удалось добиться от Бака. – Он с любопытством посмотрел на удалявшуюся от нас все быстрее мисс Хейвуд. – Что, у вас новая подружка?
– Это мисс Хейвуд. Постоялица гостиницы.
– Куда же она так заторопилась?
– Я как раз тоже об этом задумался, – ответил я. – Мне показалось, что она очень не хотела встречаться с вами.
– Но почему? – В глазах Гилкрайста застыло вопросительное выражение. – Я ведь ее никогда прежде не видел, верно?
– Вы, быть может, и не видели, но мне почему-то кажется, что она где-то видела вас.
Теперь во мне окрепло убеждение: моя «новая подружка» уже встречалась с Гилкрайстом, но по странной причине сделала все, чтобы избежать возобновления знакомства.
XVIII
Когда я с детьми вернулся в отель к обеду, удрученный до крайности мистер Митчелл доложил, что инспектор до сих пор находится здесь, в обществе Вирджила Фэншоу.
Я воспринял его информацию без всякого интереса. На пляже успел принять лишь одно окончательное решение. Дон должна покинуть Мыс Талисман до наступления темноты, которая принесет еще одну потенциальную опасность. Одолжив у Митчелла расписание движения поездов, поторопил детей подняться наверх в номер Дон.
Теперь я стал непреклонен. Какие бы отрицательные эмоции ни вызывала тетя Мейбл у моей дочери, Дон отправлялась под защиту ее не слишком мягкого крыла. У тети Мейбл имелись крупные недостатки в характере, но зато жила она в Новой Англии, то есть совсем недалеко отсюда. Я выбрал поезд, отправлявшийся через несколько часов, и огласил мой план, ясно дав понять Дон, что это необратимое решение, и велел ей собирать вещи.
Я выслушал еще порцию нытья, насмотрелся на выпяченную нижнюю губу, но реальных возражений от дочери так и не дождался. Она только лишь сказала:
– Если я не могу остаться из-за опасностей и всего такого, тогда и Бобби нельзя оставлять здесь. Бобби должен поехать со мной. – Она бросила на меня лукавый взгляд. – Тетя Мейбл не будет такой сварливой, если я привезу Бобби.
Несмотря на все неприятности, которые подобный проект сулил тете Мейбл, я был склонен принять его при условии согласия всех заинтересованных сторон. Сами Фэншоу, насколько я знал, не могли пока никуда уехать, не нарушив распоряжения инспектора Суини. Однако после сцены с участием Мэрион, произошедшей этим утром в коридоре у меня на глазах, я не предполагал, что она откажется на время расстаться с Бобби.
Дон смотрела на меня, напряженно ожидая ответа.
– Так Бобби сможет поехать со мной, папа?
– Хорошо, – сказал я. – Начинай собираться, а я пойду и обсужу эту идею с миссис Фэншоу.
Дон послушно вытащила свой чемодан из-под кровати. Бобби вытянулся во весь рост, выдвинул ящик шкафа и достал оттуда кипу маленьких, но интимных предметов женского нижнего белья. Он почти донес их до чемодана, но на полпути им вдруг овладела скука, он все побросал на пол и сам уселся сверху.
Стало ясно, что помощи в доме от него ждать не приходится.
Проходя по коридору, я вспомнил, что Вирджил пока оставался внизу с инспектором. Это означало еще одну возможность поговорить с Мэрион Фэншоу наедине.
На мой первый стук в дверь никто не отозвался. Как и на второй. Я сообразил, что Мэрион могла быть у себя в спальне с закрытой дверью, ведущей в мастерскую. В таком случае она не услышала моего стука. Я прошел к следующей двери – прямому входу в ее номер – и постучал снова.
Голос миссис Фэншоу донесся теперь сразу же, бодрый и жизнерадостный.
– Да, я вас слышу! Кто там?
– Доктор Уэстлейк. Не мог бы я войти ненадолго, чтобы переговорить с вами?