Головоломка для дураков. Алый круг. Семеро с Голгофы (сборник) Квентин Патрик

– Мисс Хейвуд убил кто-то другой, тоже охотившийся за черным бриллиантом.

Суини сверлил меня взглядом.

– Но я не понимаю вас, Уэстлейк. Гилкрайст совершенно прав. Что связывало с черным бриллиантом Нелли и Мэгги?

– Ничто, – ответил я. – Абсолютно ничего. В том-то и суть дела. Как раз поэтому они и погибли.

– Ну, знаете, Уэстлейк. Это уже выходит за…

– Лучше послушайте меня. Я опишу вам ситуацию, в которой оказался убийца еще до того, как им стал. Он знал о черном бриллианте, располагал информацией о том, что камень спрятан в гробу старого Митчелла. Им владело безумное желание прибрать его к рукам, и ради этого был готов на все. Но столкнулся с препятствием. Лена Дарнелл также разыскивала бриллиант. А хуже всего – она знала о его стремлении к той же цели. Что ему оставалось предпринять? Он мог устроить гонку с Леной Дарнелл и добыть бриллиант первым. Однако такой вариант не подходил, поскольку женщина получала возможность шантажировать его всю жизнь. И что же? Перед ним открывался только один путь. Избавиться от Лены Дарнелл, убив ее. Причем спешить было ни к чему. Он знал, что она не уверена, где расположена нужная могила. Так что пусть пока разыскивает ее и даже доберется до гроба, избавив его самого от излишнего риска и трудов, связанных с раскопками. А как только она завершит работу, он подстережет и прикончит ее на кладбище, чтобы забрать бриллиант. Думаю, таков был изначальный план, но оказалось, имевший существенный изъян.

Я почти физически ощущал напряжение в комнате, которое нагнетал мой рассказ. Гилкрайст и Суини сидели теперь неподвижно, как куклы. Только Барнс не находил себе места, ерзая в кресле и непрестанно почесывая затылок.

– Когда дошло до идеи о ликвидации Лены Дарнелл, – снова заговорил я, – перед убийцей встала почти неразрешимая проблема. Если женщину найдут мертвой здесь, в Талисмане, то, несмотря на перекрашенные волосы и подтяжку кожи лица, неизбежно опознают в ней бывшую заключенную женской тюрьмы в Халинге. Тогда вспомнят о ее связи с Корой Митчелл, и на свет выплывет дело о черном бриллианте. Как только будет установлена истинная причина смерти Лены Дарнелл, убийца окажется в числе подозреваемых, если не вообще единственным обвиняемым. Другими словами, не придумай он блестящего отвлекающего маневра, убийство Лены Дарнелл по сути означало, что виновник сам совал голову в петлю. Вот когда решилась судьба Нелли Вуд и Мэгги Хиллман.

Лицо Гилкрайста прояснилось.

– Уэстлейк! Я начинаю понимать, что… Впрочем, продолжайте.

– Со стороны убийцы это стало воистину гениальным решением непреодолимой, казалось бы, проблемы. Оно было столь же блестящим, сколь и жестоким. Когда вам надо спрятать листок, то лучше всего укрыть его в лесу. Если же надо замаскировать причину убийства, вы скрываете ее среди непостижимых мотивов других смертей. В его распоряжении оставалось несколько дней. Вполне достаточный срок, чтобы изобрести одержимого убийствами маньяка и придать образу правдоподобия.

– Изобрести! – громко повторил за мной Барнс.

– Вот именно. Маньяк с мыса Талисман стал плодом изобретательного ума нашего убийцы. Причем весьма изощренным, тщательно продуманным, чтобы врачи чуть ли не по всей стране принялись рассуждать о комплексах, извращенных наклонностях, фетишизме и прочих научных материях. Первой жертвой для своего «маньяка» он избрал Нелли Вуд. Вероятно, выбор пал именно на нее по двум причинам. Во-первых, она стала первой девушкой с родинкой, которая бросилась ему в глаза. А во-вторых, двусмысленность отношений Нелли с Фэншоу и Баком только запутала ход расследования, дав сыщикам целый набор изначальных мотивов, связанных с ревностью. Итак, он убил ее и сделал все, пошел на самые экстравагантные трюки, чтобы труп выглядел жертвой сумасшедшего. Родинке, конечно же, отводилась основная роль, как и алому кругу на лице. Было придумано нечто достаточно безумное и сенсационное, заставившее всех поверить, что где-то рядом бродит одержимый убийствами маньяк. Сложенные руки, закрытые глаза – все добавляло необходимого колорита. И китайский фонарь…

– И что же вы думаете по этому поводу? – спросил Суини.

– Я считаю, он позаимствовал идею у мисс Хейвуд. Фонари имели двойную функцию. Прежде всего они виделись как еще одно проявление ненормальности. И потом – он знал, что мисс Хейвуд пользуется таким же фонарем на погосте. При удачном стечении обстоятельств полиция сочла бы фонари связанными друг с другом, а маньяк приобретал дополнительные зловещие черты – он не только питал неудержимую склонность к убийствам, но и любил извращенно развлекаться, оскверняя в свободное от убийств время могилы на кладбище, – я чуть отдышался и продолжал: – Так он и поступил. Убийство Нелли Вуд, выглядевшее совершенно немотивированным, породило слух о маньяке. Но одного трупа оказалось мало. Ему необходим был другой, чтобы поднять в округе волну настоящей паники. Мэгги стала идеальной второй жертвой. У нее тоже была родинка. Как и Нелли, она имела связь с Баком, что вносило в расследование некоторую сумятицу. А кроме того, Мэгги могла заметить убийцу Нелли Вуд накануне, а, стало быть, подлежала устранению как вероятная свидетельница. Чтобы придать второй смерти еще больше драматизма, показать, что безумие прогрессирует, он устроил невероятное представление с лодкой, в которой плавал труп. Причем лодка опять-таки принадлежала Баку. Понимаете теперь, как все случилось? Две ни в чем не повинные девушки были безжалостно принесены в жертву с единственной целью – встать в один ряд с убийством мисс Хейвуд и увести следствие по ложному следу.

Теперь уже Суини смотрел на меня горящим, но и чуть смущенным взором.

– Вся идея оказалось до такой степени поразительной, что могла сработать почти безотказно. И едва не реализовалась. Вам придется это признать, Суини. Когда вчера вы обнаружили труп мисс Хейвуд в частично разрытой могиле, то уже окончательно поверили в существование маньяка и готовы были считать третье убийство таким же немотивированным, как и первые два. Вы не обратили внимания на то, что кто-то копался в могиле. Для вас она стала всего лишь очередной декорацией, избранной умалишенным, чтобы обставить свое очередное преступление. Но гораздо хуже, с моей точки зрения, выглядит тот факт, что вы даже не сделали себе труда заинтересоваться прошлым мисс Хейвуд. Вы воспринимали ее как действительно некую столичную светскую даму, постоялицу отеля и третью жертву маньяка, только и всего. Но на самом деле она полностью изменила свою личность. Случись все иначе, и тот факт, что мисс Хейвуд в недавнем прошлом была Леной Дарнелл, никогда бы не вскрылся. А преступник ускользнул бы с черным бриллиантом, оставив после себя лишь новую легенду для пересудов жителей Мыса Талисман о маньяке, убивавшим женщин, которого так и не поймали.

Суини разглядывал свои ногти, а потом вскинул взгляд, и по его лицу стала заметна борьба противоречивых эмоций, владевших им поочередно.

– А что же черный бриллиант, Уэстлейк? Вы хотите сказать, что он завладел им в ту ночь? Достал из могилы после убийства мисс Хейвуд?

– Как раз нет! И в этом заключалась его огромная ошибка. По какой-то причине он убил мисс Хейвуд, когда она еще была далека от того, чтобы выкопать гроб. А после убийства у него не оставалось времени продолжить ее работу. Да он и не считал это необходимым. Теперь, когда ему больше не мешала Лена Дарнелл, убийца мог достать бриллиант в любой подходящий для этого момент. И продолжил действовать в соответствии с первоначальным планом. Он поднял трезвон с помощью церковного колокола, чтобы привлечь к месту преступления людей. Это стало заключительным мастерским штрихом в создании образа маньяка. После чего в нем отпадала надобность. И попал впросак. Но откуда ему было знать, что назавтра налетит ужасающая буря, которая смоет в море вместе с другими гроб старика Митчелла, прежде чем он успеет добраться до него?

– Вы, стало быть, считаете, – спросил Гилкрайст, – что бриллиант все еще находился внутри гроба, когда этим вечером мы достали его из моря?

– Несомненно, – ответил я.

Гилкрайст посмотрел на Суини, который посмотрел на Барнса. Все трое казались полностью измотанными теми умственными усилиями, которые потребовались для восприятия моей версии. Гилкрайст заговорил первым. Он едва слышно сказал:

– Вы не думаете, что нам всем не помешает немного выпить, прежде чем мы продолжим?

Барнс поддержал идею. Даже Суини отбросил официальную мину, чтобы согласиться:

– Превосходная идея!

Доктор вышел и скоро вернулся с четырьмя высокими стаканами на подносе. Затем раздал напитки. Суини сделал большой глоток, после чего сказал с возродившимся сарказмом в голосе:

– Что ж, Уэстлейк, к вам можно относиться по-разному, но уж скучным человеком вас никто не посмеет назвать. Объясните нам теперь все, что связано с пресловутыми родинками. Это осталось для меня непостижимым. Вы сказали, он намеренно избрал Нелли и Мэгги своими жертвами, потому что у них были родинки. Но зачем? Если конечная цель состояла в том, чтобы смерть мисс Хейвуд выглядела как еще одно из серии убийств, то в этом не было смысла. Из ваших слов я понял, что у мисс Хейвуд родинки не было.

– Здесь вы ошибаетесь, – сказал я. – И именно таким образом наш убийца совершенно неосознанно с головой выдал себя. Я видел личное дело Лены Дарнелл в тюрьме. На самом деле у нее все-таки была прежде крупная родинка на спине, место которой преступник уже начал было обводить алым кругом. Но женщина, по всей видимости, ее удалила, когда делала операцию на коже лица. Родимое пятно слишком броская примета для идентификации личности. Она пожелала избавиться от такой особенности, чтобы начать новую жизнь как мисс Хейвуд.

– Выходит, что убийца… – начал Суини.

– Выходит, что убийца достаточно близко знал Лену Дарнелл до того, как она стала мисс Хейвуд, что видел даже родинку на спине. Но такого тесного контакта он уже не имел с этой женщиной после пластической операции. Видите, как один незначительный факт разрушил столь сложный план преступника. Он ведь все построил на утверждении, что существует маньяк, одержимый страстью убивать женщин с родинками. И план срабатывал безупречно и был, казалось, доведен до конца убийством мисс Хейвуд. Вообразите себе преступника в тот момент. Вот он, дрожа от возбуждения в предвкушении близкого успеха, переворачивает тело, разрезает платье и прикладывает яркую губную помаду к коже, где, как он знает, растет родинка. Но внезапно, когда круг почти завершен, замечает, что ее больше нет. В результате, убийство Лены Дарнелл не стало еще одним, подобным первым двум, а привело к противоположному выводу. Мисс Хейвуд стала единственной жертвой, не имевшей родинки. Такое обстоятельство навело меня на правильный ход рассуждений – одно только это заставит убийцу расплатиться за содеянное и понести заслуженное наказание.

Последняя фраза произвела на моих слушателей ошеломляющее впечатление. Они молча потягивали свои напитки. Затем Суини вспомнил, что он здесь старший, и снова взял слово:

– Что ж, должен признать, ваша версия звучит потрясающе правдоподобно. Она действительно снимает все вопросы. Дело можно считать раскрытым, но при условии, что вы располагаете уликами для ее подтверждения.

Я был готов к этому. У меня легкий морозец пробежал по коже, потому что самая важная часть игры только предстояла. Быть может, если смогу предъявить доказательство, то стану подлинным триумфатором, а иначе… Мне становилось жутковато от подобной мысли. Я не представлял себе, что произойдет в таком случае.

– У меня есть необходимая улика, – завил я с некоторой долей напускной бравады.

– Отлично, Уэстлейк! Так не пора ли вам назвать имя преступника?

Время для этого пришло, разумеется. Я сделал еще глоток виски для храбрости. Меня действительно пугала финальная стадия. Пугала до чертиков.

– Хорошо, – сказал я. – Но сначала давайте суммируем все, известное нам об убийце. Во-первых, у него нашелся способ выведать, где Кора Митчелл спрятала черный бриллиант – в гробу отца. Во-вторых, он знал, что Лена Дарнелл тоже владеет этим секретом и собирается завладеть бесценным камнем. Преступник был знаком с мисс Хейвуд, когда она еще была Леной Дарнелл и имела на спине крупную родинку. Кроме того, он видел родинку на бедре Мэгги Хиллман, хотя она никогда не носила коротких юбок, чтобы эту примету мог разглядеть каждый. – У меня бешено колотилось сердце. Я посмотрел на Суини. – И есть только один человек, не правда ли, который имел возможность знать все это?

Суини же, глядя на меня ничего не выражавшим взглядом, ответил:

– Сейчас нам нужны ваши доказательства, Уэстлейк.

– Отлично! – и я бросился как в омут с головой. – Давайте по порядку. Митчелл, Ашер и сержант Барнс присутствовали в комнате в тот момент, когда Кора Митчелл тайком бросила бриллиант внутрь гроба. Теоретически любой из них мог это заметить. Но мы говорим о том, что произошло двадцать лет назад. Если бы кто-то уловил ее трюк и захотел присвоить себе бриллиант, он не стал бы ждать двадцать лет, верно? А потому их можно смело исключить из числа подозреваемых. Человек, совершивший убийства, не находился среди тех, кто мог заметить, как бриллиант оказался в гробу. Он это узнал иным способом. Каким же? Только одним. У самой Коры. Но ведь тайник с бриллиантом Кора считала своим величайшим секретом. При обычных обстоятельствах она бы не рассказала о нем ни одной живой душе. Но перед смертью она металась в бреду. Рядом с ней находилась Лена Дарнелл, и таким образом тайна стала известна соседке. И только так же о бриллианте мог узнать убийца. Потому что Лена Дарнелл присутствовала в камере умирающей Коры не одна.

Я сделал паузу, нервничая и чувствуя всю важность момента. Потом повернулся к Гилкрайсту:

– Вам это отлично известно, Гилкрайст, потому что вы оказывали Коре медицинскую помощь в тюрьме. И были с ней до самого наступления смерти. Или я ошибаюсь?

На мясистом лице Гилкрайста пока читалось только удивление.

– Да, разумеется, я там присутствовал.

– Тогда, как и Лена Дарнелл, вы имели возможность узнать правду о черном бриллианте из предсмертного бреда Коры. К тому же, как тюремный медицинский консультант вы не раз осматривали Лену Дарнелл за годы ее заключения. Кто, кроме вас, мог знать, что у Лены Дарнелл, заключенной тюрьмы в Халинге, имелась родинка на спине? А в случае с Мэгги Хиллман? Вполне вероятно, Бак Валентайн, крутивший с ней легкомысленный романчик, мог видеть родинку на ноге. Но не он один. Этим летом Мэгги обожгла ногу ядовитым плющом, а вы стали врачом, лечившим ее. Немаловажная деталь, как считаете, Гилкрайст? Все свидетельствует о том, что именно вы убили Нелли Вуд, Мэгги Хиллман и Лену Дарнелл, осуществляя хитроумный план заполучить бриллиант Хогана.

Мои слова прозвучали завершающим и разящим ударом. Суини вскочил на ноги. Не усидел на месте и Барнс. Только сам Гилкрайст оставался в кресле, глядя на меня холодным и пристальным взглядом.

– Это что, какая-то нелепая шутка, доктор Уэстлейк?

– Мне понятно, почему вы так отчаянно жаждали добраться до бриллианта, – продолжал я. – Талантливый врач, застрявший в жалком захолустье на долгие годы. Огромные амбиции, но ни малейшей возможности осуществить их. У вас появился последний шанс получить достойную работу в Бостоне несколько недель назад, но ничего не вышло. Вы поняли, что обречены оставаться лекарем в заштатном городишке до конца дней своих. Но еще до поездки в Бостон вам удалось подслушать, как Кора на смертном одре выдала тайну черного бриллианта. Вероятно, тогда, еще имея надежду стать уважаемым доктором в солидной больнице, вам и в голову не приходило, что придется пойти на убийства. Но из Бостона вы вернулись, исполненный горечи и отчаянной решимости. Будущее виделось в самом мрачном свете. Хотя имелся один шанс. Нужно было только заполучить черный бриллиант, достав его из гроба старика Митчелла, чтобы наслаждаться той жизнью, о которой мечтали. Разумеется, простой обыватель воспринял бы камень Хогана как большого белого слона, не зная, что с ним делать. Слишком известная вещь, чтобы сбыть с рук незаметно. Вы же обладали через тюрьму в Халинге обширными связями с преступным миром и без труда продали бы его. Но вот беда, две недели, потерянные в Бостоне, лишили вас возможности добыть камень простейшим способом, потому что к тому времени на свободу вышла Лена Дарнелл. И хотя она старалась избежать встречи, вы знали о ее желании завладеть бриллиантом. И даже если бы вы, Гилкрайст, добрались до него первым, она получала возможность для шантажа. Вот почему вам понадобился столь сложный план, очень умный и тщательно продуманный план! В какой-то степени вы стремились доказать самому себе, что вовсе не неудачник, каким представали после провала в Бостоне, а способны совершить нечто опасное, дерзкое и выйти победителем в схватке с судьбой. Думаю, разработка утонченных деталей плана доставила вам не меньшее наслаждение, чем мечты о том, что будет, когда вы завладеете бриллиантом. – Я посмотрел ему прямо в глаза. – Так что отчасти вы были правы, Гилкрайст, настаивая на маниакальном характере преступлений.

Все трое уставились на меня в полнейшем шоке.

– Уэстлейк! – снова очнулся первым Суини. – Ради всего святого, объясните, что вы имеете в виду?

– Что Гилкрайст – тройной убийца, – ответил я, все еще не сводя взгляда с невозмутимых глаз доктора. – И очень остроумно было с самого начала привлечь меня к расследованию. Еще один врач (причем туповатый провинциал, как вы, возможно, решили) пригодился бы, чтобы поддержать версию о маньяке. И вы вдалбливали в голову Суини мысль о маньяке-убийце день и ночь, пользуясь его полным к вам доверием, чтобы твердить: такое мог совершить только сумасшедший. Но в своей настойчивости вы, как оказалось, перегнули палку.

Я сделал паузу и улыбнулся.

– А потом и вовсе совершили роковую ошибку, равносильную признанию своей вины. На следующий день после убийства Нелли Вуд мы с вами отправились на погост. Надлежало идентифицировать первую из могил, которая подверглась осквернению. И вы это сделали, совершенно верно опознали могилу Ирен Кейси. Здесь стоило бы остановиться. Но нет, вы все еще наслаждались игрой своего ума. Знали, что меня заинтересовал случай со вскрытием старой могилы. Я мог случайно напасть на верный след. И вам пришла в голову блестящая, казалось бы, мысль, как сбить меня с него. Вы сообщили, что у Ирен Кейси имелась на щеке крупная родинка. Это был великолепный ход. На несколько дней сумели одурачить меня. И я начал рассуждать так, как вам того хотелось. Заключил, что убийца – некий свихнувшийся индивидуум, у которого в прошлом не сложились отношения с Ирен Кейси, а теперь в нем ожили воспоминания, и он стал кроваво мстить за свое несчастье всем женщинам, имевшим родинки. И все бы прекрасно, но вы не учли очевидного. Ирен Кейси была знакома не только с вами. Ее прекрасно знал присутствующий здесь сержант Барнс. И сегодня вечером он сказал мне, что никакой родинки – ни крупной, ни средней, ни даже маленькой – на щеке Ирен Кейси не было.

Я не сводил взгляда с доктора.

– Боюсь, что вы безнадежно запутались в собственной лжи, Гилкрайст.

И впервые глаза Гилкрайста подвели его. Они забегали. Его лицо посерело и приобрело выражение неуверенности. Он выглядел внезапно постаревшим и на какую-то долю секунды совершенно сломленным.

Но тут вновь звучно и веско прозвучал голос Суини:

– Все это очень интересно, Уэстлейк… Про Ирен Кейси, родинку и все, о чем Гилкрайст разговаривал с вами. Но сколько будут продолжаться пустые разговоры? Есть ли что-то более конкретное? Ради бога, вы не можете обвинять человека в убийствах, не имея…

Вот и настал момент, чтобы сыграла моя самая последняя и очень рискованная ставка в этой игре, от которой зависел успех или провал.

– Да, – сказал я. – Думаю, что у меня есть самая веская улика, какая вам только может потребоваться. Полагаю, что мы сейчас увидим черный бриллиант собственными глазами.

– Сам черный бриллиант?

– Этим вечером все гробы, в том числе и с останками Митчелла, смыло в море. До этого у Гилкрайста не было ни малейшей возможности достать камень. Но когда гробы удалось вытащить на берег, он, как глава местного отдела здравоохранения и главный распорядитель похоронных дел, приказал доставить их в здание старой школы. Если бы не ураган, у него, разумеется, нашлось бы подходящее время, чтобы разрыть могилу Митчелла самому. Но все сложилось даже удачнее. Благодаря буре гробы перенесли в школу, где он остался наедине с ними и не мог упустить столь благоприятной возможности. Уверен, что нашел бриллиант в гробу и изъял его. Но времени оставалось очень мало. Вскоре ему пришлось присоединиться к нам. Шанса избавиться от бриллианта пока не предоставлялось. И если я не сильно ошибаюсь, драгоценность и сейчас при нем.

Я повернулся к Гилкрайсту:

– Так. Предъявите бриллиант сами или хотите, чтобы вас обыскали?

Лицо Гилкрайста уже приобрело выражение обычной хладнокровной уверенности в себе. Он окинул меня взглядом и презрительно улыбнулся. Потом посмотрел на Суини.

– Нужно ли мне опровергать всю эту чепуху, инспектор? У бедного доктора Уэстлейка явно развилась мания величия, потому что ему доводилось в прошлом раскрыть пару убийств и чрезмерно полюбилась слава проницательного детектива, как и внимание прессы. Однако сейчас он позволил себе зайти слишком далеко. Буду только благодарен, если вы сами или Барнс обыщете меня, чтобы закрыть этот вопрос раз и навсегда.

Затем Гилкрайст посмотрел на меня. Никогда в жизни я не видел прежде столько ненависти к себе в глазах одного человека.

– Хотя вы с таким наслаждением причислили меня к мелким провинциальным лекарям, Уэстлейк, я все же обладаю некоторым влиянием в медицинском мире. И знайте: сделаю все возможное, чтобы вас отвергло сообщество людей нашей профессии по всей стране.

Затем он снова обратился к Суини и Барнсу, нерешительно переминавшимся с ноги на ногу:

– Давайте же! Обыщите!

Когда двое мужчин приблизились к нему, у меня сердце оборвалось. Я уже понял, что моя козырная карта оказалась бита, хотя пока не понимал, каким образом. Невозможно было впасть в столь грубую ошибку, ведь Гилкрайст явился с нами в гостиницу, и бриллиант в тот момент еще был при нем.

Барнс и Суини между тем провели самый тщательный обыск, но ничего не нашли.

Гилкрайст пригладил свои чуть растрепавшиеся волосы. Теперь он чувствовал себя полным хозяином положения.

– Что ж, Суини, вы выслушали выдвинутые против меня обвинения, и если считаете их полностью доказанными, то, разумеется, ваша обязанность немедленно произвести арест.

Суини окончательно смешался.

– Нет, конечно же, нет. Никаких доказательств не существует. Я… Я даже не знаю, как мне…

– В таком случае, – перебил его Гилкрайст, сиявший самодовольством, – завтра же подам в суд иск о клевете против доктора Уэстлейка.

Я с трудом сглотнул. Все принимало вовсе не тот оборот, которого хотелось бы. У меня буквально закипал мозг от усилий придумать что-то, хоть что-нибудь.

Но ничего не приходило в голову.

Наступило длительное и очень неловкое молчание. Его прервал Гилкрайст, сказавший:

– Очень хорошо. Поскольку абсурдные обвинения доктора Уэстлейка оказались совершенно несостоятельными, думаю, мне пора…

Он осекся и резко вскинул взгляд на дверь. Как и все мы. Она распахнулась с весьма драматичным стуком, и два чрезвычайно растерзанных с виду создания вошли в кабинет.

Более крупным из них оказалась моя дочь. Существом помельче – Бобби Фэншоу. На Дон было надето то, что осталось от ее когда-то лучшей пижамы. Вернуть ей прежний вид уже не представлялось возможным. Пижама насквозь промокла, покрылась грязными пятнами, а одна из брючин разорвалась сверху донизу. Впрочем, наряд Бобби выглядел еще более странным. В том, что прикрывало его тело, с трудом узнавалась ночная рубашка. Когда-то синяя, она сейчас потеряла и цвет и форму, а его ноги постоянно путались в подоле.

Двое детей торжественным маршем прошествовали прямо ко мне. Бобби нес в руке электрический фонарик. Дон держалась с достоинством, словно не было ничего более естественного для двух малолеток, чем врываться в комнату, где работала полиция, в таком неприглядном виде.

– Мы нашли его, – объявила она. – Было жутко трудно, но нашли.

Я не смог выдавить из себя ничего умнее, чем:

– Вы… Вам полагается давно уже спать.

– Знаю, – с легкость отмахнулась от моего упрека Дон. – Но, как видишь, мы пока не спим. Хотя уже улеглись. По крайней мере я. А Бобби еще и не думал.

Бобби сверкнул угольно-черными глазами.

– Я ел свинью, – очень размеренно и важно произнес он. – Огромную, жирную свинью.

Дон не обратила на его слова внимания, как на не имевшие отношения к делу.

– Так вот, я уже была в постели, – продолжала она, – а моя кровать, как ты знаешь, стоит у самого окна. Я как раз вовремя выглянула в него, чтобы увидеть, как ты, инспектор Суини, сержант Барнс и доктор Гилкрайст заходили в отель. А потом так же случайно заметила, как доктор Гилкрайст вышел из боковой двери и бросил его в кусты.

Я вздрогнул.

– Что он бросил в кусты?

– Его, – ответила моя дочь. – И тогда я взяла с собой Бобби, мы оба спустились вниз и стали искать в кустах, пока не нашли. А нашли, потому что очень хотели найти. Ведь ради этого мы и вернулись на мыс Талисман, разве ты не помнишь?

Она разжала замызганный кулачок и протянула открытую ладонь, чтобы я мог разглядеть ее как следует.

На ее маленькой ладошке лежал огромный бриллиант. Ограненный опытнейшими мастерами, он отражал свет от люстры под потолком, посылая вокруг себя почти неземное сияние.

Я не мог поверить своим глазам. Просто отказывался им поверить. Мысли прояснились. Ну конечно! Это же Гилкрайст предложил нам всем выпить и вышел за напитками еще до того, как я начал свою обвинительную речь. Он уже догадался, что сейчас произойдет. И ему хватило предусмотрительности, чтобы избавиться от бриллианта.

– Черный бриллиант Хогана! – донеслось хриплое восклицание Суини.

Бобби встал рядом с Дон. Они оба разглядывали драгоценный камень достаточно критически.

– Он и наполовину не такой черный, как я ожидала, – пробормотала Дон. – Но все равно симпатичный. Думаю, глупо было со стороны доктора Гилкрайста взять и выкинуть его.

Бобби утер нос тыльной стороной ладони.

– Доктор Гилкрайст глупый человек. Он глупый, потому что пришел прошлой ночью в церковь и начал звонить в колокол. Бум… Бум… Поднял трезвон, а нам так хотелось спать! – Он скорчил гримасу. – Глупый.

Я с изумлением уставился на Бобби – сейчас был просто влюблен в этого малыша. Стало быть, во время своего нелепого приключения в церкви дети видели, как Гилкрайст звонил в колокол, созывая нас всех к трупу мисс Хейвуд. Но они не только видели это, а еще и сумели найти выброшенный бриллиант. Эти двое – Дон и Бобби – превратили мое горькое поражение в триумфальную победу.

Барнс и Суини теперь с угрожающим видом повернулись к доктору. С Гилкрайстом было покончено. В этом не приходилось сомневаться. Я одной рукой сгреб свою дочь вместе с бриллиантом, а другой обнял Бобби. И стал от полноты чувств целовать их мокрые и грязные щеки.

Дон застеснялась и попыталась вырваться, зато Бобби прижался ко мне с нежданной нежностью и принялся крутить пуговицы на моем пиджаке. А потом внезапно раздался его обычный голос – басовитый и хрипловатый.

– Я плохо себя вел, – сказал он. – Очень плохо. Я соврал.

Я посмотрел на него поверх головы Дон.

– О чем ты соврал, Бобби? Ты на самом деле не видел доктора Гилкрайста?

– Нет, о свинье, – ответил Бобби. – Это действительно была огромная и жирная свинья. Красная и белая. С двумя ушами. Но я сказал неправду. – Его черные глаза смотрели на меня заискивающе. – Я не ел ее. Не так, на самом деле. Наоборот, это она хотела съесть меня.

– Вовсе не хотела, – возразила Дон.

– Хотела, – настаивал Бобби.

– Не хотела, – повторила Дон.

– Хотела, – не сдавался Бобби.

– Не хотела…

В этот момент Суини и Барнс как раз выводили из кабинета скованного наручниками Гилкрайста…